Сон в Иванову ночь (Шекспир; Сатин)/ПСС 1902 (ВТ)/Действие I
| Сон в Иванову ночь | Дѣйствіе II → |
Оригинал: англ. A Midsummer Night's Dream. — Источник:  Полное собрание сочинений Шекспира / под ред. С. А. Венгерова — СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1902. — Т. 1. — С. 499—546. — (Библиотека великих писателей). • См. также переводы других авторов |
- Википроекты
Теперь союз наш близок, Ипполита!
Четыре дня счастливые пройдут
И приведут с собою новый месяц!
Как тихо убывает старый месяц!
Он медлит совершить мои желанья,
Как медлит мачиха или вдова
Наследника несовершеннолетье
Провозгласить оконченным, дабы
Не потерять наследника доходов.
Четыре дня в ночах потонут быстро,
И быстро в снах пройдут четыре ночи;
Тогда луна серебряной дугою,
Вновь перегнувшись в темных небесах,
Осветит ночь торжественную нашу.
Мой Филострат, ступай и пригласи
Всех юношей афинских забавляться.
В них дух живой веселья пробуди.
Для похорон пусть грусть они оставят:
На празднике нет места бледной гостье!
Я овладел тобою, Ипполита!
Моим мечом, враждой я приобрел
Твою любовь; но брак наш совершится
Средь пышности, торжеств и наслаждений.
Будь счастлив век, наш герцог знаменитый!
Благодарю. Что нового, Егей?
Я с жалобой на Гермию мою
Являюся, исполненный печали.
Приблизься ты, Деметрий. Добрый герцог
Вот человек, которому я дал
Согласие на Гермии жениться.
Приблизься ты, Лизандер! Государь,
А этот вот околдовал ей сердце.
Лизандер, да, ты ей давал стихи,
Ты с дочерью моею обменялся
Залогами любви; ты под окном ее
При месячном сияньи ей певал
Притворно нежным голосом слова,
Дышавшие притворною любовью:
Ты голову вскружил ей разным вздором;
Браслетами из собственных волос,
Колечками, безделками, сластями,
Игрушками, букетами, цветами—
Посланниками теми, что всегда
Над юностью неопытной всесильны;
Ты хитростью у дочери моей
Похитил сердце — и повиновенье,
Которым мне обязана она,
Ты изменил настойчивость в упрямство.
Мой государь, когда руки и слова
Она не даст Деметрию при нас,
То я прошу вас предоставить мне
Старинное афинянина право,
Она моя, и я ее судьбою
Располагать могу. Пускай она
Здесь изберет Деметрия иль смерть,
Которую при случае подобном
Немедля произносит наш закон.
Ну, Гермия, что скажешь? Рассуди;
Тебе отец твой богом должен быть.
Он красоты твоей творец, и для него
Ты то же, что фигура восковая,
Которая им вылита. Имеет
Он право полное — и уничтожить,
И довершить создание свое.
Деметрий, ведь, достойный человек.
Не то же ль и Лизандер?
Точно;
Но так как он родителя согласья
На ваш союз лишен, то ты должна
Предпочитать Деметрия.
О, если б
Мои глаза отцу могла я дать,
Чтоб он глядел, как я!
Скорей же ты
Должна глядеть его благоразумьем.
Я вас прошу: простите, государь!
Не знаю я, откуда эта смелость?
И, может быть, я скромность оскорблю,
Что чувствую, высказывая здесь;
Но я молю сказать мне, ваша светлость,
Что худшего в грядущем ждет меня,
Когда женой Деметрия не буду?
От общества навеки отлученье
Иль смерть тогда должна избрать ты.
Итак, изведай, Гермия, себя;
Подумая, как ты молода, пылка;
Подумай и о том, что если ты
Откажешься отцу повиноваться,
То ты должна навек оставить свет
И навсегда бесплодною остаться,
Чтоб гимны петь к бесчувственной луне,
Те трижды счастливы, в ком столько силы,
Чтоб, обуздав себя, свершить спокойно
Путь девственный; но роза на земле
Счастливее, когда она цветет
И не таит свое благоуханье;
Счастливее, поверь мне, розы той,
Которая на стебле тихо вянет,
Растет, живет, и принимает смерть—
И все одна, всё в одиноком счастье.
