Исполненное обещание (Брюсов)/Пути и Перепутья, 1909 (ДО)
| ← Начинающему | Исполненное обещание | Оправдание земного → |
Изъ сборника «Все напевы». Опубл.: 1909. Источникъ:  В. Я. Брюсов Пути и Перепутья. Собрание стихов. — М.: Скорпион, 1909. — Т. 3. |
Угрюмъ и грозенъ замокъ Твидъ.
Онъ со скалой какъ будто слитъ,
Какъ будто выросъ изъ скалы.
Гнѣздятся по угламъ орлы,
Отъ стѣнъ идетъ нагой отвѣсъ,
Внизу синѣетъ хвойный лѣсъ,
И, недоступно далека,
Змѣится бѣлая рѣка.
Владыка замка, Гуго Твидъ,
Давно войной и славой сытъ.
Довольно у него добра,
Мѣховъ, коней и серебра;
Казнѣ его и счета нѣтъ;
Съ нимъ не тягается сосѣдъ,
А Твидъ оспоритъ короля;
Подвластны Твиду всѣ поля,
Докуда достигаетъ взоръ;
Въ его рукѣ какъ громъ топоръ;
Ему покорна и вѣрна
Его прекрасная жена.
Ее онъ дѣвочкой увезъ
На свой незыблемый утесъ;
Хранилъ года, какъ цѣнный кладъ;
Воспитывалъ, какъ добрый братъ,
Чтобъ послѣ выбрать жениха;
Берегъ отъ тайнаго грѣха
Межъ вѣрныхъ слугъ и старыхъ дѣвъ;
Но, Божьей волей, овдовѣвъ,
Назначилъ ей удѣлъ иной,
И сдѣлалъ плѣнницу женой.
Гертруда вся — какъ сладкій сонъ.
Туманной тѣнью углубленъ
Ея лучистый взоръ; у ней
Звукъ голоса — какъ пѣнье фей,
И розсыпь золотыхъ волосъ —
Какъ кудри дѣвъ изъ міра грезъ;
Она легка — какъ тихій снѣгъ,
Ея беззвученъ легкій бѣгъ,
Ея шаговъ не помнитъ слухъ.
Какъ будто мимо вѣялъ духъ.
Вся жизнь Гертруды, съ раннихъ лѣтъ,
Прошла, вдали отъ золъ и бѣдъ,
На неприступной высотѣ.
Она лишь смутно, какъ въ мечтѣ,
Знавала рѣки и лѣса:
Ей ближе были небеса,
Гдѣ тихо облака плывутъ.
Гдѣ ночью ангелы поютъ,
Да лики съ сумрачныхъ иконъ —
Христа и вдумчивыхъ Мадоннъ.
Она была страстей чужда,
Людей не зная; иногда
Ей пѣлъ зашедшій къ нимъ пѣвецъ
О связи любящихъ сердецъ,
Но внятнѣй, чѣмъ любовный стихъ,
Ей были житія святыхъ.
И, зная, какъ она живетъ,
Легенды, заживо, народъ
Объ ней слагалъ, — и слухъ ходилъ,
Что чудо ей Господь явилъ.
Въ своей молельнѣ, въ дни поста,
Она усердно у креста
Одна молилась въ поздній часъ,
И слезы изъ прекрасныхъ глазъ
Лились Христу на язвы ногъ;
И, вдругъ, изваянный вѣнокъ,
Надъ каменнымъ святымъ челомъ,
Расцвѣлъ, какъ вѣтка подъ дождемъ!
И вѣрили, — что вся страна
Ея мольбой охранена.
Шестыя сутки въ замкѣ Твидъ
Огонь до полночи блеститъ.
Въ восточной башнѣ угловой
Гость водворился дорогой:
Графъ Робертъ, — Гуго давній другъ.
Одинъ, безъ спутниковъ и слугъ,
Обѣтомь связанный своимъ,
Идетъ онъ, скромный пилигримъ,
Въ одеждѣ инока и босъ,
Въ страну, гдѣ пострадалъ Христосъ.
Свершилъ графъ Робертъ смертный грѣхъ…
И нѣтъ съ тѣхъ поръ ему утѣхъ,
И чуждъ ему веселый пиръ,
И грустенъ радостный турниръ.
