Не только в степенях гражданского образования, в обычаях и нравах, в душевных силах и способностях ума, но и в самых телесных свойствах видим такое различие между народами, что остроумнейший Писатель XVIII века, Вольтер, не хотел верить их общему происхождению от единого корня или племени. Другие, конечно справедливее и сообразнее с нашими Священными преданиями, изъясняют cиe несходство действием разных климатов и естественных, невольных привычек, которые от онаго раждаются в людях. Если два народа, обитающие под влиянием одного неба, представляют нам великое различие в своей наружности и в физических свойствах: то можем смело заключить, что они не всегда жили сопредельно. Климат умеренный, не жаркий, даже холодный, способствуя долголетию, как замечают Медики, благоприятствует и крепости состава и действию сил телесных. Обитатель южного Пояса, томимый зноем, отдыхает более, нежели трудится, — слабеет в неге и в праздности. Но житель полунощных земель любит движение, согревая им кровь свою; любит деятельность; привыкает сносить частые перемены воздуха, и терпением укрепляется. Сложение. Таковы были древние Славяне по описание современных Историков, которые согласно изображают их бодрыми, сильными, неутомимыми. Презирая непогоды, свойственные климату северному, они сносили голод и всякую нужду; питались самою грубою, сырою пищею; удивляли Греков своею быстротою; с чрезвычайною лёгкостию всходили на крутизны, спускались в расселины; смело бросались в опасные болота и в глубокие реки. Думая без сомнения, что главная красота мужа есть крепость в теле, сила в руках и легкость в движениях, Славяне мало пеклися о своей наружности: в грязи, в пыли, без всякой опрятности в одежде, являлись во многочисленном собрании людей. Греки, осуждая cию нечистоту(121), хвалят их стройность, высокий рост и мужественную приятность лица. Загарая от жарких лучей солнца, они казались смуглыми, и все без исключения были русые, подобно другим коренным Европейцам. — Cie изображение Славян и Антов основано на свидетельстве Прокопия и Маврикия, которые знали их в VI веке(122).
Храбрость. Известие Иорнанда о Венедах, без великого труда покоренных в IV веке Готфским Царем Эрманарихом, показывает, что они ещё не славились тогда воинским искусством. Послы отдаленных Славян Балтийских, ушедших из Баянова стана во Фракию, также описывали народ свой тихим и миролюбивым(123); но Славяне Дунайские, оставив свое древнее отечество на Севере, в VI веке доказали Греции, что храбрость была их природным свойством, и что она с малою опытностью торжествует над искусствоме долголетным. Несколько времени Славяне убегали сражений в открытых полях и боялись крепостей(124); но узнав, как ряды Легионов Римских могут быть разрываемы нападением быстрым и смелым, уже нигде не отказывались от битвы, и скоро научились брать места укрепленные. Греческие летописи не упоминают ни об одном главном или общем Полководце Славян: они имели Вождей только частных; сражались не стеною, не рядами сомкнутыми, но толпами рассеянными, и всегда пешиe, следуя не общему велению, не единой мысли начальника, а внушению своей особенной, личной смелости и мужества; не зная благоразумной осторожности, которая предвидит опасность и бережет людей, но бросаясь прямо в средину врагов. Чрезвычайная отважность Славян была столь известна, что Хан Аварский всегда ставил их впереди своего многочисленного войска, и сии люди неустрашимые, видя иногда измену хитрых Аваров, гибли с отчаянием. — Византийские Историки пишут, что Славян сверх их обыкновенной храбрости, имели особенное искусство биться в ущельях, скрываться в траве, изумлять неприятелей мгновенным нападением и брать их в плен. Так знаменитый Велисарий, при осаде Авксима, избрал в войске своем Славянина, чтобы схватить и представить ему одного Готфа живого. Они умели ещё долгое время таиться в реках и дышать свободно посредством сквозных тростей, выставляя конец их на поверхность воды. — Древнее оружие Славянское состояло в мечах, дротиках, стрелах намазанных ядом, и в больших, весьма тяжелых щитах(125).
Храбрость, всегда знаменитое свойство народное, может ли в людях полудиких основываться на одном славолюбии, сродном только человеку образованному? Скажем смело, что она была в миpе злодейством прежде, нежели обратилась в добродетель, которая утверждает благоденствие Государств: хищность родила её, корыстолюбие питало. Славяне, ободрённые воинскими успехами, чрез некоторое время долженствовали открыть в себе гордость народную, благородный источник дел славных: ответ Лавритаса Послу Баянову доказывает уже сию великодушную гордость(126); но что могло сначала вооружить их против Римлян? Хищность. Не желание славы, а желание добычи, которою пользовались Готфы, Гунны и другие народы: ей жертвовали Славяне своею жизнью, и никаким другим варварам не уступали в хищности. Поселяне Римские, слыша о переходе войска их за Дунай, оставляли домы и спасались бегством в Константинополь со всем имением; туда же спешили и Священники с драгоценною утварию церковною(127). Иногда, гонимые сильнейшими Легионами Империи, и не имея надежды спасти добычу, Славяне бросали её в пламя, и врагам своим оставляли на пути одни кучи пепла. Многие из них, не боясь поиска Римлян, жили на полуденных берегах Дуная в пустых замках или пещерах, грабили селения, ужасали земледельцев и путешественников(128). — Жестокость. Летописи VI века изображают самыми чёрными красками жестокость Славян в рассуждении Греков(129); но сия жестокость, свойственная впрочем народу необразованному и воинственному, была также и действием мести. Греки, озлоблённые их частыми нападениями, безжалостно терзали Славян, которые попадались им в руки, и которые сносили всякое истязание с удивительною твёрдостью, без вопля и стона; умирали в муках и не ответствовали ни слова на распросы врага о числе и замыслах войска их(130). — Таким образом Славяне свирепствовали в Империи и не щадили собственной крови для приобретения драгоценностей, им ненужных: ибо они — вместо того, чтобы пользоваться ими — обыкновенно зарывали их в землю(131).
Добродушие. Сии люди, на войне жестокие, оставляя в Греческих владениях долговременную память ужасов её, возвращались домой с одним своим природным добродушием. Современный Историк говорит, что они не знали ни лукавства, ни злости(132); хранили древнюю простоту нравов, неизвестную тогдашним Грекам; обходились с пленными дружелюбно и назначали всегда срок для их рабства, отдавая им на волю, или выкупить себя и возвратиться в отечество, или жить с ними в свободе и братстве.
Гостеприимство. Столь же единогласно хвалят летописи общее гостеприимство Славян, редкое в других землях и доныне весьма обыкновенное во всех Славянских: так следы древних обычаев сохраняются в течение многих веков, и самое отдалённое потомство наследует нравы своих предков. Всякой путешественник был для них как бы священным: встречали его с ласкою, угощали с радостью, провожали с благословением и сдавали друг другу на руки. Хозяин ответствовал народу за безопасность чужеземца, и кто не умел сберечь гостя от беды или неприятности, тому мстили соседы за сие оскорбление как за собственное(133). Славянин, выходя из дому, оставлял дверь отворённую и пищу готовую для странника. Купцы, ремесленники охотно посещали Славян, между которыми не было для них ни воров, ни разбойников(134); но бедному человеку, не имевшему способа хорошо угостить иностранца, позволялось украсть всё нужное для того у соседа богатого: важный долг гостеприимства оправдывал и самое преступление. Нельзя видеть без удивления сию кроткую добродетель — можно сказать — обожаемую людьми столь грубыми и хищными, каковы были Дунайские Славяне. Но если и добродетели и пороки народные всегда происходят от некоторых особенных обстоятельств и случаев, то не можно ли заключить, что Славяне были некогда облаготворены иностранцами; что признательность вселила в них любовь к гостеприимству, а время обратило его в обыкновение и закон священный?.. Здесь представляются мыслям нашим славные Финикияне, которые за несколько веков до Рождества Христова могли торговать с Бальтийскими Венедами, и быть их наставниками в счастливых в изобретениях ума гражданского(135).
Брачное целомудрие. Древние Писатели хвалят целомудрие не только жен, но и мужей Славянских. Требуя от невест доказательства их девственной непорочности, они считали за святую для себя обязанность быть верными супругам(136). Славянки не хотели переживать мужей, и добровольно сожигались на костре с их трупами. Вдова живая бесчестила семейство. Думаютъ, что сіе варварское обыкновеніе, истребленное только благодѣтельнымъ ученіемъ Христіанской Вѣры, введено было Славянами (равно какъ и въ Индіи) для отвращенія тайныхъ мужеубійствъ: осторожность ужасная не менѣе самаго злодѣянія, Думают, что сие варварское обыкновение, истреблённое только благодетельным учением Христианской Веры, введено было Славянами (равно как и в Индии) для отвращения тайных мужеубийств: осторожность ужасная не менее самого злодеяния, Жёны. которое предупреждалось ею! Они считали жён совершенными рабами, во всяком случае безответными; не дозволяли им ни противоречить себе, ни жаловаться; обременяли их трудами, заботами хозяйственными, и воображали, что супруга, умирая вместе с мужем, должна служить ему и на том свете. Сие рабство жён происходило, кажется, от того, что мужья обыкновенно покупали их: обычай доныне соблюдаемый в Иллирии(137). Удалённые от дел народных, Славянки ходили иногда на войну с отцами и супругами, не боясь смерти: так при осаде Константинополя в 626 году Греки нашли между убитыми Славянами многие женские трупы(138). Мать, воспитывая детей, готовила их быть воинами и непримиримыми врагами тех людей, которые оскорбили её ближних: ибо Славяне, подобно другим народам языческим, стыдились забывать обиду. Страх неумолимой мести отвращал иногда злодеяния: в случае убийства не только сам преступник, но и весь род его беспрестанно ожидал своей гибели от детей убитого, которые требовали крови за кровь(139).
Дети. Говоря о жестоких обычаях Славян языческих, скажем ещё, что всякая мать имела у них право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишком многочисленно, но обязывалась хранить жизнь сына, рождённого служить отечеству(140). Сему обыкновению не уступало в жестокости другое: право детей умерщвлять родителей, обременённых старостию и болезнями, тягостных для семейства и бесполезных согражданам(140). Так народы самые добродушные, без правил ума образованного и Веры истинной, с спокойною совестию могут ужасать Природу своими делами, и превосходить зверей в лютости! Сии дети, следуя общему примеру как закону древнему, не считали себя извергами: они, напротив того, славились почтением к родителям, и всегда пеклись об их благосостоянии(142).
Нравы Славян Российских. К описанию общего характера Славян прибавим, что Нестор особенно говорит о нравах Славян Российских. Поляне были образованнее других, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшала их жён; брак издревле считался святою обязанностью между ими; мир и целомудрие господствовали в семействах. Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с коими они жили среди лесов темных, питаясь всякою нечистотою; в распрях и ссорах убивали друг друга; не знали браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, но уводили или похищали девиц. — Северяне, Радимичи и Вятичи уподоблялись нравами Древлянам; также не ведали ни целомудрия, ни союзов брачных; но молодые люди обоего пола сходились на игрища между селениями: женихи выбирали невест, и без всяких обрядов соглашались жить с ними вместе; многожёнство было у них в обыкновении(143).
Сии три народа, подобно Древлянам, обитали во глубине лесов, которые были их защитою от неприятелей и представляли им удобность для звериной ловли(144). То же самое говорит История VI века о Славянах Дунайских. Жилища. Они строили бедные свои хижины в местах диких, уединённых, среди болот непроходимых, так, что иностранец не мог путешествовать в их земле без вожатого. Беспрестанно ожидая врага, Славяне брали ещё и другую предосторожность: делали в жилищах своих разные выходы, чтоб им можно было, в случае нападения, тем скорее спастися бегством, и скрывали в глубоких ямах не только все драгоценные вещи, но и самый хлеб.
Скотоводство и земледелие. Ослеплённые безрассудным корыстолюбием, они искали мнимых сокровищ в Греции, имея в стране своей, в Дакии и в окрестностях её, истинное богатство людей(145): тучные луга для скотоводства и земли плодоносные для хлебопашества, в коем они издревле упражнялись, и которое вывело их — может быть, ещё за несколько веков до Рождества Христова — из дикого, кочевого состояния: ибо сие благодетельное искусство было везде первым шагом человека к жизни гражданской, вселило в него привязанность к одному месту и к домашнему крову, дружество к соседу и наконец самую любовь к отечеству. — Думают, что Славяне узнали скотоводство только в Дакии: ибо слово пастырь есть Латинское, следственно заимствованное ими от жителей сей земли, где язык Римлян был в употреблении(146); но сия мысль кажется неосновательною. Будучи в северном своём отечестве соседами народов Германских, Скифских и Сарматских, богатых скотоводством, Венеды или Славяне долженствовали издревле ведать cie важное изобретение человеческого хозяйства, едва ли не везде предупредившее науку земледелия. — Пользуясь уже тем и другим, они имели всё нужное для человека; не боялись ни голода, ни свирепостей зимы: поля и животные давали им пищу и одежду. Пища. В VI веке Славяне питались просом, гречихою и молоком; а после выучились готовить разные вкусные яства, не жалея ничего для весёлого угощения друзей, и доказывая в таком случае своё радушие изобильною трапезою: обыкновение, ещё и ныне наблюдаемое потомством Славянским. Мёд был их любимым питием вероятно, что они сначала делали его из меду лесных, диких пчёл; а наконец и сами разводили их(147). — Одежда. Венеды, по известию Тацитову, не отличались одеждою от Германских народов, т. е. едва закрывали наготу свою. Славяне в VI веке сражались без кафтанов, некоторые даже без рубах, в одних портах. Кожи зверей, лесных и домашних, согревали их в холодное время. Женщины носили длинное платье, украшаясь бисером и металлами, добытыми на воине или вымененными у купцев иностранных(148).
Торговля. Cии купцы, пользуясь совершенною безопасностью в землях Славянских, привозили им товары и меняли их на скот, полотно, кожи, хлеб и разную воинскую добычу. — В VIII веке Славяне сами ездили для купли и продажи в чужие земли. Карл Великий поручил торговлю с ними в Немецких городах особенному надзиранию своих чиновников(149). В средних веках цвели уже некоторые торговые города Славявские: Виннета или Юлин(150) при устье Одера, Аркона на острове Рюгене, Демин, Волгаст в Поммерании, и другие. Первую описывает Гельмольд следующим образом: «Там, где река Одер впадает в море Балтийское, славилась некогда Виннета, лучшая пристань для народов соседственных. О сём городе рассказывают много удивительного; уверяют, что он превосходил величием все иные города Европейские… Саксонцы могли обитать в нём, но долженствовали таить Христианскую Веру свою: ибо граждане Виннеты усердно следовали обрядам язычества; впрочем не уступали никакому народу в честности, добронравии и ласковом гостеприимстве. Обогащённая товарами разных земель, Виннета изобиловала всем приятным и редким. Повествуют, что Король Датский, пришедший с флотом сильным, разрушил её до основания; но и ныне — т. е. в XII веке — существуют остатки сего древнего города». Впрочем торговля Славян, до введения Христианства в их землях, состояла только в обмене вещей: они не употребляли денег и брали золото от чужестранцев единственно как товар(151).
Искусства. Быв в Империи, и видев собственными глазами изящные творения Греческих художеств, наконец строя города и занимаясь торговлею, Славяне имели некоторое понятие об искусствах, соединённых с первыми успехами разума гражданского. Они вырезывали на дереве образы человека, птиц, зверей, и красили их разными цветами, которые не изменялись от солнечного жара и не смывались дождём. В древних могилах Вендских нашлися многие глиняные урны, весьма хорошо сделанные, с изображением львов, медведей, орлов, и покрытые лаком; также копья, ножи, мечи, кинжалы, искусно выработанные, с серебряною оправою и насечкою(152). Чехи за долго до времён Карла Великого занимались уже рудокопанием(153), и в Герцогстве Мекленбургском, на южной стороне Толлензского озера, в Прильвице, найдены в XVII веке медные истуканы богов Славянских, работы их собственных художников, которые впрочем не имели понятие о красоте металлических изображений, отливая голову, стан и ноги в разные формы, и весьма грубо(153). Так было и в Греции, где во времена Гомеровы художники уже славились ваянием, но ещё долго не умели отливать статуй в одну форму. — Памятником каменосечного искусства древних Славян остались большие, гладко обделанные плиты, на коих выдолблены изображения рук, пят, копыт и проч.
Зодчество. Любя воинскую деятельность и подвергая жизнь свою беспрестанным опасностям, предки наши мало успевали в зодчестве, требующем времени, досуга, терпения, и не хотели строить себе домов прочных: не только в шестом веке, но и гораздо после обитали в шалашах, которые едва укрывали их от непогод и дождя. Самые города Славянские были не что иное, как собрание хижин, окружённых забором или земляным валом. Там возвышались храмы идолов, не такие великолепные здания, какими гордились Египет, Греция и Рим, но большие деревянные кровы(155). Венеды называли их Гонтинами, от слова гонт, доныне означающего на Русском языке особенный род тесниц, употребляемых для кровли домов.
