Не только въ степеняхъ гражданскаго образованія, въ обычаяхъ и нравахъ, въ душевныхъ силахъ и способностяхъ ума, но и въ самыхъ тѣлесныхъ свойствахъ видимъ такое различіе между народами, что остроумнѣйшій Писатель XVIII вѣка, Вольтеръ, не хотѣлъ вѣрить ихъ общему происхожденію отъ единаго корня или племени. Другіе, конечно справедливѣе и сообразнѣе съ нашими Священными преданіями, изъясняютъ cіe несходство дѣйствіемъ разныхъ климатовъ и естественныхъ, невольныхъ привычекъ, которыя отъ онаго раждаются въ людяхъ. Если два народа, обитающіе подъ вліяніемъ одного неба, представляютъ намъ великое различіе въ своей наружности и въ физическихъ свойствахъ: то можемъ смѣло заключить, что они не всегда жили сопредѣльно. Климатъ умѣренный, не жаркій, даже холодный, способствуя долголѣтію, какъ замѣчаютъ Медики, благопріятствуетъ и крѣпости состава и дѣйствію силъ телесныхъ. Обитатель южнаго Пояса, томимый зноемъ, отдыхаетъ болѣе, нежели трудится, — слабѣетъ въ нѣгѣ и въ праздности. Но житель полунощныхъ земель любитъ движеніе, согрѣвая имъ кровь свою; любитъ дѣятельность; привыкаетъ сносить частыя перемѣны воздуха, и терпѣніемъ укрѣпляется. Сложеніе. Таковы были древніе Славяне по описание современныхъ Историковъ, которые согласно изображаютъ ихъ бодрыми, сильными, неутомимыми. Презирая непогоды, свойственныя климату сѣверному, они сносили голодъ и всякую нужду; питались самою грубою, сырою пищею; удивляли Грековъ своею быстротою; съ чрезвычайною легкостію всходили на крутизны, спускались въ разсѣлины; смѣло бросались въ опасныя болота и въ глубокія рѣки. Думая безъ сомнѣнія, что главная красота мужа есть крѣпость въ тѣлѣ, сила въ рукахъ и легкость въ движеніяхъ, Славяне мало пеклися о своей наружности: въ грязи, въ пыли, безъ всякой опрятности въ одеждѣ, являлись во многочисленномъ собраніи людей. Греки, осуждая cію нечистоту(121), хвалятъ ихъ стройность, высокій ростъ и мужественную пріятность лица. Загарая отъ жаркихъ лучей солнца, они казались смуглыми, и всѣ безъ исключенія были русые, подобно другимъ кореннымъ Европейцамъ. — Cіe изображеніе Славянъ и Антовъ основано на свидетельстве Прокопія и Маврикія, которые знали ихъ въ VI вѣкѣ(122).
Храбрость. Извѣстіе Іорнанда о Венедахъ, безъ великаго труда покоренныхъ въ IV вѣкѣ Готѳскимъ Царемъ Эрманарихомъ, показываетъ, что они еще не славились тогда воинскимъ искусствомъ. Послы отдаленныхъ Славянъ Бальтійскихъ, ушедшихъ изъ Баянова стана во Ѳракію, также описывали народъ свой тихимъ и миролюбивымъ(123); но Славяне Дунайскіе, оставивъ свое древнее отечество на Севере, въ VI вѣкѣ доказали Греціи, что храбрость была ихъ природнымъ свойствомъ, и что она съ малою опытностію торжествуетъ надъ искусствомѣ долголѣтнымъ. Нѣсколько времени Славяне убѣгали сраженій въ открытыхъ поляхъ и боялись крѣпостей(124); но узнавъ, какъ ряды Легіоновъ Римскихъ могутъ быть разрываемы нападеніемъ быстрымъ и смѣлымъ, уже нигдѣ не отказывались отъ битвы, и скоро научились брать мѣста укрѣпленныя. Греческія лѣтописи не упоминаютъ ни объ одномъ главномъ или общемъ Полководцѣ Славянъ: они имѣли Вождей только частныхъ; сражались не стѣною, не рядами сомкнутыми, но толпами разсѣянными, и всегда пѣшіe, слѣдуя не общему велѣнію, не единой мысли начальника, а внушенію своей особенной, личной смѣлости и мужества; не зная благоразумной осторожности, которая предвидитъ опасность и бережетъ людей, но бросаясь прямо въ средину враговъ. Чрезвычайная отважность Славянъ была столь известна, что Ханъ Аварскій всегда ставилъ ихъ впереди своего многочисленнаго войска, и сіи люди неустрашимые, видя иногда измѣну хитрыхъ Аваровъ, гибли съ отчаяніемъ. — Византійскіе Историки пишутъ, что Славянъ сверхъ ихъ обыкновенной храбрости, имѣли особенное искусство биться въ ущельяхъ, скрываться въ травѣ, изумлять непріятелей мгновеннымъ нападеніемъ и брать ихъ въ плѣнъ. Такъ знаменитый Велисарій, при осадѣ Авксима, избралъ въ войскѣ своемъ Славянина, чтобы схватить и представить ему одного Готѳа живаго. Они умѣли еще долгое время таиться въ рѣкахъ и дышать свободно посредствомъ сквозныхъ тростей, выставляя конецъ ихъ на поверхность воды. — Древнее оружіе Славянское состояло въ мечахъ, дротикахъ, стрѣлахъ намазанныхъ ядомъ, и въ большихъ, весьма тяжелыхъ щитахъ(125).
Храбрость, всегда знаменитое свойство народное, можетъ ли въ людяхъ полудикихъ основываться на одномъ славолюбіи, сродномъ только человѣку образованному? Скажемъ смѣло, что она была въ міpѣ злодействомъ прежде, нежели обратилась въ добродѣтель, которая утверждаетъ благоденствіе Государствъ: хищность родила ее, корыстолюбіе питало. Славяне, ободренные воинскими успѣхами, чрезъ нѣкоторое время долженствовали открыть въ себѣ гордость народную, благородный источникъ дѣлъ славныхъ: отвѣтъ Лавритаса Послу Баянову доказываетъ уже сію великодушную гордость(126); но что могло сначала вооружить ихъ противъ Римлянъ? Хищность. Не желаніе славы, а желаніе добычи, которою пользовались Готѳы, Гунны и другіе народы: ей жертвовали Славяне своею жизнію, и никакимъ другимъ варварамъ не уступали въ хищности. Поселяне Римскіе, слыша о переходѣ войска ихъ за Дунай, оставляли домы и спасались бѣгствомъ въ Константинополь со всѣмъ имѣніемъ; туда же спѣшили и Священники съ драгоцѣнною утварію церковною(127). Иногда, гонимые сильнѣйшими Легіонами Имперіи, и не имѣя надежды спасти добычу, Славяне бросали ее въ пламя, и врагамъ своимъ оставляли на пути однѣ кучи пепла. Многіе изъ нихъ, не боясь поиска Римлянъ, жили на полуденныхъ берегахъ Дуная въ пустыхъ замкахъ или пещерахъ, грабили селенія, ужасали земледѣльцевъ и путешественниковъ(128). — Жестокость. Лѣтописи VI вѣка изображаютъ самыми черными красками жестокость Славянъ въ разсужденіи Грековъ(129); но сія жестокость, свойственная впрочемъ народу необразованному и воинственному, была также и дѣйствіемъ мести. Греки, озлобленные ихъ частыми нападеніями, безжалостно терзали Славянъ, которые попадались имъ въ руки, и которые сносили всякое истязаніе съ удивительною твердостію, безъ вопля и стона; умирали въ мукахъ и не отвѣтствовали ни слова на распросы врага о числѣ и замыслахъ войска ихъ(130). — Такимъ образомъ Славяне свирѣпствовали въ Имперіи и не щадили собственной крови для пріобрѣтенія драгоцѣнностей, имъ ненужныхъ: ибо они — вмѣсто того, чтобы пользоваться ими — обыкновенно зарывали ихъ въ землю(131).
Добродушіе. Сіи люди, на войнѣ жестокіе, оставляя въ Греческихъ владѣніяхъ долговременную память ужасовъ ея, возвращались домой съ однимъ своимъ природнымъ добродушіемъ. Современный Историкъ говоритъ, что они не знали ни лукавства, ни злости(132); хранили древнюю простоту нравовъ, неизвѣстную тогдашнимъ Грекамъ; обходились съ плѣнными дружелюбно и назначали всегда срокъ для ихъ рабства, отдавая имъ на волю, или выкупить себя и возвратиться въ отечество, или жить съ ними въ свободѣ и братствѣ.
Гостепріимство. Столь же единогласно хвалятъ лѣтописи общее гостепріимство Славянъ, рѣдкое въ другихъ земляхъ и донынѣ весьма обыкновенное во всѣхъ Славянскихъ: такъ слѣды древнихъ обычаевъ сохраняются въ теченіе многихъ вѣковъ, и самое отдаленное потомство наслѣдуетъ нравы своихъ предковъ. Всякой путешественникъ былъ для нихъ какъ бы священнымъ: встрѣчали его съ ласкою, угощали съ радостію, провожали съ благословеніемъ и сдавали другъ другу на руки. Хозяинъ отвѣтствовалъ народу за безопасность чужеземца, и кто не умѣлъ сберечь гостя отъ бѣды или непріятности, тому мстили сосѣды за сіе оскорбленіе какъ за собственное(133). Славянинъ, выходя изъ дому, оставлялъ дверь отворенную и пищу готовую для странника. Купцы, ремесленники охотно посѣщали Славянъ, между которыми не было для нихъ ни воровъ, ни разбойниковъ(134); но бѣдному человѣку, не имѣвшему способа хорошо угостить иностранца, позволялось украсть все нужное для того у сосѣда богатаго: важный долгъ гостепріимства оправдывалъ и самое преступленіе. Не льзя видѣть безъ удивленія сію кроткую добродѣтель — можно сказать — обожаемую людьми столь грубыми и хищными, каковы были Дунайскіе Славяне. Но если и добродѣтели и пороки народные всегда происходятъ отъ нѣкоторыхъ особенныхъ обстоятельствъ и случаевъ, то не можно ли заключить, что Славяне были нѣкогда облаготворены иностранцами; что признательность вселила въ нихъ любовь къ гостепріимству, а время обратило его въ обыкновеніе и законъ священный?.. Здѣсь представляются мыслямъ нашимъ славные Финикіяне, которые за нѣсколько вѣковъ до Рождества Христова могли торговать съ Бальтійскими Венедами, и быть ихъ наставниками въ счастливых въ изобрѣтеніяхъ ума гражданскаго(135).
Брачное цѣломудріе. Древніе Писатели хвалятъ цѣломудріе не только женъ, но и мужей Славянскихъ. Требуя отъ невѣстъ доказательства ихъ дѣвственной непорочности, они считали за святую для себя обязанность быть вѣрными супругамъ(136). Славянки не хотѣли переживать мужей, и добровольно сожигались на кострѣ съ ихъ трупами. Вдова живая безчестила семейство. Думаютъ, что сіе варварское обыкновеніе, истребленное только благодѣтельнымъ ученіемъ Христіанской Вѣры, введено было Славянами (равно какъ и въ Индіи) для отвращенія тайныхъ мужеубійствъ: осторожность ужасная не менѣе самаго злодѣянія, Жены. которое предупреждалось ею! Они считали женъ совершенными рабами, во всякомъ случаѣ безотвѣтными; не дозволяли имъ ни противорѣчить себѣ, ни жаловаться; обременяли ихъ трудами, заботами хозяйственными, и воображали, что супруга, умирая вмѣстѣ съ мужемъ, должна служить ему и на томъ свѣтѣ. Сіе рабство женъ происходило, кажется, отъ того, что мужья обыкновенно покупали ихъ: обычай донынѣ соблюдаемый въ Иллиріи(137). Удаленныя отъ дѣлъ народныхъ, Славянки ходили иногда на войну съ отцами и супругами, не боясь смерти: такъ при осадѣ Константинополя въ 626 году Греки нашли между убитыми Славянами многіе женскіе трупы(138). Мать, воспитывая дѣтей, готовила ихъ быть воинами и непримиримыми врагами тѣхъ людей, которые оскорбили ея ближнихъ: ибо Славяне, подобно другимъ народамъ языческимъ, стыдились забывать обиду. Страхъ неумолимой мести отвращалъ иногда злодѣянія: въ случаѣ убійства не только самъ преступникъ, но и весь родъ его безпрестанно ожидалъ своей гибели отъ дѣтей убитаго, которыя требовали крови за кровь(139).
Дѣти. Говоря о жестокихъ обычаяхъ Славянъ языческихъ, скажемъ еще, что всякая мать имѣла у нихъ право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишкомъ многочисленно, но обязывалась хранить жизнь сына, рожденнаго служить отечеству(140). Сему обыкновенію не уступало въ жестокости другое: право дѣтей умерщвлять родителей, обремененныхъ старостію и болѣзнями, тягостныхъ для семейства и безполезныхъ согражданамъ(140). Такъ народы самые добродушные, безъ правилъ ума образованнаго и Вѣры истинной, съ спокойною совѣстію могутъ ужасать Природу своими дѣлами, и превосходить звѣрей въ лютости! Сіи дѣти, слѣдуя общему примѣру какъ закону древнему, не считали себя извергами: они, напротивъ того, славились почтеніемъ къ родителямъ, и всегда пеклись объ ихъ благосостояніи(142).
Нравы Славянъ Россійскихъ. Къ описанію общаго характера Славянъ прибавимъ, что Несторъ особенно говоритъ о нравахъ Славянъ Россійскихъ. Поляне были образованнѣе другихъ, кротки и тихи обычаемъ; стыдливость украшала ихъ женъ; бракъ издревле считался святою обязанностію между ими; миръ и цѣломудріе господствовали въ семействахъ. Древляне же имѣли обычаи дикіе, подобно звѣрямъ, съ коими они жили среди лѣсовъ темныхъ, питаясь всякою нечистотою; въ распряхъ и ссорахъ убивали другъ друга; не знали браковъ, основанныхъ на взаимномъ согласіи родителей и супруговъ, но уводили или похищали дѣвицъ. — Сѣверяне, Радимичи и Вятичи уподоблялись нравами Древлянамъ; также не вѣдали ни цѣломудрія, ни союзовъ брачныхъ; но молодые люди обоего пола сходились на игрища между селеніями: женихи выбирали невѣстъ, и безъ всякихъ обрядовъ соглашались жить съ ними вмѣстѣ; многоженство было у нихъ въ обыкновеніи(143).
Сіи три народа, подобно Древлянамъ, обитали во глубинѣ лѣсовъ, которые были ихъ защитою отъ непріятелей и представляли имъ удобность для звѣриной ловли(144). То же самое говоритъ Исторія VI вѣка о Славянахъ Дунайскихъ. Жилища. Они строили бѣдныя свои хижины въ мѣстахъ дикихъ, уединенныхъ, среди болотъ непроходимыхъ, такъ, что иностранецъ не могъ путешествовать въ ихъ землѣ безъ вожатаго. Безпрестанно ожидая врага, Славяне брали еще и другую предосторожность: дѣлали въ жилищахъ своихъ разные выходы, чтобъ имъ можно было, въ случаѣ нападенія, тѣмъ скорѣе спастися бѣгствомъ, и скрывали въ глубокихъ ямахъ не только всѣ драгоцѣнныя вещи, но и самый хлѣбъ.
Скотоводство и земледѣліе. Ослѣпленные безразсуднымъ корыстолюбіемъ, они искали мнимыхъ сокровищъ въ Греціи, имѣя въ странѣ своей, въ Дакіи и въ окрестностяхъ ея, истинное богатство людей(145): тучные луга для скотоводства и земли плодоносныя для хлѣбопашества, въ коемъ они издревле упражнялись, и которое вывело ихъ — можетъ быть, еще за нѣсколько вѣковъ до Рождества Христова — изъ дикаго, кочеваго состоянія: ибо сіе благодѣтельное искусство было вездѣ первымъ шагомъ человѣка къ жизни гражданской, вселило въ него привязанность къ одному мѣсту и къ домашнему крову, дружество къ сосѣду и наконецъ самую любовь къ отечеству. — Думаютъ, что Славяне узнали скотоводство только въ Дакіи: ибо слово пастырь есть Латинское, слѣдственно заимствованное ими отъ жителей сей земли, гдѣ языкъ Римлянъ былъ въ употребленіи(146); но сія мысль кажется неосновательною. Будучи въ сѣверномъ своемъ отечествѣ сосѣдами народовъ Германскихъ, Скиѳскихъ и Сарматскихъ, богатыхъ скотоводствомъ, Венеды или Славяне долженствовали издревле вѣдать cіe важное изобрѣтеніе человѣческаго хозяйства, едва ли не вездѣ предупредившее науку земледѣлія. — Пользуясь уже тѣмъ и другимъ, они имѣли все нужное для человѣка; не боялись ни голода, ни свирѣпостей зимы: поля и животныя давали имъ пищу и одежду. Пища. Въ VI вѣкѣ Славяне питались просомъ, гречихою и молокомъ; а послѣ выучились готовить разныя вкусныя яства, не жалѣя ничего для веселаго угощенія друзей, и доказывая въ такомъ случае свое радушіе изобильною трапезою: обыкновеніе, еще и нынѣ наблюдаемое потомствомъ Славянскимъ. Медъ былъ ихъ любимымъ питіемъ вѣроятно, что они сначала дѣлали его изъ меду лѣсныхъ, дикихъ пчелъ; а наконецъ и сами разводили ихъ(147). — Одежда. Венеды, по извѣстію Тацитову, не отличались одеждою отъ Германскихъ народовъ, т. е. едва закрывали наготу свою. Славяне въ VI вѣкѣ сражались безъ кафтановъ, некоторые даже безъ рубахъ, въ однихъ портахъ. Кожи звѣрей, лѣсныхъ и домашнихъ, согрѣвали ихъ въ холодное время. Женщины носили длинное платье, украшаясь бисеромъ и металлами, добытыми на воинѣ или вымѣненными у купцевъ иностранныхъ(148).
Торговля. Cіи купцы, пользуясь совершенною безопасностію въ земляхъ Славянскихъ, привозили имъ товары и мѣняли ихъ на скотъ, полотно, кожи, хлѣбъ и разную воинскую добычу. — Въ VIII вѣкѣ Славяне сами ездили для купли и продажи въ чужія земли. Карлъ Великій поручилъ торговлю съ ними въ Нѣмецкихъ городахъ особенному надзиранію своихъ чиновниковъ(149). Въ среднихъ вѣкахъ цвѣли уже некоторые торговые города Славявскіе: Виннета или Юлинъ(150) при устьѣ Одера, Аркона на островѣ Рюгенѣ, Деминъ, Волгастъ въ Поммераніи, и другіе. Первую описываетъ Гельмольдъ слѣдующимъ образомъ: «Тамъ, гдѣ рѣка Одеръ впадаетъ въ море Бальтійское, славилась нѣкогда Виннета, лучшая пристань для народовъ сосѣдственныхъ. О семъ городе разсказываютъ много удивительнаго; увѣряютъ, что онъ превосходилъ величіемъ всѣ иные города Европейскіе… Саксонцы могли обитать въ немъ, но долженствовали таить Христіанскую Вѣру свою: ибо граждане Виннеты усердно следовали обрядамъ язычества; впрочемъ не уступали никакому народу въ честности, добронравіи и ласковомъ гостепріимствѣ. Обогащенная товарами разныхъ земель, Виннета изобиловала всѣмъ пріятнымъ и рѣдкимъ. Повѣствуютъ, что Король Датскій, пришедшій съ флотомъ сильнымъ, разрушилъ ее до основанія; но и нынѣ — т. е. въ XII вѣкѣ — существуютъ остатки сего древняго города.» Впрочемъ торговля Славянъ, до введенія Христіанства въ ихъ земляхъ, состояла только въ обмѣнѣ вещей: они не употребляли денегъ и брали золото отъ чужестранцевъ единственно какъ товаръ(151).
Искусства. Бывъ въ Имперіи, и видѣвъ собственными глазами изящныя творенія Греческихъ художествъ, наконецъ строя города и занимаясь торговлею, Славяне имѣли нѣкоторое понятіе объ искусствахъ, соединенныхъ съ первыми успѣхами разума гражданскаго. Они вырѣзывали на деревѣ образы чѣловека, птицъ, звѣрей, и красили ихъ разными цвѣтами, которые не изменялись отъ солнечнаго жара и не смывались дождемъ. Въ древнихъ могилахъ Вендскихъ нашлися многія глиняныя урны, весьма хорошо сдѣланныя, съ изображеніемъ львовъ, медведей, орловъ, и покрытыя лакомъ; также копья, ножи, мечи, кинжалы, искусно выработанные, съ серебряною оправою и насѣчкою(152). Чехи за долго до временъ Карла Великаго занимались уже рудокопаніемъ(153), и въ Герцогствѣ Мекленбургскомъ, на южной стороне Толлензскаго озера, въ Прильвицѣ, найдены въ XVII вѣкѣ мѣдные истуканы боговъ Славянскихъ, работы ихъ собственныхъ художниковъ, которые впрочемъ не имѣли понятіе о красотѣ металлическихъ изображеній, отливая голову, станъ и ноги въ разныя формы, и весьма грубо(153). Такъ было и въ Греціи, гдѣ во времена Гомеровы художники уже славились ваяніемъ, но еще долго не умѣли отливать статуй въ одну форму. — Памятникомъ каменосѣчнаго искусства древнихъ Славянъ остались большія, гладко обдѣланныя плиты, на коихъ выдолблены изображенія рукъ, пятъ, копытъ и проч.
Зодчество. Любя воинскую дѣятельность и подвергая жизнь свою безпрестаннымъ опасностямъ, предки наши мало успѣвали въ зодчествѣ, требующемъ времени, досуга, терпѣнія, и не хотѣли строить себѣ домовъ прочныхъ: не только въ шестомъ вѣкѣ, но и гораздо послѣ обитали въ шалашахъ, которые едва укрывали ихъ отъ непогодъ и дождя. Самые города Славянскіе были не что иное, какъ собраніе хижинъ, окруженныхъ заборомъ или землянымъ валомъ. Тамъ возвышались храмы идоловъ, не такія великолѣпныя зданія, какими гордились Египетъ, Греція и Римъ, но большіе деревянные кровы(155). Венеды называли ихъ Гонтинами, отъ слова гонтъ, донынѣ означающаго на Русскомъ языкѣ особенный родъ тесницъ, употребляемыхъ для кровли домовъ.
