Быстрымъ окончаніемъ войны главнѣйшимъ образомъ мы обязаны нашей кавалеріи, которая въ двѣ недѣли успѣваетъ пройдти пространство отъ южнаго склона Балканъ до Чаталджи, гдѣ ее захватываетъ извѣстіе о перемиріи, въ разстояніи одного кавалерійскаго перехода до Константинополя. Въ теченіи этого кратковременнаго періода кавалерія наша почти не разсѣдлываетъ, ѣстъ что̀ Богъ пошлетъ, а то за недосугомъ и совсѣмъ не ѣстъ, хотя и снабжаетъ пѣхоту громадными провіантскими запасами, спитъ, что̀ называется, въ полглаза и почти ежедневно дерется съ непріятелемъ, неся при этомъ сама ничтожныя потери.
Генералъ Струковъ еще съ самаго начала кампаніи успѣлъ зарекомендовать себя, какъ кавалерійскій начальникъ, преимущественно въ томъ родѣ дѣйствій, который по американски называется «reid», а по русски — набѣгомъ. Занятіе Барбошскаго моста на р. Прутѣ, которое обезпечило русской арміи всю операціонную линію отъ границъ Бессарабіи до Бухареста и Журжева, было исполнено полковникомъ Струковымъ; его же имя непосредственно связано и съ послѣднимъ блестящимъ набѣгомъ, который безъ сомнѣнія займетъ свое мѣсто на страницахъ русской военной исторіи.
1-го Января, по пріѣздѣ Великаго Князя Главнокомандующаго въ Казанлыкъ, генералъ Струковъ получилъ приказаніе Его Высочества отправляться въ отрядъ, собравшійся къ тому времени въ Эски-Загрѣ[1]. Главныя массы русской кавалеріи за Балканами находились въ отрядѣ генерала Гурко; на лѣвомъ же флангѣ русской забалканской арміи (ген. Радецкій) было всего лишь три полка 1-й кавалерійской дивизіи, въ числѣ коихъ казачій № 1-го полкъ. Съ такими-то незначительными силами предстояло генералу Струкову пуститься въ столь же блестящее, сколько и рискованное предпріятіе. Начальникъ 1-й кавалерійской дивизіи, генералъ-лейтенантъ Дохтуровъ, по прибытіи генерала Струкова въ Эски-Загру, особымъ приказомъ назначилъ его командующимъ 1-ю бригадой[2], за отсутствіемъ командира оной.
2-го января отрядъ генерала Струкова, въ составѣ 1-го лейбъ-драгунскаго Московскаго Его Величества, 1-го уланскаго Петербургскаго и сотни донскаго казачьяго № 1-го полковъ (всего 9 эскадроновъ), въ 11 часовъ утра выступилъ изъ Эски-Загры. При выходѣ изъ города генералъ Струковъ, собравъ къ себѣ начальниковъ частей и всѣхъ наличныхъ офицеровъ, обратился къ нимъ съ слѣдующими словами: «Господа, на вашу долю выпала большая честь — быть передовымъ отрядомъ авангарда арміи. На васъ будетъ смотрѣть вся армія, вся Россія. Прошу помнить мое требованіе относительно кавалерійскаго дѣла, а именно: безграничная предпріимчивость въ соединеніи съ величайшею осторожностію. Наша задача — достигнуть наибольшихъ результатовъ, при наименьшихъ потеряхъ. Мы идемъ въ набѣгъ, который вмѣстѣ съ тѣмъ долженъ носить характеръ общей, непрерывной рекогносцировки. Впереди предъ нами — полная неизвѣстность и что̀ намъ должно будетъ дѣлать — это укажутъ обстоятельства. Перекрестимся и пойдемъ». Рѣчь эта сдѣлала должное впечатлѣніе.
Ближайшею цѣлью движенія былъ захватъ обѣихъ линій желѣзныхъ дорогъ, филиппопольской и ямбольской, для чего надлежало главнѣйшимъ образомъ занять ихъ узелъ, станцію Трново. Направивъ уланскій полкъ, подъ начальствомъ его командира, полковника Балка, на Іени-Загру, для того чтобы овладѣть большою станціей этого города и отрѣзать телеграфную линію, связывающую Адріанополь съ Шумлою и вообще съ придунайскимъ восточнымъ краемъ Европейской Турціи, самъ генералъ Струковъ, съ Московскимъ драгунскимъ полкомъ и казачьею сотнею, двинулся къ рѣкѣ Марицѣ въ направленіи на деревню Семенли, лежащую по лѣвую сторону рѣки, противъ станціи Трново. Въ числѣ желѣзнодорожныхъ станцій между Трновымъ и Іени-Загрой находится Карабунаръ, служившій еще въ первую забалканскую экспедицію генерала Гурко пунктомъ особаго небольшаго набѣга, и сюда-то генералъ Струковъ направилъ теперь по одному взводу отъ обоихъ своихъ полковъ[3] съ цѣлью, во 1-хъ, поддержанія связи между этими полками; во-2-хъ, для большей увѣренности, что телеграфъ во всякомъ случаѣ будетъ прерванъ либо въ Іени-Загрѣ, либо въ Карабунарѣ, и наконецъ въ 3-хъ, для того чтобы набѣгъ могъ быть совершонъ одновременно на три пункта, а это, въ случаѣ успѣха, конечно усилило бы панику непріятеля, не давая ему опомниться.
Всѣ три части отряда выступили въ 11 часовъ утра. День былъ морозный, послѣ оттепѣли, и потому путь покрывался сплошь гололедицею, а по сторонамъ дороги хотя и лежалъ снѣгъ, но рыхлость и глубина его не хуже гололедицы затрудняли быстроту лошадинаго хода. Боковые и дальніе разъѣзды заглядывали въ окрестныя деревни, покинутня жителями, и между ними не было ни одной безъ слѣдовъ истребительнаго пожара. Къ счастію, огонь не вездѣ успѣвалъ уничтожать склады ячменя, соломы и сѣна, и судя по оставшемуся количеству того и другаго, видно, что здѣсь повсюду были сосредоточены громадные запасы. Въ селеніяхъ и на дорогѣ порою встрѣчались лишь раненые турецкіе солдаты, бѣжавшіе съ Шипки; изъ мѣстнаго населенія не попадалось ни души, такъ что нашимъ разъѣздамъ не было возможности даже спрашивать дорогу. На пути они встрѣчали только покинутые обозы, скотъ, да еще стариковъ и старухъ, не могшихъ отъ безсилія слѣдовать вмѣстѣ съ бѣжавшимъ населеніемъ.
Въ семь часовъ вечера отрядъ Струкова прибылъ въ селеніе Аладагъ, отстоящее отъ Семенли верстъ на восемь. Здѣсь было приказано выкормить лошадей и сварить въ котелкахъ пищу людямъ. Начиная отъ Аладага, отрядъ вступалъ уже въ область непосредственнаго соприкосновенія съ непріятелемъ. Придя въ этотъ пунктъ, генералъ Струковъ рѣшительно не зналъ, что́ такое передъ нимъ впереди: ни мѣстность, ни силы противника не были ему извѣстны. Онъ и до сихъ-то поръ шелъ, такъ сказать, ощупью, потому что разъѣздамъ его нигдѣ не удалось добыть порядочнаго и свѣдущаго «языка», да и вообще, начиная отъ самаго спуска съ Балканъ, у него не имѣлось о непріятелѣ ровно никакихъ свѣдѣній. Но и кромѣ этого, невыгоды положенія его усиливались еще тѣмъ, что находясь въ Аладагѣ, онъ былъ значительно удаленъ отъ ближайшихъ своихъ пѣхотныхъ поддержекъ. По мѣрѣ приближенія къ Аладагу, отрядъ все болѣе и болѣе натыкался на партіи баши-бузуковъ и нагонялъ кучки вооруженныхъ бѣглецовъ и аскеровъ. Вслѣдствіе этихъ столкновеній, къ генералу безпрестанно приводили разныхъ лицъ, и хотя съ нихъ тотчасъ же снимались показанія, но все это не давало ему нужныхъ свѣдѣній, пока между прочими не былъ приведенъ одинъ арабъ, который своимъ громаднымъ ростомъ, звѣроподобнымъ лицомъ и оригинальнымъ костюмомъ вызвалъ смѣхъ цѣлаго отряда: на арабѣ была надѣта сборчатая суконная юпка, какія обыкновенно носятъ сельскія болгарки, и эта юпка преуморительно виляла на немъ изъ стороны въ сторону, почему солдаты и окрестили его «лисицей», а другіе, которые пограмотнѣе, прозвали «Юліей Пастраной». Отъ этого плѣнника и отъ нѣкоторыхъ другихъ дицъ, подтвердившихъ существенную сторону его показаній, генералъ Струковъ узналъ, что большой желѣзнодорожный мостъ черезъ Марицу, ведущій къ станціи Трново, находится у самой деревни Семенли и защищается по сю сторону одною ротою, а по ту — цѣлымъ таборомъ пѣхоты и землянымъ укрѣпленіемъ на шесть орудій, что въ сосѣднее мѣстечко Германлы уже послано за двумя таборами для усиленія мостовой обороны и что, наконецъ, рѣка въ настоящую пору очень глубока, по случаю разлива. Изъ дальнѣйшихъ разспросовъ оказалось, что арабъ былъ присланъ на этотъ берегъ съ цѣлью провѣдать чифтликъ (ферму) одного изъ своихъ офицеровъ — все ли тамъ въ порядкѣ и цѣлы ли запасы. Узнавъ это, Струковъ приказалъ забрать съ фермы въ соразмѣрномъ количествѣ все годное на пищу лошадямъ и людямъ. Эта мѣра вызывалась крайнею необходимостію, такъ какъ при отрядѣ не было ровно никакихъ запасовъ на дальнѣйшее время. Всѣ эти развѣданные факты и обстоятельства невольно заставляли призадуматься: хотя драгунъ можно было бы спѣшить для атаки моста, и хотя всѣ они молодцы несомнѣнные, но ка̀къ съ такими, сравнительно ничтожными силами брать мостъ, защищаемый болѣе чѣмъ таборомъ регулярной пѣхоты и укрѣпленіемъ, вооруженнымъ шестью орудіями?! Между тѣмъ уже совсѣмъ стемнѣло, и съ наступившею ночью стало еще холоднѣе. Все это побудило Струкова дать утомленному отряду необходимый отдыхъ, а къ мосту направить небольшую развѣдочную партію, и для этой цѣли онъ отрядилъ 2-й эскадронъ московцевъ подъ командою капитана Аммосова. Инструкція, данная при этомъ эскадронному командиру, заключалась въ слѣдующемъ: Пользуясь ночью, хорошенько развѣдать всѣ обстоятельства около моста и, если темнота позволитъ, захватить его въ свои руки, что̀ при извѣстной ловкости исполненія, по всей вѣроятности, должно бы увѣнчаться успѣхомъ: «на то мы и предприняли кавалерійскій набѣгъ»; но при этомъ слѣдуетъ обойдтись по возможности безъ потерь — «потому что потери, если въ нихъ не настоитъ самой крайней нужды — вовсе не кавалерійское дѣло», и во всякомъ случаѣ дѣйствовать съ осторожностію, «не зарываясь». Съ этою инструкціею, благословясь на первое дѣло, капитанъ Аммосовъ выступилъ къ Семенли въ десять часовъ вечера.
Эскадронъ живо прошелъ восьми-верстное разстояніе и когда приблизился къ Семенли, то оказалось, что деревня эта до такой степени запружена безконечными обозами, что двигаться среди нихъ по извилистымъ болгарскимъ улицамъ и закоулкамъ, да еще ночью, было почти невозможно. Тѣмъ не менѣе, чтобы достичь моста, не оставалось ничего, какъ только пробиться черезъ деревню. Капитанъ Аммосовъ по неволѣ рѣшился на эту попытку и приказалъ своимъ драгунамъ спѣшиться для атаки. Тысячи эмигрантовъ-турокъ, защищавшихъ свои обозы, вздумали было оказать вооруженное сопротивленіе, но драгуны, работая штыками направо и налѣво, между арбами и каруццами, продвинулись наконецъ къ мосту, съ котораго встрѣтила ихъ регулярная пѣхота ружейнымъ залпомъ. Прогнавъ штыками около ста человѣкъ пѣхотинцевъ, отбѣжавшихъ до середины моста и тамъ остановившихся, капитанъ Аммосовъ овладѣлъ мостовымъ устьемъ и тотчасъ же приступилъ къ снятію рельсовъ и телеграфной проволоки, что́ было исполнено прапорщикомъ Камсараканомъ. Между тѣмъ завязалась перестрѣлка, которая, судя по началу, обѣщала быть продолжительною и безцѣльною. Не видя въ ней пользы и не желая даромъ тратить время и патроны, капитанъ Аммосовъ вызвалъ охотниковъ для дальнѣйшей атаки моста, который простирается на 450 шаговъ (150 сажень) въ длину, при высотѣ въ 42 фута надъ рѣчнымъ уровнемъ. Когда, вышедшіе въ числѣ охотниковъ, прапорщики Веревкинъ и Рѣшетовъ бросились впередъ и, пролагая себѣ дорогу, принялись разворачивать арбы, загромождавшія нѣкоторое пространство настилки, турки замѣтивъ это отошли на свой берегъ, залегли тамъ и открыли огонь настолько сильный, что охотники, дойдя до середины моста, вынуждены были пріостановиться. Тутъ лежала какая-то опрокинутая повозка, послужившая для нихъ довольно удобнымъ закрытіемъ: охотники залегли за нее и стали отвѣчать хорошо выдержаннымъ огнемъ, который отразилъ всѣ попытки противника выбить ихъ изъ-за баррикады. Турки сыпали пули по направленію повозки, но наши, не неся отъ нихъ ни малѣйшаго ущерба, упорно продолжали удерживать свою позицію. Тогда къ ружейному огню присоединился и артиллерійскій, направляемый съ высоты, командующей надъ обоими берегами. Этотъ послѣдній обнаружилъ присутствіе на высотѣ особой батареи, устроенной для защиты моста на шесть дальнобойныхъ орудій: два изъ нихъ обстрѣливали самый мостъ, другія два — деревню Семенли, и наконецъ остальныя дѣйствовали въ направленіи дороги, ведущей къ названному селенію. При этой канонадѣ легко былъ контуженъ капитанъ Аммосовъ, чѣмъ и ограничился вредъ, нанесенный намъ артиллерійскими снарядами. Видя, что охотниковъ никакъ не выбьешь изъ-за ихъ закрытія и вѣроятно опасаясь дальнѣйшаго наступленія, турки тоже начали на своей сторонѣ моста снимать настилку и рельсы. Поспѣшная работа ихъ слышна была по стуку топоровъ и молотовъ. Къ сожалѣнію, въ это время луна скрылась за тучи и наступившая тьма не дала намъ возможности слѣдить далѣе за всѣмъ, что̀ дѣлалось на томъ берегу у противника. Между тѣмъ, кучки вооруженныхъ бѣглецовъ, занимавшихъ Семенли и его околицу, въ числѣ болѣе пяти тысячъ человѣкъ, опомнясь нѣсколько отъ перваго испуга, начали не только стрѣлять изъ своихъ «албанокъ», но и бросаться на драгунъ съ саблями и ятаганами, причемъ у насъ одинъ былъ раненъ въ руку холоднымъ оружіемъ. Такимъ образомъ наши очутились подъ двойнымъ огнемъ — съ того берега и изъ деревни. Помня приказаніе Струкова — быть крайне осторожнымъ и отнюдь не нести безцѣльныхъ потерь, тѣмъ болѣе что задача развѣдки была уже достигнута, капитанъ Аммосовъ приказалъ охотникамъ оставить мостъ, кликнулъ коноводовъ и отступилъ съ эскадрономъ на свой полкъ, прибывъ къ шести часамъ утра на мѣсто его расположенія.
