Адріянъ Урмандъ уже нѣсколько дней какъ уѣхалъ изъ Гронпера, а Михаилъ Фоссъ все еще не нашелъ удобнаго случая для задуманнаго разговора со своею племянницею. Онъ мысленно разсуждалъ, что для этого не требовалось слишкомъ большей поспѣшности, но нужна большая осторожность.
Онъ снова посовѣтовался съ женой.
— Если Марія думаетъ о Георгѣ, то она иокрайней мѣрѣ ничѣмъ не выразила этого, — сказалъ онъ.
— Молодыя дѣвушки любятъ скрывать свои сердечныя дѣла, — возразила мадамъ Фоссъ,
— Съ этимъ я не совсѣмъ согласенъ! Они нѣтъ — нѣтъ, да и измѣнять себѣ. А Марія ни въ какомъ случаѣ не производитъ собою впечатлѣніе дѣвушки, оставленной своимъ возлюбленнымъ и страждущей отъ любви къ нему, а онъ? Онъ, во все время своего отсутствія, ни разу даже не послалъ поклона ни одному изъ насъ.
— Когда я была у него, онъ просилъ передать тебѣ поклонъ полной любви и уваженія, — возразила мадамъ Фоссъ.
— Но если онъ въ самомъ дѣлѣ привязавъ къ намъ, то почему нее ни разу даже не пріѣхалъ сюда? Нѣтъ, не о немъ думаетъ Марія!
— Тогда она ни о комъ не думаетъ, — съ увѣренностію возразила мадамъ Фоссъ.
Взвѣсивъ въ споемъ умѣ всѣ эти обстоятельства, Михаилъ Фоссъ, для объясненія съ племянницей, назначилъ слѣдующее воскресенье.
Въ означенный день, послѣ обѣда, онъ пригласилъ Марію, пойти съ нимъ на гору, гдѣ производилась рубка лѣса.
Былъ чудный осенній день одного изъ прекраснѣйшихъ въ году мѣсяцевъ, когда солнце уже не такъ печетъ и дуетъ прохладный, ароматическій вѣтерокъ; когда комары уже не такъ кусаютъ и можно оставаться на вольномъ воздухѣ не отыскивая тѣни отъ знойныхъ, ослѣпляющихъ солнечныхъ лучей; когда въ природѣ еще виднѣются остатки лѣта и все вокругъ еще улыбается, но уже чувствуешь съ легкою грустью скорую ея кончину.
Михаилу Фоссу и въ голову не приходило, что на человѣка благотворнѣе всѣхъ мѣсяцевъ дѣйствуетъ сентябрь, но онъ невольно чувствовалъ это гуляя съ Маріею и съ наслажденіемъ пользуясь своимъ свободнымъ днемъ. Мадамъ Фоссъ не любила прогулокъ и предпочитала оставаться дома, въ обществѣ пастора, охотно сидѣвшаго еще нѣкоторое время за чашкою кофе.
Фоссъ собирался заговорить съ Маріею объ Адріянѣ Урмандѣ только на самой вершинѣ горы, потому что взбиранье на нее причиняло ему удушье и слѣдовательно лишило бы его возможности пустить въ ходъ все краснорѣчіе, необходимое для задуманнаго разговора.
Передъ тѣмъ зашли они еще на лежащую у подошвы горы пильную мельницу, гдѣ сосчитали спиленныя бревна; Михаилъ осмотрѣлъ колеса и нашедши, что желоба запущены, сталъ жаловаться на убытки, претерпѣваемыя имъ со времени отъѣзда Георга.
— Кто знаетъ, можетъ быть онъ скоро вернется, замѣтила на это Марія. Онъ ничего не отвѣчалъ и сталъ взбираться на гору.
— Ныняшняя осень принесла намъ богатые сѣнокосы, начала Марія снова. Это настоящая благодать!
— Да богатые — очень богатые, согласился съ нею дядя. Марія не стала однако продолжать разговора, потому что по звуку голоса дяди замѣтила что его мысли были далеки отъ сѣна, обыкновенно служившее интересною темою для ихъ бесѣдъ. Осмотрѣвши срубленныя бревна и сдѣлавъ также о лихъ кой какія замѣчанія, Михаилъ Фоссъ обратился наконецъ къ Маріи съ слѣдующими словами:
— Пойдемъ, дитя мое, сядь подлѣ меня, я хочу поговорить съ тобою.
