Испанские народные песни (Бальмонт)/1911 (ДО)/Признания
← Ревность | Испанскія народныя пѣсни Признанія | Сѣтованья → |
Оригинал: исп. Cantos populares españoles recogidos, ordenados e ilustrados por Francisco Rodríguez Marin. — Изъ сборника «Испанскія народныя пѣсни». Перевод опубл.: 1911. Источникъ: К. Д. Бальмонтъ. Испанскія народныя пѣсни — М: Т-во И. Д. Сытина, 1911. |
|
Примечания
- ↑ Къ пѣснѣ 2-й. — Образъ глазъ-солнцъ часто повторяется какъ въ Испанской поэзіи, такъ и въ Индійской, съ которою поэзія Испанская являетъ часто поразительное сходство,—надо думать, въ виду повышенной страстности того и другого народа.
- ↑ Къ пѣснѣ 8-й. — Въ Испаніи доселѣ не рѣдкость пѣніе пѣсенъ подъ балкономъ, съ аккомпаниментомъ гитары. Пѣсни при этомъ и припоминаются и, вызываемыя тѣми или иными обстоятельствами, рождаются новыя, внезапно.
- ↑ Къ пѣснѣ 9-й. — Сѣверянину нѣсколько странно слышать, какъ мужчина говоритъ, что его болѣе не веселятъ ни розы, ни жасмины. Для этого нужно любить цвѣты такъ, какъ ихъ любятъ въ Испаніи или Мексикѣ. Въ Испаніи вы постоянно можете видѣть, какъ возчикъ, лежащій на телѣгѣ, нагруженной чѣмъ-нибудь совсѣмъ не стихотворнымъ, мурлычетъ пѣсню, а во рту его стебель цвѣтка, красная головка котораго нарядно покачивается.
- ↑ Къ пѣснѣ 11-й. — Шутливая форма многихъ Испанскихъ пѣсенъ, указывающая на южную грацію и тонкость ощущенія, совсѣмъ не указываетъ на шуточность чувствъ. Въ Испанскомъ нравѣ много тигринаго, кошачьяго. И Испанцы любятъ играть мягкими лапками, въ которыхъ спрятаны когти. Любятъ танцевать—вкругъ костра и надъ срывомъ.
- ↑ Къ пѣснѣ 13-й. — Это напоминаетъ извѣстную пѣсенку Гейнриха Гейне, въ „Buch der Lieder“. Поэзія Гейне, вообще очень близкая къ народной поэзіи, особливо родственна съ Испанскими народными пѣснями.
- ↑ Къ пѣснѣ 14-й. — Эта пѣсенка, сколько могъ замѣтить, особенно знаменита среди Испанцевъ. Имъ молчать, когда они любятъ, труднѣе, чѣмъ Норвежцу или Англичанину.
- ↑ Къ пѣснѣ 26-й. — Въ своей поэмѣ „Эпипсихидіонъ“ Шелли, обращаясь къ Эмиліи Вивіани, говоритъ (Шелли, т. 3-й):
О, если бы мы были близнецами!
И далѣе:
…Хочу тобой дышать.
Ты слишкомъ поздно стала мной любима,
Я слишкомъ скоро началъ обожать
Тебя, мой кормчій, призракъ серафима…
Тебя я долженъ былъ бы на землѣ
Сопровождать отъ самаго рожденья,
Какъ тѣнь дрожать, склоняясь и любя,
Горѣть тобой и жить какъ отраженье.
Не какъ теперь:—О, я люблю тебя!
- ↑ Къ пѣснѣ 27-й. — Воспоминаніе о встрѣчѣ душъ, бывшей до встрѣчи тѣлъ, до встрѣчи двухъ душъ, вотъ въ этихъ двухъ тѣлахъ, состояніе хорошо извѣстное каждому, кто воистину любилъ.
- ↑ Къ пѣснѣ 28-й. — Вѣчная легенда Эроса и Психеи.
- ↑ Къ пѣснѣ 33-й. — Есть такая разнопѣвность:
Говорятъ, что черное есть трауръ,
Говорятъ, что алое—веселье,
Нарядись въ зеленое, малютка,
Будешь ты надеждою моей.
