Plato, Πλάτων, 1) сын Аристона и Периктионы (или Потоны), из знатного рода, по отцу в родстве с Кодром, со стороны матери — с Солоном, родился в Афинах 21 мая 429 г. Т. к. в этот день (7 фаргелиона) праздновался также день рождения Аполлона, то, казалось, судьба заранее определяла ему быть сыном света мира, быть «божественным». Глубокомысленный миф рассказывал также о пчелах, которые носили мед на губы ребенка, и о молодом лебеде, который взлетел с алтаря Эрота и, так как его оставили силы, опустился в лоно Сократа, где у него заметно выросли крылья, так что он, радостно размахивая ими, поднялся в воздух и очаровывал своим мелодическим пением богов и людей. Он назывался первоначально по имени деда Аристоклом, но был переименован позже (Сократом) или вследствие ширины груди, или вследствие широкого потока речи (по мнению новоплатоников) в П. Выросши в самое оживленное и полное перемен время в афинской жизни, в среде таких замечательных умов, как Фукидид и Ксенофонт, Софокл и Еврипид, Аристофан и Менандр, Фидий и Поликтет, будучи одарен поэтическим талантом и с ранних лет занимаясь чтением поэтов, обучаемый лучшими учителями своего времени и одаренный всеми средствами и дарованиями к умственному развитию, — он, казалось, был призван для высокой жизни. Прежде чем он узнал самого Сократа, с которым в ближайшие отношения вступил на 20 году жизни и с которым в течение 10 лет до самой его смерти был в самой искренней дружбе, он, кажется, уже был знаком с его учением; с философской же спекуляцией Гераклита познакомил его Кратил. Хотя последняя могла более удовлетворить его, чем предшествовавшее изучение софистов, он все-таки не мог согласовать основное положение этого учения, что все находится в постоянном движении, с истинным познанием. Это привело его к элеатам и к ионийским философам, главные представители коих в то время, Парменид и Анаксагор, пользовались большим уважением. Учение первого, что существует два познания, чувственное (δοξαστή) и духовное (διανοητική), причем первое может претендовать только на вероятность, и что в последнем единое есть все и все есть единое (учение об единстве, пантеизм), и что вне этого единого и всего ничто не имеет бытия (οὐσία), — это учение удовлетворяло его, в противоположность к гераклитовскому, настолько, что он принял и усвоил себе деление познаний и их различное достоинство; наоборот, взгляд на существо вещей он совершенно оспаривал. Учение Анаксагора потому менее нравилось ему при ближайшем ознакомлении, что он вместо того, чтобы приводить элементы к их первоначальным причинам, приписывал им силы самого νοῦς. Неудовлетворенный такими воззрениями, его ум обратился к практической стороне философии, к чему подобная же неудовлетворенность привела и Сократа и в чем он блистал звездой первой величины, будучи сам неподражаемым образцом в жизни. Сердечная, неразрывная связь с Сократом и то впечатление, которое произвела на глубокую душу ученика его последняя участь, которой он подвергся за свое учение, вызвали к жизни многочисленные сократовские сочинения, в которых он изложил основные положения своего учителя почти в нераздельном соединении со своими. Он не отстал также в выражении своей преданности: в процессе против Сократа он вызвался заплатить за него денежный штраф. После же его осуждения он, полный недовольства и опасений, оставил со многими другими учениками Сократа Афины, к анархической демократии которых он и без того чувствовал сильное отвращение, и обратился прежде всего к Евклиду в Мегару; но большое различие между ними во взгляде на οὐσία Парменида не дало ему возможности долго остаться в эристической или мегарской школе, которая вместе с тем была вынуждена к нападкам на основу его собственной системы, на учение об идеях. Его неутомимый наблюдательный дух побудил его путешествовать. Он отправился в Италию, где слушал Архита из Тарента и Эвдокса из Книда, пифагорейское учение коих о физике, математике и этике, в теснейшей связи с его собственными мыслями, изложено в его позднейших сочинениях. Отсюда он отправился в