Золотой лев в Гронпере (Троллоп)/1873 (ДО)/5


[44]
V.

Эдмундъ Грейсе, при своемъ возвращеніи, очень хорошо помнилъ о возложенномъ на него порученіи, но все еще не зналъ какъ ему удобнѣе взяться за дѣло. Прежде всего необходимо было увѣриться, дѣйствительно-ли Марія дала слово Адріяну Урмандъ. Передъ отъѣздомъ Эдмунда, это обстоятельство было передано ему Петромъ, какъ нѣчто не подлежащее никакому сомнѣнію, кромѣ того Эдмундъ обсудилъ его съ другими молодыми людьми, его товарищами и всѣ увѣряли, что Адріяну Урмандъ, въ котораго [45]влюблялись всѣ дѣвушки, ни въ какомъ случаѣ не будетъ отказано. По возвращеніи-же изъ Кольмара, Эдмундъ узналъ, что Петръ уже не такъ увѣренъ въ успѣхѣ этого дѣла; тогда онъ понялъ, какъ трудно выполнить данное ему порученіе, потому что онъ боялся сознаться Маріи въ распущенномъ о ней слухѣ и рѣшился сообщить ей только о намѣреніи Георга въ скоромъ времени пріѣхать на родину.

— Знаетъ дядя о пріѣздѣ сына? спросила Марія.

— Нѣтъ, вы сами должны ему это сообщить, отвѣтилъ Эдмундъ Грейссе.

— Почему-же? Нѣтъ — пойдите вы къ нему сами.

— Но Георгъ полагаетъ, что лучше если отецъ узнаетъ о его пріѣздѣ черезъ васъ!

Это показалось Маріи совершенно непонятнымъ, но она сознавала, что послѣ послѣдняго ея разговора съ дядей, ей неловко будетъ заговорить съ нимъ о Георгѣ, потому она предпочла ничего ему не сказать. Такимъ образомъ случилось, что появленіе Георга Фоссъ въ гостинницѣ «Золотой левъ» было совершенно неожиданно для его отца и для мадамъ Фоссъ.

Отецъ принялъ его ласково, а мачиха встрѣтила такъ, какъ будто высоко цѣнила его пріѣздъ. Георгъ не старался узнать, добросовѣстно-ли выполнилъ Эдмундъ Грейссе данное ему порученіе, и при первомъ его свиданіи съ Маріею говорилось только то, что обыкновенно говорится молодыми родственниками послѣ годовой разлуки. Георгъ былъ на сторожѣ, чтобы не высказать своей привязанности дѣвушкѣ, забывшей его и какъ онъ полагалъ, обручившейся съ другимъ, и Марія въ свою очередь также твердо рѣшилась не дать ему замѣтить ни малѣйшаго признака своей горячей любви. Онъ пріѣхалъ въ тотъ самый моментъ, когда судьба ея должна была рѣшиться. Она поняла, какъ важно было то словечько, сказанное ею дяди изъ одного только страха еще болѣе, раздражить его своимъ дальнѣйшимъ упорствомъ, а принятое имъ какъ за уступку съ ея стороны. Дѣвушки, которыя соглашаются подумать о сдѣланномъ имъ предложеніи, наполовину выражаютъ спою готовность принять его. [46]По взглядамъ, звуку голоса и по всему обращенію дяди, она ясно видѣла, что онъ именно въ томъ смыслѣ понялъ то, почти невольно вырвавшееся у нее слово и горько раскаивалась теперь въ немъ. До пріѣзда Адріяна Урмандъ оставалось десять дней — въ эти десять дней должно было созрѣть ее рѣшеніе и Георгъ, какъ посланникъ съ неба, явился именно въ этотъ роковой промежутокъ. Неужели онъ не поможетъ ей выйдти изъ этого стѣсненнаго положенія? Еслибъ только онъ попросилъ ее остаться свободною изъ любви къ нему, она съ радостью повернула-бы спину своему обожателю изъ Швейцаріи, не смотря ни на какія возраженія дяди. Ей конечно и въ голову не приходило обручиться съ Георгомъ, вопреки желанія дяди, но одинъ взглядъ, одно слово любви, придало-бы ей силу противиться этому ненавистному браку!

Наружность Георга казалась Маріи теперь еще привлекательнѣе, чѣмъ прежде и какая дѣвушка дѣйствительно могла бы колебаться въ выборѣ между этими двумя молодыми людьми? Адріянъ, правда былъ очень пріятный мужчина, съ черными кудрявыми волосами, бѣлыми руками, живыми, карими, маленькими глазками, къ сожалѣнію только слишкомъ близкими другъ къ другу, правильнымъ носомъ, маленькимъ ртомъ, черною бородкою, съ тщательно закрученнымъ Острымъ кончикомъ.

