Римская История. Том 1 (Моммзен, Неведомский 1887)/Книга 1/Глава VII/ДО

Римская Исторія. Том I : До битвы при Пиднѣ — Книга 1. Глава VII. Гегемонія Рима въ Лаціумѣ
авторъ Ѳеодоръ Моммсенъ (1817—1903), пер. Василій Николаевичъ Невѣдомскій
Оригинал: нем. Römische Geschichte. Erster Band : Bis zur Schlacht von Pydna. — См. Оглавленіе. Перевод опубл.: 1887. Источникъ: Римская Исторія. Томъ I / Ѳ. Моммсенъ; пер. В. Невѣдомскаго. — М.: 1887.


[97]

ГЛАВА VII.

Гегемонія Рима въ Лаціумѣ.

Расширеніе римской территоріи.

У храбраго и легко увлекавшагося страстями италійскаго племени никогда не было недостатка въ поводахъ къ внутреннимъ распрямъ и къ ссорамъ съ сосѣдями; съ развитіемъ благосостоянія въ странѣ и съ возрастаніемъ культуры эти распри мало-по-малу перешли въ войны, а грабежи — въ завоеванія; тогда и политическое преобладаніе самыхъ сильныхъ племенъ стало принимать болѣе опредѣленную форму. Но никакой италійскій Гомеръ не оставиль намъ описанія техъ старинныхъ раздоровъ и хищническихъ набѣговъ, въ которыхъ характеръ народовъ складывается и проявляется, какъ нравъ мущины въ играхъ и въ наклонностяхъ мальчика, а изъ историческихъ преданій мы не въ состояніи составить себѣ даже съ приблизительной точностью понятія о сравнительномъ развитіи могущества отдѣльныхъ латинскихъ волостей. Мы можемъ до нѣкоторой степени прослѣдить только развитіе римскаго могущества и расширеніе римской территоріи. Тѣ древнѣйшія границы объединившейся римской общины, которыя намъ положительно извѣстны, уже были нами указаны (стр. 45); онѣ заходили внутрь страны вообще не болѣе, какъ на разстояніе одной нѣмецкой мили отъ главнаго города волости и только въ направленіи къ морскому берегу простирались до устьевъ Тибра (Ostia), то есть слишкомъ на три нѣмецкихъ мили отъ Рима. Страбонъ говоритъ, при описаніи древняго Рима, что «новый городъ былъ окруженъ крупными и мелкими племенами, изъ которыхъ иныя жили въ нвзависимыхъ селеніяхъ и не подчинялись никакому племенному союзу». Насчетъ этихъ родственныхъ по происхожденію соседей, какъ кажется, и совершалось самое древнее расширеніе римской территоріи.

Область рѣки Аніо.Находившіяся на верхнемъ Тибрѣ и между Тибромъ и Аніо, латинскія общины Антемны, Крустумерій, Фикульнея, Медуллія, Ценина, Корникулъ, Камерія, Соллація прежде и сильнѣе всѣхъ другихъ стали безпокоить Римъ и, какъ кажется, еще въ очень [98] раннюю пору римское оружіе лишило ихъ независимости. Въ болѣе позднюю пору мы находимъ въ этомъ округѣ только одну независимую общину — Номентъ, которая сохранила свою свободу, быть можетъ, благодаря союзу съ Римомъ; изъ-за обладанія Фиденами, которыя были мостовой защитой Этрусковъ на лѣвомъ берегу Тибра, съ перемѣннымъ успѣхомъ боролись Латины съ Этрусками, то есть Римляне съ Вейентами. Съ городомъ Габіи, занимавшимъ равнину между Аніо и Альбанскими горами, борьба тянулась долго безъ рѣшительнаго перевѣса на которую либо сторону, вслѣдствіе чего до очень поздней поры габійскій костюмъ былъ равнозначущъ съ воинскимъ, а габійская территорія считалась прототипомъ непріятельской страны[1]. Вслѣдствіе этихъ завоеваній римская территорія могла достигнуть размѣровъ почти въ 9 квадратныхъ миль.

Альба. Но о другомъ очень древнемъ военномъ подвигѣ Римлянъ остались болѣе живучія воспоминанія, чѣмъ объ этихъ безслѣдно минувшихъ войнахъ, — хотя онъ и былъ облеченъ въ легендарную форму: древняя священная метрополія Лаціума — Альба была взята римской ратью и разрушена. Какъ возникло это столкновеніе и какъ оно разрѣшилось, намъ неизвѣстно изъ преданій; борьба трехъ римскихъ братьевъ-близнецовъ съ тремя альбанскими братьями-близнецами была ничѣмъ инымъ, какъ символическимъ олицетвореніемъ борьбы двухъ могущественныхъ и находившихся между собою въ близкомъ родствѣ общинъ, изъ которыхъ по меньшей мѣрѣ римская была триединой. Намъ въ сущности ничего неизвѣстно кромѣ одного голаго факта, что Альба была завоевана и разрушена Ромлянами[2]. — Въ [99]то самое время, какъ Римъ утверждалъ свое владычество на берегахъ Аніо на Альбанскихъ горахъ, — Пренестъ, впослѣдствіи являющійся обладателемъ восьми сосѣднихъ мѣстѣчекъ, Тибуръ и нѣкоторыя другія латинскія общины также расширяли свои владѣнія и закладывали фундаментъ для своего будущаго, сравнительно значительнаго могущества; но все это намъ извѣстно только по догадкамъ.