Кирену, чтобы слушать математику у Феодора, а отсюда в Египет, страну, полную чудес и своеобразных источников знания, откуда он, вероятно, отправился бы в Азию, если бы ему не помешала затеянная Артаксерксом против Египта война. Таким образом, он поехал в Италию (в Тарент, Cic. fin. 5, 29, 87) и Сицилию, где был гостеприимно принят Дионом и представлен Дионисию Старшему; но скоро он впал у него в немилость вследствие своего свободомыслия и откровенности в речах, так что его приказано было отвезти на корабль, не без намека, что его смерть была бы приятна тирану. Однако ему удалось спасти свою жизнь, и он был только продан в рабство и затем получил снова свободу через посредство Анникерида из Кирены (или Диона из Сиракуз?). Возвратившись в свой родной город в 388 г., он учил здесь, при величайшем одобрении, в гимназии, расположенной перед порогами Афин и посвященной герою Академу (см. Academia и Attica, 14), сделался вскоре главой собственной новой школы и написал большую часть своих сочинений в следующий затем период времени, охватывавший более 20 лет, В 367 г., по вступлении на престол Дионисия Младшего, на которого в то время имел еще решительное влияние его деверь[?] и советник Дион, он был вторично приглашен в Сицилию; передав свою должность в Академии Гераклиду Понтийскому, он был блестящим образом принят в Сицилии, хотя наступившее вскоре положение вещей далеко не соответствовало этому приему. Когда, благодаря придворным интригам, Дион пал и был внезапно и неожиданно увезен на корабле по приказанию тирана, положение П. сразу изменилось; сначала он был отослан в казармы в среду грубых солдат, но достиг наконец того, что уехал оттуда (365 г.), дав, впрочем, слово снова приехать, когда Дион, согласно обещанию, будет возвращен. Но тиран скоро раскаялся в том, что отпустил его, а в 361 г. обманным образом завлек его в 3 раз; однако П. и его друзья слишком скоро обманулись в своих ожиданиях: не без труда и опасностей удалось Архиту, благодаря настоятельному заступничеству, спасти его от жестокости тирана и угрожавших ему опасностей, 360 г. Тогда, будучи уже семидесятилетним старцем, он посвятил себя деятельности учителя и практической жизни; но распространенные в древности предания о его практической деятельности, будто он написал для Кирены, Мегалополя, Фив, Крита и других государств конституции и законы, следует принимать с такой же осторожностью, как и переданное нам главнейше Плутархом и со многих сторон заподозренное известие о его многократном пребывании в Сицилии. В этот позднейший период своей жизни он написал свои последние сочинения и начертал планы для новых, особенно для сочинения о системе улучшения в политике согласно требованиям того времени. Богатое событиями время его жизни, от Пелопоннесской войны и последовавшего затем короткого, но блестящего процветания Фив, до начала македонского могущества, было как нельзя более способно заставить его разочароваться в своих взглядах на государственную жизнь, основывавшихся, очевидно, на более объективном начале, родственном доризму, равно как и в надежде на их осуществление, и возбудить в нем самое живое желание лучшего положения вещей. В то время как он таким образом писал новые сочинения и обрабатывал старые, в 348 г. его постигла смерть, на 81 году от рождения. — Его ученики, к числу которых принадлежал Хабрий, Фокион, и Демосфен, были преданы ему и восхищались им; даже женщины, кажется, учились у него. Вообще, уже в древности он заслужил величайшее уважение: Панетий (Cic. tusc. 2, 32) называл его Гомером философов, Цицерон (п. d. 2, 12) philosophorum quasi deum, Лонгин — θεῖον. Его многочисленные ученики далеко распространили его учение, и основанная им Академия долго еще жила, продолжая по его смерти существовать сперва под названием древней Академии Сневсиппа и Ксенократа, потом средней Аркесилая и, наконец, новой Карнеада; к ним присоединилась потом еще четвертая — Филона из Лариссы и пятая — Антиоха из Аскалона. — Метод П. состоял в сократовской беседе; при учениках, оказавших значительные успехи, последняя