Что такое „Доктрина теософического общества“/ДО

Что такое „доктрина теософическаго общества“.
авторъ Вс. С. Соловьевъ

Опубл.: 1893. Источникъ: Вопросы философіи и психологіи, 1893 годъ, книга 3 (18).

Что такое „доктрина теософическаго общества“.

I · II · III · IV · V · VI

Въ виду интереса, возбужденнаго недавно въ Европѣ нео-буддійскимъ движеніемъ, мы даемъ мѣсто настоящей статьѣ, авторъ которой лично былъ близокъ къ этому дѣлу. Онъ говоритъ отчасти тономъ разочарованнаго адепта, но характеръ излагаемаго ученія представленъ довольно ясно, и нѣкоторыя указанія (особенно въ концѣ статьи) достаточно предостерегаютъ читателя отъ увлеченія этой псевдо-философскою и невѣжественною доктриной. Въ нашемъ журналѣ изложеніе ея имѣетъ смыслъ, какъ предостереженіе русскаго обшества отъ увлеченія нелѣпыми бреднями западноевропейскихъ научно-религіозныхъ сектантовъ. Полезно ознакомиться съ фантастическими вымыслами нео-буддистовъ, чтобы понять, какъ важно насажденіе въ Россіи здравой метафизической и истинно научной философіи, согласной съ традиціями ученій Платона и Аристотеля, Декарта и Спинозы, Лейбница и Канта, Фихте и Шопенгауэра.

Редакція.

I

Представители индійскаго «теософическаго общества» явились въ 1884 году въ Европу съ отпечатаннымъ «уставомъ», выясняющимъ сущность и цѣли этого «ученаго» братства. Олкоттъ, въ качествѣ «президента», заявлялъ:

«Цѣль „теософическаго общества“, котораго я состою президентомъ, заключается въ томъ, чтобы:

1. развивать чувство взаимной терпимости и братства между людьми различныхъ расъ и вѣроисповѣданій;
2. способствовать изученію философіи, науки и религіи древнихъ, въ особенности же арійцевъ;
3. помогать научному изслѣдованію природы и психическихъ силъ, заключающихся въ человѣкѣ.

Таковы единственныя чаянія нашего Общества, и съ 1875 года, когда оно было основано въ Нью-Йоркѣ, эти цѣли были открыто признаны нами и публично защищаемы. Иныхъ цѣлей у насъ нѣтъ — и мы энергично отказались вмѣшиваться въ политику или поддерживать какое-либо религіозное вѣрованіе въ ущербъ другимъ».

Подобный «паспортъ», указывая не только на вполнѣ безобидныя, но даже высокія стремленія его предъявителей, долженъ былъ открыть имъ всѣ двери и внушить къ нимъ симпатіи людей самыхъ различныхъ направленій. На всѣ неизбѣжные вопросы у нихъ были готовые и удовлетворительные отвѣты. Они доказывали свою ученую состоятельность, по крайней мѣрѣ относительно «восточныхъ» знаній, присутствіемъ въ «обществѣ» самыхъ мудрѣйшихъ «пандитовъ» Индіи, а также получившихъ университетское образованіе, весьма способныхъ и даже талантливыхъ «челъ», прекрасный экземпляръ которыхъ они привезли съ собою въ лицѣ молодого брамина Могини.

Что касается «психическихъ силъ, заключающихся въ человѣкѣ», — неисчерпаемымъ источникомъ этихъ силъ и ихъ проявленій выставлялась Е. П. Блаватская, при чемъ и Олкоттъ и Могини самымъ спокойнымъ тономъ, какимъ говорятъ о простыхъ вещахъ, случающихся ежедневно, разсказывали про ея чудотворенія и «феномены». Сама она, глядя безъ всякаго смущенія въ глаза собесѣднику своими огромными, блѣдными и загадочными глазами, подтверждала всѣ эти разсказы. Она только увѣряла, что удивляться тутъ нечему, такъ какъ чуда во всемъ этомъ никакого нѣтъ, а есть только извѣстная школа, выучка, постоянное и правильное развитіе способностей, присущихъ не ей одной, а и каждому человѣку.

На просьбу представить доказательства истины ея словъ, показать что-нибудь интересное, она отвѣчала обыкновенно, что «представленій никакихъ не даетъ», что феномены ея происходятъ не часто, а время отъ времени, ибо это требуетъ отъ нея значительной затраты жизненной силы, а она теперь совсѣмъ больная женщина.

«Имѣйте терпѣніе, посѣщайте меня чаше, — что-нибудь и увидите!» говорила она любопытнымъ.

Эти «феномены», о которыхъ печатно сообщалъ Синнеттъ, разсказывали Олкоттъ и Могини, а потомъ и нѣкоторыя «убѣжденныя» дамы, — феномены, которыхъ, по увѣреніямъ Блаватской, можно было дождаться, часто ее посѣщая, привлекли къ ней нѣсколькихъ серьезныхъ людей во Франціи, а въ Англіи представителей «Общества психическихъ изслѣдованій».^[1]

Скоро однако стало выясняться, что феномены — одна приманка, что ученыя цѣли «общества» — лишь прозрачныя ширмы, за которыми скрывалась самая горячая сектантская пропаганда. Блаватская, Олкоттъ и ихъ ближайшіе сотрудники позабыли о своемъ «уставѣ» и о своихъ оффиціальныхъ заявленіяхъ, точно ихъ никогда не бывало, и приступили къ распространенію своей доктрины всѣми зависѣвшими отъ нихъ способами.

Доктрина эта получила въ ихъ устахъ наименованіе «эсотерическаго буддизма», «единой истины», единой всемірной религіи, основанной не на вѣрѣ (!), а на непреложномъ, яко бы, знаніи и заключающей въ себѣ всѣ частичныя истины, попадающіяся въ другихъ религіяхъ. При этомъ нѣкоторыми теософами или, вѣрнѣе, теософками были сдѣланы попытки примиренія этой неотеософіи, этого эсотерическаго буддизма, съ христіанствомъ. Такъ тогдашняя президентка лондонской вѣтви или ложи «теософическаго общества», нѣкая г-жа Кингсфордъ, объявила, что она, будучи адепткой и представительницей теософіи, остается въ то же время и христіанкой, католичкой. Но это было очень странное христіанство! На публичномъ теософическомъ засѣданіи она говорила:

«Мы призываемъ къ себѣ всѣ церкви, ибо знаемъ, что когда съ божественнаго лика Истины спадетъ покрывало символизма, — всѣ церкви признаютъ себя сестрами, такъ какъ доктринальное основаніе всѣхъ ихъ — тождественно! Нашъ гость, находящійся рядомъ со мною, г. Синнеттъ — буддистъ; я — президентка англійской ложи — христіанка римско-католическаго исповѣданія. Между тѣмъ сердца наши находятся въ единеніи, такъ какъ онъ (Синнеттъ) принялъ отъ своихъ восточныхъ гуру (учителей) тѣ же эсотерическія доктрины, которыя я нашла подъ языческими символами римской церкви. Въ сущности всѣ религіозныя тайны, будь онѣ происхожденія греческаго, герметическаго, буддистскаго, ведантистскаго, христіанскаго, — одно и то же. И это одно — заключается въ разъясненіи іероглифовъ природы, начертанныхъ для насъ на небесахъ, на морѣ и на землѣ, нарисованныхъ на блестящихъ картинахъ дня и ночи, солнечнаго восхода и заката, внѣдренныхъ въ цвѣткѣ, въ зернѣ, въ растительныхъ и животныхъ клѣточкахъ, въ могучихъ феноменахъ планетарныхъ цикловъ и катастрофъ, переживаемыхъ звѣздами»!...

Махатма Кутъ-Хуми, въ одномъ изъ своихъ писемъ, выражается на счетъ этого яснѣе: «освободясь отъ смертельной тяжести догматическихъ разъясненій и антропоморфическихъ понятій, основныя доктрины всѣхъ религій окажутся тождественными въ своемъ эсотерическомъ (внутреннемъ) значеніи; Озирисъ, Кришна, Будда, Христосъ явятся какъ различные пути, приводящіе къ одной и той же цѣли, конечному блаженству, нирванѣ. Мистическое христіанство, т.-е. христіанство, учащее самоискупленію посредствомъ своего седьмого принципа (высшая сущность духа), называемаго одними Христомъ, а другими Буддой, и равнозначущаго возрожденію въ духѣ, — есть совершенно та же самая истина, какъ и буддистская нирвана».

Религія «теософическаго общества» представляетъ изъ себя исполненную противорѣчіями смѣсь пантеизма, матеріализма и многобожія. Въ своей статьѣ «La nouvelle théosophie» Жюль Бессакъ говоритъ:

«Основаніе христіанства утверждено на вѣрѣ въ Бога личнаго, Создателя неба и земли, независимаго отъ природы, которую Онъ извлекъ изъ небытія и которою управляеть посредствомъ созданныхъ Имъ законовъ. Христіанскій Богъ, хотя онъ личный и независимый отъ своего созданія, тѣмъ не менѣе, есть дѣйствительная безконечность, вѣчная дѣйствительность, Единый Живый, передъ которымъ все остальное — какъ бы ничто. Богъ же неотеософіи не имѣетъ съ Нимъ ничего общаго, является скорѣе Его принципіальнымъ антагонистомъ, Сатаною».