Георгъ за этотъ годъ значительно возмужалъ и хотя росту не прибавилось въ немъ, но за то плечи сильно развились. Кромѣ того въ его глазахъ, римскомъ носѣ, энергическихъ губахъ и рѣзко очертанномь подбородкѣ, лежало то же повелительное выраженіе, какъ и у его отца; женщинамъ, руководящимся болѣе чувствомъ, чѣмъ разумомъ, это очень нравится. Было ясно, что еслибъ Марія вышла за Адріяна Урмандъ, то все въ домѣ плясало бы но ея дудкѣ, между тѣмъ какъ не подлежало никакому сомнѣнію, что Георгъ до конца своей жизни, сохранитъ роль повелителя. Но Марія ни минуты не колебалась бы въ выборѣ. Георгъ Фоссъ былъ мужчина въ [47]полномъ смыслѣ слона, Адріанъ Урмандъ же былъ только богатый купецъ, которому нужна была хозяйка.

Нѣсколько дней послѣ пріѣзда Георга былъ зарѣзанъ откормленный теленокъ и нее между отцемъ и сыномъ шло въ наилучшемъ порядкѣ, они вмѣстѣ ходили на гору для осмотра лѣса и вмѣстѣ обсудили вопросъ оставаться ли Георгу въ Кольмарѣ.

— Если ты полагаешь, что домъ въ Кольмарѣ что нибудь да стоитъ, — сказалъ Михаилъ Фоссъ, — то я охотно пожертвую нѣсколькими тысячами Франковъ, для того чтобы ты могъ привести его въ порядокъ и я думаю, что выгоднѣе всего для тебя будетъ назначить для мадамъ Фарагонъ ежегодную извѣстную сумму.

Изъ теплаго, полнаго участія сердца Михаила давно уже исчезло всякое неудовольствіе и всякая злоба противъ сына.

— Для тебя лучше этого и быть ничего не можетъ, — продолжалъ онъ. Но для этого, право, не нужно чтобы ты цѣлый годъ не показывался къ намъ на глаза; тогда и мнѣ можно будетъ также изрѣдко предпринимать небольшія путешествія за горы и поживиться чѣмъ нибудь въ Кольмарѣ. Если ты можешь удовольствоваться десятью тысячью Франковъ, то они къ твоимъ услугамъ.

Георгъ Фоссъ былъ того мнѣнія, что этой суммы для него болѣе, чѣмъ достаточно, но такъ какъ у него на сердцѣ, какъ извѣстно читателю, было еще что то такое, то онъ и не могъ выразить свою благодарность, такимъ радостнымъ и довольнымъ тономъ, какъ того былъ вправѣ ожидать отецъ.

— Можетъ быть ты имѣешь что нибудь противъ этого? — спросилъ Михаилъ обычнымъ раздраженнымъ голосомъ, когда чувствовалъ себя непріятно затронутымъ.

— Нѣтъ, медленно возразилъ Георгъ, — но въ умѣ у меня было нѣчто другое. Скажи мнѣ батюшка, прошу тебя, вѣрно ли то, что Марія выходитъ за Адріяна Урмандъ?

Михаилъ обдумывалъ съ минуту свой отвѣтъ. Ему показалось, что оба забыли уже о своемъ небольшомъ [48]прошлогодномъ любовномъ приключеніи, что и подтверждалось спокойствіемъ, съ которымъ Георгъ предложилъ вопросъ объ этой предполагаемой свадьбѣ, къ тому же Маріи, еще передъ пріѣздомъ Георга, обѣщала подумать объ атомъ дѣдѣ, — поэтому не имѣлъ ли онъ право Считать его почти что конченнымъ.

— Я думаю, что это будетъ такъ, — отвѣтилъ онъ наконецъ. Урмандъ сдѣлалъ намъ предложеніе и гакъ какъ я и жена считаемъ его отличнымъ человѣкомъ, то и дали ему наше согласіе.

— А онъ уже объяснился съ нею?

— Да, онъ не замедлилъ этимъ.

— Какой же ему дали отвѣтъ?

— Право не знаю, можно ли уже объ этомъ говорить! Марія на такая дѣвушка, чтобы броситься тотчасъ же въ объятія мужчины, но я думаю, что въ будущее воскресенье, можно будетъ праздновать обрученіе. Въ среду онъ намѣренъ пріѣхать сюда.

— Такъ она любитъ его?

— Безъ сомнѣнія любитъ.

Михаилъ Фоссъ безъ всякаго намѣренія сказалъ эту ложь. Онъ былъ ослѣпленъ желаніемъ содѣйствовать счастію своей любимицѣ и готовъ на всякую жертву, подобно пеликану, питающему своихъ птенцовъ собственною кровью. Еслибъ онъ только могъ читать въ сердцахъ обоихъ дорогихъ ему существъ и имѣлъ бы только хоть смутное понятіе о постоянствѣ Маріи и твердомъ характерѣ Георга, то вѣрно бы отказался отъ Адріяна со всею его торговлею и домомъ въ Базелѣ, посовѣтовавъ ему искать себѣ жену въ какомъ либо другомъ мѣстѣ и далъ бы свое родительское благословеніе на союзъ обоихъ любящихъ. Но, какъ у же сказано, ему недоставало яснаго сознанія.

