Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского/Январь/13

Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского — 13 января
Источник: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (репринт). — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. V. Месяц январь. — С. 385—426.

[385]
День тринадцатый

Страдание
святых мучеников
Ермила и Стратоника

В царствование Ликиния[1], нечестивого и весьма ревностного идолопоклонника, всем христианам угрожала мучительная смерть. Их разыскивали по всем странам, городам и селениям. И всякий, кто, найдя христианина, доносил о нем царю, входил чрез то в милость к нему и удостаивался великих почестей. Посему все, из угождения царю, начали разыскивать и преследовать христиан.

Однажды, когда Ликиний сидел на троне и производил суд, один воин подошел к нему и сказал:

— Есть здесь христианин, по имени Ермил, имеющий среди христиан сан диакона; давно уже служа Христу, он смеется над нашими богами и над тобою, царь, и не хочет знать тебя.

[386]Услышав это, царь повелел отыскать и схватить Ермила. Святый молился, воздевая руки к Господу Богу своему, когда пришли к нему посланные от царя. Узнав, что его берут на суд и мучение за Христа, он возрадовался и возвеселился, и последовал за воинами не как насильственно ведомый, но — с бодрою поспешностию, как будто бы шел для получения почестей. Полный благородного мужества, предстал он пред царем. Увидев его, Ликиний спросил:

— Скажи нам, точно ли ты христианин, как мы слышали о тебе?

— Я, — отвечал Ермил, — не только свободно признаю себя христианином, но заявляю, что я посвящен пред невидимым Богом и предстою пред Ним в сане диакона.

— Будь же диаконом, то есть служителем[2], и наших богов, — сказал царь.

На это предложение царя мученик с презрением ответил:

— Мне думается, царь, — ты или глух, или безумен. Я сказал тебе, что служу невидимому Богу, а не тем вашим идолам которые, будучи видимы, сами ничего не видят и не понимают, что значит быть диаконом. В обольщении ты почитаешь их за богов, между тем как они суть бездушные и глухие камни и деревья, изделия рук человеческих, которые больше заслуживают того, чтобы над ними смеялись, чем — чтобы поклонялись им.

Царь не мог более слышать свободных речей мученика и тотчас приказал бить его по ланитам особенными медными орудиями, заранее приготовленными для мучения, и при этом — приговаривать:

— Не будь, Ермил, дерзок языком, почитай царя, принеси жертву богам и избавь себя от мучения.

Святый же, казалось, не только не чувствовал никакой боли во время сильнейших побоев, но еще смеялся над бессилием мучителя. Потом, возвысив голос, он громко сказал царю:

— Множество ран примешь ты сам и страшную руку Божию познаешь на себе за то, что, оставив своего Создателя, обращаешься к глухим и немым богам, в особенности же — за то, что и других, как бы завидуя их спасению, хочешь насиль[387]ственно привести к такой же погибели.

После этого царь повелел отвести святаго Ермила на три дня в темницу, рассчитывая, что он одумается и раскается в своей смелости. Мученик же по дороге воспевал:

«Гдⷭ҇ь мнѣ̀ помо́щникъ, и҆ не ᲂу҆бою́сѧ, что̀ сотвори́тъ мнѣ̀ человѣ́къ[3]. На бг҃а ᲂу҆пова́хъ, не ᲂу҆бою́сѧ, что̀ сотвори́тъ мнѣ̀ пло́ть»[4].

При входе же в темницу он воспел:

«Пасы́й і҆и҃лѧ вонмѝ, наставлѧ́ѧй ꙗ҆́кѡ ѻ҆вча̀ і҆ѡ́сифа, сѣдѧ́й на херꙋви́мѣхъ, ꙗ҆ви́сѧ, и҆ прїидѝ во є҆́же спастѝ на́съ»[5].

И Господь не забыл раба Своего, но послал для утешения и укрепления его Ангела, который, явившись, сказал ему:

— Ермил! Будь мужествен, говори, не умолкай и не бойся, ибо скоро ты одержишь победу над замыслами мучителя и получишь за страдание пресвятый венец свыше.

Так Бог, вооружив Своего воина на подвиг, опоясал его силою, укрепил руки его на борьбу и дал мышцам его как бы медный лук и щит спасения.

По прошествии трех дней царь снова потребовал Ермила на суд и сказал ему:

— Раскаялся ли ты и согласен ли принести жертвы богам, чтобы освободиться от предстоящих тебе мук? Или ты все еще одержим безумием, и сам готовишь себе погибель?

[388]Воин Христов, во славу укрепившего его Господа, мужественно отвечал на это:

— Царь! Я уже сказал тебе раз, и тебе следовало бы удовольствоваться моими первыми словами и более не спрашивать меня. У меня есть Бог Небесный; Им Одним я живу, ему готов принести себя самого в жертву, и от Него ожидаю получить великую помощь себе.

— Посмотрю я, поможет ли тебе Живущий на Небе, — сказал царь, и тотчас приказал шести сильным и жестоким воинам растянуть его на земле и нещадно бить.

Святый терпеливо переносил мучение, — как будто бы били не его, — и так молился Богу:

«Господи Боже мой! Ради меня Ты претерпел раны и побои при Понтийском Пилате[6]; укрепи же меня Сам в моих страданиях за Тебя, пошли мне силу перенести эти муки, чтобы чрез участие в страданиях Твоих сделаться мне достойным быть участником и вечной славы Твоей».

Когда святый молился Так, вдруг внезапно послышался Голос с Неба, который говорил:

— Аминь, аминь, Ермил! Чрез три дня ты избавишься от этих мучений и получишь великую награду за свои страдания.

Этот голос придал мученику великое мужество и силу, на мучителей же навел великий страх и трепет; они пали на землю и не могли ничего делать. Пришел в трепет и царь, однако не хотел признать силы Божией. По его приказанию, святый мученик снова был отведен в темницу.

Сторожем темничным, которому было поручено стеречь мученика, был Стратоник. Он был тайным христианином и другом святаго Ермила. Сердце его сокрушалось при виде страданий мученика, но в то же время он радовался в душе его мужеству и твердости, лишь не решался сам пойти на такие страдания.

Входя в темницу, Святый Ермил пел:

«Гдⷭ҇ь просвѣще́нїе моѐ и҆ спаси́тель мо́й, когѡ̀ ᲂу҆бою́сѧ; гдⷭ҇ь защи́титель живота̀ моегѡ̀, ѿ когѡ̀ ᲂу҆страшꙋ́сѧ»[7]

[389]Небесный свет свыше озарил его, и опять послышался Голос, который призывал мужественно переносить страдания и обещал конец их по прошествии трех дней.

Поутру на другой день царь снова призвал святаго на судилище. Он предстал пред ним со светлым лицем, веселым взором и с радостью в сердце. Мучитель, качая головой и смеясь над мучеником, сказал:

— Отвечай нам: какую пользу принесла тебе мрачная темница? Убедили ли тебя перенесенные страдания подчиниться царскому закону и воздать богам приличествующую им честь? Или нужно будет придумывать еще мучения против упорства твоего сердца?

— Мрачная темница, — отвечал мученик, — просветила меня; на душе у меня покойно, радостно и светло, что подает мне добрую надежду на получение будущей награды; и я весьма удивляюсь, почему нисколько не рассеивается тьма, в которую ты погружен и которая скрывает истину от твоих душевных очей.

Когда святый обличал таким образом заблуждение царя, Ликиний воскликнул:

— Ты, как видно, ни к чему другому не способен, как только к тому, чтобы, по невоздержности своего языка, по дерзости и безумию, открыто глумиться надо мною. Отвечай же и говори прямо, принесешь ли жертву богам и подчинишься ли нашему приказанию, или же подвергнешь себя заслуживаемым тобой мучениям?

— Ты уже слышал, царь, что я отвечал, — сказал мученик Христов Ермил, — и ничего не услышишь от меня более; делай — что хочешь, исполняй — что задумал.

Разгневанный Ликиний приказал растянуть святаго нагим на земле и бить палками по животу. Святый среди истязания имел одну радость — во Христе и молился, возводя к Нему душевные очи:

«Бж҃е, въ по́мощь мою̀ вонмѝ: гдⷭ҇и, помощи́ ми потщи́сѧ»[8].

Терпение святаго привело мучителя в еще большую ярость, и он приказал терзать живот его орлиными когтями:

— Пусть видит, — сказал он, — своими глазами внутренности свои.

[390]Мученик же говорил:

Се́рдце моѐ и҆ пло́ть моѧ̀ возра́довастасѧ ѡ҆ бз҃ѣ жи́вѣ[9]. Ꙗ҆́кѡ ѿ тꙋ́ка и҆ ма́сти да и҆спо́лнитсѧ дꙋша̀ моѧ̀, и҆ ᲂу҆стна́ма ра́дости восхва́лѧтъ тѧ̀ ᲂу҆ста̀ моѧ̑[10].

Стратоник, смотря на такие нечеловеческие мучения святаго Ермила, своего друга, и на растерзание утробы его, начал плакать.

Увидев это, некоторые из окружающих тотчас донесли царю, говоря:

— Темничный сторож Стратоник не скрывает своего участия в христианском заблуждении и своей дружбы с Ермилом, потому что жалеет и плачет о нем.

Царь, призвав Стратоника, спросил: «Друг ли ты Ермилу?»

Стратоник, не желая, как ученик истины, говорить неправды и видя, что настало для него время совершить подвиг, назвал себя другом Ермила и христианином, обличил бездушие идолов и безумие поклоняющихся им и прославил Единого Бога, Творца Неба и земли. Разгневанный царь приказал обнажить Стратоника и бить его палками по всему телу. Среди мучений страдалец возводил очи к своему другу, святому Ермилу, и говорил:

— Молись обо мне Христу, Ермил, чтобы Он помог мне твердо и непоколебимо соблюсти веру и возвыситься над своими мучителями.

При этом он убеждал Ликиния перестать поклоняться слепым и бездушным идолам и бояться наказания от Истинного Бога, в руки Которого впасть страшно[11].

Святаго били до тех пор, пока он не замолчал в изнеможении от ран. После этого царь приказал обоих, и Стратоника и Ермила, заключить в темницу. Святый Стратоник молился и говорил:

Гдⷭ҇и, не помѧнѝ беззако́нїй моих пе́рвыхъ[12].

И оба взывали к Богу:

Помозѝ на́мъ, бж҃е, сп҃си́телю на́шъ, сла́вы ра́ди и҆́мене твоегѡ̀[13].

[391]В ответ на это послышался Божественный Голос, который говорил:

— Вы совершили течение, сохранили веру, и вам уготован венец правды[14], который получите поутру.

С наступлением утра Ермил был снова приведен на судилище, и Ликиний спросил его:

— Принесешь ли жертву богам?