Не зная выгодъ роскоши, которая сооружаетъ палаты и выдумываетъ блестящія наружныя украшенія, древніе Славяне въ низкихъ хижинахъ своихъ умѣли наслаждаться дѣйствіемъ такъ называемыхъ Искусствъ Изящныхъ. Первая нужда людей есть пища и кровъ, вторая удовольствіе — и самые дикіе народы ищутъ его въ согласіи звуковъ, веселящихъ душу посредствомъ слуха. Музыка. Сѣверные Венеды въ шестомъ вѣкѣ сказывали Греческому Императору, что главное услажденіе жизни ихъ есть музыка, и что они берутъ обыкновенно въ путь съ собою не оружіе, а киѳары или гусли, ими выдуманныя(156). Волынка, гудокъ и дудка были также извѣстны предкамъ нашимъ: ибо всѣ народы Славянскіе донынѣ любятъ ихъ. Не только въ мирное время и въ отчизнѣ, но и въ набѣгахъ своихъ, въ виду многочисленныхъ враговъ, Славяне веселились, пѣли и забывали опасность. Такъ Прокопій, описывая въ 592 году ночное нападеніе Греческаго Вождя на ихъ войско, говоритъ, что они усыпили себя пѣснями и не взяли никакихъ мѣръ осторожности. Нѣкоторыя народныя пѣсни Славянскія въ Лаузицѣ, въ Люнебургѣ, въ Далмаціи, кажутся древними(157): также и старинные припѣвы Русскихъ, въ коихъ величаются имена боговъ языческихъ и рѣки Дуная, любезнаго нашимъ предкамъ, ибо на берегахъ его искусились они нѣкогда въ воинскомъ счастіи. Вѣроятно, что сіи пѣсни, мирныя въ первобытномъ отечествѣ Венедовъ, еще не знавшихъ славы и побѣды, обратились въ воинскія, когда народъ ихъ приближился къ Имперіи, и вступилъ въ Дакію; вѣроятно, что онѣ воспламеняли сердца огнемъ мужества, представляли уму живыя картины битвъ и кровопролитія, сохраняли память дѣлъ великодушія, и были въ нѣкоторомъ смыслѣ древнѣйшею Исторіею Славянскою. Такъ вездѣ раждалось Стихотворство, изображая главныя склонности народныя; такъ пѣсни самыхъ нынѣшнихъ Кроатовъ болѣе всего славятъ мужество и память великихъ предковъ: но другія, любимыя Нѣмецкими Вендами, возбуждаютъ только къ веселью и къ счастливому забвенію житейскихъ горестей; иныя же совсѣмъ не имѣютъ смысла, подобно нѣкоторымъ Русскимъ; нравятся однимъ согласіемъ звуковъ и мягкихъ словъ, дѣйствуя только на слухъ и не представляя ничего разуму.
Пляска. Сердечное удовольствіе, производимое музыкою, заставляетъ людей изъявлять оное разными тѣлодвиженіями: раждается пляска, любимая забава самыхъ дикихъ народовъ. По нынѣшней Русской, Богемской, Далматской можемъ судить о древней пляскѣ Славянъ, которою они торжествовали священные обряды язычества и всякіе пріятные случаи(158): она состоитъ въ томъ, чтобы, въ сильномъ напряженіи мышцей, взмахивать руками, вертѣться на одномъ мѣстѣ, присѣдать, топать ногами, и соотвѣтствуетъ характеру людей крѣпкихъ, дѣятельныхъ, неутомимыхъ. — Игры. Народныя игры и потѣхи, донынѣ единообразныя въ земляхъ Славянскихъ: борьба, кулачный бой, бѣганье взапуски, остались также памятникомъ ихъ древнихъ забавъ, представляющихъ намъ образъ войны и силы.
Въ дополненіе къ симъ извѣстіямъ замѣтимъ, что Славяне, еще не зная грамоты, имѣли нѣкоторыя свѣдѣнія въ Ариѳметикѣ, въ Хронологіи. Счисленіе. Домоводство, война, торговля пріучили ихъ ко многосложному счисленію; имя тма, знаменующее 10,000, есть древнее Славянское. Имена мѣсяцевъ. Наблюдая теченіе года, они, подобно Римлянамъ, дѣлили его на 12 мѣсяцевъ, и каждому изъ оныхъ дали названіе согласное съ временными явленіями или дѣйствіями Природы: Генварю Просинецъ (вѣроятно, отъ синеты неба), Февралю Сѣчень, Марту Сухій, Апрѣлю Березозолъ (думаю, отъ золы березовой), Маію Травный, Іюню Изокъ (такъ называлась у Славянъ какая-то пѣвчая птица), Іюлю Червенъ (не отъ красныхъ ли плодовъ или ягодъ?), Августу Заревъ (отъ зари или зарницы), Сентябрю Рюенъ (или Ревунъ, какъ толкуютъ: отъ рева звѣрей), Октябрю Листопадъ, Ноябрю Груденъ (отъ грудъ снѣга или мерзлой грязи?), Декабрю Студеный(159). Столѣтіе называлось вѣкомъ, то есть, жизнію человѣческою, во свидѣтельство, сколь предки наши обыкновенно долгоденствовали, одаренные крѣпкимъ сложеніемъ и здравые физическою дѣятельностію.
Правленіе. Сей народъ, подобно всѣмъ инымъ, въ началѣ гражданскаго бытія своего не зналъ выгодъ правленія благоустроеннаго, не терпѣлъ ни властелиновъ, ни рабовъ въ землѣ своей, и думалъ, что свобода дикая, неограниченная, есть главное добро человѣка(160). Хозяинъ господствовалъ въ домѣ: отецъ надъ дѣтьми, мужъ надъ женою, братъ надъ сестрами; всякой строилъ себѣ хижину особенную, въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ прочихъ, чтобы жить спокойнѣе и безопаснѣе. Лѣсъ, ручей, поле, составляли его область, въ которую страшились зайти слабые и невооруженные. Каждое семейство было маленькою, независимою Республикою; но общіе древніе обычаи служили между ими нѣкоторою гражданскою связію. Въ случаяхъ важныхъ единоплеменные сходились вмѣстѣ совѣтоваться о благѣ народномъ, уважая приговоръ старцевъ, сихъ живыхъ книгъ опытности и благоразумія для народовъ дикихъ(161); вмѣстѣ также, предпринимая воинскіе походы, избирали Вождей, хотя, любя своевольство и боясь всякаго принужденія, весьма ограничивали власть ихъ, и часто не повиновались имъ въ самыхъ битвахъ. Совершивъ общее дѣло и возвратясь домой, всякой опять считалъ себя большимъ и главою въ своей хижинѣ.
Въ теченіе временъ сія дикая простота нравовъ должна была измѣниться. Славяне, грабя Имперію, гдѣ царствовала роскошь, узнали новыя удовольствія и потребности, которыя, ограничивъ ихъ независимость, укрѣпили между ими связь гражданскую. Они почувствовали болѣе нужды другъ въ другѣ, сблизились жилищами и завели селенія(162); другіе, видя въ чужихъ земляхъ грады великолѣпные и веси цвѣтущія, разлюбили мрачные лѣса свои, нѣкогда украшаемые для нихъ одною свободою; перешли въ Греческія владѣнія и согласились зависѣть отъ Императоровъ. Жребій войны и могущество Карла Великаго подчинили ему и наслѣдникамъ его большую часть Славянъ Нѣмецкихъ; но своевольство неукротимое было всегда ихъ характеромъ: какъ скоро обстоятельства имъ благопріятствовали, они свергали съ себя иго, и жестоко мстили чужеземному Властелину за свое временное порабощеніе, такъ, что одна Вѣра Христіанская могла наконецъ смирить ихъ(163).
Многочисленныя области Славянскія всегда имѣли сообщеніе одна съ другою, и кто говорилъ ихъ языкомъ, тотъ во всякой находилъ друзей и согражданъ. Баянъ, Ханъ Аваровъ, зная сей тѣсный союзъ племенъ Славянскихъ и покоривъ многія изъ нихъ въ Дакіи, въ Панноніи, въ Богеміи, думалъ, что и самыя отдаленныя должны служить ему, и для того въ 590 году требовалъ войска отъ Славянъ Бальтійскихъ(164). Нѣкоторые знаменитые храмы еще болѣе утверждали связь между ими въ среднихъ вѣкахъ: тамъ сходились они изъ разныхъ земель вопрошать боговъ, и жрецъ, отвѣтствуя устами идола, не рѣдко убѣждалъ ихъ дѣйствовать согласно съ общею или особенною пользою своего народа; тамъ оскорбленные чужеземцами Славяне приносили свои жалобы единоплеменнымъ, заклиная ихъ быть мстителями отечества и Вѣры; тамъ, въ опредѣленное время, собирались чиновники и старѣйшины для сейма, на коемъ благоразуміе и справедливость часто уступали дерзости и насилію. Храмъ города Ретры въ Мекленбургѣ, на рѣкѣ Толлензѣ, славился болѣе всѣхъ другихъ такими собраніями(165).
Народное правленіе Славянъ чрезъ нѣсколько вѣковъ обратилось въ Аристократическое. Вожди, избираемые общею довѣренностію, отличные искусствомъ и мужествомъ, были первыми властелинами въ своемъ отечествѣ. Дѣла славы требовали благодарности отъ народа; къ тому же, будучи ослѣпленъ счастіемъ Героевъ, онъ искалъ въ нихъ и разума отмѣннаго. Богемцы, еще не имѣя ни законовъ общественныхъ, ни судей избранныхъ, въ личныхъ распряхъ своихъ отдавались на судъ знаменитымъ гражданамъ(166); а сія знаменитость основывалась на извѣданной храбрости въ битвахъ и на богатствѣ, ея наградѣ, ибо оно пріобрѣталось тогда войною. Наконецъ обыкновеніе сдѣлалось для однихъ правомъ начальствовать, а для иныхъ обязанностію повиноваться. Если сынъ Героя, славнаго и богатаго, имѣлъ великія свойства отца, то онъ еще болѣе утверждалъ власть своего рода.
Сія власть означалась у Славянъ именами Боярина, Воеводы, Князя, Пана, Жупана, Короля или Краля, и другими. Первое безъ сомнѣнія происходитъ отъ боя, и въ началѣ своемъ могло знаменовать воина отличной храбрости, а послѣ обратилось въ народное достоинство. Византійскія лѣтописи въ 764 году упоминаютъ о Боярахъ, Вельможахъ или главныхъ чиновникахъ Славянъ Болгарскихъ. — Воеводами назывались прежде одни воинскіе начальники; но какъ они и въ мирное время умѣли присвоить себѣ господство надъ согражданами, то сіе имя знаменовало уже вообще повелителя и властелина у Богемскихъ и Саксонскихъ Вендовъ, въ Крайнѣ Государя, въ Польшѣ не только воинскаго предводителя, но и судію(167). — Слово Князь родилось едва ли не отъ коня, хотя многіе Ученые производятъ его отъ Восточнаго имени Каганъ и Нѣмецкаго König. Въ Славянскихъ земляхъ кони были драгоцѣннѣйшею собственностію: у Поморянъ въ среднихъ вѣкахъ 30 лошадей составляли великое богатство, и всякой хозяинъ коня назывался Княземъ, nobilis capitaneus et Princeps(168). Въ Кроаціи и Сервіи именовались такъ братья Королей; въ Далмаціи главный судья имѣлъ титло Великаго Князя. — Панъ Славянскій, по извѣстію Константина Багрянороднаго, управлялъ въ Кроаціи тремя большими округами, и предсѣдательствовалъ на сеймахъ, когда народъ собирался въ полѣ для совѣта. Имя Пановъ, долго могущественныхъ въ Венгріи, до самаго XIII вѣка означало въ Богеміи владѣльцевъ богатыхъ, а на Польскомъ языкѣ и нынѣ значитъ Господина(169). — Округи въ Славянскихъ земляхъ назывались Жупанствами, а Правители ихъ Жупанами или Старѣйшинами, по толкованію Константина Багрянороднаго(170); древнее слово Жупа означало селеніе. Главною должностію сихъ чиновниковъ было правосудіе: въ Верхней Саксоніи и въ Австріи Славянскіе поселяне донынѣ называютъ такъ судей своихъ; но въ среднихъ вѣкахъ достоинство Жупановъ уважалось болѣе Княжескаго. Въ разборѣ тяжебныхъ дѣлъ помогали имъ Суддавы, или частные судьи. Странное обыкновеніе сохранилось въ нѣкоторыхъ Славянскихъ деревняхъ Лаузица и Бранденбурга: земледѣльцы тайно избираютъ между собою Короля и платятъ ему дань, какую они во время своей вольности платили Жупанамъ(171). — Наконецъ въ Сервіи, въ Далмаціи, въ Богеміи, Владѣтели стали именоваться Кралями или Королями, то есть, по мнѣнію нѣкоторыхъ, наказателями преступниковъ, отъ слова кара или наказаніе(172).
И такъ первая власть, которая родилась въ отечествѣ нашихъ дикихъ, независимыхъ предковъ, была воинская. Сраженія требуютъ одного намѣренія и согласнаго дѣйствія частныхъ силъ: для того избрали Полководцевъ. Въ тѣснѣйшихъ связяхъ общежитія Славяне узнали необходимость другой власти, которая примиряла бы распри гражданскаго корыстолюбія: для того назначили судей; но первые изъ нихъ были знаменитѣйшіе Герои. Одни люди пользовались общею довѣренностію въ дѣлахъ войны и мира. — Исторія Славянъ подобна Исторіи всѣхъ народовъ, выходящихъ изъ дикаго состоянія. Только мудрая, долговременная опытность научаетъ людей благодѣтельному раздѣленію властей воинскихъ и гражданскихъ.
Но древнѣйшіе Бояре, Воеводы, Князья, Паны, Жупаны и самые Короли Славянскіе во многихъ отношеніяхъ зависѣли отъ произвола гражданъ, которые не рѣдко, единодушно избравъ начальника, вдругъ лишали его своей довѣренности, иногда безъ всякой вины, единственно по легкомыслію, клеветѣ, или въ несчастіяхъ: ибо народъ всегда склоненъ обвинять Правителей, если они не умѣютъ отвратить бѣдствій отъ Государства. Сихъ примѣровъ довольно въ Исторіи языческихъ, даже и Христіанскихъ Славянъ(173). Они вообще не любили наслѣдственной власти, и болѣе принужденно, нежели добровольно повиновались иногда сыну умершаго Воеводы, или Князя. — Избраніе Герцога, то есть, Воеводы, въ Славянской Каринтіи соединено было съ обрядомъ весьма любопытнымъ. Избираемый въ самой бѣдной одеждѣ являлся среди народнаго собранія, гдѣ земледѣлецъ сидѣлъ на престолѣ, или на большомъ дикомъ камнѣ. Новый Властитель клялся быть защитникомъ Вѣры, сиротъ, вдовъ, справедливости: тогда земледѣлецъ уступалъ ему камень, и всѣ граждане присягали въ вѣрности. Между тѣмъ два рода знаменитѣйшіе имѣли право вездѣ косить хлѣбъ и жечь селенія, въ знакъ и въ память того, что древніе Славяне выбрали перваго Властелина для защиты ихъ отъ насилія и злодѣйства(174).
Однакожь многіе Князья, владѣя счастливо и долгое время, умѣли сообщать право наслѣдственности дѣтямъ. Въ Западной Сервіи былъ примѣръ, что жена Князя Доброслава по смерти его правила землею. — Государи Славянскіе, достигнувъ самовластія, подобно другимъ ослабляли свое могущество Удѣлами: то есть, всякому сыну давали особенную область; но сіи примѣры бывали рѣдки во времена язычества: Князья, по большей части избираемые, думали, что не имѣютъ права располагать судьбою людей, которые только имъ поддалися(175).
Главный Начальникъ или Правитель судилъ народныя дѣла торжественно, въ собраніи старѣйшинъ, и часто во мракѣ лѣса: ибо Славяне воображали, что Богъ суда, Прове, живетъ въ тѣни древнихъ, густыхъ дубовъ(176). Сіи мѣста и домы Княжескіе были священны: никто не дерзалъ войти въ нихъ съ оружіемъ, и самые преступники могли тамъ безопасно укрываться. Князь, Воевода, Король былъ главою ратныхъ силъ: но жрецы, устами идоловъ, и воля народная предписывали ему войну или миръ (при заключеніи коего Славяне бросали камень въ море(177), клали оружіе и золото къ ногамъ идола, или, простирая десницу къ бывшимъ непріятелямъ, вручали имъ клокъ волосовъ своихъ вмѣстѣ съ горстію травы). Народъ платилъ Властителямъ дань, однакожь произвольную(178).
Такъ Славяне въ разные вѣки и въ разныхъ земляхъ управлялись гражданскою властію. О Славянахъ Россійскихъ Несторъ пишетъ, что они, какъ и другіе, не знали Единовластія, наблюдая законъ отцевъ своихъ, древніе обычаи и преданія, о коихъ еще въ VI вѣкѣ упоминаетъ Греческій Историкъ(179), и которые имѣли для нихъ силу законовъ писанныхъ: ибо гражданскія общества не могутъ образоваться безъ уставовъ и договоровъ, основанныхъ на справедливости. Но какъ сіи условія требуютъ блюстителей и власти наказывать преступника, то и самые дикіе народы избираютъ посредниковъ между людьми и закономъ. Хотя Лѣтописецъ нашъ не говоритъ о томъ, но Россійскіе Славяне конечно имѣли Властителей, съ правами ограниченными народною пользою и древними обыкновеніями вольности. Въ договорѣ Олега съ Греками, въ 911 году, упоминается уже о Великихъ Боярахъ Русскихъ: сіе достоинство, знакъ воинской славы, конечно не Варягами было введено въ Россіи, ибо оно есть древнее Славянское(180). Самое имя Князя, данное нашими предками Рюрику, не могло быть новымъ, но безъ сомнѣнія и прежде означало у нихъ знаменитый санъ гражданскій или воинскій.
Вѣра. Общежитіе, пробуждая или ускоряя дѣйствіе разума соннаго, медленнаго въ людяхъ дикихъ, разсѣянныхъ, по большей части уединенныхъ, раждаетъ не только законы и правленіе, но и самую Вѣру, столь естественную для человѣка, столь необходимую для гражданскихъ обществъ, что мы ни въ мірѣ, ни въ Исторіи не находимъ народа совершенно лишеннаго понятій о Божествѣ. Люди и народы, чувствуя зависимость или слабость свою, укрѣпляются, такъ сказать, мыслію о Силѣ Вышней, которая можетъ спасти ихъ отъ ударовъ рока, неотвратимыхъ никакою мудростію человѣческою, — хранить добрыхъ и наказывать тайныя злодѣйства. Сверхъ того Вѣра производитъ еще тѣснѣйшую связь между согражданами Чтя одного Бога и служа Ему единообразно, они сближаются сердцами и духомъ. Сія выгода такъ явна и велика для гражданскаго общества, что она не могла укрыться отъ вниманіи самыхъ первыхъ его основателей, или отцевъ семейства.
Славяне въ VI вѣкѣ покланялися Творцу молніи, Богу вселенныя(181). Величественное зрѣлище грозы, когда небо пылаетъ и невидимая рука бросаетъ, кажется, съ его свода быстрые огни на землю, долженствовало сильно поразить умъ человѣка естественнаго, живо представить ему образъ Существа вышняго, и вселить въ его сердце благоговѣніе или ужасъ священный, который былъ главнымъ чувствомъ Вѣръ языческихъ. — Анты и Славяне, какъ замѣчаетъ Прокопій, не вѣрили Судьбѣ, но думали, что всѣ случаи зависятъ отъ Міроправителя(182): на полѣ ратномъ, въ опасностяхъ, въ болѣзни, старались Его умилостивить обѣтами; приносили Ему въ жертву воловъ и другихъ животныхъ, надѣясь спасти тѣмъ жизнь свою; обожали еще рѣки, Нимфъ, Демоновъ, и гадали будущее. — Въ новѣйшія времена Славяне покланялись разнымъ идоламъ, думая, что многочисленность кумировъ утверждаетъ безопасность смертнаго, и что мудрость человѣческая состоитъ въ знаніи именъ и свойства сихъ мнимыхъ покровителей. Истуканы считались не образомъ, но тѣломъ боговъ, ими одушевляемымъ(183), и народъ падалъ ницъ предъ кускомъ дерева или слиткомъ руды, ожидая отъ нихъ спасенія и благоденствія.
Однакожь Славяне, въ самомъ безразсудномъ суевѣріи, имѣли еще понятіе о Богѣ единственномъ и вышнемъ, Коему, по ихъ мнѣнію, горнія небеса, украшенныя свѣтилами лучезарными, служатъ достойнымъ храмомъ, и Который печется только о небесномъ, избравъ другихъ нижнихъ боговъ, чадъ Своихъ, управлять землею. Его-то, кажется, именовали они преимущественно Бѣлымъ Богомъ, и не строили Ему храмовъ, воображая, что смертные не могутъ имѣть съ Нимъ сообщенія и должны относиться въ нуждахъ своихъ къ богамъ второстепеннымъ, помогающимъ всякому, кто добръ въ мирѣ и мужественъ на войнѣ, съ удовольствіемъ отворяетъ хижину для странниковъ и съ радушіемъ питаетъ гладныхъ(184).
Не умѣя согласить несчастій, болѣзней и другихъ житейскихъ горестей съ благостію сихъ Міропавителей, Славяне Бальтійскіе приписывали зло существу особенному, всегдашнему врагу людей; именовали его Чернобогомъ, старались умилостивить жертвами и въ собраніяхъ народныхъ пили изъ чаши, посвященной ему и добрымъ богамъ. Онъ изображался въ видѣ льва, и для того нѣкоторые думаютъ, что Славяне заимствовали мысль о Чернобогѣ отъ Христіанъ, уподоблявшихъ Діавола также сему звѣрю; но вѣроятно, что ненависть къ Саксонцамъ, которые были самыми опасными врагами сѣверныхъ Вендовъ и на знаменахъ своихъ представляли льва, подала имъ мысль къ такому изображенію существа злобнаго(185). Славяне думали, что оно ужасаетъ людей грозными привидѣніями или страшилами, и что гнѣвъ его могутъ укротить волхвы или кудесники, хотя ненавистные народу, но уважаемые за ихъ мнимую науку. Сіи волхвы, о коихъ и Несторъ говоритъ въ своей лѣтописи, подобно Сибирскимъ Шаманамъ старались музыкою дѣйствовать на воображеніе легковѣрныхъ, играли на гусляхъ и для того именовались въ нѣкоторыхъ земляхъ Славянскихъ Гуслярами(186).