Оба опустились на срубленную толстую сосну; сѣвши подлѣ дяди, Марія покраснѣла и затрепетала, но это не было замѣчено имъ, такъ какъ и у него самаго не мало было на душѣ, отъ чувства нѣкотораго страха, къ предпринятой имъ трудной задачѣ.
— Милое дитя мое, началъ онъ, мнѣ надо поговорить съ тобою объ Адріянѣ Урмандъ. Онъ сообщилъ мнѣ, что сдѣлалъ тебѣ предложеніе и что ты отказала ему.
— Да это такъ и было, дядя Михаилъ.
— Почему же мое сокровище? Развѣ ты имѣешь въ виду болѣе выгодную партію? Можетъ быть, лучше было бы, если я или твоя тетя, объяснили бы тебѣ, какъ во всѣхъ отношеніяхъ хорошъ этотъ бракъ и какъ онъ былъ бы валъ по душѣ. Имѣешь ли ты какую либо особенную причину, отказывая Урманду въ своей рукѣ?
— Нѣтъ я ничего не имѣю противъ него, но не смотря на то все таки отказала ему.
— По еслибъ онъ еще разъ повторилъ свое предложеніе, приняла ли бы ты ого тогда, дитя мое?
— Нѣтъ, дядя!
— Почему же? Развѣ онъ не славный, честный молодой человѣкъ? Не знаю чего еще болѣе можно желать при его блестящихъ обстоятельствахъ!
— Я ничего и не желаю, дядя, — какъ только всегда оставаться съ вами!
— Вотъ какъ — но вѣдь разлука съ нами неизбѣжна! Съ нашей стороны было бы крайне недобросовѣстно оставлять тебя дѣвушкой до тѣхъ поръ, пока красивое личико твое завянетъ и ты въ нашихъ глазахъ сдѣлаешься старою дѣвою. Ты очень хороша Марія и совершенно создана чтобы составить счастіе мужчины, потому тебѣ необходимо выйти замужъ. Говорю тебѣ это серіозно и для твоего же блага. Урмандъ имѣетъ домъ въ Базелѣ, довольно большое состояніе, чтобы устроить все по твоему желанію. Кромѣ того, моя племянница уйдетъ отъ меня не съ пустыми руками!
Марія пододвинулась совсѣмъ близко къ дядѣ, обхватила ого руку и нѣжно пожимая ее, посмотрѣла ему въ лице.
— Я ничего не принесла, сказала она, и не хочу ничего унести съ собой.
— Ладно ужь! Сокровище мое все таки не уйдетъ съ пустыми руками; но Богу извѣстно, что Урмандъ ни мило не задумываясь, былъ бы счастливъ взять тебя и безъ всякаго приданаго. Да, не легко встрѣтить человѣка, до такой степени влюбленнаго въ дѣвушку! Рѣшайся, Марія! не стыдись сказать мнѣ то словечко, которое ты можетъ быть не въ состояніи выговорить ему.
— Я не могу сказать то слово ни ему, ни вамъ, дядя!
— Чортъ возьми, да почему же нѣтъ? вспыльчиво вскричалъ Михаилъ Фоссъ, утомившись долгими уговорами.
— Мнѣ хочется оставаться съ тобою и тетей.
— Ахъ что за вздоръ!
— Многія дѣвушки никогда не растаются со своею родиной, вѣдь не всѣ же выходятъ замужъ — и я не хочу жить въ Базелѣ.
— Да тутъ нѣтъ ни смыслу, ни разума, — возразилъ Михаилъ, вставая. — Какъ послушное дитя ты исполнишь то, что отъ тебя требуютъ.
— Но весьма дурно было бы съ моей стороны выходить за человѣка, котораго не люблю.
— Почему же тебѣ не любить его — человѣка, отъ котораго почти всѣ дѣвушки безъ ума. Почему ты не можешь къ нему привязаться? — При этомъ вопросѣ голосъ Михаила дрожалъ, какъ будто отъ сдержаннаго гнѣва.
По настоящему онъ представлялъ Маріи полную свободу въ выборѣ себѣ мужа, но ему досадно, что всѣ его доводы оставались безуспѣшными. У Маріи же, не смотря на ея уступчивый характеръ, шевельнулась мысль, что дяди не слѣдуетъ говорить съ нею въ подобномъ тонѣ, поэтому она упорно молчала.