— Что прежде говорил тебе, — отвечал святый, — то повторю и теперь. Жги, секи, и — как хочешь — мучь меня, ибо я привык не бояться убивающих тело, души же не могущих убить[15].

Мучитель приказал повесить святаго на дереве и резать ножами тело его. Среди жестоких мучений святый непрерывно молился и говорил:

— Будь мне Помощником, Господи, Спаситель мой!

«Не бойся: с тобою Я, Бог твой!» — услышал он Голос свыше.

После этого царь осудил святаго Ермила на потопление в реке Истре[16]. Он увещевал потом и святаго Стратоника принести жертву богам.

— Иначе и ты, окаянный, — говорил он, — пострадаешь подобно своему другу.

Блаженный Стратоник отвечал:

— Действительно, я был бы окаянным, если бы послушался твоего безумного приказания. Как же я могу желать жизни, когда мой друг умрет за Христа?

— Что же? Разве ты хочешь умереть с Ермилом? — спросил Ликиний.

Святый Стратоник отвечал:

— Весьма хочу! Истинным друзьям надобно вместе и бедствия переносить, и благами наслаждаться. Что же для нас приятнее страданий и смерти за Христа?

Потеряв всякую надежду на успех, Ликиний осудил и святаго Стратоника на такую же смерть, — чтобы его утопили в воде вместе со святым Ермилом.

Обоих святых мучеников повели к реке. По дороге они радостно пели:

[392]Сла́ва въ вы́шнихъ бг҃ꙋ, и҆ на землѝ ми́ръ, въ человѣ́цѣхъ бл҃говоле́нїе![17]

Когда воины привели их к реке Истре, то положили их в сети и бросили в глубокое место; и, таким образом, река приняла тела святых мучеников, Небо же вселило в свои обители души их[18]. На третий день верующие нашли на берегу их святые тела и с честию похоронили их на расстоянии восемнадцати стадий от города Сингидона[19]. При этом их положили в одном гробе, чтобы у них все было: общее исповедание Христа, общая темница, общие мучения, общее потопление, общее погребение тел их, общая и слава на Небе благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому со Отцем и Святым Духом подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Житие святаго
Иакова,
епископа Низибийского

Святый Иаков родился в городе Низибии[20], находившемся в пределах области, переходившей то в руки Римлян, то — Персов, а во время рождения сего святаго мужа принадлежавшей Римлянам. Придя в возраст, святый Иаков удалился в пустыню и жил на высоких горах. Весну, лето и осень он проводил в лесах под открытым небом, на зиму же поселялся в одной пещере, в которой и укрывался от мороза. Пищей ему служило то, что земля рождала сама по себе, без какой либо обработки ее: он собирал плоды с лесных деревьев и съедобные коренья, подобные огородным, и подкреплял ими свою слабую плоть лишь настолько, чтобы только быть живу. Умерщвляя таким образом тело, угодник Божий непрестанно насыщал в [393]то же время свою душу пищей духовною; он приуготовлял, чрез очищение, свой ум к Боговидению, делая его зерцалом Святаго Духа, и, как говорит святый Апостол, открытым лицем взирая на славу Господню, преобразовался в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа[21]. Чрез это у него постоянно увеличивалось молитвенное дерзновение к Богу, — и когда он просил у Бога чего либо, тотчас получал: он провидел пророчески будущее, и ему была дана от Святаго Духа благодать чудотворений. Из этих его чудес расскажем о некоторых немногих и откроем неведущим о сиявшей в нем божественной благодати.

В то время неразумные люди поклонялись идолам и воздавали божественную честь бездушным камням; многие не только пренебрегали истинным богопочтением, но даже ненавидели тех, которые, будучи совершенными в добродетели, познали истину и, уклоняясь от идолослужения, смеялись над ничтожеством идолов и поклонялись Творцу всего. Тогда Святый Иаков, оставив пустыню, отправился в Персию[22], чтобы посмотреть на новонасажденный сад святой веры и самому, насколько возможно, потрудиться над распространением истинной веры.

Однажды, когда он переходил чрез встретившийся по пути поток, несколько девиц, мывших одежды, с высоко обнаженными ногами, смотрели на одетого в необычные одежды пустынника бесстыдным взором, не стыдясь ни его почтенного вида, ни своей наготы, и стояли пред ним с наглостию, не покрыв своих голов. При виде такого бесстыдства, святый разгневался. Желая проявить чрез наказание их силу Божию, а также — посрамить идолопоклонство нечестивцев чрез совершение чуда, он проклял источник, из которого выходил поток; источник и поток тотчас же высохли, так что в них не осталось ни капли воды. Проклял он также этих девиц и наказал их бесстыдную юность внезапною старостию. По чудодейственному слову святаго, черные волосы на их головах тотчас поседели, и они сами вдруг состарились, изменившись подобно листьям на молодых деревьях, когда вдруг поразит их мороз. При виде внезапного исчезновения воды и появления на каждой седины, [394]девицы пришли в ужас и, придя в город, рассказали всем об этом.

Увидев чудо, граждане пошли к великому чудотворцу, святому Иакову, и стали усиленно просить его сжалиться над ними и возвратить им воду. Просьбы их тронули святаго, он помолился Богу, и источник снова наполнился водою, и по-прежнему стал течь поток. Народ просил святаго, чтобы он помиловал также девиц и, вместо преждевременной старости, снова возвратил им молодость. Святый готов был и это сделать; но когда спросил, где девицы, то их не оказалось, ибо они не пришли к святому с раскаянием. За такую нераскаянность он так и оставил их в наказании, чтобы они помнили о чудесной силе Божией, и для того, чтобы и другие поучались из сего целомудрию и благопристойности.

Таково было чудо этого нового Моисея, которое он совершил не ударом жезла, но знамением святаго креста. И более, чем чуду, следует удивляться его кротости, именно — тому, что он не послал подобно великому пророку Елисею[23], медведиц для растерзания бесстыдных девиц, но, уча их благонравию и богобоязненности, ограничился только незначительным наказанием — уменьшением красоты их наружности. Говорим это отнюдь не в поношение гневу пророка, а лишь чтобы показать, что святый Иаков имел ту же чудотворную силу, как и пророк, но обнаруживал он ее в духе благости Христовой и соответственно Новому Завету.

Однажды святый Иаков увидел, что персидский судья неправедно осудил невинного человека. Он опечалился и, обличая беззаконие судьи, повелел разбиться и рассыпаться в прах одному большому камню, находившемуся поблизости. Все, видевшие это, ужаснулись. Пришел в страх и сам неправедный судья; он раскаялся в своем грехе и переменил свое решение на другое — справедливое. И здесь чудотворец поступил так из подражания своему Господу. Христос, желая показать, что Он добровольно идет на страдания, и что, если бы захотел, Он легко мог бы погубить Своих убийц, однако не погубил их, но обнаружил Свою силу тем, что по одному его слову засохла смоковница[24]. И святый Иаков, подражая милосердию Го[395]спода, не судью неправедного предал казни, но сокрушил камень и чрез то научил судью правосудию. Такие чудесные дела святаго снискали ему славу и общее почтение, и он против своего желания был избран в епископа жителями его родного города Низибии; сам он не искал такого высокого сана, даже уклонялся от него, уступив лишь усиленным просьбам верующих.

Оставив свое уединенное, пустынное житие и поселившись с соотечественниками, святый Иаков не переменил своей пищи и одежды; на новом месте он проводил прежний образ жизни и трудился даже больше прежнего. К посту, земным поклонам и ношению рубища прибавились теперь заботы о людях, — чтобы питать вдов и сирот, защищать притесняемых, всем помогать и всех учить добродетели. Но зачем подробно исчислять свойственные такому сану труды и заботы о людях? Об этом знают те, кто принимает на себя это иго, особенно же — любящие и боящиеся Небесного Владыки, Который вручает им питание словесного стада. Чем больше трудился святый Иаков в епископском сане, чем более совершал он добрых дел, тем более он собирал себе даров Святаго Духа.

Однажды, когда святый шел в некоторое селение, по дороге к нему подошли нищие и стали просить милостыни на погребение умершего. При этом они показывали на лежащего при дороге мертвеца, который на самом деле был жив и лишь притворялся мертвым. Эти нищие, издали увидев идущего епископа, велели одному из них притвориться мертвым, чтобы, с помощию такого обмана, выпросить у епископа больше милостыни. Святитель подал им просимую милостыню и помолился об [396]умершем, чтобы Бог простил ему грехи и упокоил душу его с праведными, и пошел своею дорогою. По уходе святаго, друзья мнимого мертвеца стали говорить ему, чтобы он встал; но тот лежал недвижимым, ибо и на самом деле был мертв и бездыханен. Нищие, увидев, что их ложь обратилась в правду, побежали за святым и, припав к ногам его, каялись в своем грехе. Ссылаясь, в свое оправдание, на бедность, они умоляли простить их и воскресить умершего. Чудотворец, следуя примеру милосердного Господа, простил их и, по его молитве, умерший ожил. Это, как мы видим, подобно чуду Апостола Петра, который поразил внезапной смертию Ананию и Сапфиру, согласившихся солгать Святому Духу и утаивших из цены проданного имущества[25]. И святый Иаков отнял жизнь у человека, утаившего дух свой и ложно притворившегося мертвым. Но Святый Петр предал смертной казни утаивших деньги, просвещаемый Духом Святым и зная о краже; Иаков же отнял жизнь у этого нищего своею молитвою, не зная о хитрости, ибо он ложно притворился мертвым. Петр не воскресил из мертвых скончавшихся по его слову Ананию и Сапфиру, ибо начало спасительной проповеди требовало устрашения нечестивцев, — чтобы и прочие имели страх; Иаков же, имея апостольскую благодать, наказал смертью только временно, и потом утешил возвращением жизни.

Вскоре после того Арий, этот древнейший хулитель единосущия с Отцом Сына Божия и Святаго Духа, изощрил свой язык против Творца и смутил весь Египет. Тогда величайший из христианских государей Константин, освободивший, как бы второй Зоровавель[26], Вселенную от языческого плена, воссоздавший ниспровергнутые на землю храмы Божии и возвысивший их, созвал Первый Вселенский Собор святых Отцев в Никее[27]. Среди святых Отцев Собора был и святитель Божий Иаков, епископ Низибийский, который участвовал в защите Православия и в отлучении Ария от Церкви.