— Такъ это дѣло можно считать вполнѣ рѣшеннымъ? — спросилъ Георгъ, не выражая въ голосѣ, ни малѣйшаго признака того волненія, которое бушевало въ его душѣ, при этомъ вопросѣ.

— Да, я полагаю, — отвѣтилъ Михаилъ.

Прежде чѣмъ вернуться въ гостинницу, Георгъ еще разъ поблагодарилъ отца за его щедрый подарокъ и [49]выразилъ свое намѣреніе согласиться на планы мадамъ Фарагонъ. Онъ сообщилъ отцу, что долженъ вернуться въ Кольмаръ въ слѣдующій понедѣльникъ — равно за да дня до прибытія Адріяна Урмандъ въ Гронперъ.

Своей женѣ Михаилъ Фоссъ объяснялъ, какъ неосновательны были ея опасенія на счетъ Георга и выразилъ при томъ желаніе, чтобы онъ нашелъ себѣ гдѣ нибудь хорошую жену, такъ какъ можетъ теперь устроить свой собственный домашній очагъ.

Понедѣльникъ приближался, а между Георгомъ и Маріею все еще не было произнесено ни одного слона, которое могло бы разъяснить имъ настоящій ходя дѣла.

Георгъ двадцать разъ намѣревался говорить съ Маріею о предстоящемъ ее бракѣ и столько же разъ снова откладывалъ это. Къ чему послужитъ подобный разговоръ съ нею? — спрашивалъ онъ самъ себя. Часто также придумывалъ онъ, какъ бы передъ тѣмъ, чѣмъ на вѣки растаться, уязвить сердце Фальшиво? дѣвушки, до такой степени, чтобы она почувствовали себя совершенно уничтоженною! Наконецъ, передъ тѣмъ чѣмъ собраться въ дорогу, случай помогъ ему остаться съ Маріею наединѣ. Тогда онъ рѣшился заговорить съ нею.

— Я слышу, что ты выходишь за мужъ, Марія, желаю Тебѣ счастія и успѣха.

— Кто тебѣ это сказалъ?

— Во всякомъ случаѣ, это кажется правда.

— Не знаю. Если дядя и тетя находятъ удобнымъ располагать мною, то я тутъ ни при чемъ.

— Иногда дѣвушки находятъ истинное счастіе въ томъ, что другіе заботятся о ихъ судьбѣ, это избавляетъ ихъ по крайней мѣрѣ отъ множества непріятностей.

— Я не понимаю, что ты этимъ хочешь выразить. Георгъ, — можетъ быть это сказано съ тѣмъ, чтобы обидѣть меня?

— Нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ. Къ чему жъ мнѣ говорить тебѣ обидныя слова? Отъ души желаю я тебѣ [50]счастія и всего хорошаго и не сомнѣваюсь въ томъ, что Адріянъ Урмандъ очень приличный мужъ для тебя. Прощай, Марія, черезъ нѣсколько минутъ я уѣзжаю. Тебѣ нечего мнѣ сказать передъ нашимъ раставаньемъ!

— Прощай, Георгъ!

— А было время, когда мы охотно видѣлись, Марія?

— Да, было время.

— Я всегда помнилъ тѣ дни. Не обѣщаю пріѣхать на твою свадьбу, это не могло бы доставить удовольствіе никому изъ насъ, но мои лучшія желанія будутъ сопутствовать тебѣ! Богъ да будетъ съ тобою, Марія! При этомъ, по праву родственника, онъ обнялъ и поцѣловалъ ее. Она не отвѣтила ни одного слова и Георгъ уѣхалъ.

Маріи было не по силамъ сказать Георгу всю правду. Тонъ, которымъ онъ заговорилъ съ нею, отклонялъ всякую возможность сообщить ему, что она не обручена съ Адріяномъ, и напротивъ, не чувствуя къ нему ни малѣйшей привязанности, твердо рѣшилась сопротивляться этому браку. Еслибъ она созналась ему въ этомъ, то ясно выразила бы желаніе снова привлечь его къ себѣ. Этой мысли она ни за что не хотѣла допустить въ немъ. Но когда онъ ушелъ, предчувствіе истины заставило содрогнуться Марію, она наполовину угадала душевное состояніе этого человѣка относительно нея и въ тоже время чувствовала полнѣйшую невозможность дать дѣлу другой оборотъ: болѣе чѣмъ когда либо укрѣпилась въ ней увѣренность, что дядя никогда не согласится на ея союзъ съ Георгомъ. Что касается до послѣдняго, то онъ уѣхалъ изъ Гронпера съ полнымъ убѣжденіемъ, что Марія Бромаръ обрученная невѣста Адріяна Урмандъ.