Теософы въ своемъ журналѣ объявляютъ:

«Наше божество, какъ Богъ Спинозы, не мыслитъ и не творитъ, ибо оно само есть мысль и творчество, оно есть то, что постоянно развивается, цикловая эволюція, вѣчное движеніе видимой и невидимой природы».^[2]

Синнеттъ въ «Bouddhisme ésotérique», этой, такъ сказать, канонической книгѣ «теософическаго общества», утверждаетъ: «Итакъ, все — матерія, и внѣ ея — ничего нѣтъ»... «Эсотерическое ученіе вполнѣ матеріалистично, такъ какъ только на одной матеріи лежитъ основаніе его системы»... («Le boud. ésot.» 1890 г., стр. 274). Вытекающей изъ подобнаго заявленія проповѣди полнаго безбожія и, въ то же время, толкованіямъ о существованіи множества какихъ-то временныхъ и ограниченныхъ въ своей власти боговъ, по одному у каждаго небеснаго тѣла, — посвящены слѣдующія страницы той же книги...

Таково первое основаніе глубоко матеріалистическаго міровоззрѣнія, которымъ Блаватская постоянно похвалялась посрамить и уничтожить... матеріалистовъ! Но вотъ это нѣчто или ничто, не мыслящее и не творящее, заключенное въ природѣ и поставленное теософами въ основу всего, все же призывается ими къ непостижимѣйшему процессу. Нѣчто или ничто «дышетъ», производитъ «выдыханіе» и «вдыханіе» — иначе нельзя выразиться. Оно «выдыхаетъ» изъ себя чистый духъ, который инволюируетъ, постоянно погружаясь въ самую глубину грубой матеріи. Когда этотъ первый процессъ совершонъ, и дальше, глубже инволюировать невозможно, — начинается второй процессъ, несравненно болѣе ясно разработанный въ теософскомъ ученіи, — эволюція духа, выдѣленіе его изъ матеріи, постепенное развитіе, восхожденіе, очишеніе и, наконецъ, возвращеніе къ тому, что его выдохнуло, сліяніе съ нимъ, «немыслящимъ и не творящимъ», самоуничтоженіе въ немъ, переходъ сознанія въ безсознательность, бытія въ небытіе, словомъ — нирвана.

II

Обратимся къ человѣку, то-есть, по ученію теософовъ, къ сознавшему себя существу, выкарабкиваюшемуся изъ матеріи и стремящемуся, черезъ громадную цѣпь различныхъ существованій, въ нирвану. Человѣкъ заключаетъ въ себѣ семь началъ, принциповъ, и дѣлится на три состава: 1) человѣка матеріальнаго, 2) человѣка разумнаго и 3) человѣка духовнаго. а) Матеріальный человѣкъ представляетъ изъ себя три первыхъ принципа:

1. физическое тѣло (рупа),
2. жизненность (жива или прана) и
3. астральное тѣло или двойникъ (майави-рупа или лингашарира).

Физическое тѣло разлагается послѣ смерти; но случается, что жизненная сила остается въ немъ еще долгое время, когда жизнь и сознаніе повидимому совсѣмъ отсутствуютъ. Теософы объясняютъ это на примѣрѣ тѣхъ факировъ, которыхъ на нѣсколько недѣль закапывали въ землю, послѣ чего они снова оживали. Примѣръ весьма неудачный, такъ какъ тутъ вовсе не смерть и никакого разложенія тѣла не происходитъ.

Жизненностъ — слѣдствіе соединенія тепла, электричества, магнетизма и т. д. Она проявляется и дѣйствуетъ посредствомъ воли. Она можетъ «передаваться» отъ одного организма другимъ, какъ равнымъ ему по развитію, такъ и низшимъ. Этимъ объясняются феномены животнаго магнетизма или, напримѣръ, ненормально быстраго роста растеній подъ вліяніемъ человѣческаго электро-магнетизма, направленнаго на это дѣйствіе волей магнетизёра.

Послѣ смерти физическаго тѣла жизненная сила не умираетъ, а переходитъ въ другія, нуждающіяся въ ней тѣла и развиваетъ новыя формы матеріи. Является вопросъ: какъ же смотрѣть на нее — какъ на вещество, или какъ на нѣчто безплотное? Теософы на это отвѣчаютъ, что въ природѣ нѣтъ ровно ничего нематеріальнаго, безплотнаго, а есть только одна матерія — болѣе или менѣе грубая, болѣе или менѣе утонченная. То, что обыкновенно называютъ духомъ — не иное что, какъ въ высшей степени эѳирная форма той же матеріи, недоступная нашимъ чувствамъ.

Такимъ образомъ оказывается, что жизненность есть матерія подъ видомъ силы. Синнеттъ въ своемъ «Эсотерическомъ буддизмѣ» говоритъ: «Когда тѣло умираетъ, вслѣдствіе удаленія изъ него высшихъ принциповъ, поддерживавшихъ его въ состояніи живой реальности, второй изъ этихъ принциповъ, т.-е. принципъ жизни, хоть и перестаетъ образовывать цѣлое, но все же еще остается въ частицахъ, стремящихся къ разложенію. Жизненность эта переходитъ въ организмы, рождаемые самимъ процессомъ разложенія. Похороните тѣло — и его жива или прана привьется къ растеніямъ, выходящимъ изъ земли, или къ низшимъ животнымъ формамъ, эволюирующимъ изъ ея субстанціи. Если же вы сожжете тѣло, неуничтожимая жива тотчасъ же устремится къ той планетѣ, на которой она получила свое первоначальное существованіе, и войдетъ тамъ въ какія-нибудь новыя соединенія, найдя сродные ей элементы» (стр. 39).

Астральное тѣло есть эѳирный двойникъ тѣла физическаго, его первообразъ. Посредствомъ него воля дѣйствуетъ на жизненную силу. И Блаватская, и вѣрное ея эхо — Синнеттъ, и статьи «Теософиста» утверждаютъ, что это астральное тѣло безсознательно, неразумно. По словамъ Синнетта, «это аггрегація частицъ въ особенномъ состояніи, не имѣющая ни жизни, ни какого-либо сознанія. Это точно такъ же не существо, какъ не существо — облака, принимающія формы живыхъ существъ (стр. 40). Майавирупа не можетъ отдаляться отъ физическаго тѣла на большое разстояніе, не подвергая опасности жизнь послѣдняго». Въ «Теософистѣ» даже вычислили, что самое большое разстояніе, какое осмѣливается себѣ позволять, покидая насъ, нашъ «безсознательный эѳирный прототипъ», — только сто ярдовъ.

Это не мѣшало однако, во время жизни и дѣятельности Блаватской, ея «хозяину», тибетскому мудрецу, состоять у ней въ услуженіи, и то и дѣло, иногда нѣсколько разъ на дню, по звонку ея серебрянаго колокольчика, являться въ своемъ астральномъ тѣлѣ изъ Тибета среди Парижа, Лондона, Эльберфельда, Вюрцбурга и т. д. Это не мѣшало также его безсознательному и не живому, какъ облако, астральному тѣлу диктовать основательницѣ «теософическаго общества» ея книги и статьи, преподавать ей совѣты, исполнять разныя ея желанія и желанія ея друзей, опускать въ чужіе карманы записочки и пузырьки съ душистымъ масломъ и, наконецъ, дѣлать разныя предсказанія, однако никогда не исполнявшіяся. Впрочемъ, астральныя тѣла не только мудрыхъ «махатмъ», но даже и ихъ «челъ» (учениковъ), какъ, напримѣръ, Дамодара, столь прославившагося своими «астральными путешествіями», — имѣютъ совсѣмъ иныя свойства, чѣмъ «двойники» прочихъ смертныхъ…^[3]

По смерти физическаго тѣла, астральное тѣло не тотчасъ разсыпается или испаряется. Оно остается еще нѣкоторое время подобно дыму потухшаго очага. Теософы утверждаютъ, что такъ называемыя спиритическія матеріализаціи и представляютъ собою именно этотъ дымъ, въ тѣхъ случаяхъ, когда онѣ не двойники самихъ медіумовъ или не «существа низшаго разряда».

б) Человѣкъ разумный заключаетъ въ себѣ два слѣдуюшихъ принципа:

4) Животную или страстную душу (кама-рупа).

5) Человѣческую душу (манасъ).

Животная душа — это «орудіе или проводникъ воли, органъ желанія и иллюзіи»: таково значеніе санскритскаго слова кама-рупа. Въ ней заключаются всѣ грубыя вожделѣнія, страсти, животные инстинкты. Она не сознательна и не разумна сама по себѣ; но, при соединеніи съ 5-мъ принциномъ, она способна развиться въ нѣчто высшее. Она такъ же, какъ и астральное тѣло, можетъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ отдѣляться отъ физическаго тѣла и внушать далеко находящимся людямъ разныя предчувствія, передавать имъ свое страстное желаніе и т. д. Какимъ образомъ отличить ее отъ астральнаго тѣла, если она, напримѣръ, явится въ видѣ призрака, — это остается невыясненнымъ.