Древнѣйшій способъ расширять территорію. Мы нуждаемся не столько въ описаніяхъ войнъ, сколько въ точныхъ свѣдѣніяхъ о характерѣ и о послѣдствіяхъ этихъ древнѣйшихъ латинскихъ зовоеваній. Въ общихъ чертахъ не подлежить сомнѣнію, что съ завоеванными странами поступали по той-же системѣ инкорпорацій, изъ которой возникла трехчленная римская община; различіе заключалось только въ томъ, что волости, которыхъ силою заставляли присоединяться, не сохраняли, подобно тѣмъ древнѣйшимъ тремъ, нѣкоторой самостоятельности въ качествѣ кварталовъ новой союзной общины, а вполнѣ и безслѣдно исчезали въ цѣломъ (стр. 84). Насколько доставало силы у латинской волости, она въ самыя древнія времена не допускала существованія какого-либо другаго политическаго центра, кромѣ своей собственной столицы и еще менѣе была она расположена основывать независимыя поселенія, какъ это дѣлали Финикіяне и Греки, создававшіе въ своихъ колоніяхъ временныхъ кліентовъ и будущихъ соперниковъ метрополіи. Особенно замѣчательно въ этомъ отношеніи то, какъ обошолся Римъ съ Остіей: возникновенію въ томъ мѣстѣ города и не могли и не желали воспрепятствовать, но ему не дали никакой политической самостоятельности, а тѣмъ, кто въ немъ поселился, не дали мѣстныхъ гражданскихъ правъ, лишь оставивъ за ними общія римскія гражданскія права, если они уже прежде ими пользовались.[3] По этому основному правилу рѣшалась участь и тѣхъ слабыхъ волостей, которыя подпадали подъ власть болѣе сильныхъ или вслѣдствіе того,что были завоеваны,или вслѣдствіе того, что добровольно покорялись. Въ этихъ случаяхъ за́мокъ покорившейся [100]волости срывали до основанія, ея территорію присоединяли къ территоріи побѣдителей, а ея жителямъ и ея богамъ отводили новое отечество въ центрѣ сильнѣйшей волости. Впрочемъ, подъ этимъ не слѣдуетъ разумѣть такого обязательнаго переселенія побѣжденныхъ въ новую столицу, какое было въ обыкновеніи при основаніи городовъ на востокѣ. Города Лаціума были въ ту пору, конечно, лишь немного больше крѣпостей и рынковъ, на которыхъ еженедѣльно сходились земледѣльцы, поэтому было достаточно перенести въ новую столицу центръ торговыхъ и дѣловыхъ сдѣлокъ. Что даже храмы оставлялись на своихъ прежнихъ мѣстахъ, видно на примѣрѣ Альбы и Ценины, которыя и послѣ своего разрушенія сохранили нѣчто въ родѣ остатковъ своей прежней религіозной самостоятельности. Даже тамъ, гдѣ выгодное военное положеніе срытаго до основанія замка требовало переселенія мѣстныхъ жителей, ихъ нерѣдко поселяли, для земледѣльческихъ цѣлей, на ихъ прежней территоріи въ незащищенныхъ деревняхъ. А о томъ, что побѣжденные всѣ или частію нерѣдко бывали вынуждены переселяться въ ихъ новую столицу, свидѣтельствуетъ лучше всякихъ отрывочныхъ повѣствованій изъ легендарной эпохи Лаціума то постановленіе римскаго государственнаго права, что городскую стѣну (pomerium) могъ переносить далѣе только тотъ, кто расширилъ границы территоріи. Понятно, что всѣ побѣжденные были принуждены переходить на права кліентовъ общины[4], — все равно переселялись-ли они въ новую столицу или нѣтъ; только немногимъ отдѣльнымъ лицамъ или родамъ предоставлялись права гражданства, то есть патриціата. Даже во времена имперіи еще были извѣстны нѣкоторые изъ тѣхъ альбанскихъ родовъ, которые поступили въ ряды римскаго гражданства послѣ паденія ихъ отечества; къ этому числу принадлежали Юліи, Сервиліи, Квинктиліи, Клеліи, Геганіи, Куріаціи, Метиліи; воспоминаніе объ ихъ происхожденіи поддерживалось ихъ альбанскими фамильными святилищами, между которыми родовое святилище Юліевъ въ Бовиллахъ снова достигло большой извѣстности во времена имперіи. — Это сосредоточеніе многихъ мелкихъ общинъ въ одной крупной, понятно, не было спеціально — римской идеей. Не только историческое развитіе Лаціума и [101]сабельскихъ племенъ вертится на контрастѣ національной централизаціи и кантональной самостоятельности, но въ историческомъ развітіи Эллиновъ находимъ мы то-же самое. Изъ одинакого сліянія многихъ волостей въ одно государство возникли въ Лаціумѣ — Римъ, въ Аттикѣ — Аѳины, а мудрый Ѳалесъ совѣтовалъ союзу іонійскихъ городовъ прибѣгнуть именно къ такому сліянію, какъ къ единственному средству выйти изъ ихъ затруднительнаго положенія и сохранить ихъ національность. Но Римъ проводилъ эту идею единства послѣдовательнѣе, настойчивѣе и успѣшнѣе, чѣмъ какая-либо другая италійская волость, и какъ первенствующее положеніе Аѳинъ въ Элладѣ было послѣдствіемъ ихъ ранней централизаціи, такъ и Римъ былъ обязанъ своимъ величіемъ тому, что проводилъ ту же систему съ гораздо бо́льшей энергіей.

