Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского/Июнь/15

Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского — 15 июня

Источник: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (репринт). — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. X. Месяц июнь. — С. 319—384.

День пятнадцатый

---

Память

святаго Пророка

Амоса

‎вятый Пророк Амос, уроженец города Фекуи, находившегося в земле Иудовой, недалеко от Вифлеема, происходил из семьи незнатной и небогатой: дни свои он проводил, пася стада. Господь же, призирающий не на богатых и сильных, но — на смиренных и нищих, взял его, как Моисея и Давида, от пастушеских стад на пророческое служение^[1]. Он повелел ему покинуть землю Иудову и идти в землю Израилеву, чтобы там пророческой проповедью склонить к покаянию людей, развратившихся идолопоклонством. Следует заметить, что по смерти Соломона^[2] Иеровоам^[3] вместе с десятью коленами Израильскими отторгся от сына Соломонова Ровоама^[4], царствовавшего в Иерусалиме: из отложившихся колен образовалось особое царство Израильское, первым царем коего и был Иеровоам^[5]. От дней сего Иеровоама Израильтяне, отпав от истинного Богопочитания, поклонялись идолам. Иеровоам, стремясь упрочить свою власть над Израильтянами и опасаясь, как бы они, ходя на праздники в Иерусалим ко храму, снова не присоединились к Иудейскому царю, его свергнув и убив, сделал двух золотых тельцов, — он знал наклонность своих подданных к идолопоклонству: еще предки их, придя из Египта сквозь Чермное море в пустыню, вылили себе из золотых серег тельца^[6]. Сделав помянутых золотых тельцов, Иеровоам одного из них поставил в Дане, а другого — в Вефиле, городах своей области; вместе с тем он повелел Израильтянам не ходить в Иерусалим, но поклоняться и приносить жертвы золотым тельцам, отправляя в честь их торжественные празднества, при этом царь говорил народу:

— Вот боги твои, Израиль, выведшие тебя из Египта^[7].

Так развратил Иеровоам Израильтян. И хотя Господь посылал Израильтянам Своих святых Пророков для их обличения и возвращения на правый путь, но из них лишь немногие исправлялись и возвращались к Истинному Богу; некоторые же поклонялись и Истинному Богу, и золотым тельцам. В числе этих Пророков Господь послал со страшными прещениями и раба Своего, святаго Амоса. Сей Пророк Божий был прост и неискусен в беседе, но не разумом: ибо в нем действовал и говорил его устами Тот же Дух Святый, Который (действовал) и во всех Пророках. Свое пророческое служение святый Амос проходил во дни царя Иудейского Озии^[8], столицей которого был Иерусалим, и — царя Израильского Иеровоама, столица которого находилась в Самарии; но это не тот Иеровоам, который, отторгшись от скипетра Иудова, сделал золотых тельцов, а другой, позднейший по годам^[9]; впрочем, он подобно своему, одноименному с ним, предшественнику, был идолопоклонник, служивший золотым тельцам. Святый Амос и начал пророчествовать во дни этих царей, за два года до страшного землетрясения в Палестине, причина которого, по сообщениям древних писателей, была следующая: царь Иудейский Озия, прозванный Азариею^[10], по гордости своей осмелился войти во святилище храма и принести в жертву фимиам на алтаре кадильном по чину священническому; когда же священники противились этому, он грозил им смертью, и в то самое время началось страшное землетрясение в Иерусалиме и во всей Палестине, причем не только разрушились многие здания, но даже и некоторые горы сдвинулись со своих мест^[11], а крыша храма раздалась вверху, и чрез образовавшуюся трещину на лице царя упал солнечный луч, тотчас же за этим чело царя и весь он покрылись проказой. Так Господь не потерпел насилия над Своим алтарем и бесчестия, наносимого Его священникам.

В своих пророческих речах, подробно изложенных в книге его имени, святый Амос грозил страшными бедствиями, имеющими прийти от Бога не только на Израиль, но и на окрестные страны, города и народы: Сирию, Филистимлян, Тир, Идумею, Аммонитян и Моавитян, особенно же Израильтян, ибо они, после познания Бога, от Него отступили. Господь не так сильно прогневляется грехами неведущих Его язычников, как грехами людей, познавших Его и насладившихся Его благодеяний. И каких благодеяний не оказывал Господь неблагодарному израильскому народу?! Освободил от рабства в Египте, провел чрез море, как по суху, одождил взалкавшим в пустыне манну, источил жаждавшим из камня воду, изгнал пред ними народы и ввел их в Землю Обетованную, изобилующую медом и молоком. Они же в честь золотых идолов, изваянных в виде тельцов, совершали торжественные празднества, восклицая: «Вот боги твои, Израиль!» Эти праздники отправлялись с особенною пышностию и особенно часто в Вефиле, на высокой горе, где стоял золотой телец. Сюда, поэтому, святый Амос приходил наиболее часто и, возвысив голос к народу, устрашал его грядущими наказаниями Божиими, умолял и увещевал оставить безбожие, но мало кто слушал Пророка. Был тогда в Вефиле жрец, служивший помянутому тельцу; видя, что Пророк Божий Амос хулит идола, ругаясь жертвам, приносимым тельцу, и отвращая людей от скверных празднеств указанием грозного суда Божия над поклонявшимися, жрец клеветал на него царю Израилеву Иеровоаму:

— Амос, — доносил он, — производит возмущения против тебя среди дома Израилева; земля не может терпеть всех слов его, ибо так говорит Амос: от меча умрет Иеровоам, а Израиль непременно отведен будет пленным из земли своей.

Таким доносом жрец Амасия хотел возбудить гнев в царе на Пророка Амоса, но царь мало обращал внимания на слова жреца: хотя и идолопоклонник, он все же почитал Пророка Божия и не хотел ему досаждать. Жрец, убедившись, что он не может восстановить царя против человека Божия, сам начал с насилием гнать его: неоднократно он бил святаго Амоса и отгонял от Вефиля, запрещая приходить на празднества в честь золотого тельца и отвращать народ от праздничных жертв и веселия: святый же Пророк пренебрегал запрещениями жреца и ранами, получаемыми от него; он снова приходил в Вефиль и снова обращался к народу с пророческим учительным и увещательным словом, и снова жрец схватывал его и подвергал побоям. Однажды лукавый жрец с мольбой сказал святому Амосу:

— Провидец! Пойди и удались в землю Иудину; там ешь хлеб и там пророчествуй, а в Вефиле больше не пророчествуй, ибо он — святыня царя и дом царский.

И отвечал Амос, и сказал Амасии:

— Я — не Пророк и не сын Пророка; я был пастух и собирал сикоморы^[12]. Но Господь взял меня от овец и сказал мне: иди, пророчествуй к народу моему Израилю. Теперь выслушай слово Господне. Ты говоришь: не пророчествуй на Израиля и не произноси слов на дом Исааков. За это вот что говорит Господь: когда придут Ассирияне в землю Израилеву, — пленят и опустошат ее, разорят города ее и возьмут город сей, тогда пред твоими глазами бесстыдные воины осквернят блудом жену твою, ибо и ты содействовал заблуждению Израиля пред всевидящими очами Божиими и поучал людей сих совершать нечистые дела в скверном храме золотого тельца, твоего бога; сыновья и дочери твои умрут пред тобою от оружия, и сам ты скончаешься в земле языческой; Израиль же будет отведен в плен из земли своей^[13].

Эти слова святаго Амоса возбудили в жреце сильнейший гнев, и он начал бить без пощады Пророка Божия; наконец сын жреца свирепый Озия в ярости ударил изо всех сил святаго Амоса между бровей тяжелой дубиной и ранил смертельно. Но он не умер тотчас: еле живого его отвезли в землю Иудову, где после нескольких дней он и скончался^[14] на родине, в городе Фекуи; здесь же он был и погребен с отцами своими. Желающий увидать пророчества святаго Амоса может найти их в его книге; мы же Бога, его вразумившего, славим ныне и присно и во веки веков. Аминь.

---

Конда́къ, гла́съ д҃:

Ѡ҆чи́стивъ дх҃омъ, прⷪ҇ро́че, твоѐ свѣтоза́рное се́рдце, сла́вный а҆мѡ́се, проро́чествїѧ да́ръ свы́ше прїе́мь, возопи́лъ є҆сѝ велегла́снѡ во страна́хъ: сѐ бг҃ъ на́шъ, и҆ не приложи́тсѧ и҆́нъ къ немꙋ̀.

Страдание святаго мученика

Дулы

‎ то время, как сыны диавола служили ему, и идолопоклонническое волшебство и заблуждение все более и более усиливались, — в правление Киликиею^[15] игемона Максима, пред этим правителем был осужден некий раб Христов по имени Дула^[16], — муж той же Киликийской области. Он был человеком праведным и богобоязненным, и, по всенародному свидетельству, старался вести жизнь добродетельную и во всем соблюдать правду.

Однажды игемону донесено было, что Дула — исповедник Христовой веры, и после того раб Христов был тотчас же ввержен в темницу; при этом нотарий^[17] сказал игемону:

— Правитель, согласно твоему приказанию, военачальники твои обошли всю Киликийскую страну до самых зефиритских городов^[18], и за это время захватили некоего последователя нечестивой христианской веры, и вот его-то и представили мы теперь праведному и пресветлому суду твоему.

На это игемон сказал:

— Когда я буду сам обходить эти города, то прикажу узников, находящихся теперь в темницах, вести за собою и за это время, по дороге, на нарочно устроенных для того местах и буду мучить их.

И вот вскоре после того он отправился в один из городов зефиритской страны, называемый Преториада^[19]; здесь игемон, сев на судилищное место, прежде всего приказал представить ему блаженного Дулу. Раб Христов, идя на истязание, так молился Господу:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, источник всякой милости, — Ты некогда сказал чрез Пророка Своего Давида: разширѝ ᲂу҆ста̀ твоѧ̑, и҆ и҆спо́лню ѧ҆^[20]; да и в Евангелии Своем Ты говоришь: не пецы́тесѧ, ка́кѡ и҆лѝ что̀ возглаго́лете^[21], — итак, пошли Ангела Твоего святаго и дай мне слово, когда я буду говорить, дабы, представ пред нечестивейшим Максимом, я мог обличить его нечестие; а если мне придется пострадать, я не устрашусь мучений, ибо буду иметь Тебя пред очами своими и с охотой предам тело свое на истязание: ведь если я не предам тела своего на сожжение, то каких благ могу сподобиться? Какой венец восприиму? И какие тогда я могу показать Тебе, Господу моему, язвы, чтобы Ты, видя их, явил на мне милость Твою и подал прощение прегрешениям моим?

Когда Дула так молился, воины совлекли с него верхнюю одежду и связанным представили игемону.

И сказал ему игемон Максим:

— Скажи мне, как ты прозываешься?

Святый ответил:

— Я — раб Христов.

На это игемон возразил:

— Скажи нам настоящее твое имя, а не христианское: это имя тебе не может принести никакого оправдания и облегчения.

Тогда блаженный Дула сказал:

— Разве я не ясно называю свое имя пред тобой? Истинное мое имя — христианин; то же имя мое, которым называют меня люди, есть Дула, — и я так называюсь потому, что поистине есть раб Христа.

На это игемон произнес:

— Ты еще не испытал страха пред судилищем и всяких мук, потому так дерзко и говоришь с нами. Итак, скажи нам: из какой ты страны, из какого селения и рода?

Святый отвечал:

— Родом я из сей Киликийской области, из зефиритского города — Преториады; происхожу из знатного рода и с самых малых лет уже считаюсь христианином.

Тогда игемон сказал:

— Если ты происходишь из славного рода, то должен повиноваться непобедимым царям; и потому иди теперь во храм и с усердием принеси там жертву богам, и ты тогда — и от нас будешь вознесен, и от великих царей получишь великую и преславную почесть.

Святый на это ответил:

— Ваши почести и вся власть, какой наделяют людей цари, пусть останутся при вас и при всех тех, которые не почитают Истинного Бога; от меня же да отвратит все это Господь Бог мой, дабы мне обогащаться не в ином чем, как только в вере в Господа нашего Иисуса Христа.

Услышав эти слова блаженного, игемон повелел положить его на землю и бить железными прутьями; при этом он сказал своим слугам:

— Убедите его оставить свое безумие.

Святый же Дула, страдая от ударов, так взывал в это время к Господу:

— Благодарю Тебя, Христе, что Ты сподобил меня претерпевать все это ради святаго Имени Твоего!

Услышав такие слова мученика, Максим стал укорять святаго Дулу и при этом так говорил ему:

— Как может теперь помочь тебе Христос, когда ты весь изъязвлен? Или еще этого ты не можешь понять, безумный человек?

Мученик на это ответил:

— Не говорил ли учитель веры нашей, святый Апостол Павел, что никто не может увенчаться, а҆́ще не зако́ннѡ мꙋ́ченъ бꙋ́детъ?^[22].