[397]Низибия, как мы сказали, была в то время под властию римских царей. По смерти же Константина Великого[28] Персидский царь Сапор[29] пришел со всем своим войском и, осадив город Низибию, теснил его в течение долгого времени. Но, по молитвам святаго епископа Иакова, усилия его оставались напрасными, и он не мог взять города. Тогда Сапор запрудил выше города камнями и землею реку, которая протекала чрез город, и остановил, таким образом, ее течение. Когда же воды набралось много, он всю ее сразу вдруг пустил на город. От сильного напора воды стены города пали, часть города оказалась затопленною. Граждане города пришли в страх; Персы же обрадовались, думая, что теперь город уже в их руках. Однако они не нападали в тот день на город, потому что препятствовало наводнение, и порешили на другой день утром сделать общий приступ. С наступлением же ночи все население города, возбуждаемое и одушевляемое своим епископом, принялось за исправление городских стен и, с помощию его молитв, стены были возобновлены настолько, что в город нельзя стало проникнуть ни конному, ни пешему без лестницы. Тем не менее город легко мог быть взятым, если бы жители его не стали искать помощи свыше. Все стали умолять святаго епископа Иакова, чтобы он взошел на городские стены и проклял вражеское войско. Святый Иаков взошел и, увидав бесчисленное множество персидских полков, стал молить Бога — послать на них комаров и песьих мух[30], дабы они познали силу Божию и сняли с города осаду. Бог услышал молитву раба Своего и тотчас навел на персидский стан целую тучу комаров и мух. Укусы их были настолько жестоки, что кони и слоны, будучи не в силах терпеть их, порвали поводья и узды и с неудержимой силой носились туда и сюда. Эти комары и мухи были нестерпимы не только для животных, но и для самих Персов, — хуже, чем тьмы вооруженных воинов. Сам нечестивый царь, видя, что труды его оказались напрасными, и что войско его терпит [398]поражение от комаров и мух, пришел в недоумение и великое смущение. Кроме того, он увидал на городских стенах сего божественного мужа, епископа Иакова, и принял его за царя, ибо ему казалось, что он одет в царскую порфиру, и что на голове у него сияет ослепительным блеском царский венец. Он разгневался на своих лазутчиков, донесших ему, что в городе нет царя, и предал их смертной казни. Сняв осаду с города, он побежал в свою землю, гонимый мухами и комарами. Такое чудо сотворил Господь по молитвам Своего угодника, который просил не о том, чтобы упал с неба огонь на врагов и попалил их, как некогда просил такого огня на пятидесятников Пророк Илия[31], и не о том, чтобы земля, разверзши свои уста, поглотила их[32], но — только о том чтобы посланы были на них комары и мухи и чтобы они познали Божию силу. И действительно, было явлено тогда великое чудо, ибо огромное персидское войско не могло устоять против ничтожных насекомых и, побежденное ими, бежало со стыдом. Так велика была благодать, какую имел от Бога святый Иаков, и так велико было дерзновение веры!

Достигнув глубокой старости, святый угодник почил о Господе[33]. Спустя несколько времени после его смерти город Низибия отошел под власть Персов. Верующие, когда выходили из него, взяли с собой мощи своего заступника и вождя — святаго Иакова, при жизни которого город никогда нее подпал бы под власть варваров, ибо его защищал от них великий угодник Божий непобедимою силою Христа Бога нашего, Которому со Отцем и Святым Духом слава во веки, аминь.

[399]
Житие
преподобного отца нашего
Иринарха,
затворника Ростовского Борисоглебского монастыря, что на Устье[34]

Преподобный Иринарх родился в Ростовской области, в селе Кондакове[35]. Родители его были крестьяне: отец по имени Акиндин, мать по имени Ирина. В Святом Крещении младенцу дано было имя Илия. Радовались родители, видя, как быстро растет ребенок: двадцати недель он уже встал на ноги и начал ходить. Родители воспитывали сына в благочестии и чистоте христианской веры. Ребенок не занимался играми, но возлюбил смирение и кротость, был тих и ко всем относился ласково.

Будучи еще только шести лет, он однажды сказал своей матери:

[400]— Как вырасту, так постригусь и стану монахом; буду носить на себе железа и трудиться ради Бога, и буду учителем всем людям.

Удивилась мать таким речам своего малолетнего сына, но вместе и радовалась. Эти пророчественные слова шестилетнего ребенка впоследствии сбылись в точности.

Около того же времени случилось, что отец Ильи Акиндин позвал к себе на обед своего сельского священника, именем Василия. За обедом священник рассказывал житие преподобного Макария, Калязинского чудотворца[36]. Прислушиваясь к речам священника, Илия вдруг сказал:

— И я буду таким же монахом.

Священник Василий удивился, видя ребенка, говорящего речи, приличные взрослому, и строго сказал:

— Как ты, чадо, осмелился сказать такое слово?

Илья отвечал:

— Кто тебя не боится, тот это и говорит.

Илья рос при своих родителях. Но вот во всей той округе случился голод. Илья, будучи уже восемнадцати лет, расстался с отцем и матерью и отправился на заработки к Нижнему Новгороду.

Два года сын не возвращался домой и не давал о себе вести. Родители решили отыскать его и послали своих двух старших сыновей — Андрея и Давида. Братья нашли Илью близ Нижнего в одном селении у крестьянина, у которого он работал; обрадовавшись встрече с братом, они пробыли с ним у того же крестьянина еще целый год.

Во время своего пребывания у крестьянина Илья однажды, сидя вместе с другими в комнате, стал неутешно плакать. Все, видевшие его, изумились и, не могши утешить, с горестью спрашивали, отчего он так плачет и рыдает. Он отвечал им:

— Вижу преставление своего отца; несут родителя моего светлые юноши на погребение.

Все окружавшие его дивились, как он мог видеть преставление отца за триста верст. Когда в том же году он возвратился домой и спросил мать об отце, то услышал, что отец [401]его преставился в Успенский пост того же года. Тогда он припомнил видение и сказал матери:

— В то время я видел родителя моего: несли его светлые юноши на погребение.

И мать утешилась, видя сына своего и слыша его необычные речи.

Теперь, после смерти своего отца, Илья с матерью и старшим братом Андреем переселились в город Ростов, купили дом и завели торговлю, чем вскоре увеличили свое благосостояние.

Илья, всегда имевший страх Божий в своем сердце, особенно стал прилежать к церкви и творить милостыню нищим. Строго соблюдая девственную чистоту, он желал совершенно оставить мирскую жизнь и принять ангельский образ, неуклонно посещая церковь Божию.

Он познакомился с одним человеком, купеческого звания, по имени Агафоником, любившим читать книги, подружился с ним и стал постоянно беседовать о Божественном Писании, ища душевного спасения.

Подготовившись таким образом, Илья взял святый крест, благословился им и собрался в путь. На вопрос своей матери, что он предпринимает и куда собрался, Илья ответил:

— Иду в монастырь к святым страстотерпцам Борису и Глебу на Устье помолиться.

Мать стала плакать, но вспомнила, как ее сын, будучи еще только шести лет, уже говорил, что он будет монахом. Сын поклонился матери, облобызал ее и отправился в путь.

Приблизившись к монастырю Бориса и Глеба и увидев его, Илья возрадовался от всего сердца и направился к игумену, поклонился и попросил благословения. Игумен благословил и спросил:

— Зачем, чадо, ты пришел сюда?

[402]Илья отвечал:

— Желаю, отче, ангельского образа, постриги меня Бога ради, невежду и селянина, и причти к избранному Христову стаду и к святой дружине твоей!

Игумен сердечными очами узрел, что юноша пришел от Бога, и принял его с радостию, постриг в ангельский образ и нарек ему в иночестве имя — Иринарх.

Игумен, по монастырскому обычаю, отдал Иринарха под начало старцу, у которого молодой инок и стал пребывать в послушании и покорении, в посте и молитве.

После того, как Иринарх с успехом прошел первое послушание, игумен для испытания и смирения послал Иринарха в пекарню, где он и трудился на братию день и ночь в послушании и смирении, нисколько не заботясь ни о чем телесном, и никогда не уклоняясь от посещения церкви Божией, куда приходил прежде всех братий; стоя в церкви, он ни с кем не разговаривал; во время чтений не садился, а всегда выстаивал на ногах, как твердый камень, и никогда не выходил из церкви до отпуста.

Узнав о пострижении Илии, друг его Агафоник пришел в монастырь посетить Иринарха и пробыл у него в монастыре немало дней. Иринарх проводил друга за монастырь версты за две и, облобызав его, стал возвращаться обратно. На пути он размышлял в своем сердце о том, как бы ему спастись, и давал обещание идти в Кириллов Белозерский монастырь, или в Соловецкий. И вот послышался ему Голос свыше:

— Не ходи ни в Кириллов, ни на Соловки, здесь спасешься!

Он усомнился относительно этого Голоса, но услышал вторично тот же голос:

— Здесь спасешься!

Иринарх убоялся, стал плакать и помышлять, что сие означает. И в третий раз он услышал тот же Голос:

— Здесь спасешься!

Осмотревшись кругом, Иринарх никого не увидел и укрепился в той мысли, что Голос сей был ему откровением свыше.

Возвратившись в монастырь, он снова стал трудиться в прежнем послушании, предаваясь по ночам молитве и бдению и ложась спать лишь ненадолго — и то не на постели, а прямо на земле.

[403]После сего послушания, игумен назначил Иринарха в пономарскую службу, которую он стал отправлять с радостию.

Раз Иринарх увидел одного странника, который был бос, и, сжалившись над ним, обратился к Господу с такою молитвою:

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, сотворивший Небо и землю и первого человека, прародителя нашего Адама, по образу Своему, и почтивший его теплотою в святом Рае, да будет воля Твоя святая со мною, рабом Твоим: дай, Господи, теплоту ногам моим, чтобы я мог помиловать сего странника и дать с себя сапоги на ноги его!»

И, сняв с себя сапоги, Иринарх отдал их нищему. И с того часа Бог дал ему терпение и теплоту: он стал босой ходить по морозу, как в теплой келье. С того же времени он и одежды носить всегда ветхие.

Такое поведение Иринарха, по внушению диавольскому, неугодно было игумену, который начал смирять подвижника различными способами. Так, он часа на два на морозе ставил его на молитву против оконца своей келлии и потом заставлял подолгу благовестить на колокольне. Иринарх все сие терпел и переносил с кротостию, поминая слово Господне, ꙗ҆́кѡ мно́гими скорбмѝ подоба́етъ на́мъ вни́ти въ ца́рствїе небе́сное[37]. После сего игумен посадил Иринарха на три дня в заключение и не давал ни есть, ни пить, — все для того, чтобы заставить его носить новую одежду и ходить в обуви. Но и это не помогло. Тогда игумен послал его снова на прежнюю службу. Иринарх продолжал ходить босой по морозу, подражая терпению Исаака Сирина, у которого ноги примерзали к камню, между тем как он не чувствовал холода.