Гегемонія Рима надъ Лаціумомъ.Хотя завоеванія Рима въ Лаціумѣ и представляются намъ въ своихъ главныхъ чертахъ ничѣмъ инымъ, какъ однообразными и непосредственными расширеніями его территоріи и его общины, но завоеваніе Альбы имѣло, кромѣ того, еще особое значеніе. Проблематическое величіе этого города и его мнимое богатство были не единственными причинами того, что легенда остановилась на его покореніи съ такимъ предпочтительнымъ вниманіемъ. Альба была метрополіей латинскаго союза и стояла во главѣ тридцати полноправныхъ общинъ. Разрушеніе Альбы, конечно, не уничтожило самого союза точно такъ-же, какъ и разрушеніе Ѳивъ не уничтожило беотійскаго союза[5]; напротивъ того, Римъ дѣйствовалъ въ этомъ случаѣ вполнѣ согласно съ латинскимъ воззрѣніемъ на право войны, какъ на частное право, и заявилъ притязаніе на первенство въ союзѣ, въ качествѣ наслѣдника правъ Альбы. Мы не въ состояніи рѣшить, совершилось-ли признаніе такого первенства безъ всякихъ переворотовъ, а въ противномъ случаѣ — какіе перевороты предшествовали ему или были имъ вызваны; но, въ общемъ итогѣ, римская гегемонія надъ Лаціумомъ была, какъ кажется, признана и скоро и вполнѣ, хотя ей, быть можетъ, временно и не подчинялись нѣкоторыя отдѣльныя общины, какъ напримѣръ Лабики и въ особенности Габіи. Вѣроятно уже съ той поры Римъ былъ морской державой въ сравненіи съ континентомъ Лаціума, городомъ въ сравненіи съ деревнями, цѣльнымъ государствомъ въ сравненіи съ латинскимъ союзомъ и вѣроятно уже съ той поры только за-одно съ Римомъ и при его содѣйствіи Латины были въ состояніи защищать [102]свои берега отъ Карѳагенянъ, Эллиновъ и Этрусковъ, равно какъ оберегать и расширять свои внутреннія границы въ борьбѣ съ своими безпокойными сосѣдями — сабельскими племенами. Нѣтъ возможности рѣшить, увеличилось-ли римское могущество отъ завоеванія Альбы болѣе, чѣмъ отъ завоеванія Антемнъ или Коллатіи; весьма вѣроятно, что Римъ не сдѣлался самою могущественною изъ всѣхъ латинскихъ общинъ только послѣ завладѣнія Альбой, а еще задолго до того имѣлъ такое первенствующее значеніе; но благодаря этому завоеванію онъ пріобрѣлъ первенство на латинскомъ праздникѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ опору для будущей гегемоніи римской общины надъ всѣмъ латинскимъ союзомъ. Всѣ эти обстоятельства имѣли рѣшающее вліяніе и потому ихъ необходимо выяснить съ такою точностію, какая только возможна.

Отношеніе Рима къ Лаціуму.Римская гегемонія надъ Лаціумомъ имѣла въ общихъ чертахъ характеръ равноправнаго союза между римской общиной съ одной стороны и латинскимъ союзомъ — съ другой, вслѣдствіе чего былъ утвержденъ вѣчный миръ на всей территоріи и былъ заключенъ вѣчный союзъ какъ на случай наступательной войны, такъ и на случай оборонительной. «Между Римлянами и всѣми общинами Латіновъ да будетъ миръ, пока существуютъ небо и земля; они не должны вести между собой войнъ, не должны призывать врага внутрь страны и не должны давать врагу свободнаго пропуска; тому, кто подвергся нападенію, слѣдуетъ помогать общими силами, а то, что будетъ пріобрѣтено на войнѣ общими силами, дѣлить равномѣрно». Скрѣпленное договоромъ равноправіе въ торговыхъ и другихъ жітейскіхъ сношеніяхъ, въ долговыхъ сдѣлкахъ и въ правахъ наслѣдства, еще тысячами узъ связало интересы союзной общины, и безъ того уже тѣсно сплоченной благодаря однообразію языка и нравовъ; этимъ было достигнуто нѣчто похожее на то, что́ достигнуто в наше время путемъ уничтоженія таможенныхъ преградъ. Впрочемъ за каждой общиной было формально признано право жить по ея собственнымъ законамъ; вплоть до союзнической войны латинское право не было вполнѣ тождественно съ римскимъ, такъ напримѣръ давно отмѣненное въ Римѣ обжалованіе брачныхъ договоровъ все еще допускалось въ латинскихъ общинахъ. Однако безъискуственное и чисто-народное развитіе римскаго права и стараніе по возможности поддерживать равноправіе привели къ тому, что частное право сдѣлалось въ сущности одинакимъ во всемъ Лаціумѣ и по содержанію и по формѣ. Всего ярче обнаружилось это равноправіе въ постановленіяхъ касательно утраты отдѣльными гражданами свободы и касательно ея пріобрѣтенія вновь. По старинному, достойному уваженія, обычаю латинскаго племени, никакой гражданинъ не могъ сдѣлаться рабомъ или лишиться своихъ гражданскихъ правъ внутри того государства, въ которомъ онъ жилъ свободнымъ человѣкомъ; если [103] же его присуждали, въ видѣ наказанія, къ лишенію свободы или — что́ одно и то-же — къ лишенію гражданскихъ правъ, то его изгоняли изъ государства и онъ поступалъ въ рабство къ иноземцамъ. Это установленіе было теперь распространено на всю союзную территорію; ни одинъ членъ котораго-либо изъ союзныхъ государствъ не могъ жить рабомъ внутри всей союзной территоріи. Практическое примѣненіе этого правила мы находимъ въ томъ постановленіи Двѣнадцати Таблицъ, что неоплатный должникъ могъ быть проданъ заимодавцемъ не иначе, какъ на той сторонѣ Тибра, то-есть внѣ союзной территоріи, и въ томъ параграфѣ втораго