Генералъ Струковъ уже въ часъ ночи получилъ отъ Аммосова первое донесеніе, доставленное вольноопредѣляющимся Щепкинымъ, котораго пытались было перехватить на дорогѣ баши-бузуки, но не успѣвъ въ этомъ, пустили по немъ нѣсколько выстрѣловъ въ догонку. Это донесеніе вполнѣ подтвердило показанія плѣннаго араба, какъ относительно числа орудій, такъ и о количествѣ низама и вооруженныхъ эмигрантовъ. Вторичное донесеніе о подробностяхъ дѣла было доставлено уже не задолго до разсвѣта прапорщикомъ графомъ Капнистомъ, за которымъ на пути тоже гонялись съ выстрѣлами баши-бузуки. Хотя капитану Аммосову и не удалось захватить въ свои руки мостъ, тѣмъ не менѣе набѣгъ его былъ исполненъ какъ слѣдуетъ: часть ямбольской дороги разрушена, телеграфъ прерванъ, а главное — развѣдочная сторона предпріятія дала самые положительные результаты. Но эти-то результаты и наводили довольно серьезное раздумьѣ на счетъ того, какъ быть дальше? Соображая на ихъ основаніи свое положеніе относительно силъ противника, Струковъ не могъ не придти къ заключенію, что положеніе это довольно затруднительно: артиллеріи нѣтъ, пѣхоты тоже, да и ближайшая изъ пѣхотныхъ частей (отрядъ Скобелева 2-го), при самомъ усиленномъ маршѣ, могла быть въ данный моментъ не ближе какъ въ 60-ти верстахъ отъ Семенли; изъ наличныхъ же силъ — подъ рукою пока только четыре эскадрона, что̀ при спѣшеніи двухъ третей ихъ состава могло дать около 350-ти берданокъ, съ которыми надлежало разсѣять вооруженное пяти-тысячное скопище, взять мостъ и батарею — потому что иначе ее не заставишь молчать, — а для этого необходимо предварительно разбить таборъ низама, въ которомъ число штыковъ, конечно, превышало наши 350 берданокъ. Но не столько смущала въ данный моментъ пѣхота, сколько турецкая артиллерія, при полномъ отсутствіи у насъ этого рода оружія. А въ то же время и мостъ нельзя было оставлять дольше въ рукахъ турокъ, и еще менѣе — дозволить имъ уничтожить его, такъ какъ въ послѣднемъ случаѣ чрезвычайно затруднилась бы переправа всего лѣваго фланга нашей забалканской арміи, а чрезъ то замедлился бы и весь дальнѣйшій ходъ ея операцій, которыя послѣ перевала черезъ хребетъ прежде всего требовали быстроты, дабы успѣть предупредить нротивника на пути его отступленія къ Адріанополю. Но именно для этой-то цѣли и требовалось перехватить линію филиппопольскую, которая въ данномъ положеніи дѣлъ являлась гораздо важнѣе ямбольской, служа операціонною линіею для арміи Сулеймана — послѣдней, еще не уничтоженной арміи турокъ, — отрѣзать же эту линію возможно было не иначе, какъ овладѣвъ семенлійскимъ мостомъ и занявъ станцію Трново. Взвѣсивъ всѣ эти обстоятельства, оставалось только поискать — нѣтъ ли какихъ выгодъ и въ пользу летучаго отряда, въ случаѣ если пришлось бы возобновить попытку противъ моста? Средство нашлось, но только одно, и то гадательное: можно было думать, что неожиданность ночнаго набѣга навѣрное сдѣлала свое внушительное впечатлѣніе на турокъ, которые, принимая въ соображеніе всю недавность рѣшительныхъ событій 28-го декабря на Шипкѣ и у Шейпова, конечно не могли разсчитывать на такую быстроту появленія русскихъ силъ у Трнова, въ разстояніи всего лишь двухъ переходовъ отъ Адріанополя. Хотя эскадронъ Аммосова и отступилъ, но уже самая возможность его неожиданнаго появленія въ этомъ мѣстѣ навѣрное должна была озадачить противника, а на бѣгущее населеніе нагнать усиленную панику, потому что и безъ того уже, находясь подъ ея вліяніемъ, оно теперь ежеминутно могло ожидать повторенія нашихъ налетовъ. При томъ же, какъ извѣстно, «у страха глаза велики», отчего онъ и склоненъ всегда преувеличивать силы и способы врага, а тѣмъ болѣе ночью. Развѣдать въ точности наличныя силы летучаго отряда — турки, очевидно, пока еще не имѣли возможности, а потому самая неизвѣстность о его количествѣ могла послужить въ нашу пользу; слѣдовало только съ дерзкой, рѣшительной настойчивостью сейчасъ же повторить свою попытку, не давъ еще противнику опомниться отъ перваго ошеломляющаго впечатлѣнія. Таково было наше гадательное средство успѣха, основанное болѣе на психологіи, чѣмъ на тактикѣ, и генералъ Струковъ рѣшился попытать его.
Съ разсвѣтомъ онъ выѣхалъ къ выстроенному полку, поблагодарилъ 2-й эскадронъ за молодецкую рекогносцировку и тутъ же взялъ лейбъ-эскадронъ (капитана Касторскаго), съ однимъ взводомъ 4-го эскадрона (подъ начальствомъ прапорщика Червонецкаго), и самъ повелъ эту часть впередъ, сказавъ людямъ въ краткой рѣчи, что «Государевъ эскадронъ долженъ быть счастливый», а полковнику Языкову приказалъ слѣдовать за собою съ остальными тремя эскадронами и поддержать, въ случаѣ надобности, атаку. Еще не было восьми часовъ утра, когда головная часть, выбравшись на возвышенность, показалась въ виду турецкаго расположенія. Деревня Семенли все еще была загромождена обозами, народомъ и стадами, хотя значительныя массы каруццъ и людей уже успѣли переправиться на тотъ берегъ по мосту, на паромѣ, въ лодкахъ и даже въ бродъ; но почти всѣ избравшіе этотъ послѣдній путь сдѣлались жертвами глубины и быстраго теченія: тонули люди, борясь со смертью, тонули повозки, лошади, скотъ; однихъ сносило внизъ водою, другіе прямо шли ко дну… Шумъ и вопль наполнялъ всю окрестность. Во всемъ замѣтно было страшное смятеніе, переполохъ, паника… Эта поспѣшная переправа, какъ объяснилось потомъ, началась тотчасъ же вслѣдъ за отступленіемъ 2-го эскадрона. Такимъ образомъ, разсчетъ на панику, судя по этому обстоятельству, оказался вѣренъ. На ту сторону велъ длинный изогнутый дугою мостъ на высокихъ каменныхъ устояхъ; въ полуверстѣ за нимъ виднѣлись зданія станціи, вокругъ которой огромное пространство, версты на двѣ, было точно также, какъ и въ Семенли, покрыто обозами, людьми и стадами; влѣво отъ моста возвышался бугоръ, увѣнчанный землянымъ брустверомъ, изъ-за котораго выглядывали шесть пушекъ. Замѣтивъ новое появленіе драгунъ на возвышенности нашего берега, турки поспѣшили зажечь, съ противоположнаго конца деревянныя балки, перекладины и настилку моста, и тогда, съ появленіемъ огня, ужасъ бѣглецовъ, остававшихся еще на нашей сторонѣ вокругъ Семенли, достигъ послѣдняго предѣла: этотъ пожаръ, отрѣзывая имъ путь, лишалъ ихъ всякой надежды на спасеніе; они были твердо увѣрены, что русскіе перебьютъ и перерѣжутъ ихъ до послѣдняго человѣка; но еще болѣе чѣмъ русскихъ опасались болгаръ, такъ какъ деревня Семенли была одна изъ тѣхъ, гдѣ въ августѣ 1877 года свирѣпствовалъ широкій разгулъ мусульманскихъ неистовствъ. По занятіи моста и станціи, Струковъ приказалъ торжественно, во имя Царя-Освободителя, повалить висѣлицу, постановленную турками на возвышенности у моста, и кромѣ того, въ присутствіи служащихъ на станціи иностранцевъ и болгарскаго священника, былъ составленъ протоколъ о числѣ августовскихъ жертвъ турецкаго звѣрства въ этой деревнѣ.
При появленіи драгунъ, таборъ низама вышелъ изъ-за батарейнаго бруствера и началъ спускаться къ берегу, на встрѣчу нашимъ. Дабы развлечь вниманіе противника и вмѣстѣ съ тѣмъ узнать вѣрнѣе направленіе пути, по которому шелъ таборъ, Струковъ выслалъ влѣво отъ дороги усиленный взводъ, подъ начальствомъ прапорщика Раутсмана, а самъ поспѣшно двинулся впередъ, спѣшилъ въ деревнѣ людей и объяснивъ имъ и капитану Касторскому, что̀ и какъ теперь дѣлать, бросился на мостъ безъ выстрѣла и не выжидая перваго огня со стороны турокъ. Положеніе было критическое и требовало немедленныхъ рѣшительныхъ мѣръ. Струковъ первый, во главѣ драгунъ, бросился на мостъ, и эта настойчивость, по видимому, повліяла на воображеніе турокъ: таборъ почти въ пятьсотъ человѣкъ вдругъ отшатнулся отъ берега и сталъ отступать къ станціи, но отступать тихо, шагъ за шагомъ, останавливаясь и слѣдя за всѣмъ, что дѣлаютъ наши. А нашимъ прежде всего надо было теперь спасать мостъ, и потому всѣ — отъ генерала до послѣдняго солдата — энергически принялись за тушеніе пожара, рубили шашками обгорѣлыя доски, на бечевкахъ спускали въ рѣку походные котелки, холщевыя ведра и посредствомъ ихъ заливали пылающія брусья и балки. Къ счастію, пожаръ не успѣлъ распространиться: мостъ обгорѣлъ на протяженіи менѣе десяти сажень. Въ это время появленіе полковника Языкова, занявшаго Семенли, подѣйствовало на турокъ еще внушительнѣе, въ особенности когда они увидѣли, что драгуны лейбъ-эскадрона перебираются на ихъ сторону по уцѣлѣвшимъ рельсамъ и бревнамъ. Не дожидаясь удара, таборъ взялъ направленіе къ югу, на Германлы, и благоразумно ретировался. Но не смотря на это, мы еще не могли считать дѣло поконченнымъ: мѣстные болгары и одинъ захваченный въ плѣнъ аскеръ объяснили, что турки еще съ ночи, послѣ перепалки съ русскими, послали въ Германлы за двумя таборами, которые каждую минуту могли появиться и замедлить успѣхъ нашего дѣла. Поэтому генералъ Струковъ приказалъ одной части драгунъ какъ можно скорѣе чинить мостъ и класть настилку, для которой прекраснымъ подручнымъ матеріаломъ послужили грядки и поды покинутыхъ арбъ и повозокъ. Между тѣмъ лейбъ-эскадронъ успѣлъ уже перейдти на правый берегъ Марицы, и здѣсь ему было приказано захватить шесть турецкихъ орудій, оставленныхъ на батареѣ, которая находилась въ разстояніи полуверсты отъ полотна желѣзной дороги. Мостъ легко могъ бы сдѣлаться еще разъ предметомъ боеваго спора, если бы на помощь пассивно отступавшему табору подошло достаточное подкрѣпленіе, которое придало бы ему хотя сколько нибудь энергіи, а потому заблаговременный захватъ орудій представлялся теперь самою настоятельною мѣрою. Люди лейбъ-эскадрона бѣгомъ пустились къ батареѣ и черезъ какія нибудь десять-пятнадцать минутъ уже тащили на рукахъ по глубокому снѣгу и съ крикомъ «ура» всѣ шесть орудій, у которыхъ впрочемъ турки вынули и унесли съ собою затворы. Въ это время успѣли кое-какъ уложить на мостъ первую настилку, по которой пушки и были переведены на лѣвый берегъ. Все это было сдѣлано на глазахъ арріергарда отступившаго низама, который продолжалъ еще стоять въ наблюдательномъ положеніи недалеко отъ станціи. Между тѣмъ, пока починка моста продолжалась болѣе прочнымъ образомъ, генералъ Струковъ вмѣстѣ съ подполковникомъ Алексѣевымъ сѣли на дрезину и покатили на станцію, чтобы захватить телеграфъ, который, какъ оказалось на мѣстѣ, успѣлъ уже дать знать по всей линіи, что русскіе атакуютъ мостъ. Впрочемъ, впослѣдствіи было узнано, что это намъ же послужило на пользу. По прибытіи на станцію, генералъ Струковъ немедленно снялъ аппаратъ, прервавъ такимъ образомъ сообщеніе съ Филиппополемъ и Адріанополемъ, затѣмъ захватилъ корреспонденцію и бумаги, изъ которыхъ, равно какъ и изъ показаній служащихъ на станціи, обнаружилось, что изъ Ямболя переправлено было въ Филиппополь 29 экстренныхъ поѣздовъ, изъ 14-ти вагоновъ каждый, по требованію Сулеймана-паши, который перевезъ на нихъ 80,000 войска; что 24-го декабря прослѣдовалъ черезъ станцію Трново послѣдній изъ означенныхъ поѣздовъ, на которомъ находился и самъ Сулейманъ со своимъ штабомъ; что 1-го января была депеша отъ Сулеймана изъ Филиппополя, въ которой онъ настойчиво требовалъ отъ директора желѣзной дороги немедленной присылки всего подвижнаго состава для перевозки своей арміи изъ-подъ Филиппополя въ Адріанополь. Требованіе это осталось безъ исполненія, благодаря тому, что черезъ день, т. е. 3-го числа, станція Трново была уже въ нашихъ рукахъ. Изъ этой корреспонденціи теперь выясняется, почему Сулейманъ не хотѣлъ принимать боя отъ генерала Гурко 3-го января, а напротивъ вступилъ въ рѣшительныя дѣла 4-го и 5-го: онъ ежеминутно ожидалъ прибытія всего подвижнаго состава, чтобы привезти свои 30,000 въ Адріанополь свѣжими, еще не тронутыми боемъ, а когда узналъ, что прямой путь ему уже отрѣзанъ, то конечно оставалось только вручить свою участь судьбѣ сраженія, которая и привела его къ несчастному отступленію въ горы, на Станимаку.