Она можетъ на весьма значительное время пережить разрушеніе первыхъ трехъ принциповъ. У людей, при жизни очень развитыхъ духовно, ея жизненность слаба, она безсознательна и послѣ физической смерти такого человѣка уничтожается тотчасъ же вслѣдъ за жизненностью. Но если человѣкъ былъ обуреваемъ страстями, ненавистью или любовью, — кама-рупа сильна и живетъ долго послѣ его смерти. Она тоже можетъ появляться на спиритическихъ сеансахъ, хотя, опять-таки, не указываются признаки, по которымъ ее можно отличить въ такихъ случаяхъ отъ астральнаго тѣла, отъ «дыма».

Въ иныхъ людяхъ кама-рупа на столько сильна, что при земной жизни совсѣмъ поѣдаетъ высшій 5-й принципъ, человѣческую душу (манасъ). Тогда она послѣ смерти превращается въ вампира, «элементарія», демона — и является на кличъ духовызывателя, высасывая жизненную силу изъ живыхъ людей.

Человѣческая душа (манасъ) происходитъ отъ развитія низшихъ принциповъ въ нѣчто болѣе возвышенное. Въ ней заключаются разумъ и память, и ея органъ — мозгъ. Въ настоящее время, то-есть при современномъ развитіи человѣчества, какъ говорятъ теософы, манасъ еще очень слабъ, и рѣдко кто имъ обладаетъ. Большинство смертныхъ имѣютъ его лишь въ зачаточномъ состояніи.

Послѣ смерти высшія части манаса раздѣляются на двѣ группы. Чистѣйшая изъ нихъ, болѣе одухотворенная, соединяется съ 6-мъ принципомъ и восходитъ въ область безсмертныхъ духовъ. Тамъ пребываетъ она въ покоѣ, продолжительность и блаженство котораго пропорціональны чистотѣ мыслей и поступковъ человѣка во время его земной жизни. Высшія частицы манаса переживаютъ тамъ подобіе дѣтства, юности, зрѣлости, старости и дряхлости, а затѣмъ снова окунаются въ матерію, то-есть перевоплощаются или на нашей землѣ, или на другой какой-либо планетѣ.

Группа же частицъ манаса менѣе возвышенныхъ присоединяется къ элементарному остатку 4-го принципа и его укрѣпляетъ.

Бываютъ исключительные случаи, когда, вслѣдствіе чисто звѣриныхъ своихъ поступковъ, человѣкъ теряетъ всѣ духовные элементы, а слѣдовательно и какую-либо надежду на нирвану. Это и есть уничтоженіе, смерть души, новое и ужь безнадежное паденіе въ глубину матеріи. Точно такъ же идіоты и кретины не могутъ развить годнаго для нирваны духа, ибо не заключаютъ въ себѣ ровно никакихъ элементовъ безсмертія.

Тутъ мы наталкиваемся на нѣкоторую неожиданность. Намъ все время толкуютъ о добрыхъ и злыхъ дѣлахъ, отъ которыхъ, очевидно, зависитъ вся дальнѣйшая судьба человѣческаго «матеріальнаго духа», стремящагося къ нирванѣ. Между тѣмъ это только «теософическая» хитрость. Оказывается, что для того, чтобы за гробомъ, послѣ нѣкотораго «астральнаго» томленія, не разсыпаться прахомъ, вовсе не надо добрыхъ дѣлъ при жизни, и что творя самыя злыя дѣла и величайшія преступленія — отлично можно, тѣмъ не менѣе, сохранить свою душу и благополучно, даже несравненно скорѣе самыхъ святыхъ людей, достигнуть нирваны.

Все это развиваетъ и, по-своему, доказываетъ Синнеттъ въ VIII главѣ «Эсотерическаго буддизма», названной имъ: «Прогрессъ человѣчества». Тамъ, между прочимъ, мы читаемъ: "Весьма заблуждаются думающіе, что то, что мы, при нашихъ теперешнихъ взглядахъ и мысляхъ, называемъ порокомъ и добродѣтелью, можетъ, какъ двѣ единственныя причины, произвести хорошіе или худые результаты... Вовсе не достаточно знать, будетъ ли пороченъ или добродѣтеленъ человѣкъ, ибо эти недостатки или качества характера окажутся вещью ничего не стоющею въ тотъ критическій часъ, когда станетъ рѣшаться вопросъ: жить ли человѣку и развиваться въ высшемъ существованіи, или погибнуть раньше своего разцвѣта... Истина заставляетъ насъ, коснувшись новой тайны, сказать, что пороки и добродѣтели челолѣка даже не будутъ положены на вѣсы, при послѣднемъ взеѣшиваніи, послѣ котораю окончателъно рѣшитсл вопросъ: быть или не быть" («Le Boud. ésotér.» 1890 г., стр. 183).

Далѣе разъясняется, что для того, чтобы жить вѣчно (по теософскому понятію о вѣчности), надо только одно: развитіе въ себѣ духовности, не имѣющей ничего общаю съ добромъ и зломъ. Эту же духовность можно получить только сдѣлавшись теософомъ и проникнувшись доктриною буддизма, излагаемаго «теософическимъ обществомъ».

в) Человѣкъ духовный состоитъ изъ высшихъ частей 5-го принципа, къ которому присоединяются 6-й и 7-й принципы.

6) Духовная душа (будди).

7) Чистый духъ (атма).

Духовная душа — это самое высокое начало въ человѣкѣ, «чистѣйшее соединеніе духовности съ матеріальностью», по выраженію «Теософиста». Подобнаго состоянія до сихъ поръ достигли весьма немногіе. Достигнувшіе его называются иллюминатами, посвященными или адептами; въ нихъ пребываеть познаніе. Духовная сознательность, которую человѣкъ въ своемъ обыкновенномъ состояніи только едва предчувствуетъ, получаетъ здѣсь самое широкое развитіе; личное безсмертіе окончательно завоевано. Слившись съ этимъ принципомъ, человѣкъ дѣлается всезнаюшимъ, онъ понимаетъ свое могущество и понимаетъ также все, на что способна природа, которой онъ отнынѣ становится руководителемъ и властелиномъ. Онъ уже можетъ также направлять теперь самъ свое будущее и сознательно приготовлять себѣ такое новое воплошеніе, какого онъ желаетъ.

Но это все же еще не вершина духовнаго развитія. Человѣкъ продолжаетъ прогрессировать. Его разумъ становится мудростью. Онъ Будда — и въ концѣ концовъ творитъ общую работу съ источникомъ всѣхъ вещей. Теософы полагаютъ, что мы вмѣщаемъ въ себѣ только малое зерно 6-го принципа, и нѣкоторые увѣрены даже, что онъ въ насъ совсѣмъ еще не существуетъ, что онъ еще долженъ быть привлеченъ человѣкомъ посредствомъ концентраціи мысли и воли. Однако Синнеттъ, вдохновляемый Кутъ-Хуми (Блаватская тожъ), пишетъ, что все сущее, отъ человѣка, животнаго, растенія и до минерала включительно, обладаетъ всѣми семью принципами и что ихъ оживляетъ, собственно говоря, только седьмой принципъ (стр. 45).

Но первоначальная неотеософическая доктрина объясняетъ, что на землѣ свѣтятся лишь самые слабые отблески шестого принципа; современное человѣчество, въ своей арійской расѣ, развиваетъ еще только пятый принципъ, другія же расы, какъ напримѣръ желтая, не достигли и этого, такъ какъ развиваютъ четвертый принципъ.

Чистый духъ. Это, по словамъ «Теософиста», состояніе непостижимое, въ немъ заключается всемірный источникъ, изъ котораго, посредствомъ таинственнаго вдыханія и выдыханія, все исходитъ и къ которому все возвращается. Это нирвана или парабрама.

Вотъ сущность ученія теософическаго общества относительно человѣка, — ученія, изобилующаго противорѣчіями и явными слѣ-дами чисто Бюхнеровскаго матеріализма. Я извлекъ ее изъ обстоятельнаго изложенія Жюля Бэссака, провѣривъ и дополнивъ по другимъ, уже оффиціальнымъ, цитируемымъ мною, теософическимъ источникамъ.

III

По мнѣнію нео-теософовъ, существуетъ только одна дѣйствительность: это — имеино то самое непостижимое, не мыслящее и не творящее нѣчто, которое все выдыхаетъ и все въ себя вдыхаетъ. Вселенная же или міръ явленій — только призракъ (майа), формы котораго постоянно видоизмѣняются и затѣмъ навѣки исчезаютъ, соединяясь со своимъ таинственнымъ первоисточникомъ, перейдя изъ призрачнаго, несуществуюшаго въ дѣиствительности бытія въ реальное, единое сущее небытіе. Теософы находятъ, что это «фактъ» совершенно ясный самъ по себѣ и, кромѣ того, вполнѣ согласный со всѣми данными современной науки.