Услышал Иринарх, что в Ростове стоит на правеже от заимодавцев один христолюбивый человек, и захотел выкупить сего человека с правежа. С этою целию он босой пошел в Ростов, а в то время был лютый мороз. Отошедши от монастыря верст семь, Иринарх отморозил у ног пальцы и от стужи вернулся в монастырь. Три года он проболел ногами, на которых образовались раны и текла кровь, но и в болезни он не оставлял своего правила и по-прежнему трудился для Бога. Когда Господь исцелил Иринарха от болезни, он по-прежнему и зимой и летом ходил без обуви, и по-прежнему игумен за сие смирял его. Он решил теперь послать Иринарха [404]на работы вне монастыря. Это отлучение, или отгнание, от храма Божия сильно огорчило подвижника: он не стерпел такого гонения и решился уйти из Борисоглебского монастыря. Проходя окружавшие в те времена монастырь леса, он подвергался нападению хищных зверей, волков и медведей, но, ограждая себя крестным знамением и творя про себя молитву, прогонял их от себя.

Иринарх ушел в Ростов и направился в Аврамиев Богоявленский монастырь. Принятый с радостию архимандритом монастыря, он остался здесь в числе братии и вскоре был назначен келарем монастыря. С радостию Иринарх стал трудиться для братии, не оставляя при этом никакой церковной службы. Состоя келарем, он видел, как братия монастырская и прочие монастырские служители брали без меры и без воздержания всякие монастырские потребы и истощали монастырское достояние. Видя все это, он внутренне воздыхал и молился:

— Преподобный Авраамий, не я твоему монастырю разоритель!

Раз во сне Иринарх видит: в келлию его входит преподобный Авраамий и говорит:

— Что скорбишь, избранное и праведное семя и житель святаго рая, — что скорбишь о монастырских выдачах? Давай им безвозбранно, ибо они захотели здесь жить пространно, а ты алчешь и наготуешь; и ты в Вышнем Царствии поживешь пространно и насладишься пищи небесной, а они взалчут вовеки. Что же касается здешнего места, то я умолил и упросил Всевышнего Творца, чтобы дом мой был неоскуден монастырскими потребами алчущим и здесь живущим.

Пробудившись от сна, Иринарх никого не видал уже. С того времени он утешился и выдавал без всякого сомнения.

Однажды, стоя в церкви на Литургии, во время Херувимской песни, Иринарх заплакал и зарыдал на всю церковь. Изумленный архимандрит подошел к нему и сказал:

— Что ты, честный старец, так плачешь и рыдаешь?

— Мать моя преставилась! — отвечал Иринарх.

Архимандрит удивился его словам и сам прослезился. Еще не окончилась Литургия, как пришел к нему брат его Андрей и сообщил, что мать их Ирина преставилась. Взяв благословение у архимандрита, старец с братом своим Андреем отправился в дом родительницы и совершил честно́е погребение.

[405]Вернувшись после погребения матери в Аврамиев монастырь, Иринарх стал размышлять об ином пути спасения: келарское служение ему казалось высоким и почетным, ему же хотелось подвизаться в уничижении и смирении.

Оставив Аврамиев Богоявленский монастырь, Иринарх перешел в ростовский же монастырь святаго Лазаря[38] и здесь вселился в уединенную келлию и прожил в ней три года и шесть месяцев, пребывая в слезах и молитвах, скорби и тесноте, терпя голод, ничего не вкушая подряд по несколько дней. Здесь часто навещал его преподобный Иоанн юродивый, и оба подвижника находили себе утешение в духовной беседе.

Старец Иринарх неопустительно посещал церковь Божию и часто ходил в соборную церковь Пресвятой Богородицы и молился со слезами.

Раз, возвратившись с церковной службы, он сидел в своей келлии и молился со слезами и воздыханием страстотерпцам Христовым Борису и Глебу и взывал:

— Святые страстотерпцы Борис и Глеб и вся монастырская братия! Есть у вас в монастыре много места, а мне, грешному, места нет.

Сидя, он задремал и в тонком сне видит: идут к монастырю Лазареву святые страстотерпцы; он вопрошает их:

— Далеко ли идете, святые страстотерпцы Борис и Глеб?

— Идем, старец, за тобой, — отвечают они: — поди в наш монастырь!

Он пробудился от сна, и слышит, что у окна кто-то творит молитву. Отворив свое оконце, он увидел старца Борисоглебского монастыря, по имени Ефрема, который сказал:

— Отче, прислал меня к тебе строитель Варлаам: поди к нам в монастырь на свое обещание; строитель спрашивает: подвода ли тебе нужна, или сам придешь в монастырь?

Старец Иринарх отвечал ему:

— Господину строителю Варлааму мир и благословение, а я со временем сам приду в монастырь.

А в это время он носил уже на себе железа тяжелые и на ногах путы.

[406]Вскоре он собрался и с великою радостию пошел на свое обещание в Борисоглебский монастырь. На пути, утомившись от великой тяжести своих вериг, он присел отдохнуть и слегка заснул. Во сне он видит: подползла к нему змея и хотела ужалить, он же ударил ее своим посохом в гортань, и змея уползла. Старец пробудился от сна, встал, перекрестился и пошел далее без всякого вреда.

Завидев монастырь, он возрадовался от всего сердца, подошел к воротам и горячо помолился. Вошедши в монастырь, где шла тогда Литургия, он вошел в церковь, встал на место, помолился и поклонился строителю. Строитель Варлаам был весьма рад прибытию Иринарха, с любовию облобызал его и поставил рядом с собою.

По зависти диавольской, один из старцев, по имени Никифор, подошел и сказал строителю:

— Зачем ты принял старца? Ведь он игумена не слушает, в ветхих и худых ризах и бос ходит и железа на себе многие носит.

Но строитель Варлаам своим посохом отстранил этого старца, действовавшего по навету диавола, и принял вновь Иринарха в монастырь с радостью, и дал ему отдельную келью.

Преподобный Иринарх неопустительно ходил в церковь и, стоя со страхом и трепетом, усердно молился пред святыми иконами. Особенно часто взирал он на изображение распятия Господа нашего Иисуса Христа и его страданий. Однажды, стоя пред сею иконою, он в слезах обратился с такою молитвою:

«Праведное Солнце, Свет наш Пресветлый, Владыко Человеколюбче Иисусе Христе! Ты, Господи, претерпел такое великое страдание: и распятие, и поругание, и оплевание, и по ланите ударение, и оцта и желчи напоение, и для нашего спасения все претерпел сие от Своего же создания, от неразумного и беззаконного сборища иудейского и от зависти людей сих! Ныне, Господи, открой, как мне, грешному и неразумному поселянину, спастись и Тебе — Единому Иисусу Христу, Сыну Божию, распятому и нераздельно со Отцом и Святым Духом в Троице славимому, угодить! Да будет воля Твоя, Владыко, надо мною!»

[407]И в тот же час от Владычнего образа было Иринарху извещение:

— Иди в келью свою, будь затворником и не исходи: так и спасешься!

Иринарх отправился к строителю Варлааму и просил у него благословения на затвор, то есть неисходно молиться в келье, по евангельскому слову Господню: «мно́гими скорбмѝ подоба́етъ на́мъ вни́ти въ црⷭ҇твїе нбⷭ҇ное[39]: и҆́же бо а҆́ще хо́щетъ дꙋ́шꙋ свою̀ сп҃стѝ, погуби́тъ ю҆̀: а҆ и҆́же погꙋби́тъ дꙋ́шꙋ свою̀ менѐ ра́ди и҆ є҆ѵⷢ҇лїѧ, то́й сп҃се́тъ ю҆̀[40]: бл҃же́ни а҆́лчꙋщїе ны́нѣ, ꙗ҆́кѡ насы́титесѧ»[41]. Строитель Варлаам благословил его на затвор — молиться неисходно из келлии.

«И прославил Бог российскую землю и дом великих страстотерпцев Христовых Бориса и Глеба и преподобных отцов наших Феодора и Павла в нынешнее время! — восклицает составитель жития, ученик Иринархов инок Александр. — Прославил досточудными мужами, и страдальцами, и учителями, и наставниками!»

С тех пор Иринарх с дерзновением принялся за новый подвиг: стал молиться в келлии неисходно, поминая иноков древних и первых времен, как они по дебрям, по островам и в вертепах жили, не любили тленного мира и не хотели и смотреть на суету его.

Начав свой подвиг, Иринарх сковал себе железную цепь в три сажени длины и приковал ею себя к стулу деревянному. Все движение его ограничивалось только размерами этой цепи. Кроме этой цепи, он наложил на себя и другие железные тяжести и трудился в них в поте лица. Много претерпел он поругания и посмеяния от братии, но переносил сие с кротостию и молился за них Богу:

«Господи Иисусе Христе! Не поставь им в грех сие, не ведят, что творят рабы твои, Владыко!»

В это время пришел к Иринарху некто, именем Алексей, и поревновал житию его — многим страданиям, посту и молитве, крепости и смирению, и тяжким веригам, которые он непрестанно носил на своем теле. Он стал умолять Иринарха, [408]чтобы тот принял его к себе и научил заповедям Господним. Старец, видя, что желание его исходит от чистого сердца, принял пришлеца с радостью и любовью и, призвав священника и диакона, велел постричь его и нарек ему имя — Александр. Этот Александр стал первым учеником Иринарха и прожил все время с ним в келлии под его началом с послушанием великим и радением, в посте и молитве день и ночь.

Пришел навестить Иринарха в затвор давний друг его, блаженный Иоанн, ростовский и московский юродивый, по прозванию Большой Колпак. В беседе с подвижником Иоанн говорит:

— Старец Иринарх, сделай себе сто крестов медных по полугривенке весом (то есть по четверти фунта).

— Невозможно мне, бедному, сделать столько, — отвечал Иринарх: — в нищете нахожусь.

Иоанн возразил:

— Это не мои слова, а от Господа Бога: нб҃о и҆ землѧ̀ мимои́дꙋтъ, словеса́ же Господни не мимои́дꙋтъ[42], все сказанное сбудется, Бог тебе поможет.

И многое иное Иоанн говорил старцу.

— Не дивись тому, что так будет с тобою; устами человеческими невозможно выразить, или исписать всего. Бог даст тебе коня, и на том от Бога данном коне никто, кроме тебя, не сможет ездить и сесть на твоем месте после тебя.

Эти иносказательные пророчественные слова Иоанна о великих и тяжких подвигах Иринарха сбылись.

Прощаясь с Иринархом, Иоанн пророчески поведал еще следующее:

— Господь Бог заповедал верным ученикам Своим от востока и до запада наставлять и научать людей, отводить мир от беззаконного пьянства. За это пьянство Господь наведет на нашу землю иноплеменных. И эти иноплеменники подивятся твоему многому страданию; меч их не повредит тебе, и они прославят тебя более верных. А я иду в Москву к царю просить себе земли: там у меня на Москве столько будет видимых и невидимых бесов, что едва можно будет поставить хмелевые тычки. Но всех их изгонит Своею силою Святая Троица.