На станціи мы не нашли ничего изъ подвижнаго состава, который еще на разсвѣтѣ весь былъ отосланъ въ Адріанополь. Къ вечеру драгуны уже окончательно исправили мостъ, что̀ дало возможность перевести на правый берегъ 4-й эскадронъ съ конями и выставить аванпосты къ сторонѣ Германлы и въ направленіи филиппопольской дороги. Генералъ Струковъ не задался преслѣдованіемъ отступившаго табора, тѣмъ болѣе, что уже было поздно; главнѣйшею его цѣлью теперь было — удержать въ своихъ рукахъ станцію и мостъ, а это естественно вызывало на изысканіе подходящихъ мѣръ и средствъ къ оборонѣ, на случай возможнаго нападенія ночью. Трудно было допустить мысль, чтобы турки, не смотря даже на всю ихъ панику, такъ легко могли уступить намъ столь важный стратегическій узелъ, безъ всякой дальнѣйшей попытки возвратить его себѣ, во что бы ни стало; не могли же они, въ самомъ дѣлѣ, не сознавать, что разъ Трново въ русскихъ рукахъ, то это даетъ возможность громаднымъ силамъ русской арміи безостановочно двинуться на Адріанополь, отрѣзываетъ Сулейману его тылъ, уничтожаетъ всякое сообщеніе его съ Константинополемъ, прекращаетъ желѣзно-дорожное движеніе войскъ изъ Сливно, Котла, Карнабата и проч., вынуждая эти войска тянуться по грунтовымъ дорогамъ въ самое неудобное для сего время. Ясно, что турки должны были опомниться отъ своего ошеломленія и непремѣнно сдѣлать отчаянную попытку къ возврату себѣ моста и станціи; но къ нашему удивленію, паника все пересилила. Никакой попытки со стороны противника не сдѣлано, и ночь на станціи Трново прошла совершенно спокойно. Наша убыль: одна контузія (капитанъ Аммосовъ), одна рана холоднымъ оружіемъ и двѣ убитыя лошади; наша прибыль — спасенный мостъ, занятая станція со всѣми стратегическими отъ сего послѣдствіями, шесть дальнобойныхъ крупповскихъ орудій, громадное количество скота и всякаго провіанта. Драгуны, готовые на все и бодрые до послѣдней минуты, не смотря на то, что двое сутокъ не спали, все время вели себя истинными молодцами.
Генералъ-лейтенантъ Скобелевъ 2-й увѣдомленный тотчасъ же Струковымъ о результатахъ дня, не замедлилъ воспользоваться успѣхомъ кавалеріи и поддержать его: на другой же день усиленнымъ маршемъ изъ Эски-Загры подоспѣлъ въ Трново батальонъ пѣхоты, а вскорѣ за тѣмъ и весь Скобелевскій отрядъ уже былъ на мѣстѣ.
Пока все описанное происходило въ Семенли и въ Трновѣ, Петербургскій уланскій полкъ, высланный для набѣга въ Іени-Загру, захватилъ этотъ городъ, вытѣснивъ изъ него непріятеля, причемъ воспользовался цѣлымъ лагеремъ, оставленнымъ турками, занялъ желѣзно-дорожную станцію и прервалъ всякое телеграфное сообщеніе съ мѣстностями, находившимися еще подъ властію непріятеля. Къ сожалѣнію, промежуточный отрядецъ изъ двухъ взводовъ Московскаго и Петербургскаго полковъ, посланный на станцію Карабунаръ, ошибся дорогою и вмѣсто Карабунара попалъ на станцію Магалесси, гдѣ наткнулся на большія партіи черкесовъ и потому не могъ произвести правильной порчи желѣзной дороги н телеграфа, а ограничился лишь тѣмъ, что прапорщикъ Живовъ, ворвавшись въ телеграфную комнату, сжегъ находившіяся тамъ бумаги. Какъ въ Іени-Загрѣ, такъ и въ Магалесси найдены были большіе склады галетъ и зерна, которыми отрядъ воспользовался на другой день, пославъ за ними особую команду.
5-го января, отрядъ Скобелева 2-го уже сосредоточился въ Трновѣ, а генералъ Струковъ еще въ ночь съ 4-го на 5-е число выслалъ 3-й эскадронъ московскихъ драгунъ, подъ начальствомъ маіора Чулкова, къ мѣстечку Германлы, съ цѣлью развѣдать о непріятелѣ, такъ какъ филиппопольско-адріанопольское шоссе — возможный путь отступленія Сулеймановой арміи — проходитъ черезъ это мѣстечко, да за одно уже — занять и желѣзно-дорожную станцію, чтобы прервать телеграфное сообщеніе Германлы съ Адріанополемъ. Будучи крайне бѣденъ кавалерійскими силами, генералъ Струковъ, дабы не обнаруживать свою малочисленность, рѣшился вообще избѣгать по возможности дѣйствій днемъ, и принялъ въ общихъ чертахъ такую систему; быстрый неожиданный налетъ небольшой части туда, гдѣ ее менѣе всего ожидаютъ; и чѣмъ больше эта часть выдвинется впередъ, тѣмъ лучше (лишь бы только успѣла «удрать» во-время), потому что такіе нежданные наѣзды въ глубь страны болѣе всего распространяютъ въ населеніи панику; часть должна быть непремѣнно маленькая, увертливая, не болѣе эскадрона, чтобы могла удобнѣе скрыть себя какъ до нападенія, такъ и послѣ него; нападеніе производить не иначе какъ въ расплохъ, а потому лучше всего дѣлать его въ ночное время: ночь скрываетъ ничтожность силы нападающаго, въ громадной степени увеличиваетъ панику противника, заставляетъ его считать нападающаго несравненно сильнѣе, чѣмъ онъ есть въ дѣйствительности. Когда ночное нападеніе сдѣлано (удачно, или не совсѣмъ — это почти все равно), тогда повторить его уже всѣмъ летучимъ отрядомъ, но повторить какъ можно скорѣе, чтобы не дать противнику времени опомниться и принять надлежащія мѣры. Такая система, при малочисленности летучаго отряда, безспорно является самою лучшею, самою цѣлесообразною.
И такъ, маіоръ Чулковъ въ десять часовъ вечера выступилъ съ 3-мъ эскадрономъ изъ Трнова на Германлы и черезъ часъ уже былъ у цѣли своего набѣга. Обслѣдовавъ предварительно шоссе между Германлы и Хаскіоемъ, онъ подался къ горбатому каменному мосту черезъ Марицу, ведущему по шоссейной дорогѣ, въ мѣстечко, котораго крайніе дома находятся лишь въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ моста. Замѣтивъ здѣсь скопленіе громадныхъ обозовъ, подъ прикрытіемъ небольшой части пѣхоты, ушедшей вчера изъ Трнова, и до трехъ тысячъ вооруженныхъ бѣглецовъ изъ-подъ Филиппополя, маіоръ Чулковъ свернулъ съ шоссе на полотно желѣзнаго пути, пересѣкъ излучину Марицы по желѣзно-дорожному мосту и занялъ станцію, находящуюся въ двухъ верстахъ за мѣстечкомъ. Захватъ бумагъ и телеграфа былъ исполненъ, согласно приказанію, въ точности, и Чулковъ, пославъ прапорщика Горталова съ донесеніемъ объ этомъ къ генералу Струкову, уже готовился было возвратиться въ Трново, какъ вдругъ люди его замѣтили, что желѣзно-дорожный мостъ горитъ.
Какъ оказалось потомъ, подъ утро, это было дѣло турокъ, которые вознамѣрилисъ легкимъ способомъ устроить «моско̀ву» ловушку. Заниматься тушеніенъ огня драгунамъ было некогда, да и не безопасно, а между тѣмъ этотъ пожаръ отрѣзывалъ эскадрону прямой путь возвращенія къ своему полку. Чулкову теперь не оставалось ннчего болѣе, какъ только идти въ мѣстечко, занять его и уже оттуда сплою проложилъ себѣ дорогу къ шоссе черезъ горбатый каменный мостъ. Принявъ такое рѣшеніе, онъ на рысяхъ повелъ эскадронъ въ Германлы и проникъ по улицамъ къ берегу, но тутъ оказалось, что горбатый мостъ уже забаррикадированъ повозками и цѣлымъ гуртомъ рогатаго скота, причемъ турки, чтобы сдѣлать изъ быковъ и буйволовъ плотный заслонъ, связали ихъ между собою за хвосты, рога и ноги веревками. Прикрываясь этою оригинальною баррикадой, они съ моста и съ противнаго берега открыли по драгунамъ пальбу. Маіоръ Чулковъ спѣшилъ три взвода и засѣлъ съ ними въ домахъ, прилегающихъ къ мосту. Началась оживленная и продолжительная перестрѣлка, которая, къ сожалѣнію, стоила намъ довольно значительной потери: въ эскадронѣ убыло десять драгунъ, изъ коихъ двое убиты, прапорщикъ Протасьевъ раненъ и вромѣ того убито три лошади, да двѣ пристрѣлены за неизлѣчимостію ранъ. Положеніе становилось довольно критическимъ, тѣмъ болѣе, что извѣстить о немъ полкъ не было возможности. Но тутъ помогъ случай: прапорщикъ Горталовъ, ѣдучи съ донесеніемъ къ генералу, услышалъ на пути долетавшіе отъ Германлы звуки горячей перестрѣлки, прислушиваясь обернулся назадъ увидѣлъ зарево и догадался, что тамъ у нашихъ должно быть не совсѣмъ-то ладно. Благодари быстротѣ своей лошади, онъ къ полуночи прискакалъ въ Трново и доложилъ генералу о своихъ предположеніяхъ. Струковъ сейчасъ же направилъ въ Германлы подполковника Алексѣева, съ лейбъ-эскадрономъ, приказавъ ему очистить Германлы отъ скопищъ, во что бы то ни стало, и нагнать панику, которая распространилась бы вокругъ, а при этомъ предупредилъ Алексѣева, что въ случаѣ надобности поддержка ему будетъ сейчасъ же, силами всего отряда.
Между тѣмъ въ часъ ночи пришелъ изъ Адріанополя экстренный поѣздъ, въ которомъ слѣдовали Серверъ-паша и Намыкъ-паша, отправлявшіеся въ Казанлыкъ къ Великому Князю съ предложеніемъ о перемиріи. Пожаръ моста былъ причиною задержки этого поѣзда на германлыйской станціи. Слыша выстрѣлы и узнавъ, что въ мѣстечкѣ идетъ бой, паши послали туда своего секретаря, съ порученіемъ отыскать русскаго начальника и предложить ему свои услуги къ тому, чтобы именемъ Сервера и Намыка огонь турокъ сейчасъ же былъ остановленъ. Маіоръ Чулковъ, выслушавъ секретаря, просилъ передать пашамъ, что онъ благодаритъ ихъ за столь любезное предложеніе, но воспользоваться имъ не можетъ, такъ какъ не получалъ отъ своего начальства никакихъ инструкцій на такой экстраординарный случай, и полагаетъ, что разъ уже онъ вызванъ на дѣло, то надо его кончить, причемъ разсчитываетъ, что управится и самъ своими собственными силами и средствами.
Паши еще сидѣли на станціи, когда въ началѣ третьяго часа ночи лейбъ-эскадронъ, какъ снѣгъ на голову, налетѣлъ на турокъ въ тылъ у горбатаго моста и пошелъ топтать ихъ копытами и крошить шашками. Заслышавъ на томъ берегу родное «ура», мѣшавшееся съ воплями ужаса, маіоръ Чулковъ сейчасъ же бросился на мостъ и штыками проложилъ себѣ по немъ дорогу на противную сторону. Атакованные съ тыла и фронта, турки, какъ шальные, въ испугѣ и переполохѣ замѣтались во всѣ стороны, и тутъ произошелъ разгромъ громаднаго обоза и его защитниковъ. Все, что́ уцѣлѣло (а уцѣлѣло не много), кинулось бѣжать въ разбродъ, куда глаза глядятъ, ища только спасенія евоей жизни. Въ улицахъ мѣстечка на турокъ ожесточенно накинулись мѣстные болгары — и не многимъ удалось уйдти отъ ихъ мщенія. Хотя и трудно было нашимъ драгунамъ разбирать въ потьмахъ, кто мужчина, кто женщина, но послѣднихъ вообще старались щадить, за исключеніемъ конечно тѣхъ, которыя упорно оказывали въ этомъ разгромѣ вооруженное сопротивленіе. Надо отдать справедливость турецкимъ женщинамъ: многія изъ нихъ, при случаѣ, прекрасно и стойко дерутся, работая ружьемъ и ятаганомъ.
На другой день Серверъ и Намыкъ, которые, благодаря пожару моста, должны были доѣхать до Трнова въ экипажахъ, сами видѣли въ мѣстечкѣ слѣды ночнаго разгрома, и генералъ Струковъ, при встрѣчѣ съ ними, счелъ долгомъ объяснить причины этого обстоятельства: не мы начали дѣло; сами же турки вздумали устроить Чулкову ловушку и первые встрѣтили его эскадронъ огнемъ изъ-за баррикады съ того берега, и не наша вина, если имъ такъ жестоко пришлось поплатиться за это; съ нами, къ сожалѣнію, дерется не только войско, но и вооруженный турецкій народъ. Намъ же горбатый мостъ былъ нуженъ, чтобы стать на пути отступленія Сулеймана по шоссе, а такъ какъ вооруженные жители и низамъ защищали его съ крайнимъ упорствомъ, которое стоило намъ довольно чувствительныхъ потерь, то и не оставалось ничего болѣе, какъ рѣшить дѣло силою оружія. Потери турокъ при разгромѣ свидѣтельствуютъ о ихъ замѣчательномъ и достойномъ похвалы упорствѣ. На глазахъ Серверъ-паши были слезы, когда онъ глядѣлъ на слѣды этого разгрома. — «Это пораженіе еще болѣе убѣждаетъ меня, сказалъ онъ, что намъ непремѣнно нужно перемиріе». — «Его Высочество, отвѣчалъ Струковъ, дастъ вамъ не перемиріе, а только миръ, и притомъ такой, какой Онъ хочетъ; за перемиріемъ же вы ѣдете напрасно — вы его не получите».