заменялась акроаматическим образом изложения, причем ученики тотчас записывали его слова в ἄγραφα δόγματα, под которыми, однако, никак не следует подразумевать какое-нибудь тайное учение. Сочиненные же им диалоги никогда не велись на самом деле в школе; это сцены в драматической форме, в которых философия излагается настолько объективно, что П. сам никогда не участвует в них как разговаривающее лицо. В них как внутреннее умозрительное содержание, так и внешняя художественная форма соединены в живой и органически постепенной последовательности; поэтому нет нужды принимать, что он прошел две совершенно различные ступени в развитии умозрения и что отдельные пункты своей философской системы он усвоил себе порознь, как бы урывками; скорее мы видим в нем живое стремление к пластическому единству, так что самое чуждое и находящееся в кажущемся противоречии стремится к одной общей цели и связывается гармонически в одно стройное целое, как, напр., отвлеченная обособленность единственно истинного бытия идеи и математическое построение четырех элементов рядом с воплощением психологии и этики в государстве. Что касается до формы, то чем богаче содержание в позднейших сочинениях, тем более исчезает диалогическая форма и сводится часто к вставленным там и сям «да» или «нет». С другой стороны, наряду с диалектикой, делающей резкие различия, преобладает везде своеобразная сила мифической и поэтической окраски, которая иногда берет верх над философом. Что касается до самого его учения, то парменидовское признание οὐσία, в которой одной только заключается истина, привело его к мысли, что в человеческой душе, несмотря на всю изменчивость вещей, есть вечные и не переменяющиеся понятия (νοήματα); поэтому должны были существовать вечные, простые, себе самим равные образы (ὀμοιώματα), по образцу которых понятия эти были запечатлены в преходящих предметах. Эти образы, ἰδέαι, виды общей οὐσία, по мнению П., не имеют никакой связи с чувственным миром, но, с другой стороны, не должны быть смешиваемы и с отвлеченными понятиями. Они скорее то, что одно только истинно и действительно существует, τὰ ὄντα, ὄντως ὄντά; от них происходят все понятия прекрасного, доброго и истинного; их несметное количество, связь их непонятна, они образуют одно целое, но более обширные заключают в себе, в свою очередь, другие, ἔν καὶ πολλά (последнее, впрочем, означает у него и предметы чувственного мира). Поэтому душа человека не была всегда связана со слабым телом; она могла наслаждаться вечным созерцанием первообразов; но, отвернувшись от них, она погрязла в смертном теле, где, исполненная тоски, вспоминает о первообразах (ἀνάμνησις), и воспоминание это тем яснее, чем больше развита духовная жизнь в каждом человеке отдельно. В середине между разнообразием предметов (τὰ πολλά) и вечными их первообразами находятся числа, тоже вечные, но могущие повторяться. Это основное учение проникло во всю его философию, разделение которой на диалектику, физику и этику он, как кажется, скорее подготовил, чем выполнил, именно тем, что различал отрасли физики и психологии, этики и политики от области диалектики, пребывающей в самих предметах (τῆς ἐν τοῖς λόγοις σκέψεως), и указал, таким образом, на различие аналитического и синтетического метода. Вечны, по П., материя (τὸ ἄπειρον) и Бог (νοῦς). В материи лежит постоянное стремление к беспорядку и дурному, но νοῦς создал из нее полный порядка мир (κόσμος). В Боге божественное существо, божественный ум с идеями и мировая душа соединены в одно определенное целое. Человеческую душу Бог создал из себя, как часть себя, бессмертной, так как она сама для себя причина движения (αὐτὸ ἐαντὸ κινοῦν) и так как это вытекает из смерти тела как необходимая ее противоположность. Душа имеет две части (μέρη), посредством которых она находится в связи с телом; τὸ λογιστικὸν τῆς ψυχῆς или νοῦς пребывает в голове, животная же часть (τὸ ἀλογιστικὸν или ἐπιθυμητικόν) находится в животе, а θυμός или τὸ θυμοειδές — в груди. — Сочинения П. распределяли обыкновенно в новейшее время в том порядке, как они