мирного договора между Римомъ и Карѳагеномъ, которымъ было постановлено, что взятый Карѳагенянами въ плѣнъ римскій союзникъ получалъ свободу, лишь только достигалъ одной изъ римскихъ гаваней. Что въ сферу союзнаго равноправія, по всему вѣроятію, входило и равенство браковъ и что каждый полноправный гражданинъ которой-либо изъ латинскихъ общинъ могъ вступать въ законный бракъ съ каждой гражданкой, — уже было замѣчено ранѣе (стр. 39). Само собой разумѣется, что каждый изъ Латиновъ могъ пользоваться своими политическими правами только тамъ, гдѣ онъ былъ дѣйствительнымъ членомъ общины; напротивъ того, сущность равенства въ частныхъ правахъ заключалась въ томъ, что каждый изъ Латиновъ могъ селиться на постоянное жительство на союзной землѣ повсюду, гдѣ ему вздумается или — по теперешней терминологіи, — сверхъ особаго права гражданства въ той или другой общинѣ существовало еще общее союзное право свободнаго выбора мѣстожительства. Понятно, что все это обратилось въ пользу столицы, такъ какъ она одна во всемъ Лаціумѣ представляла удобства городскихъ сношеній, городскихъ заработковъ и городскихъ удовольствій; поэтому съ тѣхъ поръ, какъ латинскія страны стали жить въ вѣчномъ мирѣ съ Римомъ, число столичныхъ жителей стало возрастать съ поразительной быстротой. — Въ томъ, что касается политическаго устройства и администраціи, не только каждая отдѣльная община оставалась самостоятельной и самодержавной, насколько этимъ не нарушались ея обязанности къ союзу, но, — что́ еще важнѣе, — союзъ тридцати общинъ остался въ своихъ отношеніяхъ къ Риму автономнымъ. Насъ увѣряютъ, что положеніе Альбы среди союзныхъ общинъ было болѣе высокимъ, чѣмъ положеніе Рима, и что эти общины пріобрѣли автономію благодаря паденію Альбы; это, пожалуй, можно допустить, въ томъ смыслѣ, что Альба въ сущности была членомъ союза, а Римъ изстари скорѣе выдѣлялся изъ союза, какъ особое государство, чѣмъ входилъ въ него какъ составная часть; но подобно тому, какъ государства Рейнскаго союза были формально самодержавны, между тѣмъ какъ члены германской имперіи имѣли надъ собой властелина, быть можетъ и первенство Альбы было на [104]самомъ дѣлѣ тѣмъ-же, чѣмъ было первенство германскаго императора — почетнымъ правомъ (стр. 40), между тѣмъ какъ римскій протекторатъ издревле былъ, подобно Наполеоновскому, настоящимъ господствомъ. Дѣйствительно, Альба, какъ кажется, предсѣдательствовала въ союзномъ совѣтѣ, между тѣмъ какъ Римъ дозволялъ латинскимъ уполномоченнымъ совѣщаться самостоятельно подъ руководствомъ, какъ кажется, избиравшагося изъ ихъ среды предсѣдателя, и довольствовался почетнымъ предсѣдательствомъ на томъ празднествѣ, гдѣ приносилась союзная жертва зa Римъ и за Лаціумъ; сверхъ того онъ воздвигнулъ въ Римѣ второе союзное святилище — храмъ Діаны на Авентинѣ, такъ что съ тѣхъ поръ союзныя жертвоприношенія совершались то на римской территории за Римъ и за Лаціумъ, то на латинской территоріи за Лаціумъ и за Римъ. Не менѣе клонилось къ выгодѣ союза и то, что въ своемъ договорѣ съ Лаціумомъ Римляне обязались не заключать отдѣльныхъ союзныхъ договоровъ съ которою-либо изъ латинскихъ общинъ; отсюда ясно видно, что могущество руководящей общины внушало союзу сильныя и, конечно, вполнѣ основательныя опасенія. Въ военномъ устройствѣ всего яснѣе обрисовывается положеніе Рима не внутри Лаціума, а на ряду съ нимъ, равно какъ формальное равенство между римскимъ городскимъ союзомъ съ одной стороны и федераціей — съ другой. Союзныя боевыя силы, — какъ о томъ неоспоримо свидѣтельствуетъ позднѣйшій способъ созыванія ратныхъ людей — состояли изъ двухъ одинаково сильныхъ армій — римской и латинской. Главное начальство надъ ними принадлежало Риму и Лаціуму поочередно, и только въ томъ году, когда Римъ назначалъ главнокомандующаго, латинскій контингентъ могъ появляться у воротъ Рима и, не входя въ эти ворота, привѣтствовать своими одобрительными возгласами избраннаго военачальника, послѣ того какъ уполномоченные латинскимъ союзнымъ совѣтомъ Римляне убѣдились изъ полёта птицъ, что боги были довольны сдѣланнымъ выборомъ. Сообразно съ этимъ, и всѣ пріобрѣтенныя войной земли и имущества дѣлились по-ровну между Римомъ и Лаціумомъ. Если-же во всѣхъ внутреннихъ дѣлахъ строго соблюдалось полное равенство правъ и обязанностей, то и во внѣшнихъ дѣлахъ Римъ едва-ли могъ быть въ эту эпоху единственнымъ представителемъ римско-латинской федераціи. Союзный договоръ не дозволялъ ни Риму ни Лаціуму предпринимать наступательныя войны по ихъ собственному усмотрѣнію, а если войну предпринимала сама федерація или вслѣдствіе союзнаго постановленія или вслѣдствіе непріятельскаго нападенія, то союзный совѣтъ, конечно, принималъ дѣятельное участіе и въ управленіи ея ходомъ и въ ея развязкѣ. Впрочемъ фактически Римъ, быть можетъ, и въ ту пору уже пользовался гегемоніей, такъ какъ при всякой долговременной политической связи между тѣсно сплоченнымъ [105]государствомъ и союзомъ государствъ, перевѣсъ обыкновенно оказывается на сторонѣ перваго.