Какъ уже было выше сказано, изойдя изъ непостижимаго «Единаго» или «Всего», чистый духъ низвергается въ бездну матеріи. Но это не есть паденіе, а какая-то медленная, постепенная инволюція, нисхожденіе по семи ступенямъ тѣхъ же «принциповъ», начиная съ атмы и кончая рупой. Надо замѣтить при этомъ, что ступеней, собственно говоря, безчисленное множество, такъ какъ каждый принципъ, въ свою очередь, подраздѣляется на семь частей, отъ высшей до низшей, каждая часть дѣлится тоже на семь частицъ и т. д., до чисто гомеопатическихъ дозъ матеріи или духа, ибо майа природы разнообразна до безконечности. Такъ, для примѣра, первый принципъ — «рупа», т.-е. физическое тѣло, заключаетъ въ себѣ тьмы темъ существъ, населяюшихъ міры безпредѣльнаго небеснаго пространства, и на одной нашей маленькой землѣ разнообразится отъ самаго совершеннаго человѣческаго тѣла до самаго низшаго животнаго, растенія и даже минерала.

Человѣческому воображенію трудно себѣ представить протяженіе времени, необходимое для того, чтобы высшая, концентрированная эссенція чистаго духа превратилась въ низшую концентрированную эссенцію матеріи, чтобы высочайшая частица 7-го принципа, атмы, содѣлалась нижайшею частицей 1-го принципа, рупы. Но разъ все нисхожденіе, инволюція, доведено до конца, начинается съ точно такою же постепенностью и медленностью, по тѣмъ же безконечнымъ ступенькамъ и зазубринкамъ главныхъ семи ступеней, восхожденіе, эволюція, развитіе неисчислимо малой частицы духа изъ нѣдръ грубѣйшей матеріи въ единосущія нѣдра нирваны.

Одинъ изъ фанатиковъ «теософическаго общества» и разъяснителей его первоначальной доктрины, нынѣ уже умершій Луи Драмаръ, находитъ, что этотъ второй, восходящій фазисъ почти тождественъ съ эволюціей дарвинистовъ. Только дарвинисты, по его мнѣнію, упустили изъ виду предыдущій фазисъ, инволюцію, безъ которой невозможно постигнуть образованіе объективной матеріи.

«Мы дѣйствительно знаемъ, — говоритъ онъ, — что, съ одной стороны, принципъ всего сушествуюшаго не можетъ быть подобенъ происходящимъ отъ него объективнымъ формамъ, а съ другой стороны, что природа, во всѣхъ своихъ твореніяхъ, дѣйствуетъ посредствомъ медленныхъ и незамѣтныхъ видоизмѣненій. Такимъ образомъ проявленіе, матеріализованіе существъ можетъ происходить только прогрессивно; объективное состояніе матеріи, являющееся точкой отправленія эволюціи дарвинистовъ, — въ дѣйствительности есть сложный результатъ долгаго предшествовавшаго процесса»^[4].

Но дѣло въ томъ, что еще совершенно недостаточно замѣтить невѣрность и произвольность точки отправленія дарвинистовъ, недостаточно объявить по ту сторону эволюціи — инволюцію. Оставляя въ сторонѣ дарвинистовъ и ихъ теорію, — процессъ развитія и усовершенствованія какъ въ сферѣ матеріальной, такъ и духовной, — ясенъ и понятенъ. Инволюція же теософовъ остается празднымъ словомъ, прикрывающимъ пустоту и неизвѣстность, — «эсотеричная доктрина», дойдя до этой инволюціи, расплывается въ туманностяхъ и не даетъ ровно никакого, хотя бы даже и слабаго, разъясненія. А между тѣмъ, вѣдь эта доктрина претендуетъ на полноту и ясность, она не провозглашаетъ догматовъ вѣры, а убѣждаетъ своихъ адептовъ, рекламируетъ о себѣ, что вся она, отъ альфы до омеги, состоитъ изъ знанія, что она есть «религія разума». Въ данномъ случаѣ каббалистическій «законъ соотвѣтствій» и магическая фигура равныхъ, чернаго и бѣлаго треугольниковъ, переплетающихся между собою, — оказываются, въ рукахъ мудрыхъ нео-теософовъ, механизмами, ключъ къ которымъ потерянъ. Теорія инволюціи духа, какою она является въ писаніяхъ какъ Блаватской, такъ и всѣхъ ея послѣдователей, почти самый слабый пунктъ теософической доктрины.

Объявивъ свое одобреніе Дарвину по случаю его догадливости относительно эволюціи «низшаго принципа на нашей землѣ», теософы идутъ далѣе и разсказываютъ полное міровое развитіе всѣхъ семи принциповъ до самыхъ нѣдръ нирваны.

Что касается эволюціи человѣчества и близкихъ къ нему существъ, она происходитъ сразу на нѣсколькихъ планетахъ, хоть и различныхъ по своему развитію, но сродныхъ, связанныхъ между собою. Группы совмѣстно эволюирующихъ планетъ называются «планетарными цѣпями». Общая эволюція такой планетарной цѣпи обозначается словомъ: манвантара.

Періодъ покоя, смерти или сна міровъ (есть и такіе періоды, ибо какъ въ великомъ, такъ и въ маломъ — все полно соотвѣтствій, и соотвѣтствія эти производятъ міровые дни и ночи), носятъ названіе пралайа. Въ продолженіе каждой манвантары безчисленныя породы существъ совершаютъ свою эволюцію. Манвантары подраздѣляются на круги, то-есть періоды, необходимые для полной эволюціи одной какой-нибудь породы, напримѣръ — человѣческой.

Эсотерическая доктрина признаетъ, подобно дарвинистамъ, что высшія породы происходятъ отъ развитія низшихъ; но она допускаетъ три царства существъ, предшествующихъ царству минеральному. Начиная съ минераловъ, эволюція медленно поднимается до образованія человѣка, проходя черезъ громадное разнообразіе растительнаго и животнаго царствъ.

Эволюція человѣческой породы продолжается постепенно на каждой изъ планетъ, составляющихъ цѣпь.

«Предположимъ, — пишетъ Драмаръ, — каждую изъ этихъ планетъ въ видѣ башни. Эти башни, числомъ семь, расположены кругомъ и образуютъ поверхность цилиндра. Теперь предположимъ, что, начиная съ основанія этого цилиндра, проводятъ спираль по его поверхности; спираль эта множество разъ пройдетъ по каждой изъ башенъ, но всякій разъ все выше и выше. Этотъ примѣръ довольно ясно представляетъ прохожденіе каждаго существа черезъ планетарную цѣпь. Если обозначить буквой а первую планету, на которой появляется человѣкъ, и буквами б, в, г и т. д. тѣ планеты, чрезъ которыя онъ проходитъ впослѣдствіи, развиваясь, — то станетъ понятно, что полный оборотъ спирали вернетъ его снова на а; но только уже на высшей ступени развитія, чѣмъ онъ былъ прежде, и съ этой ступени онъ возобновитъ свою дальнѣйшую, на высшемъ уже планѣ, эволюцію черезъ планетарную цѣпь.

Манвантара дѣлится на извѣстное число круговъ, обусловливаемыхъ прохожденіемъ данной породы черезъ всѣ планеты цѣпи. Круги, въ свою очередь, подраздѣляются на малые круги, соотвѣтствующіе продолженію эволюціи человѣчества на одной планетѣ. Такая эволюція совершается посредствомъ опять-таки семи главныхъ расъ, подраздѣленныхъ на под-расы, племена и т. д. Періодъ эволюціи главной расы называется цикломъ, и эти циклы приблизительно равняются милліону лѣтъ.

Такимъ образомъ, — замѣчаетъ Драмаръ, — эсотерическіе философы еще болѣе смѣлы относительно древности человѣческаго рода, чѣмъ наши ученые натуралисты. Первыя человѣческія расы не могли оставить по себѣ замѣтныхъ слѣдовъ, ибо эволюція данной породы, согласно эсотерической доктринѣ, заключаетъ въ себѣ ея прогрессивное матеріализованіе, также какъ и ея медленное возвращеніе къ субъективному состоянію. Слѣдовательно, первыя расы употребили долгіе вѣка на развитіе человѣческаго тѣла, его способностей и чувствъ прежде, чѣмъ человѣчество достигло чисто-объективнаго состоянія, отъ котораго оно только-что начинаетъ освобождатъся въ настояшее время».

Въ словахъ этихъ заключается очевидная путаница, смѣшеніе понятій, незаконное вторженіе пресловутой инволюціи въ эволюцію. Если за минералами есть еще три низшихъ царства природы, то вѣдь самая глубокая матеріальность находится при началѣ перваго изъ нихъ. Это, значитъ, и есть то состояніе полнѣйшей, по «эсотерическому ученію», объективности, когда матерія сжимаетъ до непостижимой минимальности частицу чистаго духа (субъективности), выдохнутаго парабрамой. Это и есть та самая точка, гдѣ заканчивается инволюція и начинается эволюція, т.-е. крайне медленное, но все же неизмѣнно прогрессирующее развитіе субъективности.

Самое неразвитое растеніе очевидно развитѣе самаго высшаго минерала, самое низшее животное развитѣе растенія, обладающаго чѣмъто въ родѣ движеній, самый первобытный человѣкъ, хоть и покрытый шерстью и обмѣнивающійся съ подобными себѣ существами дикими звуками первыхъ словъ, все же homo sapiens и развитѣе самой умной обезьяны на какомъ-нибудь Марсѣ, которая его породила.

