Исполненное обещание (Брюсов)/Пути и Перепутья, 1909 (ВТ:Ё)
| ← Начинающему | Исполненное обещание | Оправдание земного → |
Из сборника «Все напевы». Источник:  В. Я. Брюсов Пути и Перепутья. Собрание стихов. — М.: Скорпион, 1909. — Т. 3. |
Угрюм и грозен замок Твид.
Он со скалой как будто слит,
Как будто вырос из скалы.
Гнездятся по углам орлы,
От стен идёт нагой отвес,
Внизу синеет хвойный лес,
И, недоступно далека,
Змеится белая река.
Владыка замка, Гуго Твид,
Давно войной и славой сыт.
Довольно у него добра,
Мехов, коней и серебра;
Казне его и счёта нет;
С ним не тягается сосед,
А Твид оспорит короля;
Подвластны Твиду все поля,
Докуда достигает взор;
В его руке как гром топор;
Ему покорна и верна
Его прекрасная жена.
Её он девочкой увёз
На свой незыблемый утёс;
Хранил года, как ценный клад;
Воспитывал, как добрый брат,
Чтоб после выбрать жениха;
Берёг от тайного греха
Меж верных слуг и старых дев;
Но, Божьей волей, овдовев,
Назначил ей удел иной,
И сделал пленницу женой.
Гертруда вся — как сладкий сон.
Туманной тенью углублён
Её лучистый взор; у ней
Звук голоса — как пенье фей,
И россыпь золотых волос —
Как кудри дев из мира грёз;
Она легка — как тихий снег,
Её беззвучен лёгкий бег,
Её шагов не помнит слух.
Как будто мимо веял дух.
Вся жизнь Гертруды, с ранних лет,
Прошла, вдали от зол и бед,
На неприступной высоте.
Она лишь смутно, как в мечте,
Знавала реки и леса:
Ей ближе были небеса,
Где тихо облака плывут.
Где ночью ангелы поют,
Да лики с сумрачных икон —
Христа и вдумчивых Мадонн.
Она была страстей чужда,
Людей не зная; иногда
Ей пел зашедший к ним певец
О связи любящих сердец,
Но внятней, чем любовный стих,
Ей были жития святых.
И, зная, как она живёт,
Легенды, заживо, народ
Об ней слагал, — и слух ходил,
Что чудо ей Господь явил.
В своей молельне, в дни поста,
Она усердно у креста
Одна молилась в поздний час,
И слёзы из прекрасных глаз
Лились Христу на язвы ног;
И, вдруг, изваянный венок,
Над каменным святым челом,
Расцвёл, как ветка под дождём!
И верили, — что вся страна
Её мольбой охранена.
Шестые сутки в замке Твид
Огонь до полночи блестит.
В восточной башне угловой
Гость водворился дорогой:
Граф Роберт, — Гуго давний друг.
Один, без спутников и слуг,
Обетомь связанный своим,
Идёт он, скромный пилигрим,
В одежде инока и бос,
В страну, где пострадал Христос.
Свершил граф Роберт смертный грех…
И нет с тех пор ему утех,
И чужд ему весёлый пир,
И грустен радостный турнир.
В его душе клеймо одно
Рукой горящей вожжено;
В его душе одна лишь страсть:
Пред гробом Господа упасть
И вымолить себе покой…
Зачем же в башне угловой.
Где думал вечер отдохнуть,
Он медлит, позабыв свой путь?
Граф Роберт — молод и красив.
В его кудрях стальной отлив;
Всегда он смотрит словно в даль;
Но, затаив в себе печаль.
Его глаза — как два клинка;
Его слова, как облака,
Меняют формы каждый миг;
Но ярче и мудрее книг
Его обдуманная речь.
Сердца разящая, как меч.
С Гертрудой встретясь в первый раз,
Не поднял Роберт тёмных глаз.
То было поздно, в час глухой,
На узкой лестнице витой,
Где злые тени, при огне,
Качались грозно по стене.
Промолвил он, лицо клоня:
«Молись, святая, за меня!»
И был встревоженной мольбой
Её ответ: «Господь с тобой!»
Но, день спустя, в такой же час,
Опять вдали от чуждых глаз,
Они сошлись. Был мрак уныл,
Над чёрной бездной ветер выл,
И в свете молнии — бледна
Была Гертруда у окна.