Въ его душѣ клеймо одно
Рукой горящей вожжено;
Въ его душѣ одна лишь страсть:
Предъ гробомъ Господа упасть
И вымолить себѣ покой…
Зачѣмъ же въ башнѣ угловой.
Гдѣ думалъ вечеръ отдохнуть,
Онъ медлитъ, позабывъ свой путь?
Графъ Робертъ — молодъ и красивъ.
Въ его кудряхъ стальной отливъ;
Всегда онъ смотритъ словно въ даль;
Но, затаивъ въ себѣ печаль.
Его глаза — какъ два клинка;
Его слова, какъ облака,
Мѣняютъ формы каждый мигъ;
Но ярче и мудрѣе книгъ
Его обдуманная рѣчь.
Сердца разящая, какъ мечъ.
Съ Гертрудой встрѣтясь въ первый разъ,
Не поднялъ Робертъ темныхъ глазъ.
То было поздно, въ часъ глухой,
На узкой лѣстницѣ витой,
Гдѣ злыя тѣни, при огнѣ,
Качались грозно по стѣнѣ.
Промолвилъ онъ, лицо клоня:
„Молись, святая, за меня!“
И былъ встревоженной мольбой
Ея отвѣтъ: „Господь съ тобой!“
Но, день спустя, въ такой же часъ,
Опять вдали отъ чуждыхъ глазъ,
Они сошлись. Былъ мракъ унылъ,
Надъ черной бездной вѣтеръ вылъ,
И въ свѣтѣ молніи — блѣдна
Была Гертруда у окна.
Шепнулъ смиренный пилигримъ:
„Твоей молитвой я хранимъ
Сегодня!“ Но, смотря во тьму,
Та не отвѣтила ему.
Когда же, въ третій разъ, опять
Пришлось имъ вмѣстѣ задрожать
На башнѣ передъ ликомъ звѣздъ, —
Съ груди сорвалъ онъ черный крестъ,
И палъ къ ногамъ ея, и ей
Сказалъ безвольно: „Будь моей!“
Сказалъ, и къ ней лицомъ приникъ…
И теменъ былъ безмолвный мигъ…
Но вдругъ, какъ солнце впереди,
Ея отвѣтъ зажегся: „Жди!“
„Мой господинъ! мой царь! мой братъ!
Свершилось. Нѣтъ пути назадъ.
Не жаль мнѣ въ прошломъ ничего.
Хочу лишь взора твоего,
Твоихъ, огнемъ горящихъ, устъ.
Міръ безъ тебя и дикъ и пустъ.
Я годы цѣлые спала;
Взошла денница и сожгла
Мои глаза своимъ лучомъ.
Рублю я радостнымъ мечомъ
Нить жизни краткой — пополамъ.
Души спасенье я отдамъ
За день съ тобою, — и въ Аду
У ногъ твоихъ я Рай найду!
Какъ сонъ, я скину дни мои!
Увижу лѣсъ, поля, ручьи,
Увижу вольныхъ пѣвчихъ птицъ!
У нашихъ западныхъ границъ
Есть логъ и три Проклятыхъ Пня.
На склонѣ дня тамъ жди меня!“
Алѣютъ тихо облака.
И безразсудна и робка,
Лицо закрывъ густой фатой,
Въ одеждѣ странницы простой,
Гертруда вышла изъ воротъ.
Ее никто не поведетъ,
Ее никто не охранитъ, —
Но тщетно будетъ Гуго Твидъ
Искать измѣнницы-жены.
Ея движенья рѣшены,
Какъ рѣшена ея судьба:
Она — счастливая раба,
Пока захочетъ властелинъ,
Пусть жизнь, пусть годъ, пусть день одинъ.
А послѣ — дальній монастырь
Ей вновь закроетъ высь и ширь.
Межъ буковъ мрачныхъ и нѣмыхъ,
Дорогой, полной чаръ лѣсныхъ,
Скользитъ Гертруда въ тишинѣ,
И міръ предъ ней — какъ міръ во снѣ,
Какъ память о иныхъ мірахъ,
Порой томящая въ мечтахъ.