Не зная выгод роскоши, которая сооружает палаты и выдумывает блестящие наружные украшения, древние Славяне в низких хижинах своих умели наслаждаться действием так называемых Искусств Изящных. Первая нужда людей есть пища и кров, вторая удовольствие — и самые дикие народы ищут его в согласии звуков, веселящих душу посредством слуха. Музыка. Северные Венеды в шестом веке сказывали Греческому Императору, что главное услаждение жизни их есть музыка, и что они берут обыкновенно в путь с собою не оружие, а кифары или гусли, ими выдуманные(156). Волынка, гудок и дудка были также известны предкам нашим: ибо все народы Славянские доныне любят их. Не только в мирное время и в отчизне, но и в набегах своих, в виду многочисленных врагов, Славяне веселились, пели и забывали опасность. Так Прокопий, описывая в 592 году ночное нападение Греческого Вождя на их войско, говорит, что они усыпили себя песнями и не взяли никаких мер осторожности. Некоторые народные песни Славянские в Лаузице, в Люнебурге, в Далмации, кажутся древними(157): также и старинные припевы Русских, в коих величаются имена богов языческих и реки Дуная, любезного нашим предкам, ибо на берегах его искусились они некогда в воинском счастьи. Вероятно, что сии песни, мирные в первобытном отечестве Венедов, ещё не знавших славы и победы, обратились в воинские, когда народ их приближился к Империи, и вступил в Дакию; вероятно, что они воспламеняли сердца огнём мужества, представляли уму живые картины битв и кровопролития, сохраняли память дел великодушия, и были в некотором смысле древнейшею Историею Славянскою. Так везде раждалось Стихотворство, изображая главные склонности народные; так песни самых нынешних Кроатов более всего славят мужество и память великих предков: но другие, любимые Немецкими Вендами, возбуждают только к веселью и к счастливому забвению житейских горестей; иные же совсем не имеют смысла, подобно некоторым Русским; нравятся одним согласием звуков и мягких слов, действуя только на слух и не представляя ничего разуму.
Пляска. Сердечное удовольствие, производимое музыкою, заставляет людей изъявлять оное разными телодвижениями: раждается пляска, любимая забава самых диких народов. По нынешней Русской, Богемской, Далматской можем судить о древней пляске Славян, которою они торжествовали священные обряды язычества и всякие приятные случаи(158): она состоит в том, чтобы, в сильном напряжении мышцей, взмахивать руками, вертеться на одном месте, приседать, топать ногами, и соответствует характеру людей крепких, деятельных, неутомимых. — Игры. Народные игры и потехи, доныне единообразные в землях Славянских: борьба, кулачный бой, беганье взапуски, остались также памятником их древних забав, представляющих нам образ войны и силы.
В дополнение к сим известиям заметим, что Славяне, ещё не зная грамоты, имели некоторые сведения в Арифметике, в Хронологии. Счисление. Домоводство, война, торговля приучили их ко многосложному счислению; имя тма, знаменующее 10 000, есть древнее Славянское. Имена месяцев. Наблюдая течение года, они, подобно Римлянам, делили его на 12 месяцев, и каждому из оных дали название согласное с временными явлениями или действиями Природы: Январю Просинец (вероятно, от синеты неба), Февралю Сечень, Марту Сухий, Апрелю Березозол (думаю, от золы березовой), Маю Травный, Июню Изок (так называлась у Славян какая-то певчая птица), Июлю Червен (не от красных ли плодов или ягод?), Августу Зарев (от зари или зарницы), Сентябрю Рюен (или Ревун, как толкуют: от рева зверей), Октябрю Листопад, Ноябрю Груден (от груд снега или мерзлой грязи?), Декабрю Студеный(159). Столетие называлось веком, то есть, жизнью человеческою, во свидетельство, сколь предки наши обыкновенно долгоденствовали, одарённые крепким сложением и здравые физическою деятельностью.
Правление. Сей народ, подобно всем иным, в начале гражданского бытия своего не знал выгод правления благоустроенного, не терпел ни властелинов, ни рабов в земле своей, и думал, что свобода дикая, неограниченная, есть главное добро человека(160). Хозяин господствовал в доме: отец над детьми, муж над женою, брат над сестрами; всякой строил себе хижину особенную, в некотором отдалении от прочих, чтобы жить спокойнее и безопаснее. Лес, ручей, поле, составляли его область, в которую страшились зайти слабые и невооруженные. Каждое семейство было маленькою, независимою Республикою; но общие древние обычаи служили между ими некоторою гражданскою связию. В случаях важных единоплеменные сходились вместе советоваться о благе народном, уважая приговор старцев, сих живых книг опытности и благоразумия для народов диких(161); вместе также, предпринимая воинские походы, избирали Вождей, хотя, любя своевольство и боясь всякого принуждения, весьма ограничивали власть их, и часто не повиновались им в самых битвах. Совершив общее дело и возвратясь домой, всякой опять считал себя большим и главою в своей хижине.
В течение времен сия дикая простота нравов должна была измениться. Славяне, грабя Империю, где царствовала роскошь, узнали новые удовольствия и потребности, которые, ограничив их независимость, укрепили между ими связь гражданскую. Они почувствовали более нужды друг в друге, сблизились жилищами и завели селения(162); другие, видя в чужих землях грады великолепные и веси цветущие, разлюбили мрачные леса свои, некогда украшаемые для них одною свободою; перешли в Греческие владения и согласились зависеть от Императоров. Жребий войны и могущество Карла Великого подчинили ему и наследникам его большую часть Славян Немецких; но своевольство неукротимое было всегда их характером: как скоро обстоятельства им благоприятствовали, они свергали с себя иго, и жестоко мстили чужеземному Властелину за своё временное порабощение, так, что одна Вера Христианская могла наконец смирить их(163).
Многочисленные области Славянские всегда имели сообщение одна с другою, и кто говорил их языком, тот во всякой находил друзей и сограждан. Баян, Хан Аваров, зная сей тесный союз племен Славянских и покорив многие из них в Дакии, в Паннонии, в Богемии, думал, что и самые отдалённые должны служить ему, и для того в 590 году требовал войска от Славян Балтийских(164). Некоторые знаменитые храмы ещё более утверждали связь между ими в средних веках: там сходились они из разных земель вопрошать богов, и жрец, ответствуя устами идола, не редко убеждал их действовать согласно с общею или особенною пользою своего народа; там оскорблённые чужеземцами Славяне приносили свои жалобы единоплеменным, заклиная их быть мстителями отечества и Веры; там, в определённое время, собирались чиновники и старейшины для сейма, на коем благоразумие и справедливость часто уступали дерзости и насилию. Храм города Ретры в Мекленбурге, на реке Толлензе, славился более всех других такими собраниями(165).
Народное правление Славян чрез несколько веков обратилось в Аристократическое. Вожди, избираемые общею доверенностью, отличные искусством и мужеством, были первыми властелинами в своём отечестве. Дела славы требовали благодарности от народа; к тому же, будучи ослеплён счастьем Героев, он искал в них и разума отменного. Богемцы, ещё не имея ни законов общественных, ни судей избранных, в личных распрях своих отдавались на суд знаменитым гражданам(166); а сия знаменитость основывалась на изведанной храбрости в битвах и на богатстве, её награде, ибо оно приобреталось тогда войною. Наконец обыкновение сделалось для одних правом начальствовать, а для иных обязанностью повиноваться. Если сын Героя, славного и богатого, имел великие свойства отца, то он ещё более утверждал власть своего рода.
Сия власть означалась у Славян именами Боярина, Воеводы, Князя, Пана, Жупана, Короля или Краля, и другими. Первое без сомнения происходит от боя, и в начале своём могло знаменовать воина отличной храбрости, а после обратилось в народное достоинство. Византийские летописи в 764 году упоминают о Боярах, Вельможах или главных чиновниках Славян Болгарских. — Воеводами назывались прежде одни воинские начальники; но как они и в мирное время умели присвоить себе господство над согражданами, то сие имя знаменовало уже вообще повелителя и властелина у Богемских и Саксонских Вендов, в Крайне Государя, в Польше не только воинского предводителя, но и судию(167). — Слово Князь родилось едва ли не от коня, хотя многие Учёные производят его от Восточного имени Каган и Немецкого König. В Славянских землях кони были драгоценнейшею собственностью: у Поморян в средних веках 30 лошадей составляли великое богатство, и всякой хозяин коня назывался Князем, nobilis capitaneus et Princeps(168). В Кроации и Сервии именовались так братья Королей; в Далмации главный судья имел титло Великого Князя. — Пан Славянский, по известию Константина Багрянородного, управлял в Кроации тремя большими округами, и председательствовал на сеймах, когда народ собирался в поле для совета. Имя Панов, долго могущественных в Венгрии, до самого XIII века означало в Богемии владельцев богатых, а на Польском языке и ныне значит Господина(169). — Округи в Славянских землях назывались Жупанствами, а Правители их Жупанами или Старейшинами, по толкованию Константина Багрянородного(170); древнее слово Жупа означало селение. Главною должностью сих чиновников было правосудие: в Верхней Саксонии и в Австрии Славянские поселяне доныне называют так судей своих; но в средних веках достоинство Жупанов уважалось более Княжеского. В разборе тяжебных дел помогали им Суддавы, или частные судьи. Странное обыкновение сохранилось в некоторых Славянских деревнях Лаузица и Бранденбурга: земледельцы тайно избирают между собою Короля и платят ему дань, какую они во время своей вольности платили Жупанам(171). — Наконец в Сервии, в Далмации, в Богемии, Владетели стали именоваться Кралями или Королями, то есть, по мнению некоторых, наказателями преступников, от слова кара или наказание(172).
И так первая власть, которая родилась в отечестве наших диких, независимых предков, была воинская. Сражения требуют одного намерения и согласного действия частных сил: для того избрали Полководцев. В теснейших связях общежития Славяне узнали необходимость другой власти, которая примиряла бы распри гражданского корыстолюбия: для того назначили судей; но первые из них были знаменитейшие Герои. Одни люди пользовались общею доверенностью в делах войны и мира. — История Славян подобна Истории всех народов, выходящих из дикого состояния. Только мудрая, долговременная опытность научает людей благодетельному разделению властей воинских и гражданских.
Но древнейшие Бояре, Воеводы, Князья, Паны, Жупаны и самые Короли Славянские во многих отношениях зависели от произвола граждан, которые не редко, единодушно избрав начальника, вдруг лишали его своей доверенности, иногда без всякой вины, единственно по легкомыслию, клевете, или в несчастьях: ибо народ всегда склонен обвинять Правителей, если они не умеют отвратить бедствий от Государства. Сих примеров довольно в Истории языческих, даже и Христианских Славян(173). Они вообще не любили наследственной власти, и более принуждённо, нежели добровольно повиновались иногда сыну умершего Воеводы, или Князя. — Избрание Герцога, то есть, Воеводы, в Славянской Каринтии соединено было с обрядом весьма любопытным. Избираемый в самой бедной одежде являлся среди народного собрания, где земледелец сидел на престоле, или на большом диком камне. Новый Властитель клялся быть защитником Веры, сирот, вдов, справедливости: тогда земледелец уступал ему камень, и все граждане присягали в верности. Между тем два рода знаменитейшие имели право везде косить хлеб и жечь селения, в знак и в память того, что древние Славяне выбрали первого Властелина для защиты их от насилия и злодейства(174).
Однако ж многие Князья, владея счастливо и долгое время, умели сообщать право наследственности детям. В Западной Сервии был пример, что жена Князя Доброслава по смерти его правила землёю. — Государи Славянские, достигнув самовластия, подобно другим ослабляли своё могущество Уделами: то есть, всякому сыну давали особенную область; но сии примеры бывали редки во времена язычества: Князья, по большей части избираемые, думали, что не имеют права располагать судьбою людей, которые только им поддалися(175).
Главный Начальник или Правитель судил народные дела торжественно, в собрании старейшин, и часто во мраке леса: ибо Славяне воображали, что Бог суда, Прове, живёт в тени древних, густых дубов(176). Сии места и домы Княжеские были священны: никто не дерзал войти в них с оружием, и самые преступники могли там безопасно укрываться. Князь, Воевода, Король был главою ратных сил: но жрецы, устами идолов, и воля народная предписывали ему войну или мир (при заключении коего Славяне бросали камень в море(177), клали оружие и золото к ногам идола, или, простирая десницу к бывшим неприятелям, вручали им клок волосов своих вместе с горстию травы). Народ платил Властителям дань, однако ж произвольную(178).
Так Славяне в разные веки и в разных землях управлялись гражданскою властью. О Славянах Российских Нестор пишет, что они, как и другие, не знали Единовластия, наблюдая закон отцев своих, древние обычаи и предания, о коих ещё в VI веке упоминает Греческий Историк(179), и которые имели для них силу законов писанных: ибо гражданские общества не могут образоваться без уставов и договоров, основанных на справедливости. Но как сии условия требуют блюстителей и власти наказывать преступника, то и самые дикие народы избирают посредников между людьми и законом. Хотя Летописец наш не говорит о том, но Российские Славяне конечно имели Властителей, с правами ограниченными народною пользою и древними обыкновениями вольности. В договоре Олега с Греками, в 911 году, упоминается уже о Великих Боярах Русских: сие достоинство, знак воинской славы, конечно не Варягами было введено в России, ибо оно есть древнее Славянское(180). Самое имя Князя, данное нашими предками Рюрику, не могло быть новым, но без сомнения и прежде означало у них знаменитый сан гражданский или воинский.
Вера. Общежитие, пробуждая или ускоряя действие разума сонного, медленного в людях диких, рассеянных, по большей части уединённых, раждает не только законы и правление, но и самую Веру, столь естественную для человека, столь необходимую для гражданских обществ, что мы ни в мире, ни в Истории не находим народа совершенно лишённого понятий о Божестве. Люди и народы, чувствуя зависимость или слабость свою, укрепляются, так сказать, мыслью о Силе Вышней, которая может спасти их от ударов рока, неотвратимых никакою мудростию человеческою, — хранить добрых и наказывать тайные злодейства. Сверх того Вера производит ещё теснейшую связь между согражданами Чтя одного Бога и служа Ему единообразно, они сближаются сердцами и духом. Сия выгода так явна и велика для гражданского общества, что она не могла укрыться от внимании самых первых его основателей, или отцов семейства.
Славяне в VI веке покланялися Творцу молнии, Богу вселенные(181). Величественное зрелище грозы, когда небо пылает и невидимая рука бросает, кажется, с его свода быстрые огни на землю, долженствовало сильно поразить ум человека естественного, живо представить ему образ Существа вышнего, и вселить в его сердце благоговение или ужас священный, который был главным чувством Вер языческих. — Анты и Славяне, как замечает Прокопий, не верили Судьбе, но думали, что все случаи зависят от Мироправителя(182): на поле ратном, в опасностях, в болезни, старались Его умилостивить обетами; приносили Ему в жертву волов и других животных, надеясь спасти тем жизнь свою; обожали ещё реки, Нимф, Демонов, и гадали будущее. — В новейшие времена Славяне покланялись разным идолам, думая, что многочисленность кумиров утверждает безопасность смертного, и что мудрость человеческая состоит в знании имён и свойства сих мнимых покровителей. Истуканы считались не образом, но телом богов, ими одушевляемым(183), и народ падал ниц пред куском дерева или слитком руды, ожидая от них спасения и благоденствия.
Однако ж Славяне, в самом безрассудном суеверии, имели ещё понятие о Боге единственном и вышнем, Коему, по их мнению, горние небеса, украшенные светилами лучезарными, служат достойным храмом, и Который печётся только о небесном, избрав других нижних богов, чад Своих, управлять землёю. Его-то, кажется, именовали они преимущественно Белым Богом, и не строили Ему храмов, воображая, что смертные не могут иметь с Ним сообщения и должны относиться в нуждах своих к богам второстепенным, помогающим всякому, кто добр в мире и мужествен на войне, с удовольствием отворяет хижину для странников и с радушием питает гладных(184).
Не умея согласить несчастий, болезней и других житейских горестей с благостию сих Миропавителей, Славяне Бальтийские приписывали зло существу особенному, всегдашнему врагу людей; именовали его Чернобогом, старались умилостивить жертвами и в собраниях народных пили из чаши, посвящённой ему и добрым богам. Он изображался в виде льва, и для того некоторые думают, что Славяне заимствовали мысль о Чернобоге от Христиан, уподоблявших Диавола также сему зверю; но вероятно, что ненависть к Саксонцам, которые были самыми опасными врагами северных Вендов и на знамёнах своих представляли льва, подала им мысль к такому изображению существа злобного(185). Славяне думали, что оно ужасает людей грозными привидениями или страшилами, и что гнев его могут укротить волхвы или кудесники, хотя ненавистные народу, но уважаемые за их мнимую науку. Сии волхвы, о коих и Нестор говорит в своей летописи, подобно Сибирским Шаманам старались музыкою действовать на воображение легковерных, играли на гуслях и для того именовались в некоторых землях Славянских Гуслярами(186).
Между богами добрыми славился более прочих Святовид, которого храм был в городе Арконе, на острове Рюгене, и которому не только все другие Венды, но и Короли Датские, исповедуя уже Христианскую Веру, присылали дары. Он предсказывал будущее и помогал на войне. Кумир его величиною превосходил рост человека, украшался одеждою короткою, сделанною из разного дерева; имел четыре головы, две груди, искусно счёсанные бороды и волосы остриженные; ногами стоял в земле, и в одной руке держал рог с вином, а в другой лук; подле идола висели узда, седло, мечь его с серебряными ножнами и рукояткою. — Гельмольд рассказывает, что жители острова Рюгена обожали в сём идоле Христианского Святого имёнем Вита, слышав о великих чудесах его от Корбейских Монахов, которые хотели некогда обратить их в истинную Веру. Достойно замечания, что Иллирические Славяне доныне празднуют день Св. Вита с разными языческими обрядами(187). Впрочем Гельмольдово предание, утверждаемое и Саксоном Грамматиком, не есть ли одна догадка, основанная на сходстве имён? Для того, по известию Мавро-Урбина, один из Христианских Князей в Богемии выписал мощи Св. Вита, желая обратить к ним усердие народа своего, который не преставал обожать Святовида(188). Привязанность не только Бальтийских, но и других Славян к сёму идолослужению доказывает, кажется, древность оного.
Народ Рюгенский покланялся ещё трём идолам: первому Рюгевиту или Ругевичу, богу войны, изображаемому с семью лицами, с семью мечами, висевшими в ножнах на бедре, и с осьмым обнажённым в руке (дубовый кумир его был весь загажен ласточками(189), которые вили на нём свои гнезда); второму Поревиту, коего значение неизвестно, и который изображался с пятью головами, но без всякого оружия; третьему Поренуту[1] о четырёх лицах и с пятым лицом на груди: он держал его правою рукою за бороду, а левою за лоб, и считался богом четырёх времён года.