Расширеніе римской территоріи послѣ паденія Альбы.Мы не въ состояніи прослѣдить, какимъ образомъ Римъ расширялъ свои владѣнія послѣ того, какъ паденіе Альбы отдало въ его власть сравнительно значительную территорію и, по всему вѣроятію, доставило ему преобладаніе въ латинскомъ союзѣ. Распри съ Этрусками и въ особенности съ Вейентами изъ-за обладанія Фиденами не прекращались; но Римлянамъ, какъ кажется, не удалось прочно завладѣть этимъ этрусскимъ форпостомъ, находившимся на латинскомъ берегу рѣки на разстояніи только одной нѣмецкой мили отъ Рима, и не удалось вытѣснить Вейентовъ изъ этого базиса ихъ опасныхъ нашествій. Напротивъ того они, какъ кажется, безъ всякой борьбы завладѣли Яникуломъ и обоими берегами устьевъ Тибра. По отношенію къ Сабинамъ и къ Эквамъ Римъ находился въ лучшемъ положеніи; сдѣлавшійся впослѣдствіи столь тѣснымъ союзъ Римлянъ съ жившими вдалекѣ отъ нихъ Герниками существовалъ уже въ царскомъ періодѣ, — по меньшей мѣрѣ въ своихъ зачаткахъ, такъ что Латины вмѣстѣ съ Герниками съ двухъ сторонъ окружали и сдерживали своихъ восточныхъ сосѣдей. Но постояннымъ театромъ военныхъ дѣйствій была южная граница,— то-есть страна Рутуловъ и въ особенности Вольсковъ. Въ этомъ направленіи латинская территорія расширилась всего ранѣе и здѣсь мы впервые встрѣчаемся съ общинами, основанными Римомъ и Лаціумомъ въ непріятельской странѣ и получившими організацію автономныхъ членовъ латинской федераціи, — съ такъ называемыми латинскими колоніями, изъ которыхъ самыя древнія, по видимому, были основаны еще въ эпоху царей. Тѣмъ не менѣе, нѣтъ никакой возможности опредѣлить, какъ далеко заходило римское владычество въ концѣ царскаго періода. О распряхъ съ сосѣдними латинскими и вольскими общинами говорится въ римскихъ лѣтописяхъ царской эпохи очень часто и даже слишкомъ часто, но едва-ли можно считать за источники историческихъ свѣдѣній такіе отрывочные разсказы, какъ напримѣръ разсказъ о взятіи Суэссы на Помптинской равнинѣ. О томъ, что царскій періодъ не только установилъ государственныя основы Рима, но и заложилъ фундаментъ его внѣшняго могущества, не можетъ быть никакихъ сомнѣній; положеніе, занятое Римомъ не столько внутри латинской федераціи, сколько насупротивъ ея, ясно опредѣлилось еще въ первыя времена республики и служитъ доказательствомъ того, что уже въ царскомъ періодѣ внѣшнее могущество Рима получило сильное развитіе. Конечно, при этомъ было совершено не мало великихъ подвиговъ и было одержано не мало блестящихъ побѣдъ, о которыхъ не сохранилось никакихъ воспоминаній; но ихъ блескъ отразился на царской эпохѣ Рима и въ особенности на царскомъ родѣ Тарквиніевъ подобно дальнему румянцу вечерней зари, въ которомъ всѣ очертанія сливаются. [106] Расширеніе города Рима.

