Есть в Петербурге один очень богатый барин, барон N. N. У этого барина несколько домов в городе, и домов замечательно хороших. Дела его велись на большую руку; капиталы большею частью пущены в коммерческие обороты — и всеми этими делами, в течение двадцатиосьми лет, управлял у него некто г. Колодец. Барон N. с давних еще пор снабдил этого Колодца своим полным доверием, зная его за человека совершенно безукоризненного и преданного его баронским интересам. Барон заблуждался ровно двадцать восемь лет. Наконец, частью сам, а частью через добрых людей, он раскрыл глаза и убедился в том, что преданный Колодец на деле выходит не совсем-то чист и что эта нечистота в нём не с сегодняшнего дня присутствует, а уж очень да и очень давненько-таки обитает. Барон просит г. Колодца пожаловать к себе и благодарить за его долгую службу, выражая сожаление, что, по теперешнему положению дел, он не чувствует более надобности в службе г. Колодца, а потому и просит его сдать дела и представить на ревизию расчетные и иные книги.
— Очень хорошо-с, — ответствует г. Колодец, только нельзя ли будет ревизию книг отсрочить до завтра? К завтрашнему дню я успею приготовить всё к сдаче в надлежащем порядке.
— Сделайте одолжение, соглашается доверитель, — и они расстаются до завтра.
Но на завтрашнее утро г. Колодец не является. Барон ждет, ждет и наконец посылает за ним. Возвращается посланный с ответом, что управляющий никак явиться не может, потому-де голова очень болит, и сами нездоровы; просят отложить до завтрашнего дня.
— Ну, до завтрашнего, так до завтрашнего, пускай уж так. Особенного ущерба от этого не предвидится, — рассуждал сам с собою барон.
Но завтра однако всё та же история повторяется: нейдет Колодец, да и только. Барон опять посылает узнать причину, и опять является посланный.
— Ну, что же, был ты?
— Был
— Что же он?
— Ничего-с… здоров, слава богу, — отвечает невозмутимый посланец.
— Что же он, скоро придет?
— Никак нет, они приходить не желают.
— Как не желают?
— Так точно-с. Говорят: не пойду, потому — мне не зачем больше ходить туда.
Барон, в совершеннейшем недоумении, берет шляпу и самолично отправляется к г. Колодцу. Г. Колодец, сверх всякого ожидания, не изволит выходить и некоторое время заставляет барона ожидать себя в зале — словно бы важный начальник просителя или своего подчиненного. Барон всё более и более недоумевает, что всё это значит. Наконец слуга просит его пожаловать в кабинет. Барон входит и застает там г. Колодца, в совершенно независимой и небрежной позе сидящего в кресле.
— Здравствуйте! Что вам угодно? — спрашивает г. Колодец, не подымаясь, как прежде, с места, но очень любезно и даже фамильярно протягивая руку своему недавнему патрону.
— Как, что угодно? изумляется барон. А про ревизию-то вы разве забыли?
— Про какую ревизию? — самым хладнокровнейшим образом вопрошает Колодец.
— Вот тебе на! Вы спрашиваете: про какую! Известно — про нашу!
— Ну, так что же вам еще угодно?
— Вы меня изумляете! Угодно взять от вас книги и произвести ревизию.
Колодец делает крайне изумленный вид.
— Позвольте, милостивый государь, позвольте! вы меня в свою очередь еще больше изумляете, — возражает он. — Да ведь мы же с вами вместе вчера ее производили. И книги все сполна я сдал вам вчера же, и вы еще остались очень довольны течением дел, благодарили меня и наградили даже. Теперь и доверитель в свой черед делает вид крайне изумленный.
— Да что вы меня за сумасшедшего что ли считаете! — восклицает он, ничего не понимая. — Что это — шутка неуместная, или вы сами больны?
— Милостивый государь, позвольте уж лучше мне усомниться в вашем здоровье, вежливо, но едко, поклонился Колодец. Я решительно не понимаю вашего требования и прошу вас избавить меня от всей этой странной истории, или я вынужден буду послать за врачом.
Барон на минуту замолк, ошеломленный дерзостью и наглым нахальством г. Колодца.
— Ревизия, повторяю вам, произведена вами вчерашнего числа, равно как и книги получены вчера же, присовокупил ему окончательным и безаппеляционным тоном экс-управляющий.
— Вы имеете на это доказательства? — спросил его доверитель.
— Имею-с, и очень красноречивые.
— Нельзя ли, по крайней мере, узнать — какие?
— Отчего же, можно! Во-первых — ваша квитанция в окончательном получении расчётных и иных подлежащих книг, а во-вторых — ваша благодарность, где вы за мою долговременную и усердную службу награждаете меня пятьюдесятью тысячами рублей серебром, которые я, по первому моему востребованию, имею получить с вас, и всё это скреплено подписями вашей руки. Я уж хотел было даже завтрашний день отправиться к вам за этими деньгами.