Мы можемъ себѣ представить «теософическую спираль», обвивающуюся, медленно поднимаясь, вокругъ «семипланетной цѣпи». Вотъ низшій минералъ на планетѣ а; онъ развивается очень медленно; на б онъ чуть-чуть развитѣе, на в еще немного развился и т. д. Онъ, обойдя всю цѣпь, возврашается на планету а уже минераломъ средняго развитія и, черезъ нѣсколько круговъ, гдѣ-нибудь, хоть на планетѣ д, доразовьется до того, что перейдетъ въ самое низшее растеніе. То же самое, если оставаться послѣдовательнымъ, должно произойти и дальше, при переходѣ растенія въ животное, а животнаго въ человѣка.

Все это мы можемъ еше себѣ представить, также какъ и то, что если у какой-то самой умной, достигшей высшей эволюціи своей породы, марсовской обезьяны родился самый грубый уродъ, но все же homo sapiens, то онъ чуть-чуть, едва замѣтно, а все же развитѣе ея, ибо съ минуты его рожденія начинается новая высшая порода, способная на развитіе въ себѣ высокихъ душевныхъ и духовныхъ «принциповъ». Еслибъ было, иначе если-бы первый homo sapiens оказался хоть чуть-чуть плоше въ своемъ развитіи породившей его обезьяны, тогда совершилось бы не возникновеніе новаго, высшаго, человѣческаго рода, а напротивъ — началось бы вырожденіе рода обезьяньяго, — не эволюція по медленно поднимающейся спирали, а инволюція.

Очевидно, если ставъ на теософско-дарвиновскую точку зрѣнія, только оставаться послѣдовательнымъ, — самый грубый первобытный человѣкъ, развивая свой первый «принципъ», то есть матеріальное тѣло, рупу, — одновременно съ этимъ развивалъ и свои высшіе принцицы, субъективность. Говорить же, какъ дѣлаетъ это Драмаръ, на основаніи «эсотерической доктрины», о томъ, что первобытный человѣкъ, только-что произведенный эволюціей низшей породы, былъ несравненно духовнѣе, а слѣдовательно выше и чише лучшихъ представителей современнаго человѣчества и что при этомъ онъ стремился, развивая и улучшая свое тѣло, въ самую глубину матеріи, прениже всякаго минерала, къ «крайнему развитію объективности», — значитъ спутаться въ первыхъ буквахъ собственной азбуки, забывать объ остроумной спирали и, объявляя, что въ природѣ нѣтъ скачковъ, а лишь строгая, медленная постепенность, совершенно смѣшивать инволюцію съ эволюціей и обратно.

Такую же точно путаницу, ничуть ея не замѣчая, производятъ въ своихъ объясненіяхъ и другіе теософы, повторяя за Блаватской и Синнеттомъ, что эволюція, совершивъ свой малый кругъ на данной планетѣ, переходитъ на другую, а покинутая ею планета погружается въ сонъ, въ пралайю, замираетъ. То же случается и со всѣми семью планетами цѣпи. Одна за другой онѣ засыпаютъ и спятъ, пока волна жизни, обойдя всю цѣпь, не вернется снова и не разбудитъ ихъ къ дѣятельности уже на болѣе высокомъ планѣ.

Далѣе, Синнеттъ разъясняетъ: «Цѣпь міровъ, какъ единица, имѣетъ свой сѣверъ и свой югъ, духовный полюсъ и полюсъ матеріальный, и работа эволюціи производится выхожденіемъ изъ духовнаго состоянія, вступленіемъ въ состояніе матеріальное, а изъ него снова въ состояніе духовное» («Le Boudd. ésot.», стр-165). Что же тутъ выходитъ? Таинственное и непонятное Единое, Все, существующее, какъ надо полагать, въ единственномъ числѣ для всей вселенной, — здѣсь оказывается существующимъ для одной лишь планетарной цѣпи, состояшей изъ семи міровъ. Это Единое планетарной цѣпи какъ-то вдругъ раздвояется, образуя сѣверъ и югъ, духовный полюсъ и матеріальный. Но оно творитъ свою безсознательную работу — «заставляетъ духъ нисходить въ матерію и поднимаетъ ее къ духу», то-есть производитъ инволюцію и эволюцію. Такимъ образомъ оказывается, что, кромѣ единаго сущаго Парабрамы, существуетъ еще безконечное множество малыхъ Парабрамъ, по одному для каждой планетарной цѣпи, состоящей изъ семи міровъ!

Далѣе все лучше и лучше:

«Въ человѣческой эволюціи, на каждомъ отдѣльномъ планѣ, какъ и на общемъ, существуетъ эра нисходящая и восходящая, то-есть проникновеніе духа въ матерію и развитіе матеріи въ духъ... Въ первомъ кругѣ человѣкъ является существомъ относительно эѳирнымъ по сравненію съ теперешнимъ его состояніемъ. Онъ не разуменъ, но высоко духовенъ. Такъ же, какъ и окружающія его растительныя и животныя формы, онъ заключенъ въ громадное и легковѣсное тѣло.

Во второмъ кругѣ онъ все еше гигантскаго роста и очень мало вѣситъ; но тѣло его уже становится болѣе плотнымъ, человѣкъ дѣлается болѣе физическимъ, хотя еще менѣе разуменъ, чѣмъ духовенъ.

Въ третьемъ кругѣ тѣло его плотно и крѣпко, это — гигантская обезьяна (!), разумъ незамѣтно развивается. Во второй половинѣ третьяго круга его гигантскій ростъ уменьшается, тѣло совершенствуется въ формы, и онъ становится настояшимъ человѣкомъ.

Въ четвертомъ кругѣ разумъ совершаетъ громадный прогрессъ. Расы, которыми кругъ начинается, уже владѣютъ рѣчью, намъ понятною. Въ мірѣ проявляются результаты разумной дѣятельности и духовнаго упадка. На полпути четвертаго круга кульминаціонный пунктъ періода семи міровъ пройденъ.

Съ этого пункта, возвышаясь, духовное я начинаетъ борьбу съ тѣломъ и разумомъ для развитія своихъ возрастающихъ силъ. Въ пятомъ кругѣ борьба продолжается; и трансцендентныя способности сильно развиты, хотя битва между ними и разумомъ жарче, чѣмъ когда-либо, такъ какъ разумъ и духовность пятаго круга болѣе развиты, чѣмъ въ четвертомъ. Въ шестомъ кругѣ человѣчество достигаетъ такого совершенства тѣла и души, разума и духа, какого мы не можемъ теперь себѣ и представить. Дивныя способности, въ рѣдкія эпохи позволяющія нѣкоторымъ привилегированвымъ существамъ узнавать тайны природы, сдѣлаются тогда обшимъ достояніемъ.

Что касается седьмого круга, даже самые сообщительные изъ оккультныхъ учителей (махатмъ) о немъ торжественно умалчиваютъ. Человѣчество въ седьмомъ кругѣ будетъ настолько божественно, что мы, люди четвертаго круга, не можемъ этого постигнуть» («Le Boud. ésot.», стр. 166—168).

Изъ этихъ разъясненій не только выясняется доктрина хотя единыхъ, а все же безчисленныхъ Парабрамъ, выдыхающихъ и вдыхающихъ чистый духъ по всѣмъ полюсамъ планетарныхъ цѣпей безпредѣльнаго мірового пространства, но въ нихъ заключается, наконецъ, и живая картина инволюціи. Мы видимъ какихъ-то громадныхъ и легковѣсныхъ духовныхъ идіотовъ, постепенно переходящихъ въ гигантскихъ обезьянъ, а затѣмъ узнаемъ, что мы сами только-что выскочили изъ самой что ни на есть глубины матеріи.

Сначала, еще не зная, въ какія «пещеры и дебри» насъ приведутъ, мы слѣдили серьезно за «эсотерическою доктриной» и, допустивъ фикцію, могли себѣ представить конечную точку инволюціи, самую глубь матеріи, — у низшаго предѣла перваго изъ трехъ проблематическихъ царствъ, предшествующихъ царству минеральному. А вотъ теперь оказывается, что конечная точка инволюціи, глубина матеріи — это вчерашніе мы.

И такая неожиданность — не послѣдняя. Съ нами просто шутили, когда толковали намъ о томъ, что въ природѣ все исходитъ отъ единаго и къ тому же единому возвращается, что природа подобна висящей цѣпи, два конца которой находятся во рту таинственнаго Парабрамы, а ротъ его есть -- нирвана. Съ нами шутили, когда объявили намъ, что въ природѣ нѣтъ скачковъ и что всѣ звенья великой цѣпи медленно, незамѣтно переходятъ одно въ другое. Намъ неизвѣстно зачѣмъ показывали модель цилиндра, состоящаго изъ семи башенокъ, вокругъ которыхъ остроумно обходитъ блестяшая спираль, объясняя своимъ постепеннымъ восходяшимъ движеніемъ эволюціи «планетарной цѣпи».