Тогда игемон спросил его:

— Значит мучимый сейчас, — ты после сподобишься венца?

Святый на это ответил:

— Я ныне подвизаюсь против отца твоего диавола, и если я одержу победу над сатанинскою ратью, то есть над тобою, слугою демона, то восприиму на Небесах нетленный венец.

Мучитель на это сказал:

— Зачем ты так безумствуешь, веря в Человека, пригвожденного к кресту?

На это святый Дула ответил:

— Что лучше — веровать ли в каменные и деревянные идолы, которые есть дело рук человеческих, или в живого Богочеловека и в Истинного Господа, Который по Своей воле за нас был распят?

Тогда Максим сказал:

— О беззаконный! Разве ты думаешь, что великий бог Аполлон^[23] есть дело рук человеческих?

На это святый ответил:

— Справедливо ты Аполлона назвал таким именем, ибо оно означает — погубитель^[24]: прилагая к нему сердце свое, ты губишь душу свою, и не только свою, но и тех, кого заставляешь поклоняться ему; но знай, что пребывающий на Небесах Истинный Бог взыщет от рук твоих души тех людей, которых ты погубил, заставляя их поклоняться идолам. Каков же был нечестивый Аполлон, — об этом я тебе сейчас расскажу: он был, как и ты теперь, невоздержен и объят нечистою любовию к одной жене, по имени Дафна^[25]; он ей давал много золота, но обещанного от нее не получил. Итак, я спрашиваю тебя: скажи мне, — какой же он бог, если, будучи охвачен плотскою любовию, не мог достигнуть расположения у той женщины, которую весьма любил? Как же ты можешь в чем-либо надеяться на него? Поистине все это, повествуемое между вами, достойно смеха, а многое достойно даже и плача: в самом деле, скажи мне, тому ли Аполлону ты поклоняешься как богу, которого даже мерзкая и исполненная всякой нечистоты блудница вменяла за ничто и плевала на лицо его? Видишь ли, сколь достойны плача ваши нечестивые дела!?

Услышав это, Максим сказал слугам, избивающим мученика:

— Поворотите его на спину и бейте по животу.

Тогда Афанасий, начальник воинской стражи, сказал святому:

— Повинись правителю, — ведь разве ты не чувствуешь, как все тело твое покрывается ранами?

Святый на это сказал:

— Послушайся лучше меня, советник диавола и слуга его, и лучше посоветуй сам себе и игемону своему, — как бы поскорей убедить блудницу Дафну, чтобы она согласилась жить блудно с богом вашим Аполлоном и исполнить его желание, чтобы он, разжигаемый любовию и не получая исполнения своего желания, не погиб бы жестокою смертию; я же имею одного советника — Господа нашего Иисуса Христа.

Тогда мучитель приказал принести железную доску и сказал слугам:

— Раскалите ее посильнее на огне и положите сюда этого хулителя наших богов.

Блаженный, услышав это, сказал:

— Находящийся в геенне твой Аполлон благодарит тебя за то, что ты еще более усиливаешь тот гееннский огонь, в каком он теперь страдает; он воздаст тебе за это тем, что и ты вместе с ним будешь низвержен во тьму кромешную, — тогда и я посмеюсь над тобой, нечестивый благодетель Аполлона.

Когда мучившие блаженного, едва совсем не сжегши его, все-таки ничего не добились, и не могли ни льстивым советом обольстить раба Божьего, ни муками убедить его оставить веру во Христа, тогда игемон приказал воинам отвести святаго, уже столь измученного, в отдельное темничное помещение и оставить его там совершенно одного, без всякого ухода за ним, — и при этом он добавил:

— Пусть никто из нечестивых христиан не называет его блаженным, ибо, беззаконно надругавшись над нашими богами, вот теперь он подвергся великим мукам.

Но святый Дула пребывал в той темнице, непрестанно славословя Бога и молясь, — да даст Он ему совершить добрый подвиг мученичества.

По прошествии пяти дней Максим, седши снова на судилищное место, спросил:

— Жив ли всезлобный последователь нечестивого христианского мудрования? Приведите его сюда!

Военачальник Афанасий на это ответил:

— Он очень тверд в исповедании своего учения и притом так бодр, что как будто не имеет ни одной раны на теле своем.

И при этом он повелел ввести мученика. Игемон, увидев, что все тело святаго Дулы невредимо и что лице его сияет, сказал воинам:

— О окаянные стражи! Не приказывал ли я вам, — чтобы вы не лечили его и не заботились об нем?

На это Пигасий, начальник нотариев, ответил:

— Клянемся величеством твоим, что согласно твоему повелению, мы содержали его в внутреннейшей части темницы и что на шее его все время висело железное изображение Геркулеса^[26], тяжестию в триста литр^[27]; каким же образом он теперь совершенно здоров, — этого никто из нас не знает.

Тогда святый мученик сказал:

— Безумный игемон! Это — Христос мой исцелил меня и дал моему телу здоровье и крепость для перенесения даже и тех мук, которым ты сейчас снова подвергнешь меня; и это Он сделал для того, чтобы ты познал, что Бог наш — есть Врач, Который дивным образом исцеляет уповающих на Него людей, — а также и для того, чтобы я принял сугубый венец мученичества, а ты бы был подвержен сугубой вечной муке; ведь если бы ты ради своего Аполлона претерпел такие мучения, — разве тогда этот твой Бог мог бы исцелить тебя так же, как исцелил меня мой Христос?

На это игемон, разъярившись, ответил:

— Так как человек этот не перестает со злобой хулить наших богов, то налейте на голову его масла и зажгите его.

Мученик на это сказал:

— Если ты сожжешь мне мозг, то чего этим достигнешь? Выдумай лучше иные муки.

Игемон после этого приказал вложить в ноздри мученика множество горчичных семян.

Тогда святый Дула произнес:

— Смеюсь и теперь над всеми твоими истязаниями!

После этого игемон приказал слугам как можно сильнее бить святаго железными когтями по хребту и при этом поливать его язвы крепким уксусом и растирать острыми черепками.

Когда все это, по приказанию Максима, совершалось, святый страстотерпец так молился:

«Господи Иисусе Христе! Предстань мне, рабу Твоему; вот, на хребтѣ̀ мое́мъ дѣ́лаша грѣ̑шницы, продолжи́ша беззако́нїе своѐ»^[28].

Тогда игемон сказал ему:

— Хотя ныне убедись и исповедуй наших богов!

Святый Дула на это ответил:

— Боги твои, а особенно Афродита^[29] и Артемида^[30], да помогут тебе и злобе твоей; если же хочешь, я расскажу тебе и про других твоих богинь и про все их бесстыдство.

После того игемон приказал слугам:

— Разбейте челюсти его, чтобы он не хулил богов и, переломив голени, оставьте его так, дабы он не мог и слова сказать.

На это святый мученик сказал:

— О пребеззаконнейший игемон! За что ты меня бьешь, если я говорю тебе истину, что твоя Афродита и прочие богини проводили жизнь свою в скверных похотях, блудодеяниях, и даже в споре своем о том, кто из них сладострастнее, однажды поставили над собой судьею какого-то пастуха Париса^[31]? И зачем ты гневаешься, когда тебе говорят о мерзостнейших делах скверных богинь твоих? Только мой Бог истинен: Он восхотел стать человеком и был распят на кресте, потом был погребен, через три дня воскрес и сел одесную Бога Отца, чтобы после прийти со огнем, — дабы потребить всех твоих богов!

Услышав это, игемон сказал святому:

— Видишь ли, окаянный, и ты двух Богов имеешь!

Блаженный на это ответил:

— Не погрешай и не заблуждайся, говоря о двух Богах: Троично есть Божество, нами почитаемое.

Тогда сказал игемон:

— Итак, у вас, значит, три Бога?

Мученик на это ответил:

— Я исповедую и почитаю Троицу: верую во Отца, исповедую Сына и поклоняюсь Святому Духу.

После этого игемон сказал:

— Поведай мне, как ты веруешь в одного Бога, а трех исповедуешь?

На это святый мученик ответил так:

— Хотя ты и плотской человек и не разумеешь того, ꙗ҆̀же есть дх҃а бж҃їѧ^[32], однако ради предстоящих людей я тебе отвечу на твой вопрос. Как ты, будучи человеком, имеешь слово и дыхание, так и всесильный Бог Отец имеет Свое Слово и всесвятаго Духа Своего; Сей Бог наш вначале создал человека и почтил его Своим образом, вдохнув в него дух жизни, и поселил его в раю; но когда сатана, исполняющий ныне чрез тебя свою волю, принудил человека к преступлению заповеди Божией, как он и теперь чрез тебя это делает, — и таким образом отторг его от исполнения повелений Божиих, — тогда Бог, желая восстановить погибшее создание рук Своих и привести его на путь истинный, послал на землю Сына Своего, то есть — Слово; итак, сие Слово Божие вселилось в Пречистой Деве и родилось от Нея: — чрез Него-то Бог Отец и даровал спасение миру.

После этого игемон спросил:

— Разве какое-либо слово рождает человека?

Святый на это ответил:

— Не разумеешь ты тайн Божиих. Но если бы ты познал силу Всесильного Бога, то уразумел бы, что Тот, кто от персти создал человека и основал на водах землю, утвердил Небеса и сотворил все естество, — что Тот-то именно и есть Христос. Но так как естество человеческое не может зреть Божества, то поэтому милосердый Господь, из-за Своей любви к роду человеческому, стал человеком и принял на Себя человеческое естество, дабы — как единым первозданным человеком смерть вошла в мир, так чрез единого Человека Господа нашего Иисуса Христа произошло бы воскресение мертвых^[33].

Тогда игемон сказал:

— Что ты говоришь? Разве будет воскресение мертвых?

На это святый мученик ответил:

— Да, будет; иначе как же Бог станет судить мир, если мертвые не восстанут?

Максим сказал:

— Не хочу, чтобы ты мне говорил эти лживые слова; итак, поверь: как умрем, так мертвыми и будем лежать.

— Ты это правду сказал, — ответил мученик, — что вы мертвы, ибо веруете в мертвых идолов, и потому никогда не придете в воскресение живота, но войдете лишь в воскресение суда и вечной муки; но только подобает всем людям предстать пред судище Христово и дать ответ о всем соделанном^[34].

Тогда мучитель повелел воинам связать мученика железными оковами и держать его заключенным в темнице.

На другой день, рано утром, Максим снова повелел раба Божия Дулу представить на суд, и когда он явился, он сказал ему:

— О нечестивый, какая тебе польза хулить наших богов?

Блаженный на это ему ответил:

— Я великую награду приемлю от Бога моего, когда укоряю ваших богов; а тебя еще живым постигнет казнь Божия.

Тогда Максим, желая осквернить святаго жертвоприношением, сказал предстоящим слугам:

— Вложите в рот его жертвенное мясо и вино.

После этого блаженный сказал:

— Если ты и весь свой богомерзкий жертвенник измоешь и все это вольешь в уста мои, — то и тогда нимало этим не осквернишь раба Божьего.

На это мучитель воскликнул:

— Вот смотри, окаянный человек, ты уже вкусил жертвенного от наших алтарей!

Святый мученик на это ответил:

— Все это нисколько не бесчестит меня, мерзостный и безумный правитель.

Тогда игемон приказал повесить святаго на дерево и строгать его тело до внутренностей, челюсти же его вместе с подгортанием оторвать совершенно.

После этого святый мученик сказал:

— Безумный, разве ты не знаешь, что отец твой сатана научил тебя сделать это?

Когда тело мученика было изъязвлено до костей и челюсти были оторваны, игемон приказал снова посадить его в темницу; потом, отправляясь в Тарс Киликийский^[35], Максим повелел вести за собой и узника. Когда они прошли около двадцати поприщ^[36], святый мученик Дула, оградив себя крестным знамением, предал Господу страдальческую душу, и его повезли уже мертвым. Когда же они были на четырнадцать поприщ от Тарса, комментарисий^[37] возвестил игемону, что Дула, укорявший бесчестно богов, уже умер и тело его теперь везется уже мертвым: — что же с ним делать? Игемон приказал тело бросить в глубокий ров, чтобы оно осталось без погребения. Воины же, взяв тело святаго, повергли его в реку, текущую в Зефиритскую страну. И когда тело приплыло к какому-то селению, отстоящему недалеко от города Преториады, и лежало там на берегу, собаки тамошних пастухов почуяли тело святаго, и один из псов, охраняя его, не допускал ни одной птице коснуться тела мученика; другой же пес, взяв в зубы пастушескую одежду, принес ее и покрыл мощи мученика. Увидев это, пастухи рассказали обо всем в селении и городе, и тотчас же множество верных людей отправилось к мощам святаго мученика и благочестно приняли их, благодаря Бога, не лишившего их столь драгоценного сокровища. Взяв благоговейно тело святаго мученика, они погребли его с честию, славя Господа нашего Иисуса Христа, со Отцем и Святым Духом славимого во веки. Аминь.