[409]Так говорил блаженный Иоанн о предстоявшей кончине своей и о нашествии на Москву литвы.

После сего старец Иринарх, согласно с речами блаженного Иоанна, стал еще усерднее трудиться и молиться, и все думал о медных крестах. Однажды ему снилось, что приходит к нему друг и дает медный крест, а в другой раз снится, что иной друг дает ему палицу железную. И что же? Спустя несколько дней, действительно, приходит к нему друг, посадский человек Иван, и приносит, по пророчеству блаженного Иоанна, честны́й крест, из которого Иринарх слил сто крестов, возблагодарив Бога и блаженного Иоанна. — Другой же друг, по имени Василий, пришел и дал ему палицу железную, которую Иринарх взял и присоединил к прочим своим «трудам», или тяжестям, которые носил.

В Борисоглебском монастыре был старец Леонтий, он поревновал добродетели и трудам старца Иринарха; подобно ему, он сковал себя железами и носил на себе тридцать три медных креста. Кресты эти он передал ученику Иринарха Александру, а сам отправился к старцу просить благословения идти в пустыню. Старец Иринарх уговаривал его в пустыню не уходить, чтобы не быть убитым разбойниками. Но Леонтий не отставал просить благословения.

Не будучи в силах убедить его, Иринарх благословил но, прощаясь, сказал ему со слезами:

— Дорогое чадо Леонтий! Ты уже не возвратишься сюда за честны́ми крестами.

— Если так, — отвечал Леонтий, — то пусть кресты мои останутся тебе!

Простившись с Иринархом, Леонтий отправился в Переяславский уезд в монастырь Пресвятой Богородицы, на Курбуй, и там был убит разбойниками.

Кресты Леонтия Иринарх присоединил к крестам своих «трудов», и всех крестов составилось у него сто сорок два.

Трудился старец на цепи в три сажени шесть лет; один христолюбец из города Углича прислал старцу цепь так же трех саженей, и в этих двух цепях Иринарх трудился 12 лет. Один старец Борисоглебского монастыря, по имени Феодорит, сделал себе железную цепь трех саженей и трудился в ней двадцать лет и пять недель, но игумен Гер[410]моген приказал ему ходить на монастырские службы, трудиться на братию. Феодорит отдал свою цепь Иринарху, у которого, таким образом, цепь стала в девять сажень, и в такой цепи он продолжал трудиться. Всего в цепях он провел двадцать пять лет.

Суровая жизнь Иринарха и строгое учительное слово его служили обличением для тех иноков, которые не старались соблюдать иноческие обеты, а во многом нарушали их. Такие иноки из Борисоглебской братии, подстрекаемые внушением вражеским, приступили к игумену Гермогену, осуждая образ жизни Иринарха и жалуясь на него.

— Старец Иринарх, — говорили они, — сидит в затворе и постится, носит на себе многие и тяжелые железа, не пьет хмельного и мало ест, да и братии учит делать то же: пребывать «в трудах» и поститься, хмельного и в уста не брать, говоря, что это есть самое большое зло; следует, говорит, монахам быть, как Ангелам, ни о чем не скорбеть и плоти своей не щадить: мно́гими скорбмѝ подоба́етъ на́мъ вни́ти въ црⷭ҇тво нбⷭ҇ное[43]; не велит братии ходить в службы, то есть работы монастырские, а полагает на них «труды» великие.

По внушению вражьему и по своему немилосердию, игумен Гермоген внял сим наветам и сослал старца Иринарха из монастыря, не убоявшись Бога и не уважив подвигов и трудов старца. Старец Иринарх смиренно покорился, поминая слово Господне: «если вас изгонят из дома, идите в другой, а Я с вами до скончания века»[44].

Изгнанный из Борисоглебского монастыря, Иринарх опять направился в Ростов и снова поселился в монастыре святаго Лазаря, где и провел там год и две недели, пребывая непрестанно в посте и молитве и помышляя о смертном часе.

Между тем игумен Гермоген сознал свой несправедливый поступок с Иринархом, покаялся перед братией и послал одного из иноков звать Иринарха обратно. Посланный сказал:

— Отче, не помяни нашей вины пред тобой, пойди на свое обещание, в наш монастырь — ко святым страстотерпцам Борису и Глебу.

[411]Старец Иринарх возвратился в монастырь, молясь:

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, не лиши меня вечных Твоих благ, дай мне, грешному старцу, дотерпеть свое обещание».

Возлагая всю вину удаления из монастыря на самого себя, он говорил:

— Господи, я живу в темнице сей вопреки братии; они праведны и праведные труды тебе приносят, я же, смрадный, лишен добродетели.

Вошел он опять в свою келию, вновь возложил на себя свои железные «труды» и стал подвизаться, молясь за царя и за всех православных христиан и любя ненавидящих его, как свою душу.

Господь даровал Иринарху прозорливость, постижение тайн души человеческой. Из многих городов приходили к нему люди и просили, и получали от него благословение. Многие боголюбивые люди приносили ему милостыню; он принимал и с радостью раздавал нищим и странникам, снабжая их пищей и одеянием.

Всех приходящих он учил заповедям, отводя их от грехов и обличая тайные согрешения; получая его благословение, они обращались на путь заповедей Господних.

В монастыре Борисоглебском был некто старец, по имени Тихон. Помыслив о том, как ему угодить Богу, он сделал себе «труды» — сковал железную цепь — и в этих «трудах» сидел семь лет. В это время на Руси уже производили свои опустошения и разорения польские и литовские паны, нашествие которых было предсказано Иринарху блаженным юродивым Иоанном. Старец Тихон убоялся нападения от панов и удалился из монастыря, а свою железную цепь отдал Иринарху, у него цепь стала уже в двадцать сажень. В этой длинной цепи Иринарх продолжал трудиться по-прежнему, не давая рукам своим покоя: то он вязал волосяные свитки, то клобуки, то приготовлял на нищих одеяние. Он постоянно подавал нищим, помогал нуждающимся, защищал слабых от притеснения сильных и молился за всех Богу. Подолгу он иногда совсем не видел людей, и от тяжелых подвигов иногда впадал в болезнь, которой всегда радовался, и благодарил Бога. Спал он только ночью и то лишь час, два или три, а тело свое бил своею железною палицею, творя молитву.

[412]Еще до нашествия литвы во время тонкого сна Иринарху было видение: город Москва разорен литвою, все Российское царство пленено и пожжено по местам. Проснувшись, он стал неутешно плакать о предстоящем пленении и разорении святых Божиих церквей. Когда он несколько утешился от плача, вдруг облистал его сверху свет, и из этого света послышался Голос:

— Поди к Москве и поведай, что все так будет.

Он осенил себя крестным знамением и сотворил молитву. Послышался вторично тот же Голос:

— Так будет!

Старец вторично перекрестился и стал молиться:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Помилуй меня грешного от искушения: я — раб Отца, и Сына, и Святаго Духа и не желаю ничего на свете сем видеть.

Но тот же Голос в третий раз послышался:

— Не ослушайся и делай по сему гласу: все будет так роду сему непокоривому.

Убоялся старец видения и глагола свыше, призвал игумена и поведал ему все. Игумен велел ему ехать к Москве и возвестить царю Василию Иоанновичу[45], что царству Московскому и всей Русской земле предстоит пленение от литвы.

Старец Иринарх отправился в Москву. По дороге в Переяславле он остановился на перепутье на конюшенном дворе у Никитского монастыря и послал за другом своим, никитским диаконом Онуфрием, а сам пошел помолиться святому Никите, переяславльскому Чудотворцу, и приложиться к его мощам. Диакон Онуфрий был в то время сильно болен лихорадкой, так что, мучимый ознобом, влезал в печь, чтобы согреться. Было мнение, что болезнь сия произошла от козней диавола. Диакон Онуфрий, по благословению старца Иринарха, уничтожил в Переяславле суеверное почитание большого камня, находившегося за Борисоглебским Переяславльским монастырем. К этому камню ежегодно в праздник Апостолов Петра и Павла собиралось множество народа — мужей, жен и детей, и камню воздавалась честь. Диакон приказал повергнуть камень в яму, чтобы впредь на[413]род не собирался около него. Этот подвиг Онуфрия многим не был угоден; благочестивый диакон от многих, даже родных и из духовного чина, терпел порицания, брань и насмешки, — даже клевету и убытки при судебных преследованиях; сверх того, постигла его и болезнь, — но все это диакон Онуфрий переносил и терпел с твердостью, не роптал, уповая на милость Божию и помня час смертный, и не обращался за исцелением к врагам Божиим, разным знахарям. Едва Онуфрий вошел к Иринарху, как старец заметил его тяжкую болезнь и, облобызав его, дал ему четверть хлеба, благословил его и сказал:

— От этого яства будь здоров!

И диакон сейчас же почувствовал облегчение и стал здоров.

В Москву приехал Иринарх вместе с учеником своим, старцем Александром. Приехали они ночью, за час до рассвета. Утром отправились в соборную церковь Успения Пресвятой Богородицы и помолились Владычице и чудотворцам Петру митрополиту и Ионе. Один сын боярский, именем Симеон, пошел к царю и известил о приходе старца. Царь обрадовался и приказал, чтобы Иринарх пришел в Благовещенский собор. Старец пришел в церковь, помолился Пресвятой Богородице, благословил царя честны́м крестом и целовал его. Царь также целовал старца любезно и подивился великим «трудам», которые он носил на себе. Старец сказал царю Василию Иоанновичу:

— Господь Бог открыл мне, грешному старцу: я видел город Москву, плененную Ляхами, и все Российское государство. И вот, оставя многолетнее сиденье в темнице, я сам пришел к тебе возвестить сие. И ты стой за веру Христову мужеством и храбростью.

Сказав сие, Иринарх направился вон из церкви. Царь Василий Иоаннович взял старца под руку, а ученик его Александр под другую.

Царь сказал старцу, чтобы он благословил и царицу. Старец не ослушался, пошел в палату к царице вместе с царем, благословил царицу Марию Петровну и вышел из палаты. Царица вслед послала старцу два полотенца, но он не хотел взять. Царь Василий уговаривал его:

— Возьми Бога ради!

[414]Но Иринарх сказал царю:

— Я приехал не ради даров; я приехал возвестить тебе правду!

Царь проводил Иринарха из палаты царицыной и приказал во дворце боярину потчевать старца. Затем царь приказал дать старцу свой возок и конюха и проводить его до Борисоглебского монастыря. Вкусивши хлеба у боярина, Иринарх пустился в обратный путь, пробыв в Москве всего двенадцать часов.