Предъ отъѣздомъ пашей съ германлыйской станціи, подошла къ мѣстечку часть пѣхоты и артиллеріи, поспѣшно присланная Скобелевымъ для скорѣйшаго занятія столь важнаго стратегическаго пункта, и надо замѣтить, что занимая Германлы съ цѣлью отрѣзать Сулейману отступленіе по шоссе на Адріанополь, ни Скобелевъ, ни Струковъ не знали еще, занятъ ли Филиппополь нашими войсками, а также и о судьбѣ, постигшей Сулеймана. Въ составѣ присланной части находились: Московскій драгунскій и Владимірскій пѣхотный полки,11-й стрѣлковый батальонъ, команда саперъ, четыре орудія 16-й бригады (изъ батареи полковника Куропаткина) и сотня № 1-го донскаго полка, ввѣреннаго подъ начальство генерала Струкова. Встрѣтивъ подъѣзжающихъ пашей-парламентеровъ, Струковъ принялъ ихъ очень любезно, и бесѣдовалъ съ ними около получаса; паши много разспрашивали о дѣлѣ 28-го декабря на Шипкѣ и при Шейновѣ, о сдачѣ и судьбѣ плѣннаго Османа и о положеніи Сулеймана, о которомъ въ Константинополѣ со 2-го января ровно ничего не было извѣстно, благодаря прерванному Струковымъ телеграфу. Генералъ Струковъ, на сколько возможно и на сколько ему было самому извѣстно, удовлетворилъ своими отвѣтами вполнѣ понятному любопытству пашей, а между тѣмъ передалъ въ отрядъ приказаніе, чтобы всѣ части выстроились вдоль шоссе съ музыкою и пѣсенками. Проѣзжая вдоль фронта, державшаго ружья «на плечо», паши, судя по выраженію ихъ лицъ, не ожидали со стороны русскихъ изъявленія столь почетнаго къ нимъ вниманія, но еще болѣе неожиданно показалось имъ присутствіе въ Германлы цѣлаго русскаго отряда, съ пѣхотою и артиллеріею. Великокняжескій кавасъ, болгаринъ Христовъ, находившійся при Струковѣ въ качествѣ переводчика, передавалъ потомъ ему, что когда паши проѣзжали мимо фронта, то на замѣчаніе секретаря — «неужели это авангардъ русской арміи?» — Серверъ-паша, не менѣе его удивленный, наклонясь къ нему, отвѣтилъ не безъ горечи: «Да; могъ ли ты себѣ это представить!…»
Съ пашами прибылъ въ Германлы и весь желѣзно-дорожный персоналъ правленія, начиная съ директора, который требовалъ, чтобы мы пропустили поѣздъ обратно въ Адріанополь; но генералъ Струковъ, въ виду того, что эти господа видѣли уже наши наличныя, весьма скромныя силы, не рѣшился отпустить ихъ безъ разрѣшенія Скобелева.
Распростясь съ пашами, генералъ Струковъ сталъ со своимъ отрядомъ предъ Германлы, на перекресткѣ филиппополи-адріанопольскаго шоссе и, въ силу приказанія Скобелева, тотчасъ же началъ окапываться, усиленно освѣщая въ то же время разъѣздами свой правый флангъ, въ направленіи Хаскіоя. По филиппопольской дорогѣ не переставали подтягиваться къ ночлегу громадные обозы турецкихъ эмигрантовъ, прикрываемые не только тысячами вооруженныхъ жителей, но и регулярными войсками, правильно выставившими къ нашей сторонѣ пàрные конные ведеты. Хотя уже и наступила вечерняя темнота, но позиція все-таки была выбрана очень удачно, и Владимірскій полкъ, при десятиградусномъ морозѣ, бодро и спѣшно принялся возводить траншеи и ложементы. Промерзлая земля была очень тверда и не поддавалась лопатѣ, такъ что пришлось рубить ее топорами, и не смотря на эти трудности, работа была вполнѣ окончена къ полуночи на всемъ, довольно значительномъ протяженіи оборонительной линіи. Лѣвый свой флангъ генералъ Струковъ обезпечилъ цѣпью отъ 11-го стрѣлковаго батальона, а бивуакъ расположилъ у горбатаго моста, при въѣздѣ въ мѣстечко. Ночная перестрѣлка на постахъ, выдвинутыхъ въ направленіи Хаскіоя, наглядно показала непріятелю, что Германлы уже занято и, стало быть, путь отступленія по шоссе отрѣзанъ. Между тѣмъ изъ главной квартиры пришло извѣстіе, что часть Сулеймановой арміи идетъ на Хаскіой. Это вызвало немедленное движеніе части войскъ генерала Скобелева къ этому пункту, и тогда, въ ночь съ 7-го на 8-е, произошло то ужасное междоусобное побоище при Девралы, которое было мною описано въ одномъ изъ прежнихъ писемъ и невѣроятные слѣды коего видѣлъ на пути своего слѣдованія отрядъ генерала Карцова.
6-го января къ передовому отряду присоединился пришедшій въ Германлы Петербургскій уланскій полкъ, и въ этотъ же день былъ занятъ 4-мъ эскадрономъ Московскаго полка городокъ Мустафа-Паша-Кепри-Су. Означенный эскадронъ былъ высланъ въ набѣгъ къ этому городу еще 5-го числа, съ такимъ разсчетомъ во времени, чтобы поспѣть туда къ ночи, и цѣлую ночь капитанъ Ригеръ велъ упорную перестрѣлку съ многочисленными партіями баши-бузуковъ и черкесовъ, пытавшихся выбить его изъ удачно и внезапно занятаго города и станціи. Наши потеряли при этомъ одного лишь опасно раненаго драгуна и двухъ лошадей. 7-го января генералъ Струковъ съ девятью эскадронами[4] вышелъ изъ Германлы на Мустафа-Пашу. Можно сказать, что движенію этого отряда повсюду предшествовала паника, которая разросталась все болѣе и болѣе съ каждымъ его дальнѣйшимъ шагомъ, въ особенности же послѣ разгрома турецкихъ скопищъ у германлыйскаго моста. Бѣжавшіе въ разбродъ жители, баши-бузуки, черкесы и аскеры били первыми провозвѣстниками «идущей бѣды», въ каждомъ мѣстѣ, гдѣ они появлялись. Турецкія власти, бросая свои конаки и поджигая что̀ могли, поспѣшно уходили со своими архивами и канцеляріями, направляясь къ Адріанополю. На пути въ Мустафа-Пашу, пропуская мимо себя части отряда, генералъ Струковъ, въ ожиданіи пока подтянутся вьюки, отсталъ съ небольшимъ своимъ конвоемъ отъ хвоста колонну. Въ это время на томъ берегу Марицы показалась вонная партія черкесовъ, человѣкъ до пятидесяти, и увидѣвъ группу изъ двѣнадцати всадниковъ, окружавшихъ Струкова, бросилась вплавь чрезъ рѣку, съ намѣреніемъ ее атаковать. Наши вскочили на ближайшій пригорокъ и взяли «на изготовку» револьверы и берданки, чтобы встрѣтить черкесовъ огнемъ, когда тѣ станутъ выходить на берегъ. Необходимо было сдѣлать это потому, что противникъ, если бы его допустили свободно переправиться, уничтожилъ бы оставшіеся позади вьюки, и перерѣзалъ бы безоружныхъ деньщиковъ и погонщиковъ. Замѣтивъ готовность къ сопротивленію, черкесы съ середины рѣки повернули назадъ, причемъ двое у нихъ утонули съ конями, а остальные крупною рысью скрылись вдали изъ вида. Потомъ оказалось, что это была партія изъ состава колонны Абдулъ-Керима-паши, который, утопая въ невылазной грязи, тащился почти параллельно нашему летучему отряду по боковой грунтовой дорогѣ, торопясь поспѣть прежде русскихъ къ Адріанополю, дабы въ его грозныхъ фортахъ оказать имъ сопротивленіе, которое надолго задержало бы дальнѣйшее движеніе къ конечному предѣлу всей кампаніи.
Во все время пути генералъ Струковъ, такъ сказать, чувствовалъ у себя слѣва близкое присутствіе сильной непріятельской колонны. Сознавая поэтому, что тутъ уже дорогъ каждый моментъ, и что важнѣйшій вопросъ сводится къ тому, кто раньше поспѣетъ занять Адріанополь, Струковъ приказалъ бригадѣ спѣшно выкормить лошадей и отдохнуть людямъ, съ тѣмъ чтобы двигаться дальше уже безостановочно. Находясь въ Мустафа-Пашѣ на разстояніи 50-ти-верстнаго перехода отъ Скобелевскаго отряда и въ 30-ти верстахъ отъ Адріанополя, и не имѣя при себѣ конной артиллеріи, можно было призадуматься: идти ли впередъ, или обождать подхода пѣхоты, тѣмъ болѣе, что Струковъ зналъ, что Адріанополь охраняется восемью тысячами низама, при 60-ти большихъ орудіяхъ. Что́ могли бы сдѣлать при такомъ неравенствѣ силъ наши девять эскадроновъ?.. Но въ виду необходимости предупредить приходъ туда Абдулъ-Керима, который, вмѣстѣ съ ожидаемыми подкрѣпленіями изъ Стамбула, могъ бы значительно усилить адріанопольскій гарнизонъ, было очевидно, что идти надобно. Затруднительное положеніе летучаго отряда усиливалось еще и тѣмъ обстоятельствомъ, что Скобелевъ съ 7-го января былъ уже не въ Германлы, а ушелъ совсѣмъ въ другую сторону — къ Хаскіою, съ цѣлью не пускать отступающія силы Сулеймана далѣе этого города[5]. Пославъ къ нему эстафету съ донесеніемъ о своемъ положеніи, Струковъ тѣмъ не менѣе понималъ, что изъ Хаскіоя отвѣтъ не можетъ придти скоро, а между тѣмъ Абдулъ-Кериму остается сдѣлать только около 30-ти верстъ, чтобы быть въ Адріанополѣ.
Онъ рѣшился наконецъ принять на себя весь рискъ дальнѣйшаго движенія и предупредить Абдулъ-Керима. Разсчетъ его на успѣхъ, точно также, какъ и предъ занятіемъ семенлійскаго моста, сводился на панику: разъ, что она есть,— она лучшій союзникъ, только дѣйствуй скорѣе и умѣй сочетать при этомъ осторожность съ рѣшительностью. Въ то время какъ Струковъ отдавалъ командирамъ полковъ распоряженія къ дальнѣйшему движенію на завтра, ночное небо вдругъ озарилось на нѣсколько мгновеній трепетнымъ свѣтомъ какъ бы молніи или зарева громаднаго пожара, и опять померкло столь же внезапно; затѣмъ черезъ нѣсколько секундъ донесся издали, въ направленіи отъ Адріанополя громоподобный звукъ громаднаго взрыва, послѣ котораго началась какъ бы канонада, продолжавшаяся то отдѣльными выстрѣлами, то цѣлыми залпами довольно продолжительное время. Звуки явно шли отъ Адріанополя. Недоумѣвая, что́ это могло бы значить, Струковъ распорядился послать въ ту сторону развѣдочный разъѣздъ, и подъ утро къ нему привели съ аванпостовъ пятерыхъ человѣкъ, которые, назвавшись адріанопольскими жителями, объявили, что они нарочно шли на встрѣчу русскому отряду, въ качествѣ представителей отъ мѣстныхъ гражданъ разныхъ національностей, съ мольбою поспѣшить вступленіемъ въ ихъ городъ, чтобы охранить его отъ грозящаго раззоренія и грабежа: баши- бузуковъ. Эти люди свидѣтельствовали, что паника, внесенная въ мусульманское населеніе нашимъ набѣгомъ, растетъ и распространяется повсюду съ неимовѣрною быстротою; что турецкіе чиновники, бѣжавшіе изъ Германлы и Мустафа-Паши, заставили дрогнуть и адріанопольскихъ властей, которыя тоже потеряли голову; онѣ спѣшно укладываются со всѣми своими канцеляріями и готовы уходить, если уже не ушли, а нѣкоторыя бѣжали еще вчера и третьяго дня, вмѣстѣ съ толпами мусульманскаго населенія; что въ самомъ городѣ и его ближайшихъ окрестностяхъ находится множество мелкихъ шаекъ баши-бузуковъ, черкесовъ, бѣглыхъ аскеровъ, которые прямо высказываются предъ христіанами, что ожидаютъ только удаленія властей, чтобы начать рѣзню и разграбленіе. Эти же самые депутаты объяснили, что взрывъ, слышанный ночью, произошелъ вслѣдствіе распоряженія Ахметъ-Эюба-паши, который первый распространилъ панику въ адріанопольскомъ гарнизонѣ, приказавъ ему оставлять городъ какъ можно скорѣе и, видя невозможность вывезти склады оружія и снарядовъ, велѣлъ взорвать пороховые погреба, находившіеся въ зданіи стараго сераля, гдѣ помѣщался и громадный арсеналъ. Все это взлетѣло на воздухъ, и когда депутаты оставляли городъ, то развалины стараго сераля уже были охвачены громаднымъ пламенемъ и внутри ихъ раздавались безпрестанные взрывы бомбъ, гранатъ, ракетъ и патроновъ. Изъ всего этого Струкову стало ясно, что для Адріанополя критическій моментъ уже насталъ, и что этимъ сейчасъ же надобно воспользоваться, тѣмъ болѣе, что городъ со 120-тысячнымъ населеніемъ находится въ крайней опасности[6]. Собравъ къ себѣ полковыхъ командировъ, онъ объявилъ имъ, что принялъ твердое рѣшеніе идти немедленно въ Адріанополь, куда вмѣстѣ съ нимъ имѣетъ отправиться половина отряда, а другая половина остается пока въ Мустафа-Пашѣ, для охраненія тыла и связи съ отрядомъ Скобелева.
Въ шесть часовъ утра, поставивъ депутатовъ подъ особымъ конвоемъ впереди отряда, Струковъ двинулся съ наивозможною поспѣшностью. Въ продолженіи всей дороги на встрѣчу попадались толпы болгаръ, которые радостно привѣтствовали отрядъ поклонами и криками. Всѣ они были насильно захвачены въ поголовное ополченіе, объявленное противъ насъ по всей странѣ, а теперь, съ уходомъ турецкихъ властей, бѣжали изъ казармъ, на встрѣчу «своимъ освободителямъ». Не доходя пяти верстъ до Адріанополя, наши увидѣли нѣсколько грозныхъ редутовъ и батарей, изъ числа укрѣпленій, окаймляющихъ городъ. Остановивъ отрядъ, генералъ Струковъ приказалъ представителямъ ѣхать въ Адріанополь и объявить, что русское войско подходитъ; при этомъ онъ записалъ ихъ имена и предупредилъ, что если окажется, что они не были уполномоченными отъ города въ принятой на себя миссіи, а равно если разгласятъ о малочисленности отряда, то рано или поздио будутъ разстрѣляны. — «Пусть жители довѣрчиво выйдутъ къ намъ съ хлѣбомъ и солью, было имъ сказано, — пусть они бросятъ свое оружіе и всякіе замыслы касательно безпорядковъ; иначе мы не пойдемъ къ нимъ и предоставимъ городъ произволу баши-бузуковъ».