— Надѣюсь, что голова твои не занята кѣмъ либо другимъ, — продолжалъ Михаилъ.
— Нѣтъ, робко шепнула Марія.
— Можетъ быть ты думаешь еще о Георгѣ, оставившемъ насъ, не помысливъ даже о тебѣ? Вѣроятно ты не такъ глупа.
— Марія сидѣла молча и неподвижно, глаза ея имѣли мрачное выраженіе, видно было, что она чувствовала себя обиженною и огорченною. Но Михаилъ Фоссъ не смотрѣлъ ей въ лице, онъ пристально устремилъ взоры передъ собою и въ своей злобѣ далеко швырялъ отъ себя щепу, лежащую подъ его ногами.
— Если это такъ, то я принужденъ замѣтить, что тебѣ слѣдуетъ выбросить изъ головы весь этотъ вздоръ, потому что онъ не поведетъ къ добру. Тебѣ представляется отличная партія, будь милое дитя и скажи, что согласна со принять.
— Но дядя, я чувствую, что это будетъ дурной поступокъ, если я соглашусь раздѣлить свою судьбу съ человѣкомъ, котораго не могу любить!
— Причиной твоей настойчивости не служитъ ли Георгъ, дитя мое? — Михаилъ остановился на минуту, выжидая отвѣта. Но тщетно прождавъ его, онъ снова началъ съ какою то запальчивою неотступностью: — Скажи, отказываешь ли ты молодому человѣку, ради Георга?
Марія, съ минуту помолчавъ отвѣтила:
— Нѣтъ, не онъ тому причиною!
— Такъ не онъ?
— Нѣтъ, дядя.
— Отчего же ты не хочешь принять предложеніе Урманда.
— Оттого, что не люблю его. Дядя почему же не хочешь ты чтобы я осталась у васъ?
Въ тоже время она крѣпко прижалась къ нему, голосъ ея прерывался отъ подавленныхъ рыданій и глаза были влажны отъ слезъ. Михаилъ Фоссъ былъ человѣкъ мягкосердечный и въ особенности кротокъ и ласковъ, когда дѣло касалось Маріи Бромаръ; но теперь, какъ дядя и какъ опекунъ онъ считалъ своею святою обязанностью настоять на исполненіе того, что находилъ нужнымъ для ея счастія. Онъ колебался между желаніемъ сдѣлать по своему и между влеченіемъ прижать ее къ своей груди и поцѣлуями осушить слезы на ея глазахъ.
Марія, тихо и нѣжно сжимая его руку, сказала:
— Дядя, оставь меня у себя! Я такъ люблю тебя и тетю Іозефу, мое сердце такъ горячо привязано къ дѣтямъ, которые не могутъ обойтись безъ меня. Дорогъ мнѣ также этотъ домъ, гдѣ я умѣю быть полезною; не настаивай дядя, не то я подумаю, что надоѣла вамъ!
— Что за чепуху городишь ты, Марія! Что разъ принято въ свѣтѣ, тому и надо слѣдовать! Что-же скажутъ сосѣди, когда мы тебя какъ чумичьку будемъ держать при себѣ, вмѣсто того, чтобы пристроить за хорошаго человѣка. Ты забываешь Марія, что обязанность эта тяжело лежитъ у меня на душѣ!
— Но если мнѣ это противно? возразила Марія. Что намъ за дѣло до сосѣдей? Развѣ недостаточно, если мы другъ другомъ довольны?
— Но я неравнодушенъ къ людскимъ толкамъ! подхватилъ Михаилъ съ живостью.
— Не возможно-же требовать, чтобы ради этого я связала свою судьбу съ человѣкомъ, которому вполнѣ равнодушна, возразила Марія голосомъ, трепещущимъ отъ негодованія.
Михаилъ Фоссъ понималъ, почему его племянница показывала такое упорное сопротивленіе, но онъ видѣлъ, что она имѣетъ какую-то тайну на душѣ и понялъ, что было-бы жестоко еще долѣе настаивать. Онъ едва не поддался искушенію обнять ее своими мускулистыми руками и дать свое согласіе на то, чтобы она, до конца жизни, какъ родная дочь, раздѣляла съ нимъ его хлѣбъ-соль; но съ другой стороны, невыносима была для него мысль упустить такую, по его мнѣнію, прекрасную партію.