Вернувшись в Борисоглебский монастырь, Иринарх вошел в свою келью и вновь предался своим трудам и подвигам в посте и молитве, а конюха государева и возок отпустил к Москве, помолившись, чтобы Господь утолил свой гнев и смиловался над Москвой, как древле над Ниневией.

Спустя немного времени после путешествия преподобного Иринарха в Москву и предсказания бедствий, явилась в русскую землю литва — злые и свирепые люди и немилостивые ругатели. Литвою звали тогда у нас всех подданных польско-литовского королевства: Поляков, или Ляхов, собственно Литовцев и русских из Белой и Малой Руси; в числе сих малоруссов было много казаков. По вере почти все враги наши были католики или униаты, не щадившие православных храмов и прочих святынь. Они стали пленить Русскую землю и избивать жителей, завоевали много городов, например выжгли город Дмитров, оскверняли церкви Божии, ниспровергали Престолы святые, снимали с них одежды, обдирали с икон оклады, а самые иконы бросали, грабили книги, часто самые церкви сожигали. Многие из русских, боясь посечения, признавали их власть, давали дань и кормы. Им покорилось много городов. В 1609 году был взят город Ростов Великий и выжжен; соборная церковь Успения Пресвятыя Богородицы осквернена, раки великих чудотворцев Леонтия и Исаии и вся церковная утварь и казна были пограблены. Множество людей обоих полов и всяких возрастов было посечено. Много терпели тогда от тяжести налогов православные и, не предвидя облегчения, многие города стали от врагов запираться. Это было время, когда при царе Василии Иоанновиче Шуйском враги наши выставили второго Лжедимитрия и требовали покорности ему, или его покровителю, Польскому королю.

Имея целию овладеть Москвой и царским престолом, враги собрались около Москвы и оттуда производили набеги и опусто[415]шения в разные стороны. Второй самозванец устроил лагерь при деревне Тушине.

Не оставили враги в покое и Борисоглебского монастыря, где подвизался Иринарх. Некто, неприятельский воевода Микулинский, повоевав город Ростов, пожегши посады под Ярославлем, разорив город Углич, пришел на Устье в монастырь к Борису и Глебу. Здесь он, со многими панами, вошел в келью старца и стал испытывать его веру:

— В кого ты веруешь?

— Я верую в Святую Троицу — Отца, и Сына, и Святаго Духа, — отвечал старец.

— А земного царя кого имеешь?

И старец громогласно произнес:

— Я имею Российского царя Василия Иоанновича: живу в России, Российского царя и имею, а иного никого и нигде не имею.

Один из панов сказал старцу:

— Ты, старец, изменник: ни в нашего короля, ни в Димитрия не веруешь.

Старец отвечал:

— Вашего меча тленного я нисколько не боюсь, и вере своей и Российскому царю не изменю; если за это ты меня посечешь, то я претерплю сие с радостию: немного во мне крови для вас, а у моего Живого Бога есть такой меч, который посечет вас невидимо, без мяса и без крови, а души ваши пошлет в вечную муку.

Пан Микулинский подивился: так велика была вера в старце.

Спустя некоторое время стали собираться русские силы против врагов. Князь Михаил Скопин-Шуйский пришел из Новгорода с русскими и шведскими войсками и стал в Калязине против литвы. Из-под Троице-Сергиева монастыря пришел против него с войском пан Сапега. Но, Божиею помощию, заступлением великих чудотворцев и по слову старцеву, Московская сила побила литву, и пан Сапега с своим войском отступил и остановился за два ночлега от Борисоглебского монастыря на Устье, намереваясь выжечь монастырь и побить братию. В монастыре поднялась кручина великая и печаль, братия стали прощаться друг с другом. Старец же Иринарх стал утешать своих учеников Александра и Корнилия:

[416]— Не убоимся пожжения и посечения от иноверных: если нас пожгут или посекут, то мы явимся новыми мучениками и получим венцы на Небе от Христа, Бога нашего.

Затем Иринарх обратился с горячей молитвой к Господу Богу об избавлении от угрожавшего бедствия и о вселении в сердца врагов милости и жалости ко святой обители. В то время пришел в монастырь пан ротмистр Кирбитский и вошел в келью старца: он благословился у него и подивился старцевым «трудам». Вернувшись к Сапеге, он сказал:

— В монастыре у Бориса и Глеба я нашел трех старцев скованных.

Сапега сам пожелал видеть старца и вперед послал одного пана известить о своем приходе. Старец посланному сказал:

— Если пан захочет посетить, то по своей воле приедет к нам.

Услышав такой ответ, Сапега приехал в монастырь, вошел в келью старца и сказал ему:

— Благослови, отче! Как ты терпишь такую великую муку?

Старец отвечал ему:

— Бога ради сию темницу и муку терплю в келлии сей.

Многие из панов стали говорить Сапеге:

— Сей старец за нашего короля и за Димитрия Бога не молит, а молит Бога за Шуйского-царя.

Старец возразил:

— Я в России рожден и крещен, за русского царя и Бога молю.

Сапега сказал:

— Правда в батьке велика: в которой земле жить, тому царю и служить.

— Ограбили тебя, старец? — спросили паны.

Старец отвечал:

— Приехал лютый пан Сушинский и пограбил весь монастырь, не только меня, старца грешного.

Сапега сказал:

— За то пан Сушинский повешен.

После сего старец дал такой совет пану Сапеге:

— Возвратись, господин, в свою землю: полно тебе в России воевать! Если же не уйдешь из России или опять придешь в Россию и не послушаешь Божия слова, то будешь убит в России.

[417]Пан Сапега умилился душою вследствие сих слов и сказал:

— Чем мне тебя одарить? Я ни здесь, ни в иных землях монаха такого крепкого и безбоязненного не видывал.

Старец сказал:

— Я Святому Духу не противник, от Святаго Духа и питаюсь. И как Святый Дух тебе внушит, так ты и сделаешь.

Сапега сказал:

— Прости, отче! — и, поклонившись, вышел с миром.

Сапега прислал затем старцу на милостыню пять рублей денег и воспретил своему войску чем-либо вредить монастырю. Вскоре Сапега с ратью направился к Переяславлю, а в монастыре была великая радость, что Бог избавил от разорения; старец же непрестанно со слезами молил Бога об избавлении всей русской земли от пленения.

После победы под Калязином князь Михаил Шуйский начал преследовать литву и из Переяславля послал к старцу Иринарху за благословением. Иринарх послал ему благословение, просфору и крест и наказал сказать:

— Дерзай, и Бог поможет тебе!

Князь послал отряд в Александровскую слободу, и, с Божиею помощию, русские воины побили литву. Вскоре пошел туда и сам князь и остановился в слободе. Неприятели стали собираться против него из-под осажденного Троицкого монастыря и из-под Москвы. Князь узнал об этом и был очень озабочен. Он снова отправил гонца к преподобному Иринарху. Старец вновь послал ему благословение и просфору и велел сказать: «Дерзай, князь Михаил, и не бойся: Бог тебе поможет». И князь побил литву.

Потом князь послал одного из воевод к Троице с войском, и воевода благополучно прошел в монастырь. Князь опять послал гонца к Иринарху с дарами, и старец, посылая благословение и просфору, велел ему идти под Троицу, что князь и сделал. Услышав об этом, Сапега направился к Дмитрову. Князь пришел благополучно к Троице, вошел в монастырь и помолился Пресвятой Троице и преподобному Сергию, воздавая славу Богу, Пресвятой Богородице и российским чудотворцам. Посланное против Сапеги войско разбило его под Дмитровом, Сапега бежал к Иосифову Волоколамскому монастырю. В то же время из Тушина бежал второй самозванец [418]в Калугу, где впоследствии и был убит. После сих успехов князь Михаил от Троицы пришел в Москву, помолился в соборной церкви Успения Пресвятой Богородицы, приложился к образу Пресвятой Богородицы Владимирской и ракам чудотворцев и с радостию вернулся в свой дом.

Старец Иринарх, знавший о всех сих событиях, послал ученика своего Александра к князю Михаилу в Москву за честны́м крестом, который был дан ему на помощь и прогнание супостата. Князь отдал крест и послал старцу благодарственное послание и дары. Александр все сие доставил своему учителю.

Приняв с радостию святый крест, преподобный Иринарх произнес такую молитву:

«Слава тебе, Владыко Человеколюбче, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, претерпевшему на сем Честно́м и Животворящем Кресте распятие и смерть ради нашего спасения и показавшему всему нашему роду милость и чудеса от сего Честна́го Креста, помощь князю Михаилу на литву, на побеждение и прогнание, как древле при царе Константине на супостатов».

Вскоре после отсылки креста князь Михаил отошел ко Господу. Враг же рода человеческого, посрамленный от старца Иринарха, замыслил против него новые козни.

В Борисоглебский монастырь от Патриарха Гермогена был прислан новый игумен по имени Симеон, который оказался лютым, немилостивым, невоздержным и предававшимся пьянству. Он приказал старцу Иринарху ходить в церковь молиться, старец же, нося на себе тяжкие железные «труды», не мог свободно пройти и по келье, иссушая плоть свою день и ночь в посте и молитве. Жестокосердый игумен Симеон, превосходя лютостию неверующих, пришел к старцу в келью с братиею и без милости отнял все, что у старца было запасено. Остались только неотобранными четыре пуда меду, о чем и сказал старцу ученик Александр. Старец по этому случаю вспомнил об некоем отце затворнике, которого ограбили разбойники, оставив одну какую-то вещь; затворник догнал разбойников и сказал что они не все забрали; разбойники умилялись и все возвратили затворнику. Теперь же, когда, по приказанию Иринарха, ученик его Александр сообщил игумену, что не все забрано, то игумен оказался немилостивее древних разбойников и забрал оставшееся.

[419]В тот же вечер старец Иринарх видел юношу в белых ризах, который стоял близ него и, смотря на него, говорил о немилостивом поступке игумена, а потом вдруг исчез. Старец всю ночь пребыл в молитве. Наутро снова пришел игумен к старцу в келлию и приказал вывести старца из келлии: четыре человека взяли его под руки и поволокли, а игумен с пятью другими людьми понес железную цепь его. Когда волокли старца, то выломили ему левую руку и бросили его в трех саженях от церкви. Старец пробыл в таком положении девять часов, молясь Господу Богу, чтобы Он не поставил сего гонителям его в грех, ибо всуе мятутся, не ведая, что творят.

Учеников старца, Александра и Корнилия, удалили от Иринарха и разослали по другим кельям.

Когда Иринарх лежал один, всеми покинутый, явился ему юноша в светлых ризах и сказал:

— Услышал Бог молитву твою и терпение твое: если испросишь чего, будет дано тебе.

После сих слов юноша стал невидим.