Съ этимъ напутствіемъ посланцы были отпущены.
На батареяхъ и редутахъ господствовали полная тишина и отсутствіе жизни. Это служило признакомъ, что адріано-польскія укрѣпленія уже оставлены. И дѣйствительно, весь гарнизонъ еще наканунѣ вечеромъ (7-го) вмѣстѣ съ Ахметъ-Эюбъ-пашою уѣхалъ на нѣсколькихъ поѣздахъ по желѣзной дорогѣ въ Чаталджу, увозя съ собою что́ возможно. Вскорѣ къ генералу Струкову привели добытаго «языка», который показалъ, что Гассанъ-паша, съ отрядомъ арабовъ отъ 2.000 до 2,500 человѣкъ идетъ въ авангардѣ Абдулъ-Керима, по ямбольско-адріанопольской дорогѣ; но — къ счастію города — нашъ летучій отрядъ успѣлъ предупредить его и Адріанополь избѣжалъ прохода чрезъ него и грабежа арабовъ.
Спустя около двухъ часовъ послѣ прибытія летучаго отряда, огромныя толпы городскаго населенія, узнавшаго, что русскіе стоятъ подъ самымъ городомъ, радостно хлынули къ нимъ на встрѣчу. Тогда Струковъ приказалъ играть музыкѣ и двинулся къ предмѣстью. Многія и многія тысячи народа съ криками восторга, со слезами и благословеніями Государю Русскому и Великому Князю, бросились къ отряду, цѣлуя солдатамъ руки и колѣни. Чтобы не потеряться въ массахъ этого народа, генералъ Струковъ круто повернулъ отрядъ съ дороги, ведущей въ городъ, влѣво на высоту, командующую надъ Адріанополемъ. Здѣсь онъ принялъ духовенство разныхъ исповѣданій, которое явилось съ хоругвями, крестами и образами, при звукахъ церковнаго пѣнія, и привѣтствовало русскихъ въ самыхъ искреннихъ и теплыхъ выраженіяхъ. Имена Государя Императора и Великаго Князя Главнокомандующаго неоднократно поминались съ благословеніемъ и благодарностію за своевременное спасеніе города отъ напасти. Струковъ обратился къ духовенству и представителямъ гражданъ съ предложеніемъ немедленно приступить, съ благословенія архіепископа, къ выбору довѣренныхъ лицъ отъ каждой народности, входящей въ составъ мѣстнаго населенія, и составить такимъ образомъ временное городское управленіе, которое будетъ дѣйствовать какъ законная власть, впредь до дальнѣйшаго распоряженія русскаго военнаго начальства. Затѣмъ генералъ приказалъ народу возвратиться въ свои дома и бдительно смотрѣть за порядкомъ, въ предупрежденіе несчастій, а болѣе вссго поджоговъ со стороны турецкихъ шаекъ.
Вслѣдъ за духовенствомъ выдвинулась новая депутація, во главѣ коей какой-то господинъ, съ орденомъ Меджидіе на груди, поднесъ городской ключъ вмѣстѣ съ хлѣбомъ-солью и отрекомендовался въ качествѣ мѣстнаго губернатора, только что назначеннаго волею его величества Султана. Струковъ принялъ хлѣбъ-соль, но отвѣтилъ, что тамъ, гдѣ находятся войска Русскаго Императора, не можетъ быть губернатора назначеннаго Стамбуломъ, а потому и проситъ его не считать себя таковымъ и удалиться.
Между тѣмъ отрядъ построился въ каре, музыка заиграла русскій народный гимнъ и со стороны войска раздалось воодушевленное «ура» Государю Императору, Россіи и Главнокомандующему. Все городское населеніе единодушно присоединилось къ этому крику. Не малаго труда стоило избраннымъ представителямъ уговорить народъ возвратиться въ городъ. Пока все это происходило, баши-бузуки, черкесы и вообще разные злоумышленники уходили изъ города, который, не смотря на это, былъ далеко не спокоенъ: безпрестанная пальба раздавалась въ улицахъ; стрѣляли и уходившіе злодѣи, стрѣляли по нимъ и жители, успѣвшіе первымъ дѣломъ разграбить большіе склады казеннаго оружія.
Струковъ рѣшилъ расположиться бивуакомъ на горѣ у предмѣстія Ильдеримъ и выжидать дальнѣйшихъ событій.
Благодаря греческому архіерею и усердію духовенства другихъ исповѣданій, городъ довольно скоро началъ успокоиваться, и нашему маленькому отряду прислано было все необходимое для корма лошадямъ и людямъ.
Часъ спустя по удаленіи депутацій, на бивуакъ явился австрійскій консулъ, г. Саксъ, въ мундирѣ и при саблѣ, а съ нимъ и та личность, что называла себя турецкимъ губернаторомъ. Это былъ нѣкто г. Фасси, грекъ по происхожденію. Консулъ внушительнымъ тономъ объяснилъ генералу Струкову, что непризнаніе съ его стороны г. Фасси законнымъ губернаторомъ и назначеніе новаго «выборнаго» городскаго правленія неизбѣжно поведстъ къ затрудненіямъ и безпорядкамъ, Струковъ, соблюдая возможно вѣжливыя формы, не менѣе внущительно далъ понять консулу, что возстановленіе порядка, въ случаѣ надобности, беретъ онъ на себя и что г‑нъ консулъ мѣшается не въ свое дѣло; но что мы будемъ очень ему благодарны, если въ случаѣ надобности онъ не оставитъ насъ совѣтами своей опытности касательно дѣлъ и интересовъ національности, ввѣренной его попеченіямъ. Выслушавъ этотъ отвѣтъ, г. Саксъ откланялся и удалился вмѣстѣ съ г. Фасси.
Къ сторонѣ ямбольской дороги, откуда можно было ожидать появленія Гассанъ-паши, были пущены усиленные разъѣзды; справа бивуакъ летучаго отряда обезпечивала Марица, непроходимая въ бродъ, а присутствіе Скобелева въ Хаскіоѣ позволяло быть спокойнымъ за весь тылъ отъ Адріанополя до Германлы. Поручивъ бивуакъ командирамъ полковъ, генералъ Струковъ съ разъѣздомъ отъ драгунскаго полка отправился вечеромъ въ городъ, чтобы появленіемъ своимъ окончательно успокоить тревогу въ жителяхъ, посѣтить архіерея и мимоходомъ отдать визитъ австрійскому консулу.
Вечеръ былъ ясный, лунный и теплый. Изъ приподнятыхъ на половину рѣшетчатыхъ оконъ, заслышавъ топотъ конскихъ копытъ по мостовой узенькихъ улицъ, выглядывали любопытныя и по преимуществу женскія головы; огней въ городѣ было уже очень мало, на улицахъ попадались лишь рѣдкіе прохожіе, повсюду царствовалъ полный порядокъ и каждый кварталъ уже имѣлъ свою гражданскую вооруженную стражу, выставлявшую въ своемъ участкѣ патрули и караулы. Но общее возбужденіе и страхъ баши-бузучьяго грабежа все-таки были еще на столько велики, что, напримѣръ, когда Струковъ подъѣхалъ къ подъѣзду г. Сакса, то консульская прислуга бросилась было на генерала и на его конвой съ ружьями и револьверами, принявъ ихъ въ темнотѣ за черкесовъ. Но слава Богу, при этомъ не произошло никакой несчастной случайности, и недоразумѣніе разъяснилось въ ту же минуту. Проѣхавъ на станцію желѣзной дороги, Струковъ, съ цѣлью прервать сообщеніе съ Константинополемъ, снялъ телеграфный аппаратъ и затѣмъ наложилъ руку на двадцать-восемь большихъ крупповскихъ орудій, совсѣмъ было приготовленныхъ къ отправкѣ на линію чаталджійскихъ турецкихъ укрѣпленій. Ежеминутно ожидая нападенія, онъ поспѣшилъ убрать всѣ эти орудія къ себѣ на бивуакъ, куда они и были свезены къ разсвѣту.
На другой день (9-го) къ генералу Струкову явились на бивуакъ четыре консула — французскій, англійскій, греческій и австрійскій, и Струковъ, благодаря этихъ господъ за вниманіе, просилъ ихъ благосклоннаго содѣйствія если бы таковое понадобилось, во всемъ, что́ можетъ касаться собственно круга ихъ спеціальной дѣятельности и интересовъ жителей ихъ національностей; потомъ онъ кстати сообщилъ имъ, что генералъ Скобелевъ черезъ нѣсколько часовъ прибудетъ въ городъ со всѣмъ своимъ отрядомъ. Господа консулы единогласно просили передать ихъ признательность генералу Скобелеву и не отказать послать ихъ глубокую благодарность Великому Князю Главнокомандующему за своевременную присылку отряда, спасшаго городъ отъ сценъ баши-бузучьяго грабежа, убійствъ и пожара. Въ Адріанополѣ отъ всей массы турецкихъ войскъ осталось 73 аскера при двухъ офицерахъ, которые были отданы Мехметъ-Эюбомъ въ распоряженіе европейскихъ консуловъ; послѣдніе воспользовались аскерами въ качествѣ полицейской стражи и изъ чувства самохраненія ходили вмѣстѣ съ ними въ ночныхъ патруляхъ по городу. Эти аскеры тоже явились къ генералу Струкову и заявили, что они безусловно покоряются волѣ и милосердію русскаго Монарха.
Такъ прошли дни 8-го и 9-го января, въ теченіи которыхъ отрядъ не разсѣдлывалъ. Къ вечеру же 9-го, генералъ Скобелевъ прибылъ по желѣзной дорогѣ въ Адріанополь и расположилъ части своей пѣхоты въ предмѣстьяхъ города. Благодаря благоразумію и опытности полковыхъ и эскадронныхъ командировъ, потери въ отрядѣ Струкова до сихъ поръ были незначительны: не смотря на бивуачную жизнь, при стужѣ до 10-ти градусовъ, при денной и ночной непрерывной службѣ, больныхъ было всего лишь два человѣка, отсталыхъ лошадей не было вовсе, и въ теченіи всего времени сохранялась образцовая дисциплина.
«Я искренно сожалѣю, писалъ въ штабъ Главнокомандующаго генералъ Струковъ, что у меня не было достаточныхъ силъ для исполненія моей задачи во всемъ ея объемѣ, т. е. спасеніе не одного нами пройденнаго пути и города Адріанополя, но и всѣхъ окрестностей отъ невѣроятныхъ ужасовъ, тамъ совершавшихся: села разграбливались, жители въ кандалахъ и цѣпяхъ угонялись; не только взрослыя женщины, но и малолѣтнія дѣвочки восьми и десяти лѣтъ подвергались позору и истязаніямъ; словомъ, страна систематически опустошалась, въ виду невозможности удержаться и властвовать въ ней на старыхъ правахъ».
Войска Гассана и Абдулъ-Керима пашей не пошли въ Адріанополь. Мехмедъ-Али-паша, проѣзжавшій по ямбольской дорогѣ еще 6-го января, нагнавъ эти войска, сообщилъ ихъ начальникамъ, что русскій авангардъ, двигаясь по шоссе, во всякомъ случаѣ предупредитъ ихъ въ Адріанополѣ, и такъ какъ они, благодаря вязкой грунтовой дорогѣ, въ сущности уже и теперь опоздали въ этотъ городъ, то лучше имъ свернуть на Киркилиссу. Они такъ и сдѣлали, бросая по дорогѣ почти всѣ военныя тяжести, замедлявшія ихъ трудное движеніе. 10-го января въ Адріанополь вступили: Шуйскій пѣхотный полкъ, 11-й стрѣлковый батальонъ и четыре 9-ти-фунтовыя орудія, а наканунѣ, передъ ночью, генералъ Струковъ вышелъ съ петербургскими уланами по дорогѣ къ югу, на городъ Гефсу (онъ же и Хавса).
Уланы все время гнали предъ собою небольшія партіи турецкихъ солдатъ, баши-бузуковъ, черкесовъ, зейбековъ и массы вооруженныхъ жителей, имѣя со всѣмъ этимъ сбродомъ ежечасныя стычки; но кромѣ того, въ сторонѣ отъ дороги справа и слѣва раздавались безпрестанные выстрѣлы: это партіи болгаръ и грековъ вели непрерывную малую войну съ турецкими бѣглецами, мародерами и жителями. То былъ одинъ изъ самыхъ истребительныхъ способовъ войны, гдѣ противники не давали другъ другу ни малѣйшей пощады: зайдутъ ли турки въ христіанскую деревню — деревня сейчасъ же горитъ, старики, женщины и дѣти вырѣзываются, скотъ пристрѣливается и турки убѣгаютъ далѣе. Настигнутъ ихъ вооруженные христіане — происходитъ новая рѣзня и бойня; и если попадется христіанамъ гдѣ нибудь въ сторонѣ отъ большой дороги деревня турецкая, то ее также ожидаетъ участь пожара и разгрома въ отместку за истребленіе христіанскихъ селеній. Кавалерійскій отрядъ нашъ былъ слишкомъ малочисленъ, чтобы помимо главнѣйшей своей цѣли — наступательнаго движенія къ Царьграду, принимать на себя еще и полицейскія обязанности въ стороны отъ своего прямаго пути; гдѣ было возможно, наши кавалеристы спасали отъ взаимнаго истребленія какъ христіанъ, такъ и турокъ; но далѣе въ стороны отъ дороги, куда отрядъ не имѣлъ возможности высылать разъѣзды, по всему краю свирѣпствовала ужасная бойня между христіанскимъ и мусульманскимъ населеніями. Зарево пожаровъ то справа, то слѣва, то впереди освѣщало ночной путь улановъ, которые на разсвѣтѣ 11-го января заняли Гефсу безъ боя и тамъ въ конакѣ нашли одну комнату, наполненную цѣпями и различными инструментами пытки. Комната эта очевидно служила мѣстомъ инквизиціонныхъ истязаній. Объ этомъ былъ составленъ протоколъ, который вмѣстѣ съ двумя образцами пыточныхъ инструментовъ препровожденъ генераломъ Струковымъ къ Великому Князю Главнокомандующему. Тутъ была освобождена масса болгаръ, захваченныхъ турками для поголовнаго ополченія и томившихся безъ пищи въ заключеніи во дворѣ и подвалахъ конака.
