Она была страстей чужда,
Людей не зная; иногда
Ей пѣлъ зашедшій къ нимъ пѣвецъ
О связи любящихъ сердецъ,
Но внятнѣй, чѣмъ любовный стихъ,
Ей были житія святыхъ.
И, зная, какъ она живетъ,
Легенды, заживо, народъ
Объ ней слагалъ, — и слухъ ходилъ,
Что чудо ей Господь явилъ.
Въ своей молельнѣ, въ дни поста,
Она усердно у креста
Одна молилась въ поздній часъ,
И слезы изъ прекрасныхъ глазъ
Лились Христу на язвы ногъ;
И, вдругъ, изваянный вѣнокъ,
Надъ каменнымъ святымъ челомъ,
Расцвѣлъ, какъ вѣтка подъ дождемъ!
И вѣрили, — что вся страна
Ея мольбой охранена.
Шестыя сутки въ замкѣ Твидъ
Огонь до полночи блеститъ.
Въ восточной башнѣ угловой
Гость водворился дорогой:
Графъ Робертъ, — Гуго давній другъ.
Одинъ, безъ спутниковъ и слугъ,
Она была страстей чужда,
Людей не зная; иногда
Ей пел зашедший к ним певец
О связи любящих сердец,
Но внятней, чем любовный стих,
Ей были жития святых.
И, зная, как она живет,
Легенды, заживо, народ
Об ней слагал, — и слух ходил,
Что чудо ей Господь явил.
В своей молельне, в дни поста,
Она усердно у креста
Одна молилась в поздний час,
И слезы из прекрасных глаз
Лились Христу на язвы ног;
И, вдруг, изваянный венок,
Над каменным святым челом,
Расцвел, как ветка под дождем!
И верили, — что вся страна
Ее мольбой охранена.
Шестые сутки в замке Твид
Огонь до полночи блестит.
В восточной башне угловой
Гость водворился дорогой:
Граф Роберт, — Гуго давний друг.
Один, без спутников и слуг,