Такимъ образомъ латинское племя стало объединяться подъ предводительствомъ Рима и вмѣстѣ съ тѣмъ стало расширять свои владѣнія и къ востоку и къ югу, а самъ Римъ превратился, — благодаря своей счастливой судьбѣ и мужеству своихъ гражданъ — изъ оживленнаго центра торговой и сельской жизни въ могущественную столицу цвѣтущей страны. Съ этимъ внутреннимъ измѣненіемъ римскаго общиннаго быта находятся въ самой тѣсной связи преобразованіе римской военной организаціи и скрывавшійся въ этомъ преобразованіи зародышъ той политической реформы, которая извѣстна намъ подъ названіемъ Сервіевской конституціи. Но и внѣшній характеръ города долженъ былъ измѣниться подъ вліяніемъ стекавшихся въ него богатствъ, увеличивавшихся потребностей и расширявшагося политическаго горизонта. Сліяніе сосѣдней квиринальской общины съ палатинскою, конечно, было уже совершившимся фактомъ въ то время, когда была введена Сервіевская реформа; съ той поры, какъ эта реформа дала прочную и однородную организацію всѣмъ военнымъ силамъ Рима, его граждане уже не могли по старому довольствоваться обнесеніемъ окопами отдѣльныхъ холмовъ по мѣрѣ того, какъ они покрывались постройками и, быть можетъ, также занятіемъ рѣчнаго острова и высотъ на противоположномъ берегу для того, чтобъ господствовать надъ теченіемъ Тибра. Столицѣ Лаціума понадобилась иная болѣе цѣлесообразная оборонительная система; вотъ почему и было приступлено къ постройкѣ Сервіевской городской стѣны. Новая непрерывная линія городскихъ укрѣпленій начиналась на берегу рѣки у подножія Авентина и огибала этотъ холмъ; тамъ были недавно (1855) найдены колоссальные остатки этихъ древнихъ укрѣпленій въ двухъ мѣстахъ — на западномъ склонѣ холма по направленію къ рѣкѣ и на противоположномъ восточномъ склонѣ: это — такіе-же высокіе, какъ въ Алатри и въ Ферентино, обломки городской стѣны, состоящіе изъ неправильно сложенныхъ громадныхъ известковыхъ глыбъ, обтесанныхъ въ формѣ четырехугольниковъ; они точно будто возстали изъ земли для того, чтобъ напомнить о великой эпохѣ, оставившей намъ эти несокрушимыя стѣны своихъ сооруженій и еще болѣе не сокрушимые памятники своей духовной жизни, вліянію которыхъ не будетъ конца. Далѣе стѣна огибала Целій и все пространство, занимаемое Эсквилиномъ, Виминаломъ и Квириналомъ, гдѣ недавно (1862) также найдены болѣе обширные остатки сооруженія, которое обложено извнѣ глыбами пеперина и защищено снаружи рвомъ, а по-направленію къ городу представляетъ отлогую и до сихъ поръ еще величественную земляную насыпь, восполнявшую съ этой стороны недостатокъ другихъ средствъ защиты; оттуда стѣна шла къ Капитолію, входившему въ составъ постройки своимъ крутымъ обрывомъ, обращеннымъ къ Марсову полю, и снова примыкала къ Тибру позади его острова. Островъ на Тибрѣ, мостъ на сваяхъ и Яникулъ не входили [107]въ черту города, но возвышенность Яникула служила для него внѣшнимъ укрѣпленіемъ. На самомъ Палатинѣ, который до поры былъ за́мкомъ, было дозволено возводить всякія постройки, а на Тарпейскомъ холмѣ, который открытъ со всѣхъ сторонъ и при своихъ небольшихъ размѣрахъ удобенъ для защиты, былъ построенъ новый за́мокъ (arх, capitolium)[6] съ колодцемъ, съ тщательно огороженнымъ водоемомъ (tullianum), съ казнохранилищемъ (aerarium), съ тюрьмой и съ самымъ древнимъ мѣстомъ гражданскихъ сходокъ (area Capitolina), на которомъ и въ болѣе позднюю пору публично возвѣщали о лунныхъ перемѣнахъ. Напротивъ того, въ болѣе раннюю пору не дозволялось возводить на крѣпостномъ холмѣ прочныхъ частныхъ построекъ[7] и все пространство между двумя вершинами холма, то-есть святилище злого бога (Vediovis), или, — какъ его называли въ эпоху эллинскаго вліянія, — убѣжище, было покрыто лѣсомъ и, вѣроятно, было предназначено для земледѣльцевъ и для ихъ стадъ на тотъ случай, когда наводненіе или война принуждали ихъ покинуть равнину. Капитолій былъ и по своему названію и на самомъ дѣлѣ Акрополемъ Рима; это былъ самостоятельный за́мокъ, способный защищаться даже послѣ взятія города, а его ворота были, по всему вѣроятію, обращены въ ту сторону, гдѣ впослѣдствіи находился городской рынокъ[8]. И Авентинъ, какъ кажется, былъ также укрѣпленъ, хотя и не такъ сильно, и на немъ также не дозволялось возводить прочныхъ частныхъ построекъ. Съ [108]этимъ находится въ связи и то, что для чисто-городскихъ удобствъ, какъ напримѣръ для распредѣленія проведенной воды, римское городское населеніе дѣлилось на собственно такъ-называемыхъ горожанъ (montani) и на тѣхъ, кто жилъ внутри общей городской стѣны на такихъ участкахъ, которые не входили въ составъ настоящихъ городскихъ (pagani Aventinenses, Janiculenses, collegia Capitolinorum et Mercurialium[9]). Стало быть, обнесенное новой городской стѣной пространство заключало въ себѣ, кромѣ прежнихъ городовъ палатинскаго и квиринальскаго также обѣ союзныя крѣпости на Капитоліѣ и на Авентинѣ и кромѣ того Яникулъ[10]; Палатинъ, какъ собственно такъ-называемый и какъ древнѣйшій городъ, [109]былъ, стало быть, окруженъ какъ вѣнцомъ тѣми высотами, которыя были обнесены стѣной, и съ двухъ сторонъ опирался на цитадели. Но дѣло оставалось недоконченнымъ, пока огороженная съ такимъ трудомъ отъ внѣшнихъ враговъ территорія не была защищена и отъ воды, которая постоянно покрывала долину между Палатиномъ и Капитоліемъ, такъ что тамъ, какъ кажется, ѣздили на паромѣ, а низменности между Капитоліемъ и Веліей, равно какъ между Палатиномъ и Авентиномъ, превратились въ болота. Сохранившіяся до сихъ поръ и сложенныя изъ великолѣпныхъ плитъ подземныя водосточныя трубы, которыми впослѣдствіи восхіщались, считая ихъ за удивительныя сооруженія царскаго Рима, скорѣе принадлежатъ къ слѣдующей эпохѣ, такъ какъ на ихъ устройство употреблялся травертинъ, а во времена республики часто упоминалось о новыхъ постройкахъ именно изъ такого матеріала; но начало этихъ работъ, безъ сомнѣнія, должно быть отнесено къ эпохѣ царей, хотя къ нему и было приступлено, вѣроятно, въ болѣе позднюю пору, чѣмъ къ постройкѣ городской стѣны и капитолійскаго замка. Благодаря этимъ работамъ, образовались на освободившихся отъ воды или высохшихъ мѣстахъ публичныя площади, въ которыхъ такъ нуждался разроставшійся городъ. Сборное мѣсто общины, находившееся до того времени на капитолійской площади въ самомъ за́мкѣ, было перенесено на равнину, которая тянулась въ наклонномъ положеніи отъ за́мка къ городу (comitium) и оттуда шла между Палатиномъ и Каринами въ направленіи къ Веліи. Во время празднествъ и народныхъ собраній, для членовъ совѣта и городскихъ гостей отводились почетныя мѣста на той сторонѣ за́мка, которая была обращена къ мѣсту сходки и въ той ея части, которая возвышалась надъ площадью въ видѣ балкона; но скоро было построено неподалеку оттуда особое зданіе, предназначенное для засѣданій совѣта и названное по имени своего строителя «Гостиліевой куріей». Эстрада для судейскаго сѣдалища (tribunal) и каѳедра (впослѣдствіи называвшаяся rostra), съ которой ораторы обращались къ гражданству съ рѣчами, были воздвигнуты на самой площади. Продолженіемъ этой послѣдней въ направленіи къ Веліи былъ новый рынокъ (forum Romanum). [110]На его западной сторонѣ, ниже Палатина, стоялъ общинный домъ, заключавшій въ себѣ офиціальную резиденцію царя (regia) и общественный городской очагъ — кругообразный храмъ Весты; неподалеку оттуда на южной сторонѣ рынка было построено другое круглое зданіе, въ которомъ находилась кладовая общины или храмъ Пенатовъ, сохранившійся и до настоящаго времени въ видѣ преддверія къ церкви Santi Cosmae Damiano. Отличительной чертой этого новаго города, объединившагося совершенно иначе чѣмъ прежній семигорный городъ, служитъ то нововведеніе, что наряду съ тридцатью куріальными очагами, соединеніемъ которыхъ въ одно зданіе довольствовался палатинскій Римъ, появился въ Сервіевскомъ Римѣ одинъ очагъ, общій для всего города[11]. По обѣимъ сторонамъ рынка тянулись ряды мясныхъ и другихъ лавокъ. Въ долинѣ между Авентиномъ и Палатиномъ былъ огороженъ кругъ для публичныхъ игръ; отсюда возникъ циркъ. У самаго берега рѣки былъ устроенъ рынокъ рогатаго скота и эта мѣстность скоро сдѣлалась однимъ изъ самыхъ густо-населенныхъ городскихъ кварталовъ. На всѣхъ вершинахъ появились храмы и святилища — прежде всего на Авентинѣ союзное святилище Діаны (стр. 104) и на вершинѣ за́мка видный на большомъ разстояніи храмъ отца Діовиса, доставившаго своему народу все это великолѣпіе — и подобно тому, какъ Римляне торжествовали свою побѣду надъ сосѣдними народами, — также торжествовавшаго свою побѣду надъ богами этихъ народовъ. — Имена тѣхъ людей, по почину которыхъ были предприняты всѣ эти громадныя городскія постройки, покрыты такимъ же мраком, какъ и имена вождей, начальствовавшихъ надъ Римлянами въ самыхъ древнихъ битвахъ и побѣдахъ. Правда, преданіе приписываетъ каждую изъ этихъ построекъ которому-нибудь изъ царей: сенатскую курію — Туллу Гостилію, Яникулъ и деревянный мостъ — Анку Марцію, большой каналъ для спуска нечистотъ, циркъ и храмъ Юпитера — Тарквинію Старшему, храмъ Діаны и городскую стѣну — Сервію Туллію. Многія изъ этихъ предположеній, быть можетъ, основательны, такъ напримѣръ, едва-ли можно объяснить одной случайностью тотъ фактъ, что постройка новой городской стѣны совпадаетъ и по времени и по имени своего строителя съ новой военной организаціей, такъ серьозно заботившейся о защитѣ городскихъ стѣнъ. Но вообще мы должны заимствовать изъ этихъ преданій только то, [111]что уже ясно само собой, — что пересозданіе Рима было очень тѣсно связано съ началомъ его гегемоніи надъ Лаціумомъ и что хотя оно истекало изъ одной и той же великой мысли, оно не могло быть дѣломъ одного лица или одного поколѣнія. Что въ этомъ преобразованіи римскаго общиннаго быта имѣло большую долю участія вліяніе Эллиновъ, не подлежитъ никакому сомнѣнію, но мы не въ состояніи опредѣлить ни характера ни степени этого вліянія. Уже ранѣе было замѣчено, что Сервіевская военная организація была въ сущности заимствована отъ Эллиновъ (стр. 95), а то что игры цирка были устроены по эллинскому образцу, будетъ доказано далѣе. И новое царское жилище съ городскимъ очагомъ совершенно похоже на греческій Пританей, а круглый, обращенный къ востоку и даже не освященный Авгурами храмъ Весты былъ построенъ во всѣхъ своихъ частяхъ вовсе не по италійскому образцу, а по эллинскому. Поэтому, какъ кажется, нельзя назвать неправдоподобнымъ то преданіе, что для римско-латинскаго союза служилъ въ нѣкоторой мѣрѣ образцомъ іонійскій союзъ въ Малой Азіи, вслѣдствіе чего и новое союзное святилище на Авентинѣ было подражаніемъ эфесскому Артемизіону.