Теперь все это забывается. Единая природа разбилась на безконечное число Парабрамъ, и каждый изъ нихъ держитъ во рту даже не одну цѣпочку, а много цѣпочекъ. Да, много цѣпочекъ, ибо оказывается изъ вышеприведеннаго, что у каждаго (извѣстнаго и неизвѣстнаго, открываемаго теософами) царства природы есть своя инволюція и эволюція. Какъ прямое и неизбѣжное слѣдствіе всего этого, выясняемое теософскими писаніями, насъ приглашаютъ допустить чистый духъ, потомъ чистую матерію, затѣмъ опять чистый духъ и нирвану — под-под-подминераловъ, под-подминераловъ, подминераловъ, минераловъ, растеній, животныхъ... Чистый духъ (атма) и нироана — блаженное состояніе единосушаго небытія подминераловъ, растеній, животныхъ!! И при этомъ, въ другихъ мѣстахъ своей доктрины, объявляютъ единство природы и послѣдовательное развитіе высшихъ жизненныхъ формъ изъ низшихъ. Вотъ до какихъ абсурдовъ и противорѣчій дотолковались и дописались Е. П. Блаватская и ея помощники, создавая свою «религію разума».

IV

Послѣдуемъ далѣе за нео-теософской судьбой собственно человѣческой эволюціи. Во время этого процесса на каждой планетѣ всякая индивидуальная монада многократно перевоплощается. Продолжительность періода круговращенія жизненной волны неизвѣстна. Теософы со вздохомъ заявляютъ, что относительно этого ихъ оккультные учителя (махатмы) почему-то хранятъ глубокое молчаніе и даже не любятъ, чтобы къ нимъ обрашались съ подобными вопросами. Но все же, въ концѣ концовъ, они удостоили своихъ вѣрныхъ послѣдователей отвѣтомъ и дали имъ цифры, относящіяся къ тому періоду эволюціи, въ которомъ мы находимся.

По этимъ откровеніямъ мы находимся въ четвертомъ кругѣ оборота спирали, проходящей черезъ нашу планетарную цѣпь. Между нами встрѣчаются однако, какъ рѣдчайшія исключенія, существа, принадлежащія уже къ пятому кругу, такъ какъ они, усиліями свой воли, достигнувшей громадныхъ результатовъ, выработали себѣ именно то состояніе, какое будетъ удѣломъ развившагося человѣчества въ пятомъ кругѣ. Существа эти, какъ легко догадаться, великіе адепты оккультизма, махатмы.

Но все же, опередить человѣчество болѣе чѣмъ на одинъ кругъ, т.-е. въ четвертомъ кругѣ стать человѣкомъ шестого — никому невозможно. Есть одно исключеніе — Будда, но къ нему примѣняются совершенно другіе законы, ибо онъ — «our Lord Bouddha».

Относительно перевоплощеній теософы спѣшатъ оговориться, что, несмотря на свою многочисленность, перевоплошенія эти отдѣлены другъ отъ друга большимъ пространствомъ времени, и вотъ тутъ-то являются на спену цифры, о которыхъ «проговорились» махатмы. Человѣческая раса, эволюирующая въ настоящее время, начала свою эволюцію милліонъ лѣтъ тому назадъ. Въ одной расѣ среднимъ числомъ должно быть сто воплошеній; каждая индивидуальная монада можетъ однако перевоплотиться до ста двадцати разъ. На основаніи этихъ данныхъ теософы производятъ выкладки и объявляютъ, что періодъ между двумя воплошеніями состоитъ приблизительно изъ тысячи пятисотъ лѣтъ («Le Boud. ésot.», стр. 170—173).

Какія же обстоятельства дѣлаютъ воплотившагося человѣка такимъ, каковъ онъ есть, и управляютъ его судьбою въ сей грубо-матеріальной, хотя въ то же время и «призрачной» юдоли? Тутъ мы подходимъ къ такъ называемому закону кармы, къ закону причинъ и слѣдствій. «Мы подвергаемся, — говоритъ въ своемъ буддійскомъ катехизисѣ Олкоттъ, — только той судьбѣ, какую заслужили своими прежними дѣяніями (въ прежнихъ воплощеніяхъ). Можемъ ли мы при такихъ условіяхъ жаловаться на кого-либо, кромѣ самихъ себя?» Мало того, мы приготовляемъ ежедневными нашими мыслями и дѣлами форму нашего слѣдующаго воплошенія.

Этимъ закономъ кармы теософы объясняютъ всѣ явленія человѣческой жизни и даже думаютъ найти въ немъ мирное разрѣшеніе соціальныхъ вопросовъ. Карма и перевоплощеніе, заключаясь въ чистомъ буддизмѣ, являются однако вовсе не его созданіемъ, а лежатъ въ основаніи еше браманизма. Браманизмъ ихъ выдумалъ ради объясненія неравенства кастъ и для того, чтобы высшія касты могли спокойно распоряжаться низшими. Буддизмъ только воспользовался этими понятіями, придалъ имъ философскую окраску и подвелъ ихъ подъ законъ природы. «Въ этой системѣ, — говоритъ Жюль Бэссакъ, — всякое воплощеніе скорѣе есть новое рожденіе, чѣмъ возрожденіе; это не метэмпсихоза, но метаморфоза».

Буддисты поясняютъ свою мысль сравненіемъ съ факеломъ и деревомъ. Одинъ факелъ, говорятъ они, зажженъ о другой факелъ; они различны, но второй изъ нихъ не горѣлъ бы, еслибы не получилъ своего огня отъ перваго. Дерево производитъ плодъ; отъ этого плода родится другое дерево и т. д. Послѣднее дерево не тождественно съ первымъ, но оно есть его слѣдствіе, такъ какъ еслибы перваго дерева не существовало, не было бы и второго. Человѣкъ уподобляется здѣсь дереву, его дѣйствія суть плоды, сила, оживляющая плоды, есть желаніе; пока существуетъ желаніе жить, эволюція продолжается: добрыя и злыя дѣла опредѣляютъ качества плода, такъ что существованіе, происходящее отъ этихъ дѣйствій, будетъ счастливымъ, или несчастнымъ, смотря по природѣ плода, вліяющаго на дерево, отъ него рождающееся.

Такимъ образомъ однимъ изъ основныхъ положеній неотеософической доктрины является то, что человѣкъ — полный властелинъ своей судьбы и самъ себѣ творитъ ее, постепенно, иной разъ съ большими остановками, совершая эволюцію своего духа и медленно, шагъ за шагомъ, достигая нирваны.

Теософы, и прежде всего Олкоттъ, очень любятъ указывать на согласіе этого положенія съ «научными» взглядами дарвининистовъ, а также и на простоту, ясность и логичность выводовъ, истекающихъ изъ законовъ кармы. Посмотримъ, насколько справедливо то и другое. Жюль Бэссакъ не безосновательно говоритъ объ этомъ слѣдуюшее: «Вовсе не отвѣчая принципу трансформизма, какъ понимаетъ его наука, теорія перевоплощеній кажется намъ именно его противоположностью. По теософической теоріи видоизмѣняется вѣчная индивидуальная монада. Карма отдѣльнаго существа здѣсь разсматривается какъ нѣчто стояшее во главѣ измѣненій видовъ, породъ и расъ. Между тѣмъ по системѣ научнаго трансформизма происходило бы совершенно противное... Индивидуумъ, въ противность ученію философіи санкія, тибетскому буддизму и новой теософіи, разсматривается здѣсь не какъ эволюція самого себя, связанная личною кармой, а какъ произведеніе общей коллективной кармы, въ которой, слѣдовательно, онъ не можетъ, какъ таковой, имѣть хотя бы малѣйшую частицу личной отвѣтственности. Допуская, какъ дѣлаетъ это новая теософія, единство сушности, изъ которой все это произошло, необходимо допустить также, что индивидуальная монада создается только въ извѣстное мгновеніе эволюціи. Когда бы это ни произошло, все же она имѣла, значитъ, свое начало, и за этимъ началомъ цѣлую вѣчность, а потому, значитъ, она (какъ индивидуальность) не изначальна, но образовалась вслѣдствіе дифференціацій, въ произведеніи или кармѣ которыхъ нисколько не участвовала. Предполагая, съ другой стороны (какъ вынуждена это сдѣлать философія санкія, чтобы объяснить детерминизмъ личныхъ отвѣтственностей въ продолженіе эволюціи) — изначальность монады, основаніемъ эволюціи полагаютъ предвѣчную общую карму, не имѣющую въ себѣ детерминизма, — изъ чего вытекаетъ явное противорѣчіе. Кромѣ того, этимъ колеблется самая основа идеи изначальнаго монона, по необходимости индифференцированнаго, безъ чего онъ не былъ бы монономъ, — идеи, которую однако буддизмъ и новая теософія считаютъ, да и должны считать, основаніемъ всего своего ученія. Изъ этого слѣдуетъ: 1) что такъ какъ отдѣльное существо ни при чемъ въ своемъ изначальномъ детерминизмѣ, то оно само лично ни при чемъ и въ движеніи, породившемъ дифференціаціи, отъ которыхъ произошли царства природы, а затѣмъ, вслѣдствіе наслѣдственности и приспособленія, виды, породы, расы и семейства; 2) что мы сознательно не отвѣтственны ни за что изъ случившагося съ нами, такъ какъ наша личная карма (подчиненная общей кармѣ) дѣйствуетъ только въ настоящемъ, а въ эволюціи будущаго это наше настоящее принимаетъ безконечно-малое участіе; 3) что если обстоятельства личной жизни на землѣ (чему мы, конечно, вѣримъ) суть слѣдствія предшествующихъ причинъ, то эти причины не были порождены, какъ тому учатъ сѣверный буддизмъ и новая теософія, тѣмъ существомъ, которое должно выносить на себѣ ихъ слѣдствія».