Пьянитъ свобода, какъ вино,
И сердце мыслью прожжено:
Онъ ждетъ, онъ встрѣтитъ, и они
Сольютъ свои уста въ огни,
Сплетутъ извивы нѣжныхъ рукъ,
Замрутъ въ истомѣ сладкихъ мукъ.
И страстный взглядъ любимыхъ глазъ
Она увидитъ въ первый разъ!
Она идетъ впередъ, впередъ…
Такъ лишь лунатики обходъ
Свершаютъ ночью вдоль стѣны
При свѣтѣ пристальномъ луны.
Она скользитъ, какъ легкій челнъ
По вѣтру, надъ качаньемъ волнъ,
Храня безволіе свое.
Не ангелъ ли ведетъ ее?
Не Богъ ли правый съ высоты
Благословилъ ея мечты?
Но чу! глухой, далекій скокъ.
И вторитъ лѣсъ и вторитъ логъ
Бряцанью шпоръ и лаю псовъ.
Не скрыться межъ лѣсныхъ стволовъ!
Не упредить лихихъ коней!
Все ближе, ближе, все яснѣй,
Все безпощаднѣй стукъ копытъ, —
И предъ Гертрудой Гуго Твидъ!
Глуха подземная тюрьма.
Въ ней смрадъ и сырость, тишь и тьма.
Порой въ ней тѣни говорятъ,
И кости давнія стучатъ
Подъ непривычною ногой,
Рождая отзвукъ гробовой, —
Но звуки, умирая тутъ,
Гранитной толщи не пробьютъ,
Ни въ замкѣ, ни среди полей
Ничьихъ не возмутятъ ушей!
И съ воли къ тѣмъ, кто здѣсь забытъ,
Зовъ ни одинъ не долетитъ!
Припавъ къ стѣнѣ, въ сыромъ углу,
Гертруда не глядитъ во мглу,
Не плачетъ, тщетно не зоветъ.
На мигъ сверкнулъ ей небосводъ
Сіяньемъ пламенной зари, —
И вновь померкли янтари.
На мигъ, въ сіяющемъ вѣнцѣ,
Съ улыбкой странной на лицѣ.
Маня, предстала ей Любовь, —
И въ темный гробъ упала вновь.
На мигъ зажглась надъ ней звѣзда, —
Чтобъ закатиться навсегда!
Томятъ видѣнья въ тишинѣ!
Въ бреду больномъ иль въ зыбкомъ снѣ
Гертруда видитъ дальній лѣсъ,
Глубь вечерѣющихъ небесъ,
И логъ и три Проклятыхъ Пня…
При свѣтѣ меркнущаго дня,
Къ сухой корѣ лицомъ припавъ,
Тамъ ждетъ ее печальный графъ.
Его глаза блестятъ во мглѣ;
Высокій посохъ — на землѣ;
А что въ его рукѣ? — кинжалъ?
Всталъ полный мѣсяцъ, кругло-алъ,
И чрезъ глазницы мрачныхъ тучъ
Сталъ наводить на все свой лучъ.
И кажется Гертрудѣ вдругъ:
Благоухаетъ логъ и лугъ,
И снова, по травѣ полянъ,
Она бѣжитъ въ ночной туманъ.
Слабѣютъ силы; на ногахъ
Какъ будто цѣпи; хладный страхъ
Растетъ на сердцѣ… Поворотъ…
И старый букъ… И онъ… И вотъ
Слетаетъ съ устъ невольный стонъ, —
И милый, милый къ ней склоненъ!
Она сквозь слезы, чуть жива,
Лепечетъ нѣжныя слова,
И слышитъ лепетъ нѣжныхъ словъ,
И видитъ страстный блескъ зрачковъ,
И, холодѣя вся, какъ трупъ,
Впиваетъ ласку жданныхъ губъ.
Что это? смерть иль страсти мигъ?
Стонъ боли или счастья крикъ?
Со странно-радостнымъ лицомъ
Поверглась узница ничкомъ.
Въ темницѣ, царственно-одна,
Стоить и смотритъ тишина.
Померкъ на западѣ пожаръ.
Настало время тайныхъ чаръ.
Раскрыли звѣзды ширь и высь;
Сквозь вѣтви эльфы пронеслись;
Вдали короной золотой
Блеснулъ подъ букомъ Царь Лѣсной;
И на полянѣ смѣхъ звончѣй
Его безпечныхъ дочерей.