Примѣчанія.

  1. Такъ-же характеристичны формулы проклятій, относившихся къ городамъ Габіи и Фидены [Макроб. Sat. 3, 9], хотя мы нигдѣ не находимъ доказательствъ того, что территорія этихъ городовъ действительно была предана такому-же проклятію, какому были преданы Вейи, Карѳагенъ и Фрегеллы. Слѣдуетъ полагать, что старыя формулы проклятій были составлены съ указаниями на эти два ненавистныхъ города и были приняты позднѣйшими антикваріями за источники историческихъ свѣдѣній.
  2. Но выражать сомнѣніе насчетъ того, что Альба была разрушена никѣмъ инымъ какъ Римлянами (а такое сомнѣніе было недавно высказано однимъ достойнымъ уваженія писателемъ), по видимому, нѣтъ никакого основанія. Нельзя, конечно, оспаривать того, что разсказъ о разрушеніи Альбы представляетъ въ своихъ подробностяхъ цѣлый рядъ невѣроятныхъ и невозможныхъ фактовъ; но то-же можно сказать о всякомъ вплетенномъ въ легенду описаніи историческаго факта. На вопросъ, какъ относились остальные жители Лаціума къ борьбѣ между Альбой и Римомъ, мы, конечно, не можемъ дать никакого отвѣта; но этотъ вопросъ поставленъ фальшиво, такъ какъ еще не доказано, что латинскія союзныя учрежденія не дозволяли отдѣльной войны между двумя латинскими общинами (стр. 39). Еще менѣе противорѣчитъ разрушенію Альбы Римлянами тотъ фактъ, что нѣкорыя изъ альбанскихъ семействъ были приняты въ римскій гражданскій союзъ; почему въ Альбѣ не могло быть точно такъ-же, какъ и въ Капуѣ, римской партіи? Но рѣшающее значеніе долженъ имѣть тотъ фактъ, что Римъ выступаетъ законнымъ наслѣдникомъ Альбы какъ въ политическомъ отношеніи, такъ и въ религіозномъ; такое притязаніе могло быть основано не на переселеніи въ Римъ нѣсколькихъ альбанскихъ родовъ, а только на завоеваніи города, — какъ это и было въ действительности.
  3. Отсюда развилось въ римскомъ государственномъ правѣ понятіе о приморской или гражданской колоніи [соlоnіa civium Romanorum], то-есть о фактически отдѣленной, но легально не самостоятельной и не имѣющей собственной воли общинѣ, которая сливалась съ своей метрополіей точно такъ-же, какъ peculium [имущество] сына сливалось съ собственностью отца, и которая, въ качествѣ постояннаго гарнизона, была освобождена отъ службы въ легіонѣ.
  4. Сюда, безъ сомнѣнія, относится постановленіе двѣнадцати таблицъ; Nex[i mancipiique] forti sanatique idem ius esto, то-есть одинакими правами должны пользоваться и люди, закабаленные за долги, и рабы — и тѣ, которые прежде имѣли права и тѣ, которые ихъ вновь получили. Здѣсь не могло быть рѣчи о членахъ латинскаго союза, такъ какъ ихъ легальное положеніе опредѣлялось союзными договорами и такъ какъ въ Двѣнадцати Таблицахъ идетъ рѣчь только о земскомъ правѣ; но подъ словомъ sanates разумѣлись Latini prisci cives Romani, то-есть тѣ латинскія общины, которыя были обращены Римлянами въ плебейство.
  5. Община Бовиллы даже, какъ кажется, образовалась изъ одной части альбанской территоріи и заняла мѣсто Альбы между независимыми латинскими городами. О ея альбанскомъ происхожденіи свидѣтельствуютъ культъ Юліевъ и названіе Albani Longani Bovillenses [Orelli-Henzen 119. 2252. 6019]; o ея автономіи говоритъ Діонисій 5, 61 и Цицеронъ pro Planc. 9, 23.
  6. Эти названія были впослѣдствіи обращены въ мѣстныя, именно словомъ capitolium стали называть ту вершину крѣпостнаго холма, которая ближе къ рѣкѣ, а словомъ arx — ту, которая ближе къ Квириналу; но первоначально эти слова были нарицательными именами точно такъ-же, какъ греческія слова αχρα и κορυφη; это видно и изъ того, что у каждаго изъ латинскихъ городовъ былъ свой capitolium. Настоящее мѣстное названіе римскаго крѣпостнаго холма mons Tarpeius.
  7. Постановленіе ne quis patricius in arce aut capitolio habitaret [что никто изъ патриціевъ не долженъ жить въ за́мкѣ или въ Капитоліи], воспрещало возводить только каменныя зданія, которыя, вѣроятно, нерѣдко имѣли видъ маленькихъ крѣпостей, a не обыкновенныя постройки для жилья, которыя было нетрудно уничтожить. Сравн. Becker, Topogr. стр. 386.
  8. Такъ какъ отъ рынка шла главная улица [называвшаяся „священной“], въ верхъ къ за́мку, a поворотъ, который она дѣлаетъ въ лѣво подлѣ арки Севера, до сихъ поръ ясно указываетъ на ея направленіе къ воротамъ. А самыя ворота, вѣроятно, исчезли среди крупныхъ построекъ, впослѣдствіи возведенныхъ на Кливѣ. Такъ-называемыя ворота на самомъ крутомъ мѣстѣ капитолійскаго холма, извѣстныя подъ названіемъ Янусовыхъ, Сатурновыхъ или также открытыхъ, потому что во время войны должны были оставаться растворенными, очевидно, имѣли лишь религіозное значеніе и никогда не были настоящими воротами.
  9. Такихъ гильдій было четыре; 1) Capitolini [Cicero ad Qu. fr, 2, 5, 2] съ своими собственными magistri [Henzen 6010. 6011] и ежегодными играми [Лив. 5, 50]; сравн. Cor. Inscr. Lat. I, № 805; 2) Mercuriales [Лив. 2, 27; Цицеронъ, тамъ-же; Preller Myth. стр. 597], также съ magistri [Henzen 6010]; эта гильдія была поселена на лощинѣ цирка, тамъ, гдѣ находился храмъ Меркурія; 3) pagani Aventinenses также съ magistri [Henzen 6010]; 4) pagani pagi Janiculensis также съ magistri [Corp. Inscr. Lat. I, № 801. 802]. Конечно, то не было простой случайностью, что эти четыре гильдіи, не имѣвшія въ Римѣ другихъ себѣ подобныхъ, принадлежали именно къ населенію двухъ холмовъ, не вошедшихъ въ четыре мѣстныя трибы, но обнесенныхъ Сервіевской стѣной — Капитолія и Авентина и входящаго въ ту-же сферу укрѣпленій Яникула; далѣе сюда-же относится тотъ фактъ, что выраженіе montani paganive употреблялось для обозначенія всѣхъ осѣдлыхъ жителей Рима; сравн., кромѣ хорошо извѣстнаго мѣста у Цицерона De Domo 28, 74, въ особенности законъ о городскихъ водопроводахъ, приведенный у Феста подъ заглавіемъ sifus, стр. 340: [mon]tani paganive si[fis aquam dividunto]. Montani — въ настоящемъ смыслѣ слова жители трехъ палатинскихъ округовъ [стр. 52], здѣсь, какъ кажется, принимаются a роtiоri за все настоящее городское гражданство четырехъ кварталовъ; подъ словомъ pagani здѣсь безъ сомнѣнія разумѣются невключенныя въ трибы общины Авентина и Яникула и сходныя съ ними коллегіи Капитолія и лощины цирка.
  10. „Семигорнымъ“ городомъ въ настоящемъ и религіозномъ значеніи этого слова былъ и оставался болѣе узкій палатинскій древній Римъ [стр.48]. Однако и Сервіевскій Римъ — по меньшей мѣрѣ уже во времена Цицерона [сравн. напр. Cicero ad. Att. 6, 5, 2; Плутархъ, Quaest. Rom. 69] — считался семигорнымъ городомъ вѣроятно потому, что праздникъ семигорья [Sерtimontium], усердно справлявшійся во времена имперіи, уже сталъ считаться общимъ городскимъ праздникомъ; но насчетъ того, которыя изъ обнесенныхъ Сервіевскою стѣною высотъ принадлежали къ числу семи, никогда не было полнаго единомыслія. Знакомыя намъ семь высотъ — Палатинъ, Авентинъ, Целій, Эсквилинъ, Виминалъ, Квириналъ и Капитолій не перечисляются ни однимъ изъ древнихъ писателей. Эти названія извлечены изъ традиціоннаго разсказа о постепенномъ развитіи города [Jordan. Topographie, 2, 206 и сл.], но Яникулъ сюда не включенъ, потому что иначе оказалось-бы восемь высотъ. Древнѣйшій источникъ, пересчитывающій семь римскихъ горъ [montes] — описаніе города, составленное во времена Константина Великаго; тамъ перечислены Палатинъ, Авентинъ, Целій, Эсквилинъ, Тарпей, Ватиканъ и Яникулъ; здѣсь выпущены Квириналъ и Виминалъ, очевидно, потому, что это были colles, а вмѣсто нихъ названы двѣ montes, находившіяся на правомъ берегу Тибра и въ томъ числѣ даже Ватиканъ, находившійся внѣ Сервіевской стѣны. Другіе еще позднѣе составленные списки высотъ можно найти у Сервія [къ Энеидѣ 6, 783], въ Бернскихъ коментаріяхъ къ Виргиліевымъ Георгикамъ 2, 535, и у Лида [Demens. стр. 118, изд. Беккера].
  11. Какъ мѣста, на которыхъ стояли эти два храма, такъ и положительное свидѣтельство Діонисія [2, 25], что храмъ Весты стоялъ внѣ Roma quadrata, доказываютъ намъ, что эти постройки находятся въ связи съ возникновеніемъ не палатинскаго города, а втораго — Сервіевскаго; если-же въ болѣе позднюю пору приписывали Нумѣ и постройку этой царской резиденціи и сооруженіе храма Весты, то причина такого предположенія такъ очевидна, что ему нельзя придавать никакого значенія.