Какъ бы то ни было, главнѣйшія положенія нео-теософической доктрины полны всякихъ противорѣчій самимъ себѣ и нисколько не соотвѣтствуютъ выводамъ и «мечтамъ современной науки». А между тѣмъ Блаватская и ея сотрудники, при всякомъ удобномъ случаѣ, любятъ заявлять, что ихъ доктрина оправдываетъ и всегда будетъ оправдыватъ научные выводы и открытія, такъ какъ она основана не на вѣрѣ, а на точномъ знаніи законовъ природы. «Наша теософія — не вѣра, а наука», пишетъ Блаватская.

Драмаръ, мечтающій сдѣлать теософію религіей низшихъ классовъ и положить ее въ основу будушей соціальной революціи, только и дѣлаетъ, что носится съ наукой, будто бы утверждающей всѣ положенія «эсотерической доктрины». Онъ хорошо знаетъ, что, при его цѣляхъ, одно ужь слово «наука» является могущественнымъ, волшебнымъ оружіемъ, и что онъ можетъ какъ угодно злоупотреблять этимъ чарующимъ словомъ, въ виду крайней невѣжественности той среды, куда онъ направляетъ свою пропаганду.

V

Объясняя значеніе принциповъ, заключающихся въ тройственномъ человѣкѣ, теософы, какъ мы видѣли, довольно опредѣленно разсказываютъ о процессѣ, происходяшемъ послѣ смерти матеріальнаго тѣла. Процессъ этотъ заключается, такъ сказать, въ раздвоеніи сушества, причемъ низшіе его принципы остаются въ земной атмосферѣ и, одинъ за другимъ, уничтожаются, переходятъ въ матерьялъ для образованія новыхъ формъ майи, то-есть «объективныхъ призраковъ природы». Высшіе же принципы восходятъ въ область «тонко-матеріальныхъ духовъ», гдѣ пребываютъ въ долгомъ блаженствѣ, а затѣмъ снова воплощаются на какой-либо планетѣ.

Какъ ни фантастично подобное представленіе, но все же оно совершенно ясно и опредѣленно. Однако это только такъ кажется съ перваго раза. Дойдя до «закона кармы» и до перевоплошеній, теософы снова останавливаются на мысляхъ о загробномъ существованіи — и тутъ сразу же начинаютъ, какъ и всегда, впадать въ противорѣчія.

Рядомъ съ состояніемъ блаженнаго отдохновенія, въ которомъ находятся, между двумя воплошеніями, высшіе принципы человѣка, и которое называется «дэвакханъ», — вдругъ, неизвѣстно откуда, появляется состояніе противоположное, состояніе страданія, наказанія за грѣхи — и получаетъ наименованіе «авичи».

Состоянія временнаго блаженства послѣ смерти и, значитъ, тоже временнаго страданія, «девакханъ» и «авичи», зависятъ исключительно отъ кармы человѣка. Жизнь въ нихъ не объективна, а субъективна.

«Въ „дэвакханъ“, — говоритъ Синнеттъ, — отъ человѣка остается не его индивидуальная монада, проходящая чрезъ всѣ видоизмѣненія эволюціоннаго потока и входящая то въ одно, то въ другое тѣло, оказывающаяся то на одной, то на другой планетѣ и т. д., — въ дэвакханѣ отъ человѣка остается только его сознательная личность». «Эта личность, не сознававшая доселѣ своихъ видоизмѣненій, не помнившая своихъ прежнихъ воплощеній, такимъ образомъ не то что остается, а точнѣе — узнаетъ себя, очутившись въ состояніи «дэвакханъ». «Въ этомъ состояніи, — продолжаетъ Синнеттъ, — не имѣютъ понятія о томъ, что происходитъ на землѣ. Не будь это такъ, не было бы истиннаго счастья по смерти. Такое небо, откуда, какъ съ обсерваторіи, можно было бы видѣть всѣ бѣдствія нашей планеты, было бы во-истину мѣстомъ острыхъ нравственныхъ страданій для самыхъ лучшихъ изъ его обитателей, существованіемъ, тягость котораго возрастала бы вмѣстѣ съ достоинствами и любвеобиліемъ человѣка» («Le Boud. ésot.», стр. 108).

Далѣе мы находимъ такое опредѣленіе «дэвакханъ»: «это міръ тѣней и формъ, съ объективностью, но безъ субстанціи». «Точно такой же характеръ имѣетъ и „авичи“, — состояніе, противоположное „дэвакханъ“, состояніе загробнаго страданія за ошибки и преступленія, содѣланныя человѣкомъ», — объявляютъ толкователи «эсотерической доктрины» и затѣмъ, все же сознавая, что тутъ у нихъ происходитъ нѣчто неладное, всячески замалчиваютъ «авичи» — этотъ свой буддистскій адъ, явившійся какъ-то не у мѣста.

Останимъ въ сторонѣ всю непроницаемую туманность опредѣленій этихъ состояній, не обратимъ вниманія на то, что жизнь въ нихъ «не объективна, а субъективна», и въ то же время «въ ней есть объективность, но нѣтъ субстанціи» и т. д. Скажемъ себѣ, что все это очень ясно, послѣдовательно, логично и, притомъ же, «согласно съ наукой, опирается не на вѣрѣ, а на знаніи». Но при чемъ же тутъ, однако, истекающая изъ закона кармы необходимость перевоплошеній, объясненныя уже намъ, во всѣхъ подробностяхъ, свойства и судьба семи принциповъ человѣка и т.д.? Мы еще можемъ, хотя и не въ удивительныхъ объясненіяхъ Блаватской и Синнетта, кое-какъ согласовать «дэвакханъ» съ остальной системой. Будемъ говорить такимъ образомъ: человѣкъ, благодаря своей предшествовавшей кармѣ, прожилъ такую, а не иную земную жизнь. Онъ много страдалъ и этимъ страданіемъ искупилъ если не всѣ, то хоть нѣкоторые грѣхи своихъ прежнихъ матеріальныхъ воплощеній. Больше онъ ужь ничего не можетъ сдѣдать для своего духа въ этомъ воплощеніи, а потому умираетъ, чтобъ отдохнуть и набраться, во время этого отдыха, новыхъ силъ для дальнѣйшаго пути, для «эволюціи».

Всѣ его низшіе принципы притягиваются къ землѣ и, мало-по-малу, уничтожаются, какъ его части. Они для его духовнаго я не иное что, какъ ветхая, покинутая одежда, до дальнѣйшаго уничтоженія которой ему не можетъ быть никакого дѣла, такъ какъ между нимъ и ею уже нѣтъ никакой связи. Его освободившееся отъ зловоннаго рубища духовное я, собравъ весь, имѣющійся въ наличности, болѣе или менѣе скудный запасъ своихъ истинныхъ сокровищъ, поднимается «въ сферу очищенныхъ духовъ» — и тамъ отдыхаетъ, спитъ и «видитъ блаженные сны» до новаго пробуждеяія «на какой-нибудь планетѣ». Прекрасно; скажемъ, что это и есть «дэвакханъ», необуддистскій временный рай. Но откуда же взялся «авичи», когда по здравой логикѣ и слѣдуя той же «эсотерической доктринѣ», наказаніе за грѣхи является именно страданіемъ громаднаго ряда перевоплощеній? вѣдь не будь именно такого, этого самаго наказанія, — не было бы и перевоплощеній. Каждая вина, каждый грѣхъ даннаго матеріальнаго существованія искупаются страданіемъ въ слѣдующемъ воплощеиіи — и только одна необходимость искупленія и страданія за грѣхъ обусловливаетъ и объясняетъ необходимость «новыхъ паденій духа въ матерію». Къ чему же «авичи»? Если есть «авичи», тогда законъ «кармы» получаетъ совсѣмъ иной образъ, а послѣдовательныя воплощенія являются не имѣющими никакого смысла.

Но въ «авичи», существующемъ рядомъ съ искупительными перевоплощеніями, заключается и еще одна очевидная нелогичность. Если послѣ смерти человѣка его духовное я состоитъ только изъ чистыхъ частицъ высшихъ принциповъ, а все низшее, матеріальное отпадаетъ отъ него и теряетъ съ нимъ всякую связь, — то какъ же это духовное я можетъ страдать? Сокровище, уносимое духовнымъ я въ обитель временнаго блаженства, можетъ быть очень незначительнымъ; духовное я, будучи крайне бѣднымъ, можетъ испытывать весьма неполное блаженство; но пока оно, какъ ни бѣдно, да чисто, и пока отдыхаетъ, страдать оно не можетъ.