Главный идол в городе Ретре назывался Радегаст, бог странноприимства, как некоторые думают: ибо Славяне были всегда рады гостям. Но сие толкование кажется несправедливым: он изображался более страшным, нежели дружелюбным: с головою львиною, на которой сидел гусь, и ещё с головою буйвола на груди; иногда одетый, иногда нагой, и держал в руке большую секиру. Надписи Ретрского истукана его доказывают, что сей бог, хотя и принадлежал к числу добрых, однако ж в некоторых случаях мог и вредить человеку. Адам Бременский пишет о золотом кумире и пурпуровом ложе Радегаста(190); но мы должны сомневаться в истине его сказания: в другом месте сей Историк уверяет нас, что храм Упсальский весь был сделан из золота.
Сива — может быть, Жива — считалась богинею жизни и доброю советницею. Главный храм её находился в Рацебурге(191). Она представлялась одетою; держала на голове нагого мальчика, а в руке виноградную кисть. Далматские Славяне покланялись доброй Фрихии; богине Германских народов; но как в Исландских древностях Фрихия или прекрасная Фрея называется Ванадис или Венедскою, то вероятно, что Готфы заимствовали от Славян понятие о сей богине, и что она же именовалась Сивою.
Между Ретрскими истуканами нашлися Германские, Прусские, т. е. Латышские и даже Греческие идолы. Бальтийские Славяне покланялись Водану или Скандинавскому Одину, узнав об нём от Германских народов, с которыми они жили в Дакии, и которые были ещё издревле их соседами(192). Венды Мекленбургские доныне сохранили некоторые обряды Веры Одиновой. — Прусские надписи на истуканах Перкуна, бога молнии, и Парстуков или Берстуков(193), доказывают, что они были Латышские идолы; но Славяне молились им в Ретрском храме, так же, как и Греческим статуям Любви, брачного Гения и Осени, без сомнения отнятым или купленным ими в Греции. — Кроме сих богов чужеземных, там стояли ещё кумиры Числобога, Ипабога, и Зибога или Зембога и Немизы(194). Первый изображался в виде женщины с луною, и знаменовал, кажется, месяц, на котором основывалось исчисление времени. Имя второго непонятно; но ему надлежало быть покровителем звериной ловли, которая представлялась на его одежде. Третьего обожали в Богемии, как сильного Духа земли. Немиза повелевал ветром и воздухом: голова его увенчана лучами и крылом, а на теле изображена летящая птица.
Писатели, собственными глазами видевшие языческих Вендов, сохранили нам известие ещё о некоторых других идолах. В Юлине, или в Виннете, главный именовался Триглав(195). Кумир его был деревянный, непомерной величины, а другой маленький, вылитый из золота, о трёх головах, покрытых одною шапкою. Более ничего не знаем о сём идоле. Вторый, Припекала, означал, кажется, любострастие: ибо Христианские Писатели сравнивали его с Приапом; а третий Геровит или Яровид, бог войны, коего храм был в Гавельберге и Волгасте, и подле которого висел на стене золотый щит. — Жители Вагрии(196) особенно чтили Прова, бога правосудия, и Подагу, бога звероловства. Первому служили храмом самые древнейшие дубы, окружённые деревянною оградою с двумя вратами. В сей заповедной дубраве и в её святилище жил Великий жрец, совершались торжественные жертвоприношения, судился народ, и люди, угрожаемые смертию, находили безопасное убежище. Он изображался старцем, в одежде со многими складками, с цепями на груди, и держал в руке нож(197). Вторый считается покровителем звероловства, для того, что на одежде и жертвенной чаше его кумира о двух лицах, найденного в числе Ретрских древностей, представлены стрелок, олень и кабан; в руках своих он держит также какого-то зверя. Другие признают в нём бога ясных дней, который у Сербов назывался Погодою: ибо заднее лице его окружено лучами, и слова, вырезанные на сём истукане, значат ясность и вёдро(198). — Мерзебургские Венды обожали идола Гениля, покровителя их собственности, и в некоторое время года пастухи разносили по домам символ его: кулак с перстнем, укреплённый на шесте(199).
О Вере Славян Иллирических не имеем никаких известий; но как Морлахи(200) на свадебных пиршествах своих доныне славят Давора, Дамора, Добрую Фрихию, Яра и Пика: то с вероятностью заключить можно, что языческие боги их назывались сими именами. — Сказание Польских Историков(201) о древнем богослужении в их отечестве основывается единственно на предании и догадках. В Гнезне, пишут они, был знаменитый храм Нии, Славянского Плутона, которого молили о счастливом успокоении мёртвых; обожали ещё Марзану или Цереру, обрекая в жертву ей десятую часть плодов земных; Ясса или Ясна, Римского Юпитера; Ладона или Ляда, Марса; Дзидзилию, богиню любви и деторождения; Зивонию или Зиванну, Диану; Зивого, или бога жизни; Леля и Полеля, или Греческих близнецов Кастора и Поллукса; Погоду и Похвиста, бога ясных дней и сильного ветра. «Слыша вой бури (пишет Стриковский), «сии язычники с благоговением преклоняли колена».
В России, до введения Христианской Веры, первую степень между идолами занимал Перун(202), бог молнии, которому Славяне ещё в VI веке покланялись, обожая в нём верховного Мироправителя. Кумир его стоял в Киеве на холме, вне двора Владимирова, а в Новегороде над рекою Волховом: был деревянный, с серебряною головою и с золотыми усами. Летописец именует ещё идолов Хорса, Дажебога, Стрибога, Самаргла(203) и Мокоша, не объявляя, какие свойства и действия приписывались им в язычестве. В договоре Олега с Греками упоминается ещё о Волосе, которого именем и Перуновым клялися Россияне в верности, имев к нему особенное уважение: ибо он считался покровителем скота, главного их богатства. — Сии известия Несторовы можем дополнить новейшими, напечатанными в Киевском Синопсисе(204). Хотя они выбраны отчасти из Польских ненадёжных Историков, но будучи согласны с древними обыкновениями народа Русского, кажутся вероятными, по крайней мере достойными замечания.
Бог веселия, любви, согласия и всякого благополучия именовался в России Ладо; ему жертвовали вступающие в союз брачный, с усердием воспевали имя его, которое, слышим и ныне в старинных припевах. Стриковский называет сего бога Латышским: в Литве и Самогитии народ праздновал ему от 25 Маия до 25 Июня, отцы и мужья в гостиницах, а жены и дочери на улицах и на лугах; взявшись за руки, они плясали и пели: Ладо, Ладо, дидис Ладо, то есть, великий Ладо(205). Такое же обыкновение доныне существует в деревнях наших: молодые женщины весною собираются играть и петь в хороводах Лада, диди-Лада. Мы уже заметили, что Славяне охотно умножали число идолов своих и принимали чужеземных. Русские язычники, как пишет Адам Бременский, ездили в Курляндию и в Самогитию для поклонения кумирам(206): следственно имели одних богов с Латышами, ежели не все, то хотя некоторые Славянские племена в России — вероятно, Кривичи: ибо название их свидетельствует, кажется, что они признавали Латышского Первосвященника Криве Главою Веры своей. Впрочем Ладо мог быть и древним Славянским божеством: жители Молдавии и Валахии в некоторых суеверных обрядах доныне твердят имя Лада(207).
Купалу, богу земных плодов, жертвовали пред собиранием хлеба, 23 Июня, в день Св. Агриппины, которая для того прозвана в народе Купальницею. Молодые люди украшались венками, раскладывали ввечеру огонь, плясали около его и воспевали Купала. Память сего идолослужения сохранилась в некоторых странах России, где ночные игры деревенских жителей и пляски вокруг огня с невинным намерением совершаются в честь идолу языческому(208). В Архангельской Губернии многие поселяне 23 Июня топят бани, настилают в них траву Купальницу (лютик, ranunculus acris) и после купаются в реке. Сербы на кануне или в самое Рождество Иоанна Предтечи, сплетая Ивановские венки, вешают их на кровли домов и на хлевах, чтобы удалить злых Духов от своего жилища.
24 Декабря язычники Русские славили Коляду, бога торжеств и мира. Ещё и в наше время, на кануне Рождества Христова, дети земледельцев собираются колядовать под окнами богатых крестьян, величают хозяина в песнях, твердят имя Коляды и просят денег(209). Святошные игрища и гадание кажутся остатком сего языческого праздника.
В суеверных преданиях народа Русского открываем также некоторые следы древнего Славянского богопочитания: доныне простые люди говорят у нас о Леших, которые видом подобны Сатирам, живут будто бы в темноте лесов, равняются с деревьями и с травою, ужасают странников, обходят их кругом и сбивают с пути; о Русалках, или Нимфах дубрав (где они бегают с распущенными волосами, особенно перед Троицыным(210) днём), о благодетельных и злых Домовых, о ночных Кикимрах, и проч.
Таким образом грубый ум людей непросвещённых заблуждается во мраке идолопоклонства, и творит богов на всяком шагу, чтобы изъяснять действия Природы и в неизвестностях рока успокаивать сердце надеждою на вышнюю помощь! — Желая выразить могущество и грозность богов, Славяне представляли их великанами, с ужасными лицами, со многими головами. Греки хотели, кажется, любить своих идолов (изображая в них примеры человеческой стройности), а Славяне только бояться; первые обожали красоту и приятность, а вторые одну силу; и ещё не довольствуясь собственным противным видом истуканов, окружали их гнусными изображениями ядовитых животных: змей, жаб, ящериц, и проч.(211) Кроме идолов, Немецкие Славяне, подобно Дунайским, обожали ещё реки, озера, источники, леса(212), и приносили жертвы невидимым их Гениям, которые, по мнению суеверных, иногда говорили, и в важных случаях являлись людям. Так Гений Ретрского озера, когда великие опасности угрожали народу Славянскому, принимал на себя образ кабана, выплывал на берег, ревел ужасным голосом и скрывался в волнах(213). Мы знаем, что и Российские Славяне приписывали озёрам и рекам некоторую божественность и святость. В глазной болезни они умывались водою мнимо-целебных источников, и бросали в них серебряные монеты(214). Народное обыкновение купать или обливать водою людей, проспавших Заутреню в день Пасхи, будто бы для омовения их от греха, происходит, может быть, от такого же языческого суеверия. — У многих народов Славянских были заповедные рощи, где никогда стук секиры не раздавался, и где самые злейшие враги не дерзали вступить в бой между собою. Лес города Ретры считался священным. Жители Штетинские покланялись ореховому дереву, при коем находился особенный жрец, и дубу, а Юлинские богу, обитавшему в дереве обсечённом(215), и весною плясали вокруг его с некоторыми торжественными обрядами. Славяне в России также молились деревам, особенно же дупловатым, обвязывая их ветви убрусами или платами(216). Константин Багрянородный пишет, что они, путешествуя в Царьград, на острове Св. Григория приносили жертву большому дубу, окружали его стрелами, и гадали, заколоть ли обречённых ему живых птиц, или пустить на волю(217). Празднование Семика и народный обычай завивать в сей день венки в рощах суть также остаток древнего суеверия, коего обряды наблюдались в Богемии и по введении Христианства, так, что Герцог Брячислав в 1093 году решился предать огню все мнимо-святые дубравы своего народа(218).
Славяне обожали ещё знамёна, и думали, что в военное время они святее всех идолов. Знамя Бальтийских Вендов было отменной величины и пёстрое, стояло обыкновенно в Святовидовом храме и считалось сильною богинею, которая воинам, идущим с нею, давало право не только нарушать законы, но даже оскорблять и самых идолов. Датский Король Вальдемар сжёг его в Арконе, взяв сей город. — В числе Ретрских любопытных памятников нашлось также священное знамя, медный дракон, украшенный изображением женских голов и вооружённых рук. В Дитмаровой летописи упоминается о двух Славянских знамёнах, которые считались богинями(219). Хитрость Полководцев ввела без сомнения сию веру, чтобы воспламенять дух храбрости в воинах, или обуздывать их неповиновение святостью знамён своих.
Древние Славяне в Германии ещё не имели храмов, но приносили жертву Богу небесному на камнях, окружая их в некотором расстоянии другими служившими вместо ограды священной(220). Чтобы изобразить величие Бога, жрецы начали употреблять для сооружения олтарей камни в несколько саженей мерою. Сии каменные здания равнялись с высокими скалами, невредимо стояли целые веки и могли казаться народу творением рук божественных. В самом деле трудно понять, каким образом Славяне, не зная изобретённых Механикою способов, воздвигали такие громады(221). Жрецы, в присутствии и в глазах народа, совершали обряды Веры на сих величественных олтарях; но в течение времён, желая ещё сильнее действовать на воображение людей, вздумали, подобно Друидам, удалиться во тьму заповедных лесов, и соорудили там жертвенники. По введении идолопоклонства надлежало укрыть обожаемые кумиры от дождя и снега: защитили их кровлею, и сие простое здание было первым храмом. Мысль, сделать его достойным жилищем богов, требовала величия; но Славяне не умели подражать Грекам и Римлянам в гордой высоте зданий, и старались заменить оную резьбою, пестротою, богатством украшений. Совремённые Историки описали некоторые из сих храмов с любопытною подробностью. Сочинитель Жизни Св. Оттона говорит о Штетинском следующее(222): «Там было четыре храма, и главный из них отличался своим художеством, украшенный внутри и снаружи выпуклым изображением людей, птиц, зверей, так сходных с Природою, что они казались живыми; краски же на внешности храма не смывались дождём, не бледнели и не тускли. — Следуя древнему обычаю предков, Штетинцы отдавали в храм десятую часть воинской своей добычи и всякое оружие побеждённых неприятелей. В его святилище хранились серебряные и золотые чаши (из коих при торжественных случаях люди знатнейшие пили и ели), также рога буйволовы, оправленные золотом: они служили и стаканами и трубами. Ножи и прочие драгоценности, там собранные, удивляли своим художеством и богатством. В трёх иных гонтинах или храмах, не столь украшенных и менее священных, представлялись глазам одни лавки, сделанные амфитеатром, и столы для народных сходбищ: ибо Славяне, в некоторые часы и дни, веселились, пили и важными делами отечества занимались в сих гонтинах». — Деревянный храм Арконский был срублен весьма искусно, украшен резьбою и живописью; одни врата служили для входа в его ограду; внешний двор, обнесённый стеною, отделялся от внутреннего только пурпуровыми коврами, развешенными между четырмя столпами, и находился под одною с ним кровлею(223). В святилище стоял идол, а конь его в особенном здании, где хранилась казна и все драгоценности. — Храм в Ретре, также деревянный, славился изображениями богов и богинь, вырезанных на внешних его стенах; внутри стояли кумиры, в шлемах и латах; а в мирное время хранились там знамёна(224). Дремучий лес окружал сие место: сквозь просеку, вдали, представлялось глазам море в виде грозном и величественном. Достойно примечания, что Славяне Бальтийские вообще имели великое уважение к святыне храмов, и в самой неприятельской земле боялись осквернить их.
О капищах Славян Российских не имеем никакого сведения: Нестор говорит только об идолах и жертвенниках(225); но удобность приносить жертвы во всякое время и почтение к святыне кумиров требовали защиты и крова, особенно же в странах северных, где холод и ненастье столь обыкновенны и продолжительны. Нет сомнения, что на холме Киевском и на берегу Волхова, где стоял Перун, были храмы, конечно не огромные и не великолепные, но сообразные с простотою тогдашних нравов и с малым сведением людей в искусстве зодческом.
Нестор также не упоминает о жрецах в России; но всякая народная Вера предполагает обряды, коих совершение поручается некоторым избранным людям, уважаемым за их добродетель и мудрость, действительную или мнимую. По крайней мере все другие народы Славянские имели жрецов, блюстителей Веры, посредников между совестию людей и богами. Не только в капищах, но и при всяком священном дереве, при всяком обожаемом источнике находились особенные хранители, которые жили подле оных, в маленьких хижинах, и питались жертвою, приносимою их божествам. Они пользовались народным уважением, имели исключительное право отпускать себе длинную бороду, сидеть во время жертвоприношений и входить во внутренность святилища. Воин, совершив какое нибудь счастливое предприятие, и желая изъявить благодарность идолам, разделял свою добычу с их служителями. Правители народа без сомнения утверждали его в почтении к жрецам, которые именем богов могли обуздывать, своевольство людей грубых, новых в гражданской связи и ещё не смиренных действием власти постоянной. Некоторые жрецы, обязанные своим могуществом или собственной хитрости, или отменной славе их капищ, употребляли его во зло и присвоивали себе гражданскую власть. Так Первосвященник Рюгенский, уважаемый более самого Короля, правил многими Славянскими племенами, которые без его согласия не дерзали ни воевать, ни мириться; налагал подати на граждан и купцев чужеземных, содержал 300 конных воинов и рассылал их всюду для грабежа, чтобы умножать сокровища храма, более ему, нежели идолу принадлежавшие. Сей главный жрец отличался от всех людей длинными волосами, бородою, одеждою.
Священники именем народа приносили жертвы и предсказывали будущее. В древнейшие времена Славяне закалали, в честь Богу невидимому, одних волов и других животных; но после, омрачённые суеверием идолопоклонства, обагряли свои требища кровью Христиан, выбранных по жребию из пленников, или купленных у морских разбойников(226). Жрецы думали, что идол увеселяется Христианскою кровью, и к довершению ужаса пили ее, воображая, что она сообщает дух пророчества. — В России также приносили людей в жертву, по крайней мере во времена Владимировы. Бальтийские Славяне дарили идолам головы убиенных, опаснейших неприятелей(227).