— Позвольте мне эти ваши документы?! запальчиво спросил его барон, пораженный такой очевидною и бесцеремонною ложью.
— До-ку-мен-ты? возразил ему с улыбочкой Колодец. Нет-с, барон, извините — вы теперь в таком ненормальном состоянии, что вам показать них опасно. Да и не к чему, продолжал хладнокровно управляющий. Вы вскоре и без этого будете иметь удовольствие увидеть их, когда они представится вам законным порядком.
— Но это наглая ложь! Это подлый обман, подлог! вскричал наконец, потерявший всякую меру терпения, доверитель.
— Что-с?!.. вы забываетесь! резко, но сдержанно, заметил ему Колодец, тоном оскорбленного благородства. За подобные слова — вы знаете, что обыкновенно бывает?.. Я удерживаюсь — потому что считаю вас в ненормальном положении и более разговаривать с вами не стану. Если вы находите мои действия неправильными — можете на меня жаловаться высшим властям, на законном основании.
И Колодец, хлопнув за собою дверьми, величественно вышел из кабинета.
Формальное следствие было наряжено.
Г. Колодец только на этом следствии передал свои документы. Документы предъявляются доверителю.
— Ваша рука? — вопрошает его следователь. Барон смотрит на подпись и сразу отвечает: — моя!
— Точно ли ваша?
Барон начинает разглядывать самым внимательным образом и наконец произносит: — точно моя; но только когда именно и в какое время и как я подписывал эти документы — не знаю, а сколько помню себя, так их и в глаза никогда не видал.
— Но как же это? возражают ему, подпись ведь ваша?
— Подпись моя.
— Что же всё это значит?
— Не понимаю.
— Господа! — вмешивается тоном истинного достоинства г. Колодец, — вы видите теперь сами, что мое заключение о ненормальном состоянии рассудка г. моего доверителя вполне основательно — иначе бы он не говорил здесь подобных нелогичностей. Поэтому — покорнейше прошу избавить меня от дальнейшего следствия. Я репутацию свою чернить никому не позволю и тем менее г-ну доверителю.
Следователи еще раз обратились к истцу.
— Вы признаете действительность этой подписи?
— Признаю. Подпись моя.
— Ну, что же тут остается делать? — вопрошают себя, разводя руками, поставленные в тупик следователи.
— Более ничего, — отвечает барон, подхода к своему экс-управляющему — более ничего, как только извиниться мне перед г. Колодцем и просить о прекращении этого неприятного дела.
Г. Колодец с достоинством, но охотно, простил.
Барон уехал, озадаченный донельзя всем этим непонятным обстоятельством. Откуда и как, могли явиться его подписи, которых он никогда не делал, но несомненность которых вполне очевидна? Долго ломал он голову, соображая, как всё это могло случиться, и наконец вспомнил, что несколько лет тому назад, когда он занимался еще откупными операциями, дал г. Колодцу бланковые квитанции для расчёта с поверенными, окружными, ревизорами и прочею иерархиею откунного люда. На верхней половине бланкового листа было пропечатано: «Квитанция, выданная из конторы ———». Далее обыкновенно прописывалось кому и в чём она выдана, а на другой половине листа следовали, в самом низу, подпись доверителя. Надавал же барон этих бланков своему управляющему — очень понятно — затем, чтобы не беспокоить себя каждый раз подписыванием ничтожных квитанций. Г. Колодец из двух оставшихся у него таковых бланков и смастерил означенные документы, отрезав верхнюю половину листов. Догадавшись об этой проделке, доверитель едет к г. Колодцу и просит его откровенно сказать, так ли было дело.
— Ну, положим хоть и так; что же из этого следует? возражает Колодец. — Отдайте, по крайней мере, мои книги, умоляет барон.
— Не отдам. Вы по расписке получили их.
— Но я ведь клянусь вам, как порядочный человек, что это останется секретом между нами, я никому не скажу и даже заплачу вам еще деньги за выдачу книг.
— Эк, нашли дурака! благодарю вас, с меня и пятидесяти ваших тысяч будет довольно.
— Но ведь я теперь весьма легко могу быть банкротом, нищим; я ведь совсем не знаю своих дел; не знаю, кто мне должен и кому я должен, кому следует платить, а кому не следует. Не режьте же меня окончательно, подумайте об этом!
— А мне какое дело?! что мне тут думать, — банкрот вы, а не я! Книг же вы своих никак не получите! Это мое последнее слово.
Так доверитель ничего и не мог поделать с г. Колодцем, который своему золотопромышленному беззаконно придал всю возможную законность.