Так я расти и жить, и умереть
Хочу одна, скорей чем соглашуся
Я девственность мою отдать тому,
Чью власть душа всей силой отвергает.
Подумай хорошенько; но когда
Настанет новолунье — в этот день
Соединюсь навек я с Ипполитой—
Тогда и ты готова быть должна
Иль умереть за неповиновенье,
Иль сделать то, что хочет твой отец,
Иль принести на алтаре Дианы
Святой обет провесть всю жизнь свою
И строгою, и одинокой девой.
О, согласись же, Гермия! Лизандер,
Ничтожные претензии свои
Ты должен уступить моим правам,
Столь неоспоримым.
Любовь отца
Имеешь ты, Деметрий, так оставь же
Мне Гермию, а сам — возьми его.
О, дерзкий! Да, любовию моею
Владеет он — и все, что в ней мое,
Моя любовь отдаст ему навеки.
Она моя, и все мои права
Над нею я Деметрию вручаю.
Но, государь, не так же ли, как он,
И я богат, и знаменит рожденьем?
Моя любовь сильней его любви,
И в обществе, в малейших отношеньях
Деметрию я равен; может быть,
Деметрия я превышаю даже;
А сверх того, чем может он хвалиться?
Я Гермией прекрасною любим:
Зачем же я права мои оставлю?
Деметрий… Да, я объявлю при нем:
Он дочери Надара предложил
Свою любовь; с тех пор душой Елены
Он овладел, и добрая Елена
Ему вполне, всем сердцем предана:
Боготворит неверного она.
Я признаюсь, дошли такие ж слухи
И до меня, и я намеревался
С Деметрием об этом говорить,
Но я забыл: я сам был озабочен.
Иди за мной, Деметрий и Егей,
Иди за мной: мне нужно вам обоим
Дать несколько особых наставлений.
Ты, Гермия прекрасная, готовься
Согласовать желания свои
С желанием родителя; иначе
Закон Афин, который изменить
Не можем мы, произнесет свой суд
И обречет тебя на заточенье
Или на смерть. Пойдем же, Ипполита!
Что, милая, как чувствуешь себя?
Деметрий и Егей, за мной идите:
Я должен к вашей помощи прибегнуть,
Чтоб нужное все изготовить к свадьбе.
Поговорим мы также кой о чем,
Что собственно касается до вас.
Мы следуем по долгу и желанью.
Ну, что с тобой, друг милый? Отчего
Ты так бледна, и помертвели розы
Твоих ланит?
Конечно, оттого,
Что нет дождя; но буря глаз моих
Легко заменит этот недостаток.
Мне никогда не удалось прочесть
Иль услыхать в истории, в рассказе,
Чтоб где-нибудь путь истинной любви
Был совершен спокойно. Иногда
Он возмущен различием рождений…
Мучение, когда высокий родом
Влюбляется в простую деву!
Иногда
Различьем лет…
Какое наказанье,
Когда скуют со старостию юность!
А иногда спокойствие зависит
От выбора родных…
О, это ад,
Когда должны мы выбирать не сами
Предмет любви!
А если выбор их
С влечением душ любящих согласен,
Тогда война, болезни или смерть
Их счастию уж верно помешают.
Итак, — любовь мгновенна, будто звук;
Кратка, как сон; как призрак, преходяща;
Как молния среди глубокой ночи,
Она быстра — блеснет и озарит
Пред взорами и небеса, и землю,
Но прежде чем успеет человек
Сказать: «Смотри», — уж снова бездны мрака
Всё поглотят. Так быстро на земле
Все светлое в хаосе исчезает!
Но ежели для истинной любви
Страдание всегда необходимо,
То, видно, уж таков закон судьбы.