были написаны, причем Tennemann и Socher следовали главнейшим образом внешним обстоятельствам в его жизни, Schleiermacher, напротив того, различавший подготовительные или элементарные, диалектические и положительные сочинения, — содержанию и философскому развитию. Еще другие, к которым принадлежит Ast, признававший несомненно подлинными лишь 14, принимали в соображение, в противоположность Schleiermacher’y, преимущественно способ изложения и философскую форму. В более древнее время их разделяли или по тетралогиям (9, так ed. Aldina и Базельское изд.) или по сизигиям (6, так изд. Стефана, Франкфуртское и Цвейбрюкенское). K. F. Hermann снова распределил их по тетралогиям Фрасилла. Взвесив всесторонне все вышеупомянутые принципы деления, Stallbaum предложил следующую классификацию: первый класс состоит из таких сочинений, которые написаны до смерти Сократа и несколько позже; ко второму принадлежат те, которые были написаны или изданы в промежуток времени от его путешествий до второй поездки в Сицилию, т. е. во время его деятельности как учителя в Академии; к третьему, наконец, относятся произведения из последних лет жизни философа (книги о законах). К первому классу, таким образом, будут принадлежать: Лисис (Ast и Socher не считают его подлинным, Schleiermacher же отстаивает его подлинность), Лахет, Гиппий Старший, Гиппий Младший, Ион, Хармид, Менон, Алкивиад I, Кратил, Евтидем, Протагор, Горгий, Евтифрон (написан в промежуток времени между обвинением и смертью Сократа), Апология Сократа, написанная лишь по его смерти, Критон. Во втором классе, таким образом, были бы: Феэтет, Софист, Политик (упоминается Аристотелем, хотя он не называет имени автора; Socher считает неподлинным), Парменид, Симпосион (Пирушка), Менексен, по Schleiermacher’y, неподлинный, Федр, Федон, Филеб, Политея (Государство) в 10 книгах, Тимей, Критий. К третьему классу: 12 книг о законах, которые упоминает уже Аристотель; Ast считает их за подложные. Следующие сочинения большей частью толкователей признаются неподлинными: Епиномида, Алкивиад II, Феаг, Эрасты, Гиппарх, Минос, Клитофонт. Наконец, подложными должны считаться Эриксий, Галькион, Сисиф, Аксиох, Демодок, ὄροι, об изучаемости добродетели, о справедливости, о которых Boeckh и другие старались доказать, что они σκυτικοὶ διάλογοι сократика Симона. С другой стороны, можно с достаточной вероятностью принять, что ни одно из подлинных сочинений П. не пропало. — Ср.: Susemihl, die genet. Entwickelung der plat. Philosophie (1855 слл.). Полное изд. Bekker (1816 слл.), Ast (1819 слл.), Stallbaum (1821 слл., 1850; с подробным комментарием 1833 слл., отдельные части уже в 5-м изд.), Baiter, Orelli und Winckelmann (1839 слл.), K. F. Hermann (1851 слл.), Hirschig, Schneider и Hunziker (1856 слл.), Schanz (началось 1875 г.). Новое изд. с объяснениями предпринято Wohlrab’ом (1877). Издания избранных диалогов: Fischer, Heindorf, Engelhardt, Buttmann, Ludwig, Knebel, Dronke, Held, Stallbaum, Kron и Deuschle; много изданий отдельных диалогов. Переводы на немецкий язык: Schleiermacher (1804 слл.; неокончен H. Müller (1850 слл. с прекрасными введениями Stemhardtia). Объяснительные сочинения: Ast, Platons Leben und Scriften (1816), K. F. Hermann, Geschichte und System der Plat. Philosophie (1 т., 1838, неокончено), H. von Stein Bücher, 7 Bücher zur gescichte des Platonismus (1864), Steinhart, Platons Leben (1873); Ast, lexicon Platonicum (1835 слл.), Mitchell, index graecitatis Platonicae (1832) и др. — 2) из Афин, комик, поэт древней и средней аттической комедии, автор 28 драм, враг Аристофана, процветал во время смерти Сократа, был высоко ценим и долгое время читаем, поэтому уцелели многочисленные отрывки (собр. Meineke, com. Graec. fragm., т. II; т. I, стр. 357 слл. малое изд. и Kock, com. Att. fragm., т. I, стр. 601 слл. Статья Cobet’a (1840).
РСКД/Plato
< РСКД
← Platea | Plato / Платон | Plautii → |
Словник: Pacatus — Pyxus. Источник: Реальный словарь классических древностей (1885), с. 1055—1058 ( РГБ ) • Список сокращений названий трудов античных авторов |