Между богами добрыми славился болѣе прочихъ Святовидъ, котораго храмъ былъ въ городѣ Арконѣ, на островѣ Рюгенѣ, и которому не только всѣ другіе Венды, но и Короли Датскіе, исповѣдуя уже Христіанскую Вѣру, присылали дары. Онъ предсказывалъ будущее и помогалъ на войнѣ. Кумиръ его величиною превосходилъ ростъ человѣка, украшался одеждою короткою, сдѣланною изъ разнаго дерева; имѣлъ четыре головы, двѣ груди, искусно счесанныя бороды и волосы остриженные; ногами стоялъ въ землѣ, и въ одной рукѣ держалъ рогъ съ виномъ, а въ другой лукъ; подлѣ идола висѣли узда, сѣдло, мечь его съ серебряными ножнами и рукояткою. — Гельмольдъ разсказываетъ, что жители острова Рюгена обожали въ семъ идолѣ Христіанскаго Святаго именемъ Вита, слышавъ о великихъ чудесахъ его отъ Корбейскихъ Монаховъ, которые хотѣли нѣкогда обратить ихъ въ истинную Вѣру. Достойно замѣчанія, что Иллирическіе Славяне донынѣ празднуютъ день Св. Вита съ разными языческими обрядами(187). Впрочемъ Гельмольдово преданіе, утверждаемое и Саксономъ Грамматикомъ, не есть ли одна догадка, основанная на сходствѣ именъ? Для того, по извѣстію Мавро-Урбина, одинъ изъ Христіанскихъ Князей въ Богеміи выписалъ мощи Св. Вита, желая обратить къ нимъ усердіе народа своего, который не преставалъ обожать Святовида(188). Привязанность не только Бальтійскихъ, но и другихъ Славянъ къ сему идолослуженію доказываетъ, кажется, древность онаго.
Народъ Рюгенскій покланялся еще тремъ идоламъ: первому Рюгевиту или Ругевичу, богу войны, изображаемому съ семью лицами, съ семью мечами, висѣвшими въ ножнахъ на бедрѣ, и съ осьмымъ обнаженнымъ въ рукѣ (дубовый кумиръ его былъ весь загаженъ ласточками(189), которыя вили на немъ свои гнѣзда); второму Поревиту, коего значеніе неизвѣстно, и который изображался съ пятью головами, но безъ всякаго оружія; третьему Поренуту[1] о четырехъ лицахъ и съ пятымъ лицемъ на груди: онъ держалъ его правою рукою за бороду, а лѣвою за лобъ, и считался богомъ четырехъ временъ года.
Главный идолъ въ городѣ Ретрѣ назывался Радегастъ, богъ страннопріимства, какъ нѣкоторые думаютъ: ибо Славяне были всегда рады гостямъ. Но сіе толкованіе кажется несправедливымъ: онъ изображался болѣе страшнымъ, нежели дружелюбнымъ: съ головою львиною, на которой сидѣлъ гусь, и еще съ головою буйвола на груди; иногда одѣтый, иногда нагой, и держалъ въ рукѣ большую сѣкиру. Надписи Ретрскаго истукана его доказываютъ, что сей богъ, хотя и принадлежалъ къ числу добрыхъ, однакожь въ нѣкоторыхъ случаяхъ могъ и вредить человѣку. Адамъ Бременскій пишетъ о золотомъ кумирѣ и пурпуровомъ ложѣ Радегаста(190); но мы должны сомнѣваться въ истинѣ его сказанія: въ другомъ мѣстѣ сей Историкъ увѣряетъ насъ, что храмъ Упсальскій весь былъ сдѣланъ изъ золота.
Сива — можетъ быть, Жива — считалась богинею жизни и доброю совѣтницею. Главный храмъ ея находился въ Рацебургѣ(191). Она представлялась одѣтою; держала на головѣ нагаго мальчика, а въ рукѣ виноградную кисть. Далматскіе Славяне покланялись доброй Фрихіи; богинѣ Германскихъ народовъ; но какъ въ Исландскихъ древностяхъ Фрихія или прекрасная Фрея называется Ванадисъ или Венедскою, то вѣроятно, что Готѳы заимствовали отъ Славянъ понятіе о сей богинѣ, и что она же именовалась Сивою.
Между Ретрскими истуканами нашлися Германскіе, Прусскіе, т. е. Латышскіе и даже Греческіе идолы. Бальтійскіе Славяне покланялись Водану или Скандинавскому Одину, узнавъ объ немъ отъ Германскихъ народовъ, съ которыми они жили въ Дакіи, и которые были еще издревле ихъ сосѣдами(192). Венды Мекленбургскіе донынѣ сохранили нѣкоторые обряды Вѣры Одиновой. — Прусскія надписи на истуканахъ Перкуна, бога молніи, и Парстуковъ или Берстуковъ(193), доказываютъ, что они были Латышскіе идолы; но Славяне молились имъ въ Ретрскомъ храмѣ, такъ же, какъ и Греческимъ статуямъ Любви, брачнаго Генія и Осени, безъ сомнѣнія отнятымъ или купленнымъ ими въ Греціи. — Кромѣ сихъ боговъ чужеземныхъ, тамъ стояли еще кумиры Числобога, Ипабога, и Зибога или Зембога и Немизы(194). Первый изображался въ видѣ женщины съ луною, и знаменовалъ, кажется, мѣсяцъ, на которомъ основывалось исчисленіе времени. Имя втораго непонятно; но ему надлежало быть покровителемъ звѣриной ловли, которая представлялась на его одеждѣ. Третьяго обожали въ Богеміи, какъ сильнаго Духа земли. Немиза повелѣвалъ вѣтромъ и воздухомъ: голова его увѣнчана лучами и крыломъ, а на тѣлѣ изображена летящая птица.
Писатели, собственными глазами видѣвшіе языческихъ Вендовъ, сохранили намъ извѣстіе еще о нѣкоторыхъ другихъ идолахъ. Въ Юлинѣ, или въ Виннетѣ, главный именовался Триглавъ(195). Кумиръ его былъ деревянный, непомѣрной величины, а другой маленькій, вылитый изъ золота, о трехъ головахъ, покрытыхъ одною шапкою. Болѣе ничего не знаемъ о семъ идолѣ. Вторый, Припекала, означалъ, кажется, любострастіе: ибо Христіанскіе Писатели сравнивали его съ Пріапомъ; а третій Геровитъ или Яровидъ, богъ войны, коего храмъ былъ въ Гавельбергѣ и Волгастѣ, и подлѣ котораго висѣлъ на стѣнѣ золотый щитъ. — Жители Вагріи(196) особенно чтили Прова, бога правосудія, и Подагу, бога звѣроловства. Первому служили храмомъ самые древнѣйшіе дубы, окруженные деревянною оградою съ двумя вратами. Въ сей заповѣдной дубравѣ и въ ея святилищѣ жилъ Великій жрецъ, совершались торжественныя жертвоприношенія, судился народъ, и люди, угрожаемые смертію, находили безопасное убѣжище. Онъ изображался старцемъ, въ одеждѣ со многими складками, съ цѣпями на груди, и держалъ въ рукѣ ножъ(197). Вторый считается покровителемъ звѣроловства, для того, что на одеждѣ и жертвенной чашѣ его кумира о двухъ лицахъ, найденнаго въ числѣ Ретрскихъ древностей, представлены стрѣлокъ, олень и кабанъ; въ рукахъ своихъ онъ держитъ также какого-то звѣря. Другіе признаютъ въ немъ бога ясныхъ дней, который у Сербовъ назывался Погодою: ибо заднее лице его окружено лучами, и слова, вырѣзанныя на семъ истуканѣ, значатъ ясность и ве́дро(198). — Мерзебургскіе Венды обожали идола Гениля, покровителя ихъ собственности, и въ нѣкоторое время года пастухи разносили по домамъ символъ его: кулакъ съ перстнемъ, укрѣпленный на шестѣ(199).
О Вѣрѣ Славянъ Иллирическихъ не имѣемъ никакихъ извѣстій; но какъ Морлахи(200) на свадебныхъ пиршествахъ своихъ донынѣ славятъ Давора, Дамора, Добрую Фрихію, Яра и Пика: то съ вѣроятностію заключить можно, что языческіе боги ихъ назывались сими именами. — Сказаніе Польскихъ Историковъ(201) о древнемъ богослуженіи въ ихъ отечествѣ основывается единственно на преданіи и догадкахъ. Въ Гнѣзнѣ, пишутъ они, былъ знаменитый храмъ Ніи, Славянскаго Плутона, котораго молили о счастливомъ успокоеніи мертвыхъ; обожали еще Марзану или Цереру, обрекая въ жертву ей десятую часть плодовъ земныхъ; Ясса или Ясна, Римскаго Юпитера; Ладона или Ляда, Марса; Дзидзилію, богиню любви и дѣторожденія; Зивонію или Зиванну, Діану; Зиваго, или бога жизни; Леля и Полеля, или Греческихъ близнецовъ Кастора и Поллукса; Погоду и Похвиста, бога ясныхъ дней и сильнаго вѣтра. «Слыша вой бури (пишетъ Стриковскій), «сіи язычники съ благоговѣніемъ преклоняли колѣна.»
Въ Россіи, до введенія Христіанской Вѣры, первую степень между идолами занималъ Перунъ(202), богъ молніи, которому Славяне еще въ VI вѣкѣ покланялись, обожая въ немъ верховнаго Міроправителя. Кумиръ его стоялъ въ Кіевѣ на холмѣ, внѣ двора Владимірова, а въ Новѣгородѣ надъ рѣкою Волховомъ: былъ деревянный, съ серебряною головою и съ золотыми усами. Лѣтописецъ именуетъ еще идоловъ Хорса, Дажебога, Стрибога, Самаргла(203) и Мокоша, не объявляя, какія свойства и дѣйствія приписывались имъ въ язычествѣ. Въ договорѣ Олега съ Греками упоминается еще о Волосѣ, котораго именемъ и Перуновымъ клялися Россіяне въ вѣрности, имѣвъ къ нему особенное уваженіе: ибо онъ считался покровителемъ скота, главнаго ихъ богатства. — Сіи извѣстія Несторовы можемъ дополнить новѣйшими, напечатанными въ Кіевскомъ Синопсисѣ(204). Хотя они выбраны отчасти изъ Польскихъ ненадежныхъ Историковъ, но будучи согласны съ древними обыкновеніями народа Русскаго, кажутся вѣроятными, по крайней мѣрѣ достойными замѣчанія.
Богъ веселія, любви, согласія и всякаго благополучія именовался въ Россіи Ладо; ему жертвовали вступающіе въ союзъ брачный, съ усердіемъ воспѣвали имя его, которое, слышимъ и нынѣ въ старинныхъ припѣвахъ. Стриковскій называетъ сего бога Латышскимъ: въ Литвѣ и Самогитіи народъ праздновалъ ему отъ 25 Маія до 25 Іюня, отцы и мужья въ гостинницахъ, а жены и дочери на улицахъ и на лугахъ; взявшись за руки, онѣ плясали и пѣли: Ладо, Ладо, дидисъ Ладо, то есть, великій Ладо(205). Такое же обыкновеніе донынѣ существуетъ въ деревняхъ нашихъ: молодыя женщины весною собираются играть и пѣть въ хороводахъ Лада, диди-Лада. Мы уже замѣтили, что Славяне охотно умножали число идоловъ своихъ и принимали чужеземныхъ. Русскіе язычники, какъ пишетъ Адамъ Бременскій, ѣздили въ Курляндію и въ Самогитію для поклоненія кумирамъ(206): слѣдственно имѣли однихъ боговъ съ Латышами, ежели не всѣ, то хотя нѣкоторыя Славянскія племена въ Россіи — вѣроятно, Кривичи: ибо названіе ихъ свидѣтельствуетъ, кажется, что они признавали Латышскаго Первосвященника Криве Главою Вѣры своей. Впрочемъ Ладо могъ быть и древнимъ Славянскимъ божествомъ: жители Молдавіи и Валахіи въ нѣкоторыхъ суевѣрныхъ обрядахъ донынѣ твердятъ имя Лада(207).
Купалу, богу земныхъ плодовъ, жертвовали предъ собираніемъ хлѣба, 23 Іюня, въ день Св. Агриппины, которая для того прозвана въ народѣ Купальницею. Молодые люди украшались вѣнками, раскладывали ввечеру огонь, плясали около его и воспѣвали Купала. Память сего идолослуженія сохранилась въ нѣкоторыхъ странахъ Россіи, гдѣ ночныя игры деревенскихъ жителей и пляски вокругъ огня съ невиннымъ намѣреніемъ совершаются въ честь идолу языческому(208). Въ Архангельской Губерніи многіе поселяне 23 Іюня топятъ бани, настилаютъ въ нихъ траву Купальницу (лютикъ, ranunculus acris) и послѣ купаются въ рѣкѣ. Сербы на канунѣ или въ самое Рождество Іоанна Предтечи, сплетая Ивановскіе вѣнки, вѣшаютъ ихъ на кровли домовъ и на хлѣвахъ, чтобы удалить злыхъ Духовъ отъ своего жилища.
24 Декабря язычники Русскіе славили Коляду, бога торжествъ и мира. Еще и въ наше время, на канунѣ Рождества Христова, дѣти земледѣльцевъ собираются колядовать подъ окнами богатыхъ крестьянъ, величаютъ хозяина въ пѣсняхъ, твердятъ имя Коляды и просятъ денегъ(209). Святошныя игрища и гаданіе кажутся остаткомъ сего языческаго праздника.
Въ суевѣрныхъ преданіяхъ народа Русскаго открываемъ также нѣкоторые слѣды древняго Славянскаго богопочитанія: донынѣ простые люди говорятъ у насъ о Лѣшихъ, которые видомъ подобны Сатирамъ, живутъ будто бы въ темнотѣ лѣсовъ, равняются съ деревьями и съ травою, ужасаютъ странниковъ, обходятъ ихъ кругомъ и сбиваютъ съ пути; о Русалкахъ, или Нимфахъ дубравъ (гдѣ онѣ бѣгаютъ съ распущенными волосами, особенно передъ Троицынымъ(210) днемъ), о благодѣтельныхъ и злыхъ Домовыхъ, о ночныхъ Кикимрахъ, и проч.
Такимъ образомъ грубый умъ людей непросвѣщенныхъ заблуждается во мракѣ идолопоклонства, и творитъ боговъ на всякомъ шагу, чтобы изъяснять дѣйствія Природы и въ неизвѣстностяхъ рока успокоивать сердце надеждою на вышнюю помощь! — Желая выразить могущество и грозность боговъ, Славяне представляли ихъ великанами, съ ужасными лицами, со многими головами. Греки хотѣли, кажется, любить своихъ идоловъ (изображая въ нихъ примѣры человѣческой стройности), а Славяне только бояться; первые обожали красоту и пріятность, а вторые одну силу; и еще не довольствуясь собственнымъ противнымъ видомъ истукановъ, окружали ихъ гнусными изображеніями ядовитыхъ животныхъ: змѣй, жабъ, ящерицъ, и проч.(211) Кромѣ идоловъ, Нѣмецкіе Славяне, подобно Дунайскимъ, обожали еще рѣки, озера, источники, лѣса(212), и приносили жертвы невидимымъ ихъ Геніямъ, которые, по мнѣнію суевѣрныхъ, иногда говорили, и въ важныхъ случаяхъ являлись людямъ. Такъ Геній Ретрскаго озера, когда великія опасности угрожали народу Славянскому, принималъ на себя образъ кабана, выплывалъ на берегъ, ревѣлъ ужаснымъ голосомъ и скрывался въ волнахъ(213). Мы знаемъ, что и Россійскіе Славяне приписывали озерамъ и рѣкамъ нѣкоторую божественность и святость. Въ глазной болѣзни они умывались водою мнимо-цѣлебныхъ источниковъ, и бросали въ нихъ серебряныя монеты(214). Народное обыкновеніе купать или обливать водою людей, проспавшихъ Заутреню въ день Пасхи, будто бы для омовенія ихъ отъ грѣха, происходитъ, можетъ быть, отъ такого же языческаго суевѣрія. — У многихъ народовъ Славянскихъ были заповѣдныя рощи, гдѣ никогда стукъ сѣкиры не раздавался, и гдѣ самые злѣйшіе враги не дерзали вступить въ бой между собою. Лѣсъ города Ретры считался священнымъ. Жители Штетинскіе покланялись орѣховому дереву, при коемъ находился особенный жрецъ, и дубу, а Юлинскіе богу, обитавшему въ деревѣ обсѣченномъ(215), и весною плясали вокругъ его съ нѣкоторыми торжественными обрядами. Славяне въ Россіи также молились деревамъ, особенно же дупловатымъ, обвязывая ихъ вѣтви убрусами или платами(216). Константинъ Багрянородный пишетъ, что они, путешествуя въ Царьградъ, на островѣ Св. Григорія приносили жертву большому дубу, окружали его стрѣлами, и гадали, заколоть ли обреченныхъ ему живыхъ птицъ, или пустить на волю(217). Празднованіе Семика и народный обычай завивать въ сей день вѣнки въ рощахъ суть также остатокъ древняго суевѣрія, коего обряды наблюдались въ Богеміи и по введеніи Христіанства, такъ, что Герцогъ Брячиславъ въ 1093 году рѣшился предать огню всѣ мнимо-святыя дубравы своего народа(218).
Славяне обожали еще знамена, и думали, что въ военное время они святѣе всѣхъ идоловъ. Знамя Бальтійскихъ Вендовъ было отмѣнной величины и пестрое, стояло обыкновенно въ Святовидовомъ храмѣ и считалось сильною богинею, которая воинамъ, идущимъ съ нею, давало право не только нарушать законы, но даже оскорблять и самыхъ идоловъ. Датскій Король Вальдемаръ сжегъ его въ Арконѣ, взявъ сей городъ. — Въ числѣ Ретрскихъ любопытныхъ памятниковъ нашлось также священное знамя, мѣдный драконъ, украшенный изображеніемъ женскихъ головъ и вооруженныхъ рукъ. Въ Дитмаровой лѣтописи упоминается о двухъ Славянскихъ знаменахъ, которыя считались богинями(219). Хитрость Полководцевъ ввела безъ сомнѣнія сію вѣру, чтобы воспламенять духъ храбрости въ воинахъ, или обуздывать ихъ неповиновеніе святостію знаменъ своихъ.
Древніе Славяне въ Германіи еще не имѣли храмовъ, но приносили жертву Богу небесному на камняхъ, окружая ихъ въ нѣкоторомъ разстояніи другими служившими вмѣсто ограды священной(220). Чтобы изобразить величіе Бога, жрецы начали употреблять для сооруженія олтарей камни въ нѣсколько саженей мѣрою. Сіи каменныя зданія равнялись съ высокими скалами, невредимо стояли цѣлые вѣки и могли казаться народу твореніемъ рукъ божественныхъ. Въ самомъ дѣлѣ трудно понять, какимъ образомъ Славяне, не зная изобрѣтенныхъ Механикою способовъ, воздвигали такія громады(221). Жрецы, въ присутствіи и въ глазахъ народа, совершали обряды Вѣры на сихъ величественныхъ олтаряхъ; но въ теченіе временъ, желая еще сильнѣе дѣйствовать на воображеніе людей, вздумали, подобно Друидамъ, удалиться во тьму заповѣдныхъ лѣсовъ, и соорудили тамъ жертвенники. По введеніи идолопоклонства надлежало укрыть обожаемые кумиры отъ дождя и снѣга: защитили ихъ кровлею, и сіе простое зданіе было первымъ храмомъ. Мысль, сдѣлать его достойнымъ жилищемъ боговъ, требовала величія; но Славяне не умѣли подражать Грекамъ и Римлянамъ въ гордой высотѣ зданій, и старались замѣнить оную рѣзьбою, пестротою, богатствомъ украшеній. Современные Историки описали нѣкоторые изъ сихъ храмовъ съ любопытною подробностію. Сочинитель Жизни Св. Оттона говоритъ о Штетинскомъ слѣдующее(222): «Тамъ было четыре храма, и главный изъ нихъ отличался своимъ художествомъ, украшенный внутри и снаружи выпуклымъ изображеніемъ людей, птицъ, звѣрей, такъ сходныхъ съ Природою, что они казались живыми; краски же на внѣшности храма не смывались дождемъ, не блѣднѣли и не тускли. — Слѣдуя древнему обычаю предковъ, Штетинцы отдавали въ храмъ десятую часть воинской своей добычи и всякое оружіе побѣжденныхъ непріятелей. Въ его святилищѣ хранились серебряныя и золотыя чаши (изъ коихъ при торжественныхъ случаяхъ люди знатнѣйшіе пили и ѣли), также рога буйволовы, оправленные золотомъ: они служили и стаканами и трубами. Ножи и прочія драгоцѣнности, тамъ собранныя, удивляли своимъ художествомъ и богатствомъ. Въ трехъ иныхъ гонтинахъ или храмахъ, не столь украшенныхъ и менѣе священныхъ, представлялись глазамъ однѣ лавки, сдѣланныя амфитеатромъ, и столы для народныхъ сходбищъ: ибо Славяне, въ нѣкоторые часы и дни, веселились, пили и важными дѣлами отечества занимались въ сихъ гонтинахъ.» — Деревянный храмъ Арконскій былъ срубленъ весьма искусно, украшенъ рѣзьбою и живописью; одни врата служили для входа въ его ограду; внѣшній дворъ, обнесенный стѣною, отдѣлялся отъ внутренняго только пурпуровыми коврами, развѣшенными между четырмя столпами, и находился подъ одною съ нимъ кровлею(223). Въ святилищѣ стоялъ идолъ, а конь его въ особенномъ зданіи, гдѣ хранилась казна и всѣ драгоцѣнности. — Храмъ въ Ретрѣ, также деревянный, славился изображеніями боговъ и богинь, вырѣзанныхъ на внѣшнихъ его стѣнахъ; внутри стояли кумиры, въ шлемахъ и латахъ; а въ мирное время хранились тамъ знамена(224). Дремучій лѣсъ окружалъ сіе мѣсто: сквозь просѣку, вдали, представлялось глазамъ море въ видѣ грозномъ и величественномъ. Достойно примѣчанія, что Славяне Бальтійскіе вообще имѣли великое уваженіе къ святынѣ храмовъ, и въ самой непріятельской землѣ боялись осквернить ихъ.
О капищахъ Славянъ Россійскихъ не имѣемъ никакого свѣдѣнія: Несторъ говоритъ только объ идолахъ и жертвенникахъ(225); но удобность приносить жертвы во всякое время и почтеніе къ святынѣ кумировъ требовали защиты и крова, особенно же въ странахъ сѣверныхъ, гдѣ холодъ и ненастье столь обыкновенны и продолжительны. Нѣтъ сомнѣнія, что на холмѣ Кіевскомъ и на берегу Волхова, гдѣ стоялъ Перунъ, были храмы, конечно не огромные и не великолѣпные, но сообразные съ простотою тогдашнихъ нравовъ и съ малымъ свѣдѣніемъ людей въ искусствѣ зодческомъ.