Научимся сносить его с терпеньем;
Страдания нельзя нам избежать:
Оно принадлежит любви, как вздохи,
Мечты и сны, желания и слезы,
Всегдашние товарищи влюбленных!
Прекрасна эта вера; но теперь
Не то! Послушай: у меня есть тетка,
Богатая, бездетная вдова—
Она живет отсюда милях в трех—
И ею я любим, как сын родной.
Там, Гермия, мы можем обвенчаться,
Закон Афин там не настигнет нас.
Когда меня ты любишь, завтра ночью
Тихонько дом родительский оставь,
И там, в лесу, который только в миле
От города, где встретил я тебя
С Еленою однажды майским утром,
Когда вы с ней обряды совершали,
Я буду ждать.
О, добрый мой Лизандер,
Клянусь крепчайшим луком Купидона
И лучшей, золотой его стрелой,
И кротостью Венериных голубок!
Клянуся тем, что связывает души
И делает счастливою любовь!
Клянусь огнем, который жег Дидону,
Когда троянец лживый уплывал!
Клянусь тебе, Лизандер, всею тьмою
Мужчинами нарушенных обетов,
Которые, уж верно, превзойдут
Своим числом все женские обеты—
Я буду там, где ты назначил мне!
О, милый друг, сдержи же обещанье!
Смотри, сюда Елена к нам идет.
Будь счастлива, прекрасная Елена!
Куда идешь?
Прекрасная? Увы!
Возьми назад, возьми свое названье!
О, красоту твою Деметрий любит,
Счастливая! Да, для него горят
Твои глаза полярною звездою,
И голос твой приятный для него
Приятнее, чем жаворонка пенье
Для пастухе, когда кругом поля
Зеленою пшеницею покрыты,
А посреди боярышник в цвету.
Прилипчивы болезни — для чего бы
И красоте прилипчивой не быть?
Пока я здесь, могла б я заразиться,
О, Гермия прекрасная, тобой!
Мой жадный слух запомнил бы твой голос,
Мои глаза усвоили б твой взор;
Мои слова прониклись бы, быть может,
Мелодией твоих приятных слов;
Когда б весь свет моим был достояньем,
Деметрия себе оставив, мир
Я б отдала, чтоб только быть тобою.
О, научи меня глядеть, как ты!
Скажи, каким ты способом владеешь
Деметрием и мыслями его?
Я хмурюся, а он меня все любит.
О, если б обаятельна была
Как хмуренье твое, моя улыбка.
Я с ним бранюсь, а он мне говорит
Слова любви.
Когда б мои молитвы
Могли любовь в нем также пробудить!
И чем сильней его я ненавижу,
Тем он сильней преследует меня.
Меня же он тем больше ненавидит,
Чем более я предаюсь ему.
В его безумстве я не виновата.
Нет, красота твоя виновна в том.
О, если б и моя так провинилась!
Утешься, он меня уж не увидит:
Решилась я с Лизандером бежать.
До той поры, пока я не видала
Лизандера, Афины были рай!
Теперь мой рай — увы — преобразился
В жестокий ад могуществом любви!
Елена, мы откроем наши души
Перед тобою. Завтра ночью мы,
Когда луна свой образ серебристый
На лоне вод зеркальных отразит
И уберет все травки влажным перлом,
В тот самый час, который укрывает
В своей тиши любовников побег,
Решилися Афины мы оставить.
И в том лесу, в котором мы с тобою
Так часто, отдыхая на цветах,
Свои мечты друг другу изливали,
Сойдуся я с Лизандером моим;
Там от Афин мы взоры отвратим,
Чтоб вновь друзей искать в стране чужой.
Прощай, моя подруга; помолися
За нас двоих. Пусть счастие вручит
Твоей любви Деметрия! Лизандер,
Не позабудь обещанное слово:
До завтрашней полуночи должны
Лишить себя мы сладкого свиданья,
Которое — как пища для влюбленных!
Я буду там. Прощайте же, Елена.
Пускай Деметрий вам принадлежит,
Как вы ему теперь принадлежите.
Как счастие неровно в этом мире!
Красавицей такой же, как она,
В Афинах я слыву; но что в том пользы?