Въ ночь съ 11-го на 12-е января занятъ уланами городокъ Баба-Эски. Весь путь усѣянъ былъ трупами христіанъ, турокъ и животныхъ. Въ городкѣ догорали христіанскіе дома и баши-бузуки продолжали еще грабить и неистовствовать, когда налетѣли сюда наши всадники. Расправа съ злодѣями была коротка: ихъ перекрошили на самомъ мѣстѣ ихъ подвиговъ. Здѣсь въ числѣ зарѣзанныхъ жителей находился одинъ священникъ, котораго баши-бузуки подвергли мученической смерти, за то что онъ не выдалъ, гдѣ укрыты христіанскія дѣвушки. Замѣчательно, что при всѣхъ бѣдствіяхъ, обрушившихся на турокъ, при всемъ ихъ отчаяніи, проявлявшемъ себя въ этихъ мстительныхъ поджогахъ и убійствахъ, ихъ ни на минуту не оставляли инстинкты самой грубой чувственности, оргія которой безстыдно и всенародно совершалась среди крови и пожарищъ. Молодыя женщины, мальчики и малолѣтнія дѣвочки большею частію прирѣзывались ятаганами непосредственно вслѣдъ за изнасилованіемъ. Было что-то безумное и нечеловѣческое во всѣхъ этихъ кровожадныхъ чувственныхъ проявленіяхъ, о которыхъ безъ содраганія и ужаса не могутъ вспомнить свидѣтели-очевидцы.
12-го января, въ 10 часовъ вечера, командиръ № 1-го казачьяго полка, флигель-адъютантъ полковникъ Кутейниковъ получилъ отъ генерала Струкова приказаніе выступить съ двумя сотнями изъ Баба-Эски въ Люле-Бургасъ, для спасенія этого города отъ турецкихъ хищниковъ. Собравъ 1-ю и 5-ю сотни своего полка, Кутейниковъ вышелъ съ ними въ 11 часовъ ночи и еще до разсвѣта подступилъ къ Люле-Бургасу. Онъ направилъ сильные разъѣзды въ самый городъ и одинъ взводъ 5-й сотни въ обходъ его. Послѣ небольшой перестрѣлки съ бѣжавшими черкесами, Люле-Бургасъ былъ занятъ; вся 5-я сотня проведена чрезъ него улицами и расположена впереди города, на кладбищѣ, которое представляло нѣкоторыя выгоды для обороны въ спѣшенномъ строю. Одновременно съ этимъ, 1-я сотня была придвинута къ городу и расположена, имѣя лошадей въ поводу, близь каменнаго моста, перекинутаго черезъ ручей, протекающій у самаго города. Исполнивъ первую часть своего порученія, полковникъ Кутейниковъ еще до разсвѣта отправился съ 1-ю сотнею на станцію желѣзной дороги, чтобы, занявъ ее, прервать телеграфное сообщеніе съ Константинополемъ. На пути онъ захватилъ турецкую кавалерійскую казарму съ четырьмя конными черкесами, находившимися при ней на посту. Пятый изъ числа караульныхъ попытался ускакать, но былъ настигнутъ казаками уже въ самомъ городѣ. Перестрѣлка, завязавшаяся при овладѣніи казармою и вообще движеніе 1-й сотни вскорѣ привлекли на себя вниманіе непріятеля, который началъ показываться съ разныхъ сторонъ мелкими партіями; но по мѣрѣ приближенія казаковъ къ станціи, конныя скопища противника стали значительно возрастать и вскорѣ открыли огонь по сотнѣ и ея разъѣздамъ, шедшимъ все время рысью. Не отвѣчая на огонь, казаки подъ выстрѣлами заняли станцію и отогнали отъ нея на нѣкоторое разстояніе турецкія скопища, захвативъ при этомъ двухъ кавалеристовъ, не успѣвшихъ сѣсть на лошадей. Ординарцы Кутейникова сняли телеграфный аппаратъ, подъ сильнымъ огнемъ турокъ, препятствовавшихъ имъ издали, и доставили его въ цѣлости своему командиру, который послѣ этого приказалъ 1-й сотнѣ отходить къ городу. Съ началомъ обратнаго движенія непріятельскіе конники, державшіеся все время на почтительномъ разстояніи, двинулисъ впередъ, а когда станція была окончательно оставлена, понеслись за казаками карьеромъ. Впрочемъ, наступленіе это было весьма непродолжительно: какъ только первая полусотня наша прошла топкое мѣсто у станціи, она построилась въ лаву и открыла огонь по несущимся конникамъ, и этого оказалось достаточно, чтобы остановить ихъ атаку. Когда же вся сотня, перейдя благополучно топь, кинулась впередъ съ обычнымъ казачьимъ гикомъ, то непріятель, не выждавъ удара, разсѣялся въ разныя стороны и вскорѣ изчезъ изъ вида. Съ нашей стороны при этомъ былъ смертельно раненъ одинъ казакъ и убита лошадь.
Одновременно съ нападеніемъ на 1-ю сотню, другая непріятельская партія, менѣе значительная, кинулась съ гикомъ и непрерывною стрѣльбою на 5-ю сотню, стоявшую на кладбищѣ впереди города. Не отвѣчая на огонь противника, эта сотня ударила въ пики и шашки и изрубила до десяти конныхъ аскеровъ, потерявъ сама при этомъ одного казака, убитаго на повалъ. Во время схватки обѣихъ сотень, вооруженные турецкіе жители, находившіеся въ обозахъ, стали собираться въ большія группы и внимательно слѣдили за дѣломъ; но увидѣвъ неблагопріятный для себя исходъ его, разошлись по своимъ повозкамъ; до рѣшительнаго момента многіе изъ нихъ выказывали большую наглость въ отношеніи караульныхъ казаковъ, находившихся на мосту и у спуска съ горы: турки приближались къ нимъ съ угрожающими и циническими жестами, сопровождая эти тѣлодвиженія какими-то ругательствами, прицѣливались въ нихъ издали и иногда пускали пули, по счастію, не нанесшія никакого вреда. Но нѣтъ сомнѣнія, что въ случаѣ нашей неудачи, вся эта масса вооруженнаго (хотя и плохо) народа обрушилась бы на слабосильныя сотни. На переходѣ отъ Баба-Эски и во время дѣла подъ Люле-Бургасомъ казаки взяли болѣе сорока человѣкъ плѣнныхъ.
Одновременно съ полковникомъ Кутейниковымъ былъ направленъ эскадронъ петербургскихъ уланъ (ротмистра Свѣта) на станцію Павло, лежащую между Люле-Бургасомъ и Бургасомъ-Кулели, отъ коего отдѣляется желѣзно-дорожная вѣтвь на Демотику и далѣе на Деде-Агачъ, до Эгейскаго моря. Этотъ эскадронъ, сдѣлавъ 70 верстъ и захвативъ въ свои руки станцію Павло, возвратился къ своему отряду не ранѣе, какъ узнавъ, что обладаніе Люле-Бургасомъ вполнѣ обезпечено за нами. Удачные набѣги на оба эти желѣзнодорожные пункты принесли для всей нашей дѣйствующей арміи весьма чувствительную пользу въ томъ отношеніи, что занятіемъ Павло и Люле-Бургаса мы совершенно отрѣзали отъ Стамбула деде-агачскую вѣтвь въ то время, когда въ Деде-Агачѣ находилось 170 вагоновъ и пять локомотивовъ, которыми мы и воспользовались для скорѣйшаго передвиженія войскъ, артиллеріи, снарядовъ и запасовъ къ оконечнымъ предѣламъ нашего наступленія. Въ Люле-Бургасѣ были захвачены два поляка, находящіеся на турецкой службѣ въ качествѣ инженеровъ, которые на допросѣ показали, что они шли съ войсками Абдулъ-Керима, Гассана и Хаджи-Гуссейна пашей, слѣдовавшихъ въ числѣ 25,000 человѣкъ на Адріанополь; но 6-го января, подойдя къ селенію Ханлы-Энидше[7], эти паши узнали отъ пріѣхавшаго туда Мехмеда-Али-паши, что авангардъ русскихъ войскъ долженъ на слѣдующій день (7-го) подойдти уже къ Адріанополю, а потому, по совѣту Мехмеда-Али, они свернули на Киркилиссу, дабы направиться оттуда на Константинополь. Такимъ образомъ, показаніями польскихъ инженеровъ вполнѣ подтвердились свѣдѣнія, уже раньше имѣвшіяся у генерала Струкова. 25-ти-тысячная армія, въ соединеніи съ 8-ми-тысячнымъ ардіанопольскимъ гарнизономъ и массами вооруженныхъ эмигрантовъ, при многочисленныхъ орудіяхъ и громадныхъ военныхъ запасахъ, сосредоточенныхъ въ арсеналѣ стараго сераля, конечно могла бы, не выходя изъ Адріанополя, оказать намъ очень серьезное сопротивленіе въ замѣчательно сильныхъ фортахъ этого города, а между тѣмъ Адріанополь достался намъ безъ выстрѣла. Этимъ важнымъ успѣхомъ мы, безъ сомнѣнія, обязаны быстрому и безостановочному движенію кавалеріи Струкова, за которою вслѣдъ повсюду поспѣвала баснословно-быстрая пѣхота Скобелева.
Поголовное переселеніе мусульманъ изъ Болгаріи началось еще лѣтомъ; оно то усиливалось, то ослабѣвало, смотря по тому, какой оборотъ принимали дѣла кампаніи. Придя въ Люле-Бургасъ, генералъ Струковъ настигъ здѣсь громадныя массы переселявшихся турокъ, баши-бузуковъ, цыганъ и черкесовъ. Здѣсь въ теченіи нѣсколькихъ дней скапливалось все, что было враждебнаго болгарамъ и съ бо́льшимъ или меньшимъ основаніемъ страшилось мщенія мѣстныхъ христіанъ и боялось нашего приближенія. Бѣглецы, остановленные по распоряженію Порты у Люле-Бургаса, въ предупрежденіе того, чтобы они не наводнили собою безъ того уже переполненнаго Стамбула, громадными становищами располагались на окрестныхъ поляхъ, въ ожиданіи дальнѣйшихъ распоряженій правительства о томъ, куда именно прикажутъ имъ двигаться далѣе. Число люда, настигнутаго въ Люле-Бургасѣ, приблизительно, надо опредѣлить въ 180—200,000 человѣкъ, при 20,000 повозокъ. Не бывши очевидцемъ, трудно вѣрить описанію того состоянія, въ какомъ эта масса оставила послѣ себя всѣ пройденные ею христіанскіе города, мѣстечки и селенія. Отрядъ генерала Струкова все время шелъ по свѣжимъ слѣдамъ пожаровъ, грабежей, убійствъ и насилій. Только паника, вызванная необыкновенно быстрымъ движеніемъ этого маленькаго отряда, а также разгромъ при Германлы и въ нѣкоторыхъ другихъ мѣстахъ обезпечили самый отрядъ отъ опасности, угрожавшей ему скопленіемъ такого множества враждебнаго намъ и вооруженнаго населенія. Генералъ Струковъ первымъ дѣломъ приступилъ къ обезоруженію люле-бургасскаго скопища переселенцевъ. Это необходимо было сдѣлать и для того, чтобы хоть на сколько нибудь отнять у этихъ людей возможность къ дальнѣйшимъ грабежамъ и систематическому раззоренію окрестнаго христіанскаго населенія. Предложеніе добровольно сложить оружіе не повело ни къ чему, а потому пришлось обезоруживать съ помощію военной силы; но и при этомъ многое и многое осталось укрытымъ, такъ какъ, за недостаткомъ времени на обыскъ такой массы повозокъ, отобрано оружія всѣхъ родовъ лишь около 1,500 штукъ, а между тѣмъ во многихъ повозкахъ оказывалось по три, по четыре ружья, запрятанныхъ подъ разною рухлядью. Половина отобраннаго была тутъ же раздана жителямъ христіанамъ, а другая сложена въ одной изъ люле-бургасскихъ мечетей. Затѣмъ оставалось рѣшить — что̀ дѣлать съ такимъ огромнымъ числомъ безпокойнаго, фанатическаго и полуголоднаго народа? Не будучи приготовленъ къ такому случаю и не имѣя на этотъ предметъ никакихъ инструкцій, генералъ Струковъ, взвѣсивъ всѣ обстоятельства, рѣшилъ, что можно, во-первыхъ, либо отпустить всѣхъ ихъ по дорогѣ далѣе и такимъ образомъ лишить Болгарію значительной части ея населенія со всѣми награбленными въ ней богатствами; либо, во-вторыхъ, вернуть ихъ назадъ и черезъ то вторично подвергнуть Болгарію налету саранчи, которая окончательно оголила бы путь, по коему двигалась и двигается наша армія; либо, въ-третьихъ, держать скопища на мѣстѣ и этимъ поморить не только весь скотъ, воловъ и лошадей, уже въ конецъ изнуренныхъ путемъ и безкормицею, но и людей, безъ того умиравшихъ отъ болѣзней и недостатка пищи; либо же, наконецъ, въ-четвертыхъ — направить всѣхъ эмигрантовъ на Константинополь; это хотя и нагнало бы панику на столицу Турціи, но движеніе такой массы по грунтовой дорогѣ въ дождливое время сдѣлало бы ее совершенно непроходимою для арміи; конная батарея летучаго отряда едва-едва дотащилась до Люле-Бургаса по страшнымъ колеямъ глинистаго грунта. И такъ, сообразивъ всѣ эти обстоятельства, генералъ Струковъ предложилъ несчастному люду самому рѣшить свою дальнѣйшую участь. Нарочно объѣзжая весь громадный таборъ, генералъ предлагалъ черезъ переводчика: кто хочетъ возвратиться домой, пусть свободно возвращается сейчасъ же, а кто ищетъ своего спасенія въ Стамбулѣ, тотъ пускай немедленно направляется въ Родосто, къ Мраморному морю, гдѣ турецкія суда перевезутъ ихъ — куда укажетъ ихъ правительство, которому дадутъ знать объ этомъ телеграммою. Слыша это, турецкіе бѣглецы, въ большинствѣ быть можетъ болѣе введенные въ заблужденіе, чѣмъ дѣйствительно виновные, принимали съ благодарностію предложенія русскаго генерала и высказывали ему горькія жалобы на собственное свое правительство, внушавшее имъ, что приближающіяся русскія войска неизбѣжно внесутъ къ нимъ смерть и раззореніе, а потому спасеніе только одно — бѣжать какъ можно скорѣе, но бѣжать такъ, чтобы замедлять наступленіе непріятеля, для чего слѣдуетъ жечь и истреблять на его пути и вообще по всей странѣ ея селенія и продовольственные запасы. Эти несчастные устами многихъ изъ своихъ старшинъ высказывали тяжелое разочарованіе, говоря: «Знай мы, что русскія войска таковы, какими мы теперь ихъ видимъ — мы ни за что не покинули бы нашихъ домовъ и земель, и не пошли бы сами не зная куда». При этомъ многими высказывалась благодарность Русскому Государю и Главнокомандующему за снисходительное и человѣчное обхожденіе съ ними нашего войска. Генералъ Струковъ, разсказывая о всѣхъ этихъ обстоятельствахъ въ одномъ изъ своихъ писемъ на имя генералъ-адъютанта Непокойчицкаго, говоритъ, между прочимъ, слѣдующее: «позволяю себѣ обратить вниманіе ваше на страшную вину и отвѣтственность, падающія въ этомъ дѣлѣ на турецкое правительство. Война сама по себѣ, безъ сомнѣнія, внесла много горя и бѣдъ въ долины и горы Болгаріи; но я, какъ очевидецъ, смѣю думать, что «переселеніе народовъ», подобное вышеописанному, не оправдываемое никакими поводами, болѣе серьезными, чѣмъ тѣ, что́ служили для константинопольскаго правительства, въ состояніи раззорить край сильнѣе нѣсколькихъ кровопролитныхъ войнъ». Болѣе благоразумная часть выселявшихся повернула назадъ, но большинство все-таки предпочло направиться въ Родосто, о чемъ и было телеграфировано изъ главной квартиры въ Стамбулъ, съ предупрежденіемъ о необходимости своевременно заготовить какъ провіантъ, такъ и средства для переѣзда эмигрантовъ въ Малую Азію.