Несторъ также не упоминаетъ о жрецахъ въ Россіи; но всякая народная Вѣра предполагаетъ обряды, коихъ совершеніе поручается нѣкоторымъ избраннымъ людямъ, уважаемымъ за ихъ добродѣтель и мудрость, дѣйствительную или мнимую. По крайней мѣрѣ всѣ другіе народы Славянскіе имѣли жрецовъ, блюстителей Вѣры, посредниковъ между совѣстію людей и богами. Не только въ капищахъ, но и при всякомъ священномъ деревѣ, при всякомъ обожаемомъ источникѣ находились особенные хранители, которые жили подлѣ оныхъ, въ маленькихъ хижинахъ, и питались жертвою, приносимою ихъ божествамъ. Они пользовались народнымъ уваженіемъ, имѣли исключительное право отпускать себѣ длинную бороду, сидѣть во время жертвоприношеній и входить во внутренность святилища. Воинъ, совершивъ какое нибудь счастливое предпріятіе, и желая изъявить благодарность идоламъ, раздѣлялъ свою добычу съ ихъ служителями. Правители народа безъ сомнѣнія утверждали его въ почтеніи къ жрецамъ, которые именемъ боговъ могли обуздывать, своевольство людей грубыхъ, новыхъ въ гражданской связи и еще не смиренныхъ дѣйствіемъ власти постоянной. Нѣкоторые жрецы, обязанные своимъ могуществомъ или собственной хитрости, или отмѣнной славѣ ихъ капищъ, употребляли его во зло и присвоивали себѣ гражданскую власть. Такъ Первосвященникъ Рюгенскій, уважаемый болѣе самого Короля, правилъ многими Славянскими племенами, которыя безъ его согласія не дерзали ни воевать, ни мириться; налагалъ подати на гражданъ и купцевъ чужеземныхъ, содержалъ 300 конныхъ воиновъ и разсылалъ ихъ всюду для грабежа, чтобы умножать сокровища храма, болѣе ему, нежели идолу принадлежавшія. Сей главный жрецъ отличался отъ всѣхъ людей длинными волосами, бородою, одеждою.
Священники именемъ народа приносили жертвы и предсказывали будущее. Въ древнѣйшія времена Славяне закалали, въ честь Богу невидимому, однихъ воловъ и другихъ животныхъ; но послѣ, омраченные суевѣріемъ идолопоклонства, обагряли свои требища кровію Христіанъ, выбранныхъ по жребію изъ плѣнниковъ, или купленныхъ у морскихъ разбойниковъ(226). Жрецы думали, что идолъ увеселяется Христіанскою кровію, и къ довершенію ужаса пили ее, воображая, что она сообщаетъ духъ пророчества. — Въ Россіи также приносили людей въ жертву, по крайней мѣрѣ во времена Владиміровы. Бальтійскіе Славяне дарили идоламъ головы убіенныхъ, опаснѣйшихъ непріятелей(227).
Жрецы гадали будущее посредствомъ коней. Въ Арконскомъ храмѣ держали бѣлаго, и суевѣрные думали, что Святовидъ ѣздитъ на немъ всякую ночь. Въ случаѣ важнаго намѣренія водили его чрезъ копья: если онъ шагалъ сперва не лѣвою, а правою ногою, то народъ ожидалъ славы и богатства. Въ Штетинѣ сей конь, порученный одному изъ четырехъ священниковъ главнаго храма, былъ вороной, и предвѣщалъ успѣхъ, когда совсѣмъ не касался ногами до копій. Въ Ретрѣ гадатели садились на землю, шептали нѣкоторыя слова, рылись въ ея нѣдрахъ, и по веществамъ, въ ней находимымъ, судили о будущемъ. Сверхъ того въ Арконѣ и въ Штетинѣ жрецы бросали на землю три маленькія дощечки, у коихъ одна сторона была черная, а другая бѣлая: если онѣ ложились вверхъ бѣлою, то обѣщали хорошее; черная означала бѣдствіе. Самыя женщины Рюгенскія славились гаданіемъ; онѣ, сидя близъ разложеннаго огня, проводили многія черты на пеплѣ, которыхъ равное число знаменовало успѣхъ дѣла(228).
Любя народныя торжества, языческіе Славяне уставили въ году разные праздники. Главный изъ нихъ былъ по собраніи хлѣба и совершался въ Арконѣ такимъ образомъ: Первосвященникъ на канунѣ долженъ былъ вымести святилище, неприступное для всѣхъ, кромѣ его; въ день торжества, взявъ изъ руки Святовида рогъ, смотрѣлъ, наполненъ ли онъ виномъ, и по тому угадывалъ будущій урожай; выпивъ вино, снова наполнялъ имъ сосудъ и вручалъ Святовиду; приносилъ богу своему медовый пирогъ, длиною въ ростъ человѣческій; спрашивалъ у народа, видитъ ли его? и желалъ, чтобы въ слѣдующій годъ сей пирогъ былъ ужъ съѣденъ идоломъ, въ знакъ счастія для острова; наконецъ объявлялъ всѣмъ благословеніе Святовида, обѣщая воинамъ побѣду и добычу(229). Другіе Славяне, торжествуя собраніе хлѣба, обрекали пѣтуха въ даръ богамъ, и пивомъ, освященнымъ на жертвенникѣ, обливали скотъ, чтобы предохранить его отъ болѣзней(230). Въ Богеміи славился Майскій праздникъ источниковъ. — Дни народнаго суда въ Вагріи, когда старѣйшины, осѣненные священными дубами, въ мнимомъ присутствіи своего бога Прова рѣшили судьбу гражданъ, были также днями общаго веселія(231). Мы упоминали, единственно по догадкѣ, о языческихъ торжествахъ Славянъ Россійскихъ, которыхъ потомки донынѣ празднуютъ весну, любовь и бога Лада въ сельскихъ хороводахъ, веселыми и шумными толпами ходятъ завивать вѣнки въ рощахъ, ночью посвящаютъ огни Купалу и зимою воспѣваютъ имя Коляды. — Во многихъ земляхъ Славянскихъ сохранились также слѣды праздника въ честь мертвыхъ: въ Саксоніи, въ Лаузицѣ, Богеміи, Силезіи и Польшѣ, народъ 1 Марта ходилъ въ часъ разсвѣта съ факелами на кладбище и приносилъ жертвы усопшимъ(232). — Въ сей день Нѣмецкіе Славяне выносятъ изъ деревни соломенную чучелу, образъ смерти; сожигаютъ ее или бросаютъ въ рѣку, и славятъ лѣто пѣснями. — Въ Богеміи строили еще какіе-то ѳеатры на распутіяхъ для успокоенія душъ и представляли на нихъ, въ личинахъ, тѣни мертвыхъ, сими играми торжествуя память ихъ. Такія обыкновенія не доказываютъ ли, что Славяне имѣли нѣкоторое понятіе о безсмертіи души, хотя Дитмаръ, Историкъ XI вѣка, утверждаетъ противное, говоря, будто бы они временную смерть, или разрушеніе тѣла считали совершеннымъ концемъ бытія человѣческаго(233)?
Погребеніе мертвыхъ было также дѣйствіемъ священнымъ между языческими Славянами. Историки Нѣмецкіе — болѣе догадкою, основанною на древнихъ обычаяхъ и преданіяхъ, нежели по извѣстіямъ современныхъ Авторовъ — описываютъ оное слѣдующимъ образомъ: Старѣйшина деревни объявлялъ жителямъ смерть одного изъ нихъ посредствомъ чернаго жезла, носимаго со двора на дворъ. Всѣ они провожали трупъ съ ужаснымъ воемъ, и нѣкоторыя женщины, въ бѣлой одеждѣ, лили слезы въ маленькіе сосуды, называемые плачевными. Разводили огонь на кладбищѣ и сожигали мертваго съ его женою, конемъ, оружіемъ; собирали пепелъ въ урны, глиняныя, мѣдныя или стекляныя, и зарывали вмѣстѣ съ плачевными сосудами. Иногда сооружали памятники: обкладывали могилу дикими камнями, или ограждали столпами(234). Печальные обряды заключались веселымъ торжествомъ, которое именовалось Стравою и было еще въ VI вѣкѣ причиною великаго бѣдствія для Славянъ: ибо Греки воспользовались временемъ сего пиршества въ честь мертвыхъ и на голову побили ихъ войско(235).
Славяне Россійскіе — Кривичи, Сѣверяне, Вятичи, Радимичи — творили надъ умершими тризну: показывали силу свою въ разныхъ играхъ воинскихъ, сожигали трупъ на большомъ кострѣ, и заключивъ пепелъ въ урну, ставили ее на столпѣ въ окрестности дорогъ. Сей обрядъ, сохраненный Вятичами и Кривичами до временъ Нестора, изъявляетъ воинственный духъ народа, который праздновалъ смерть, чтобы не страшиться ее въ битвахъ, и печальными урнами окружалъ дороги, чтобы пріучить глаза и мысли свои къ симъ знакамъ человѣческой тлѣнности. Но Славяне Кіевскіе и Волынскіе издревле погребали мертвыхъ; нѣкоторые имѣли обыкновеніе, вмѣстѣ съ трупомъ, зарывать въ землю сплетенныя изъ ремней лѣстницы; ближніе умершаго язвили лица свои, и закалали на могилѣ любимаго коня его(236).
Всѣ народы любятъ Вѣру отцевъ своихъ, и самыя грубыя, самыя жестокія обыкновенія, на ней основанныя и вѣками утвержденныя, кажутся имъ святынею. Такъ и Славяне языческіе, закоренѣлые въ идолопоклонствѣ, съ великою упорностію въ теченіе многихъ столѣтій отвергали благодать Христову. Св. Колумбанъ, въ 613 году обративъ многихъ Нѣмецкихъ язычниковъ въ Вѣру истинную, хотѣлъ проповѣдывать ея святое ученіе и въ земляхъ Славянъ; но устрашенный ихъ дикостію, возвратился безъ успѣха, объявляя, что время спасенія еще не наступило для сего народа. Видя, сколь Христіанство противно заблужденіямъ язычества, и какъ оно въ среднихъ вѣкахъ болѣе и болѣе распространялось по Европѣ, Славяне отлично ненавидѣли его, и принимая всякаго иноплеменнаго въ сограждане, отворяя Бальтійскія гавани свои для всѣхъ мореходцевъ, исключали однихъ Христіанъ; брали ихъ корабли въ добычу, а Священниковъ приносили въ жертву идоламъ. Нѣмецкіе завоеватели, покоривъ Вендовъ въ Германіи, долго терпѣли ихъ суевѣріе; но озлобленные наконецъ упорствомъ сихъ язычниковъ въ идолопоклонствѣ и въ древнихъ обычаяхъ вольности, разрушили ихъ храмы, сожгли заповѣдныя рощи и самыхъ жрецовъ истребили(237): что случилось уже гораздо послѣ того времени, какъ Владиміръ просвѣтилъ Россію ученіемъ Христіанскимъ.
Языкъ и грамота. Собравъ историческія достопамятности Славянъ древнихъ, скажемъ нѣчто о языкѣ ихъ. Греки въ шестомъ вѣкѣ находили его весьма грубымъ(238). Выражая первыя мысли и потребности людей необразованныхъ, рожденныхъ въ климатѣ суровомъ, онъ долженъ былъ казаться дикимъ въ сравненіи съ языкомъ Греческимъ, смягченнымъ долговременною жизнію въ порядкѣ гражданскомъ, удовольствіями роскоши и нѣжнымъ слухомъ людей, искони любившихъ искусства пріятныя. Не имѣя никакихъ памятниковъ сего первобытнаго языка Славянскаго, можемъ судить о немъ только по новѣйшимъ, изъ коихъ самыми древними считаются наша Библія и другія церковныя книги, переведенныя въ IX вѣкѣ Св. Кирилломъ, Меѳодіемъ и помощниками ихъ(239). Но Славяне, принявъ Христіанскую Вѣру, заимствовали съ нею новыя мысли, изобрѣли новыя слова, выраженія, и языкъ ихъ въ среднихъ вѣкахъ безъ сомнѣнія такъ же отличался отъ древняго, какъ уже отличается отъ нашего. Разсѣянныя по Европѣ, окруженныя другими народами, и нерѣдко ими покоряемыя, Славянскія племена утратили единство языка, и въ теченіе временъ произошли разныя его нарѣчія, изъ коихъ главныя суть:
1) Русское, болѣе всѣхъ другихъ образованное, и менѣе всѣхъ другихъ смѣшенное съ чужеземными словами(240). Побѣды, завоеванія и величіе государственное, возвысивъ духъ народа Россійскаго, имѣли счастливое дѣйствіе и на самый языкъ его, который, будучи управляемъ дарованіемъ и вкусомъ Писателя умнаго, можетъ равняться нынѣ въ силѣ, красотѣ и пріятности съ лучшими языками древности и нашихъ временъ. Будущая судьба его зависитъ отъ судьбы Государства…
2) Польское, смѣшенное со многими Латинскими и Нѣмецкими словами: имъ говорятъ не только въ бывшемъ Королевствѣ Польскомъ, но и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Пруссіи, Дворяне въ Литвѣ и народъ въ Силезіи, по сю сторону Одера(241).
3) Чешское, въ Богеміи, въ Моравіи и Венгріи, по утвержденію Іорданову ближайшее къ нашему древнему переводу Библіи, а по мнѣнію другихъ Богемскихъ Ученыхъ среднее между Кроатскимъ и Польскимъ. Венгерское нарѣчіе именуется Славакскимъ, но разнится отъ Чешскаго большею частію только въ выговорѣ, хотя Авторы Многоязычнаго Словаря признаютъ его особеннымъ. Впрочемъ и другія Славянскія нарѣчія употребляются въ Венгріи(242).
4) Иллирическое, то есть, Болгарское — самое грубое изъ всѣхъ Славянскихъ — Боснійское, Сербское — самое пріятнѣйшее для слуха, какъ многіе находятъ — Славонское и Далматское(243).
5) Кроатское, сходное съ Виндскимъ въ Стиріи, Каринтіи, Крайнѣ, также съ Лаузидскимъ, Котбузскимъ, Кашубскимъ и Люховскимъ. Въ Мейсенѣ, Бранденбургѣ, Поммераніи, Мекленбургѣ и почти во всемъ Люнебургѣ, гдѣ нѣкогда Славянскій языкъ былъ народнымъ, онъ уже замѣненъ Нѣмецкимъ(244).
Однакожь сіи перемѣны не могли совершенно истребить въ языкѣ нашемъ его, такъ сказать, первобытнаго образа, и любопытство Историковъ хотѣло открыть въ немъ слѣды малоизвѣстнаго происхожденія Славянъ. Нѣкоторые утверждали, что онъ весьма близокъ къ древнимъ языкамъ Азіатскимъ(245); но вѣрнѣйшее изслѣдованіе доказало, что сіе мнимое сходство ограничивается весьма немногими словами, Еврейскими или Халдейскими, Сирскими, Арабскими, которыя находятся и въ другихъ языкахъ Европейскихъ, свидѣтельствуя единственно ихъ общее Азіатское происхожденіе; и что Славянскій имѣетъ съ Греческимъ, Латинскимъ, Нѣмецкимъ гораздо болѣе связи, нежели съ Еврейскимъ и съ другими Восточными. Сіе великое, явное сходство(246) встрѣчается не только въ словахъ единозвучныхъ съ дѣйствіями, которыя означаются ими — ибо названія грома, журчанія водъ, крика птицъ, рева звѣрей, могутъ на всѣхъ языкахъ сходствовать между собою отъ подражанія Естеству(247) — но и въ выраженіи самыхъ первыхъ мыслей человѣка, въ ознаменованіи главныхъ нуждъ жизни домашней(248), въ именахъ и глаголахъ совершенно произвольныхъ. Мы знаемъ, что Венеды издревле жили въ сосѣдствѣ съ Нѣмцами и долгое время въ Дакіи (гдѣ языкъ Латинскій со временъ Траяновыхъ былъ въ общемъ употребленіи), воевали въ Имперіи и служили Императорамъ Греческимъ(249); но сіи обстоятельства могли бы ввести въ языкъ Славянскій только нѣкоторыя особенныя Нѣмецкія, Латинскія или Греческія слова, и не принудили бы ихъ забыть собственныя, коренныя, необходимыя въ самомъ древнѣйшемъ обществѣ людей, то есть, въ семейственномъ. Изъ чего вѣроятнымъ образомъ заключаютъ, что предки сихъ народовъ говорили нѣкогда однимъ языкомъ: какимъ(250)? неизвѣстно, но безъ сомнѣнія древнѣйшимъ въ Европѣ, гдѣ Исторія находитъ ихъ: ибо Греція, а послѣ и часть Италіи, населена Пеласгами, Ѳракійскими жителями, которые прежде Елленовъ утвердились въ Мореѣ, и могли быть единоплеменны съ Германцами и Славянами(251). Въ теченіе временъ удаленные другъ отъ друга, они пріобрѣтали новыя гражданскія понятія, выдумывали новыя слова, или присвоивали чужія, и долженствовали чрезъ нѣсколько вѣковъ говорить уже языкомъ различнымъ. Самыя общія, коренныя слова легко могли измѣниться въ произношеніи, когда люди еще не знали буквъ и письма, вѣрно опредѣляющаго выговоръ.
Сіе важное искусство, немногими чертами изображать для глазъ безчисленные звуки, свѣдала Европа, какъ надобно думать, уже въ позднѣйшія времена, и безъ сомнѣнія отъ Финикіянъ, или непосредственно, или чрезъ Пеласговъ и Елленовъ. Не льзя вообразить, чтобы древніе обитатели Пелопоннеса, Лаціума, Испаніи, едва вышедши изъ дикаго состоянія, могли сами выдумать письмена, требующія удивительнаго разума, и столь непонятнаго для обыкновенныхъ людей, что они вездѣ приписывали богамъ изобрѣтеніе оныхъ: въ Египтѣ Ѳойту, въ Греціи Меркурію, въ Италіи богинѣ Карментѣ, а нѣкоторые изъ Христіанскихъ Философовъ считали десять Моисеевыхъ заповѣдей, рукою Всевышняго начертанныхъ на горѣ Синайской, первымъ письмомъ въ мірѣ(252). Къ тому же всѣ буквы народовъ Европейскихъ: Греческія, Мальтійскія, такъ называемыя Пеласгскія въ Италіи, Этрурійскія (донынѣ видимыя на монументахъ сего народа), Гальскія, изображенныя на памятникѣ Мученика Гордіана(253), Улфиловы или Готѳскія, Кельтиберскія, Бетскія, Турдетанскія въ Испаніи, Руны Скандинавовъ и Германцевъ болѣе или менѣе сходствуютъ съ Финикійскими и доказываютъ, что всѣ онѣ произошли отъ одного корня(254). Пеласги и Аркадцы принесли ихъ съ собою въ Италію, а наконецъ и въ Марселію къ тамошнимъ Галламъ. Испанцы могли научиться письму отъ самихъ Финикіянъ, основавшихъ Тартессъ и Гадесъ за 1100 лѣтъ до Рождества Христова(255). Турдетане во время Страбоново имѣли письменные законы, Исторію и Стихотворенія(256). Какимъ образомъ Европейскій Сѣверъ получилъ буквы, мы не знаемъ: отъ Финикійскихъ ли мореплавателей, торговавшихъ оловомъ Британскимъ и янтаремъ Прусскимъ? или отъ народовъ Южной Европы? Второе кажется вѣроятнѣе: ибо Руническое и Готѳское письмо сходнѣе съ Греческимъ и Латинскимъ, нежели съ Финикійскимъ(257). Оно могло въ теченіе вѣковъ, чрезъ Германію или Паннонію, дойти отъ Средиземнаго моря до Бальтійскаго съ нѣкоторыми перемѣнами знаковъ(258).
Какъ бы то ни было, но Венеды или Славяне языческіе, обитавшіе въ странахъ Бальтійскихъ, знали употребленіе буквъ. Дитмаръ говоритъ о надписяхъ идоловъ Славянскихъ: Ретрскіе кумиры, найденные близъ Толлензскаго озера, доказали справедливость его извѣстія; надписи ихъ состоятъ въ Рунахъ, заимствованныхъ Венедами отъ Готѳскихъ народовъ. Сіи Руны, числомъ 16, подобно древнимъ Финикійскимъ(259), весьма недостаточны для языка Славянскаго, не выражаютъ самыхъ обыкновенныхъ звуковъ его, и были извѣстны едва ли не однимъ жрецамъ, которые посредствомъ ихъ означали имена обожаемыхъ идоловъ. Славяне же Богемскіе, Иллирическіе и Россійскіе не имѣли никакой азбуки до 863 года(260), когда Философъ Константинъ, названный въ монашествѣ Кирилломъ, и Меѳодій, братъ его, жители Ѳессалоники, будучи отправлены Греческимъ Императоромъ Михаиломъ въ Моравію къ тамошнимъ Христіанскимъ Князьямъ Ростиславу, Святополку и Коцелу, для перевода церковныхъ книгъ съ Греческаго языка, изобрѣли Славянскій особенный алфавитъ(261), образованный по Греческому, съ прибавленіемъ новыхъ буквъ: Б. Ж. Ц. Ш. Щ. Ъ. Ы. Ѣ. Ю. Я. Ѫ.(262) Сія азбука, называемая Кирилловскою, донынѣ употребляется, съ нѣкоторыми перемѣнами, въ Россіи(263), Валахіи, Молдавіи, Болгаріи, Сервіи и проч. Славяне Далматскіе имѣютъ другую, извѣстную подъ именемъ Глагольской или Буквицы, которая считается изобрѣніемъ Св. Іеронима, но ложно: ибо въ IV и въ V вѣкѣ, когда жилъ Іеронимъ, еще не было Славянъ въ Римскихъ владѣніяхъ(264). Самый древнѣйшій ея памятникъ, намъ извѣстный, есть харатейная Псалтирь XIII вѣка(265); но мы имѣемъ церковныя Кирилловскія рукописи 1056 году(266); надпись Десятинной церкви въ Кіевѣ принадлежитъ еще ко временамъ Св. Владиміра. Сія Глагольская азбука явно составлена по нашей(267); отличается кудрявостію знаковъ и весьма неудобна для употребленія. Моравскіе Христіане, приставъ къ Римскому Исповѣданію(268), вмѣстѣ съ Поляками начали писать Латинскими буквами, отвергнувъ Кирилловы, торжественно запрещенныя Папою Іоанномъ XIII(269). Епископы Салонскіе въ XI вѣкѣ объявили даже Меѳодія еретикомъ, а письмена Славянскія изобрѣтеніемъ Аріанскихъ Готѳовъ. Вѣроятно, что сіе самое гоненіе побудило какого нибудь Далматскаго Монаха выдумать новыя, то есть, Глагольскія буквы, и защитить ихъ отъ нападенія Римскихъ суевѣровъ именемъ Св. Іеронима. — Нынѣ въ Богеміи, Моравіи, Силезіи, Лаузицѣ, Кассубіи, употребляются Нѣмецкія; въ Иллиріи, Крайнѣ, Венгріи и Польшѣ Латинскія. Славяне, которые съ VIII вѣка утвердились въ Пелопоннесѣ, приняли тамъ Греческую азбуку(270).