Деметрий думает не так: не хочет
Признать меня, чем признана я всеми.
Но, кажется, мы оба в заблужденьи:
Он в Гермию влюбился до безумья,
А я в его достоинства. Так что ж?
Ведь, для любви все низкое, пустое
В достойное легко пересоздать:
Любовь душой, а не глазами смотрит.
И оттого крылатый Купидон
Представлен нам слепым и безрассудным.
Быть с крыльями и быть лишенным глаз—
Поспешности не мыслящей эмблема!
Любовь зовут ребенком оттого,
Что в выборе своем нередко
Обманута бывает, как дитя.
Видала я, как ветреные дети
Среди игры друг другу обещаний
Вдруг надают и вдруг изменят им.
Дитя-любовь, как и другие дети,
При случае, готова взять назад
Все данные недавно обещанья.
Пока еще Деметрий не видал
Глаз Гермии, он градом клятв мне клялся,
Что он одной лишь мне принадлежит;
Но этот град пред Гермией растаял
И клятвенным дождем на землю пал.
Я Гермии побег ему открою.
Уж верно в ночь преследовать ее
Он пустится, и если благодарность
Я от него за это получу,
То дорого досталась мне она.
Да, там его увидеть и потом
В Афины вновь печально возвратиться—
Достаточно награды этой мне! (Уходит).
Пигва. Вся ли наша кампания здесь?
Основа. Лучше бы вы перекликали нас всех одного за другим по тому порядку, как мы записаны.
Пигва. Вот список имен всех тех людей, которые найдены способными и избраны из всех афинян, чтобы исполнить нашу интермедию пред герцогом и герцогинею вечером после свадьбы.
Основа. Во-первых, любезный Питер Пигва, скажите нам, в чем состоит наша пьеса? Потом прочтите имена актеров. Приступайте к делу.
Пигва. Ладно! Наша пьеса: «Плачевная комедия и жесточайшая смерть Пирама и Фисби».
Основа. Славная штука! уверяю вас, превеселая! Теперь, любезный Питер Пигва, вызывайте вперед ваших актеров, по списку. Господа, развернитесь в линию.
Пигва. Отвечайте по вызову. Ник Основа, ткач!
Основа. Налицо! Назначьте мою роль в пьесе и продолжайте.
Пигва. Вы, Ник Основа, возьмите на себя роль Пирама.
Основа. Что такое Пирам? любовник или тиран?
Пигва. Любовник, который преблагородно убивает себя за свою возлюбленную.
Основа. Надо будет пролить несколько слез, чтоб исполнить роль, как следует. Если я буду играть эту роль, то берегите ваши глаза, господа слушатели! Я подниму бурю и, некоторым образом, стон! Ну, к другим! Однако, я особенно превосходен в ролях тиранов; я бы отменно сыграл роль Еркулеса или роль, в которой бы пришлось бесноваться и все посылать к черту. (Декламируя).
С трепетом, с треском, утесы, толкаясь,
Тюрьмы уничтожат запоры!
А Фиб, в колеснице своей приближаясь,
Судьбы изменит приговоры!
Вот истинно превосходно! Ну, назначайте остальных актеров. Это совершенно в духе Еркулеса, в духе тирана; любовники говорят плаксивее.
Пигва. Францис Флейта, продавец раздувальных мехов.
Флейта. Здѣсь, Питеръ Пигва.
Пигва. Вы должны взять на себя роль Ѳисби.
Флейта. Что такое Ѳисби? странствующій рыцарь?
Пигва. Это дама, въ которую влюбленъ Пирамъ.
Флейта. Нѣтъ, чортъ возьми, я не хочу играть роль женщины: у меня пробивается борода.
Пигва. Это ничего не значитъ. Вы будете играть эту роль въ маскѣ и говорить такимъ тоненькимъ голоскомъ, какимъ вамъ будетъ угодно.