Память преподобного

Дулы страстотерпца

‎лаженный раб Божий Дула был монахом одной из киновий^[38] египетской страны. Во взгляде его всегда светилось смирение и кротость, но по разуму он был велик и славен. Сей угодник Божий, всеми гонимый и злословимый, всегда радовался и веселился духом. Уничижавших его он считал неповинными, и молился за них Богу, — чтобы Господь не поставил им этого во грех. Возлагая всю вину на диавола, — что это он смущает братию, и с мужеством вооружаясь на него, блаженный Дула терпением, молитвою и незлобием побеждал все козни его. В таком терпении подвижник Божий пробыл двадцать лет, непоколебимо питая в сердце своем кротость и смирение.

Диавол же, не зная, чем бы, наконец, озлобить блаженного, распространил на него такую коварную ложь — причем в этом случае он напал не только на преподобного Дулу, но и на всю братию, опечалив и смутив таким образом всех безмолвников; — именно: он научил одного брата, не имеющего страха Божия, проникнуть тайно в церковь и украсть там все церковные сосуды. Сделав все это, монах тот скрыл украденное и затворился в келлии своей, как бы никуда пред этим не выходя. Когда же настало время утренней службы, параекклисиарх^[39], войдя в церковь, чтобы возжечь паникадила, увидел, что украдены все церковные сосуды; он тотчас же пошел и поведал об этом авве^[40]. Потом по обычаю он ударил в било^[41], и все братия собрались в церковь на утреннее пение.

По окончании Утрени авва и параекклисиарх возвестили братии, что сосуды украдены, — и все были сильно этим возмущены. Случилось же, что в то время по болезни блаженный Дула не пришел на утреннее правило; и сказали некоторые из братии:

— Никто не мог их украсть, кроме брата Дулы, который от того, должно быть, и не пришел в церковь; если бы не он совершил эту кражу, то пришел бы к Полунощнице раньше всех, как это он имел обыкновение делать всегда.

И послали привести его в храм; посланные, отправившись, нашли его, хотя и больным, но все же стоящим на молитве; схватив блаженного, они силой повлекли его в церковь. Тогда святый Дула спросил их:

— Что это значит, братия? И почему вы влечете меня насильно, когда я и добровольно мог бы пойти к святым отцам?

Они же, порицая его хульными и бесчестными словами, сказали:

— Недостойный жизни богохульник, недостаточно ли тебе столько лет смущать нас, а теперь ты надругался даже и над душами нашими.

Он же сказал им на это:

— Простите меня, братия, если я согрешил пред вами.

Потом привели его к авве и ко всему собору отцев, состарившихся в постничестве, и сказали:

— Вот человек — с самого начала смущающий нас и нарушающий правила нашего общежития.

И начал каждый клеветать на него.

Один говорил:

— Я видел его тайно ядущим зелень.

А другой:

— Я видел его крадущим хлеб и раздающим его вне монастыря.

Иной же так клеветал на него:

— Я видел его тайно пьющим дорогое вино.

Также и прочие ложно наговаривали на него что-нибудь порочное.

Слыша все это, авва и находившиеся с ним отцы поверили клеветам и спрашивали неповинного Дулу, — правда ли все то, что говорят о нем, и особенно расспрашивали его о покраже, именно — где он спрятал те церковные сосуды, какие украл.

Святый же Дула, оправдываясь, сначала утверждал, что он в этом ни в чем не повинен; а потом, увидев, что ему не верят, замолчал и только произносил:

— Простите меня, отцы святые, я грешен.

Тогда авва повелел совлечь с него монашеские одежды и облечь его в мирское одеяние; и при этом сказал:

— Такие дела недостойны монашеского чина.

Когда же с блаженного Дулы совлекли иноческое одеяние, он горько зарыдал и, воззрев на Небо, громко произнес:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, ради Твоего святаго Имени я облекся во образ сей, но ныне по грехам моим он совлечен с меня.

После этого авва приказал заключить угодника Божия в оковы и передать его эконому; эконом же, обнажив тело его, стал сильно бить святаго воловьими жилами, спрашивая его, — верно ли все то, что говорят о нем относительно покражи?

Дула же, хоть и со слезами на глазах, но по невинности своей по-прежнему улыбаясь, проговорил:

— Простите, согрешил я.

Тогда эконом, видя его улыбающимся и произносящим такие слова, еще больше рассердился на него; он посадил его в темницу и ноги забил в колоды; и написал также письмо к городскому правителю, возвещая его о покраже и о брате Дуле, — и тотчас же отправил ему это письмо.

Городской правитель, прочтя письмо, немедленно послал своих грубых слуг, чтобы они привели Дулу как вора. И воины, схватив раба Божия, посадили его на неоседланное животное и, возложив на шею его железные тяжести, повезли его с позором среди города.

Когда блаженного Дулу привели на суд, городской правитель спросил его:

— Откуда ты, как называешься и почему стал монахом; как украл церковные сосуды и куда скрыл их?

Страстотерпец же Христов на все эти вопросы правителя ничего иного не отвечал, как только:

— Согрешил, простите.

Тогда правитель, разгневавшись, приказал положить святаго обнаженным на землю, а четырем своим слугам повелел нещадно бить его воловьими жилами.

В то время как блаженного Дулу долгое время без всякого сострадания так били, он, наконец, с улыбающимся лицем сказал городскому старшине:

— Бей меня, бей, — и ты сделаешь украденное серебро мое более чистым.

На это правитель сказал ему:

— Безумный, я на теле твоем и на ребрах твоих сделаю тебе серебро более чистым, чем даже снег.

И он тотчас же приказал подсыпать под чрево его разожженные угли, а на раны возливать уксус, смешанный с солью.

Даже предстоящие удивлялись такому терпению блаженного и говорили ему:

— Скажи, где скрыл священные сосуды, и ты будешь освобожден.

Мученик же Христов на это ответил:

— У меня нет ни серебра, ни пропавших сосудов.

Потом правитель, освободив святаго от истязаний, приказал отвести его в темницу.

На другое утро этот старейшина города послал в лавру^[42], приказывая, чтобы к нему вместе со всеми монахами пришел и их настоятель; и они на другой день, собравшись все вместе, пришли к правителю.

И сказал он им:

— Многим, различным и тяжким мучениям подверг я вашего брата, которого вы обвиняете в покраже, и ничего худого не нашел в нем.

Монахи на это сказали ему:

— Господин правитель, кроме покражи, этот нечестивец много и другого зла сделал, но мы до сих пор, Бога ради, терпели его, ожидая, что он отвратится от своего порока, но он впал в еще худшее.

Тогда городской правитель сказал им:

— Что же мне сделать с ним?

Монахи отвечали:

— Сделай с ним, что повелевают законы.

— Закон наш, — сказал им на это начальник города, — повелевает святотатцу отсекать руки.

Монахи на это проговорили:

— Да постраждет он по закону и да получит наказание по делам своим.

Тогда правитель повелел привести страстотерпца и стал пред всеми так допрашивать его:

— Окаянный и ожесточенный человек, — начал он, — скажи нам правду относительно покражи, в которой ты обвиняешься, и ты освободишься от смерти.

На это неповинный Дула ответил:

— Хочешь ли, правитель, чтобы я сказал на себя то, чего не делал? Не хочу лгать на себя, ибо всякая ложь от диавола.

И потом продолжал:

— В том, о чем ты меня ныне допрашиваешь, я считаю себя совершенно не виновным.

Тогда правитель, видя, что блаженный не признает себя ни в чем виновным, а монахи требуют, чтобы его судили по закону, приказал отсечь ему руки.

После того неповинного старца Дулу повели на место, где казнили осужденных.

В это время тот монах, который был на самом деле виновником кражи и похитителем священных сосудов, пришел в умиление и сказал сам себе:

— Как бы теперь или после не найдено было все, украденное мною? Да если теперь и утаится это злое дело мое, то ведь в день праведного Суда Божия оно обличится; тогда что сделаю я, окаянный? Какой ответ дам об этом сугубом грехе, — что и сосуды украл, и неповинного брата подверг мукам?

И пошел он поспешно к настоятелю лавры и сказал:

— Авва, пошли поскорей в город к правителю, чтобы не усекали руки брату и чтобы он не умер от страданий, ибо священные сосуды нашлись.

И тотчас же авва послал к правителю, и страстотерпец был отпущен — еще раньше совершения казни.

Когда он приведен был в лавру, явно открылась его невинность, и всем стало ясно, что покража — дело другого монаха; и начали братия припадать к преподобному Дуле, умоляя его:

— Прости, ибо мы согрешили перед тобою.

Он же, плача, так говорил им на это:

— Простите меня, отцы и братия; я великое воздаю вам благодарение, что ради маловременных страданий, какие вы мне причинили, я избавлюсь вечных мук, и что, по милосердию Божию, буду сподоблен великих благ; да и всегда, слыша ваши неправды и укоризны на себя, я радовался духом, надеясь тем избавиться великого позора за свои грехи, когда придет Господь во славе Своей и объявит советы сердечные; всего же более я ныне радуюсь тому, что пострадал неповинно: ибо я знаю, какие блага уготовал Бог претерпевающим ради Него страдания; единственная моя печаль — это о вас: да не поставится вам Господом во грех то, что вы так несправедливо поступили со мной, и я теперь молю благоутробного Бога только о том, чтобы Он подал вам прощение.

После этого преподобный Дула, прожив еще три дня, отошел ко Господу, но никто не знал об его кончине. Брат, который был поставлен будить иноков на полунощную молитву, подошел однажды к келлии преподобного, но, толкнув ее, не получил ответа. Толкнув же второй и третий раз и опять не получив ответа, он пошел и призвал другого брата; принеся с собой свечу, они открыли дверь и, войдя в келлию, нашли преподобного стоящим на коленях: он как будто творил поклоны, но душею отошел уже к Богу, ибо в молитве и коленопреклонении предал дух свой Господу.

Не осмеливаясь прикоснуться к нему, эти два брата оставили его так стоящим и, отправившись, возвестили отцу лавры, что брат Дула преставился. По окончании утреннего пения пришел сам настоятель и, увидев блаженного мертвым, приказал опрятать тело его и для погребения принести к церкви.

Когда честно́е тело его было приготовлено к погребению и принесено к церкви, ударили в било, — дабы все иноки знали о кончине их брата, и собрались все и прикасались к честно́му телу святаго, как к мученическому. Настоятель в это время послал в соседнюю лавру, чтобы авва и того монастыря пришел с своею братиею, и все бы со славой погребли неповинно пострадавшего брата.

Иноки, теснясь к умершему, мешали и толкали друг друга; поэтому настоятель монастыря вскоре велел внести тело блаженного во храм и запереть двери его, ожидая, пока не придет вместе со своими иноками авва другого монастыря, и таким образом соберутся монахи обеих лавр.

Около девятого часа, когда авва соседнего монастыря уже пришел со своими иноками и таким образом все собрались, — приказали отпереть храм и поставить тело среди собора, чтоб все видели его и чтоб можно было предать тело честно́му погребению с подобающими песнями. Но когда подошли к телу, то не нашли его: остались одни только одежды и сандалии^[43], — и все очень удивились и исполнились ужаса. Потом настоятели обеих лавр сказали братии:

— Видите ли, братия, что могут сделать долготерпеливое страдание, кротость, незлобие и смирение; — вот ныне брат наш не только душею, но и телом отошел от нас, будучи невидимо, ангельскими руками перенесен в иное место, ибо мы оказались недостойными прикасаться к его святому телу, и сей чести он сподобился от Господа ради долготерпеливого страдания своего, какое он переносил с кротостию и незлобием, во смирении сердца; мы считали его грешником и недостойным жить на земле, он же оказался святым и достойным небесной жизни с Ангелами; и теперь мы посрамлены, он же — прославился, мы ныне уничижены, а он венчается Христом Господом. Итак, постараемся научиться терпению и смирению, кротости и незлобию, имея пред собой образ сего долготерпеливого страдальца.

Когда настоятели обеих лавр говорили это, все иноки горько плакали и здесь же постановили ежегодно совершать память святому и преподобному страстотерпцу Дуле, — на пользу душам своим, во славу же Христа Бога нашего, со Отцем и Святым Духом славимого, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Страдание святых мучеников

Вита, Модеста и Крискентии

‎ царствование императора Диоклетиана^[44] при игемоне Валериане, преследовавшем христиан, в Сицилии проживал двенадцатилетний отрок, по имени Вит, сын знатного и богатого гражданина Гиласа. Этот Гилас придерживался еллинского нечестия; сын же его, блаженный Вит, будучи просвещен свыше чудодейственной благодатию Духа Святаго, в отроческих годах своих познал Единого Истинного Бога, сотворившего Небо и землю; уверовав в Него, он постоянно, днем и ночью, молился Ему, облекшись во власяницу. Юный отрок сподобился услышать Божественный Глас, изрекший свыше:

— Твоя молитва услышана! Я явлю на тебе милость Мою!