И такъ предки наши были обязаны Христіанству не только лучшимъ понятіемъ о Творцѣ міра, лучшими правилами жизни, лучшею безъ сомнѣніия нравственностію, но и пользою самаго благодѣтельнаго, самаго чудеснаго изобрѣтенія людей: мудрой живописи мыслей — изобрѣтенія, которое, подобно утренней зарѣ, въ вѣкахъ мрачныхъ предвѣстило уже Науки и просвѣщеніе.
Примѣчанія
(121)^ Memor. popul. II, 29. Нѣкоторые пишутъ, что Славяне омывались три раза во всю жизнь свою: въ день рожденія, женидьбы и смерти (см. въ Раичевой Исторіи Славян. народовъ кн. I, гл. V).
(122)^ Memor. popul. Т. II, стр. 28—29, и Маврик. Strategicum Упсальскаго изданія, кн. II, гл. 5. Императоръ Маврикій сочинилъ XII книгъ о военномъ искусствѣ, изданныхъ Шефферомъ въ 1664 году: для насъ всего любопытнѣе въ нихъ описаніе Славянскихъ нравовъ, которое читатель найдетъ въ Масков. Gesch. der Deutschen, Т. II, въ примѣч. стр. 211, 212. — Императоръ Левъ Мудрый въ своей Тактикѣ повторяетъ сказанія Маврикіевы о Славянахъ.
(123)^ Выше, стр. 15.
(124)^ Memor. popul. II, 36.
(125)^ См. Маврик. Strateg. кн. II, гл. 5, — Тацита о Венедахъ, Прокопія въ Memor. popul. II, 29, 33, и Фредегарія Chron. гл. 48. Маврикій пишетъ, что ядъ, коимъ Славяне намазывали стрѣлы, былъ весьма дѣйствителенъ и могъ заразить все тѣло уязвленнаго, ежели не давали ему принять Ѳеріака, либо другихъ лекарствъ, или не вырѣзывали мяса вокругъ раны. — Луки у Славянъ были деревянные. Ни Прокопій, ни Маврикій не говорятъ о мечахъ; но предки наши безъ сомнѣнія употребляли ихъ, ибо Лавритасъ, вождь Славянскій, въ отвѣтъ Аварскому послу сказалъ: «никто не покоритъ насъ, доколѣ будутъ война и мечи въ свѣтѣ» (см. выше, стр. 14).
(126)^ См. выше, стр. 14.
(127)^ См. въ Memor. popul. II, 34, 43.
(128)^ Vita S. Severini, гл. II — въ Гебгарди Gesch. der Wenden, Т. I, стр. 12. Греческіе поселяне называли ихъ Скамарами. Добнеръ думаетъ, что сіе имя есть Славянское и происходитъ отъ слова кама, означающего яму или пещеру.
(129)^ Memor. popul. II, 37. Славяне сажали плѣнниковъ на колъ, запирали въ хлѣвы и сожигали вмѣстѣ съ скотомъ, котораго не могли увести съ собою.
(130)^ Memor. popul. Т. II, стр. 59.
(131)^ Маврикій говоритъ, что они скрываютъ свое имѣніе какъ воры. — Поморяне (пишетъ Гельмольдъ), отправляясь на войну, также зарывали все драгоцѣнное въ землю. И въ ваши времена нигдѣ простые люди не говорятъ столько о кладахъ и тайныхъ сокровищахъ, какъ въ земляхъ Славянскихъ.
(132)^ Слова Прокопіевы: iugenium ipsis nec malignum, nec fraudulentum, et cum simplicitate mores Hunnicos in multis retinent. Маврикіевы: Qui sunt in captivitate apud eos, non omni tempore, ut apud gentes alias, in servitute tenentur, sed certum eis definitur tempus, in arbitrio eorum relinquendo, si oblata mercede velint dein reverti ad suos, aut manere apud ipsos liberi et amici.
(133)^ Адамъ Бременскій: Moribus et hospitalitate — ut nulla gens honestior aut benignior potuit inveniri (кн. II, гл. 12). Маврикій: Sunt quoque aduersus peregrinos benigni magnoque studio servant incolumes salvosque de uno loco in alium deducunt, quo necesse habent, ut et, si per incuriam ejus, qui servare talem debet, accidat, ut damno peregrinus afficiatur, bellum ipsi inferat vicinus ejus, pietatem arbitratus, sic ulcisci peregrinum.
(134)^ Козма Прагскій въ Менкен. Script. rer. Gerne. 1970, и Vita Ottonis, стр. 690. Далѣе см. Гельмольда Chron. Slavorum, кн. I, гл. 83.
(135)^ См. выше, стр. 8.
(136)^ См. Маврик. Strateg. Св. Вонифатій, жившій въ половинѣ VIII вѣка, въ письмѣ своемъ къ Королю Англійскому такъ говоритъ о Нѣмецкихъ Славянахъ или Вендахъ: Winedi, quod est fœdissimum et deterrimum genus hominum, tam magno zelo matrimonii amorem mutuum servant, ut mulier, viro proprio mortuo, vivere recuset, et laudabilis mulier inter illas esse judicatur, quæ propria manu sibi mortem intulit, ut in una strue pariter ardeat cum viro suo, См. Abhandl. Böhmischer Gesellsch. Ч. III, стр. 158; также Дитмара Chron. стр. 419, и Д. Антона Erste Linien eines Versuches über der alten Slaven Ursprung, Sitten &c. стр. 125. Г. Добровскій (Abhandl. der Böhm. Gesellsch.). годъ 1787 стр. 159) находитъ въ имени свадьбы и свата доказательство, что Славяне отмѣнно уважали бракъ: ибо сіи имена, какъ онъ думаетъ, происходятъ отъ святости. Докторъ Антонъ оспориваетъ мнѣніе Добровскаго, и толкуетъ, что сватъ есть свидетель. Оба не правы. Свататься значило прежде сговариваться, соглашаться: такъ въ Нестор. лѣтописи сказано (въ печатн. стр. 123): «Изяславъ сватается со Всеславомъ, мысля на наю» (насъ двухъ). — Прелюбодѣяніе наказывалось у Польскихъ Славянъ весьма жестоко. Виновному отдавали на выборъ, быть евнухомъ или умереть (см. Дитм. Chron. кн. VIII въ началѣ).
(137)^ См. Abhandlug von den Heyrathsgebräuchen der Oberlausißischen Wenden, Гебгарди въ Geschichte der Slaven, Т. I, стр. 8, и Антона Versuch стр. 127. Вѣно означало у древнихъ Славянъ плату, которую женихъ давалъ за невѣству отцу или сродникамъ ея.
(138)^ Memor. popul. II, 72.
(139)^ Антон. Versuch, стр. 54.
(140)^ Vita S. Ottonis, стр. 682.
(141)^ Гебгарди Gesch. der Wenden, I, 9. Другіе народы языческіе, Пруссы, Герулы, поступали такъ же (см. Гарткнох. Antiqu. Pruss. Dissert. XIII, стр. 188, и Масков. Geschichte der Deutschen, кн. XI, гл. 24). Вообще находимъ великое сходство между нравами Славянъ и народовъ Германскихъ.
(142)^ Chron. Slavorum, въ издан. Линденброг. стр. 202.
(143)^ См. печат. Нестора, стр. 12. Увидимь послѣ, что и Князья Россійскіе дозволяли себѣ многоженство. Козма Прагскій говоритъ, что древніе Богемцы, подобно нашимъ Сѣверянамъ, Радимичамъ и Вятичамъ, не знали брака.
(144)^ Въ точности ли справедливо сіе описаніе нравовъ? Не излишно ли Несторъ хвалитъ Кіевлянъ, между которыми онъ самъ жилъ? Не излишно ли чернитъ другихъ Славянъ, можетъ быть, для того, что они и въ его время не хотѣли еще совсѣмъ оставить идолопоклонства? О свойствѣ же Новогородцевъ, отдаленныхъ отъ Кіева, не говоритъ ни слова: видно, что ихъ древніе обычаи и преданія были ему мало извѣстны. — О жилищахъ Славянъ см. въ Memor. popul. II, 29. Іорнандъ (de reb. Get. стр. 85): hi paludes sylvasque pro civitatibus habent. Древнее Славянское обыкновеніе, зарывать хлѣбъ въ землю, донынѣ существуетъ въ Молдавіи и Валахіи. См. выше, примѣч. 131.
(145)^ Маврикій: Abundant copia brutorum omnis generis et terræ nascentium, quæ comportant in cumulum; præcipue vero milii (просо) et panici (гречиха? (см. Плин. H. N. XVIII, 7).
(146)^ См. Гебгарди Gesch. der Slaven. Т. I, стр. 42. Послѣ будемъ говорить о сходствѣ многихъ Латинскихъ и Славянскихъ словъ.
(147)^ См. выше, примѣч. 134. — Memor. popul. II, 29, и Гельмольд. Chron. Slavor. кн. I, гл. 83. Древніе Латыши и сѣверные Нѣмцы также любили медъ. Вульфстанъ, который жилъ во время Англійскаго Короля Альфреда, т. е. въ IX вѣкѣ, говоритъ, что Пруссія изобилуетъ пчеловодствомъ; что самые бѣдные люди пьютъ медъ, а богатые кобылье молоко (см. Форстер. Entdeckungen in Norden стр. 99). — Эдда называетъ Miöd божественнымъ питіемъ. Жители Дакіи въ V вѣкѣ, во словамъ Приска, употребляли вмѣсто вина Μέδον (Memor. popul. I, 504). Cie имя не есть только Славянское, какъ нѣкоторые думали: на древнемъ языкѣ Греческомъ Μέϑη значитъ пьянство, Μέϑυ чистое вино, Μεϑυδωτις Бахусъ.
(148)^ Memor. popul. II, 29, и въ Машев. Alterthümer der Obotriten изображеніе 16 и 20.
(149)^ Гебг. Gesch. der W. u. der Slav. Т. I, стр. 44—45.
(150)^ Адамъ Бременскій называетъ сей городъ Юлиномь, а Гельмольдъ Виннетою (см. перваго Hist. Eccl. стр. 19 и Chron. Slav. втораго, кн. I, гл. 2). Баеръ думалъ, что имя Юлина есть описка (см. Шлец. Nordische Gesch. стр. 505); но многіе утверждали, что оно происходитъ отъ Юлія Цесаря, такъ же какъ Волгастъ значитъ Julia-Augusta, а Деминъ Domina mundi (см. Вандалію Альберта Кранца кн. II, гл. 33). Ни Юлій Цесарь, ни Римскія войска никогда въ сихъ мѣстахъ не бывали.
(151)^ Гебгарди Gesch. der Slaven Т. I, стр. 45. — Мы не имѣемъ никакихъ извѣстій о торговлѣ Славянъ Россійскихъ до временъ Рюриковыхъ.
(152)^ Vita S. Ottonis, въ описаніи Славянскихъ храмовъ въ Штетинѣ, и Бекман. Beschreibung der Mark Brandenburg стр. 392 и 398. Карлъ Великій уставилъ, чтобы никто не смѣлъ въ Германіи продавать оружія Славянамъ (Гебгарди Gesch. der Slav. Т. I, стр. 45): «слѣдственно» — говорятъ нѣкоторые — «они не умѣли сами дѣлать его.» Заключеніе не весьма убѣдительное. Англичане, ведя войну съ Французами, не хотятъ, чтобы Шведы или Нѣмцы возили моремъ оружіе въ Руанъ или въ Брестъ; но у Французовъ есть Версальская фабрика и другія.
(153)^ См. Тунмана Über die gottesdienstl. Alterthüm. der Obotriten стр. 262. Многія Нѣмецкія слова рудокопнаго искусства могутъ быть изъяснены только Славянскими. Тунманъ заключаетъ, что Нѣмцы заимствовали оное отъ Богемскихъ Вендовъ.
(154)^ См. Hofpredigers Masch Gottesdienstliche Alterthümer der Obotriten, и Voyage en Basse Saxe Графа Потоцкаго. Сіи любопытныя древности хранились въ Рацебургской библіотекѣ и въ Нейбрандебургѣ въ Шпонгольцскомъ кабинетѣ. См. также Бекман. Beschreib. der Mark Brandenburg, Т. II, стр. 376.
(155)^ Гельмольдъ въ Chron. Slavorum: casas de virgultis contexunt, necessitati tantum consulentes adversus tempestates et pluvias. О городахъ и храмахъ Гебгарди въ Gesch. der Slav. Т. I, стр. 41, и Vita S. Ottonis, стр. 680.
(156)^ См. выше, стр. 15. Докторъ Антонъ толкуетъ, что имя гусли происходитъ отъ гуся! См. его Erste Linien стр. 142—146. Между Славянскими древностями нашли изображеніе воина, играющаго на волынкѣ (си. Маш. Gottesdienstl. Alterthümer der Obotriten).
(157)^ Memor. popul. II, 61. Прокопій называетъ сіи пѣсни Аварскими единственно для того, что Греки считали Аваровъ и Славянъ какъ бы за одинъ народъ. См. еще Гебгарди въ Gesch. der Slav. Т. I, стр. 6.
(158)^ Д. Антона Versuch &c. стр. 33 и 143, Гебгарди Gesch. der Slav. Т. I, стр. 7, и Vita S. Ottonis (см. ниже).
(159)^ Я выписалъ сіи древнія Русскія имена изъ харатейнаго Евангелія 1144 года (см. ниже, примѣч. 529): они употреблялись всѣми племенами Славянскими, съ некоторою разностію по климатамъ. Вотъ Малороссійскія и Польскія для сравненія:
| Малорос. | Польск. | |
| Генварь… | Сѣчень… | Styczeń. |
| Февраль… | Лютый… | Luty. |
| Мартъ… | Березозоль… | Marzec. |
| Апрѣль… | Цвѣтень… | Kwiecień. |
| Май… | Травень… | May. |
| Іюнь… | Червецъ… | Czerwiec. |
| Іюль… | Липецъ… | Lipiec. |
| Августъ… | Серпень… | Sierpień. |
| Сентябрь… | Вресень… | Wrzesień. |
| Октябрь… | Паздерникъ… | Pazdzerńik. |
| Ноябрь… | Листопад… | Listopad. |
| Декабрь… | Студень… | Grudzień. |
Добровскій (Slovanka, стр. 71) изъясняетъ, что Просинецъ есть Beth-Monat, отъ глагола просить! Онъ не вспомнилъ о просѣ, коимъ издревле питались Славяне: это было бы вѣроятнѣе. — Сѣчень отъ сѣку: или въ смыслѣ жестокихъ морозовъ, которые еще бываютъ у насъ въ Февралѣ, или Славяне что нибудь сѣкли, рубили въ семъ мѣсяцѣ. — У насъ есть слово подзолъ отъ золы: думаю, что Славяне жгли березовую золу для щелока въ Апрѣлѣ[2]. — Г. Калайдовичь, служащій въ Москов. Архивѣ Иностран. Коллегіи, по своей благосклонности сообщилъ мнѣ слѣдующее о мѣсяцѣ Изокѣ: «Сіе имя дано ему, какъ вѣроятно, отъ пѣвчей птицы, которая, можетъ быть, появляется въ Іюнѣ: доказательство отыскано мною въ Шестодневѣ Василія Великаго, книгѣ переведенной, думаю, Іоанномъ Экзархомъ Болгарскимъ въ концѣ IX или въ началѣ X вѣка: она поднесена Князю Болгарскому Симеону, и списана въ Сербскомъ монастырѣ Преображенія на Аѳонской горѣ, въ 1263 году, при Сербскомъ Королѣ Стефанѣ Урошѣ. Сочинитель предисловія, описывая красоты весны и лѣта, говоритъ о соловьяхъ, сояхъ, иволгахъ, желняхъ, щурахъ, ласточкахъ, скворцахъ, изокахъ, такимъ образомъ: Егда же видимъ въ годы часы приступающе и дождь земли даемь и сію растущую и трѣвою (травою) покрываему и нивы, волнующесе дубравы и обрастьше горы и обродивша овоща, пустимъ на хвалу езыкъ (языкъ); рьцѣмъ съ блаженнымъ Давидомъ и съ тѣмъ въспоимъ, рекуще, яко возвеличишася дѣла Твоя, Господи; вси премудростію сътвори. Егда слышимъ пѣснивые птице, различными гласы поюще пѣсни красные: славіе же поюще, косы же и сое, влъгы и жлъны, щоры же и изоки, ластовицы же и сковраньце, и ины птице,» и проч. Теперь остается намъ узнать, какая именно птица называлась изокомъ. — Въ первомъ изданіи сей Исторіи я сказалъ, что Рюенъ какъ дождливый мѣсяцъ, могъ быть такъ названъ отъ глагола рюмить, плакать, слезить: мы обыкновенно воображаемъ Сентябрь печальнымъ и говоримъ въ пословицу: смотрѣть Сентябремъ. Но изъясненіе Г. Добровскаго, отъ глагола реву, не вѣроятнѣе ли? «Тогда, пишетъ онъ (Slovanka 72), бываютъ олени въ течкѣ, бѣгаются и ревутъ.» Въ Сентябрѣ ревутъ и другіе звѣри; ревутъ и вѣтры. Въ старомъ переводѣ одной Византійской лѣтописи, находящейся въ Императорской публичной Библіотекѣ, Авторъ, описывая царствованіе Михаила Дуки, говоритъ: «По сихъ же просѣдошася нашествія варварская, и паки дохнувша вихри отвсюду и шумы воспущаху и руянія творяху: не бяше бо корабника, на сихъ помогающего.» Руяніе близко къ Рюену. — Въ нашей древнѣйшей летописи (см. моей Исторіи Т. II, примѣч. 182): «пойдоша на колѣхъ, А по грудну пути: бѣ бо мѣсяцъ Груденъ» (слѣдственно въ Россіи употреблялись сіи древнія названія мѣсяцевъ). Союзъ А означаетъ всегда какую-то противность, или чрезвычайность; не льзя сказать: «ѣхали на колесахъ, а по землѣ;» но можно: «ѣхали на колесахъ, а по снѣгу.» Вѣроятно, что груднымъ назывался первый зимній путь, еще малоснѣжный, шероховатый, бойкій: ибо въ лѣтописи XVI вѣка (см. Т. VIII, примѣч. 504) сказано: «а зима была гола, и ходъ конемъ былъ нужно грудовато.» Не Южные, но Сѣверные Славяне могли такъ именовать мѣсяцы. Богемцы называли Груднемъ Генварь, а послѣ Февраль (см. Slovanka 72).
Изъ Прибавл. въ концѣ VIII т. изд. 1819 года: Слѣдующее толкованіе имени Рюена, или Сентября, кажется мнѣ вѣроятнѣйшимъ. Сербы называюсь Руемъ или Рюемъ желтое деревцо (желтникъ, Phus cotinus, Perucken-Baum, Gelb-Holz, по Волошски дацикъ), употребляемое въ краску. Они и все желтое — на примѣръ вино — называютъ руино и руевно (см. Сербскій Словарь Вука Стефановича). Славяне дали Сентябрю имя желтаго (Рюена) отъ желтѣющихъ тогда древесныхъ листьевъ. (Октябрь назывался у нихъ Листопадомъ).
Изъ Прибавл. въ концѣ IX т. изд. 1821 года: Г. Калайдовичь пишетъ ко мнѣ слѣдующее: «Экзархъ Болгарскій въ своемъ предисловіи Шестоднева ставитъ изока въ числѣ птицъ; но въ переводѣ сихъ бесѣдъ Василія Великаго (стр. 240) говоритъ: не точью бо изоци въ дождѣ се раждаютъ; въ подлинникѣ же здѣсь: οὐ γάρ μόνον τέττιγας έν ἑπομβριαις ἀνίησιν: слѣдственно изокъ не птица, а кузнечикъ или кобылка, cicada. Такъ и переводитъ сіе мѣсто Епифаній Славинецкій: не бо точію сверщы въ надожденіихъ выходятъ. Сверщъ, какъ изъясняется въ Кіевскомъ Лексиконѣ Славенорос. 1627 года, есть коникъ, скачокъ, сверщокъ. Въ другомъ мѣстѣ Шестоднева по Епифаніеву переводу: кій образъ пѣснопѣнія сверща? Въ подлинникѣ опять имя τέττιξ. Не удивительно, что Экзархъ Болгарскій включилъ своего изока въ статью птицъ, слѣдуя Василію Великому, который въ девятой бесѣдѣ также относитъ летающихъ насѣкомыхъ къ роду пернатыхъ. И въ Премудрости Іисуса Сираха (гл. II, ст. 3) сказано: мала есть въ пернатыхъ пчела. Древніе думали, что кузнечики издаютъ голосъ или поютъ: извѣстно, что сіи насѣкомыя производятъ звукъ частымъ движеніемъ своихъ крыльевъ, являясь во множествѣ послѣ сильныхъ дождей, въ красные дни, и болѣе въ Іюнѣ мѣсяцѣ, названномъ ихъ именемъ, т. е. Изокомъ.»
(160)^ Memor. popul. II, 28. Маврикій говоритъ: neminem ferant imperantem.
(161)^ Вотъ причина великаго къ нимъ уваженія во времена глубокой древности, когда письмо и типографіи были неизвѣстны! Нынѣ учатся изъ книгъ; а прежде учились только у старцевъ: они давали совѣты, и лучше другихъ могли удовлетворять самому любопытству.
(162)^ Византійскіе Лѣтописцы говорятъ, что Баянъ въ концѣ VI вѣка опустошалъ и жегъ селенія Дунайскихъ Славянъ (Memor. popul. II, 48).
(163)^ Шурцфлейшъ de rebus Slavicis 468.
(164)^ См. выше, стр. 15, и Гебгарди Gesch. der Slav. I, 49.
(165)^ Гельмольдъ въ Chron. Slavor. (кн. I, гл. 16) пишетъ, что Мекленбургскій Князь Мистивой, въ 1013 году оскорбленный Саксонскимъ Герцогомъ, собралъ въ Ретрѣ старѣйшинъ изъ всѣхъ областей Славянскихъ, и требовалъ отъ нихъ мести. См. Chron. Дитмара Мерзебургскаго (писавшего въ самомъ началѣ XI вѣка) кн. VI, Маша Über die gottesdienstl. Alterthüm. der Obotrit. и Тунмана разсужденіе о семъ предметѣ.