Въ „Romancero General“—нѣчто въ родѣ нашихъ историческихъ былинъ—читаемъ, между прочимъ, описаніе ревнующаго кабальеро (2-а ed. I, ns. 46, 49).
Шесть его сопровождаютъ
Слугъ, что служатъ господину,
Всѣ въ зеленое одѣты:
Цвѣтъ надежды при любви.
На копьѣ, съ желѣзкой рядомъ,
Голубую мчитъ онъ ленту:
Это—ревность, тѣхъ, кто любитъ.
Заставляетъ прегрѣшать.
Испанскій народъ сохраняетъ въ пѣсняхъ эту символику. Примѣръ тому—слѣдующія coplas.
Ужь давно, какъ зеленое
Мнѣ даетъ безпокойство,
Ибо всѣ мои чаянья
Обернулись въ лазурныя.
--
Говорятъ, что меня ты не любишь,
Мнѣ мало до этого дѣла,
Одѣваюсь завтра я въ трауръ
Изъ бѣлой тафты.
--
Сколь многіе съ надеждой
Превесело живутъ!
Ословъ на свѣтѣ сколько
Зеленое ѣдятъ!
Знаменитый Го́нгора, Испанскій утонченникъ старинныхъ временъ, писавшій за 300 лѣтъ до нынѣшнихъ „декадентовъ“, также любилъ символику красокъ.
Цвѣточки розмарина,
Малютка Исабель,
Сегодня голубые,
А завтра будутъ медъ.
Ревнуешь ты, малютка…
У разныхъ народовъ символика красокъ разная. Въ то время, какъ Испанцы связываютъ ревность съ голубымъ цвѣтомъ, Отелло погибаетъ мучимый зеленоглазымъ чудовищемъ ревности. Бретонцы полагаютъ, что голубой цвѣтъ неба есть цвѣтъ времени. Древніе Майи считали голубой цвѣтъ символомъ святости и цѣломудрія, а отсюда—счастія, какъ освобожденія отъ путъ вещества. Въ Египтѣ и въ Индіи голубой—это цвѣтъ боговъ. Вишну на своемъ семиглавомъ змѣѣ—голубой. Въ Египтѣ, въ Майѣ и въ Халдеѣ голубой цвѣтъ связывался со смертью и употреблялся при похоронахъ, какъ это доселѣ въ Бухарѣ. Желтый—въ Китаѣ и въ Майѣ—принадлежность царской фамиліи, красный—благородныхъ. Великій Египетскій сфинксъ былъ окрашенъ въ красный цвѣтъ. Римскіе солдаты выкрашивали свое тѣло въ красное—въ знакъ побѣдительной храбрости. У многихъ народовъ красный есть цвѣтъ жизни и страсти.
Символика и тайный смыслъ цвѣтовъ очень интересная и мало разработанная область. Вліяніе каждаго отдѣльнаго цвѣта на возникновеніе отдѣльныхъ, совершенно опредѣленныхъ, душевныхъ состояній есть фактъ несомнѣнный. Но психологія красокъ различествуетъ весьма, когда мы имѣемъ дѣло съ особо впечатлительными художественными натурами. Я лично могу сказать про себя, что ярко-красный цвѣтъ и золотисто-желтый вызываютъ во мнѣ ликующую радость жизни, при чемъ алый цвѣтъ тревожитъ, а золотистый умиротворяетъ въ волненіи. Зеленый цвѣтъ доставляетъ тихую радость, счастіе длительное. Голубой—вызываетъ уходящую мечтательность. Темно-синій подавляетъ. Лиловый производитъ гнетущее впечатлѣніе, и даже свѣтло-лиловый—связанъ съ чѣмъ-то зловѣщимъ. Бѣлый и черный цвѣтъ, отрицаемые, какъ таковые, но признаваемые глазомъ, при всемъ своемъ различіи производятъ однородное впечатлѣніе—изысканной красоты, благородства и стройности. Я сказалъ бы, что черный и бѣлый цвѣтъ, два эти предѣльные цвѣта, по ихъ дѣйствію на меня, такъ же похожи и такъ же различны, какъ черный лебедь и бѣлый лебедь. Ихъ одежда различна, а душа одна.