После того чудесного Гласа отроку была дарована от Бога сила творить чудеса. И исцелял он недуги людские, увещевал неверных познать Истинного Бога и научал всех пути правому. Ибо всемогущий Бог восхотел совершить Себе хвалу устами и делами сего отрока для посрамления идолопоклоннического нечестия. Господь даровал Виту необычайное разумение и дар чудотворения, дабы еще в отроческих летах блаженный был мужем, сильным в слове и деле, и дабы через это прославился Бог, дивный во святых Своих.

Когда игемон Валериан, вследствие наговоров и клевет многих язычников, узнал о сем святом отроке, то, призвав отца Вита к себе, сказал ему:

— Что это? Я слышу, что сын твой поклоняется Тому Самому Богу, Которого почитают христиане? Но если желаешь видеть его здравым и невредимым, то потрудись отвратить его от того заблуждения.

Гилас, возвратившись домой, начал увещевать сына своего не оставлять древнего еллинского служения, совершавшегося его богам. Блаженный же отрок Вит отвечал отцу:

— Я не знаю никакого другого Бога, кроме Единого, Сущего от века, Дух Коего носился над водами и отделил свет от тьмы^[45]. Я служу Тому Богу, Который сотворил Небо и землю; Он есть — святый Господь Иисус Христос, Царь Ангелов. Сего Бога я исповедую и буду исповедовать во все дни жизни своей.

Отец Вита весьма разгневался на эти слова сына своего и приказал бить отрока прутьями; при этом он говорил:

— Кто тебя научил говорить так? Разве тебе не известно, что если об этом узнает игемон, то ты погибнешь?

Отрок же, принимая побои, отвечал:

— Научил меня этому Христос; я — раб Его; гнева же игемона я нисколько не боюсь.

Тогда Гилас, призвав воспитателя своего сына по имени Модест, сказал ему:

— Смотри, чтобы отрок никогда не упоминал в речах своих о Христе.

Но святый Вит пренебрег приказание отца и постоянно — как в своем сердце, так и на устах своих — носил Имя Христово, и был утешен от Христа Господа ангельским явлением; ибо в видении ему явился Ангел Господень, сказавший:

— Не бойся, но дерзай об Имени Иисуса Христа. Я же дан тебе хранителем; я буду охранять тебя до самой кончины твоей. Знай о сей милости Божией, что тебе будет дано от Бога все, что ты ни попросишь у Него.

Святый отрок был утешен и обрадован этим видением ангельским и еще с большею ревностию начал исповедовать и прославлять Имя Господне.

Отец же святаго весьма сокрушался об отроке, так как он был его единственным сыном; посему отец Вита старался льстивыми речами своими привести его к служению демонам. Святый же Вит сказал отцу:

— Каким богам ты приказываешь мне поклоняться?

Отец отвечал:

— Разве ты не знаешь, сын мой, наших богов Зевса^[46], Геркулеса^[47], Юноны^[48], Минервы^[49], Весты^[50], Аполлона^[51] и прочих, коим поклоняются цари и князи?

Святый отвечал отцу:

— Те, о которых ты говоришь, суть бездушные идолы, сделанные руками человеческими; они имеют уста, но немы, имеют очи, но слепы; имеют руки и ноги, но недвижимы. Я же верую во Единого Живаго и Всемогущего Бога, ѡ҆ не́мже мы живе́мъ и҆ дви́жимсѧ^[52]; я верую в Творца и Промыслителя всей твари — Отца, и Сына, и Святаго Духа; я исповедую единого Искупителя и Спасителя рода человеческого — Сына Божия, претерпевшего мучения ради грехов наших; кровию Его мы получили спасение.

Отец со слезами отвечал отроку:

— О любезное чадо мое! Послушай полезного и здравого совета твоего родителя и отвратись от той безумной веры, согласно которой ты почитаешь понапрасну неизвестного умершего человека; отвратись, — дабы игемон, прогневавшись, не погубил тебя и не увеличил бы тем страдания сердца моего.

Блаженный Вит отвечал:

— О, если бы и ты, отец, познал, — кто и каков Тот, Коего ты, уничижая, называешь умершим человеком! О, если бы ты, отец, вместе со мной поклонился Ему! Ибо Сей есть Христос, Сын Бога Живаго, Агнец Божий, взявший на Себя грехи мира.

Гилас сказал:

— Относительно Того Христа, Которого ты называешь Богом, я знаю, что Он, по приказанию Пилата, правившего Иудеей, был предан побоям, приговорен к крестной смерти и распят на кресте Иудеями и слугами Пилатовыми.

Святый отрок отвечал:

— Да, было действительно так, как ты сказал, отец. Но есть великое, предивное и святое таинство в этом деле.

Гилас спросил:

— Если рассуждать по истине, то дело это справедливее было бы назвать не таинством, а казнию?

Блаженный отвечал:

— Выслушай меня, отец, с кротостию и познай истину: предание на смерть и распятие Господа Иисуса Христа есть — наше спасение; и знай, что от любви к Нему меня никто никогда не отторгнет никакими мучениями.

Тогда Гилас прекратил разговор, печалясь в сердце своем о сыне.

По благодати Божией, обитавшей в отроке, совершались многие чудеса, а именно: слепые прозревали, больные исцелялись, и демоны, изгоняемые из людей, исповедывали великую святость юного отрока.

Все это не могло утаиться от игемона Валериана. Воссев на своем судилищном месте, он в присутствии всех сказал отцу Витову:

— Благородный муж Гилас! Мне теперь уже стало достоверно известным, что сын твой со всем усердием почитает так называемого Христа, распятого в Иудее; сему Христу он поклоняется, отечественных же богов порицает; посему он должен предстать к нам на суд: приведи же его сюда.

Когда юный отрок был приведен к тому нечестивому судилищу, то игемон сказал ему:

— Почему ты не приносишь жертв нашим бессмертным богам? Разве ты не слышал о царских повелениях — предавать смерти после различных казней всякого, кто осмелился бы почитать Распятого?

Блаженный отрок, преисполнившись Духа Святаго, нисколько не устрашился игемона; изобразив на себе крестное знамение, он отвечал:

— Я не желаю поклоняться бесам и не буду почитать каменных и деревянных кумиров, ибо я имею Живаго Бога, Которому служит душа моя.

Отец же святаго, Гилас, обратившись к своим родным и знакомым, с великим плачем воскликнул:

— Рыдайте вместе со мной, друзья мои, — прошу вас, ибо я вижу, что единственный сын мой погибает!

Тогда святый Вит громогласно воззвал, возражая отцу своему:

— Я не погибаю, но сподобляюсь быть сопричисленным к сонму праведников и угодников Божиих.

Валериан же сказал святому:

— До сих пор я сдерживал себя ради твоего благородного происхождения и ради моего расположения к отцу твоему; до сих пор я не применял к тебе царских приказаний, изданных для законопреступников; но ныне, убедившись, что ты дошел до ожесточения в своем противлении, я начну на законном основании мучить тебя, дабы ты, получив наказание, оставил свое упорство.

Сказав так, игемон приказал бить палками блаженного отрока.

Святый был побиваем в продолжение долгого времени. Потом мучитель сказал святому:

— Послушай меня теперь и принеси жертву богам.

Мученик отвечал:

— Я уже сказал тебе, игемон, что я поклоняюсь Христу, Сыну Божию.

Тогда игемон, разгневавшись еще более, приказал бить святаго железными палками. Но лишь только слуги игемоновы восхотели сделать это, как у них засохли руки; точно так же и рука игемона, которой он указывал слугам своим, внезапно повредилась и сделалась сухой, так что он от боли кричал такими словами:

— Горе мне! Я погубил руку свою и теперь тяжко страдаю.

Потом сказал отцу святаго Вита:

— Ты имеешь не сына, а волхва.

Святый же Вит громогласно воззвал:

— Я не волхв, а раб Господа моего Иисуса Христа Всемогущего, Который воскрешал мертвых, ходил по водам как посуху, утишал море волновавшееся и врачевал всякие болезни неисцельные, случавшиеся с людьми; ныне Он творит то же самое всемогущею силою Своею. Я — раб Его и потому я стараюсь исполнять заповеди Его. Те же боги, которым ты служишь, какую имеют силу, скажи мне? Пусть они исцелят руку твою, если могут исцелить.

Игемон сказал:

— А ты можешь исцелить руку мою?

Отвечал святый:

— Могу — Именем Господа Иисуса Христа.

— Сделай же меня здоровым, — сказал игемон, — чтобы я убедился, что ты не волхв, а раб Бога Истинного, как ты говоришь.

Тогда святый мученик, подняв к Небу очи свои, сказал:

— Боже, Отец Небесный! Послушай меня, недостойного раба твоего, ради предстоящих здесь, дабы они уверовали в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Твоего, Истинного и Всесильного Бога, соцарствующего Тебе вместе со Святым Духом. Сделай так, чтобы ради Имени Твоего Единородного Сына исцелела рука игемонова.

Едва только святый окончил эту молитву, как рука Валерианова исцелилась и сделалась такой же, как и раньше.

Тогда игемон передал отрока отцу его и сказал:

— Возьми сына своего к себе в дом и убеди его принести жертву богам, чтобы он не погиб.

Приведши сына своего в дом, Гилас начал со многой лестию уговаривать его склониться к своему нечестию: он устраивал пиры, составлял хоры певцов; пред Витом играли на стройных музыкальных инструментах, звучали кимвалы и гусли; плясали пред очами святаго красивые девицы, веселились юноши; воспевались мирские любодейственные песни, говорились многие соблазнительные слова, дабы через все это уловлено было к суете сердце юного Вита; но душа отрока, твердая как адамант, пребывала ничем не поколебленной; ибо он имел в сердце своем любовь к Богу, препобеждавшую всякую мирскую любовь; он не обращал внимания ни на что из того, что пред глазами его пелось; точно так же не смотрел на то, что делалось пред глазами его; устремив к Небу очи свои, он воздыхал из глубины сердечной и говорил:

— Не презри, Господи, Боже мой, сердце сокрушенное и смиренное!

Потом Гилас приказал приготовить горницу для сына своего; он наполнил ее всякими богатствами; пол он устлал красивыми коврами: завесы были украшены жемчугами, постель и весь чертог был преисполнен большим благолепием; в эту горницу он заключил сына своего и велел прислуживать ему для его прельщения красивейшим девицам. Целомудренный же и святый отрок, преклонив колена, в таких словах молился к Господу:

— Боже Авраамов, Боже Исааков, Боже Иаковль, Бог и Отец возлюбленного Отрока Твоего, Господа Иисуса Христа моего! Призри на меня и помилуй меня, укрепи меня силою Твоею, дабы злобный и беззаконный змий не возмог осуществить на мне, рабе Твоем, свое желание, и дабы язычники не поругались над верным рабом Твоим и не сказали: где Бог их.

В то время как святый молился в таких словах, внезапно в горнице воссиял несказанный свет и были видны светоносные лица, огневидные, как лампады, числом двенадцать; ощущалось и благоухание несказанное, исходившее от тех лиц; благоухание это настолько распространилось в воздухе, что наполнило весь дом, так что отец святаго Вита удивлялся и ужасался со всеми домашними своими и взывал:

— Это великое чудо! Откуда исходит такое благоухание, коего мы никогда не обоняли в храмах богов наших?

Потом сказал:

— Боги пришли в дом мой к сыну моему.

И начал с тщанием отыскивать, откуда исходило то благоухание. Подойдя к дверям сыновней горницы и войдя внутрь ее, он увидел ангельские лица, имевшие крылья, наподобие орлов; при этом лица сии были преисполнены несказанной доброты, светло сияли и воспевали:

— Ст҃ъ, ст҃ъ, ст҃ъ гдⷭ҇ь^[53].

От того сильного сияния Гилас тотчас же ослеп, ибо имел нечистые очи, недостойные созерцать свет ангельский, сокрываемый на Небесах; ибо сей свет может созерцаться только теми, кто имеет чистые душевные очи.

Блаженный Вит, увидав, что отец его ослеп, проникся естественной к нему любовию и начал молиться за него к Богу, дабы он был помилован. Оканчивая свою молитву, он прибавил:

— Но пусть, Владыко, совершается не моя воля, а Твоя; пусть будет так, как угодно Тебе Самому.

Гилас же по причине сильной боли в глазах во всеуслышание взывал:

— Горе мне! Я потерял свет для очей моих. Я одержим тяжкой болезнию!