Основа. Если я могу спрятать мое лицо подъ маску, то дайте мнѣ играть роль Ѳисби. Я буду говорить чертовски тоненькимъ голоскомъ: „Ѳисби, Ѳисби! — Ахъ, Пирамъ! мой дорогой, мой возлюбленный! — Твоя дорогая Ѳисби, твоя дорогая возлюбленная!“
Пигва. Нѣтъ, нѣтъ! вы должны исполнять роль Пирама, а вы, Флейта, Ѳисби.
Основа. Хорошо, продолжайте.
Пигва. Робинъ Выдра, портной!
Выдра. Здѣсь, Питеръ Пигва.
Пигва. Робинъ Выдра, вы возьмете на себя роль матери Ѳисби. — Томасъ Рыло, мѣдникъ!
Рыло. Здѣсь, Питеръ Пигва.
Пигва. Вы — роль Пирамова отца. Самъ я буду играть отца Ѳисби. Буранъ, столяръ, вы будете представлять льва. Надѣюсь, теперь всѣ роли розданы.
Буравъ. Написана ли у васъ роль льва? Пожалуйста, ежели она написана, дайте мнѣ ее, а то я учу ужасно тупо.
Пигва. Нѣтъ, вы можете исполнить вашу роль наобумъ: вамъ надо будетъ только рычать.
Основа. Позвольте мнѣ взять на себя роль льва. Я буду такъ рычать, что всѣмъ слушателямъ будетъ любо меня слушать; я буду такъ рычать, что заставлю герцога сказать: „пусть его порычитъ еще, пустъ его еще порычитъ!
Пигва. Если вы будете рычать слишкомъ страшно, то испугаете герцогиню и дамъ: вы — рычать, а онѣ — кричать; а этого достаточно, чтобы насъ повѣсили.
Всѣ. Да, этого достаточно, чтобы насъ всѣхъ перевѣшали!
Основа. Я согласенъ съ вами, друзья, что если мы испугаемъ дамъ до того, что онѣ лишатся чувствъ, то, пожалуй, могутъ заставить насъ повѣсить; но я только до такой степени возвышу мой голосъ, что буду рычать, какъ милая молодая голубка. Я просто буду рычать, какъ соловей.
Пигва. Вамъ нельзя взять на себя другой роли, кромѣ роли Пирама. Для Пирама нуженъ человѣкъ съ пріятною наружностью, красивый мужчина, какого только можно себѣ представить, въ полномъ цвѣтѣ лѣтъ. Для этой роли нуженъ самый любезный человѣкъ. А потому вы непремѣнно должны исполнить роль Пирама.
Основа. Ладно, я беру на себя эту роль. Какую бороду я преимущественно возьму для этой роли?
Пигва. О, какую хотите.
Основа. Я привяжу себѣ или бороду соломеннаго цвѣта, или бороду оранжево-дубоваго цвѣта, или бороду пурпурно-малиноваго цвѣта, или бороду цвѣта французской короны — ярко-желтаго цвѣта.
Пигва. У нѣкоторыхъ французскихъ головъ совершенно нѣтъ волосъ, а потому вамъ пришлось бы играть безъ бороды. Однако, господа, вотъ ваши роли; я васъ прошу, я васъ умоляю, и вмѣстѣ желаю, чтобы вы выучили ихъ къ завтрашней ночи. Мы соберемся всѣ въ дворцовомъ лѣсу, который въ одной милѣ отъ города, и тамъ, при лунномъ свѣтѣ, сдѣлаемъ репетицію. Если мы соберемся въ городѣ, то толпа послѣдуетъ за нами и разболтаетъ о нашихъ намѣреніяхъ. А между-тѣмъ я составлю списокъ нѣкоторымъ вещамъ, необходимымъ для нашего представленія. Прошу васъ, не обманите меня: приходите.
Основа. Мы будемъ непремѣнно. Тамъ мы можемъ сдѣлать нашу репетицію съ большею свободою и съ большею бодростью. Постарайтесь, господа! Отличитесь! Прощайте!
Пигва. Мы соберемся у герцогова дуба.
Основа. Довольно! Хоть тресни, а приходи! (Всѣ уходятъ).