Въ своей поэмѣ „Фата-Моргана“ („Литургія Красоты“) я попытался свести въ художественное цѣлое свои ощущенія отъ различныхъ красокъ. Дальнѣйшую попытку въ этомъ направленіи, очень интересную, сдѣлалъ, въ будущемъ весьма крупный, но и теперь уже несомнѣнный, поэтъ, Сергѣй Городецкій, въ поэмѣ „Радуга“ („Дикая Воля“).
Настанетъ время—и оно не такъ далеко—когда жизнь наша, въ большихъ, въ великихъ городахъ, такъ же, какъ среди природы, построенная на принципѣ художественной гармоніи, каждому цвѣту дастъ опредѣленное мѣсто и точно выработанныя соотношенія, и мы будемъ играть красками съ той же увѣренностью и съ тѣми же великими послѣдствіями, какъ теперь мы играемъ электричествомъ и паромъ. - ↑ Къ пѣснѣ 34-й.—Есть разнопѣвность:
Протянись ко мнѣ, голубка,
Да войду въ твое гнѣздо.
Ты одна, мнѣ разсказали,
Я хочу съ тобой побыть.
Этотъ мотивъ повторяется различно.
— Птичка неба, разскажи мнѣ,
Гдѣ твое гнѣздо?
— А оно въ соснѣ зеленой,
Скрытно межь вѣтвей.
Подобная же Португальская пѣсня звучитъ съ угрожающей ироніей (Theophilo Braga, Cancioneiro е romancеirо geral portuguez, Porto, 1867, II, 75, 1):
Помираешь, чтобъ развѣдать,
Гдѣ постель моя. Но, слушай,
На прибрежьи, надъ рѣкою,
Тамъ, гдѣ шпажная трава.
- ↑ Къ пѣснѣ 35-й. — Разнопѣвность:
Видитъ Богъ, что тебѣ бы я отдалъ,
За смуглый твой цвѣтъ золотистый,
Глаза мои, ясныя очи,
Хотя бы остался слѣпымъ.
- ↑ Къ пѣснѣ 36-й. — Тотъ же мотивъ въ Итальянской пѣснѣ (Тоскана) (Giuseppe Tigri, Canti popolari toscani, Firenze. 1869, n. 337).
Въ двоихъ я, въ двухъ юношей я влюблена,
Къ кому прилѣпиться, никакъ не пойму я:
Поменьше—красивый, въ немъ чара нѣжна,
Того, кто побольше, терять не хочу я.
Тому, что поменьше, я жизнь отдала,
Тому, что поболѣе, пальму въ расцвѣтѣ.
Къ тому, что поменьше, душа вся ушла,
Къ тому, что поболѣе, пальма вся въ цвѣтѣ.
Тому, кто поменьше, все сердце, весь свѣтъ,
Тому, кто побольше, фіалокъ букетъ.
- ↑ Къ пѣснѣ 37-й. — Разнопѣвность:
Полно, купидончикъ,
Вѣрно, полюблю.
Зря шутить со мною,
Если не люблю я,
Знала я любовь.
Полно, купидончикъ,
Зря шутить со мною,
Если не люблю я,
- ↑ Къ пѣснѣ 39-й.—Португальская пѣсня (Braga, II, 112, 1):
Лишь одно твое словечко
Есть судьбы моей рѣшенье:
Скажешь: да, даешь мнѣ жизнь,
Скажешь: нѣтъ, и смерть мнѣ въ этомъ.
- ↑ Къ пѣснѣ 41-й. — Разнопѣвность:
Я зовусь—коль есть здѣсь мѣсто,
Родственникъ—когда есть случай,
Братъ двоюродный—коль можешь,
Ждущій да или же нѣтъ.
- ↑ Къ пѣснѣ 42-й. — Разнопѣвность:
Луна, чтобы выйти на волю,
Позволенія проситъ у неба,
И я, чтобъ съ тобой говорить,
Прошу позволенья смиренно.
- ↑ Къ пѣснѣ 43-й. — Португальская пѣсня (Braga, II, 116, 5):
Вотъ возьми, предъ тобой мое сердце,
Если хочешь убить его, можешь,
Но замѣть, что внутри—это ты здѣсь,
Коль убьешь его, также умрешь.