Все домашние его, рабы и рабыни, видя господина своего весьма страдавшего очами, плакали, так что вопль плача их был слышен в соседних домах; и таким образом скоро весь город узнал о приключившемся с Гиласом. Вслед за этим к его дому начали стекаться многие граждане; сюда пришел также с поспешностию игемон Валериан. Увидав, что Гилас ослеп, опирался на рабов своих и кричал от боли, Валериан спросил: — по какому случаю он ослеп? Он же отвечал:

— Я видел в горнице сына моего богов крылатых; очи их были как звезды: вид ликов их — как молния; не стерпев сияния их, я повредился очами и потерял зрение.

Валериан сказал:

— Несомненно, что те боги, которых ты видел, — очень сильны; поэтому тебе необходимо помолиться им, чтобы они исцелили тебя.

Потом, взяв слепого Гиласа, Валериан повел его в храм Зевса. Гилас молился здесь в таких словах:

— О Зевс, бог всесильный! Если уврачуешь очи мои, принесу тебе бесчисленные жертвы, принесу в жертву тебе тельца с золотыми рогами; также и тебе, о богиня Веста, я приведу чистых дев, если получу от тебя помощь.

Так молился Гилас к суетным богам своим, но не только не получал от них исцеления, а наоборот ощущал еще бо́льшую боль. Святый же Вит, преклонив колена свои ко Господу, молился в горнице своей об отце своем, говоря так:

— Владыко, просветивший слепого Товита^[54], окажи милость отцу моему, если он позна́ет Тебя.

Наконец Гилас был отведен неисцеленным рабами своими из идольского капища в дом свой: войдя в горницу, в которой святый Вит приносил Богу жертву хвалы, он припал к ногам Вита и сказал:

— Возлюбленный сын! Исцели меня!

Святый же Вит сказал ему:

— Желаешь ли ты, отец, быть здравым?

Гилас отвечал:

— Да, весьма желаю.

Святый сказал ему:

— Если хочешь получить исцеление, то отрекись от Зевса, Геркулеса, Юноны, Минервы, Весты и Аполлона.

Отвечал Гилас:

— Каким образом я могу отречься от них?

Сказал святый Вит:

— Не называй их богами, но демонами; идолы, которых ты до сего времени почитал, не почитай, но считай их ни за что, как вещи бездушные и бесполезные. И если ты обещаешь сделать так от истинного сердца, то очи твои тотчас исцелятся и просветятся.

Гилас сказал:

— Я отрекаюсь от богов и обещаю сделать все то, что ты сказал мне.

Святый сказал:

— Я знаю, что сердце твое ожесточено и слова твои не истинны; но я покажу на тебе силу Владыки моего, ради предстоящих, дабы они уверовали и прославили Имя Господа моего Иисуса Христа, хотя ты и недостоин сего.

Сказав так, святый возложил руку свою на болезненные очи отца своего и помолился к Богу в таких словах:

— Господи Иисусе Христе, просветивший очи слепорожденному^[55], победив природу, просвети и очи отца моего, хотя он и недостоин сего по своему неверию; но сотвори сие ради славы Имени Твоего святаго, дабы враги Твои видели и постыдились и дабы прославились все, знающие и любящие Имя Твое.

В то время как святый молился так, от очей ослепшего отпали струпы, как чешуя; он стал здоровым и мог видеть хорошо глазами своими. Но вскоре же вместо того, чтобы познать Истинного Бога и воздать Ему благодарение за полученное от Него исцеление, он начал хулить Благодетеля своего, так говоря сыну:

— Меня исцелил не твой Бог, но мои боги, которым я служу и которым я обещал принести жертвы.

И прославлял своих богов нечестивых, во всеуслышание пред всеми говоря:

— Благодарю богов моих, исцеливших меня!

Направившись к их капищам, он начал приносить им благодарственные мерзкие жертвы, как обещался; при этом сердце его столь ожесточилось диаволом и ослепилось злобой, что он изменил естественную любовь к сыну своему на ненависть, намереваясь умертвить сына своего святаго, неповинного отрока. Господь же, охраняющий рабов Своих, послал Ангела Своего для сохранения, ибо Ангел Господень в образе прекрасного и осиянного светом юноши явился ночью упомянутому Модесту, воспитателю Витову, веровавшему в Христа, бывшему уже в преклонных летах, и сказал ему:

— Возьми отрока и отправься с ним к морю; на берегу вы найдете небольшую ладью; войдите в нее, и вы прибудете в страну, которую я вам укажу.

Модест сказал Ангелу:

— Господи! Я не знаю пути, куда я пойду.

Ангел отвечал:

— Я поведу вас!

И тотчас Модест встав, взял отрока своего Вита, взял также и кормилицу его Крискентию, верную рабу Христову, и отправился с ними к морю, следуя за водившим их Ангелом.

Когда они пришли к морскому берегу, то нашли ладью, приготовленную Господом. И сказал Ангел святому Виту, как бы искушая его:

— В какую страну ты пойдешь?

Святый Вит отвечал:

— Куда Господь поведет нас, туда мы пойдем с великим усердием.

Ангел спросил:

— Имеешь ли ты плату?

Отрок отвечал:

— Тот, Которому мы служим, воздаст тебе плату.

Потом, войдя в ладью, отплыли от Сицилии; проплыв в продолжение небольшого времени, прибыли в одну из итальянских стран, по имени Лукания, к месту, называвшемуся Аллектория. Когда, приплыв к берегу, вышли из ладьи, тотчас Ангел Господень, бывший в образе юноши вместе с ними в ладье, стал невидим.

Они же, отправившись в путь, подошли к реке, называвшейся Силар, впадающей в море из страны луканийской; близ этой реки они остановились на отдых под некиим красивым многоветвистым деревом. Место это весьма понравилось им, и они расположились здесь для обитания, пищу же им посылал Бог. Подобно тому как в древности по повелению Божию святаго Илию^[56] питал в пустыне ворон^[57], так и сих святых кормил орел, ежедневно принося им пищу. И начали твориться святым Витом многие дивные чудеса; имя его прославилось по всей стране той, при помощи Бога, прославляющего рабов Своих. Бесы, изгоняемые Витом из людей силою Божиею, кричали:

— Что нам и тебе, Вит? Пришел сюда ты прежде времени погубить нас!

Приходили к святому люди с больными своими; и всех их он исцелял молитвою и крестным знамением, наставляя к познанию Истинного Бога и хранению Заповедей Его. И многие неверные обращались ко Христу и принимали Святое Крещение.

В то время сын царя Диоклетиана был одержим беснованием; при этом бес взывал устами его, говоря:

— Не уйду отсюда, если не придет сюда Вит луканийский!

И сказал царь:

— Где мы можем найти того человека?

Демон отвечал:

— Вы найдете его у реки Силара.

Тотчас царь послал в Луканию вооруженных воинов, приказав им с поспешностию привести Вита. Воины, придя к указанному месту, нашли раба Христова, совершавшего при реке молитву к Богу, и спросили его:

— Ты — Вит?

Святый отвечал:

— Да, это я.

Воины сказали:

— Император Диоклетиан требует тебя.

Святый Вит отвечал:

— Я — малоизвестный и незнатный отрок: на что я могу быть нужным для императора?

Воины отвечали:

— Его сын терпит мучения от демона, и по этой причине требует тебя.

Святый Вит сказал:

— Идем же во Имя Господне.

И отправился с воинами в путь к Риму; с ним отправился и святый Модест; блаженная же Крискентия следовала за ними издалека.

Придя в Рим, воины возвестили Диоклетиану о прибытии Вита; Диоклетиан приказал привести его к себе.

Когда святый предстал пред царем, то последний изумился красоте отрока: святый Вит был действительно красивым юношей, лицо его было как бы ангельским, очи — как лучи солнечные, потому что он преисполнен был благодати Христовой. И сказал ему Диоклетиан:

— Ты ли Вит?

Святый же не дал ему ответа.

Тогда император начал расспрашивать Модеста, намереваясь от него узнать о святом. Но Модест, будучи стар годами, по простоте своей не мог дать надлежащего ответа царю. По этой причине император, поругав бесчестными словами Модеста, намеревался прогнать его от себя: тогда святый Вит отверз уста свои и сказал Диоклетиану:

— Для чего ты с такою дерзостию спрашиваешь старца, как юношу; ты должен почтить его, хотя бы ради седин его!

Император же отвечал святому Виту:

— Откуда у тебя эта дерзость, по которой ты осмеливаешься с гневом говорить нам, уничижая наше достоинство!

Святый отвечал:

— Мы не имеем гнева, ибо приняли духа незлобия от Христа, Господа нашего, и являемся подражателями голубиной кротости. Ибо Учитель наш был благ по природе Своей, властию велик, нравом незлобив, смирен и кроток; посему и ученики Его должны быть кротки и смиренны сердцем, а не яростны и гневны, как ты называешь нас.

В то время как святый говорил так, внезапно бес закричал устами сына царева, сказав:

— О Вит! Для чего ты прежде времени столь жестоко мучишь меня?

Святый же ничего не отвечал бесу. И сказал Диоклетиан святому:

— Можешь ли исцелить сына моего?

— Сын твой, — отвечал святый, — может быть здравым, но я не могу ему дать здравия: Христос, Сын Божий, рабом Которого я являюсь, если пожелает, то легко может избавить его через меня, раба Своего, от мучения демонского, ибо Он всесилен.

Тогда Диоклетиан начал упрашивать святаго исцелить сына. Подойдя к бесновавшемуся, святый возложил руку на голову его и сказал:

— Во Имя Господа нашего Иисуса Христа, дух нечистый, выйди из создания Божия!

И тотчас бес вышел из сына царского, но не без вреда для находившихся там; ибо, по попущению Божию, он внезапно умертвил многих неверных, которые посмеивались над святым Витом словом или мыслию, — и души их мерзкие, как свою добычу, отнес во ад.

Император весьма удивился, увидав сына своего здравым и многих из числа предстоявших умерщвленными; но вместо того, чтобы познать силу Имени Иисуса Христа и прославить Единого Истинного Бога, он помышлял в себе, как бы склонить Вита к своему нечестию. Диоклетиана прельщала и красота святаго; он начал с лестию беседовать с ним, говоря:

— Любезнейший Вит, послушай меня и принеси вместе со мной жертвы богам; тогда я дам тебе полцарства моего; награжу тебя золотом, серебром и драгоценными вещами; облеку тебя в царскую одежду, и ты будешь искренним ближайшим другом моим.

Святый Вит отвечал:

— Мне не нужны ни царство твое, ни богатства твои, ибо я имею Господа и Бога моего; если я буду верно служить Ему, то Он облечет меня в нетленную и пресветлую одежду бессмертия в Царстве Небесном.

— Не говори так, Вит, — сказал Диоклетиан, — но пожалей жизнь твою; принеси жертву богам, чтобы тебе не погибнуть после многоразличных мучений горькою смертию.

Святый отвечал:

— Я весьма желаю принять те мучения, которыми ты мне угрожаешь; тогда я скорее достигну венца, который обещал Господь избранным Своим.

Тогда Диоклетиан приказал заключить святаго Вита и Модеста в мрачную и смрадную темницу, на каждого из них приказал возложить тяжкие оковы, весом по десяти пудов, и запечатать дверь и окно своим перстнем царским, чтобы никто не мог дать им хлеба или воды, — мучитель намеревался погубить их голодом и жаждою.

Когда святые были затворены в темнице, внезапно там засиял свет; этот свет видели и стражи темничные, приникшие к скважине. Святый же Вит громогласно восклицал к Богу, говоря:

— Боже, приди на помощь нам и избавь нас от сих уз, как Ты избавил трех отроков из пещи горящей^[58] и как избавил Сусанну от беззаконных лжесвидетелей^[59].

В то время как святый молился так, основание темницы потряслось, засиял еще больший свет и повсюду разлилось несказанное благоухание. Господь наш Иисус Христос явился ему и сказал:

— Ободрись, Вит, мужайся, и будь тверд; ибо Я всегда с тобою.

Сказав эти слова, Господь стал невидим. Тотчас оковы спали со святых узников, Вита и Модеста, и сделались как бы прахом. Святые же встали и начали петь:

— Бл҃гослове́нъ гдⷭ҇ь бг҃ъ і҆и҃левъ, и҆́же посѣтѝ, и҆ сотворѝ и҆збавле́нїе лю́дем свои̑мъ^[60].

Вместе с тем слышались и ангельские гласы, подпевавшие им; стражи темничные, видя неизреченный свет и слыша гласы Ангелов, преисполнились страха и ужаса и стали как мертвые. Потом, придя в себя, поспешили к царю со страхом и возвестили ему все, что видели и слышали. Царь же, считая все то за волхвование христиан, призвал к себе устроителя общественных зрелищ и приказал ему утром приготовить место для зрелища, на котором хотел узников предать зверям на съедение. При сем он сказал:

— Посмотрю, возможет ли Христос избавить их от рук моих?