Шепнул смиренный пилигрим:
«Твоей молитвой я храним
Сегодня!» Но, смотря во тьму,
Та не ответила ему.
Когда же, в третий раз, опять
Пришлось им вместе задрожать
На башне перед ликом звезд, —
С груди сорвал он чёрный крест,
И пал к ногам её, и ей
Сказал безвольно: «Будь моей!»
Сказал, и к ней лицом приник…
И тёмен был безмолвный миг…
Но вдруг, как солнце впереди,
Её ответ зажёгся: «Жди!»
«Мой господин! мой царь! мой брат!
Свершилось. Нет пути назад.
Не жаль мне в прошлом ничего.
Хочу лишь взора твоего,
Твоих, огнём горящих, уст.
Мир без тебя и дик и пуст.
Я годы целые спала;
Взошла денница и сожгла
Мои глаза своим лучом.
Рублю я радостным мечом
Нить жизни краткой — пополам.
Души спасенье я отдам
За день с тобою, — и в Аду
У ног твоих я Рай найду!
Как сон, я скину дни мои!
Увижу лес, поля, ручьи,
Увижу вольных певчих птиц!
У наших западных границ
Есть лог и три Проклятых Пня.
На склоне дня там жди меня!»
Алеют тихо облака.
И безрассудна и робка,
Лицо закрыв густой фатой,
В одежде странницы простой,
Гертруда вышла из ворот.
Её никто не поведёт,
Её никто не охранит, —
Но тщетно будет Гуго Твид
Искать изменницы-жены.
Её движенья решены,
Как решена её судьба:
Она — счастливая раба,
Пока захочет властелин,
Пусть жизнь, пусть год, пусть день один.
А после — дальний монастырь
Ей вновь закроет высь и ширь.
Меж буков мрачных и немых,
Дорогой, полной чар лесных,
Скользит Гертруда в тишине,
И мир пред ней — как мир во сне,
Как память о иных мирах,
Порой томящая в мечтах.
Пьянит свобода, как вино,
И сердце мыслью прожжено:
Он ждет, он встретит, и они
Сольют свои уста в огни,
Сплетут извивы нежных рук,
Замрут в истоме сладких мук.
И страстный взгляд любимых глаз
Она увидит в первый раз!
Она идёт вперёд, вперёд…
Так лишь лунатики обход
Свершают ночью вдоль стены
При свете пристальном луны.
Она скользит, как лёгкий чёлн
По ветру, над качаньем волн,
Храня безволие своё.
Не ангел ли ведёт её?
Не Бог ли правый с высоты
Благословил её мечты?
Но чу! глухой, далёкий скок.
И вторит лес и вторит лог
Бряцанью шпор и лаю псов.
Не скрыться меж лесных стволов!
Не упредить лихих коней!
Всё ближе, ближе, всё ясней,
Всё беспощадней стук копыт, —
И пред Гертрудой Гуго Твид!
Глуха подземная тюрьма.
В ней смрад и сырость, тишь и тьма.
Порой в ней тени говорят,
И кости давние стучат
Под непривычною ногой,
Рождая отзвук гробовой, —
Но звуки, умирая тут,
Гранитной толщи не пробьют,
Ни в замке, ни среди полей
Ничьих не возмутят ушей!
И с воли к тем, кто здесь забыт,
Зов ни один не долетит!
Припав к стене, в сыром углу,
Гертруда не глядит во мглу,
Не плачет, тщетно не зовёт.
На миг сверкнул ей небосвод
Сияньем пламенной зари, —
И вновь померкли янтари.
На миг, в сияющем венце,
С улыбкой странной на лице.
Маня, предстала ей Любовь, —
И в тёмный гроб упала вновь.
На миг зажглась над ней звезда, —
Чтоб закатиться навсегда!
Томят виденья в тишине!
В бреду больном иль в зыбком сне
Гертруда видит дальний лес,
Глубь вечереющих небес,
И лог и три Проклятых Пня…
При свете меркнущего дня,
К сухой коре лицом припав,
Там ждет её печальный граф.
Его глаза блестят во мгле;
Высокий посох — на земле;
А что в его руке? — кинжал?