- ↑ Къ пѣснѣ 44-й. — Разнопѣвность:
У ногъ твоихъ сердце мое,
Возьми, чтобъ возсталъ я, взнесенный!
Взгляни, не люблю ли тебя,
У ногъ я твоихъ, побѣжденный!
- ↑ Къ пѣснѣ 45-й. — Разнопѣвность:
Вырву камни въ улицѣ твоей,
Всю ее сплошнымъ пескомъ покрою,
Чтобы всѣ я видѣть могъ слѣды,
Тѣхъ, кто ходитъ подъ твою рѣшетку.
- ↑ Къ пѣснѣ 46-й. — Итальянская пѣсня (Сицилія) (Giuseppe Pitré, Cantі popolari siciliani, Palermo, 189, I, n. 136):
Или да мнѣ скажи,
Или нѣтъ мнѣ скажи,
Не могу же я быть
На поляхъ безъ межи.
Требуя опредѣленнаго отвѣта, влюбленный, взамѣнъ, можетъ предложить нѣчто опредѣленное—и онъ не скупится. Какъ восклицаетъ Испанскій поэтъ Беккеръ:
За взглядъ одинъ я міръ бы отдалъ,
За лучъ улыбки все бы небо,
За поцѣлуй… О, я не знаю,
Что далъ бы я за поцѣлуй!
Португальская же пѣсня говоритъ (Braga, II, 83, 7):
За одинъ твой нѣжный взглядъ
Далъ бы жизни половину,
За улыбку далъ бы жизнь,
За поцѣлуй я далъ бы вѣчность.
- ↑ Къ пѣснѣ 47-й. — Разнопѣвность:
Хоть бы стала ты змѣею
И скользнула въ бездны моря,
За тобой я, за тобою,
Что замыслилъ, то свершу.
- ↑ Къ пѣснѣ 48-й. — Португальская пѣсня (Braga, II, 71, 2):
Я влюбленный, влюбленная ты,
Кто изъ насъ будетъ болѣе твердый?
Я какъ солнце гонюсь за тобой,
Ты какъ тѣнь отъ меня убѣгаешь.
- ↑ Къ пѣснѣ 50-й. — Всѣ, конечно, помнятъ Латинскій стихъ:
Gutta cavat lapidem, non vi, sed saepe cadendo.
Капля камень долбитъ, не силой, но частымъ паденьемъ.
Есть Португальская пѣсня (Braga, II, 17, 7):
Нѣтъ, нѣтъ, говоришь ты, не будетъ,
Любить никогда я не стану.
Вода упадаетъ на камень
Такъ долго, что камень смягчитъ.
- ↑ Къ пѣснѣ 51-й. — Всечеловѣческое или, вѣрнѣе, всемужчинское заблужденіе, что женщина и непостоянство суть одно. Мужчины много болѣе заслуживаютъ рекриминацій (Рекриминация — встречное, взаимное обвинение. (прим. редактора Викитеки)).—Въ старинныхъ romances мысль о невѣрности женщины часто повторяется (Duran, Romancero general, I, ns. 22, 50):
Отлучка моя будетъ краткой,
Да не будетъ такой твоя твердость:
Постарайся, хоть женщина ты,
Быть на всѣхъ другихъ непохожей.
--
Слову женщины не вѣрить,
Слово женское—пушинка,
Въ быстромъ вѣтрѣ пухъ летящій
Или надпись на водѣ.
Другіе romances болѣе вѣжливы (ib., 25):
Справедливо ты промолвилъ—
Низки женщины. Однако
И весьма онѣ различны,
Какъ солдаты подъ ружьемъ.
И еще:
Всѣ дурныя—невозможность,
Всѣ хорошія—нельзя.
Травы есть, что жизнь даруютъ,
Травы есть, въ которыхъ смерть.
- ↑ Къ пѣснѣ 54-й. — Разнопѣвность:
Чтобы тебя я полюбила,
Должна семь разъ я повторить:
Люблю, люблю, люблю, люблю я,
Люблю любить, тебя любить.