Жрецы гадали будущее посредством коней. В Арконском храме держали белого, и суеверные думали, что Святовид ездит на нём всякую ночь. В случае важного намерения водили его чрез копья: если он шагал сперва не левою, а правою ногою, то народ ожидал славы и богатства. В Штетине сей конь, порученный одному из четырёх священников главного храма, был вороной, и предвещал успех, когда совсем не касался ногами до копий. В Ретре гадатели садились на землю, шептали некоторые слова, рылись в её недрах, и по веществам, в ней находимым, судили о будущем. Сверх того в Арконе и в Штетине жрецы бросали на землю три маленькие дощечки, у коих одна сторона была чёрная, а другая белая: если они ложились вверх белою, то обещали хорошее; чёрная означала бедствие. Самые женщины Рюгенские славились гаданием; они, сидя близ разложенного огня, проводили многие черты на пепле, которых равное число знаменовало успех дела(228).
Любя народные торжества, языческие Славяне уставили в году разные праздники. Главный из них был по собрании хлеба и совершался в Арконе таким образом: Первосвященник на кануне должен был вымести святилище, неприступное для всех, кроме его; в день торжества, взяв из руки Святовида рог, смотрел, наполнен ли он вином, и по тому угадывал будущий урожай; выпив вино, снова наполнял им сосуд и вручал Святовиду; приносил богу своему медовый пирог, длиною в рост человеческий; спрашивал у народа, видит ли его? и желал, чтобы в следующий год сей пирог был уж съеден идолом, в знак счастья для острова; наконец объявлял всем благословение Святовида, обещая воинам победу и добычу(229). Другие Славяне, торжествуя собрание хлеба, обрекали петуха в дар богам, и пивом, освящённым на жертвеннике, обливали скот, чтобы предохранить его от болезней(230). В Богемии славился Майский праздник источников. — Дни народного суда в Вагрии, когда старейшины, осенённые священными дубами, в мнимом присутствии своего бога Прова решили судьбу граждан, были также днями общего веселия(231). Мы упоминали, единственно по догадке, о языческих торжествах Славян Российских, которых потомки доныне празднуют весну, любовь и бога Лада в сельских хороводах, весёлыми и шумными толпами ходят завивать венки в рощах, ночью посвящают огни Купалу и зимою воспевают имя Коляды. — Во многих землях Славянских сохранились также следы праздника в честь мёртвых: в Саксонии, в Лаузице, Богемии, Силезии и Польше, народ 1 Марта ходил в час рассвета с факелами на кладбище и приносил жертвы усопшим(232). — В сей день Немецкие Славяне выносят из деревни соломенную чучелу, образ смерти; сожигают ее или бросают в реку, и славят лето песнями. — В Богемии строили ещё какие-то феатры на распутиях для успокоения душ и представляли на них, в личинах, тени мёртвых, сими играми торжествуя память их. Такие обыкновения не доказывают ли, что Славяне имели некоторое понятие о бессмертии души, хотя Дитмар, Историк XI века, утверждает противное, говоря, будто бы они временную смерть, или разрушение тела считали совершенным концем бытия человеческого(233)?
Погребение мёртвых было также действием священным между языческими Славянами. Историки Немецкие — более догадкою, основанною на древних обычаях и преданиях, нежели по известиям современных Авторов — описывают оное следующим образом: Старейшина деревни объявлял жителям смерть одного из них посредством чёрного жезла, носимого со двора на двор. Все они провожали труп с ужасным воем, и некоторые женщины, в белой одежде, лили слезы в маленькие сосуды, называемые плачевными. Разводили огонь на кладбище и сожигали мёртвого с его женою, конём, оружием; собирали пепел в урны, глиняные, медные или стекляные, и зарывали вместе с плачевными сосудами. Иногда сооружали памятники: обкладывали могилу дикими камнями, или ограждали столпами(234). Печальные обряды заключались весёлым торжеством, которое именовалось Стравою и было ещё в VI веке причиною великого бедствия для Славян: ибо Греки воспользовались временем сего пиршества в честь мёртвых и на голову побили их войско(235).
Славяне Российские — Кривичи, Северяне, Вятичи, Радимичи — творили над умершими тризну: показывали силу свою в разных играх воинских, сожигали труп на большом костре, и заключив пепел в урну, ставили ее на столпе в окрестности дорог. Сей обряд, сохранённый Вятичами и Кривичами до времён Нестора, изъявляет воинственный дух народа, который праздновал смерть, чтобы не страшиться ее в битвах, и печальными урнами окружал дороги, чтобы приучить глаза и мысли свои к сим знакам человеческой тленности. Но Славяне Киевские и Волынские издревле погребали мёртвых; некоторые имели обыкновение, вместе с трупом, зарывать в землю сплетённые из ремней лестницы; ближние умершего язвили лица свои, и закалали на могиле любимого коня его(236).
Все народы любят Веру отцев своих, и самые грубые, самые жестокие обыкновения, на ней основанные и веками утверждённые, кажутся им святынею. Так и Славяне языческие, закоренелые в идолопоклонстве, с великою упорностью в течение многих столетий отвергали благодать Христову. Св. Колумбан, в 613 году обратив многих Немецких язычников в Веру истинную, хотел проповедовать её святое учение и в землях Славян; но устрашённый их дикостию, возвратился без успеха, объявляя, что время спасения ещё не наступило для сего народа. Видя, сколь Христианство противно заблуждениям язычества, и как оно в средних веках более и более распространялось по Европе, Славяне отлично ненавидели его, и принимая всякого иноплеменного в сограждане, отворяя Бальтийские гавани свои для всех мореходцев, исключали одних Христиан; брали их корабли в добычу, а Священников приносили в жертву идолам. Немецкие завоеватели, покорив Вендов в Германии, долго терпели их суеверие; но озлобленные наконец упорством сих язычников в идолопоклонстве и в древних обычаях вольности, разрушили их храмы, сожгли заповедные рощи и самых жрецов истребили(237): что случилось уже гораздо после того времени, как Владимир просветил Россию учением Христианским.
Язык и грамота. Собрав исторические достопамятности Славян древних, скажем нечто о языке их. Греки в шестом веке находили его весьма грубым(238). Выражая первые мысли и потребности людей необразованных, рождённых в климате суровом, он должен был казаться диким в сравнении с языком Греческим, смягчённым долговременною жизнью в порядке гражданском, удовольствиями роскоши и нежным слухом людей, искони любивших искусства приятные. Не имея никаких памятников сего первобытного языка Славянского, можем судить о нём только по новейшим, из коих самыми древними считаются наша Библия и другие церковные книги, переведённые в IX веке Св. Кириллом, Мефодием и помощниками их(239). Но Славяне, приняв Христианскую Веру, заимствовали с нею новые мысли, изобрели новые слова, выражения, и язык их в средних веках без сомнения так же отличался от древнего, как уже отличается от нашего. Рассеянные по Европе, окружённые другими народами, и нередко ими покоряемые, Славянские племена утратили единство языка, и в течение времён произошли разные его наречия, из коих главные суть:
1) Русское, более всех других образованное, и менее всех других смешенное с чужеземными словами(240). Победы, завоевания и величие государственное, возвысив дух народа Российского, имели счастливое действие и на самый язык его, который, будучи управляем дарованием и вкусом Писателя умного, может равняться ныне в силе, красоте и приятности с лучшими языками древности и наших времён. Будущая судьба его зависит от судьбы Государства…
2) Польское, смешенное со многими Латинскими и Немецкими словами: им говорят не только в бывшем Королевстве Польском, но и в некоторых местах Пруссии, Дворяне в Литве и народ в Силезии, по сю сторону Одера(241).
3) Чешское, в Богемии, в Моравии и Венгрии, по утверждению Иорданову ближайшее к нашему древнему переводу Библии, а по мнению других Богемских Учёных среднее между Кроатским и Польским. Венгерское наречие именуется Славакским, но разнится от Чешского большею частью только в выговоре, хотя Авторы Многоязычного Словаря признают его особенным. Впрочем и другие Славянские наречия употребляются в Венгрии(242).
4) Иллирическое, то есть, Болгарское — самое грубое из всех Славянских — Боснийское, Сербское — самое приятнейшее для слуха, как многие находят — Славонское и Далматское(243).
5) Кроатское, сходное с Виндским в Стирии, Каринтии, Крайне, также с Лаузидским, Котбузским, Кашубским и Люховским. В Мейсене, Бранденбурге, Поммерании, Мекленбурге и почти во всём Люнебурге, где некогда Славянский язык был народным, он уже заменён Немецким(244).
Однако ж сии перемены не могли совершенно истребить в языке нашем его, так сказать, первобытного образа, и любопытство Историков хотело открыть в нём следы малоизвестного происхождения Славян. Некоторые утверждали, что он весьма близок к древним языкам Азиатским(245); но вернейшее исследование доказало, что сие мнимое сходство ограничивается весьма немногими словами, Еврейскими или Халдейскими, Сирскими, Арабскими, которые находятся и в других языках Европейских, свидетельствуя единственно их общее Азиатское происхождение; и что Славянский имеет с Греческим, Латинским, Немецким гораздо более связи, нежели с Еврейским и с другими Восточными. Сие великое, явное сходство(246) встречается не только в словах единозвучных с действиями, которые означаются ими — ибо названия грома, журчания вод, крика птиц, рёва зверей, могут на всех языках сходствовать между собою от подражания Естеству(247) — но и в выражении самых первых мыслей человека, в ознаменовании главных нужд жизни домашней(248), в именах и глаголах совершенно произвольных. Мы знаем, что Венеды издревле жили в соседстве с Немцами и долгое время в Дакии (где язык Латинский со времён Траяновых был в общем употреблении), воевали в Империи и служили Императорам Греческим(249); но сии обстоятельства могли бы ввести в язык Славянский только некоторые особенные Немецкия, Латинские или Греческие слова, и не принудили бы их забыть собственные, коренные, необходимые в самом древнейшем обществе людей, то есть, в семейственном. Из чего вероятным образом заключают, что предки сих народов говорили некогда одним языком: каким(250)? неизвестно, но без сомнения древнейшим в Европе, где История находит их: ибо Греция, а после и часть Италии, населена Пеласгами, Фракийскими жителями, которые прежде Елленов утвердились в Морее, и могли быть единоплеменны с Германцами и Славянами(251). В течение времён удалённые друг от друга, они приобретали новые гражданские понятия, выдумывали новые слова, или присвоивали чужие, и долженствовали чрез несколько веков говорить уже языком различным. Самые общие, коренные слова легко могли измениться в произношении, когда люди ещё не знали букв и письма, верно определяющего выговор.
Сие важное искусство, немногими чертами изображать для глаз бесчисленные звуки, сведала Европа, как надобно думать, уже в позднейшие времена, и без сомнения от Финикиян, или непосредственно, или чрез Пеласгов и Елленов. Не льзя вообразить, чтобы древние обитатели Пелопоннеса, Лациума, Испании, едва вышедши из дикого состояния, могли сами выдумать письмена, требующие удивительного разума, и столь непонятного для обыкновенных людей, что они везде приписывали богам изобретение оных: в Египте Фойту, в Греции Меркурию, в Италии богине Карменте, а некоторые из Христианских Философов считали десять Моисеевых заповедей, рукою Всевышнего начертанных на горе Синайской, первым письмом в мире(252). К тому же все буквы народов Европейских: Греческие, Мальтийские, так называемые Пеласгские в Италии, Этрурийские (доныне видимые на монументах сего народа), Гальские, изображённые на памятнике Мученика Гордиана(253), Улфиловы или Готфские, Кельтиберские, Бетские, Турдетанские в Испании, Руны Скандинавов и Германцев более или менее сходствуют с Финикийскими и доказывают, что все они произошли от одного корня(254). Пеласги и Аркадцы принесли их с собою в Италию, а наконец и в Марселию к тамошним Галлам. Испанцы могли научиться письму от самих Финикиян, основавших Тартесс и Гадес за 1100 лет до Рождества Христова(255). Турдетане во время Страбоново имели письменные законы, Историю и Стихотворения(256). Каким образом Европейский Север получил буквы, мы не знаем: от Финикийских ли мореплавателей, торговавших оловом Британским и янтарём Прусским? или от народов Южной Европы? Второе кажется вероятнее: ибо Руническое и Готфское письмо сходнее с Греческим и Латинским, нежели с Финикийским(257). Оно могло в течение веков, чрез Германию или Паннонию, дойти от Средиземного моря до Бальтийского с некоторыми переменами знаков(258).
Как бы то ни было, но Венеды или Славяне языческие, обитавшие в странах Бальтийских, знали употребление букв. Дитмар говорит о надписях идолов Славянских: Ретрские кумиры, найденные близ Толлензского озера, доказали справедливость его известия; надписи их состоят в Рунах, заимствованных Венедами от Готфских народов. Сии Руны, числом 16, подобно древним Финикийским(259), весьма недостаточны для языка Славянского, не выражают самых обыкновенных звуков его, и были известны едва ли не одним жрецам, которые посредством их означали имена обожаемых идолов. Славяне же Богемские, Иллирические и Российские не имели никакой азбуки до 863 года(260), когда Философ Константин, названный в монашестве Кириллом, и Мефодий, брат его, жители Фессалоники, будучи отправлены Греческим Императором Михаилом в Моравию к тамошним Христианским Князьям Ростиславу, Святополку и Коцелу, для перевода церковных книг с Греческого языка, изобрели Славянский особенный алфавит(261), образованный по Греческому, с прибавлением новых букв: Б. Ж. Ц. Ш. Щ. Ъ. Ы. Ѣ. Ю. Я. Ѫ.(262) Сия азбука, называемая Кирилловскою, доныне употребляется, с некоторыми переменами, в России(263), Валахии, Молдавии, Болгарии, Сервии и проч. Славяне Далматские имеют другую, известную под именем Глагольской или Буквицы, которая считается изобрением Св. Иеронима, но ложно: ибо в IV и в V веке, когда жил Иероним, ещё не было Славян в Римских владениях(264). Самый древнейший её памятник, нам известный, есть харатейная Псалтырь XIII века(265); но мы имеем церковные Кирилловские рукописи 1056 году(266); надпись Десятинной церкви в Киеве принадлежит ещё ко временам Св. Владимира. Сия Глагольская азбука явно составлена по нашей(267); отличается кудрявостию знаков и весьма неудобна для употребления. Моравские Христиане, пристав к Римскому Исповеданию(268), вместе с Поляками начали писать Латинскими буквами, отвергнув Кирилловы, торжественно запрещённые Папою Иоанном XIII(269). Епископы Салонские в XI веке объявили даже Мефодия еретиком, а письмена Славянские изобретением Арианских Готфов. Вероятно, что сие самое гонение побудило какого нибудь Далматского Монаха выдумать новые, то есть, Глагольские буквы, и защитить их от нападения Римских суеверов именем Св. Иеронима. — Ныне в Богемии, Моравии, Силезии, Лаузице, Кассубии, употребляются Немецкие; в Иллирии, Крайне, Венгрии и Польше Латинские. Славяне, которые с VIII века утвердились в Пелопоннесе, приняли там Греческую азбуку(270).
И так предки наши были обязаны Христианству не только лучшим понятием о Творце мира, лучшими правилами жизни, лучшею без сомнениия нравственностью, но и пользою самого благодетельного, самого чудесного изобретения людей: мудрой живописи мыслей — изобретения, которое, подобно утренней заре, в веках мрачных предвестило уже Науки и просвещение.
Примечания
(121)^ Memor. popul. II, 29. Некоторые пишут, что Славяне омывались три раза во всю жизнь свою: в день рождения, женидьбы и смерти (см. в Раичевой Истории Славян. народов кн. I, гл. V).
(122)^ Memor. popul. Т. II, стр. 28—29, и Маврик. Strategicum Упсальского издания, кн. II, гл. 5. Император Маврикий сочинил XII книг о военном искусстве, изданных Шеффером в 1664 году: для нас всего любопытнее в них описание Славянских нравов, которое читатель найдёт в Масков. Gesch. der Deutschen, Т. II, в примеч. стр. 211, 212. — Император Лев Мудрый в своей Тактике повторяет сказания Маврикиевы о Славянах.
(123)^ Выше, стр. 15.
(124)^ Memor. popul. II, 36.
(125)^ См. Маврик. Strateg. кн. II, гл. 5, — Тацита о Венедах, Прокопия в Memor. popul. II, 29, 33, и Фредегария Chron. гл. 48. Маврикий пишет, что яд, коим Славяне намазывали стрелы, был весьма действителен и мог заразить всё тело уязвленного, ежели не давали ему принять Фериака, либо других лекарств, или не вырезывали мяса вокруг раны. — Луки у Славян были деревянные. Ни Прокопий, ни Маврикий не говорят о мечах; но предки наши без сомнения употребляли их, ибо Лавритас, вождь Славянский, в ответ Аварскому послу сказал: «никто не покорит нас, доколе будут война и мечи в свете» (см. выше, стр. 14).
(126)^ См. выше, стр. 14.
(127)^ См. в Memor. popul. II, 34, 43.
(128)^ Vita S. Severini, гл. II — в Гебгарди Gesch. der Wenden, Т. I, стр. 12. Греческие поселяне называли их Скамарами. Добнер думает, что сие имя есть Славянское и происходит от слова кама, означающего яму или пещеру.
(129)^ Memor. popul. II, 37. Славяне сажали пленников на кол, запирали в хлевы и сожигали вместе с скотом, которого не могли увести с собою.
(130)^ Memor. popul. Т. II, стр. 59.
(131)^ Маврикий говорит, что они скрывают своё имение как воры. — Поморяне (пишет Гельмольд), отправляясь на войну, также зарывали всё драгоценное в землю. И в ваши времена нигде простые люди не говорят столько о кладах и тайных сокровищах, как в землях Славянских.
(132)^ Слова Прокопиевы: iugenium ipsis nec malignum, nec fraudulentum, et cum simplicitate mores Hunnicos in multis retinent. Маврикіевы: Qui sunt in captivitate apud eos, non omni tempore, ut apud gentes alias, in servitute tenentur, sed certum eis definitur tempus, in arbitrio eorum relinquendo, si oblata mercede velint dein reverti ad suos, aut manere apud ipsos liberi et amici.