Между тем ученик Иринархов Александр ночью пришел в прежнюю келлию и обратился с молитвой:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Долго ли нам, Господи, в скорби сей быть с учителем своим и терпеть от сих зверообразных людей и пьяниц? Но да будет воля Твоя святая!

И от крестов честны́х был ему глас:

— Иди к игумену и скажи ему: зачем противишься судьбам Божиим?

Старец Александр пришел в церковь к игумену и стал ему говорить:

— Отпусти старца Иринарха в его келью, на обещание, вместе с его учениками, чтобы тебе не погубить свою душу, борясь против судеб Божиих.

Игумен благословил старца и обоих учеников его. Старец пришел в свою келью, благодарил Бога за избавление от гонения и молился о даровании ему терпения. И свыше был ему голос:

— Дерзай, страдалец мой, Я с тобою всегда: Я ждал твоего подвига и терпению твоему дивились Ангелы. Теперь уже больше не будет на тебя гонений, но ждет тебя уготованное тебе место в Царстве Небесном.

[420]Старец Иринарх слышал голос, но никого не видел, и в трепете только творил молитву со слезами:

— Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, грешного, и избавь от искушения, — и ограждал себя крестным знамением.

После того вскоре игумен Симеон удален был из монастыря.

Между тем, по преставлении князя Михаила Скопина-Шуйского, литва снова ободрилась, враги собрались снова под Москву. Сами москвичи, под влиянием лести врагов, свели с престола царя Василия и пустили в город Москву Ляхов, которые отправили бывшего царя Василия Шуйского в ссылку в Польшу. Москва подверглась пленению и разорению.

Литва снова стала разорять области вокруг Москвы на далекое пространство. В 1612 году литва пришла в Ростов. От страха перед нею игумен Борисоглебского монастыря бежал со всею братией на Белое озеро, а старец Иринарх с учениками своими остался в келье своей, молясь беспрестанно Богу. Литва заняла монастырь и пробыла в нем десять недель. Один пан пришел раз в келью Иринарха и сказал:

— Благослови, батько! А Сапега убит под Москвою, по твоему слову!

Старец отвечал:

— Подите и вы в свою землю — и будете живы; если же не уйдете из нашей земли, и вам быть убитыми!

Пан ушел и поведал слова Иринарха прочим всем панам. И стали паны приходить к старцу, и старец говорил им:

— Подите в свою землю; если не пойдете, то будете убиты.

Пришел к старцу сын воеводы, по имени Воин, и благословился у старца идти в свою землю. Старец благословил; воеводин сын поклонился до земли, пошел к своему отцу и рассказал о благословении. Тогда и сам воевода Иоанн Каменский пришел к старцу в келью, поклонился старцу до земли и сказал:

— Благослови, батько, и меня идти в свою землю, как благословил сына моего.

И старец благословил его и сказал:

— Только не трогай монастыря и братии, и города Ростова.

И пан Каменский ушел в свою землю, не тронув ни монастыря, ни города Ростова. В монастыре снова была радость по случаю избавления от опасности.

[421]Между тем как в самой Москве, так и во всей земле было великое смятение и печаль, что в Москве засела литва. Везде, а особенно в Нижнем Новгороде, молились о том, чтобы Господь Бог явил милость свою и очистил город Москву от врагов, и избавил землю от великой скорби.

Нижегородцам был известен князь Димитрий Михайлович Пожарский, проживавший близ Нижнего. Нижегородцы начали просить его, чтобы он шел к Москве и очистил ее от врагов. Они стали собирать и давать ему людей, деньги и запасы на войну. В помощь и содействие ему выбрали нижегородского посадского человека Косму Минина. И военный предводитель, и земский выборный были единодушны в своих мыслях и все делали с общего совета и согласия. И Бог подал им Свою помощь.

Двинулись они со всею собранною силою к городу Ярославлю и остановились в нем. Изо всех городов стали собираться к ним русские люди, желавшие стать за веру и отечество и умереть за святые Божии церкви.

Услышав о прибытии в Ярославль князя Димитрия Михайловича Пожарского с войском, один из предводителей стоявшего под Москвой русского ополчения, князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой, прислал гонца, чтобы скорее шли под Москву. Но князь Пожарский и Косма Минин боялись идти под Москву: там среди русского ополчения не было единодушия, и один из предводителей русского войска, Иван Заруцкий, убил под Москвою другого воеводу — Прокофия Петровича Ляпунова.

Старец Иринарх, за всем следивший и все понимавший, послал князю Димитрию Михайловичу Пожарскому свое благословение и просфору и велел идти под Москву со всем войском, не боясь Ивана Заруцкого. «Увидите Славу Божию», — наказывал старец сказать князю.

Князь был рад словам старца, без страха пошел со всею ратию к Москве и остановку сделал в Ростове. Отсюда князь Пожарский и Косма Минин нарочно отправились в Борисоглебский монастырь, чтобы лично получить благословение от старца Иринарха.

Старец благословил их в поход под Москву и дал им крест свой на помощь. Приняв благословение и крест у старца, князь с радостию пошел с войском от Ростова к Переяславлю, а от Переяславля к Троице, где остановился и поклонился Пресвятой Троице и преподобному Сергию.

[422]От Троицы Пожарский послал воеводу князя Димитрия Лопатина под Москву к князю Трубецкому. Трубецкой был рад, а Заруцкий из-под Москвы бежал.

Между тем к засевшей в Москве литве подошли новые люди с запасами. Услышав об этом, князь Трубецкой послал гонца к князю Пожарскому, чтобы он шел скорее на помощь под Москву со всею ратью. Нижегородский воевода немедленно двинулся от Троицы к Москве. И, помощию Божиею и заступничеством московских чудотворцев, русским удалось одолеть литву. После сего князь Пожарский овладел Китаем-городом, так что литва засела только в Московском кремле. Немного времени спустя сдался и кремль, и князь Димитрий Михайлович Пожарский вступил в кремль, помолился Пресвятой Богородице и московским чудотворцам.

И была в Москве радость великая, что Господь очистил Москву от литовских людей.

В монастыре же Борисоглебском на Устье-реке была тогда большая печаль: монастырь был несколько раз разорен и опустошен литовскими людьми, в монастыре ничего не было, а между тем с него требовали больших даней на прокормление ратных людей. Игумен с братиею и с монастырскими крестьянами пришли к старцу Иринарху, чтобы он благословил ученика своего Александра отправить в Москву. Старец внял их просьбе, предоставил все на их волю и отпустил ученика своего в Москву с челобитьем. Он повелел ему взять у князя Пожарского честны́й крест, данный на помощь против супостатов.

Когда Александр прибыл в Москву, там была великая радость по случаю того, что король Польский из города Вязьмы ушел в свою землю.

Старец Александр пришел к князю Димитрию Михайловичу Пожарскому и передал ему от старца Иринарха благословение и просфору. Князь был рад прибытию посланца от Иринарха, дал ему грамоту, чтобы не давать Борисоглебскому монастырю на ратных людей никаких запасов по причине литовского разорения. Александр взял у князя грамоту и честны́й крест и возвратился в монастырь.

Рад был игумен, получивши для монастыря льготу, рад и преподобный Иринарх, когда Александр пришел в его келлию, возвратил честны́й крест и справил поклон от князя.

[423]По устроению Божию и по приговору всей земле князей, бояр, воевод, преосвященных митрополитов, архимандритов, игуменов и прочих людей, в 1613 году на царский престол был избран юный князь Михаил Феодорович Романов, и поставлен в цари в Москве, обладателем над всеми принадлежавшими России землями, и венчан был царским венцом. Вся Русская земля радовалась о новом, желанном царе.

Но еще во многих местах и городах — в Угличе, Вологде и в других окрестных — была великая печаль от продолжавшихся разорений: главным образом отряды казаков проливали много христианской крови и опустошали города и села. Для очищения земли от сих грабителей и губителей царь Михаил Феодорович послал боярина своего и воеводу, князя Бориса Михайловича Лыкова, с значительным войском. Князь Лыков направился в Ярославль.

В это время литва и казаки пришли в село Даниловское (теперь — город Данилов, Ярославской губернии). Князь Лыков прислал старца Иоакима к старцу Иринарху за благословением, как делали и прежние русские полководцы. Старец послал князю просфору и благословение и велел идти за литвою. Князь рад был благословению старца и двинулся в поход. Две недели он гнался за врагами, настиг их за Костромою, не доходя Нижнего, и, с помощию Божиею, побил, многих взял в плен и отправил в Москву к царю. Отсюда Лыков возвратился к Вологде против казаков, которые грабили вологодский и белозерский уезды. Князь послал погоню за казаками, которые от Белозерска направились в Углич, где стояли две недели. Лыков послал туда свои полки, которые и прогнали казаков к Москве. Сам князь, направляясь к Москве вслед за врагами, зашел в Борисоглебский монастырь, помолился страстотерпцам Борису и Глебу и лично принял от старца Иринарха благословение. Двинувшись дальше к Москве, князь Лыков догнал казаков, забрал в плен и привел к царю.

Велика была радость по случаю уничтожения казацкой грабительской шайки милостию Божиею и заступлением Пресвятой Богородицы и московских чудотворцев, и молитвами и слезами затворника Иринарха.

С того времени настала на Руси тишина. Старец же Иринарх по-прежнему непрестанно молился и проливал слезы, [424]постился, принимал странных и защищал обидимых от притеснения сильных.

Еще при жизни Бог прославил Своего угодника Иринарха чудесами: его молитвами Бог исцелял больных и бесноватых, чудесную силу имело его благословение для приходивших к нему с верою. Составитель жития Иринарха, ученик его Александр, записал девять чудес Божиих, совершенных молитвами борисоглебского затворника и страдальца при его жизни.

К преподобному Иринарху приходили, или были приводимы больные разными болезнями, особенно же — одержимые духом нечистым. Старец молился, заставляя и больных молиться и поститься, возлагал на них свой честны́й крест, нередко налагал на больных часть своей цепи или приказывал лежать на сих цепях. Иногда издалека от больных посылали к Иринарху за благословением, которое он давал и вместе посылал просфору или крест, которым святили воду и давали ее больным пить. Так, преподобный исцелил бесноватого из села Давыдова[46] возложением на него своего креста; другой бесноватый из Вощадиникова[47] был исцелен, когда на буйного ученик Александр возложил старцеву цепь и привел больного к старцу и к образу Пресвятой Богородицы. На заболевшего исступлением ума в Борисоглебском монастыре воеводу, сына боярского Матфея Тихменева, преподобный Иринарх возложил свой крест и привязал к своей цепи, приставив для охраны двух воинов; так больной провел целую ночь, а утром старец послал воеводу в церковь молиться; от Литургии больной пришел здоровым, но преподобный заповедал ему всю неделю поститься, ни мяса не есть, ни вина, ни пива не пить. Подобным же образом получил исцеление исступивший из ума в монастыре крестьянин Никифор: старец повелел возложить на него свой крест и привязать цепью к грядке; через час старец велел снять крест и цепь и приказал больному лечь на свои цепи, где он и спал целую ночь, — встал же совершенно здоровым.