Утром следующего дня святые рабы Христовы были выведены на позорищное место. Святый Вит укреплял блаженного Модеста, воспитателя своего:

— Не страшись, отче, будь мужественен, не бойся оружия демонского, ибо приближается нам венец наш.

Народа же, приготовившегося смотреть на то зрелище, было пять тысяч человек, кроме женщин и детей, которых было без числа.

И сказал Диоклетиан святому Виту:

— Вит! Где ты сейчас находишься?

Святый же, ничего не отвечая мучителю, возвел очи свои на Небо.

Потом император снова сказал ему:

— Где ныне находишься ты, Вит?

Отвечал святый:

— Я вижу себя на позорищном месте; но делай поскорее то, что намереваешься делать.

Диоклетиан сказал ему:

— Пожалей жизнь свою, Вит, и принеси жертву великим богам.

Святый отвечал:

— Да не будет тебе добра, диавол, волк хищный, соблазнитель душ: я удивляюсь безумию твоему, ибо ты, видя силу Божию, не познал Бога и не стыдишься отвращать меня словами твоими от Бога моего. Но я уже не один раз сказал тебе, что не принесу жертвы богам твоим, — или, лучше, бесам; однако ты снова без стыда предлагаешь мне свои нечестивые советы. Говорят собаке: — иди вон, — и, стыдясь, она уходит; но ты не знаешь стыда. Я имею Христа, Бога моего, Которому служил до сих пор и Которому приношу жертву хвалы от сердца моего; для меня осталось только одно — чтобы я весь был для Него жертвой живой.

Тогда император, придя в великую ярость, вместо того чтобы выпустить на мучеников зверей, приказал тотчас же приготовить горящую пещь и большой котел и велел растопить в нем олово, серу и смолу; потом приказал ввергнуть в тот котел кипящий и клокочущий одного Вита, сказав:

— Вот посмотрим, поможет ли ему Бог его!

Святый же Вит, осенив себя крестным знамением, вошел в самую середину котла, кипевшего, как море. И тотчас Ангел Господень, представший святому, отнял силу у огня и охладил жар и кипение котла; и стоял святый мученик как бы посреди купели, воспевая песнопения Господу и говоря:

— Ты, Боже, избавивший Израильтян посредством Моисея и Аарона от тяжкого рабства египетского, яви милость Свою и нам, славы ради Имени святаго Твоего.

Потом, посмотрев на царя, сказал:

— Благодарю тебя, Диоклетиан, и слуг твоих за то, что вы устроили для меня весьма удобную купель; надлежало бы здесь быть и мылу.

Весь же народ, смотревший на все происходившее, громогласно восклицал:

— Мы никогда не видели такого чуда! Воистину истинен и велик Бог отрока сего!

И вышел святый из котла, не имея никакого повреждения на теле своем; наоборот, тело его, чистое как снег, стало еще белее; и воспевал он, говоря:

— И҆скꙋси́лъ мѧ̀ є҆сѝ, Господи, как золото огнем, испытал меня и не ѻ҆брѣ́тесѧ во мнѣ̀ непра́вда^[61].

Потом начал укорять царя в таких словах:

— Постыдись, диавол, со отцем твоим сатаною, видя, сколь великую силу являет Господь мой на мне, рабе Своем!

Царь же, преисполнившись еще большей ярости, приказал привести страшного, большого и лютого льва, одного рева которого люди не могли выносить. И сказал царь святому:

— Неужели и сего победят волшебства твои?

Мученик же отвечал:

— Безумный и несмысленный! Неужели ты не уразумел силы Христа, пребывающего со мною, Ангел Которого вскоре возьмет меня из твоих мучительских рук?

Когда лев направился к святому, Вит осенил себя знамением креста, и тотчас лев упал к ногам его и начал лизать его ступни. И сказал святый Вит императору:

— Вот, даже зверь воздает честь Богу моему, а ты не хочешь познать Творца своего; но если бы хотя сейчас ты уверовал в Него, то получил бы спасение.

Император отвечал:

— Веруй в Него ты и род твой.

Святый же, улыбнувшись, сказал:

— Ты правильно сказал, ибо я, и весь род мой, возрожденный банею Святаго Крещения, надеемся получить венец жизни в Царстве Бога нашего.

В это время уверовало во Христа много народа, около тысячи мужей. Царь же сказал мученику:

— Почему это, Вит, ни огонь, ни звери не приносят тебе никакого вреда? Каким волшебством ты их укрощаешь и приводишь народ в удивление, так что многие веруют твоим волхвованиям?

Мученик отвечал:

— Я не укрощаю ни огня, ни зверя никакими волхвованиями; но все это делает сила Христа, Бога моего; огонь и зверь, как создания Божии, повинуются воле Создателя своего, а не мне, и почитают Творца своего, тебе же причиняют великий стыд: ибо огонь, будучи бездушною тварью, и зверь, будучи бессловесным созданием, знают создавшего их Бога; ты же, имеющий разумную душу, не хочешь познать Бога, так что оказываешься худшим бессловесной и бездушной твари.

Тогда император приказал повесить на мучилищном дереве святых мучеников Вита и Модеста, вместе с ними также и святую Крискентию, воспитательницу Витову, которая, придя к тому месту, исповедала себя христианкой, царя же обличила за его нечестие и мучение святых; потом мучитель приказал строгать обнаженные тела святых железными орудиями. При этом святый Вит сказал царю:

— Ты показываешь силу твою немощной и достойной смеха, когда мучаешь женщину.

И мучимы были святые без милосердия с жестокостию, так что от строгания плоть их отделялась, кости обнажались и видны были внутренности. И возопил святый Вит Господу:

— Боже, спаси нас и силою Твоею избави нас.

И тотчас земля потряслась, начались громы и молнии; идольские капища упали; при этом погибли многие неверные из числа народа, бывшего там: одни были задавлены упавшими зданиями, другие были поражены громом и молниею: сам царь, исполнившись страха, бежал с позорищного места, ударяя себя по лицу и взывая:

— Горе мне, ибо я побежден таким юным отроком!

Ангел же Господень, освободив святых мучеников от мучилищного дерева, перенес их в Луканию к реке, называвшейся Силар, и посадил их там под деревом, под которым они прежде остановились, когда пришли из Сицилии.

В то время, когда святые находились под деревом тем, к ним собрались многие христиане, проживавшие там. Потом святый Вит помолился к Богу, сказав:

— Господи, Иисусе Христе, Сын Бога Живаго! Прими с миром души наши к Себе; тех же, которые пожелают почтить во славу Твою память страдания нашего, — тех сохрани от всяких зол мира сего и приведи их беспрепятственно в Небесное Царствие Твое.

Когда святый молился так, был слышан с Неба голос, говоривший:

— Услышана молитва Твоя!

Потом святый сказал, обратившись к стоявшим близ него христианам:

— Братие, похороните здесь тела наши; мы же, после исхода нашего, будем молиться за вас ко Господу, дабы вы получили все для спасения своего, что попросите, и дабы Христос избавил вас от вражды демонской.

После сих слов святые мученики предали одновременно с радостию души свои в руки Божии^[62]. Верные же взяли их честны́е тела, обвили плащаницами с ароматами и похоронили с честию на том самом месте (место же то называется Мариане). Пострадал святый Вит вместе со святым Модестом и Крискентиею в пятнадцатый день месяца июня, в царствование в Риме Диоклетиана, среди нас же, христиан, в царствование Господа нашего Иисуса Христа, Которому воссылается честь и слава вечно. Аминь.

Житие блаженного

Иеронима

‎одина блаженного Иеронима — незначительный городок Стридон, лежавший на границах Далмации и Паннонии^[63]. Время рождения этого великого отца Западной церкви точно неизвестно^[64], как неизвестно точно и его мирское имя: вероятнее всего он носил имя Евсевия, в честь своего отца. Родители блаженного Иеронима принадлежали, как можно думать, к классу богатых отпущенников^[65]; они были христиане и своему старшему сыну дали строго христианское воспитание. «Я вскормлен, — говорил впоследствии о себе блаженный Иероним, — на кафолическом молоке с самой своей колыбели и был тем более предан Церкви, что никогда не был еретиком». Начальное образование Иероним получил дома, причем учитель его, несмотря на суровость своего характера, сумел внушить талантливому ученику любовь к науке. Потом для завершения образования родители послали блаженного Иеронима в Рим. По обычаю времени в курс учения входили логика и, как главные предметы, грамматика и риторика; блаженный Иероним, кроме того, ознакомился и с учениями некоторых философов, но особенно много времени уделял он изучению красноречия; он посещал суды, чтобы послушать знаменитых судебных ораторов. Здесь же в Риме, в годы своей юности, Иероним положил начало своей библиотеке, которая во все время последующей жизни служила ему большим утешением.

Пребывание в столице мира, среди соблазнов и искушений, оставило печальный след в душе Иеронима: он сам признавался, что «во время скользкого странствования своей юности» вел в Риме нечистую жизнь, — обстоятельство, стоившее ему потом многих слез и горьких сожалений. Однако эти уклонения с пути благочестия не могли заглушить в нем искру Божию, зароненную в его душу с раннего детства. Он не разрывал молитвенного общения со своими братьями по вере; кроме того, в воскресные дни он, вместе с Паммахием и другими товарищами, обычно посещал гробницы мучеников, находившихся в окрестностях Рима; когда при этих посещениях Иерониму приходилось опускаться в темные катакомбы^[66], ему невольно казалось, что он живым сходит в могилу.

Здесь же в Риме, еще до окончания образования, в Иерониме созрело решение изменить свою жизнь и начать новую — чистую и добрую. Вероятно, он не замедлил закрепить свое намерение Крещением^[67]; точно время Крещения блаженного Иеронима неизвестно, но с большой долей приближения к истине допустимо предположение, что он крестился, когда ему было около двадцати лет, и что Таинство совершил над ним или папа Либерий^[68], или один из членов его клира. По удалении из Рима, блаженный Иероним предпринял большое путешествие по Галлии, вместе с Бонозом, товарищем своим по школе и молочным братом. Во время этого путешествия Иероним, по его собственному выражению, «на полуварварских берегах Рейна впервые почувствовал желание служить Богу», то есть в нем начало пробуждаться стремление к монашеству с его обетами девства и бедности.

Около 372 года блаженный Иероним возвратился в Стридон из своего путешествия по Галлии. Родители его уже умерли, и на нем лежала забота о наследственном имении, о сестре и юном брате Павликиане, — последний был на двадцать лет моложе его. Вероятно, эти заботы помещали Иерониму вполне осуществить его намерение об удалении из мира, и он лишь отчасти удовлетворял свое стремление к монашеству, проживая временами в Аквилее^[69], где образовался небольшой полумонашеский кружок из близких между собою и блаженному Иерониму лиц. Но кружок этот неожиданно, по каким-то причинам, о которых Иероним упоминает глухо, распался. Тогда Иероним отправился на Восток, чтобы посетить, главным образом, Иерусалим, а также отшельников Сирии и Египта. В это путешествие блаженного Иеронима сопровождали его друзья, бывшие члены аквилейского кружка: Иннокентий, Никей, Илиодор, Ива и Евагрий; последний, впрочем, шел с ними лишь до родной ему Антиохии. Свое путешествие они совершали чрез Фракию, Вифинию, Понт, Галатию, Каппадокию и Киликию. Тягости дальней дороги, соединенные с аскетическими подвигами, подорвали силы благочестивых паломников. Когда они достигли Антиохии, где нашли радушный приют у Евагрия, то Иероним заболел, а Иннокентий, к великой скорби блаженного отца, даже умер; умер и Ила. Печаль усилила болезнь Иеронима, продолжавшуюся довольно долгое время, по всей вероятности до весны 374 года. Выздоровев, Иероним начал заниматься изучением Священного Писания, склонность к чему пробудилась у него еще ранее^[70]; с этой целью он слушал беседы по истолкованию Священного Писания у известного Аполлинария^[71]. Не оставлял он и намерения удалиться в пустыню, куда особенно влекло его по смерти близких лиц, тем более, что Илиодор и Никей не хотели уже продолжать путешествие. В 374 году Иероним решил поселиться в «сирийской Фиваиде» — пустыне Халкидонской (к Востоку от Сирии).