(133)^ Адам Бременский: Moribus et hospitalitate — ut nulla gens honestior aut benignior potuit inveniri (кн. II, гл. 12). Маврикий: Sunt quoque aduersus peregrinos benigni magnoque studio servant incolumes salvosque de uno loco in alium deducunt, quo necesse habent, ut et, si per incuriam ejus, qui servare talem debet, accidat, ut damno peregrinus afficiatur, bellum ipsi inferat vicinus ejus, pietatem arbitratus, sic ulcisci peregrinum.
(134)^ Козма Прагский в Менкен. Script. rer. Gerne. 1970, и Vita Ottonis, стр. 690. Далее см. Гельмольда Chron. Slavorum, кн. I, гл. 83.
(135)^ См. выше, стр. 8.
(136)^ См. Маврик. Strateg. Св. Вонифатий, живший в половине VIII века, в письме своём к Королю Английскому так говорит о Немецких Славянах или Вендах: Winedi, quod est fœdissimum et deterrimum genus hominum, tam magno zelo matrimonii amorem mutuum servant, ut mulier, viro proprio mortuo, vivere recuset, et laudabilis mulier inter illas esse judicatur, quæ propria manu sibi mortem intulit, ut in una strue pariter ardeat cum viro suo, См. Abhandl. Böhmischer Gesellsch. Ч. III, стр. 158; также Дитмара Chron. стр. 419, и Д. Антона Erste Linien eines Versuches über der alten Slaven Ursprung, Sitten &c. стр. 125. Г. Добровский (Abhandl. der Böhm. Gesellsch.). год 1787 стр. 159) находит в имени свадьбы и свата доказательство, что Славяне отменно уважали брак: ибо сии имена, как он думает, происходят от святости. Доктор Антон оспоривает мнение Добровского, и толкует, что сват есть свидетель. Оба не правы. Свататься значило прежде сговариваться, соглашаться: так в Нестор. летописи сказано (в печатн. стр. 123): «Изяслав сватается со Всеславом, мысля на наю» (нас двух). — Прелюбодеяние наказывалось у Польских Славян весьма жестоко. Виновному отдавали на выбор, быть евнухом или умереть (см. Дитм. Chron. кн. VIII в начале).
(137)^ См. Abhandlug von den Heyrathsgebräuchen der Oberlausißischen Wenden, Гебгарди в Geschichte der Slaven, Т. I, стр. 8, и Антона Versuch стр. 127. Вено означало у древних Славян плату, которую жених давал за невеству отцу или сродникам её.
(138)^ Memor. popul. II, 72.
(139)^ Антон. Versuch, стр. 54.
(140)^ Vita S. Ottonis, стр. 682.
(141)^ Гебгарди Gesch. der Wenden, I, 9. Другие народы языческие, Пруссы, Герулы, поступали так же (см. Гарткнох. Antiqu. Pruss. Dissert. XIII, стр. 188, и Масков. Geschichte der Deutschen, кн. XI, гл. 24). Вообще находим великое сходство между нравами Славян и народов Германских.
(142)^ Chron. Slavorum, в издан. Линденброг. стр. 202.
(143)^ См. печат. Нестора, стр. 12. Увидимь после, что и Князья Российские дозволяли себе многожёнство. Козма Прагский говорит, что древние Богемцы, подобно нашим Северянам, Радимичам и Вятичам, не знали брака.
(144)^ В точности ли справедливо сие описание нравов? Не излишно ли Нестор хвалит Киевлян, между которыми он сам жил? Не излишно ли чернит других Славян, может быть, для того, что они и в его время не хотели ещё совсем оставить идолопоклонства? О свойстве же Новогородцев, отдалённых от Киева, не говорит ни слова: видно, что их древние обычаи и предания были ему мало известны. — О жилищах Славян см. в Memor. popul. II, 29. Иорнанд (de reb. Get. стр. 85): hi paludes sylvasque pro civitatibus habent. Древнее Славянское обыкновение, зарывать хлеб в землю, доныне существует в Молдавии и Валахии. См. выше, примеч. 131.
(145)^ Маврикий: Abundant copia brutorum omnis generis et terræ nascentium, quæ comportant in cumulum; præcipue vero milii (просо) et panici (гречиха? (см. Плин. H. N. XVIII, 7).
(146)^ См. Гебгарди Gesch. der Slaven. Т. I, стр. 42. После будем говорить о сходстве многих Латинских и Славянских слов.
(147)^ См. выше, примеч. 134. — Memor. popul. II, 29, и Гельмольд. Chron. Slavor. кн. I, гл. 83. Древние Латыши и северные Немцы также любили мёд. Вульфстан, который жил во время Английского Короля Альфреда, т. е. в IX веке, говорит, что Пруссия изобилует пчеловодством; что самые бедные люди пьют мёд, а богатые кобылье молоко (см. Форстер. Entdeckungen in Norden стр. 99). — Эдда называет Miöd божественным питием. Жители Дакии в V веке, во словам Приска, употребляли вместо вина Μέδον (Memor. popul. I, 504). Cie имя не есть только Славянское, как некоторые думали: на древнем языке Греческом Μέϑη значит пьянство, Μέϑυ чистое вино, Μεϑυδωτις Бахус.
(148)^ Memor. popul. II, 29, и в Машев. Alterthümer der Obotriten изображение 16 и 20.
(149)^ Гебг. Gesch. der W. u. der Slav. Т. I, стр. 44—45.
(150)^ Адам Бременский называет сей город Юлиномь, а Гельмольд Виннетою (см. первого Hist. Eccl. стр. 19 и Chron. Slav. второго, кн. I, гл. 2). Баер думал, что имя Юлина есть описка (см. Шлёц. Nordische Gesch. стр. 505); но многие утверждали, что оно происходит от Юлия Цесаря, так же как Волгаст значит Julia-Augusta, а Демин Domina mundi (см. Вандалию Альберта Кранца кн. II, гл. 33). Ни Юлий Цесарь, ни Римские войска никогда в сих местах не бывали.
(151)^ Гебгарди Gesch. der Slaven Т. I, стр. 45. — Мы не имеем никаких известий о торговле Славян Российских до времён Рюриковых.
(152)^ Vita S. Ottonis, в описании Славянских храмов в Штетине, и Бекман. Beschreibung der Mark Brandenburg стр. 392 и 398. Карл Великий уставил, чтобы никто не смел в Германии продавать оружия Славянам (Гебгарди Gesch. der Slav. Т. I, стр. 45): «следственно» — говорят некоторые — «они не умели сами делать его.» Заключение не весьма убедительное. Англичане, ведя войну с Французами, не хотят, чтобы Шведы или Немцы возили морем оружие в Руан или в Брест; но у Французов есть Версальская фабрика и другие.
(153)^ См. Тунмана Über die gottesdienstl. Alterthüm. der Obotriten стр. 262. Многие Немецкия слова рудокопного искусства могут быть изъяснены только Славянскими. Тунман заключает, что Немцы заимствовали оное от Богемских Вендов.
(154)^ См. Hofpredigers Masch Gottesdienstliche Alterthümer der Obotriten, и Voyage en Basse Saxe Графа Потоцкого. Сии любопытные древности хранились в Рацебургской библиотеке и в Нейбрандебурге в Шпонгольцском кабинете. См. также Бекман. Beschreib. der Mark Brandenburg, Т. II, стр. 376.
(155)^ Гельмольд в Chron. Slavorum: casas de virgultis contexunt, necessitati tantum consulentes adversus tempestates et pluvias. О городах и храмах Гебгарди в Т. I, стр. 41, и Vita S. Ottonis, стр. 680.
(156)^ См. выше, стр. 15. Доктор Антон толкует, что имя гусли происходит от гуся! См. его Erste Linien стр. 142—146. Между Славянскими древностями нашли изображение воина, играющего на волынке (си. Маш. Gottesdienstl. Alterthümer der Obotriten).
(157)^ Memor. popul. II, 61. Прокопий называет сии песни Аварскими единственно для того, что Греки считали Аваров и Славян как бы за один народ. См. еще Гебгарди в Gesch. der Slav. Т. I, стр. 6.
(158)^ Д. Антона Versuch &c. стр. 33 и 143, Гебгарди Gesch. der Slav. Т. I, стр. 7, и Vita S. Ottonis (см. ниже).
(159)^ Я выписал сии древние Русские имена из харатейного Евангелия 1144 года (см. ниже, примеч. 529): они употреблялись всеми племенами Славянскими, с некоторою разностью по климатам. Вот Малороссийские и Польские для сравнения:
| Малорос. | Польск. | |
| Январь… | Сечень… | Styczeń. |
| Февраль… | Лютый… | Luty. |
| Март… | Березозоль… | Marzec. |
| Апрель… | Цветень… | Kwiecień. |
| Май… | Травень… | May. |
| Июнь… | Червец… | Czerwiec. |
| Июль… | Липец… | Lipiec. |
| Август… | Серпень… | Sierpień. |
| Сентябрь… | Вресень… | Wrzesień. |
| Октябрь… | Паздерник… | Pazdzerńik. |
| Ноябрь… | Листопад… | Listopad. |
| Декабрь… | Студень… | Grudzień. |
Добровский (Slovanka, стр. 71) изъясняет, что Просинец есть Beth-Monat, от глагола просить! Он не вспомнил о просе, коим издревле питались Славяне: это было бы вероятнее. — Сечень от секу: или в смысле жестоких морозов, которые ещё бывают у нас в Феврале, или Славяне что-нибудь секли, рубили в сём месяце. — У нас есть слово подзол от золы: думаю, что Славяне жгли берёзовую золу для щёлока в Апреле[2]. — Г. Калайдовичь, служащий в Москов. Архиве Иностран. Коллегии, по своей благосклонности сообщил мне следующее о месяце Изоке: «Сие имя дано ему, как вероятно, от певчей птицы, которая, может быть, появляется в Июне: доказательство отыскано мною в Шестодневе Василия Великого, книге переведённой, думаю, Иоанном Экзархом Болгарским в конце IX или в начале X века: она поднесена Князю Болгарскому Симеону, и списана в Сербском монастыре Преображения на Афонской горе, в 1263 году, при Сербском Короле Стефане Уроше. Сочинитель предисловия, описывая красоты весны и лета, говорит о соловьях, соях, иволгах, желнях, щурах, ласточках, скворцах, изоках, таким образом: Егда же видим в годы часы приступающе и дождь земли даемь и сию растущую и тревою (травою) покрываему и нивы, волнующесе дубравы и обрастьше горы и обродивша овоща, пустим на хвалу езык (язык); рьцем с блаженным Давидом и с тем въспоим, рекуще, яко возвеличишася дела Твоя, Господи; вси премудростию сътвори. Егда слышим песнивые птице, различными гласы поюще песни красные: славие же поюще, косы же и сое, влъгы и жлъны, щоры же и изоки, ластовицы же и сковраньце, и ины птице», и проч. Теперь остаётся нам узнать, какая именно птица называлась изоком. — В первом издании сей Истории я сказал, что Рюен как дождливый месяц, мог быть так назван от глагола рюмить, плакать, слезить: мы обыкновенно воображаем Сентябрь печальным и говорим в пословицу: смотреть Сентябрём. Но изъяснение Г. Добровского, от глагола реву, не вероятнее ли? «Тогда, пишет он (Slovanka 72), бывают олени в течке, бегаются и ревут». В Сентябре ревут и другие звери; ревут и ветры. В старом переводе одной Византийской летописи, находящейся в Императорской публичной Библиотеке, Автор, описывая царствование Михаила Дуки, говорит: «По сих же проседошася нашествия варварская, и паки дохнувша вихри отвсюду и шумы воспущаху и руяния творяху: не бяше бо корабника, на сих помогающего». Руяние близко к Рюену. — В нашей древнейшей летописи (см. моей Истории Т. II, примеч. 182): «пойдоша на колех, А по грудну пути: бе бо месяц Груден» (следственно в России употреблялись сии древние названия месяцев). Союз А означает всегда какую-то противность, или чрезвычайность; не льзя сказать: «ехали на колёсах, а по земле;» но можно: «ехали на колёсах, а по снегу». Вероятно, что грудным назывался первый зимний путь, ещё малоснежный, шероховатый, бойкий: ибо в летописи XVI века (см. Т. VIII, примеч. 504) сказано: «а зима была гола, и ход конём был нужно грудовато». Не Южные, но Северные Славяне могли так именовать месяцы. Богемцы называли Груднем Генварь, а после Февраль (см. Slovanka 72).
Из Прибавл. в конце VIII т. изд. 1819 года: Следующее толкование имени Рюена, или Сентября, кажется мне вероятнейшим. Сербы называюсь Руем или Рюем жёлтое деревцо (желтник, Phus cotinus, Perucken-Baum, Gelb-Holz, по Волошски дацик), употребляемое в краску. Они и всё жёлтое — на пример вино — называют руино и руевно (см. Сербский Словарь Вука Стефановича). Славяне дали Сентябрю имя жёлтого (Рюена) от желтеющих тогда древесных листьев. (Октябрь назывался у них Листопадом).
Из Прибавл. в конце IX т. изд. 1821 года: Г. Калайдовичь пишет ко мне следующее: «Экзарх Болгарский в своём предисловии Шестоднева ставит изока в числе птиц; но в переводе сих бесед Василия Великого (стр. 240) говорит: не точью бо изоци в дожде се раждают; в подлиннике же здесь: οὐ γάρ μόνον τέττιγας έν ἑπομβριαις ἀνίησιν: следственно изок не птица, а кузнечик или кобылка, cicada. Так и переводит сие место Епифаний Славинецкий: не бо точию сверщы в надождениих выходят. Сверщ, как изъясняется в Киевском Лексиконе Славенорос. 1627 года, есть коник, скачок, сверщок. В другом месте Шестоднева по Епифаниеву переводу: кий образ песнопения сверща? В подлиннике опять имя τέττιξ. Не удивительно, что Экзарх Болгарский включил своего изока в статью птиц, следуя Василию Великому, который в девятой беседе также относит летающих насекомых к роду пернатых. И в Премудрости Иисуса Сираха (гл. II, ст. 3) сказано: мала есть в пернатых пчела. Древние думали, что кузнечики издают голос или поют: известно, что сии насекомые производят звук частым движением своих крыльев, являясь во множестве после сильных дождей, в красные дни, и более в Июне месяце, названном их именем, т. е. Изоком».
(160)^ Memor. popul. II, 28. Маврикий говорит: neminem ferant imperantem.
(161)^ Вот причина великого к ним уважения во времена глубокой древности, когда письмо и типографии были неизвестны! Ныне учатся из книг; а прежде учились только у старцев: они давали советы, и лучше других могли удовлетворять самому любопытству.
(162)^ Византийские Летописцы говорят, что Баян в конце VI века опустошал и жёг селения Дунайских Славян (Memor. popul. II, 48).
(163)^ Шурцфлейш de rebus Slavicis 468.
(164)^ См. выше, стр. 15, и Гебгарди Gesch. der Slav. I, 49.
(165)^ Гельмольд в Chron. Slavor. (кн. I, гл. 16) пишет, что Мекленбургский Князь Мистивой, в 1013 году оскорблённый Саксонским Герцогом, собрал в Ретре старейшин из всех областей Славянских, и требовал от них мести. См. Chron. Дитмара Мерзебургского (писавшего в самом начале XI века) кн. VI, Маша Über die gottesdienstl. Alterthüm. der Obotrit. и Тунмана рассуждение о сем предмете.
(166)^ Козма Прагский, кн. I, стр. 1972, в изд. Менкен.
(167)^ Паган, Владетель Болгарский, приходил к Императору с своими Бойлядами (Μετά τῶν Βοιλαδῶν αὐτοῦ): сим именем означались без сомнения Бояре. Никифор Патриарх толкует, что оно знаменовало Вельможу или начальника (Memor. popul. II, 525). — В древнейших списках Нестора везде стоит Бояре; но в Сборнике, не давно найденном в Воскресенском монастыре и писанном в 1073 году для В. К. Святослава (см. Т. II, примеч. 132) два раза встречается имя Боляр: так писали у нас и в новейшие времена, производя его от слова большой, более (но не от глагола болеть, как некоторые толкуют). — О Воеводе см. Гебгарди Gesch. der Slav. I, 52. Немецкое слово Герцог и Латинское Dux имеют тот же смысл и то же происхождение. — Польский Воевода был предводителем Дворян на войне, а в мирное время начальствовал в их собраниях и в судах. Воеводы Российские имели также воинскую и судебную власть.
(168)^ Vita S Ottonis. См. также Гебгарди в Gesch. der Slav. Т. I, стр. 52. Добровский (Slovanka 219) производит Князя от слова кон, в смысле начала, как у Греков Ἄρχων произошёл от ἀρχή. — В Лаузице из учтивости называют всякого Князем, т. е. господином, хозяйку Княгинею, а Священника Князем духовным (см. Шлёцер. Ruſſische Annalen Ч. VI, стр. 174).
(169)^ Memor. popul. Т. II, стр. 395, — Гебгарди Gesch. der Slav. Т. I, стр. 52, и Добнер ad Hagecium Т. II, стр. 56. Поляки говорят: Пан Бог, так же, как мы говорим Господь-Бог. Наш Пан есть Христос.
(170)^ Memor. popul. Т. II, стр. 89 и 395. Константин говорит всегда Жупаны-старейшины, οἱ γέροντες, senes. Иоанн Луций пишет, что сие имя происходит от древнего слова Zupa, которое означало народ или населённую страну: Zupania a Zupa deducitur, quod populum vel regionem aliquam populatam significat (см. его de regno Dalm. et Croat. кн. I, гл. 13, стр. 78). Гелазий Добнер не верит его толкованию: nam meo quidem judicio contrarium prorsus senliendum est, Zupasque seu Zupanias à Zupanis nomen suum traxisse, nam qua radice Slavica id oriatur, ut Zupa habitatam terram significet, nuspiam reperio (в примеч. на Гагск. летопись, Ч. II). Но в Уставе Стефана, Царя Сербского, сочинённом в 1249[3] году, действительно употреблено слово Жупа в смысле жительства или селения. В статье 54, о смертоубийстве, сказано так: «Аще биет Властелин Серба у граду или у жупы» (см. Раичеву Историю Славянск. народов, IV, 242 и 255). Собственное Добнерово изъяснение, что Zupan есть сопан или товарищ Панов совсем. несправедливо: ибо Славяне говорили и писали Жупан. Дурих (Bibliotheca Slavica Т. I, 125) видел одно весьма древнее Славянское Евангелие, на котором подписано: аз Жюпан Ханьшь Бегнер от Брашев (т. е. из Брасковии, Трансильванского города Кронштата) написах сию книгу четверо-благовестие. В нашей Кормчей Книге, гл. 46, сказано: довлеет бо Жупаномь часть Княжа. Сим опровергается и мнение Д. Антона, что Zupan есть Судпан или Пан судящий. Греческие и Латинские Историки, не имея в своей азбуке Ж, писали Σουπανός, Zupanus. — На Польском языке Żupa значит соляную варницу, соляный анбар и рудокопню; Żupan полукафтанье.