От питья или окропления водою, освященною посланным Иринархом крестом, получили исцеление один боярский сын, [425]по имени Роман, — от головной боли; одна крестьянская жена — от болезни глаз; одна бесноватая женщина в Угличе, жена одного подьячего в Москве — от какой-то тяжкой болезни.

Настало время кончины преподобного Иринарха. Праведный и многострадальный муж призвал учеников своих и сказал им:

— Братья мои и спостники! Молю вас: вот ныне я отхожу от жизни сей к Господу Богу моему Иисусу Христу: помолитесь за меня Богу и Пречистой Богородице, дабы по преставлении моем душу мою взяли милостивые Ангелы и дабы я избежал сетей вражиих и воздушных мытарств вашими святыми молитвами, ибо я грешен. Вы же, господа мои, после моей смерти пребудьте в посте и молитве, в трудах, в бдении и слезах, а также в любви между собою без ропота, в послушании и повиновении, ибо вы знаете Христову заповедь о блаженствах.

Преподобный проговорил все сии заповеди и дал много других наставлений своим ученикам.

Видя своего учителя при последнем издыхании, ученики его Александр и Корнилий пришли в великое умиление и в горьких слезах взывали:

— О добрый наш пастырь и учитель! Вот уже ныне видим тебя при последнем издыхании: к кому же прибегнем от кого насладимся учением, кто попечется о наших грешных душах? Но молим тебя, если обретешь благодать перед Богом по отшествии своем от жизни сей, моли о нас неослабно Бога и Пречистую Богородицу, как угодно будет твоей святыне, ибо тебе известны все наши тайные страдания.

Старец Иринарх сказал ученикам своим:

— Я отхожу от вас телом, а духом с вами буду неразлучно.

И к этому еще прибавил:

— Если кто начнет притеснять сию обитель мою, свыше данную от Бога и искупленную и выпрошенную у игумена и братии, то пусть им судит Бог и Матерь Божия.

Около отходящего находилась и братия монастырская. Дав прощение братии и ученикам о Христе и последнее целование, преподобный стал на молитву, долго молился и тихо отошел ко Господу в вечный покой.

Кончина преподобного Иринарха последовала в 1616 году, января 13 дня, на память святых мучеников Ермила и Страто[426]ника, с пятницы на субботу в девятом часу ночи. По благословению и повелению преосвященного митрополита Ростовского и Ярославского Кирилла[48] погребение схимонаха Иринарха совершал Борисоглебский игумен Петр и отец его духовный иеромонах Тихон, диакон Тит и ученики его — старцы Александр и Корнилий. По завещанию преподобного Иринарха, гроб его положен в уготованной им самим пещере.

После старца Иринарха осталось праведных «трудов» его: сто сорок два креста медных, семь трудов плечных, железная цепь в двадцать сажен, которую он надевал на шею, железные пута ножные, восемнадцать медных и железных оковцев, которые он носил на руках и на груди, связни, которые носил на поясе, весом в один пуд, палка железная, которою он смирял свое тело и прогонял невидимых бесов[49]. В этих «трудах» праведных своих старец Иринарх прожил тридцать восемь лет и четыре месяца, а в мире жил тридцать лет, всего же он прожил шестьдесят восемь лет и четыре месяца.

По преставлении преподобного Иринарха совершалось много чудес при его гробе. Составитель жития, ученик его Александр, записал тринадцать чудесных исцелений от разных недугов, особенно же от беснования. На больных обыкновенно возлагали животворящий крест «трудов» Иринарха, иногда цепь его или другие, носившиеся им, тяжести. Брали также землю от его гробницы и пили с нее воду. Совершалось немало чудес и впоследствии.

И в настоящее время нередко многие страждущие, во время молебна преподобному Иринарху, надевают на себя те или другие из оставшихся после него тяжестей, веруя в целебную их силу.


  1. Ликиний был сначала соправителем восточного императора Максимиана Галерия с титулом Августа. По смерти Галерия, устранив своих соперников, он в 312 г. сделался императором Востока, в то время как Константин Великий стал императором Запада. Тогда как Константин Великий покровительствовал христианам, Ликиний угнетал своих христианских подданных, быть может, подозревая их в сочувствии Константину. Впоследствии между Ликинием и Константином возгорелась война; Ликиний был разбит, лишен власти и, наконец, казнен в 324 г.
  2. Диакон — в переводе с греческого значит собственно: служитель, в смысле низшего священнослужителя.
  3. Псал. 117, ст. 6.
  4. Псал. 55, ст. 5.
  5. Псал. 79, ст. 2 и 3.
  6. Понтийский Пилат был римским правителем Иудеи, при котором пострадал и предан был на смерть Господь наш Иисус Христос.
  7. Псал. 26, ст. 1.
  8. Псал. 69, ст. 2.
  9. Псал. 83, ст. 3.
  10. Псал. 62, ст. 6.
  11. Посл. к Евр. гл. 10, ст. 31.
  12. Псал. 78, ст. 8.
  13. Псал. 78, ст. 9.
  14. Сравн. 2 Посл. к Тимоф., гл. 4, ст. 7—8.
  15. Ср. Еванг. от Матф., гл. 10, ст. 28.
  16. Так называлась река Дунай.
  17. Слова ангельского благовестия при Рождестве Христове. (Еванг. от Луки, гл. 2, ст. 14)
  18. Кончина св. мучеников Ермила и Стратоника последовала около 315 года.
  19. Сингидон — ныне Белград, город на правом берегу Дуная, в нижнем течении его, столица Сербии.
  20. Низибия, или Низибида, — большой и многолюдный город в Провинции Мигдонии, в Месопотамии.
  21. 2 Посл. к Коринф., гл. 3, ст. 18.
  22. Низибия находилась недалеко от персидской границы, почему путешествие в Персию не представляло больших затруднений.
  23. 4 Кн. Цар. гл. 2, ст. 24.
  24. Еванг. от Матф., гл. 21, ст. 19.
  25. Кн. Деян. Апост., гл. 5, ст. 1—11.
  26. Зоровавель, потомок Давида, был вождем еврейского народа; под его предводительством Евреи вышли из плена вавилонского в свою родную страну.
  27. Никея — город в Вифинии, северо-западной провинции Малой Азии. Созванный императором Константином Первый Вселенский Собор состоялся в 325 году и ввел в церковное употребление Символ веры, впоследствии дополненный и законченный на Втором Вселенском Соборе, бывшем в Константинополе в 381 году.
  28. Равноапостольный царь Константин Великий скончался в 337 г.
  29. Сапор II, известный под именем Великого, Персидский царь; царствовал с 310 до 381 г. по Р. Хр.; известен счастливыми войнами с Римлянами, был жестоким гонителем христианства.
  30. Под песьими мухами разумеется род язвительных мух или насекомых, будто бы особенно вредных для собак или вообще — особенно вредные насекомые. Песьи мухи были при Моисее четвертою казнию Египтян.
  31. См. 4 Кн. Царств, гл. 1, ст. 10—12.
  32. См. Кн. Числ, гл. 16, ст. 31—33.
  33. Это было около 350 г. июля 11-го. Святый Иаков Низибийский, по множеству совершенных им чудес, называется чудотворцем, а по высоте духовной мудрости назывался мудрым. Ныне известны 18 слов святаго Иакова на армянском языке, писанные им по просьбе святаго Григория, просветителя Армении. Кроме догматической и нравственной важности своей, наставления святаго Иакова важны как образец верного толкования Священного Писания; естественно, без всякого искусства и усилия древний учитель извлекает из Свящ. Писания и высокие догматы, и назидание.
  34. Здесь разумеется Борисоглебский монастырь Ярославской епархии, Ростовского уезда, находящийся на реке Устье в 18 верстах от Ростова по дороге в г. Углич. — Житие Иринарха написано было учеником его Александром, прожившим вместе с ним тридцать лет. Подлинное житие известно только по рукописям, но не издано. Преосвященный Амфилохий, бывший архимандритом Борисоглебского монастыря, в 1863 году в Москве издал изложение жития, близкое к рукописным текстам, с приложением рисунков. В 1872 г. в «Яросл. Епарх. Вед.» было напечатано житие Иринарха (Н. Корсунским), составленное также по рукописям, издано и отдельно в Ярославле в 1873 г. В основу изложения положено здесь подлинное житие, известное нам по нескольким рукописям.
  35. Село Кондаково находится теперь в Угличском уезде, на реке Устье, выше Борисоглебского монастыря, в 43 верстах от Углича и стольких же от Ростова.
  36. Калязинский монастырь отстоит от Кондакова верст на сорок. Память Макария Калязинского празднуется 17 марта и 26 мая.
  37. Кн. Деян. Апост., гл. 14, ст. 22.
  38. В настоящее время монастыря уже давно нет, а существует на его месте приходская церковь св. Лазаря.
  39. Кн. Деян. Ап., гл. 14, ст. 22.
  40. Еванг. от Марк., гл. 8, ст. 35.
  41. Еванг. от Луки, гл. 6, ст. 21.
  42. Еванг. от Матф., гл. 24, ст. 35.
  43. Кн. Деян. Ап., гл. 14, ст. 22.
  44. Еванг. от Матф., гл. 10, ст. 23; гл. 28, ст. 20.
  45. Разумеется здесь царь Василий Иоаннович Шуйский, царствовавший с 1606 г. по 1610 г.
  46. Село Давыдово находится в 20 верстах от Борисоглебского монастыря по дороге к Угличу.
  47. Село Вощадиниково в 10 верстах от Борисоглебского монастыря, вправо от Угличской дороги.
  48. Кирилл IV упоминается как митрополит Ростовский при кончине царя Бориса Годунова; был лишен кафедры Лжедимитрием; когда преемник его Филарет, впоследствии патриарх, изведен был в плен, ростовцы вновь призвали Кирилла, который и святительствовал до своей кончины в 1616 году.
  49. Большая часть железных цепей и других тяжестей, которые носил на себе подвижник Иринарх, и до сего времени хранятся в Борисоглебском монастыре — отчасти в церковном приделе, где находится рака преподобного, отчасти в особой деревянной постройке на месте прежней кельи преподобного. Подробное описание и изображение сих предметов можно видеть в упомянутом выше издании преосвящ. Амфилохия. В 1878 г. по благословению Ярославского и Ростовского преосвященного архиепископа Нила часть вериг и других предметов из «трудов» Иринарха перенесена была в церковь родного села Иринарха Кондакова по просьбе сельчан. См. о сем в упомянутой выше книжке Н. Н. Корсунского.