(166)^ Козма Прагскій, кн. I, стр. 1972, въ изд. Менкен.
(167)^ Паганъ, Владѣтель Болгарскій, приходилъ къ Императору съ своими Бойлядами (Μετά τῶν Βοιλαδῶν αὐτοῦ): симъ именемъ означались безъ сомнѣнія Бояре. Никифоръ Патріархъ толкуетъ, что оно знаменовало Вельможу или начальника (Memor. popul. II, 525). — Въ древнѣйшихъ спискахъ Нестора вездѣ стоитъ Бояре; но въ Сборникѣ, не давно найденномъ въ Воскресенскомъ монастырѣ и писанномъ въ 1073 году для В. К. Святослава (см. Т. II, примѣч. 132) два раза встрѣчается имя Боляръ: такъ писали у насъ и въ новѣйшія времена, производя его отъ слова большой, болѣе (но не отъ глагола болѣть, какъ нѣкоторые толкуютъ). — О Воеводѣ см. Гебгарди Gesch. der Slav. I, 52. Нѣмецкое слово Герцогъ и Латинское Dux имѣютъ тотъ же смыслъ и то же происхожденіе. — Польскій Воевода былъ предводителемъ Дворянъ на войнѣ, а въ мирное время начальствовалъ въ ихъ собраніяхъ и въ судахъ. Воеводы Россійскіе имѣли также воинскую и судебную власть.
(168)^ Vita S Ottonis. См. также Гебгарди въ Gesch. der Slav. Т. I, стр. 52. Добровскій (Slovanka 219) производитъ Князя отъ слова конъ, въ смыслѣ начала, какъ у Грековъ Ἄρχων произошелъ отъ ἀρχή. — Въ Лаузицѣ изъ учтивости называютъ всякаго Княземъ, т. е. господиномъ, хозяйку Княгинею, а Священника Княземъ духовнымъ (см. Шлецер. Ruſſische Annalen Ч. VI, стр. 174).
(169)^ Memor. popul. Т. II, стр. 395, — Гебгарди Gesch. der Slav. Т. I, стр. 52, и Добнеръ ad Hagecium Т. II, стр. 56. Поляки говорятъ: Панъ Богъ, такъ же, какъ мы говоримъ Господь-Богъ. Нашъ Панъ есть Христосъ.
(170)^ Memor. popul. Т. II, стр. 89 и 395. Константинъ говоритъ всегда Жупаны-старѣйшины, οἱ γέροντες, senes. Іоаннъ Луцій пишетъ, что сіе имя происходитъ отъ древняго слова Zupa, которое означало народъ или населенную страну: Zupania a Zupa deducitur, quod populum vel regionem aliquam populatam significat (см. его de regno Dalm. et Croat. кн. I, гл. 13, стр. 78). Гелазій Добнеръ не вѣритъ его толкованію: nam meo quidem judicio contrarium prorsus senliendum est, Zupasque seu Zupanias à Zupanis nomen suum traxisse, nam qua radice Slavica id oriatur, ut Zupa habitatam terram significet, nuspiam reperio (въ примѣч. на Гагск. лѣтопись, Ч. II). Но въ Уставѣ Стефана, Царя Сербскаго, сочиненномъ въ 1249[3] году, дѣйствительно употреблено слово Жупа въ смыслѣ жительства или селенія. Въ статьѣ 54, о смертоубійствѣ, сказано такъ: «Аще біетъ Властелинъ Серба у граду или у жупы» (см. Раичеву Исторію Славянск. народовъ, IV, 242 и 255). Собственное Добнерово изъясненіе, что Zupan есть сопанъ или товарищъ Пановъ совсѣмъ. несправедливо: ибо Славяне говорили и писали Жупанъ. Дурихъ (Bibliotheca Slavica Т. I, 125) видѣлъ одно весьма древнее Славянское Евангеліе, на которомъ подписано: азъ Жюпанъ Ханьшь Бѣгнеръ отъ Брашевъ (т. е. изъ Брасковіи, Трансильванскаго города Кронштата) написахъ сію книгу четверо-благовѣстіе. Въ нашей Кормчей Книгѣ, гл. 46, сказано: довлѣетъ бо Жупаномь часть Княжа. Симъ опровергается и мнѣніе Д. Антона, что Zupan есть Судпанъ или Панъ судящій. Греческіе и Латинскіе Историки, не имѣя въ своей азбукѣ Ж, писали Σουπανός, Zupanus. — На Польскомъ языкѣ Żupa значитъ соляную варницу, соляный анбаръ и рудокопню; Żupan полукафтанье.
(171)^ Гебгарди въ Gesch der Slav. Т. I, стр. 52—57. Въ XI вѣкѣ начальствовали въ Босніи два Жупана, а другіе слабѣйшіе Князья не смѣли такъ именоваться. Король Далматскій Мунимиръ въ 892 году пожаловалъ главныхъ своихъ придворныхъ чиновниковъ въ Жупаны. Въ XI и XII вѣкѣ самые Короли Славянскіе въ Сервіи и Далмаціи гордились именемъ Великихъ Жупановъ.
(172)^ Д. Антонъ Versuch &c. стр. 90. Другіе утверждаютъ, что слово Краль произошло отъ имени Карла Великаго (см. въ Neuern Abhandl. der Böhm. Gesellsch. der Wissenschaft. Добровск. Исторію Богемск. языка, Т. I, стр. 324). На языкѣ Арменскомъ Король есть сильный, могущественный (Bibliotheca Slavica Т. I, стр. 302).
(173)^ Гебг. Gesch. der Slav. I, 53, 54.
(174)^ Шреттер. II Abhandlung aus dem Österreichischen Staatsrechte стр. 116, и Гебгард. I, 54. Исторія сохранила намъ примѣръ еще страннѣйшаго обыкновенія въ Богеміи: Король, отправляясь къ Нѣмецкому Императору, могъ на пути своемъ жечь деревни (Добнер. Monumenta Historica Boemiæ IV, 54, и Гебгарди Gesch. der Slav. I, 54).
(175)^ Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 54.
(176)^ Гельмольд. Chron. Slav. кн. I, гл. 84, стр. 68; также Vita S. Ottonis стр. 670. Имя Прове значило правый или правъ.
(177)^ См. Саксон. Граммат. Hist. Dan. стр. 291, изд. 1644 года, и Дитм. Мерзебург. Chron. кн. VI. Обрядъ класть оружіе и золото, при заключеніи мира, къ ногамъ идоловъ, былъ соблюдаемъ Россійскими Славянами (см. въ сей Исторіи описаніе временъ Игоря I).
(178)^ Гебгарди Gesch. der Slav. Т. I, стр. 57. Сія дань называлась въ земляхъ Нѣмецкихъ Славянъ Воеводскою трагою.
(179)^ См. Нест. стр. 11, 12, и Прокопія въ Memor. popul II, 28.
(180)^ См. выше, примѣч. 167. — Увидимъ послѣ, что Древляне до самаго Святослава — вѣроятно, и гораздо прежде Рюрика — имѣли собственныхъ Князей.
(181)^ Прокопій въ Memor. popul. Т. II, стр. 28: unum enim Deum fulguris effectorem, Dominum hujus universilatis solum, agnoscunt.
(182)^ Fatum minime norunt, ne dum illi in mortales aliquam vim attribuunt (Memor. popul. Т. II, стр. 28). — Ломоносовъ (а за нимъ и Леклеръ), основываясь на понятіи Славянъ о божественности рѣкъ, думалъ, что самое имя Вышняго Существа, Бога, происходитъ отъ Буга: мысль совсѣмъ невѣроятная! Славяне покланялись Творцу и Міроправителю безъ сомнѣнія гораздо прежде, нежели рѣкамъ; и самые дикіе народы искали главныхъ боговъ своихъ на небесахъ, выше солнца и звѣздъ, а не въ водѣ и не между рыбами. — Докторъ Антонъ производитъ имя Бога отъ глагола бѣгу, воображая, что движеніе тѣлъ небесныхъ сообщило какъ Грекамъ (Θεός Богъ, ϑέω бѣгу), такъ и Славянамъ первое понятіе о вышнемъ Существѣ. Другіе утверждаютъ, что названіе Богь имѣетъ смыслъ богатаго, обогащающаго (см. Кутеинскій Лексиконъ 1653 года, стр. 245). Толкованія безполезныя и ни мало не убѣдительныя! Никто не изъяснитъ намъ, для чего древніе Славяне назвали Міроправителя Богомъ, Греки Θεός, Нѣмцы Gott, и проч. Мы знаемъ имя Его на 200 языкахъ: одно Монгольское, Бурханъ, имѣетъ нѣкоторое сходство съ Славянскимъ именемъ Бога (см. Linguarum totius orbis vocabularia comparativa, или Сравнительные словари всѣхъ языковъ, напечатанные въ С. Петербургѣ.
(183)^ Гебг. Gesch. der Wend. u. d. Slav. Т. I, стр. 23.
(184)^ Гельмольд. Chron. Slav. кн. I. гл. 84. См. также Гебгарди Gesch. der Slav. 21, 24. Славяне и всѣхъ добрыхъ боговъ именовали Бѣлыми.
(185)^ Гельм. въ Chron. кн. I, гл. 53: malum deum sua lingua Diabol sive Zcerneboch, id est nigrum deum, appellant. Имя черта, которымъ Христіанскіе Славяне назвали Діавола, произошло, думаю, отъ Чернобога. Въ Верхнемъ Лаузицѣ есть гора именуемая Чернебогъ; а въ Сервіи былъ городокъ Чернобожскій. См. Ант. Versuch, стр. 52, Маша и Тунмана von den Alterthüm. der Obotriten, 305, I Соборное Посланіе Св. Апостола Петра гл. 5, ст. 8, и Гебг. въ Gesch. der Slav. I, 23.
(186)^ Несторъ стр. 33, Д. Антонь стр. 146, и Гебг. Т. I, стр. 22.
(187)^ Гельмольдъ пишетъ Zuantevit, а Саксонь Грамматикъ Svantovitus. Нѣкоторые, считая сего идола Славянскимъ Фебомъ, думаютъ, что надобно писать Свѣтовидъ; но вѣроятнѣе, что кумиръ его назывался Святовидомъ, то есть, святымъ образомъ. См. Лудевиг. de Idolis Slavorum въ Opusc. miscell. Т. II, Сакс. Граммат. Hist. Dan. гл. XIV, стр. 320—321, Гельмольда кн. II, гл. 12, стр. 89—90, и Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 25 въ примѣчаніи[4].
(188)^ См. Русской переводъ его, стр. 66. — Св. Мученникъ Витъ жилъ во время Діоклитіаново, а Монахи Корбейскіе проповѣдывали Христіанство на островѣ Рюгенѣ въ царствованіе Императора Людовика Благочестиваго. Святовидово идолопоклонство началось бы только въ IX вѣкѣ, еслибъ сказаніе Гельмольда и Саксона было справедливо.
(189)^ Сакс. Грам. Hist Dan кн. XIV, стр. 327. Dignum numen, говоритъ онъ, cujus effigies tam deformiter à volucribus fœderetur! Тунманъ думалъ, что Рюгенскій Поревитъ былъ Перунъ нашихъ Славянъ, и что онъ же назывался какъ Святовидомъ, такъ и Ругевитомъ; но различныя изображенія сихъ идоловъ противорѣчать сему мнѣнію. См. Гебг. Т. I, стр. 27. Нѣкоторые считаютъ Поренута богомъ беременныхъ женщинъ.
(190)^ См. Маша Über die Alterthüm. der Obotriten и Потоцк. Voyage en Saxe. На мѣдной бляхѣ, хранящейся вмѣстѣ съ другими Славянскими древностями въ Шпонгольцскомъ Кабинетѣ, изображен Радегастъ и жертвенникъ, на которомъ лежитъ отрубленная голова: Г. Машъ считаетъ ее головою Мекленбургскаго Епископа Іоанна, принесеннаго въ жертву Радегасту. — Адамъ и Гельмольдъ пишутъ: simulacrum ejus auro, lectus ostro paratus. Первый о храмѣ Упсальскомъ: totum auro paratum (De situ Damæ, стр. 143).
(191)^ Въ городѣ Саксенъ-Лауенбургскаго Герцогства, которое составляло нѣкогда землю Славянскихъ Полабовъ. См. Гельмольда гл. 53, Маша Alterthüm. der Obotriten, Тунмана стр. 274, и Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 25.
(192)^ Въ странахъ Бальтійскихъ, около Вислы и горъ Карпатскихъ: см. Тунмана Über die Alterthüm. der Obotriten, стр. 273—274, и Гебг. Gesch. der Slav. T. I, стр. 26.
(193)^ См. въ Хроникѣ Матв. Стриковскаго о богахъ Латышскихъ, и Маша Über die Alterthüm. der Obotriten.
(194)^ См. Маша Alterthüm. der Obotriten и Гебг. Gesch. der Slav. T. I, стр. 26.
(195)^ Vita S. Ottonis, стр. 479, 495, 502 — и Гебг. Gesch. der Slav. T. I, стр. 27.
(196)^ Въ нынѣшнемъ Герцогствѣ Голштейнскомъ. См. Гельмольда гл. 84.
(197)^ Потоцк. Voyage en Saxe, стр. 85, фигур. 12. Въ противность тому Гельмольдъ пишетъ (кн. I, гл. 84), что сей богъ никакъ не изображался у Славянъ.
(198)^ См. Маша Alterthüm. der Obotriten, Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 28, и Тунмана стр. 316.
(199)^ См. Chron. Дитмара Мерзебургскаго, стр. 417. Я не говорю о Кродѣ, Флинцѣ и другихъ мнимыхъ богахъ Славянскихъ, о которыхъ не находимъ извѣстія въ достовѣрныхъ Историкахъ.
(200)^ Живутъ въ Далмаціи. Земля къ южной части залива Венеціянскаго, между Истріею и Далмаціею, называется собственно Морлахіею. См. Д. Антона Erste Linien etc. стр. 50.
(201)^ Кадлубека, Длугоша, Кромера, Стриковскаго, Гваньини. Сходство между Греческимъ или Римскимъ и Славянскимъ баснословіемъ весьма замѣтно. Стриковскій упоминаетъ о матери Кастора и Поллукса, Греческой Ледѣ. Нѣкоторые Писатели Россійскіе, вообразивъ, что она есть Славянская Венера, догадкою обратили Леля въ Купидона, а Полеля въ Гименея.
(202)^ Несторъ стр. 70. Славянскій глаголъ перу значитъ не только пру, но и бью, ударяю; валекъ, которымъ въ мытьѣ колотятъ бѣлье, для того назывался въ старину пряльникомъ: слѣдственно имя Перуна означало бога разящаго. Въ новѣйшія времена стали называть Перуномъ молнію. Стриковскій, Гваньини и Сочинитель Синопсиса говорятъ, что Кіевскій Перунъ стоялъ на желѣзныхъ ногахъ, въ рукѣ держалъ камень, на подобіе молніи украшенный рубинами и карбункулами; что одежда Перунова была искусно вырѣзана изъ дерева; что дубовый костеръ вѣчно пылалъ предъ идоломъ, и если жрецы отъ нерадѣнія давали огню угаснуть, то наказывались смертію какъ преступники и враги бога. Не находя сихъ подробностей въ Несторѣ, сомнѣваемся включить ихъ въ Исторію; но можемъ вѣрить Стриковскому, что древніе Латыши посвящали неугасимый огонь своему идолу Перкуну, который знаменовалъ одно съ Перуномъ Славянскимъ. Въ Далмаціи есть лѣсъ именуемый Puun Dabrave. Можно заключить, что и Славяне Иллирическіе обожали Перуна (см. Д. Антона Versuch) стр. 49).
Изъ прибавленій въ концѣ VIII тома изд. 1819 года: У Индѣйцевъ въ Генварѣ мѣсяцѣ бываетъ праздникъ, называемый Перунъ-Понголь, или Великій Понголь. Въ сей день они варятъ пшено съ молокомъ, и смотря, какъ оно кипитъ, гадаютъ будущее. Понголь значитъ собственно кипитъ. См. Voyage aux Indes orientales et à la Chine, par Sonnerat, Т. I, p. 240. И такъ имя Перунъ не есть ли древнее Индѣйское? Славяне могли назвать имъ Бога въ смыслѣ Великаго.
(203)^ Такъ они названы въ древнѣйшихъ спискахъ Нестора, въ Пушкин. и Троицк. Стрибогъ, кажется, былъ Славянскимъ Эоломъ. Въ древнемъ Словѣ о полку Игоревѣ сказано: се вѣтри, Стрибожи внуци, вѣютъ съ моря, стрѣлами на полкы Игоревы. Народъ Русскій признаетъ Св. Власія покровителемъ стадъ: не для того ли, что его имя сходно съ Волосовымъ?
(204)^ См. также Минею 15 Іюля, въ житіи Владиміра, и въ рукописномъ такъ называемомъ Новогород. Лѣтописцѣ по 1717 годъ (хранящемся въ Архивѣ Иностранной Коллегіи) главу о идолѣхъ.
(205)^ См. Стриковскаго въ описаніи Литовскихъ идоловъ. Имя сего бога напоминаетъ слова ладъ и ладить: въ старинныхъ Русскихъ пѣсняхъ ладо значитъ мужа; на примѣръ: у меня ладо змѣя скоропѣя, и проч. Въ Словѣ о полку Игоревѣ Ярославна называетъ супруга ладою, стр. 38 и 39.
(206)^ Онъ пишетъ: Греки; но Бангертъ и Гарткнохъ доказали, что Адамъ называетъ такъ Русскихъ (см. въ Коммент. нашей Академіи Баерову Geograph. Russ, ex Script. Sept. Т. X, стр. 371, или Шлец. Nord. Gesch. стр. 495).
(207)^ См. Кантемирово описаніе Молдавіи и Сульцер. Исторію Дакіи, Т. II, стр. 322.
(208)^ См. Синопсисъ и Ломоносова Рос. Исторію. Въ первомъ сказано, что играющіе воспѣваютъ имя Купала; но мы не знаемъ ни одной старинной пѣсни, гдѣ бы оно упоминалось. Сочинитель бралъ свои извѣстія изъ Польскихъ Историковъ, и говоря о богахъ Хорсѣ, Мокошѣ, Симарглѣ, ссылается, вмѣсто Нестора, на Стриковскаго; согласно съ нимъ осуждаетъ также качели, древнюю забаву Славянскую, называя ихъ Діавольскою сѣтію: но забавы язычниковъ не всѣ принадлежали къ ихъ Вѣрѣ. См. еще нашей Исторіи Т. VII, въ описаніи временъ Василія Іоанновича, при концѣ; также Путешеств. Академика Лепехина Ч. IV, стр. 410, и Раичеву Исторію Славянскихъ народовъ, кн. I, гл. 21, стр. 172.
(209)^ Чему я самъ нѣсколько разъ бывалъ свидѣтелемъ. Пѣсня, которую поютъ въ такомъ случаѣ, напечатана въ Абевегѣ Русскихъ суевѣрій стр. 224. — Наши святошныя игрища не имѣютъ связи ни съ Римскимъ праздникомъ Януса, въ первой день Генваря (когда чиновники Республики, въ новой одеждѣ ходили жертвовать въ храмъ Юпитеровъ), ни съ Италіянскимъ Карнаваломъ, который отъ 7 Генваря продолжается до самаго Великаго поста[5].
(210)^ Недѣля отъ седмицы Свв. Отецъ до Троицына дня называлась у насъ въ старину Русалною (см. сей Исторіи Т. III, примѣч. 10). Авторъ Синопсиса, ссылаясь только на Кромера и Гваньини, въ числѣ Русскихъ боговъ называетъ еще Посвиста или Похвиста, бога ведра и ненастья. Въ Русскихъ новѣйшихъ сочиненіяхъ о древнемъ идолопоклонствѣ нашихъ предковъ говорится о Чурѣ, Славянскомъ Терминѣ, богинѣ Ладѣ или Венерѣ, Лелѣ и Полелѣ, или Купидонѣ и Гименеѣ, Дидѣ или Антеросѣ, Царѣ морскомъ или Нептунѣ, Зимстерлѣ или Флорѣ, и проч.; но догадки и выдумки не принадлежатъ къ Исторіи. Нѣкоторые обратили бога Лада въ богиню, а припѣвъ дидисъ, т. е. великій (см. выше) въ Купидона Дида или въ Антероса. Чуромъ именовался въ старину рубежъ; но чтобы Славяне обожали въ немъ Термина, о томъ не имѣемъ никакого историческаго свѣдѣнія. О Лелѣ и Полелѣ упоминаетъ Стриковскій и Гваньини, сравнивая ихъ (см. выше) съ Касторомъ и Поллуксомъ, дѣтьми Греческой Леды, а не съ Купидономъ и Гименеемъ. Самъ Авторъ Синопсиса не причисляетъ ихъ къ Русскимъ богамъ. Хотя Стриковскій, основываясь на Длугошѣ, и говоритъ, что не только въ Литвѣ, но и въ Россіи народъ величаетъ Леду, мать Кастора и Поллукса, въ припѣвѣ Ладо, Ладо; но сіе имя, по его же извѣстію (см. выше), означало бога Лада. Развѣ изъ одного народнаго припѣва лёли, люли, заключимъ, что наши предки боготворили Леля? — Зимстерла вышла, догадкою или ошибкою, изъ Семаргла, о которомъ пишетъ Несторъ. Мавро-Урбинъ, знавъ о Славянскомъ идолослуженіи единственно то, что говорятъ Польскіе Историки, называетъ сію мнимую богиню Зимцерлою. — Царь морскій, чуда морскія, Баба-Яга, Волоты или Великаны, Полканъ или Кентавръ, вымышлены Русскими сказочниками, и не относятся къ древней Славянской Вѣрѣ.
(211)^ Главные идолы были такой величины, что нѣсколько воловъ не могли сдвинуть ихъ съ мѣста (Vita S. Ottonis и Тунм. Über die Alterthüm. der Obotriten. стр. 293.) Но между огромными кумирами въ храмѣ Ретрскомъ стояли и маленькіе, литые, на тронахъ или круглыхъ подножіяхъ, и каждый имѣлъ свои особенныя жертвенныя орудія. См. Маша и Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 29.
(212)^ Козма Прагскій въ Менкен. изданіи Т. I, стр. 2074, и Vita S. Ottonis, 680. Въ послѣдней сказано: Erat præterea ibi (въ Штетинѣ) quereus ingens et frondosa, et fons subter eam amœnissimus, quam plebs simplex numinis alicujus inhabitatione sacram æstimans, magna veneratione colebat.