(171)^ Гебгарди в Gesch der Slav. Т. I, стр. 52—57. В XI веке начальствовали в Боснии два Жупана, а другие слабейшие Князья не смели так именоваться. Король Далматский Мунимир в 892 году пожаловал главных своих придворных чиновников в Жупаны. В XI и XII веке самые Короли Славянские в Сервии и Далмации гордились именем Великих Жупанов.
(172)^ Д. Антонъ Versuch &c. стр. 90. Другіе утверждаютъ, что слово Краль произошло отъ имени Карла Великаго (см. въ Neuern Abhandl. der Böhm. Gesellsch. der Wissenschaft. Добровск. Исторію Богемск. языка, Т. I, стр. 324). На языкѣ Арменскомъ Король есть сильный, могущественный (Bibliotheca Slavica Т. I, стр. 302).
(173)^ Гебг. Gesch. der Slav. I, 53, 54.
(174)^ Шреттер. II Abhandlung aus dem Österreichischen Staatsrechte стр. 116, и Гебгард. I, 54. История сохранила нам пример ещё страннейшего обыкновения в Богемии: Король, отправляясь к Немецкому Императору, мог на пути своём жечь деревни (Добнер. Monumenta Historica Boemiæ IV, 54, и Гебгарди Gesch. der Slav. I, 54).
(175)^ Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 54.
(176)^ Гельмольд. Chron. Slav. кн. I, гл. 84, стр. 68; также Vita S. Ottonis стр. 670. Имя Прове значило правый или прав.
(177)^ См. Саксон. Граммат. Hist. Dan. стр. 291, изд. 1644 года, и Дитм. Мерзебург. Chron. кн. VI. Обряд класть оружие и золото, при заключении мира, к ногам идолов, был соблюдаем Российскими Славянами (см. в сей Истории описание времен Игоря I).
(178)^ Гебгарди Gesch. der Slav. Т. I, стр. 57. Сия дань называлась в землях Немецких Славян Воеводскою трагою.
(179)^ См. Нест. стр. 11, 12, и Прокопия в Memor. popul II, 28.
(180)^ См. выше, примеч. 167. — Увидим после, что Древляне до самого Святослава — вероятно, и гораздо прежде Рюрика — имели собственных Князей.
(181)^ Прокопий в Memor. popul. Т. II, стр. 28: unum enim Deum fulguris effectorem, Dominum hujus universilatis solum, agnoscunt.
(182)^ Fatum minime norunt, ne dum illi in mortales aliquam vim attribuunt (Memor. popul. Т. II, стр. 28). — Ломоносов (а за ним и Леклер), основываясь на понятии Славян о божественности рек, думал, что самое имя Вышнего Существа, Бога, происходит от Буга: мысль совсем невероятная! Славяне покланялись Творцу и Мироправителю без сомнения гораздо прежде, нежели рекам; и самые дикие народы искали главных богов своих на небесах, выше солнца и звезд, а не в воде и не между рыбами. — Доктор Антон производит имя Бога от глагола бегу, воображая, что движение тел небесных сообщило как Грекам (Θεός Бог, ϑέω бегу), так и Славянам первое понятие о вышнем Существе. Другие утверждают, что название Богь имеет смысл богатого, обогащающего (см. Кутеинский Лексикон 1653 года, стр. 245). Толкования бесполезные и ни мало не убедительные! Никто не изъяснит нам, для чего древние Славяне назвали Мироправителя Богом, Греки Θεός, Немцы Gott, и проч. Мы знаем имя Его на 200 языках: одно Монгольское, Бурхан, имеет некоторое сходство с Славянским именем Бога (см. Linguarum totius orbis vocabularia comparativa, или Сравнительные словари всех языков, напечатанные в С. Петербурге.
(183)^ Гебг. Gesch. der Wend. u. d. Slav. Т. I, стр. 23.
(184)^ Гельмольд. Chron. Slav. кн. I. гл. 84. См. также Гебгарди Gesch. der Slav. 21, 24. Славяне и всех добрых богов именовали Белыми.
(185)^ Гельм. в Chron. кн. I, гл. 53: malum deum sua lingua Diabol sive Zcerneboch, id est nigrum deum, appellant. Имя чёрта, которым Христианские Славяне назвали Диавола, произошло, думаю, от Чернобога. В Верхнем Лаузице есть гора именуемая Чернебог; а в Сервии был городок Чернобожский. См. Ант. Versuch, стр. 52, Маша и Тунмана von den Alterthüm. der Obotriten, 305, I Соборное Послание Св. Апостола Петра гл. 5, ст. 8, и Гебг. в Gesch. der Slav. I, 23.
(186)^ Нестор стр. 33, Д. Антонь стр. 146, и Гебг. Т. I, стр. 22.
(187)^ Гельмольд пишет Zuantevit, а Саксонь Грамматик Svantovitus. Некоторые, считая сего идола Славянским Фебом, думают, что надобно писать Световид; но вероятнее, что кумир его назывался Святовидом, то есть, святым образом. См. Лудевиг. de Idolis Slavorum въ Opusc. miscell. Т. II, Сакс. Граммат. Hist. Dan. гл. XIV, стр. 320—321, Гельмольда кн. II, гл. 12, стр. 89—90, и Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 25 в примечании[4].
(188)^ См. Русской перевод его, стр. 66. — Св. Мученник Вит жил во время Диоклитианово, а Монахи Корбейские проповедовали Христианство на острове Рюгене в царствование Императора Людовика Благочестивого. Святовидово идолопоклонство началось бы только в IX веке, если б сказание Гельмольда и Саксона было справедливо.
(189)^ Сакс. Грам. Hist Dan кн. XIV, стр. 327. Dignum numen, говорит он, cujus effigies tam deformiter à volucribus fœderetur! Тунман думал, что Рюгенский Поревит был Перун наших Славян, и что он же назывался как Святовидом, так и Ругевитом; но различные изображения сих идолов противоречать сему мнению. См. Гебг. Т. I, стр. 27. Некоторые считают Поренута богом беременных женщин.
(190)^ См. Маша Über die Alterthüm. der Obotriten и Потоцк. Voyage en Saxe. На медной бляхе, хранящейся вместе с другими Славянскими древностями в Шпонгольцском Кабинете, изображён Радегаст и жертвенник, на котором лежит отрубленная голова: Г. Маш считает ее головою Мекленбургского Епископа Иоанна, принесённого в жертву Радегасту. — Адам и Гельмольд пишут: simulacrum ejus auro, lectus ostro paratus. Первый о храме Упсальском: totum auro paratum (De situ Damæ, стр. 143).
(191)^ В городе Саксен-Лауенбургского Герцогства, которое составляло некогда землю Славянских Полабов. См. Гельмольда гл. 53, Маша Alterthüm. der Obotriten, Тунмана стр. 274, и Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 25.
(192)^ В странах Бальтийских, около Вислы и гор Карпатских: см. Тунмана Über die Alterthüm. der Obotriten, стр. 273—274, и Гебг. Gesch. der Slav. T. I, стр. 26.
(193)^ См. в Хронике Матв. Стриковского о богах Латышских, и Маша Über die Alterthüm. der Obotriten.
(194)^ См. Маша Alterthüm. der Obotriten и Гебг. Gesch. der Slav. T. I, стр. 26.
(195)^ Vita S. Ottonis, стр. 479, 495, 502 — и Гебг. Gesch. der Slav. T. I, стр. 27.
(196)^ В нынешнем Герцогстве Голштейнском. См. Гельмольда гл. 84.
(197)^ Потоцк. Voyage en Saxe, стр. 85, фигур. 12. В противность тому Гельмольд пишет (кн. I, гл. 84), что сей бог никак не изображался у Славян.
(198)^ См. Маша Alterthüm. der Obotriten, Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 28, и Тунмана стр. 316.
(199)^ См. Chron. Дитмара Мерзебургского, стр. 417. Я не говорю о Кроде, Флинце и других мнимых богах Славянских, о которых не находим известия в достоверных Историках.
(200)^ Живут в Далмации. Земля к южной части залива Венециянского, между Истриею и Далмациею, называется собственно Морлахиею. См. Д. Антона Erste Linien etc. стр. 50.
(201)^ Кадлубека, Длугоша, Кромера, Стриковского, Гваньини. Сходство между Греческим или Римским и Славянским баснословием весьма заметно. Стриковский упоминает о матери Кастора и Поллукса, Греческой Леде. Некоторые Писатели Российские, вообразив, что она есть Славянская Венера, догадкою обратили Леля в Купидона, а Полеля в Гименея.
(202)^ Нестор стр. 70. Славянский глагол перу значит не только пру, но и бью, ударяю; валек, которым в мытье колотят белье, для того назывался в старину пряльником: следственно имя Перуна означало бога разящего. В новейшие времена стали называть Перуном молнию. Стриковский, Гваньини и Сочинитель Синопсиса говорят, что Киевский Перун стоял на железных ногах, в руке держал камень, на подобие молнии украшенный рубинами и карбункулами; что одежда Перунова была искусно вырезана из дерева; что дубовый костёр вечно пылал пред идолом, и если жрецы от нерадения давали огню угаснуть, то наказывались смертию как преступники и враги бога. Не находя сих подробностей в Несторе, сомневаемся включить их в Историю; но можем верить Стриковскому, что древние Латыши посвящали неугасимый огонь своему идолу Перкуну, который знаменовал одно с Перуном Славянским. В Далмации есть лес именуемый Puun Dabrave. Можно заключить, что и Славяне Иллирические обожали Перуна (см. Д. Антона Versuch) стр. 49).
Из прибавлений в конце VIII тома изд. 1819 года: У Индейцев в Январе месяце бывает праздник, называемый Перун-Понголь, или Великий Понголь. В сей день они варят пшено с молоком, и смотря, как оно кипит, гадают будущее. Понголь значит собственно кипит. См. Voyage aux Indes orientales et à la Chine, par Sonnerat, Т. I, p. 240. И так имя Перун не есть ли древнее Индейское? Славяне могли назвать им Бога в смысле Великого.
(203)^ Так они названы в древнейших списках Нестора, в Пушкин. и Троицк. Стрибог, кажется, был Славянским Эолом. В древнем Слове о полку Игореве сказано: се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря, стрелами на полкы Игоревы. Народ Русский признает Св. Власия покровителем стад: не для того ли, что его имя сходно с Волосовым?
(204)^ См. также Минею 15 Июля, в житии Владимира, и в рукописном так называемом Новогород. Летописце по 1717 год (хранящемся в Архиве Иностранной Коллегии) главу о идолех.
(205)^ См. Стриковского в описании Литовских идолов. Имя сего бога напоминает слова лад и ладить: в старинных Русских песнях ладо значит мужа; на пример: у меня ладо змея скоропея, и проч. В Слове о полку Игореве Ярославна называет супруга ладою, стр. 38 и 39.
(206)^ Он пишет: Греки; но Бангерт и Гарткнох доказали, что Адам называет так Русских (см. в Коммент. нашей Академии Баерову Geograph. Russ, ex Script. Sept. Т. X, стр. 371, или Шлец. Nord. Gesch. стр. 495).
(207)^ См. Кантемирово описание Молдавии и Сульцер. Историю Дакии, Т. II, стр. 322.
(208)^ См. Синопсис и Ломоносова Рос. Историю. В первом сказано, что играющие воспевают имя Купала; но мы не знаем ни одной старинной песни, где бы оно упоминалось. Сочинитель брал свои известия из Польских Историков, и говоря о богах Хорсе, Мокоше, Симаргле, ссылается, вместо Нестора, на Стриковского; согласно с ним осуждает также качели, древнюю забаву Славянскую, называя их Диавольскою сетию: но забавы язычников не все принадлежали к их Вере. См. ещё нашей Истории Т. VII, в описании времён Василия Иоанновича, при конце; также Путешеств. Академика Лепехина Ч. IV, стр. 410, и Раичеву Историю Славянских народов, кн. I, гл. 21, стр. 172.
(209)^ Чему я сам несколько раз бывал свидетелем. Песня, которую поют в таком случае, напечатана в Абевеге Русских суеверий стр. 224. — Наши святошные игрища не имеют связи ни с Римским праздником Януса, в первой день Генваря (когда чиновники Республики, в новой одежде ходили жертвовать в храм Юпитеров), ни с Итальянским Карнавалом, который от 7 Января продолжается до самого Великого поста[5].
(210)^ Неделя от седмицы Свв. Отец до Троицына дня называлась у нас в старину Русалною (см. сей Истории Т. III, примеч. 10). Автор Синопсиса, ссылаясь только на Кромера и Гваньини, в числе Русских богов называет ещё Посвиста или Похвиста, бога ведра и ненастья. В Русских новейших сочинениях о древнем идолопоклонстве наших предков говорится о Чуре, Славянском Термине, богине Ладе или Венере, Леле и Полеле, или Купидоне и Гименее, Диде или Антеросе, Царе морском или Нептуне, Зимстерле или Флоре, и проч.; но догадки и выдумки не принадлежат к Истории. Некоторые обратили бога Лада в богиню, а припев дидис, т. е. великий (см. выше) в Купидона Дида или в Антероса. Чуром именовался в старину рубеж; но чтобы Славяне обожали в нём Термина, о том не имеем никакого исторического сведения. О Леле и Полеле упоминает Стриковский и Гваньини, сравнивая их (см. выше) с Кастором и Поллуксом, детьми Греческой Леды, а не с Купидоном и Гименеем. Сам Автор Синопсиса не причисляет их к Русским богам. Хотя Стриковский, основываясь на Длугоше, и говорит, что не только в Литве, но и в России народ величает Леду, мать Кастора и Поллукса, в припеве Ладо, Ладо; но сие имя, по его же известию (см. выше), означало бога Лада. Разве из одного народного припева лёли, люли, заключим, что наши предки боготворили Леля? — Зимстерла вышла, догадкою или ошибкою, из Семаргла, о котором пишет Нестор. Мавро-Урбин, знав о Славянском идолослужении единственно то, что говорят Польские Историки, называет сию мнимую богиню Зимцерлою. — Царь морский, чуда морские, Баба-Яга, Волоты или Великаны, Полкан или Кентавр, вымышлены Русскими сказочниками, и не относятся к древней Славянской Вере.
(211)^ Главные идолы были такой величины, что несколько волов не могли сдвинуть их с места (Vita S. Ottonis и Тунм. Über die Alterthüm. der Obotriten. стр. 293.) Но между огромными кумирами в храме Ретрском стояли и маленькие, литые, на тронах или круглых подножиях, и каждый имел свои особенные жертвенные орудия. См. Маша и Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 29.
(212)^ Козма Прагский в Менкен. издании Т. I, стр. 2074, и Vita S. Ottonis, 680. В последней сказано: Erat præterea ibi (в Штетине) quereus ingens et frondosa, et fons subter eam amœnissimus, quam plebs simplex numinis alicujus inhabitatione sacram æstimans, magna veneratione colebat.
(213)^ См. Chron. Дитм. к. VI.
(214)^ В рукописном житии Муромского благоверного Князя Константина Святославича, которое хранится в библиотеке Графа А. И. Мусина-Пушкина, и в котором многие места отмечены рукою Екатерины Великой, именно сказано, что наши язычники приносили жертвы (требы кладуще) озёрам и рекам. Впрочем сие Житие, равно как и печатное (см. Пролог, Мая 21) писано не ранее XVI века (см. сей Истории Т. III, примеч. 153). Далее в Житии Константина говорится о Русских язычниках: «очные ради немощи (в кладезях) умывающеся, и сребреницы в ня повергающе». И ныне в некоторых местах России поселяне делают то же (что я видел собственными глазами). См. ещё Синопсис, Рос. Историю Ломоносова и Раича, который описывает такие же обыкновения у Сербов.
(215)^ Гельм. в Chron. Slav. кн. I, гл. 84, и Vita S. Ottonis. Сочинитель именует сие дерево hastam Julii Cæsaris, копьем Юлия Цесаря.
(216)^ В рукописном Житии Муром. Князя Константина: «дуплинам древяным ветви убрусцем обвешивающе, и сим покланяющеся», и проч.
(217)^ Memor. popul. Т. II, стр. 984. Сей остров Св. Григория должен быть Хортица.
(218)^ Гебг. Gesch. der. Slav. Т. I, стр. 30.
(219)^ Сакс. Грам. Hist. Dan. стр. 322, Маш Über die Alterthüm. der Obotriten, и Chron. Дитм. Мерзебург. стр. 415.
(220)^ См. изображение сих требищ в Бекман. Histor. Beschreibung der Mark Brandenburg, Ч. II, стр. 347; см. также Гебгарди Gesch. der Wend. I, 31.
(221)^ Подобные существуют доныне в Англии, Ирландии, Вестфалии, Брауншвейге (см. Маллет. Историю Дании Т. I, гл. XII). Историки признают сии монументы Славянскими в Мекленбурге и в других местах, где обитали Венды.
(222)^ Vita S. Ottonis, стр. 680.
(223)^ Сакс. Грам. Hist. Dan. кн. XIV, стр. 319.