16-го января генералъ Струковъ пропустилъ черезъ свои аванпосты ѣхавшаго изъ отряда Скобелева турецкаго парламентера, Моизъ-эфенди, о которомъ я писалъ уже въ одномъ изъ моихъ писемъ изъ траянскаго отряда. Моизъ-эфенди, послѣ долгихъ странствій, возвращался теперь изъ Филиппополя въ Константинополь, вмѣстѣ съ другимъ парламентеромъ, Чебарь-эфенди. Генералъ Струковъ показалъ обоимъ несчастныхъ ихъ соотечественниковъ, доведенныхъ до такого убійственнаго положенія формальными приказаніями властей «все жечь, все истреблять и двигаться», не опредѣляя куда именно.
На пути отъ Адріанополя до Люле-Бургаса нашъ летучій отрядъ перехватилъ не мало отдѣльныхъ партій солдатъ, баши-бузуковъ и черкесовъ, слѣдовавшихъ иногда при офицерахъ; въ солдатскихъ обозахъ было найдено два турецкія знамени, а у черкесовъ между разнымъ награбленнымъ у болгаръ добромъ, отыскалось не мало церковныхъ серебряныхъ вещей и сосудовъ. При этомъ слѣдуетъ замѣтить, что не смотря на трудность сохранить должную дисциплину въ солдатахъ, когда имъ приходится оберегать и даже обыскивать подобные громадные частные обозы, генералу Струкову не пришлось ни одного раза прибѣгнуть къ крутымъ мѣрамъ для удержанія своихъ людей въ чести и вѣрности долгу службы; на солдатъ нашихъ не послѣдовало при обыскѣ ни одной жалобы со стороны турокъ, что̀ безъ сомнѣнія свидѣтельствуетъ въ пользу ихъ образцовой дисциплины.
16-го января, утромъ, генералъ Струковъ выступилъ со своимъ отрядомъ изъ Люле-Бургаса, куда наканунѣ вступила бригада гвардейской кавалерійской дивизіи[8]. Для обезпеченія колонны Скобелева, а равно и своего тыла, онъ выслалъ къ городу Киркилиссѣ казачью сотню[9], которая, найдя тамъ лишь ничтожныя партіи отсталыхъ турецкихъ солдатъ изъ состава войскъ, уже прошедшихъ черезъ этотъ городъ, догнала отрядъ генерала Струкова на пути его слѣдованія къ деревнѣ Кириштиранъ, назначенной на 16-е число пунктомъ отряднаго ночлега. Едва лишь авангардъ нашей кавалеріи показался въ виду этой деревни, какъ изъ нея вышла турецкая пѣхота, въ числѣ трехсотъ человѣкъ, и безъ выстрѣла отступила по направленію къ югу. Желая обезпечить свой ночлегъ и знать что̀ предстоитъ на завтра, генералъ Струковъ выслалъ съ вечера усиленный казачій разъѣздъ къ городу Чорлу. Разъѣздъ этотъ, приближаясь къ желѣзно-дорожной станціи, находящейся въ трехъ верстахъ отъ названнаго города, былъ встрѣченъ значительно превосходящими силами противника и вынужденъ удалиться. Поэтому, на разсвѣтѣ 17-го числа, Струковъ выдвинулъ туда 1-й эскадронъ петербургскихъ уланъ, подъ начальствомъ штабсъ-ротмистра князя Дондукова-Корсакова, поручивъ ему сдѣлать развѣдку мѣстности и непріятельскихъ силъ, а также захватить телеграфъ, дабы не дать противнику возможности извѣстить далѣе за Чорлу о приближеніи русскаго отряда. Благодаря неожиданности появленія этого эскадрона, захватъ желѣзно-дорожной станціи сдѣланъ былъ очень ловко и быстро, хотя предъ нею находится мостъ, чрезъ который пришлось уланамъ перебираться узкимъ фронтомъ. Едва князь Дондуковъ-Корсаковъ успѣлъ снять телеграфный аппаратъ, какъ изъ города выдвинулась турецкая кавалерія, въ числѣ тысячи всадниковъ, между которыми, кромѣ черкесскихъ сотень, было еще и нѣсколько гвардейскихъ эскадроновъ, такъ называемыхъ имаэтъ-аскеровъ. Кавалерія эта бросилась на нашихъ уланъ, которые, быстро отступя отъ станціи, спѣшились за мостомъ, занявъ его своими стрѣлками; это хотя и задержало турокъ, но не надолго: они стали переходить топкую и болотистую рѣчку въ бродъ, съ цѣлью отрѣзать нашему эскадрону путь отступленія, вслѣдствіе чего князь Дондуковъ-Корсаковъ, посадивъ людей въ сѣдло, отступилъ прежде чѣмъ турки успѣли исполнить свою переправу и далъ знать о своемъ положеніи генералу Струкову. Тогда на помощь уланамъ была двинута на рысяхъ 4-я сотня 1-го донскаго полка, которая должна была взять во флангъ два турецкіе эскадрона, успѣвшіе уже пройдти черезъ мостъ и завязавшіе съ коней перестрѣлку съ наѣздниками князя Дондукова-Корсакова. Вскорѣ дѣло дошло до схватки. Турки пытались нѣсколько разъ подскакивать къ нашему фронту, такъ что офицерамъ приходилось встрѣчать ихъ револьверами въ упоръ. Въ этихъ схваткахъ уланы потеряли четырехъ человѣкъ и пять лошадей убитыми, да десять человѣкъ и девять лошадей ранеными. Кромѣ того, подъ княземъ Дондуковымъ-Корсаковымъ лошадь была ранена, а подъ корнетомъ Лукутинымъ убита. Этотъ послѣдній офицеръ былъ спасенъ почти отъ вѣрной гибели однимъ изъ рядовыхъ, который, пренебрегая собственною опасностію, слѣзъ съ лошади и предложилъ ее своему офицеру. Остальные турецкіе эскадроны и сотни оставались по ту сторону рѣчки у брода въ выжидательно-угрожающемъ положеніи. Очевидно, они считали свои два эскадрона, пущенные уже въ дѣло, совершенно достаточною силою, чтобы уничтожить уланъ. Въ виду почти вдесятеро сильнѣйшаго противника, готоваго раздавить нашъ эскадронъ своею массою, положеніе уланъ становилосъ все болѣе и болѣе критическимъ, какъ вдругъ 4-я сотня подъ начальствомъ сотника Корелова и художника В. В. Верещагина[10] неожиданно съ двухъ сторонъ налетѣла на турокъ и съ гикомъ приняла ихъ въ шашки и пики. Увидя подмогу, уланы тоже бросились въ атаку и вмѣстѣ съ казаками окончательно смяли оба турецкіе эскадрона, изрубивъ при этомъ до пятнадцати человѣкъ. Между тѣмъ на мѣсто боя стала постепенно прибывать и остальная кавалерія Струковскаго отряда. На подкрѣпленіе Дондукова-Корсакова и Корелова генералъ отправилъ еще одну сотню[11] и лейбъ-эскадронъ московскихъ драгунъ, приказавъ флигель-адъютанту полковнику Кутейникову принять общее начальство надъ авангардомъ, съ тѣмъ чтобы рѣшительно наступать съ нимъ на Чорлу, пройдти городъ насквозь и заставить непріятеля очистить его. Между тѣмъ, пока Дондуковъ-Корсаковъ и Кореловъ дрались съ турками, подоспѣвшая 5-я сотня 1-го полка заняла станцію. Вскорѣ послѣ этого на мѣсто боя прибылъ полковникъ Кутейниковъ и, стянувъ къ себѣ всѣ части авангарда, далъ имъ десятиминутный отдыхъ, потому что уланамъ и казакамъ 4-й сотни необходимо было оправиться послѣ только что оконченной схватки, а затѣмъ отдалъ слѣдующее распоряженіе: уланскому эскадрону слѣдовать въ городъ по шоссе, 5-й сотнѣ лѣвѣе уланъ, безъ дороги, въ центръ города, 3-й сотнѣ лѣвѣе 5-й, въ обходъ города съ восточной стороны, 1-й сотнѣ оставаться въ резервѣ, съ тѣмъ чтобы оказать помощь тамъ гдѣ потребуется и затѣмъ вновь отойдти въ резервъ. Драгунскій лейбъ-эскадронъ въ то время еще не прибылъ на мѣсто, а потому относительно его не было сдѣлано никакихъ распоряженій. Сверхъ того, 3-й сотнѣ было поручено найдти удобные броды въ топкой рѣчкѣ Чорлу-дере и изслѣдовать спуски и подъемы къ городу, минуя шоссейную дорогу; полковникъ Кутейниковъ считалъ это весьма важнымъ, опасаясь скопленія людей на единственномъ мосту и на узкой дорогѣ въ случаѣ отступленія, если бы силы противника оказались несоразмѣрно велики и стойки. Всѣмъ частямъ авангарда было приказано перестроиться во взводныя колонны и выслать впередъ только дозорныхъ, такъ какъ въ это время многочисленные разъѣзды 5-й сотни (авангардной) съ разныхъ сторонъ уже приближались къ городу, и одинъ изъ нихъ былъ не далѣе двухсотъ шаговъ отъ городскаго въѣзда. Въ такомъ порядкѣ сотни и эскадронъ почти одновременно двинулись впередъ.
Непріятельская кавалерія начала отступать въ полномъ порядкѣ и втянулась въ гор. Чорлу, не рѣшаясь впрочемъ завязывать дѣло въ улицахъ, такъ какъ христіанское населеніе, увидя приближеніе русскихъ, выказало въ отношеніи турокъ явную враждебность. Дегаетъ-паша, командовавшій гарнизономъ Чорлу, все время наблюдалъ съ горы за ходомъ боя, но при приближеніи разъѣздовъ 5-й сотни, вдругъ ударился бѣжать, увлекая за собою свою кавалерію и оставя конакъ со всѣми бумагами. Въ городѣ, при видѣ этого бѣгства, поднялась суматоха: христіане толпами высыпали на улицы, а турецкое населеніе торопилось выбираться вслѣдъ за своими войсками. Впрочемъ, не смотря на суматоху, разъѣзды наши и уланскій эскадронъ прошли по улицамъ вполнѣ свободно, при радостныхъ крикахъ толпившихся христіанъ, и вскорѣ всѣ части нашего авангарда показались на противоположной сторонѣ города. Для преслѣдованія бѣгущаго противника назначена была 5-я сотня, которая гнала его на протяженіи пяти верстъ по константинопольской дорогѣ, захвативъ при этомъ въ плѣнъ двухъ всадниковъ и потерявъ одну лошадь убитою. Турецкая кавалерія отступила къ Силиври, а Чорлу осталось за нами. Тяжелый переходъ, но главное дорога, разбухшая отъ дождей, не давали возможности преслѣдовать противника далѣе; да и кромѣ того, день былъ уже близокъ къ сумеркамъ, надо было обезпечить ночлегъ отряда и снять рельсы, такъ какъ еще наканунѣ приходилъ сюда поѣздъ изъ Константинополя за турецкими эмигрантами, а три дня назадъ, т. е. 14-го числа, приняты были на особые поѣзды послѣднія войска, отступавшія отъ Адріанополя. День занятія Чорлу былъ праздникомъ для всего отряда. Въ минуту окончанія дѣла прибылъ изъ главной квартиры флигель-адъютантъ князь Васильчиковъ, присланный передать офицерамъ и нижнимъ чинамъ сердечное «спасибо» Государя и Главнокомандующаго за все послѣднее время. Благодаря тому обстоятельству, что турки не успѣли раззорить Люле-Бургаса и Чорлу, въ обоихъ этихъ городахъ генералъ Струковъ собралъ весьма значительные запасы муки и зерна, приспособилъ къ дѣлу мѣстныя мукомольни, сдѣлалъ печи и открылъ хлѣбопеченіе не только для своей части, но и для Скобелевскаго отряда, а также устроилъ особый складъ, изъ котораго посылалъ продовольствіе и въ другія части подходившихъ войскъ. Кромѣ того телеграфное сообщеніе, систематически прерываемое при каждомъ движеніи впередъ, тотчасъ же возстановлялось въ тылу летучаго отряда, для сношеній съ главною квартирой, причемъ конечною станціей всегда былъ пунктъ расположенія генерала Струкова.