Но графа не коснется страхъ.
Не лезвее ль въ его рукахъ?
Не крестъ ли на его груди?
Но мракъ все гуще впереди.
Давно прошелъ условный часъ,
Плылъ мѣсяцъ, и межъ тучъ угасъ,
Была надежда и прошла,
И мгла кругомъ, и въ сердцѣ мгла…
Слабѣетъ, никнетъ гордый духъ,
И графъ молитву шепчетъ вслухъ.
„Ты не пришла, ты не придешь!
Твое письмо — иль смѣхъ иль ложь!
А я, смиренный пилигримъ.
Обѣтомъ связанный своимъ,
Посмѣлъ о радости мечтать!
Бѣжать я долженъ, словно тать,
Въ Святую Землю поспѣшить,
У гроба Господа сложить
И прежній грѣхъ и эту страсть!
Къ кресту пречистому припасть,
Да скажетъ мнѣ Господь: Пролью
Елей Я на-душу твою!
Но если… Если въ замкѣ томъ
Она томится подъ замкомъ,
И ждутъ ее — и судъ и казнь!
О, сердце сжавшая боязнь!
О, ужасъ, впившійся въ мечты!
Но что во тьмѣ?.. Кто близко?.. Ты?“
Лицо закрывъ густой фатой,
Въ одеждѣ странницы простой,
Какъ черный призракъ черезъ тьму
Гертруда тихо шла къ нему.
И графъ спѣшитъ навстрѣчу ей,
Зоветъ небесной и своей,
И ризы влажные края
Цѣлуетъ, счастья не тая,
И шепчетъ, что имъ должно прочь,
Что клонится къ исходу ночь.
Но, словно статуя блѣдна,
Молчитъ въ его рукахъ она
И только льнетъ къ нему нѣжнѣй,
Какъ тѣнь среди другихъ тѣней.
Онъ близостью ея сожженъ,
И страсти, бьющей въ сердцѣ, онъ
Уже не можетъ одолеть!
Готовъ онъ вмѣстѣ умереть
За мигъ блаженства здѣсь, теперь…
Закатный мѣсяцъ, словно звѣрь,
Взглянулъ на нихъ изъ низкихъ тучъ…
Чу! гдѣ-то близко брызнулъ ключъ…
И вотъ, подъ мѣрный говоръ струй,
Сверкнулъ ихъ первый поцѣлуй!
Безъ клятвъ былъ заключенъ ихъ бракъ.
Свидѣтелемъ былъ строгій мракъ:
Межъ травъ, обрызганный росой,
Стоялъ незримый аналой;
Свѣтили звѣзды имъ съ небесъ;
Пропѣлъ имъ хоръ могучій лѣсъ;
И эльфы, легкіе какъ дымъ,
Привѣтствія шепнули имъ;
И, мимо проходя тропой,
Благословилъ ихъ Царь Лѣсной.
Храня лица спокойный видъ,
Сошелъ на утро Гуго Твидъ
Съ ватагой слугъ въ свою тюрьму.
Чуть факелы вспугнули тьму, —
Всѣ вдругъ поникли головой:
Лежалъ предъ ними трупъ нѣмой.
Была Гертруда хороша,
Какъ будто грѣшная душа
Съ восторгомъ отошла, предъ тѣмъ
Увидѣвъ благостный Эдемъ.
Казалось: спитъ Гертруда, сжавъ
Въ рукѣ пучекъ цвѣтовъ и травъ.
И было явно всѣмъ, что тутъ
Не нуженъ больше грозный судъ!
И въ тотъ же день бѣднякъ-пастухъ,
Свирѣлью услаждая слухъ,
Привелъ овецъ къ Проклятымъ Пнямъ,
И трупъ нашелъ, простертый тамъ.
Графъ Робертъ словно тихо спалъ.
Высокій посохъ и кинжалъ
Лежали близъ, въ травѣ густой.
Былъ графъ прекрасенъ, какъ живой,
Съ улыбкой счастья на устахъ.
Но въ крѣпко стиснутыхъ рукахъ
Съ собой въ могилу онъ унесъ
Прядь золотистую волосъ.
Начато въ 1901 г.
Кончено въ 1907 г.