(224)^ Сей храм был основан на столпах, которые имели образ звернных рогов: так по крайней мере изъясняет сие место Немецкий переводчик Дитмаровой Хроники, Г. Урзинус, стр. 328. — См. Гельм. Chron. кн. I, гл. 53.
(225)^ Только в Патерике Киевском, в житии Исаии Чудотворца, сказано, что сей Угодник разорял капища в Ростовской области.
(226)^ Гебг. Gesch. d. Wend. Т. I, стр. 34—36, Сакс. Грам. Hist. Dan. 320—321, и Гельм. Chron. Slav. кн. I, гл. 53.
(227)^ Нестор, стр. 71, и Гельм. Chr. Slav. гл. 23.
(228)^ Сакс. Грам. кн. XIV, стр. 320—321, Vita S. Ottonis, стр. 681, и Дитм. Мерзебург. Chron. кн. VI.
(229)^ Сакс. Грам. кн. XIV, стр. 320.
(230)^ Гебг. Gesch. d. Slav. Т. I, стр. 36. Известно, что Русские земледельцы в день Св. Флора и Лавра приводят лошадей своих к церкви: сие обыкновение не происходит ли от древнего язычества?
(231)^ Гельм. в Chron. Slav. гл. 84.
(232)^ Д. Антон. стр. 71, и Гебг. Т. I, стр. 36. Наши Родительские Субботы напоминают сей древний обычай Славян. В Богемии поют тогда:
Již nesem smrt ze vsi, |
To есть: «уже несём смерть из веси, а новое лето в весь. Здравствуй, любезная весна и зелень!» — Длугош несправедливо мыслил, что сие торжество означает уничтожение идолопоклонства и введение Христианской Веры в землях Славянских.
(233)^ Козма Прагск. кн. III, под годом 1093, и Дитм. Chron. кн. I Slavi, говорит последний, qui cum morte temporali omnia putant finiri.
(234)^ Д. Антон и Гебг. Т. I, стр. 36. В урны клали разные вещи, которые принадлежали умершему: ножницы, Римские монеты, детские игрушки, маленькие кумиры.
(235)^ Mem. popul. II, 61. Страва значит на Польском языке кушанье, пищу. От сего древнего Славянского имени происходит глагол Русский травить.
(236)^ Тризна есть подвиг, tournoi. — См. Нестор. стр. 12. В летописи его упоминается о могиле Аскольда, Дира, Олега в Киеве; также о высокой могиле Игоря и внука его, Олега, в земле Древлянской. — В Житии Муромского Кн. Константина: «кони закалающе, и по мертвых ременные плетения древолазная с ними в землю погребающе, и битвы и кроение и лиц настрекания и драния творяще.» Кроение значит здесь изрезание лица ножем в знак печали. Так сказано в III Моисеевой книге, гл. 19, ст. 28: «кроения не сотворите на теле вашем о души».
(237)^ Vita S. Columbani, в Ассем. Kalend. Eccl. Univ. II, 21, и Гебг. Gesch. d. Slav. I, 13. — Гельмольд, кн. I, гл. VI, пишет о Славянах: nec est aliqua barbaries sub cœlo, quæ Christocolas ac Sacerdotes magis exhorreat. — Германские Венды со времён Карла Великого несколько раз принимали Христианскую Веру, но только неволею, и снова обращались к идолопоклонству, которое совершенно истребилось между ими только в XIII веке. Болгары, Чехи и Моравы крестились около половины IX века (см. Мозгеймову Церковную Историю); а Славяне Иллирические при Императоре Василии Македонском, который начал царствовать в 867 году (см. Константина Багрянородного de adm. imp. гл. IX, и Мозг. Церк. Историю).
(238)^ Прокопий называет его варварским: lingua barbara (Memor. popul. Т. II, стр. 29).
(239)^ См. ниже, о грамоте Славян.
(240)^ В чём всякой, развернув лексиконы языка нашего, Польского, Богемского, Иллирического, может легко увериться. — Кроме общего, мы имеем несколько особенных наречий: Украинское, Суздальское, Новогородское. В Суздальском много чуждых, неизвестных слов; на пример, Бог называется Стод, отец Хрутин, сестра Миндра, жена Эльтона, дева Шиктора (см. Сравнительные Словари всех языков, напечатан. в С. Петербурге 1787).
(241)^ См. Гаттерера Einleitung in die Synchr. Universalhistorie, стр. 127.
(242)^ De orig. Slav. стр. 108. — Добров. Litterarisch. Magazin von Böhmen. — Поповича, Австрийского учёного Славянина, Untersuchungen vom Meere, — Гаттерера Synchr. Universalhist. и Сравнительн. Словари. — В разделении Славянских наречий следую учёному Богемцу Добровскому (см. Abhandlungen der Böhm. Gesellsch., год 1791, стр. 313—314), который мог судить о том лучше Гаттерера, Шлецера, Ридигера, и проч. «Ежели отмены в двух или трёх наречиях (говорит он) могут быть подведены под общие правила одной Грамматики, то их не должно считать разными наречиями, хотя некоторые слова иначе произносятся, и некоторые имеют смысл особенный. Но ежели два наречия существенно несогласны в Грамматике, тогда признаю их разными».
(243)^ См. Untersuch. vom Meere. Болгарским наречием говорят в Турецкой Болгарии и в Расции, т. е. Восточной Сервии или древней Дардании, названной так от реки Раски; а Славонским в Славонии.
(244)^ См. Гаттерер. Universalhist. Последний человек, который говорил по-Славянски на острове Рюгене, умер в 1404 году (см. Untersuchungen der v. d. Königl. Academie zu Berlin auf d. J. 1752 aufgegebene historisch. Fragen, стр. 30). Немцы, покорив Славян в Германии, старались истребить язык их.
(245)^ См. Лаузицкия Provinzialblätter стр. 101. Заметим, что есть сходство даже между Индейским Санскритским и нашим языком; на пример: эторон, второй; пиете, пиет; тону, тонкий; мри, умри; сото, сто; чотур, четыре; тритиё, третие; томо, темно; моду, мёд. В Индейском языке имена существительные оканчиваются на твон, в Славянском на тво; на пример: богатство, безумство, и проч. (см. Шлегеля Über die Sprache und Weisheit der Indier, стр. 11 и далее). Самое изменение действительных глаголов Латинских, Немецких и Славянских бывает по одному закону. В изъявительном наклонении настоящего времени, множественного числа, первого лица, главная буква в Латинском и Славянском М: любим, читаем, amamus, legimus. Окончание единственного числа, в третьем лице, то же на всех трёх языках: любит, amat, liebet; во множественном числе одно на Латинском и Славянском: accipiunt, legunt, принимают, читают. Во втором лице отличительная буква есть также одна; docetis, учите, lehret; а в повелительном наклонении ещё более сходства: любите, учите, amate, docete (так и в Греческом).
(246)^ В именах существительных: Матерь, μήτηρ, mater, Mutter. — Πατήρ, Vater, pater, по-Малороссийски батько, у Славян Иллирических Bascta, в Русском языке уменьшительное батюшка; слово отец есть древнее Кельтское Ат, также сходное с pater: см. Dictionnaire Celtique par Ballet. Сей Учёный назвал Кельтским язык Гальский, Кимрский и Басконский (le Basque), которых однако ж нельзя считать одним языком: см. Шлецер. Nord Gesch. 340. — Брат, Bruder, frater. Граждане одного цеха назывались в Афинах Φράτορες, а собратства их Φρατρίαι. — Сестра, soror, Schwester. — Свёкор, свекровь, socer, socrus, Schwiegervater, Schwiegermutter. — Сын, Sohn. — Дочь по-Тевтонски Дотер: от чего произошло Немецкое Tochter. — Деверь, δαήρ. — Люди, Leute, λαός. — Муж, Mann, mas (мужеский). — Вдова, vidua, Wittwe. — Жена, γυνή. — Пастырь, pastor, βοτήρ. — Око, oculus, Аuge. — Брада, Bart, barba. — Пята, πτέρνα. — Волос, pilus. — Брови, Аugenbraunen, по-Английски brow. — Сердце, Herz, κη̃ρ, καρδία, cor. — Уста, στόμα. — Спина, spina (крестец: supinus, навзничь, на спине лежащий). — Кость, οστέον, costa (ребро), Knochen. — Ребро, Ribbe. — Ноготь, Nagel. — Слюна, saliva. — Кровь, cruor. — Солнце, sol, Sonne. — Огнь, ignis (πυ̃ρ и Feuer, по Англо-Саксонски, Шведски и Датски Fyr, имеют одно происхождение). — Пламя, flamma, Flamme, Φλόξ. — Лучь, λύκη, lux (свет), Licht. — Месяц, μήν, mensis. — День, dies; у Греков δήν значит давно, δηναιός, давнишний. — Вечер, vesper, ἕσπερος. — Ночь, nox, νύξ, Nacht. — Ветер, ventus, Wind. — Тепло, tepor (Греческое ϑέρμη близко к Немецкому Warme). — Копоть, καπνός. — Вода, vadum (иногда мелкая, иногда просто вода), ὕδωρ, Wasser. — Ведро, ὑτρία, hydria. — Влага, φλέγμα. — Глыба, gleba.— Пар, vapor. — Роса, ros, δρόσος. — Пыль, pulvis. — Поле, βω̃λος. — Долина, Thal. — Стезя, Steg. — Море, mare, Meer. — Волна, Welle.— Соль, sal, Salz, ἅλς. — Гора, ὅρος (Немецкое слово Berg и Славянское верх есть одно). — Холм, culmen, κολωνός (древнее Германское слово Holm означало не только остров, но и холм). — Скала по-Славянски гора каменная, а по-Латини scala, крыльцо, ибо ступени его подобны уступам гор. Греческий глагол σκάλλω (рою, долблю) имеет, кажется, близкое отношение к сему имени. — Сребро, Silber. — Гость, Gast, hospes (также Латинское имя hostis означало сперва не врага, а чужестранца, следственно гостя). — Бой, βοή. — Вой, βοή. — Клик, κλη̃σις. — Звон, звук, φωνή, sonus. — Сон, somnus. — Обитание, habitatio. — Ужин, cœna. — Рушение, ruina. — Селение, colonia. — Цель, τέλος, Ziel. — Покой, quies. — Целость, salus. — Корыстью называлась прежде воинская добыча; а воин назывался по-Гречески κορυστής. — Дом, δόμος, domus; дома, domi. — Дверь, θύρα, Thüre. — Сено, fœnum. — Ось, axis, ἄξων, Achse. — Секира, securis. — Скамья, scamnum. — Труба, tuba. — Валек, volgiolus. — Иготь, ἵγδη. — Сито, Sieb (по-Гречески σήθο сею ситом). — Ремень, Riemen. — Иго, ζυγός, jugum, Joch. — Короб, corbis, Korb. — Скрин (скринка), scrinium, Schrank. — Кадь, cadus, κάδος. — Ворота, porta. — Дельва (бочка), dolium, Tonne. — Якорь, Anker, anchora, ἄγκυρα. — Щеть, seta. — Мера, μέτρον, mensura, Maaß. — Бремя, βάρος. — Щит, Schild, scutum. — Мельница, μύλη, mola, Mühle. — Баня, Bad, βαλανει̃ον, balneum. — Весь, vicus. — Древо, δρυ̃ς, δένδρον. — Кора, cortex. — Клей, κόλλα. — Липа, Linde. — Берёза, Birke, betula. — Мох, Moos, muscus. — Гнездо, nidus, Nest. — Сок, succus, Saft. — Жир, στέαρ. — Вино, vinum, Wein, οἰ̃νος. — Млеко, Milch, lac. — Яицо, Ey, ovum. — Лён, λίνον, linum, Lein. — Конопли, cannabis, κάνναβις, — Семя, semen, Saame. — Зерно, Kern. — Мята, menta, Münze. — Шёлк, sericum; a на Шведском языке silk; по-Английски так же. — Волна, Wolle, lana. — Имя, ὄνομα, nomen, Name. — Вор, φώρ, fur. — Речь, ῥη̃σις, Rede. — Дар, δω̃ρον, donum. — Работа, Arbeit, labor. — Гроб, Grab. — Гладкость, γλαφυρότης, glabries, Glätte. — Лепость, lepor, lepos. — Круг, Kreis. — Ряд, ordo, Reihe. — Воля, βουλή, βουλημα, voluntas, das Wollen. — Лесть, List. — Спех (поспех), σπευσις. — Знамя, σημαία. — Пеня, ποινή, pœna. — Любовь, Liebe (от сего происходит в Латинском языке lubido, lubet, или libet). — Овца, ovis, ὄϊς. — Бык, bos, βου̃ς. — Агнец, agnus, ἅμνος. — Свинья, Schwein, συ̃ς, sus. — Поросёнок, porcus. — Бобр, Bieber, fiber. — Лев, λέων, leo, Löwe. — Осля, asellus, Esel. — Мышь, μυ̃ς, mus, Maus. — Myxa, musca, Mücke, μυι̃α. — Гусь, Gans, anser. — Кот, catus, Kater. — Голубь, columbus. — Ворона, κορώνη. — Чижик, Zeisig.
В именах числительных: Един, unus, eins, εἱ̃ς: два, duo, δύο, zwey; три, tres, τρει̃ς, четыре, τέσσαρες, пять, πέντε; шесть, sex, sechs, ἕξ, семь, sieben, septem, ἕπτα; осмь, ὀκτω, octo, acht; десять, δέκα, decem, zehn; сто, centum; тысяча, Tausend. — Оба, ambo, ἄμφω.
В прилагательных: Левый, lævus, λαιός, link; десный, δέξιος, dexter, rechter; прежний, prior; лепый, lepidus; новый, novus, νέος, neu; ветхий, vetus; блеклый, welk; юный, jung, junior (юнейший); правый, probus; сухий, siccus; чистый, castus; кривый, curvus; свирепый, severus; тонкий, tenuis, dünn; короткий, curtus, kurz; лёгкий, levis, leicht; нагий, nackt, nudus; сладкий, suavis, süß, γλυκύς; пеший, pedester, πεζός; сыт, satur, satiatus, satt (а по-Гречески σιτία, значит яство, кушанье, σιτέω, насыщаю и насыщаюсь); долгий, δολικός; постный, ἄπαστος (по-Немецки fasten, поститься); достойный, dignus; святый, sanctus, σεπτός; слабый, schlaff; ленивый, lenis; живый, vivus; мёртвый, mortuus; рыжий, russus (красный), ρουσσαιος; строгий, streng; полный, plenus.
В местоимениях: мне, мя, μοί, μέ, mihi, me, mich; ты, tu, du; тебе, тя, tibi, te, dir, dich; себе, ся (себя), sibi, se, sich; мой, meus, mein, ἐμός; твой, tuus, dein; его, ejus; свой, suus, sein; мы, ἡμει̃ς; наш, noster; вы, vos; ваш, vester; какий, qualis; такий, τοι̃ουτος, τοι̃ος, talis.
В глаголах: есмь, εἰμί, sum; еси, ει̃ς, es; есть, ἐστί, est, ist; есмы, ἐσμέν, sumus; есте, ἐστέ, estis; суть, sunt, sind, εἰσί; яду (ем), ἕδω, edo, esse; пию, πίνω (пить, poto); гряду, gradior; сидеть, sedere, sitzen; стою, sto, stehe; видеть, videre, εἰδέω; даю, do, δίδωμι; строить, struere; кормлю, κορέω; секу, seco; вью, vieo, winde; бить, battuo; пасти, pascere; сосу, sugo, sauge; лежу, λέγω (Гомер употребляет сей глагол в таком смысле), liege; клоню, κλίνω, clino; плыву, πλέω; везу, veho; деру, δέρω; пеку, πέπτω; влеку, ἕλκω; верю, ferveo; варю, wärme; вею, wehe; кую, cudo; прошу, rogo; отпираю, aperio; кричу, quirito, κράζω, schreie; греметь, βρέμω; стонать, stöhnen; мешать, mischen, miscere; верчу, verto; делю, theile; дремлю, dormio, dormito; трепещу, τρέμω, tremo; лижу, lecke, λείχω, lingo; орю, aro, ἀρόω; глотаю, glutio; скоблю, scabo; валяю, volvo, wälze; сею, säe, sero; кличу, καλέω; мелю, molo, mahle; лгу, lüge; числю, zähle; могу, мочь, mögen; тру, tero; советую, suadeo; усиляю, помогаю, auxilior; плету, plecto, πλέκω, flechte; шью, suo; рву, ruo; слабею, labo; граблю, rapio, raube.
(247)^ На пример, карканье, блеяние, кваканье, и проч.
(248)^ Это справедливо заметил Левек. Можно думать, что глагол быть в настоящем времени образован по-Греческому и Латинскому в новейшие времена. «Никто не сомневается (пишет Шлецер в Proben Ruſſ. Annal. стр. 71), чтобы Немецкий, Греческий и Латинский не были в основании одним языком — Славянский также.» Юниус, Ире, доказывали великое сходство Греческого и Готфского. Поповичь говорит, что Греки утратили коренное значение многих древних слов, и должны искать его в Славянском языке, где оно сохранилось (см. Шлецер. Nord. Gesch. стр. 325). Так Ире изъяснил некоторые Греческие слова древними Немецкими.
(249)^ См. выше, стр. 12.
(250)^ Скифским, говорит учёный Ире (см. его Proœmium или предисловие в Лексиконе Шведо-Готфском); но Скифы пришли из Азии уже в то время, когда Европа имела своих жителей (см. выше, стр. 3). Кельтским, скажет Пеллутье, написавший Histoire des Celtes: ибо Греческие и Римские Историки признают Кельтов самыми древнейшими Европейцами, предками Галлов и Германцев, жившими на обеих сторонах Рейна, на Дунае, Днепре, где они смешались с народами Фракийскими и Скифами (см. Страб. Geograph. стр. 58 и 465), на берегах Северного Океана, близ гор Рифейских (см. Плутарха в жизни Камилла), в Италии и в Испании, так что Птолемей всю Европу называет Кельтикою. Но Шлецер замечает справедливо, что сие имя, подобно Скифии, есть более географическое, нежели историческое, означая у Древних, по системе Эфоровой, западную часть света со всеми её жителями без всякого различия в народах. Если бы Эфиопы перешли из Африки на Рейн, то Эфор назвал бы их Кельтами. Юлий Цесарь в самой Галлии отличает Кельтов от народов Аквитанского и Бельгского, имевших языки и нравы особенные; но Греки, по своему невежеству, именовали Кельтами и Скифами народы многие и совсем не единоплеменные.