Весьма сомнительно было, чтобы Адріянъ Урмандъ послѣ этого оскорбительнаго, вторичнаго отказа, согласился еще подождать.
— Мнѣ кажется, сказалъ онъ, наконецъ, что твои понятія не совсѣмъ ясны. Я никакъ не думалъ, чтобы такая умная дѣвушка какъ ты, могла поступать такъ глупо.
Марія не отвѣчала и они стали спускаться съ горы. Михаилъ еще разъ остановился и обратился къ ней съ вопросомъ, свидѣтельствовавшемъ о направленіи его мыслей.
Увѣрена-ли ты въ томъ, спросилъ онъ, что твой поступокъ не есть слѣдствіемъ расчета на бракъ съ Георгомъ?
— Я въ томъ увѣрена, отвѣтила она въ полголоса и незамѣтно ускоряя шаги.
— Честное слово, ты для меня загадка. Не говорилъ-ли Урмандъ, что нибудь такое, что могло-бы на него навлечь твое неудовольствіе?
— Нѣтъ, дядя, ни слова, и скорѣй чувствую къ нему благодарность. Единственно, что меня удерживаетъ, такъ это то, что не люблю его.
— Въ такомъ случаѣ, я, по совѣсти, тебя не понимаю и непростительно было-бы съ моей стороны, не употребить всѣ силы, чтобы уговорить тебя. Дней черезъ десять Урмандъ снова пріѣдетъ къ намъ и къ тому времени ты вѣрно одумаешься, Марія!
Послѣ этого они уже молча сошли съ горы, каждый занятый мыслями другаго, понятые ими однако совершенно превратно.
Михаилъ Фоссъ теперь былъ увѣренъ, что Марія совершенно равнодушна къ Георгу; жена должно быть ошиблась въ своемъ предположеніи, думалъ онъ, какъ вообще ошибалась во всемъ, гдѣ требовался разсудокъ. Дѣло, которое ему такъ не нравилось, было конечно хотя и немного грубо, но все таки кончено и теперь у Маріи Бромаръ не оставалось болѣе ни какой основательной причины для отказа Адріянъ Урмандъ.
Марія въ свою очередь, сознавала что не высказала въ своихъ словахъ равнодушіе и нелюбовь къ Георгу. Не она забыла его, а онъ оставилъ ее и уѣхалъ. Но не смотря на то, она только тогда считала-бы себя свободною принять предложеніе, такъ горячо Желаемое родными, еслибъ однажды узнала, что онъ имѣетъ намѣреніе жениться — а это рано или поздно должно же было случиться! Теперь-же она всѣмъ своимъ существомъ принадлежала Георгу Фоссу и считала себя неразрывно связанною съ нимъ своею клятвою. Кажущееся равнодушіе Георга заставляло проливать ее горькія слезы, но тѣмъ не менѣе она рѣшилась снято сохранить свою вѣрность, пока онъ самъ не откажется отъ нея. Таковы были ея мысли до сихъ поръ. А теперь? — Къ чему повело-бы питать несбыточную надежду, такъ какъ дядя ни въ какомъ случаѣ не согласился бы на ихъ бракъ? А съ другой стороны свѣтъ дѣйствительно осудилъ-бы ее, еслибъ она отказалась отъ предполагаемой ей партіи. Тысячу сомнѣній терзали ее душу, когда повернувъ въ деревню, дядя снова обратился къ ней:
— Не перемѣнишь-ли ты свое намѣреніе, дитя мое? не правда-ли, ты это сдѣлаешь? Молчаніе съ ея стороны, Рѣшайся-же Марія, можешь-ли ты покрайней мѣрѣ обѣщать мнѣ, подумать? Не правда-ли, ты мнѣ это обѣщаешь?
— Хорошо дядя, я попробую!
Михаилъ Фоссъ пришелъ домой въ наилучшемъ расположеніи духа, онъ чувствовалъ что одержалъ побѣду; бѣдная-же Марія вернулась съ растерзаннымъ сердцемъ, ей стало ясно, что она на половину уже сдалась. Она видѣла что дядя торжествовалъ.