Здесь он пробыл почти пять лет, живя, вероятно, в каком-либо монастыре и по временам оставляя его для пустынного уединения: одобряя общежитие и советуя его другим, блаженный Иероним, как показывает его «Жизнь Павла отшельника», питал в то же время особенное уважение, граничившее с благоговением, к тем подвижникам, которые, поселяясь поодиночке в отдаленных местах пустыни, находили себе приют в горных пещерах; иногда они по нескольку лет не видели человеческого лица, и лишь дикие звери да скорпионы нарушали их уединение. В сейчас названном сочинении блаженный Иероним упоминает, между прочим, о двух отшельниках, которых сам видел в пустыне Халкидонской: один их них 30 лет питался только ячменным хлебом и пил грязную воду; единственной пищей другого служили финики, которые ему ежедневно, в количестве 5 штук, бросали на дно старого водоема, где он жил. Умерщвляя плоть свою молитвой, суровыми подвигами поста, лишений и физическим трудом, блаженный Иероним в пустынном уединении всего себя посвятил изучению Священного Писания, пользуясь нужными для этого книгами из своей собственной библиотеки и библиотеки живших по соседству в Антиохии друзей, главным образом — Евагрия. В это же время под руководством одного обращенного Иудея он начал изучение еврейского языка, на котором, главным образом, написаны книги Священного Писания Ветхого Завета; последнее занятие для блаженного Иеронима служило и смиряющим средством: этой цели вполне соответствовали и унизительность изучения алфавита и немузыкальность слов еврейского языка, мало приятная для блаженнаго Иеронима, образовавшего свой слог на изучении лучших представителей классической литературы. К этому времени жизни блаженного Иеронима, вероятно, относится следующий замечательный сон, который он описывает таким образом:

«Жалкий человек, — говорит он, — я постился как раз пред тем, как намеревался читать Цицерона. После многих, продолжавшихся по целым ночам бдений, после слез, исторгнутых из самого моего сердца воспоминанием о моих прежних грехах, я обыкновенно брался за Плавта. Если, придя в себя, я начинал читать пророков, то их грубая речь коробила меня, и так как я не видел света своими слепыми глазами, то думал, что это вина не моих глаз, а вина солнца. Когда оный древний змий таким образом искушал меня, около половины поста мое изможденное тело было схвачено лихорадкой, семена которой находились во мне, и без всякого облегчения она так питалась моими несчастными членами, что едва кожа держалась на моих костях. Между тем уже делались приготовления к моему погребению, и жизненный жар моей души едва теплился в незначительной теплоте моей груди, причем все тело мое холодело; и вот вдруг я был восхищен в духе пред судилище Божественного Судии, где был такой поток света и такой блеск славы от ангельских зрителей, что, простершись на землю, я не смог поднять своих глаз. На вопрос о том, кто я такой, я отвечал, что я — христианин.

— Ты лжешь, — отвечал Спросивший, — ты цицеронец, не христианин; ибо где твое сокровище, там и сердце твое.

Мгновенно я онемел и под ударами (ибо Он повелел подвергнуть меня бичеванию) я еще более был мучим огнем совести, размышляя об известном стихе: «во аде кто исповедует Тебя?» Но я начал кричать и под удары бича, громко вопя, говорил:

— Помилуй меня, Господи, помилуй меня!

Наконец, стоявшие около меня, бросившись на колена к ногам Судии, умоляли Его простить мою юность и дать возможность раскаяться в моем заблуждении, а впоследствии — подвергнуть меня муке, если когда-либо буду читать книги языческой литературы. Сам я, который в этой смертельной нужде готов был обещать даже больше того, начал каяться и, призывая Его Имя, говорил:

— О Господи, если я когда-либо буду читать их, то да буду отвергнут Тобою!

Отпущенный после произнесения этой клятвы, я возвратился в высшую область воздуха и, к удивлению всех, открыл свои глаза, залитые таким потоком слез, что мой страх убедил даже неверующих. И действительно, это было не сновидение и не простой сон, которыми часто обманываемся. Это судилище, пред которым я стоял, этот грозный суд, которого я опасался, есть мой свидетель; да не буду я опять никогда приведен на этот суд. Я признаюсь, что мои плечи посинели от побоев, что, проснувшись, я чувствовал самые удары и что отселе я читаю божественные книги с бо́льшей ревностью, чем раньше читал человеческие книги».

Из пустыни Халкидской блаженный Иероним поддерживал общение с близкими ему лицами путем переписки, которой он пользовался как средством для горячего призыва к аскетическим подвигам. В этом отношении особенную известность получило письмо блаженного Иеронима пресвитеру Илиодору; в следующих пламенных словах он убеждает своего друга отречься от мира: «Долой с мольбами, прочь с ласками! Ты пренебрег мною, когда я просил тебя; быть может, ты послушаешь меня, когда я буду укорять тебя. Изнежившийся воин! Что ты делаешь в твоем предательском доме? Вот, звук трубный раздается с Неба! Вот, с облаков сходит вооруженный Вождь для покорения мира! Вот, обоюдоострый меч, исходящий из Его уст, разрушает все препятствия. А ты выходишь ли из комнаты на битву, из тени на солнце? Вот, противник в самой твоей груди старается убить Христа… Хотя бы твой маленький племянник повис на твою шею, хотя бы с распущенными волосами и с разодранными одеждами твоя мать показывала тебе те груди, которыми она питала тебя, хотя бы твой отец лежал на пороге — перейди по его телу с сухими глазами и беги под знамя Креста! В подобном деле единственная истинная сыновняя любовь состоит в том, чтобы быть жестоким».

В Антиохии в начале шестидесятых годов IV столетия явилось одновременно два епископа, Мелетий и Павлин. Избранный в 358 году с согласия православных и ариан^[72], так как те и другие считали его своим сторонником, Мелетий в действительности оправдал надежды православных, заявив открыто, что он содержит то учение о Сыне Божием, которое изложено отцами Первого Вселенского Собора^[73]. Но ввиду того, что Мелетий был избран не без содействия ариан, православные ревнители, с любовию чтившие память великого иерарха Антиохийской церкви Евстафия^[74], несправедливо низложенного по проискам ариан, отделились от Мелетия во главе с пресвитером Павлином, который в 362 году был возведен в сан епископа. Положение дела осложнилось, когда, в 376 году, в ту же Антиохию был поставлен еще третий епископ — аполлинарист^[75] Виталий. Раздоры между партиями усиливались еще богословскими спорами, сосредоточенными на вопросе о достоинстве и равночестности Лиц Пресвятой Троицы. В то время как Павлин для выражения учения о Пресвятой Троице принимал формулу, выработанную на Западе, — в Пресвятой Троице «одна ипостась^[76] в трех Лицах», — Мелетий, следуя словоупотреблению Востока, признавал «одну усию^[77] и три ипостаси»^[78]. В сущности, сторонники той и другой формулы разумели одно и то же, только выражали тождественную мысль разными словами^[79]. Эти распри, вызванные в Антиохии мелетианским расколом и арианскими волнениями, проникли и в соседнюю с нею Халкидонскую пустыню, где подвизался блаженный Иероним. В письме к папе Дамасу^[80], он в следующих словах сетует на нарушение пустынного уединения, вызванного указанными причинами: «Неутомимый враг последовал за мною (и в пустыню), так что теперь я в уединенной жизни выношу борьбу еще худшую (чем до поселения в пустыне). С одной стороны, ярится арианское безумство, поддерживаемое охранителями мира. С другой стороны, Церковь (в Антиохии), разделенная на три партии^[81], стремится захватить и меня в себя». Чем далее шло время, тем более усиливались раздоры в Антиохии, а вместе с этим увеличивалось и беспокойство, причиняемое ими блаженному Иерониму. В письме пресвитеру Марку, спустя два года после писем Дамасу, блаженный отец, между прочим, говорит: «Зачем они называют меня еретиком, когда я согласуюсь с Западом и Египтом?.. Мне не уступлено ни единого уголка в пустыне. Меня ежедневно спрашивают о моей вере, как будто бы я вновь родился без веры. Я исповедую, как они желают, — это не нравится им; я подписываю — они не верят мне. У них одно только желание: отделаться от меня. Я готов уйти». И действительно, вскоре блаженный Иероним удалился из пустыни в Антиохию, вероятно, к другу своему Евагрию. В Антиохии блаженный Иероним присоединился к общине Павлина; последний и рукоположил его во пресвитера. В описываемый период пребывание в Антиохии не могло быть приятным для блаженного отца, ищущего покоя. Поэтому он пробыл здесь недолго; привлекаемый славою о Григории Назианзине^[82] как церковном учителе, блаженный Иероним отправился в Константинополь, епископом которого в это время и был святый Григорий. Впоследствии блаженный Иероним не раз вспоминал, как много он обязан святому Григорию, руководившему его при занятиях, посвященных изучению Писания. Здесь, в Константинополе, блаженный Иероним встретился с христианским богословом-философом Григорием Нисским, который читал ему свое только что написанное сочинение против еретика Евномия, погрешавшего против православного учения о Святой Троице.

В конце 381 года блаженный Иероним покинул гостеприимный Константинополь и отправился в Рим, побуждаемый, по его собственному выражению, «церковной необходимостью»: нужно думать, что блаженного Иеронима вызвал в Рим папа Дамас на Собор по делам злополучного мелетианского раскола, не прекратившегося в Антиохийской Церкви и по смерти Мелетия. Вторым Вселенским Собором в Константинополе^[83] на место Мелетия по его смерти был избран Флавиан; папа же с западными епископами поддерживал Павлина, бывшего антиохийским епископом и во дни Мелетия. Это разногласие^[84] между Восточной и Западной Церковию и было причиной созванного Дамасом Собора. Блаженный Иероним прибыл в Рим с Павлином и Епифанием^[85], с которыми он встретился в Константинополе, куда они зашли на пути в Рим. В Риме блаженный Иероним тотчас же получил должность секретаря у папы и Собора. Отцами Собора блаженному Иерониму, между прочим, поручено было изложить исповедание веры, направленное против еретического заблуждения Аполлинария. Вообще положение блаженного Иеронима при папе Дамасе, особенно вначале, было очень влиятельным. Папа, занимавшийся исследованиями в области изучения Св. Писания, пользовался указаниями блаженного Иеронима, поощряя и его в то же время к тем же занятиям.

В первые годы своего пребывания в Риме блаженный Иероним за его аскетический образ жизни, за ученость и красноречие пользовался всеобщим уважением и широкою известностью: достаточно сказать, что блаженного отца открыто называли преемником папы Дамаса по кафедре Римской Церкви. Но спустя недолгое время блаженный Иероним стал предметом ожесточенной ненависти. Его настойчивое указание, что достижение христианского совершенства невозможно без полного отречения от мира и плоти, отталкивало от него не только язычников, но и многих христиан. Этим обстоятельством воспользовались некоторые порочные члены тогдашнего общества, чтобы обвинить подвижника в лицемерии, распространяя про него всевозможные клеветы и обвинения. Многих смущало и то глубокое уважение, с каким блаженный Иероним относился к Оригену^[86]. Такая враждебная настроенность, поставлявшая в вину блаженному Иерониму даже его очевидные заслуги^[87], особенно усилилась после его письма к Юлии Евстохии о сохранении девства. Письмо это относится к 383 году. В нем блаженный Иероним обличает и осмеивает нравственную распущенность и религиозное лицемерие современного ему римско-христианского общества и преимущественно духовенства. Письмо вооружило против блаженного Иеронима буквально всех римских христиан, тем более, что «все язычники, отступники и все, кто с ненавистью относились к имени христианскому, ревностно списывали это письмо, потому что оно обесславливало все классы христиан, все степени, все профессии и всю Церковь, подвергая их постыднейшему позору»^[88].

Во время этой бури негодования, возбужденной помянутым письмом, блаженный Иероним находил некоторый покой в обществе благочестивых друзей, расположенных к нему и уважавших его. Этот небольшой кружок составляли: Паммахий, патриций^[89] и товарищ блаженного Иеронима по школе, Оцеан, впоследствии друг блаженного Августина^[90], Марцеллин, нотарий^[91] и человек очень знатный^[92], и — пресвитер Домнион. Сейчас поименованных друзей блаженный Иероним сравнивал с Даниилом, Ананием, Азарием и Мисаилом^[93]. К этому обществу принадлежали и следующие благородные, благочестивые и образованные женщины: Мелания, Альбина и ее дочь Марцелла, Лея, Аселла, а также Павла с ее дочерьми: Блезиллой, Евстохией, Павлиной, Руфиной; к последней семье блаженный Иероним был особенно расположен. Благотворное влияние блаженного Иеронима на связанных расположением к нему благородных и знатных женщин Рима было особенно важно ввиду крайнего упадка нравов того времени: он давал пример лучшей христианской жизни, которая сама за себя свидетельствовала; руководство блаженного Иеронима кружком преданных ему лиц заключалось в том, что он читал и объяснял им Священное Писание, стараясь склонить их к решимости вести аскетический образ жизни, сохраняя девство или вдовство.