(251)^ См. Ире proœmium, стр. XXI, XXVIII. Геродот (кн. II) сказывает, что Эллада называлась некогда Пеласгиею; что древние Аттики были Пелазги, которые жили прежде во Фракии. Гекатей Милетский по известию Страбонову (кн. VI) говорит также, что Фраки населили Аттику.
(252)^ См. Шлец. Nord. Gesch. стр. 599.
(253)^ См. Réligion des Gaulois Т. I, стр. 39, и Тунман. Erklärung einer alten Preuß. Aufschrift стр. 229. — Доказано, что Готфы ещё прежде имели буквы; по Ульфила, переводя Евангелие, изобрёл только некоторые новые (Ире Analecta Ulfil. Diss. I; см. также Шлёц. Nord. Gesch., Маллетову Histoire de Dannemarc и Тунмана). Бетикою называлась часть Испании от реки Анаса на полдень до моря. Руны были известны в Германии и в Британнии (см. von der Schreibkunst im Norden в Шлёц. Nord. Gesch.). Фортунатус, Поэт VI века, упоминает об них в стихах своих (Шлёц. Nord. Gesch. стр. 611).
(254)^ См. Тунмана Erklär. einer Preuß. Aufschrift стр. 229.
(255)^ Геренов. Ideen über den Verkehr der alten Welt, Т. II, стр. 556.
(256)^ Турдетане уверяли во время Страбоново, что они уже 6000 лет умеют читать и писать. Сии 6000 лет могут быть опискою (см. Шлеёц. Nord. Gesch. стр. 596).
(257)^ См. Тунмана Erklär. alt. Preuß. Aufsch. стр. 230—232, и Битнер. Vergleichungstafeln der Schriftarten verschiedener Völk. Tab. II.
(258)^ Тацит сказал о Германцах: litterarum secreta viri pariter ас feminæ ignorant. Из сего некоторые заключили, что они в его время не знали письма; но Римский Историк говорит о тайных любовных письмах, хваля супружескую верность и целомудрие Германцев. Лаблеттери, Тунман, Миллер и другие так разумели слова его. Сам же он пишет (Descr. Germaniæ), что многие памятники между Рециею и Германиею были исписаны буквами. Жители Паннонии узнали искусство писать от Римлян.
(259)^ Плиний кн. VII, гл. 57: Utique in Græiam intulisse e Phœnice Cadmum sedecim numero, quibus Trojano bello Palamedem adjecisse quatuor, totidem post Simonidem Melicum… In Latium eas (буквы) attulerunt Pelasgi.
(260)^ См. Voigts Untersuchung über die Einführung der Buchstaben in Böhmen, в Abhandlungen einer Privatgesellſchaft in Böhmen, Ч. I, стр. 164 и след. Один Летописец Российский средних времён, повторяя Несторово известие о буквах Кирилловых, прибавляет: «преже убо Словени не имеяху письмен, но начертаньми и нарезаньми читаху и гадаху» (см. в Синодальн. библиотеке рукописн. книгу о древностях Российск. Государства, под № 529, Т. I, кн. 2). То же известие найдено Г. Калайдовичем в сочинении Монаха Храбра о писменах, где сказано: «прежде убо Словени не имеху книг, но чрътами и резами чьтеху и гатааху, погани суще». Сие сочинение внесено в книгу (в Синод. библиотеке под № 85), писанную в 1348 году для Болгарского Царя Александра Иеромонахом Лаврентием Тахом. Александр известен нам по Истории: он умер в 1350 году.
(261)^ Acta Sanctorum IX Mart., Добнер. Annales Bohemorum Ч. III, Коля Introductio in hist. et rem litt. Slavorum, гл. II, и в Несторе стр. 20. Византийские Летописцы не упоминают о сём происшествии. Нестор описывает его между случаями 898 году: явная ошибка! Михаил убит в 867 году, а Константин или Кирилл и Мефодий, как сам Нестор пишет, были им отправлены в Моравию (а не в город Раву, как думал Татищев). Они перевели на Славянский язык Евангелие, Апостол, Псалтырь и Октоих. — Некоторые суеверы восстали против сей новости, доказывая, что одни Евреи, Греки и Римляне могут иметь грамоту: ибо на кресте Спасителя не было иных надписей, кроме Еврейской, Еллинской и Латинской. Но Папа утвердил письмена Моравские, и сказал, что Бога должно славить на всех языках. Потом Константин отправился в Болгарию учить Христианству; а Мефодий, Епископ Паннонии, избрал двух Священников, искусных в языке и в письме, которые в шесть месяцев, от Марта до 12 Октября, перевели с Греческого на Славянский все книги церковные. — Так повествует Нестор. В книге Житий Святых, в описании дел Константина и Мефодия 15 Маия, сказано, что они прежде — (в 858 году: см. Гаттерер. Weltgeschichte стр. 578) — обратили уже многих Козаров в Христианство; что Царь Михаил для того послал их и в Моравию, убедив Константина принять сан Архиерейский; что сей муж добродетельный ещё в Цареграде изобрёл азбуку Славянскую и начал переводить Евангелие от Иоанна; что Моравский Князь, Ростислав, приняв его и Мефодия с великою ласкою, велел отрокам учить новую азбуку и переведённые книги, Часослов и Псалтырь; что святые мужи в четыре года утвердили всю землю Славянскую в истинной Вере, перевёли Евангелие, Апостол, Литургиарион, и совершали Божественную службу на языке Славянском; что Епископы Западной Церкви вознегодовали по тем причинам, о которых говорит Нестор, и Папа, Николай IX, позвал в Рим Константина и Мефодия, но сам в то же время умер; что преемник его, Адриан II, одобрил их дело и предал анафеме хулителей новой Литургии; что они, Константин и Мефодий, служили в Риме обедню на языке Славянском; что Константин занемог там, принял на себя святую схиму, назван Кириллом, вручил Епископство своё Мефодию, скончался и погребён в Церкви Св. Климента (следственно не ездил в Болгарию, как говорит Нестор); а Мефодий Епископ жил долгое время в Паннонии и перевёл множество книг с Греческого. Ежели Константин и брат его жили в Моравии четыре года и приехали в Рим скоро по смерти Николая IX, то Славянская грамота изобретена ими в 863 году: ибо сей Папа умер в 867. Римские Acta Sanctorum и все иностранные Писатели согласны по крайней мере в главном с нашего Минеею (см. Шлёц. Нестора Ч. III, стр. 198—241). Папа Иоанн VIII в Булле своёй, писанной в 880 году к Моравскому Князю Святополку, именно называет Константина изобретателем букв Славянских: litteræ Slavonicæ à Constantino quodam repertæ. Такое свидетельство всех других важнее и достовернее. Известие Несторово, что два Священника, избранные Мефодием, в шесть месяцев перевёли все церковные книги, раждает вопрос: какие? всю ли Библию, то есть, Ветхий Завет (ибо Новый был уже переведён Константином и Мефодием)? Это кажется невозможным. Шлецер думает, что они в шесть месяцев только списали новую Славянскую Библию; но Летописец говорит: преложиста; да и важно ли знать время, употребленное на её списывание?
Я обязан Г. Калайдовичу следующим любопытным известием: «В Московск. Синод. Библиотеке (No. 66), хранится в подлиннике книга Небеса, переведённая с Греческого языка на Славянский Иоанном, Экзархом Болгарским, в исходе IX или в начале X века. Он пишет, что азбука Славянская изобретена и Евангелие преложено Константином или Кириллом; что Мефодий перевёл все уставные книги, числом 60; что Монах Дукс убедил его (Экзарха) перевести книгу Небеса (сочинённую Иоанном Дамаскиным)» и проч. Ежели сия Славянская рукопись действительно писана в исходе IX или в начале X века, то она есть древнейшая из всех известных.
(262)^ Буква Ш есть Еврейская ש. Фриш считает Б и Ь также Еврейскими (см. его Hist. linguæ Sclavonicæ etc. гл. I). Некоторые утверждали, что Ѫ употребляем в России только со времён Митрополита Киприана или с XIV века; но сии господа не видали харатейного Евангелия Софийского, найденного в Петербурге между книгами Екатерины Великой в 1806 году и писанного с юсами в половине XI века (см. нашей Истории Т. II, примеч. 114). Ѫ то же, что У. Даже вместо Ю писали Ѭ. В одной же Болгарской рукописи 1348 года, о писменах Славянских (см. выше, примеч. 260) сия буква употребляется вместо всех гласных: вместо А, И, О, У, Ю и Я.
(263)^ Нестор говорит: «сим бо первая преложены книгы (т. е. Библия) в Мораве, яже прозвася грамота Словенская, еже грамота есть в Руси».
(264)^ Некоторые воображали Св. Иеронима Далматским Славянином (хотя Славяне вошли в Далмацию только в VII веке: см. выше, стр. 21); а как Иероним, по его словам, перевёл Библию на свой народный язык, то думали, что ему надлежало быть и первым изобретателем букв Славянских. Несправедливость сего мнения уже заметили Бандури, Коль, Ассемани и другие. Иероним перевёл Библию не на Славянский, а на Латинский язык, которым говорили тогда в Далмации. Оставляем Д. Антону (в Geschichte der Germanen, стр. 378—379) доказывать, что Славяне обитали искони в Иллирии: ибо древние жители её, по известию Аммиана Марцеллина, делали из ячменя питье и называли его Sabaja; нет сомнения, как думает Антон, что сие имя есть Славянское, и происходит от глагола запивать!
(265)^ То есть, 1222 году (Ассем. Kalendaria Ecclesiæ Universe Т. IV, стр. 443).
(266)^ Так называемый Сборник, отданный Кн. Щербатовым в библиотеку Эрмитажа, и Евангелие Софийское (см. сей Истории Т. II, примеч. 114).
(267)^ См. Шлёцер. Nestor Ч. II, стр. 327, Добровского Abhandlungen einer Privat-Gesellſchaft in Böhmen Т. V, стр. 318, и Voigts Untersuch. über die Einführ. der Buchstab. в том же сочинении, Т. I, стр. 176. — Однако ж не все Учёные так думали. Богемец Добнер утверждал, что истинная Кириллова азбука есть Глагольская, и что наша, изобретенная после, несправедливо названа сим именем (Abhandlungen der Böhmisch. Gesellschaft der Wissenschaften, год 1785, стр. 101 — 139):
1) «Буквы Глагольские, грубые и нескладные, имеют все признаки древности, и не сходны ни с какими другими: Кирилловские же суть не что иное, как Греческие, и не могли бы в IX веке прослыть новым изобретением. Между ими видим только сёмь не Греческих букв, которые взяты из Глагольской азбуки.» — Учёному Греку Кириллу всего естественнее было дать Славянам Греческие писмена; надлежало выдумать новые единственно для таких звуков, которых нет в языке Греческом. Не все, но только две из сих новых букв одинаковы с Глагольскими; на пример: Ш, Щ. Не правда также, чтобы другие Глагольские совсём не походили на Кирилловские. Изобретатель первых, желая отличиться, писал иные на оборот Е, Ⰵ, — З, Ⰸ, — P, Ⱃ; к другим прибавлял черты (П, Ⱂ — Т, Ⱅ) и хитрил в красивости (Л, Ⰾ — М, Ⰿ); буква Ф совершенно та же. Кирилловские писмена имеют образ Греческих IX века (см. Монфоконову Греческ. Палеографию, также примеры в Ephemerid. Græco-Moscis, Т. I, и в Ламб. Commentar. de Bibliotheca Vindobonensi): доказательство, что Славяне приняли их действительно во время Константина и Мефодия, а не в новейшие времена, когда образ Греческих букв уже переменился. «Но для чего же Кирилл был назван изобретателем?» Для того, что Славяне прежде не имели грамоты, и что некоторые буквы в сём алфавите действительно изобретены им. — 2) «Римские Духовные в XI веке называли Славянский алфавит Готфским» (dicebant enim gothicas literas a quodam Methodio hærelico fuisse repertas, говорит Фома Архидиакон Спалатрский, в Швандтнер. собрании Script. rer. Hung. Т. III, стр. 552—654): «следственно они разумели под сим именем не Кирилловский, а Глагольский, действительно сходный в кудрявости с Готфскими буквами». Римские Духовные называли Славянский алфавит Готфским единственно для того, что они считали Готфов и Славян за один народ (см. в Швандтнер. собрании Script, rer. Hung. Т. II, стр. 119, слова Далматского Аббата Лудовика Тубера: præter Gothas, quos Slavenos nuncupant, и проч.; см. также в Ассем. Kalend. Eccl. I, 318). — 3) «Имя Кирилловской азбуки есть новое; мнимый изобретатель её только за 50 дней до кончины своей был назван Кириллом: спрашиваю, как же она прежде называлась?» Азбукою или грамотою, или Славянскою азбукою, и проч. Кирилловскою стали называть ее конечно в новейшие времёна, когда Славяне Далматские ввели у себя другую, т. е. Буквицу или Глагольскую. — 4) «Далматские Славяне употребляют Буквицу, Россияне Кирилловскую: следственно первая древнее, ибо Россияне приняли Христианство 100 лет после Далматов, т. е. в княжение Владимира». Во-первых Христианство вошло в Россию ещё в 867 году, по известию Византийских совремённых Летописцев (о чём см. ниже); во-вторых, ежели другие Славяне, на прим. Сербы, по мнению Добнера оставили древнейшую азбуку свою, приняв новейшую Кирилловскую, то и Далматские могли променять Кириллову на Буквицу. — 5) «Пусть покажут нам Кирилловское письмо девятого столетия!» Отвечаем: пусть покажут нам Глагольское письмо ранее XIII столетия! По крайней мере в X веке существовала Кирилловская грамота: сии буквы видим уже в надписи Киевской церкви, достроенной в 996 году (см. ниже, примеч. 473, и выше, примеч. 261, в конце). — 6) «Но в предисловии харатейной Глагольской Псалтыри 1222 году какой-то Николай говорит, что она списана с подлинника времён Феодора, последнего Епископа Салонского; а как учёный Ассемани доказал, что последним Салонским Епископом надлежит считать Феодора, жившего в конце IX века, то следует, что Глагольскими буквами уже писали в IX веке». Добнер не хотел заметить, что сам Ассемани сомневается в истине сего известия; в подлиннике (думает он) стояло, может быть, только: scriptum impensis et mandato Theodori Episcopi; а догадливый писец Николай прибавил от себя: ultimi Salonitani Episcopi (Ассем. Kalend. Eccl. Univ. Т. IV, стр. 445 в примеч.) К тому же сие Евангелие могло быть списано Николаем с Кирилловского, а не с Глагольского подлинника. — 7) «Французские Бенедиктинские Монахи в своей Новой Системе Дипломатики, Ч. II, стр. 166, говорят о Болгарской рукописи, хранимой в Парижской библиотеке под No. 2340 и писанной лет за 800 или 900 до нашего времёни: сия же рукопись есть Глагольская». Но ежели Французские Монахи ошиблись в своём мнении тремя стами лет? На рукописи не означено её древности, ибо они не сказали бы тогда: за 800 или 900 лет». Мы знаем также, что в Болгарии употребляются не Глагольские буквы, а Кирилловские.
Любопытные могут видеть Буквицу во Франц. Энциклопедии. Я имел в руках своих букварь Иеронимовский, напечатанный в 1753 году в Римской Типографии Пропаганды, и молитвенник изданный в Венеции. Первая книга, напечатанная Глагольскими буквами, есть Новый Завет, изданный в Тибингене в 1553[6] году (см. Abhandl. einer Privat-Gesellsch. in Böhm. Т. I, стр. 176—177).
(268)^ Богемские Историки пишут (см. Добнера в Annal. Bohemorum Ч. III, стр. 188), что Константинопольский Патриарх Фотий, недовольный Мефодием за его сношения с Римом, поставил в Моравию инаго Епископа Агафона, а в Нейтру Гораздоса; но Князья Моравские не хотели принять их. Агафон был Греческим послом в Германии около 873 года, а Гораздос Болгарским Архиепископом в 880 (Гебг. Gesch. des Staats Mähren, стр. 28). С того времени, по достоверным известиям, не находим уже ни одного Греческого Епископа в Моравии.
(269)^ См. Буллу его 968 году (в Истории Козмы Прагского, в Менкен. собран. Script. rer. Germ. Т. I, стр. 1994), в коей он запрещает употребление Славянского или Русского языка; и в тех землях, где изобретена Кириллова азбука, не осталось даже никаких следов её. Время и Паписты истребили там все древние Славянские рукописи (см. Abhandl. der Böhm. Gesellsch. на 1785 год, стр. 136).
(270)^ См. выше, примеч. 262, и Гебг. Gesch. der Slav. Т. I, стр. 20.
- ↑ Добровского описка, вместо Поревита, а не особое божество (Отметка Историографа, на собственном его экземпляре Истории Гос. Рос.).
- ↑ Березозол — зол для берёз: из них тогда выпускают сок (отметка руки Историографа на собственном его экземпляре И. Г. Р.).
- ↑ 1349 (Поправка Историографа на собственном его экземпляре И. Г. Р.).
- ↑ D. (т. е. Добров.) Swatowit, der Heilige Sieger (отметка руки Историографа на собственном его экземпляре И. Г. Р.)
- ↑ Коляда. Das Lateinische Colenda des Mittelalters, ein Geschenk zum neuen Jahre. (Отметка Историографа на собственном его экземпляре И. Г. Р.)
- ↑ 1563 (поправка руки Историографа на собственном его экземляре И. Г. Р.)