Встал полный месяц, кругло ал,
И чрез глазницы мрачных туч
Стал наводить на всё свой луч.
И кажется Гертруде вдруг:
Благоухает лог и луг,
И снова, по траве полян,
Она бежит в ночной туман.
Слабеют силы; на ногах
Как будто цепи; хладный страх
Растёт на сердце… Поворот…
И старый бук… И он… И вот
Слетает с уст невольный стон, —
И милый, милый к ней склонён!
Она сквозь слёзы, чуть жива,
Лепечет нежные слова,
И слышит лепет нежных слов,
И видит страстный блеск зрачков,
И, холодея вся, как труп,
Впивает ласку жданных губ.
Что это? смерть иль страсти миг?
Стон боли или счастья крик?
Со странно-радостным лицом
Поверглась узница ничком.
В темнице, царственно-одна,
Стоить и смотрит тишина.
Померк на западе пожар.
Настало время тайных чар.
Раскрыли звёзды ширь и высь;
Сквозь ветви эльфы пронеслись;
Вдали короной золотой
Блеснул под буком Царь Лесной;
И на поляне смех звончей
Его беспечных дочерей.
Но графа не коснётся страх.
Не лезвие ль в его руках?
Не крест ли на его груди?
Но мрак всё гуще впереди.
Давно прошёл условный час,
Плыл месяц, и меж туч угас,
Была надежда и прошла,
И мгла кругом, и в сердце мгла…
Слабеет, никнет гордый дух,
И граф молитву шепчет вслух.
«Ты не пришла, ты не придёшь!
Твое письмо — иль смех иль ложь!
А я, смиренный пилигрим.
Обетом связанный своим,
Посмел о радости мечтать!
Бежать я должен, словно тать,
В Святую Землю поспешить,
У гроба Господа сложить
И прежний грех и эту страсть!
К кресту пречистому припасть,
Да скажет мне Господь: Пролью
Елей Я на́ душу твою!
Но если… Если в замке том
Она томится под замком,
И ждут её — и суд и казнь!
О, сердце сжавшая боязнь!
О, ужас, впившийся в мечты!
Но что во тьме?.. Кто близко?.. Ты?»
Лицо закрыв густой фатой,
В одежде странницы простой,
Как чёрный призрак через тьму
Гертруда тихо шла к нему.
И граф спешит навстречу ей,
Зовёт небесной и своей,
И ризы влажные края
Целует, счастья не тая,
И шепчет, что им должно прочь,
Что клонится к исходу ночь.
Но, словно статуя бледна,
Молчит в его руках она
И только льнёт к нему нежней,
Как тень среди других теней.
Он близостью её сожжён,
И страсти, бьющей в сердце, он
Уже не может одолеть!
Готов он вместе умереть
За миг блаженства здесь, теперь…
Закатный месяц, словно зверь,
Взглянул на них из низких туч…
Чу! где-то близко брызнул ключ…
И вот, под мерный говор струй,
Сверкнул их первый поцелуй!
Без клятв был заключён их брак.
Свидетелем был строгий мрак:
Меж трав, обрызганный росой,
Стоял незримый аналой;
Светили звёзды им с небес;
Пропел им хор могучий лес;
И эльфы, лёгкие как дым,
Приветствия шепнули им;
И, мимо проходя тропой,
Благословил их Царь Лесной.
Храня лица спокойный вид,
Сошёл на утро Гуго Твид
С ватагой слуг в свою тюрьму.
Чуть факелы вспугнули тьму, —
Все вдруг поникли головой:
Лежал пред ними труп немой.
Была Гертруда хороша,
Как будто грешная душа
С восторгом отошла, пред тем
Увидев благостный Эдем.
Казалось: спит Гертруда, сжав
В руке пучок цветов и трав.
И было явно всем, что тут
Не нужен больше грозный суд!
И в тот же день бедняк-пастух,
Свирелью услаждая слух,
Привёл овец к Проклятым Пням,
И труп нашёл, простёртый там.
Граф Роберт словно тихо спал.
Высокий посох и кинжал
Лежали близ, в траве густой.
Был граф прекрасен, как живой,
С улыбкой счастья на устах.
Но в крепко стиснутых руках
С собой в могилу он унёс
Прядь золотистую волос.
Начато в 1901 г.
Кончено в 1907 г.