(213)^ См. Chron. Дитм. к. VI.
(214)^ Въ рукописномъ житіи Муромскаго благовѣрнаго Князя Константина Святославича, которое хранится въ библіотекѣ Графа А. И. Мусина-Пушкина, и въ которомъ многія мѣста отмѣчены рукою Екатерины Великой, именно сказано, что наши язычники приносили жертвы (требы кладуще) озерамъ и рѣкамъ. Впрочемъ сіе Житіе, равно какъ и печатное (см. Прологъ, Маія 21) писано не ранѣе XVI вѣка (см. сей Исторіи Т. III, примѣч. 153). Далѣе въ Житіи Константина говорится о Русскихъ язычникахъ: «очныя ради немощи (въ кладезяхъ) умывающеся, и сребреницы въ ня повергающе.» И нынѣ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Россіи поселяне дѣлаютъ то же (что я видѣлъ собственными глазами). См. еще Синопсисъ, Рос. Исторію Ломоносова и Раича, который описываетъ такія же обыкновенія у Сербовъ.
(215)^ Гельм. въ Chron. Slav. кн. I, гл. 84, и Vita S. Ottonis. Сочинитель именуетъ сіе дерево hastam Julii Cæsaris, копьемъ Юлія Цесаря.
(216)^ Въ рукописномъ Житіи Муром. Князя Константина: «дуплинамъ древянымъ вѣтви убрусцемъ обвѣшивающе, и симъ покланяющеся, » и проч.
(217)^ Memor. popul. Т. II, стр. 984. Сей островъ Св. Григорія долженъ быть Хортица.
(218)^ Гебг. Gesch. der. Slav. Т. I, стр. 30.
(219)^ Сакс. Грам. Hist. Dan. стр. 322, Машъ Über die Alterthüm. der Obotriten, и Chron. Дитм. Мерзебург. стр. 415.
(220)^ См. изображеніе сихъ требищъ въ Бекман. Histor. Beschreibung der Mark Brandenburg, Ч. II, стр. 347; см. также Гебгарди Gesch. der Wend. I, 31.
(221)^ Подобныя существуютъ донынѣ въ Англіи, Ирландіи, Вестфаліи, Брауншвейгѣ (см. Маллет. Исторію Даніи Т. I, гл. XII). Историки признаютъ сіи монументы Славянскими въ Мекленбургѣ и въ другихъ мѣстахъ, гдѣ обитали Венды.
(222)^ Vita S. Ottonis, стр. 680.
(223)^ Сакс. Грам. Hist. Dan. кн. XIV, стр. 319.
(224)^ Сей храмъ былъ основанъ на столпахъ, которые имѣли образъ звѣрнныхъ роговъ: такъ по крайней мѣрѣ изъясняетъ сіе мѣсто Нѣмецкій переводчикъ Дитмаровой Хроники, Г. Урзинусъ, стр. 328. — См. Гельм. Chron. кн. I, гл. 53.
(225)^ Только въ Патерикѣ Кіевскомъ, въ житіи Исаіи Чудотворца, сказано, что сей Угодникъ разорялъ капища въ Ростовской области.
(226)^ Гебг. Gesch. d. Wend. Т. I, стр. 34—36, Сакс. Грам. Hist. Dan. 320—321, и Гельм. Chron. Slav. кн. I, гл. 53.
(227)^ Несторъ, стр. 71, и Гельм. Chr. Slav. гл. 23.
(228)^ Сакс. Грам. кн. XIV, стр. 320—321, Vita S. Ottonis, стр. 681, и Дитм. Мерзебург. Chron. кн. VI.
(229)^ Сакс. Грам. кн. XIV, стр. 320.
(230)^ Гебг. Gesch. d. Slav. Т. I, стр. 36. Извѣстно, что Русскіе земледѣльцы въ день Св. Флора и Лавра приводятъ лошадей своихъ къ церкви: сіе обыкновеніе не происходитъ ли отъ древняго язычества?
(231)^ Гельм. въ Chron. Slav. гл. 84.
(232)^ Д. Антон. стр. 71, и Гебг. Т. I, стр. 36. Наши Родительскія Субботы напоминаютъ сей древній обычай Славянъ. Въ Богеміи поютъ тогда:
Giz nesem smrt ze wsy, |
To есть: «уже несемъ смерть изъ веси, а новое лѣто въ весь. Здравствуй, любезная весна и зелень!» — Длугошъ несправедливо мыслилъ, что сіе торжество означаетъ уничтоженіе идолопоклонства и введеніе Христіанской Вѣры въ земляхъ Славянскихъ.
(233)^ Козма Прагск. кн. III, подъ годомъ 1093, и Дитм. Chron. кн. I Slavi, говоритъ послѣдній, qui cum morte temporali omnia putant finiri.
(234)^ Д. Антонъ и Гебг. Т. I, стр. 36. Въ урны клали разныя вещи, которыя принадлежали умершему: ножницы, Римскія монеты, дѣтскія игрушки, маленькіе кумиры.
(235)^ Mem. popul. II, 61. Страва значитъ на Польскомъ языкѣ кушанье, пищу. Отъ сего древняго Славянскаго имени происходитъ глаголъ Русскій травить.
(236)^ Тризна есть подвигъ, tournoi. — См. Нестор. стр. 12. Въ лѣтописи его упоминается о могилѣ Аскольда, Дира, Олега въ Кіевѣ; также о высокой могилѣ Игоря и внука его, Олега, въ землѣ Древлянской. — Въ Житіи Муромскаго Кн. Константина: «кони закалающе, и по мертвыхъ ременныя плетенія древолазная съ ними въ землю погребающе, и битвы и кроеніе и лицъ настреканія и дранія творяще.» Кроеніе значитъ здѣсь изрѣзаніе лица ножемъ въ знакъ печали. Такъ сказано въ III Моисеевой книгѣ, гл. 19, ст. 28: «кроенія не сотворите на тѣлѣ вашемъ о души.»
(237)^ Vita S. Columbani, въ Ассем. Kalend. Eccl. Univ. II, 21, и Гебг. Gesch. d. Slav. I, 13. — Гельмольдъ, кн. I, гл. VI, пишетъ о Славянахъ: nec est aliqua barbaries sub cœlo, quæ Christocolas ac Sacerdotes magis exhorreat. — Германскіе Венды со временъ Карла Великаго нѣсколько разъ принимали Христіанскую Вѣру, но только неволею, и снова обращались къ идолопоклонству, которое совершенно истребилось между ими только въ XIII вѣкѣ. Болгары, Чехи и Моравы крестились около половины IX вѣка (см. Мозгеймову Церковную Исторію); а Славяне Иллирическіе при Императорѣ Василіи Македонскомъ, который началъ царствовать въ 867 году (см. Константина Багрянороднаго de adm. imp. гл. IX, и Мозг. Церк. Исторію).
(238)^ Прокопій называетъ его варварскимъ: lingua barbara (Memor. popul. Т. II, стр. 29).
(239)^ См. ниже, о грамотѣ Славянъ.
(240)^ Въ чемъ всякой, развернувъ лексиконы языка нашего, Польскаго, Богемскаго, Иллирическаго, можетъ легко увѣриться. — Кромѣ общаго, мы имѣемъ нѣсколько особенныхъ нарѣчій: Украинское, Суздальское, Новогородское. Въ Суздальскомъ много чуждыхъ, неизвѣстныхъ словъ; на примѣръ, Богъ называется Стодъ, отецъ Хрутинъ, сестра Миндра, жена Эльтона, дѣва Шиктора (см. Сравнительные Словари всѣхъ языковъ, напечатан. въ С. Петербургѣ 1787).
(241)^ См. Гаттерера Einleitung in die Synchr. Universalhistorie, стр. 127.
(242)^ De orig. Slav. стр. 108. — Добров. Litterarisch. Magazin von Böhmen. — Поповича, Австрійскаго ученаго Славянина, Untersuchungen vom Meere, — Гаттерера Synchr. Universalhist. и Сравнительн. Словари. — Въ раздѣленіи Славянскихъ нарѣчій слѣдую ученому Богемцу Добровскому (см. Abhandlungen der Böhm. Gesellsch., годъ 1791, стр. 313—314), который могъ судить о томъ лучше Гаттерера, Шлецера, Ридигера, и проч. «Ежели отмѣны въ двухъ или трехъ нарѣчіяхъ (говоритъ онъ) могутъ быть подведены подъ общія правила одной Грамматики, то ихъ не должно считать разными нарѣчіями, хотя нѣкоторыя слова иначе произносятся, и нѣкоторыя имѣютъ смыслъ особенный. Но ежели два нарѣчія существенно несогласны въ Грамматикѣ, тогда признаю ихъ разными.»
(243)^ См. Untersuch. vom Meere. Болгарскимъ нарѣчіемъ говорятъ въ Турецкой Болгаріи и въ Расціи, т. е. Восточной Сервіи или древней Дарданіи, названной такъ отъ рѣки Раски; а Славонскимъ въ Славоніи.
(244)^ См. Гаттерер. Universalhist. Послѣдній человѣкъ, который говорилъ по-Славянски на островѣ Рюгенѣ, умеръ въ 1404 году (см. Untersuchungen der v. d. Königl. Academie zu Berlin auf d. J. 1752 aufgegebene historisch. Fragen, стр. 30). Нѣмцы, покоривъ Славянъ въ Германіи, старались истребить языкъ ихъ.
(245)^ См. Лаузицкія Provinzialblätter стр. 101. Замѣтимъ, что есть сходство даже между Индѣйскимъ Санскритскимъ и нашимъ языкомъ; на примѣръ: эторонъ, второй; піете, піетъ; тону, тонкій; мри, умри; сото, сто; чотуръ, четыре; тритіё, третіе; томо, темно; моду, медъ. Въ Индѣйскомъ языкѣ имена существительныя оканчиваются на твонъ, въ Славянскомъ на тво; на примѣръ: богатство, безумство, и проч. (см. Шлегеля Über die Sprache und Weisheit der Indier, стр. 11 и далѣе). Самое измѣненіе дѣйствительныхъ глаголовъ Латинскихъ, Нѣмецкихъ и Славянскихъ бываетъ по одному закону. Въ изъявительномъ наклоненіи настоящаго времени, множественнаго числа, перваго лица, главная буква въ Латинскомъ и Славянскомъ М: любимъ, читаемъ, amamus, legimus. Окончаніе единственнаго числа, въ третьемъ лицѣ, то же на всѣхъ трехъ языкахъ: любитъ, amat, liebet; во множественномъ числѣ одно на Латинскомъ и Славянскомъ: accipiunt, legunt, принимаютъ, читаютъ. Во второмъ лицѣ отличительная буква есть также одна; docetis, учите, lehret; а въ повелительномъ наклоненіи еще болѣе сходства: любите, учите, amate, docete (такъ и въ Греческомъ).
(246)^ Въ именахъ существительныхъ: Матерь, μήτηρ, mater, Mutter. — Πατήρ, Vater, pater, по-Малороссійски батько, у Славянъ Иллирическихъ Bascta, въ Русскомъ языкѣ уменьшительное батюшка; слово отецъ есть древнее Кельтское Атъ, также сходное съ pater: см. Dictionnaire Celtique par Ballet. Сей Ученый назвалъ Кельтскимъ языкъ Гальскій, Кимрскій и Басконскій (le Basque), которыхъ однакожь нельзя считать однимъ языкомъ: см. Шлецер. Nord Gesch. 340. — Братъ, Bruder, frater. Граждане одного цеха назывались въ Аѳинахъ Φράτορες, а собратства ихъ Φρατρίαι. — Сестра, soror, Schwester. — Свекоръ, свекровь, socer, socrus, Schwiegervater, Schwiegermutter. — Сынъ, Sohn. — Дочь по-Тевтонски Дотеръ: отъ чего произошло Нѣмецкое Tochter. — Деверь, δαήρ. — Люди, Leute, λαός. — Мужъ, Mann, mas (мужескій). — Вдова, vidua, Wittwe. — Жена, γυνή. — Пастырь, pastor, βοτήρ. — Око, oculus, Аuge. — Брада, Bart, barba. — Пята, πτέρνα. — Волосъ, pilus. — Брови, Аugenbraunen, по-Англійски brow. — Сердце, Herz, κη̃ρ, καρδία, cor. — Уста, στόμα. — Спина, spina (крестецъ: supinus, навзничь, на спинѣ лежащій). — Кость, οστέον, costa (ребро), Knochen. — Ребро, Ribbe. — Ноготь, Nagel. — Слюна, saliva. — Кровь, cruor. — Солнце, sol, Sonne. — Огнь, ignis (πυ̃ρ и Feuer, по Англо-Саксонски, Шведски и Датски Fyr, имѣютъ одно происхожденіе). — Пламя, flamma, Flamme, Φλόξ. — Лучь, λύκη, lux (свѣтъ), Licht. — Мѣсяцъ, μήν, mensis. — День, dies; у Грековъ δήν значитъ давно, δηναιός, давнишній. — Вечеръ, vesper, ἕσπερος. — Ночь, nox, νύξ, Nacht. — Вѣтеръ, ventus, Wind. — Тепло, tepor (Греческое ϑέρμη близко къ Нѣмецкому Warme). — Копоть, καπνός. — Вода, vadum (иногда мелкая, иногда просто вода), ὕδωρ, Wasser. — Ведро, ὑτρία, hydria. — Влага, φλέγμα. — Глыба, gleba.— Паръ, vapor. — Роса, ros, δρόσος. — Пыль, pulvis. — Поле, βω̃λος. — Долина, Thal. — Стезя, Steg. — Море, mare, Meer. — Волна, Welle.— Соль, sal, Salz, ἅλς. — Гора, ὅρος (Нѣмецкое слово Berg и Славянское верхъ есть одно). — Холмъ, culmen, κολωνός (древнее Германское слово Holm означало не только островъ, но и холмъ). — Скала по-Славянски гора каменная, а по-Латини scala, крыльцо, ибо ступени его подобны уступамъ горъ. Греческій глаголъ σκάλλω (рою, долблю) имѣетъ, кажется, близкое отношеніе къ сему имени. — Сребро, Silber. — Гость, Gast, hospes (также Латинское имя hostis означало сперва не врага, а чужестранца, слѣдственно гостя). — Бой, βοή. — Вой, βοή. — Кликъ, κλη̃σις. — Звонъ, звукъ, φωνή, sonus. — Сонъ, somnus. — Обитаніе, habitatio. — Ужинъ, cœna. — Рушеніе, ruina. — Селеніе, colonia. — Цѣль, τέλος, Ziel. — Покой, quies. — Цѣлость, salus. — Корыстью называлась прежде воинская добыча; а воинъ назывался по-Гречески κορυστής. — Домъ, δόμος, domus; дома, domi. — Дверь, θύρα, Thüre. — Сѣно, fœnum. — Ось, axis, ἄξων, Achse. — Сѣкира, securis. — Скамья, scamnum. — Труба, tuba. — Валекъ, volgiolus. — Иготь, ἵγδη. — Сито, Sieb (по-Гречески σήθο сѣю ситомъ). — Ремень, Riemen. — Иго, ζυγός, jugum, Joch. — Коробъ, corbis, Korb. — Скринъ (скринка), scrinium, Schrank. — Кадь, cadus, κάδος. — Ворота, porta. — Дельва (бочка), dolium, Tonne. — Якорь, Anker, anchora, ἄγκυρα. — Щеть, seta. — Мѣра, μέτρον, mensura, Maaß. — Бремя, βάρος. — Щитъ, Schild, scutum. — Мельница, μύλη, mola, Mühle. — Баня, Bad, βαλανει̃ον, balneum. — Весь, vicus. — Древо, δρυ̃ς, δένδρον. — Кора, cortex. — Клей, κόλλα. — Липа, Linde. — Береза, Birke, betula. — Мохъ, Moos, muscus. — Гнѣздо, nidus, Nest. — Сокъ, succus, Saft. — Жиръ, στέαρ. — Вино, vinum, Wein, οἰ̃νος. — Млеко, Milch, lac. — Яицо, Ey, ovum. — Ленъ, λίνον, linum, Lein. — Конопли, cannabis, κάνναβις, — Сѣмя, semen, Saame. — Зерно, Kern. — Мята, menta, Münze. — Шелкъ, sericum; a на Шведскомъ языкѣ silk; по-Англійски такъ же. — Волна, Wolle, lana. — Имя, ὄνομα, nomen, Name. — Воръ, φώρ, fur. — Рѣчь, ῥη̃σις, Rede. — Даръ, δω̃ρον, donum. — Работа, Arbeit, labor. — Гробъ, Grab. — Гладкость, γλαφυρότης, glabries, Glätte. — Лѣпость, lepor, lepos. — Кругъ, Kreis. — Рядъ, ordo, Reihe. — Воля, βουλή, βουλημα, voluntas, das Wollen. — Лесть, List. — Спѣхъ (поспѣхъ), σπευσις. — Знамя, σημαία. — Пеня, ποινή, pœna. — Любовь, Liebe (отъ сего происходитъ въ Латинскомъ языкѣ lubido, lubet, или libet). — Овца, ovis, ὄϊς. — Быкъ, bos, βου̃ς. — Агнецъ, agnus, ἅμνος. — Свинья, Schwein, συ̃ς, sus. — Поросенокъ, porcus. — Бобръ, Bieber, fiber. — Левъ, λέων, leo, Löwe. — Осля, asellus, Esel. — Мышь, μυ̃ς, mus, Maus. — Myxa, musca, Mücke, μυι̃α. — Гусь, Gans, anser. — Котъ, catus, Kater. — Голубь, columbus. — Ворона, κορώνη. — Чижикъ, Zeisig.
Въ именахъ числительныхъ: Единъ, unus, eins, εἱ̃ς: два, duo, δύο, zwey; три, tres, τρει̃ς, четыре, τέσσαρες, пять, πέντε; шесть, sex, sechs, ἕξ, семь, sieben, septem, ἕπτα; осмь, ὀκτω, octo, acht; десять, δέκα, decem, zehn; сто, centum; тысяча, Tausend. — Оба, ambo, ἄμφω.
Въ прилагательныхъ: Лѣвый, lævus, λαιός, link; десный, δέξιος, dexter, rechter; прежній, prior; лѣпый, lepidus; новый, novus, νέος, neu; ветхій, vetus; блеклый, welk; юный, jung, junior (юнѣйшій); правый, probus; сухій, siccus; чистый, castus; кривый, curvus; свирѣпый, severus; тонкій, tenuis, dünn; короткій, curtus, kurz; легкій, levis, leicht; нагій, nackt, nudus; сладкій, suavis, süß, γλυκύς; пѣшій, pedester, πεζός; сытъ, satur, satiatus, satt (а по-Гречески σιτία, значитъ яство, кушанье, σιτέω, насыщаю и насыщаюсь); долгій, δολικός; постный, ἄπαστος (по-Нѣмецки fasten, поститься); достойный, dignus; святый, sanctus, σεπτός; слабый, schlaff; лѣнивый, lenis; живый, vivus; мертвый, mortuus; рыжій, russus (красный), ρουσσαιος; строгій, streng; полный, plenus.
Въ мѣстоименіяхъ: мнѣ, мя, μοί, μέ, mihi, me, mich; ты, tu, du; тебѣ, тя, tibi, te, dir, dich; себѣ, ся (себя), sibi, se, sich; мой, meus, mein, ἐμός; твой, tuus, dein; его, ejus; свой, suus, sein; мы, ἡμει̃ς; нашъ, noster; вы, vos; вашъ, vester; какій, qualis; такій, τοι̃ουτος, τοι̃ος, talis.
Въ глаголахъ: есмь, εἰμί, sum; еси, ει̃ς, es; есть, ἐστί, est, ist; есмы, ἐσμέν, sumus; есте, ἐστέ, estis; суть, sunt, sind, εἰσί; яду (ѣмъ), ἕδω, edo, esse; пію, πίνω (пить, poto); гряду, gradior; сидѣть, sedere, sitzen; стою, sto, stehe; видѣть, videre, εἰδέω; даю, do, δίδωμι; строить, struere; кормлю, κορέω; сѣку, seco; вью, vieo, winde; бить, battuo; пасти, pascere; сосу, sugo, sauge; лежу, λέγω (Гомеръ употребляетъ сей глаголъ въ такомъ смыслѣ), liege; клоню, κλίνω, clino; плыву, πλέω; везу, veho; деру, δέρω; пеку, πέπτω; влеку, ἕλκω; вѣрю, ferveo; варю, wärme; вѣю, wehe; кую, cudo; прошу, rogo; отпираю, aperio; кричу, quirito, κράζω, schreie; гремѣть, βρέμω; стонать, stöhnen; мѣшать, mischen, miscere; верчу, verto; дѣлю, theile; дремлю, dormio, dormito; трепещу, τρέμω, tremo; лижу, lecke, λείχω, lingo; орю, aro, ἀρόω; глотаю, glutio; скоблю, scabo; валяю, volvo, wälze; сѣю, säe, sero; кличу, καλέω; мелю, molo, mahle; лгу, lüge; числю, zähle; могу, мочь, mögen; тру, tero; совѣтую, suadeo; усиляю, помогаю, auxilior; плету, plecto, πλέκω, flechte; шью, suo; рву, ruo; слабѣю, labo; граблю, rapio, raube.
(247)^ На примѣръ, карканье, блеяніе, кваканье, и проч.
(248)^ Это справедливо замѣтилъ Левекъ. Можно думать, что глаголъ быть въ настоящемъ времени образованъ по-Греческому и Латинскому въ новѣйшія времена. «Никто не сомнѣвается (пишетъ Шлецеръ въ Proben Ruſſ. Annal. стр. 71), чтобы Нѣмецкій, Греческій и Латинскій не были въ основаніи однимъ языкомъ — Славянскій также.» Юніусъ, Ире, доказывали великое сходство Греческаго и Готѳскаго. Поповичь говоритъ, что Греки утратили коренное значеніе многихъ древнихъ словъ, и должны искать его въ Славянскомъ языкѣ, гдѣ оно сохранилось (см. Шлецер. Nord. Gesch. стр. 325). Такъ Ире изъяснилъ нѣкоторыя Греческія слова древними Нѣмецкими.
(249)^ См. выше, стр. 12.