18-го января летучій отрядъ двинулся на городъ Силиври, занимаемый, кромѣ кавалеріи, отступившей изъ Чорлу, еще двумя таборами регулярной пѣхоты. На пути было получено изъ главной квартиры приказаніе не форсировать этого пункта, такъ какъ завтра, 19-го числа, будетъ подписано перемиріе. Въ силу этого отрядъ нашъ расположился въ виду города, не предпринимая противъ него никакихъ враждебныхъ дѣйствій. На слѣдующій день пришло приказаніе занять Силиври на основаніи условій перемирія. Генералъ Струковъ послалъ увѣдомить объ этомъ Дегаетъ-пашу, который отвѣчалъ нашему парламентеру отказомъ. Тогда Струковъ самъ поѣхалъ въ городъ, засталъ пашу въ конакѣ и показалъ ему полученное приказаніе. Паша отвѣчалъ, что онъ со своей стороны не получалъ подобнаго и не имѣетъ пока на этотъ счетъ никакихъ инструкцій, равно какъ и о перемиріи офиціально еще ничего не знаетъ, а потому и не можетъ согласиться на предложеніе русскаго генерала. Выслушавъ этотъ отвѣтъ, Струковъ съ твердостію объявилъ Дегаетъ-пашѣ, что такъ какъ онъ, въ качествѣ начальника отряда, предназначеннаго къ занятію Силиври, обязанъ во всякомъ случаѣ исполнить Августѣйшую волю Главнокомандующаго, то отказъ паши ставитъ его въ прискорбную, но непреложную необходимость выдвинуть свою батарею и начать стрѣльбу по городу, которая будетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока Силиври не сдастся безусловно. Тогда Дегаетъ-паша предложилъ раздѣлить городъ пополамъ между русскими и турками, которые останутся въ своей половинѣ на все время перемирія. Струковъ, вмѣсто всякаго отвѣта, рѣзко повернулся къ пашѣ спиною и, не простясь, вышелъ изъ комнаты; но не успѣлъ онъ еще сойдти съ лѣстницы, какъ слышитъ, что паша бѣжитъ вслѣдъ за нимъ и кличетъ: «mon général! mon général!» — прося его возвратиться и объясняя, что депеша изъ Порты получена, но только ее забыли подать ему, а теперь секретарь подалъ, и онъ убѣдился, что перемиріе точно заключено, а потому готовъ исполнить требованіе русскаго Главнокомандующаго. Струковъ вернулся въ комнату, гдѣ паша, попросивъ его обождать нѣкоторое время, удалился, будто бы для необходимыхъ распоряженій. Черезъ четверть часа Дегаетъ возвращается, держа въ рукахъ какую-то писанную бумагу и заявляетъ, что покоряясь угрозѣ, онъ хотя и покидаетъ городъ, но занятіе его русскими войсками по заключеніи перемирія считаетъ дѣйствіемъ насилія, а потому и составилъ по этому поводу письменный протестъ, который вручаетъ русскому генералу для передачи Главнокомандующему. Струковъ отказался принять бумагу и сейчасъ же послалъ ординарца къ войскамъ, съ приказаніемъ немедленно вступать въ городъ.
На другой день (20-го), едва отрядъ нашъ вытянулся для дальнѣйшаго движенія къ Чаталджѣ, которую надлежало ему занять на основаніи условій перемирія, какъ вдругъ въ виду Силиври появляется дивизьонъ турецкихъ драгунъ и останавливается, какъ бы въ ожиданіи ухода русскихъ, чтобы послѣ нихъ вновь занять городъ. Генералъ Струковъ подозвалъ къ себѣ командира этого дивизьона и объявилъ ему, что если онъ со своими драгунами не уйдетъ отсюда сію же минуту въ карьеръ, то по нимъ будутъ стрѣлять. Турецкій дивизьонеръ, выслушавъ этотъ ультиматумъ, подалъ команду — и его эскадроны тронулись было шагомъ, но Струковъ послалъ ему подтвержденіе, что онъ требуетъ удаленія въ маршъ-маршъ, какъ было сказано въ первомъ заявленіи, — и турки, volens-nolens, проскакали карьеромъ вдоль всего нашего фронта, по направленію къ Чаталджѣ, куда вслѣдъ за ними тронулся и генералъ Струковъ. При занятіи Чаталджи повторилась почти такая же исторія: турки, не смотря на условія перемирія уже извѣстныя имъ, не хотѣли очищать городъ. Пришлось выставить орудія и грозить разносомъ всего въ прахъ. Только послѣ этого, увидя полную готовность отряда къ немедленной и самой рѣшительной атакѣ, они очистили Чаталджу и удалились къ Хадемкіою. Этимъ дѣломъ закончились дѣйствія летучаго отряда, и вотъ какую оцѣнку положилъ имъ генералъ-лейтенантъ Скобелевъ 2-й, въ приказѣ отъ 29-го января, отданномъ въ Чаталджѣ по авангарду дѣйствующей арміи:
«Со дня назначенія трехъ полковъ 1-й кавалерійской дивизіи въ составъ ввѣренныхъ мнѣ войскъ, я не могъ нахвалиться ея молодецкою службою и по истинѣ кавалерійскимъ духомъ, одушевлявшимъ какъ офицеровъ, такъ и нижнихъ чиновъ дивизіи во всѣхъ ея предпріятіяхъ. Ровно мѣсяцъ тому назадъ, наканунѣ шейновскаго сраженія, генералъ-лейтенантъ Дохтуровъ со своими частями присоединился къ бывшему тогда подъ моею командою иметлійскому отряду. Переходъ черезъ горныя тропы Балканъ въ суровую зиму, чрезъ глубокіе снѣговые сугробы, былъ тогда едва подъ силу нашей молодецкой пѣхотѣ… О содѣйствіи кавалеріи никто изъ насъ и не думалъ. Между тѣмъ 1-я кавалерійская дивизія пришла во-время[12], принявъ славное участіе въ сраженіи подъ Шейновымъ, обезпеченіемъ нашего праваго фланга дала возможность рѣшительно атаковать шейновскій укрѣпленный лагерь, захватила казанлыкскую дорогу, уничтожила въ самомъ началѣ попытку непріятеля прорваться на югъ, взяла болѣе 6,000 плѣнныхъ, способствовала сдачѣ сорокатысячной турецкой арміи и взятію 104 орудій.
«Со дня шейновскаго сраженія 1-я кавалерійская дивизія вступаетъ въ періодъ для нея еще болѣе блистательный: она становится авангардомъ авангарда всей русской арміи, представительницею неудержимой отнынѣ силы наступленія Царскихъ дружинъ. Полки 1-й кавалерійской дивизіи и здѣсь показали себя не ниже выпавшаго имъ на долю славнаго жребія. Выступивъ изъ Казанлыка 2-го января, подъ начальствомъ свиты Его Величества генералъ-маіора Струкова, московскіе драгуны, петербургскіе уланы и 1-й донской казачій полкъ, безъ артиллеріи, уже 5-го числа берутъ съ боя желѣзнодорожный мостъ у Семенли-Трново, обороняемый непріятельскою пѣхотою при шести орудіяхъ. Мостъ, редутъ и шесть стальныхъ крупповскихъ орудій были трофеями молодецкой рѣшимости нашей кавалеріи. Тотчасъ по прибытіи къ Трнову полковъ 16-й пѣхотной дивизіи и двухъ стрѣлковыхъ бригадъ, отрядъ свиты Его Величества генералъ-маіора Струкова двигается къ Германлы, которое также занимаетъ съ боя. Въ то время, когда 16-я дивизія и стрѣлки, двинутые къ Хаскіою, отбросили части Сулеймановой арміи въ горы, генералъ-маіоръ Струковъ узнавъ о движеніи арміи Мехмеда-Али къ Адріанополю, стремится туда форсированнымъ маршемъ; пользуясь паникой — результатомъ молодецкихъ дѣйствій кавалеріи — предупреждаетъ вступленіе въ Адріанополь турецкой арміи, спѣшившей изъ Шумлы, захватываетъ городъ и растраиваетъ всѣ разсчеты турецкихъ вождей, уничтоживъ послѣднюю ихъ надежду сдержать напоръ нашей арміи. Не долго отдыхала славная 1-я дивизія во второй столицѣ турецкой имперіи. Двинутая къ Константипополю 9-го января, она, подъ начальствомъ свиты Его Величества генералъ-маіора Струкова, неустанно гонитъ предъ собою турецкія полчища и занимаетъ съ боя Чорлу, гдѣ ее застаетъ извѣстіе о перемиріи, всего въ трехъ переходахъ отъ Константинополя. Вотъ, въ нѣсколькихъ словахъ, блестящее участіе полковъ 1-й кавалерійской дивизіи въ послѣднихъ сраженіяхъ и стычкахъ настоящей турецкой кампаніи.
«Отряду свиты Его Величества генералъ-маіора Струкова мы обязаны, что арміи Сулеймана и Мехмедъ-Али не успѣли сосредоточиться для обороны Адріанополя, что паника — вслѣдствіе погрома турецкихъ вооруженныхъ силъ подъ Шейновымъ и Филиппополемъ — донеслась до столицы мусульманскаго міра еще болѣе ужасною. Наконецъ — смѣю это высказать — полкамъ 1-й кавалерійской дивизіи болѣе другихъ частей нашей арміи Россія обязана столь скорымъ заключеніемъ перемирія — предвѣстника славнаго мира. Дѣйствовать такъ, какъ дѣйствовали во ввѣренномъ мнѣ отрядѣ полки 1-й кавалерійской дивизіи, съумѣвшіе, не смотря на все, сохранить лошадей и матеріальную часть въ полной блистательной исправности, могутъ лишь части, осмыслившія свое боевое назначеніе долгою, добросовѣстною работою въ мирное время. Не мнѣ оцѣнивать дѣятельность начальника дивизіи генералъ-лейтенанта Дохтурова, какъ воспитателя славныхъ полковъ 1-й кавалерійской дивизіи. Разставаясь со свиты Его Величества генералъ-маіоромъ Струковымъ, получившимъ приказаніе возвратиться въ главную квартиру, отъ души благодарю этого генерала, съумѣвшаго во всѣ трудныя минуты послѣдняго періода кампаніи не только блистательно исполнять всѣ возложенныя на его лихой отрядъ порученія, но и доказавшаго мнѣ не разъ, что онъ обладаетъ высшимъ качествомъ начальника въ военное время — способностію къ отвѣтственной иниціативѣ».
Примѣчанія
править- ↑ Составъ сего отряда слѣдующій: 1-й лейбъ-драгунскій Московскій Его Воличества и 1-й уланскій Петербургскій полки, 1-я сотня 1-го казачьяго иолка. Въ Адріанополѣ 10-го января къ этому отряду прпсоединился весь 1-й казачій полкъ и конная батарея № 1-го, а въ Чорлу лейбъ-гвардіи донская Его Императорскаго Высочества Государя Наслѣдника Цесаревича батарея. Въ бытность летучаго отряда въ Германлы, къ нему на одинъ день былъ присоединенъ 9-й казачій полкъ, получившій потомъ другое назначеніе.
- ↑ Впослѣдствіи, а именно 10-го января, въ Адріанополѣ, когда генералъ Дохтуровъ былъ назначенъ начальникомъ всей авангардной кавалеріи, въ составъ коей, кромѣ 9-го казачьяго полка и 1-й кавалерійской дивизіи, вошли еще двѣ бригады 2-й гвардейской кавалерійской дивизіи, то генералъ Струковъ, приказомъ генерала Дохтурова, назначенъ былъ тогда же времено-командующимъ 1-ю кавалерійскою дивизіею.
- ↑ Московскаго драгунскаго, подъ начальствомъ прапорщика Живова, и Петербургскаго уланскаго, подъ начальствомъ корнета Померанцова.
- ↑ Полки: 1-й лейбъ-драгунскій Московскій Его Величества, 1-й уланскій Петербургскій и 1-я сотня донскаго казачьяго 1-го полка.
- ↑ Скобелевъ, предпринимая это движеніе, не зналъ еще о томъ, что Сулейманъ послѣ дѣла 5-го января бросился не къ востоку, а на югъ, въ горы.
- ↑ Корреспондентъ газеты «Moniteur Universel» сообщаетъ изъ Константинополя, отъ 25-го января, слѣдующія подробности объ очищеніи Адріапополя, которыя, по его мнѣнію, «хорошо обрисовываютъ то состояніе умовъ, въ какое поставлены были побѣдоноснымъ шествіемъ русскихъ войскъ всѣ эти оперные генералы, которыми во множествѣ обладаетъ Турція и которымъ Султанъ долженъ былъ поручить защиту Оттоманской имперіи». — «Еще за семь дней до наступившей для Адріанополя серьезной опасности, — говоритъ онъ — Мехмедъ-Али-паша (пруссакъ Детруа) и Ахмедъ-Эюбъ-паша рѣшили очистить городъ, признавая, что всякое сопротивленіе поведетъ только къ безполезному пролитію крови. Форты уже были въ значительной степени разоружены, такъ какъ бо̀льшая часть самыхъ крупныхъ орудій была отправлена въ Татаръ-Базарджикъ и на Шипку. Оставалось около 300 пушекъ разнаго калибра. Газета «Бассиретъ» ошибочно предполагала, что Ахмедъ-Эюбу удалось спасти бо́льшую часть изъ нихъ. Онъ могъ бы это сдѣлать, при нѣсколько большей находчивости, такъ какъ располагалъ 400 парами воловъ, и ему легко было бы перевезти артиллерійскія орудія изъ фортовъ до желѣзнодорожной станціи, а оттуда въ столицу; въ испугѣ же онъ приказалъ только вынуть изъ орудій клинья. Вслѣдствіе этого гарнизонъ вывелъ заключеніе, что непріятель уже подступилъ, — произошла страшная паника и многочисленное дезертирство, между тѣмъ какъ русскіе должны были придти еще чрезъ пять дней. Затѣмъ Ахмедъ-Эюбъ отдалъ приказаніе поджечь складъ ружей, не находя ни времени, ни средствъ спасти его. Огонь перешелъ въ пороховой погребъ, который взлетѣлъ на воздухъ и причинилъ большія опустошенія. Отдавъ всѣ эти важныя приказанія, Ахмедъ-Эюбъ заперся въ домѣ своего друга, Шерифъ-Бея, и снова занялся игрою въ шахматы, составлявшей его главное занятіе со времени пріѣзда въ Адріанополь. Въ пятницу, 19-го января онъ отступилъ по направленію къ Киркилиссѣ и занялся собираніемъ разсѣянныхъ войскъ, находившихся между этою мѣстностію и Адріанополемъ, съ цѣлью вести ихъ къ столицѣ. Въ промежутокъ времени 36-ти часовъ, между уходомъ оттоманскихъ войскъ и вступленіемъ русскихъ, разыграна была кровавая интермедія, дѣйствующими лицами которой были конечно грабители черкесы. Около 1,500 человѣкъ изъ нихъ признали настоящій моментъ удобнымъ, чтобы разграбить базаръ, и храбро принялись за дѣло; но тогда турки вооружились вмѣстѣ съ христіанами и напали на грабителей, нѣсколько сотень которыхъ были убиты на городскихъ улицахъ, а остальные, которымъ удалось спастись, должны были отказаться отъ своей добычи».
- ↑ На карнабадо-адріанопольской грунтовой дорогѣ, въ разстояніи одного перехода отъ Адріанополя.
- ↑ Полки лейбъ-гвардіи Конно-Гренадерскій и Драгунскій.
- ↑ 4-ю сотню 1-го донскаго полка, подъ начальствомъ сотника Каргальскаго.
- ↑ В. В. Верещагинъ, находившійся все время при отрядѣ, принималъ участіе почти во всѣхъ дѣлахъ и, по свидѣтельству генерала Струкова, постоянно былъ однимъ изъ лучшихъ и дѣятельнѣйшихъ его помощниковъ.
- ↑ 3-ю сотню 1-го донскаго полка.
- ↑ Переходъ этой дивизіи былъ совершонъ ночью, въ шестнадцать часовъ времени, безъ малѣйшей потери въ лошадяхъ и людяхъ. Примѣч. автора.