Остается сдѣлать два предположенія: 1) можетъ-быть, подъ «авичи» подразумѣвается кратковременный «адъ» низшихъ, медленно разлагающихся принциповъ, этой сброшенной человѣкомъ въ минуту смерти ветхой одежды? Но въ такомъ случаѣ нельзя ставить «авичи», какъ состояніе противуположное «дэвакханъ» и относяшееся къ тому же духовному я. Страданіе матеріи можетъ ощущаться человѣческою душой только пока между ними существуетъ хоть какая-нибудь связь, а не послѣ того, какъ эта связь окончательно разорвана. 2) Быть-можетъ, наконецъ, подъ «авичи» слѣдуетъ подразумѣвать «полную смерть души», совершенное уничтоженіе духовнаго я, отсутствіе высшихъ принциповъ въ человѣкѣ и безнадежное погруженіе его низшихъ принциповъ въ глубину матеріи? Но вѣдь тутъ, опять, не можетъ страдать сознательное духовное я, когда его совсѣмъ нѣтъ, когда оно уничтожено безъ остатка. Да и грубая, безсознательная матерія тоже не можетъ страдать въ глубинѣ своей бездны, пока не присоединится къ ней хотя бы самомалѣйшая частица духа. Притомъ же тутъ, во всякомъ случаѣ, слѣдовало бы противупоставить «авичи» не «дэвакханъ», а нирванѣ, чего, однако, авторы неотеософической доктрины не дѣлаютъ. Они предпочитаютъ просто замалчивать ими же, неизвѣстно зачѣмъ, провозглашенный «авичи».

Отмѣтивъ эту новую неудачу «религіи разума», скажемъ нѣсколько словъ о нѣкоторыхъ существахъ нечеловѣческаго рода, населяющихъ, по мнѣнію Блаватской и ея адептовъ, вселенную.

Прежде всего мы встрѣчаемся съ элементалами и элементаріями. Элементалы — это полуразумныя созданія «астральнаго свѣта». Они принадлежатъ къ совершенно отличному отъ насъ царству природы. Это эльфы, сильфы, саламандры и гномы. Когда-нибудь они станутъ и людьми; но пока неотвѣтственны ни за свое добро, ни за свое зло; они, въ сущности, ни злы, ни добры, а безразличны. Много распространяться о нихъ неотеософы не могутъ, «на томъ простомъ основаніи, — говоритъ Олкоттъ, — что адепты умолчали объ этой тайнѣ». О нихъ не молчатъ однако старинныя легенды и сказки всѣхъ народовъ, подробно раскрывающія нравы и обычаи этихъ интересныхъ созданій. Неотеософы ничего не въ состояніи прибавить къ такимъ поэтическимъ разсказамъ.

Элементаріи — это ужь совсѣмъ иное дѣло; они гораздо менѣе симпатичны. Они стоятъ несравненно ниже «элементаловъ», находятся въ «земной атмосферѣ» и неразумны. Это глупые демоны, склонные творить всякія «пакости». Вокругъ нась нѣтъ мѣстечка, гдѣ не находился бы подобный демонъ. «Природа не терпитъ пустоты», — повторяютъ неотеософы и спѣшатъ наполнить ее зловредными элементаріями.

Рядомъ съ этими духовными существами низшаго порядка неотеософы признаютъ существованіе и высшихъ духовъ, подобныхъ героямъ и даже богамъ древней миѳологіи. Это такъ называемые «дьянъ-чоханы», планетарные духи, деміурги. Они суть «хранители и путеводители планетъ», высшіе сановники, министры безличныхъ семипланетныхъ «Парабрамъ». У каждой планеты есть свой богъ, дьянъ-чоханъ, и, такимъ образомъ, неотеософы воскрешаютъ мечтанія о «Духѣ Земли», о которомъ грезилъ, между прочимъ, и Кеплеръ. О дальнѣйшихъ на эту тэму измышленіяхъ нечего распространяться, — они достаточно ясны...

VI

Теософическое общество, въ настоящее время, дѣйствуетъ уже открыто. Оно, еще при жизни Блаватской и съ помощью ея же новѣйшихъ писаній, нашло, что первоначальныя блёстки «эсотерической доктрины», разсмотрѣнной здѣсь нами, уже болѣе не нужны и останутся лишь для любителей. «Теософическое общество», эта «религія будущаго», покончивъ со всѣми своими традиціями, объявляетъ себя, съ каждымъ годомъ все громче и тромче, не «всёмірнымъ ученымъ братствомъ», а «всемірною проповѣдью буддизма», самого правовѣрнаго, воинствующаго и кипящаго нескрываемою враждой и ненавистью къ христіанству, которыя брызжутъ со страницъ «Теософиста» и другихъ изданій.

Такая вражда и ненависть «теософическаго общества» къ христіанству понятна. Христіанство не отрицаетъ реальности жизни, а потому способно развивать и цивилизовать общество. Буддизмъ признаетъ жизнь «майей» (призракомъ), поэтому обшество, его принявшее, не можетъ развиваться и цивилизоваться, а неизбѣжно вырождается, чему служитъ яркимъ примѣромъ хоть бы та же Индія. Христіанство стремится къ жизни, буддизмъ — къ смерти. Ученіе Христа — истинный альтруизмъ, а буддизмъ — олицетвореніе, возведеніе въ идеалъ эгоизма. Идеалъ буддизма — человѣкъ, равнодушный къ добру и злу, человѣкъ-кремень, ибо только такой человѣкъ не творитъ себѣ ни доброй, ни злой кармы, не желаетъ жить, признавая жизнь надоѣвшимъ призракомъ, и уходитъ въ нирвану.

Блаженство, достигаемое по христіанскому идеалу въ вѣчной жизни, есть высочайшее развитіе всѣхъ лучшихъ качествъ души человѣческой, — значитъ, оно являетсй прямымъ слѣдствіемъ предъидушяхъ причинъ. Блаженство нирваны, даже и по понятіямъ сѣверенаго буддизма, не имѣетъ никакой связи съ земнымъ существованіемъ человѣка, съ его душевными качествами и свойствами, а потому земное сушествованіе является безсмыслицей, съ которой чѣмѣ раньше покончитъ человѣкъ, тѣмъ лучще.

Но эта безнадежная и ядовитая суть для многихъ трудно различима сразу за соблазнами и всякими чарамя, которыми она прикрыта. Она привлекаетъ больной, ушедшій отъ прежней вѣры, не знающій и не понимающій этой вѣры умъ въ манящую, таинственную даль и показываетъ въ ней золотые миражи.

Къ несчастію, и помимо «теософическаго общества», мы уже слышимъ голоса различныхъ лже-мудрецовъ и лже-пророковъ, проповѣдующихъ ненависть въ жизни и призывающихъ насъ къ смерти. Послѣ грубаго, откровеннаго матеріализма, оканчивающаго свой дни, съ его смертнаго одра вовстаютъ какіе-то фантастическіе, мистическіе призраки, имѣющіе съ нимъ несомнѣнную генетическую связь. Это его «астральныя тѣла», его «кама рупа», выражаясь на языкѣ покойной Блаватской.

Эти «астральныя тѣла», эти «кама рупа» матеріализма, подъ видомъ новыхъ религій, ученій, сектъ, силятся отравлять и дѣйствительно отравляютъ своей смертельною безнадежностью самые свѣжіе, самые молодые ростки нашей жизни.

Но Блаватская и ея сподвижники, а также ихъ «эсотерическая доктрина», перешедшая въ явный буддизмъ, соблазнительны и опасны только до тѣхъ поръ, пока они показываются издали, въ таянственномъ полумракѣ, при шепотѣ разныхъ нелѣпыхъ сказокъ. Стоитъ только открыть ставни, впустить свѣтъ — и всякое очарованіе, а вмѣстѣ съ нимъ опасность исчезаютъ.

Всеволодъ Соловьевъ.

Примѣчанія.

1. Здѣсь необходима оговорка. Въ 1884 г. общество организовало особую коммиссію для подробной провѣрки на мѣстѣ разсказовъ Блаватской и вообше для изслѣдованія дѣятельности теософическаго общества. Коммиссія представила по этому дѣлу весьма подробный и документальный отчетъ, напечатанный въ III томѣ «Proceedings of the Society for Psychical Research » (занимающій 200 страницъ). При этомъ коммиссія пришла къ очень отрицательнымь выводамъ въ своихъ изслѣдованіяхъ. -- Редакція.
2. Д-ръ Уйльдъ былъ нѣсколько лѣтъ президентомъ британской вѣтви теософическаго общества, организованнаго г-жей Блаватской. Но онъ отказался отъ своей должности, когда г-жа Блаватская въ «Теософистѣ» (май 1882 г.) объявила: «Бога нѣтъ, какъ личнаго, такъ и безличнаго». Уйльдъ мотивировалъ свою отставку тѣмъ, что если Бога нѣтъ, то, слѣдовательно, не можеть сушествовать и теософическое ученіе («Light»).
3. См. мои воспоминанія «Современная жрица Изиды» въ «Русскомъ Вѣстникѣ» 1892 г. и въ отдѣльномъ изданіи. — Вс. С.
4. «La science occulte, ctude sur la doctrine ésotérique». 1886.