(250)^ Скиѳскимъ, говоритъ ученый Ире (см. его Proœmium или предисловіе въ Лексиконѣ Шведо-Готѳскомъ); но Скиѳы пришли изъ Азіи уже въ то время, когда Европа имѣла своихъ жителей (см. выше, стр. 3). Кельтскимъ, скажетъ Пеллутье, написавшій Histoire des Celtes: ибо Греческіе и Римскіе Историки признаютъ Кельтовъ самыми древнѣйшими Европейцами, предками Галловъ и Германцевъ, жившими на обѣихъ сторонахъ Рейна, на Дунаѣ, Днѣпрѣ, гдѣ они смѣшались съ народами Ѳракійскими и Скиѳами (см. Страб. Geograph. стр. 58 и 465), на берегахъ Сѣвернаго Океана, близъ горъ Рифейскихъ (см. Плутарха въ жизни Камилла), въ Италіи и въ Испаніи, такъ что Птолемей всю Европу называетъ Кельтикою. Но Шлецеръ замѣчаетъ справедливо, что сіе имя, подобно Скиѳіи, есть болѣе географическое, нежели историческое, означая у Древнихъ, по системѣ Эфоровой, западную часть свѣта со всѣми ея жителями безъ всякаго различія въ народахъ. Если бы Эѳіопы перешли изъ Африки на Рейнъ, то Эфоръ назвалъ бы ихъ Кельтами. Юлій Цесарь въ самой Галліи отличаетъ Кельтовъ отъ народовъ Аквитанскаго и Бельгскаго, имѣвшихъ языки и нравы особенные; но Греки, по своему невѣжеству, именовали Кельтами и Скиѳами народы многіе и совсѣмъ не единоплеменные.
(251)^ См. Ире proœmium, стр. XXI, XXVIII. Геродотъ (кн. II) сказываетъ, что Эллада называлась нѣкогда Пеласгіею; что древніе Аттики были Пелазги, которые жили прежде во Ѳракіи. Гекатей Милетскій по извѣстію Страбонову (кн. VI) говоритъ также, что Ѳраки населили Аттику.
(252)^ См. Шлец. Nord. Gesch. стр. 599.
(253)^ См. Réligion des Gaulois Т. I, стр. 39, и Тунман. Erklärung einer alten Preuß. Aufschrift стр. 229. — Доказано, что Готѳы еще прежде имѣли буквы; по Ульфила, переводя Евангеліе, изобрѣлъ только нѣкоторыя новыя (Ире Analecta Ulfil. Diss. I; см. также Шлец. Nord. Gesch., Маллетову Histoire de Dannemarc и Тунмана). Бетикою называлась часть Испаніи отъ рѣки Анаса на полдень до моря. Руны были извѣстны въ Германіи и въ Британніи (см. von der Schreibkunst im Norden въ Шлец. Nord. Gesch.). Фортунатусъ, Поэтъ VI вѣка, упоминаетъ объ нихъ въ стихахъ своихъ (Шлец. Nord. Gesch. стр. 611).
(254)^ См. Тунмана Erklär. einer Preuß. Aufschrift стр. 229.
(255)^ Геренов. Ideen über den Verkehr der alten Welt, Т. II, стр. 556.
(256)^ Турдетане увѣряли во время Страбоново, что они уже 6000 лѣтъ умѣютъ читать и писать. Сіи 6000 лѣтъ могутъ быть опискою (см. Шлец. Nord. Gesch. стр. 596).
(257)^ См. Тунмана Erklär. alt. Preuß. Aufsch. стр. 230—232, и Битнер. Vergleichungstafeln der Schriftarten verschiedener Völk. Tab. II.
(258)^ Тацитъ сказалъ о Германцахъ: litterarum secreta viri pariter ас feminæ ignorant. Изъ сего нѣкоторые заключили, что они въ его время не знали письма; но Римскій Историкъ говоритъ о тайныхъ любовныхъ письмахъ, хваля супружескую вѣрность и цѣломудріе Германцевъ. Лаблеттери, Тунманъ, Миллеръ и другіе такъ разумѣли слова его. Самъ же онъ пишетъ (Descr. Germaniæ), что многіе памятники между Реціею и Германіею были исписаны буквами. Жители Панноніи узнали искусство писать отъ Римлянъ.
(259)^ Плиній кн. VII, гл. 57: Utique in Græiam intulisse e Phœnice Cadmum sedecim numero, quibus Trojano bello Palamedem adjecisse quatuor, totidem post Simonidem Melicum… In Latium eas (буквы) attulerunt Pelasgi.
(260)^ См. Voigts Untersuchung über die Einführung der Buchstaben in Böhmen, въ Abhandlungen einer Privatgesellſchaft in Böhmen, Ч. I, стр. 164 и слѣд. Одинъ Лѣтописецъ Россійскій среднихъ временъ, повторяя Несторово извѣстіе о буквахъ Кирилловыхъ, прибавляетъ: «преже убо Словени не имѣяху письменъ, но начертаньми и нарѣзаньми читаху и гадаху» (см. въ Синодальн. библіотекѣ рукописн. книгу о древностяхъ Россійск. Государства, подъ No. 529, Т. I, кн. 2). То же извѣстіе найдено Г. Калайдовичемъ въ сочиненіи Монаха Храбра о писменахъ, гдѣ сказано: «прежде убо Словени не имѣху книгъ, но чрътами и рѣзами чьтѣху и гатааху, погани суще». Сіе сочиненіе внесено въ книгу (въ Синод. библіотекѣ подъ No. 85), писанную въ 1348 году для Болгарскаго Царя Александра Іеромонахомъ Лаврентіемъ Тахомъ. Александръ извѣстенъ намъ по Исторіи: онъ умеръ въ 1350 году.
(261)^ Acta Sanctorum IX Mart., Добнер. Annales Bohemorum Ч. III, Коля Introductio in hist. et rem litt. Slavorum, гл. II, и въ Несторѣ стр. 20. Византійскіе Лѣтописцы не упоминаютъ о семъ происшествіи. Несторъ описываетъ его между случаями 898 году: явная ошибка! Михаилъ убитъ въ 867 году, а Константинъ или Кириллъ и Меѳодій, какъ самъ Несторъ пишетъ, были имъ отправлены въ Моравію (а не въ городъ Раву, какъ думалъ Татищевъ). Они перевели на Славянскій языкъ Евангеліе, Апостолъ, Псалтирь и Октоихъ. — Нѣкоторые суевѣры возстали противъ сей новости, доказывая, что одни Евреи, Греки и Римляне могутъ имѣть грамоту: ибо на крестѣ Спасителя не было иныхъ надписей, кромѣ Еврейской, Еллинской и Латинской. Но Папа утвердилъ письмена Моравскія, и сказалъ, что Бога должно славить на всѣхъ языкахъ. Потомъ Константинъ отправился въ Болгарію учить Христіанству; а Меѳодій, Епископъ Панноніи, избралъ двухъ Священниковъ, искусныхъ въ языкѣ и въ письмѣ, которые въ шесть мѣсяцевъ, отъ Марта до 12 Октября, перевели съ Греческаго на Славянскій всѣ книги церковныя. — Такъ повѣствуетъ Несторъ. Въ книгѣ Житій Святыхъ, въ описаніи дѣлъ Константина и Меѳодія 15 Маія, сказано, что они прежде — (въ 858 году: см. Гаттерер. Weltgeschichte стр. 578) — обратили уже многихъ Козаровъ въ Христіанство; что Царь Михаилъ для того послалъ ихъ и въ Моравію, убѣдивъ Константина принять санъ Архіерейскій; что сей мужъ добродѣтельный еще въ Царѣградѣ изобрѣлъ азбуку Славянскую и началъ переводить Евангеліе отъ Іоанна; что Моравскій Князь, Ростиславъ, принявъ его и Меѳодія съ великою ласкою, велѣлъ отрокамъ учить новую азбуку и переведенныя книги, Часословъ и Псалтирь; что святые мужи въ четыре года утвердили всю землю Славянскую въ истинной Вѣрѣ, перевели Евангеліе, Апостолъ, Литургіаріонъ, и совершали Божественную службу на языкѣ Славянскомъ; что Епископы Западной Церкви вознегодовали по тѣмъ причинамъ, о которыхъ говоритъ Несторъ, и Папа, Николай IX, позвалъ въ Римъ Константина и Меѳодія, но самъ въ то же время умеръ; что преемникъ его, Адріанъ II, одобрилъ ихъ дѣло и предалъ анаѳемѣ хулителей новой Литургіи; что они, Константинъ и Меѳодій, служили въ Римѣ обѣдню на языкѣ Славянскомъ; что Константинъ занемогъ тамъ, принялъ на себя святую схиму, названъ Кирилломъ, вручилъ Епископство свое Меѳодію, скончался и погребенъ въ Церкви Св. Климента (слѣдственно не ѣздилъ въ Болгарію, какъ говоритъ Несторъ); а Меѳодій Епископъ жилъ долгое время въ Панноніи и перевелъ множество книгъ съ Греческаго. Ежели Константинъ и братъ его жили въ Моравіи четыре года и пріѣхали въ Римъ скоро по смерти Николая IX, то Славянская грамота изобрѣтена ими въ 863 году: ибо сей Папа умеръ въ 867. Римскіе Acta Sanctorum и всѣ иностранные Писатели согласны по крайней мѣрѣ въ главномъ съ нашего Минеею (см. Шлец. Нестора Ч. III, стр. 198—241). Папа Іоаннъ VIII въ Буллѣ своей, писанной въ 880 году къ Моравскому Князю Святополку, именно называетъ Константина изобрѣтателемъ буквъ Славянскихъ: litteræ Slavonicæ à Constantino quodam repertæ. Такое свидѣтельство всѣхъ другихъ важнѣе и достовѣрнѣе. Извѣстіе Несторово, что два Священника, избранные Меѳодіемъ, въ шесть мѣсяцевъ перевели всѣ церковныя книги, раждаетъ вопросъ: какія? всю ли Библію, то есть, Ветхій Завѣтъ (ибо Новый былъ уже переведенъ Константиномъ и Меѳодіемъ)? Это кажется невозможнымъ. Шлецеръ думаетъ, что они въ шесть мѣсяцевъ только списали новую Славянскую Библію; но Лѣтописецъ говоритъ: преложиста; да и важно ли знать время, употребленное на ея списываніе?
Я обязанъ Г. Калайдовичу слѣдующимъ любопытнымъ извѣстіемъ: «Въ Московск. Синод. Библіотекѣ (No. 66), хранится въ подлинникѣ книга Небеса, переведенная съ Греческаго языка на Славянскій Іоанномъ, Экзархомъ Болгарскимъ, въ исходѣ IX или въ началѣ X вѣка. Онъ пишетъ, что азбука Славянская изобрѣтена и Евангеліе преложено Константиномъ или Кирилломъ; что Меѳодій перевелъ всѣ уставныя книги, числомъ 60; что Монахъ Дуксъ убѣдилъ его (Экзарха) перевести книгу Небеса (сочиненную Іоанномъ Дамаскинымъ)» и проч. Ежели сія Славянская рукопись дѣйствительно писана въ исходѣ IX или въ началѣ X вѣка, то она есть древнѣйшая изъ всѣхъ извѣстныхъ.
(262)^ Буква Ш есть Еврейская ש. Фришъ считаетъ Б и Ь также Еврейскими (см. его Hist. linguæ Sclavonicæ etc. гл. I). Некоторые утверждали, что Ѫ употребляемъ въ Россіи только со временъ Митрополита Кипріана или съ XIV вѣка; но сіи господа не видали харатейнаго Евангелія Софійскаго, найденнаго въ Петербургѣ между книгами Екатерины Великой въ 1806 году и писаннаго съ юсами въ половинѣ XI вѣка (см. нашей Исторіи Т. II, примѣч. 114). Ѫ то же, что У. Даже вместо Ю писали Ѭ. Въ одной же Болгарской рукописи 1348 года, о писменахъ Славянскихъ (см. выше, примѣч. 260) сія буква употребляется вмѣсто всѣхъ гласныхъ: вмѣсто А, И, О, У, Ю и Я.
(263)^ Несторъ говоритъ: «симъ бо первая преложены книгы (т. е. Библія) въ Моравѣ, яже прозвася грамота Словенская, еже грамота есть въ Руси.»
(264)^ Нѣкоторые воображали Св. Іеронима Далматскимъ Славяниномъ (хотя Славяне вошли въ Далмацію только въ VII вѣкѣ: см. выше, стр. 21); а какъ Іеронимъ, по его словамъ, перевелъ Библію на свой народный языкъ, то думали, что ему надлежало быть и первымъ изобрѣтателемъ буквъ Славянскихъ. Несправедливость сего мнѣнія уже замѣтили Бандури, Коль, Ассемани и другіе. Іеронимъ перевелъ Библію не на Славянскій, а на Латинскій языкъ, которымъ говорили тогда въ Далмаціи. Оставляемъ Д. Антону (въ Geschichte der Germanen, стр. 378—379) доказывать, что Славяне обитали искони въ Иллиріи: ибо древніе жители ея, по извѣстію Амміана Марцеллина, дѣлали изъ ячменя питье и называли его Sabaja; нѣтъ сомнѣнія, какъ думаетъ Антонъ, что сіе имя есть Славянское, и происходитъ отъ глагола запивать!
(265)^ То есть, 1222 году (Ассем. Kalendaria Ecclesiæ Universe Т. IV, стр. 443).
(266)^ Такъ называемый Сборникъ, отданный Кн. Щербатовымъ въ библіотеку Эрмитажа, и Евангеліе Софійское (см. сей Исторіи Т. II, примѣч. 114).
(267)^ См. Шлецер. Nestor Ч. II, стр. 327, Добровскаго Abhandlungen einer Privat-Gesellschaft in Böhmen Т. V, стр. 318, и Voigts Untersuch. über die Einführ. der Buchstab. въ томъ же сочиненіи, Т. I, стр. 176. — Однакожь не всѣ Ученые такъ думали. Богемецъ Добнеръ утверждалъ, что истинная Кириллова азбука есть Глагольская, и что наша, изобрѣтенная послѣ, несправедливо названа симъ именемъ (Abhandlungen der Böhmisch. Gesellschaft der Wissenschaften, годъ 1785, стр. 101 — 139):
1) «Буквы Глагольскія, грубыя и нескладныя, имѣютъ всѣ признаки древности, и не сходны ни съ какими другими: Кирилловскія же суть не что иное, какъ Греческія, и не могли бы въ IX вѣкѣ прослыть новымъ изобрѣтеніемъ. Между ими видимъ только семь не Греческихъ буквъ, которыя взяты изъ Глагольской азбуки.» — Ученому Греку Кириллу всего естественнѣе было дать Славянамъ Греческія писмена; надлежало выдумать новыя единственно для такихъ звуковъ, которыхъ нѣтъ въ языкѣ Греческомъ. Не всѣ, но только двѣ изъ сихъ новыхъ буквъ одинаковы съ Глагольскими; на примѣръ: Ш, Щ. Не правда также, чтобы другія Глагольскія совсѣмъ не походили на Кирилловскія. Изобрѣтатель первыхъ, желая отличиться, писалъ иныя на оборотъ Е, Ⰵ, — З, Ⰸ, — P, Ⱃ; къ другимъ прибавлялъ черты (П, Ⱂ — Т, Ⱅ) и хитрилъ въ красивости (Л, Ⰾ — М, Ⰿ); буква Ф совершенно та же. Кирилловскія писмена имѣютъ образъ Греческихъ IX вѣка (см. Монфоконову Греческ. Палеографію, также примѣры въ Ephemerid. Græco-Moscis, Т. I, и въ Ламб. Commentar. de Bibliotheca Vindobonensi): доказательство, что Славяне приняли ихъ дѣйствительно во время Константина и Меѳодія, а не въ новѣйшія времена, когда образъ Греческихъ буквъ уже перемѣнился. «Но для чего же Кириллъ былъ названъ изобрѣтателемъ?» Для того, что Славяне прежде не имѣли грамоты, и что нѣкоторыя буквы въ семъ алфавитѣ дѣйствительно изобрѣтены имъ. — 2) «Римскіе Духовные въ XI вѣкѣ называли Славянскій алфавитъ Готѳскимъ» (dicebant enim gothicas literas a quodam Methodio hærelico fuisse repertas, говоритъ Ѳома Архидіаконъ Спалатрскій, въ Швандтнер. собраніи Script. rer. Hung. Т. III, стр. 552—654): «слѣдственно они разумѣли подъ симъ именемъ не Кирилловскій, а Глагольскій, дѣйствительно сходный въ кудрявости съ Готѳскими буквами.» Римскіе Духовные называли Славянскій алфавитъ Готѳскимъ единственно для того, что они считали Готѳовъ и Славянъ за одинъ народъ (см. въ Швандтнер. собраніи Script, rer. Hung. Т. II, стр. 119, слова Далматскаго Аббата Лудовика Тубера: præter Gothas, quos Slavenos nuncupant, и проч.; см. также въ Ассем. Kalend. Eccl. I, 318). — 3) «Имя Кирилловской азбуки есть новое; мнимый изобрѣтатель ея только за 50 дней до кончины своей былъ названъ Кирилломъ: спрашиваю, какъ же она прежде называлась?» Азбукою или грамотою, или Славянскою азбукою, и проч. Кирилловскою стали называть ее конечно въ новѣйшія времена, когда Славяне Далматскіе ввели у себя другую, т. е. Буквицу или Глагольскую. — 4) «Далматскіе Славяне употребляютъ Буквицу, Россіяне Кирилловскую: слѣдственно первая древнѣе, ибо Россіяне приняли Христіанство 100 лѣтъ послѣ Далматовъ, т. е. въ княженіе Владиміра.» Во-первыхъ Христіанство вошло въ Россію еще въ 867 году, по извѣстію Византійскихъ современныхъ Лѣтописцевъ (о чемъ см. ниже); во-вторыхъ, ежели другіе Славяне, на прим. Сербы, по мнѣнію Добнера оставили древнѣйшую азбуку свою, принявъ новѣйшую Кирилловскую, то и Далматскіе могли промѣнять Кириллову на Буквицу. — 5) «Пусть покажутъ намъ Кирилловское письмо девятаго столѣтія!» Отвѣчаемъ: пусть покажутъ намъ Глагольское письмо ранѣе XIII столѣтія! По крайней мѣрѣ въ X вѣкѣ существовала Кирилловская грамота: сіи буквы видимъ уже въ надписи Кіевской церкви, достроенной въ 996 году (см. ниже, примѣч. 473, и выше, примѣч. 261, въ концѣ). — 6) «Но въ предисловіи харатейной Глагольской Псалтири 1222 году какой-то Николай говоритъ, что она списана съ подлинника временъ Ѳеодора, послѣдняго Епископа Салонскаго; а какъ ученый Ассемани доказалъ, что послѣднимъ Салонскимъ Епископомъ надлежитъ считать Ѳеодора, жившаго въ концѣ IX вѣка, то слѣдуетъ, что Глагольскими буквами уже писали въ IX вѣкѣ.» Добнеръ не хотѣлъ замѣтить, что самъ Ассемани сомнѣвается въ истинѣ сего извѣстія; въ подлинникѣ (думаетъ онъ) стояло, можетъ быть, только: scriptum impensis et mandato Theodori Episcopi; а догадливый писецъ Николай прибавилъ отъ себя: ultimi Salonitani Episcopi (Ассем. Kalend. Eccl. Univ. Т. IV, стр. 445 въ примѣч.) Къ тому же сіе Евангеліе могло быть списано Николаемъ съ Кирилловскаго, а не съ Глагольскаго подлинника. — 7) «Французскіе Бенедиктинскіе Монахи въ своей Новой Системѣ Дипломатики, Ч. II, стр. 166, говорятъ о Болгарской рукописи, хранимой въ Парижской библіотекѣ подъ No. 2340 и писанной лѣтъ за 800 или 900 до нашего времени: сія же рукопись есть Глагольская.» Но ежели Французскіе Монахи ошиблись въ своемъ мнѣніи тремя стами лѣтъ? На рукописи не означено ея древности, ибо они не сказали бы тогда: за 800 или 900 лѣтъ.» Мы знаемъ также, что въ Болгаріи употребляются не Глагольскія буквы, а Кирилловскія.
Любопытные могутъ видѣть Буквицу во Франц. Энциклопедіи. Я имѣлъ въ рукахъ своихъ букварь Іеронимовскій, напечатанный въ 1753 году въ Римской Типографіи Пропаганды, и молитвенникъ изданный въ Венеціи. Первая книга, напечатанная Глагольскими буквами, есть Новый Завѣтъ, изданный въ Тибингенѣ въ 1553[6] году (см. Abhandl. einer Privat-Gesellsch. in Böhm. Т. I, стр. 176—177).
(268)^ Богемскіе Историки пишутъ (см. Добнера въ Annal. Bohemorum Ч. III, стр. 188), что Константинопольскій Патріархъ Фотій, недовольный Меѳодіемъ за его сношенія съ Римомъ, поставилъ въ Моравію инаго Епископа Агаѳона, а въ Нейтру Гораздоса; но Князья Моравскіе не хотѣли принять ихъ. Агаѳонъ былъ Греческимъ посломъ въ Германіи около 873 года, а Гораздосъ Болгарскимъ Архіепископомъ въ 880 (Гебг. Gesch. des Staats Mähren, стр. 28). Съ того времени, по достовѣрнымъ извѣстіямъ, не находимъ уже ни одного Греческаго Епископа въ Моравіи.
(269)^ См. Буллу его 968 году (въ Исторіи Козмы Прагскаго, въ Менкен. собран. Script. rer. Germ. Т. I, стр. 1994), въ коей онъ запрещаетъ употребленіе Славянскаго или Русскаго языка; и въ тѣхъ земляхъ, гдѣ изобрѣтена Кириллова азбука, не осталось даже никакихъ слѣдовъ ея. Время и Паписты истребили тамъ всѣ древнія Славянскія рукописи (см. Abhandl. der Böhm. Gesellsch. на 1785 годъ, стр. 136).
(270)^ См. выше, примѣч. 262, и Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 20.
- ↑ Добровскаго описка, вмѣсто Поревита, а не особое божество (Отмѣтка Исторіографа, на собственномъ его экземплярѣ Исторіи Гос. Рос.).
- ↑ Березозолъ — золъ для березъ: изъ нихъ тогда выпускаютъ сокъ (отмѣтка руки Исторіографа на собственномъ его экземплярѣ И. Г. Р.).
- ↑ 1349 (Поправка Исторіографа на собственномъ его экземплярѣ И. Г. Р.).
- ↑ D. (т. е. Добров.) Swatowit, der Heilige Sieger (отмѣтка руки Исторіографа на собственномъ его экземплярѣ И. Г. Р.)
- ↑ Коляда. Das Lateinische Colenda des Mittelalters, ein Geschenk zum neuen Jahre. (Отмѣтка Исторіографа на собственномъ его экземплярѣ И. Г. Р.)
- ↑ 1563 (поправка руки Исторіографа на собственномъ его экземлярѣ И. Г. Р.)