В 384 году умер высокий покровитель блаженного Иеронима, папа Дамас; его место занял Сириций — человек не столь просвещенный и неодобрительно относившийся к деятельности блаженного Иеронима. Язык клеветников уже ничем более не сдерживался, так что блаженный отец, месяцев через семь после кончины Дамаса и после своего трехлетнего пребывания в Риме, принужден был оставить последний. Он удалился из него вместе со своим юным братом Павлинианом и с пресвитером Винцетием. Простившись с друзьями, провожавшими его до пристани, блаженный Иероним с тоскою в душе взошел на корабль, чтобы уже навсегда покинуть «вечный город». Единственным утешением при этом скорбном расставании блаженному Иерониму служила та мысль, что «если ему и суждено было сносить позор ложного обвинения, то он познал, что через худую молву и достигается Царство Небесное»… «и пред судилищем Христовым обнаружится, как каждый жил».

Блаженный Иероним покинул Рим с намерением посетить Святую землю. На пути туда он, между прочим, останавливался на острове Кипре, где гостил у епископа Саламинского святаго Епифания, и в Антиохии, под радушным кровом епископа Павлина. Здесь в Антиохии к блаженному Иерониму присоединились Павла и Евстохия, порвавшие все связи с родным Римом ради благочестия. Из Антиохии паломники во Святую землю — Павла и Евстохия в сопровождении молодых девственниц и Иероним с Винцетием, Павлинианом и немногочисленной группой монахов — отправились вместе. Они посетили башню святаго Пророка Илии в Сарепте^[94] и лобызали песок на том месте в Тире, где преклонял колена святый Апостол Павел^[95]; в Кесарии они осматривали дом сотника Корнилия^[96] и небольшие комнатки в доме «благовестника» Филиппа, где некогда, во дни святых апостолов, жили его четыре дочери-девственницы^[97]. В Иерусалиме паломники с благоговением лобызали Крест Христа, Его Гроб, столп бичевания; они посетили и все места Иерусалима, освященные воспоминанием о Господе Иисусе Христе. Из Иерусалима, миновав гробницу Рахили^[98], паломники прибыли в Вифлеем^[99]. Здесь на месте рождения Христа Спасителя Павла в священном восторге воскликнула:

— Достойна ли я, жалкая грешница, поцеловать ясли, в которых плакал Господь, будучи малым ребенком? Молиться в пещере, в которой Дева Мария родила Младенца — Христа? Это родина моего Господа, Здесь я буду жить, так как Спаситель избрал ее.

После Вифлеема паломники, посетив часовню «Ангела благовестника пастухам» направились к Мертвому морю^[100] чрез Газу и Хеврон; затем, побывав на Иордане, через Вефиль, Силом и Назарет^[101], они достигли моря Галилейского^[102] и горы Фавора^[103]. Из Палестины паломники отправились в Египет^[104], где целый месяц пробыли в Александрии^[105]; здесь блаженный Иероним слушал знаменитого по своим знаниям Св. Писания учителя александрийской огласительной школы слепца Дидима, преемника по кафедре Оригена^[106]. Когда путники прибыли в Нитрийскую пустыню^[107], их встретил епископ Исидор с «бесчисленными толпами монахов». После общения с нитрийскими пустынниками паломники осенью 386 года возвратились в Вифлеем.

Для жительства паломников, решивших остаться в Вифлееме, Павлой предпринята была постройка монастырей — женского и мужского; в последнем настоятелем был блаженный Иероним; Павлой затем построено было еще два женских монастыря. Стройка продолжалась около трех лет; все это время Павла с девственницами и блаженный Иероним с монахами прожили в малоудобных помещениях. Кроме монастырей, Павла выстроила странноприимный дом, где при посещениях Вифлеема находили бесплатный приют паломники, в большом числе стекавшиеся во Святую землю даже из таких отдаленных мест христианского мира как Галлия, Британия, Армения, Понт, Ефиопия и Индия. Странноприимный дом был открыт для всех паломников, исключая еретиков; «Иосиф и Мария, — говорит блаженный Иероним, — если бы опять пришли в Вифлеем, вновь не оказались бы без места». Широкая и щедрая благотворительность истощила, наконец, и богатые личные средства Павлы, так что блаженный Иероним в делах поддержки монастыря вынужден был отправить в Далмацию своего брата Павлиниана с поручением продать его личное наследство. Сам блаженный Иероним жил в пещере, находившейся по соседству с пещерой Рождества Христова. Пищей ему служил хлеб со съедобными травами, а питьем — вода; да и эту скудную пищу блаженный отец в постные дни вкушал лишь по закате солнца. Он руководил иноками своего монастыря, надзирая в то же время за благочестивыми упражнениями и занятиями Павлы и Евстохии, причем настойчивые расспросы последних о тех или других малопонятных местах священного Писания ставили в большое затруднение его самого. Часть трудового дня блаженный Иероним уделял еще на преподавание мальчикам. Но главным занятием его, как и прежде, было изучение Св. Писания и переписка. Сульпиций Север^[108], проживший с блаженным Иеронимом в его пещере шесть месяцев, свидетельствует, что блаженный отец всегда был занят чтением или письмом, почти не пользуясь отдыхом не только днем, но и ночью. Здесь, в пещере, блаженный Иероним собрал себе, не жалея средств, обширную библиотеку главным образом из трудов Оригена, Дидима, Иринея и Евсевия Кесарийского. В связи с главным занятием блаженного Иеронима по изучению и истолкованию Священного Писания стоит его занятие еврейским языком, которое он продолжал и в Вифлееме: эти занятия он вел то с раввином Вараниной, то с раввином из Лидды или Тивериады, причем последний брал за свои уроки высокую плату. Блаженного Иеронима при изучении еврейского языка воодушевляло, кроме стремления ознакомиться с подлинным языком ветхозаветных священных книг, желание опровергнуть насмешки над христианами Иудеев: последние указывали, что тексты Писания, на которые ссылаются христиане, имеют будто бы другое значение в подлиннике.

Время пребывания блаженного Иеронима в Вифлееме было временем расцвета его литературной деятельности. Особенно это нужно сказать про первые десять лет. Затем приступы горячки, страх общественных бедствий, охвативший весь Восток, трепетавший в ожидании нашествия Гуннов^[109], нарушили мирное пребывание блаженного Иеронима в Вифлееме. Но особенно много огорчений доставила ему его полемика, от которой он не мог отказаться и здесь, в вифлеемском удалении от мира, и которую он вел с большим подъемом чувства. Блаженный Иероним или обличал лиц, высказывавших взгляды, несогласные с учением Церкви, или защищал свои воззрения в случае нападок на них со стороны лиц, расходившихся с мнением блаженного отца по известному церковному вопросу. Так, блаженный Иероним выступил с тремя обличительными книгами против одного свободомыслящего инока Иовиниана; он указывал на следующие заблуждения в учении последнего: 1) что девство, вдовство и брак сами по себе одинаково безразличны и одинаково приятны Богу; 2) что истинно возродившиеся в водах Крещения могут быть безгрешны; 3) что пост и соединенное с благодарением Бога пользование пищей имеют одинаковое нравственное достоинство. В 399 году блаженный Иероним был вовлечен в знаменитый спор об Оригене, продолжавшийся около пяти лет. Во время этого спора, доставившего чрезвычайные неприятности блаженному Иерониму, он из прежнего почитателя знаменитого Александрийского учителя обратился в горячего обличителя его заблуждений; спор этот вызвал окончательный разрыв между блаженным Иеронимом и Руфином, некогда друзьями. Более успешна была, тоже доставившая немало огорчения блаженному Иерониму, переписка его с блаженным Августином: Иероним убедил Августина отказаться от его ошибочного мнения, по которому он считал ненужным перевод Священного Писания с еврейского языка ввиду существования перевода 70 толковников. С другой стороны, блаженный Августин убедил блаженного Иеронима молчаливо отказаться от его толкования 11—15 ст. 2 главы послания к Галатам, где блаженный Иероним представлял действие верховных апостолов в свете неискренности, унижавшей их высокое достоинство и колебавшей авторитет Священного Писания.

Блаженный Иероним был по преимуществу человек науки и оставил после себя богатое наследие в виде своих литературных произведений. По предмету и характеру своему эти сочинения могут быть разделены на четыре вида: 1) догматико-полемические; 2) нравственно-аскетические; 3) труды по истолкованию Священного Писания и 4) труды исторические.

К догматико-полемическим относятся: «Разговор против Пелагиан»^[110] (написан в конце 415 г.); «Книга против Гельвидия о приснодевстве блаженной Марии» (в Риме, в 383 г.); «Против Иовиниана» (в Вифлееме, в 392 г.) и «Против Вигилянция»^[111]. Немало произведений этого рода было вызвано и оригенистическими спорами: «Послание к Феофилу Александрийскому», «Против Иерусалимского епископа Иоанна»^[112] (398—399 гг.). «Две книги апологии^[113] против книг Руфина» (402 г.), «Третья книга, или последний ответ на писания Руфина» (402 г.). Вынужденное участие блаженного Иеронима в распрях, вызванных расколом в Антиохийской церкви, было причиной появления книги: «Спор православного с люциферианином» (в 379 г. в Антиохии). — Из переводных чисто догматических трудов замечательны переводы блаженного Иеронима: сочинения Оригена «О началах» (399 г.) и сочинения Дидима «О Святом Духе».

Нравственно-аскетическая деятельность блаженного Иеронима нашла свое выражение главным образом в его письмах; из них сохранилось бесспорно подлинных 120. Особенно поучительны следующие письма блаженного отца: 14-ое к Илиодору, с восхвалением отшельнической жизни; 22-ое к Евстохии о сохранении обета девства; 52-ое к Непоциану о добродетелях монашествующих в связи с изображением идеала пастырского служения; 58-ое к Павлину с наставлениями монаху. Сюда же можно отнести и составленные блаженным Иеронимом описания жизни подвижников: Павла фивейского (376 г.), Малха-монаха и святаго Илариона (оба написаны около 379 г.); 103-е письмо к Евстохии содержит биографию Павлы — вифлеемской сподвижницы Иеронима.

Но поистине бессмертную заслугу пред христианским миром блаженный Иероним стяжал себе трудами, относящимися к излюбленной им области изучения Священного Писания. Труды этого рода блаженного Иеронима можно разделить на: 1) исагогические, 2) филологические и 3) экзегетические. К исагогическим относятся следующие произведения блаженного Иеронима: 1) «Об еврейских именах», — сочинение это, составленное под влиянием Иосифа Флавия, Филона и Оригена, содержит объяснение в мистико-аллегорическом духе различных собственных имен, встречающихся в ветхозаветных и новозаветных книгах Священного Писания и расположенных в алфавитном порядке. В 380 г. блаженный Иероним написал сочинение под заглавием: «Книга о положении и именах еврейских мест», сочинение весьма важное для изучения топографии и археологии Палестины. «Еврейские вопросы на книгу Бытия», — другое произведение блаженного Иеронима рассматриваемого рода, представляет собою критические замечания на труднейшие места книги Бытия, сделанные на основании сравнительного изучения текстов «италийского», еврейского и греческого 70 толковников. — Филологический характер носят следующие произведения, принадлежащие перу блаженного Иеронима: исправление по существующим в его время редакциям перевода LXX, так называемого «италийского», латинского перевода Библии, широко распространенного в Латинской Церкви, но заключавшего массу погрешностей. Блаженный Иероним приступил к этой работе в 383 г. по поручению папы Дамаса; прежде всего он занялся исправлением Четвероевангелия и остальных книг Нового Завета; из ветхозаветных книг им была исправлена Псалтирь. Псалтирь, по распоряжению папы Дамаса, тотчас была введена в Богослужебную практику и стала называться «Римским Псалтирем»^[114]. Книги новозаветные, исправленные блаженным Иеронимом, и доселе входят в состав Библии, употребляемой во всей Западной католической Церкви. Уже во время жизни в Вифлееме блаженный Иероним докончил исправление «италийского текста» и для книг Ветхого Завета, причем эту работу он опять начал с Псалтири, которую он исправил по Оригеновым гекзаплам. Манускрипт последних им найден был в Кесарии, где жил Ориген в III в.^[115] Эта Псалтирь известна под именем «Галльской Псалтири», потому что вошла в употребление прежде всего в Галльской Церкви и потом была принята во всей Западной Церкви. Тем же порядком блаженный Иероним исправил и все остальные книги Ветхого Завета, но этот труд «по лукавству одного человека», как говорит сам блаженный отец, пропал бесследно, за исключением книги Иова.

Будучи знатоком еврейского, «халдейского», латинского и греческого языков и имея под руками такое важное пособие как гекзаплы Оригена, блаженный Иероним предпринял самостоятельный латинский перевод всех священных книг Ветхого Завета с их оригинального языка; он желал уничтожить недостатки италийского текста. К работе блаженный Иероним приступил около 390 года, а окончил ее в 405 году, когда оказался переведенным весь Ветхий Завет, за исключением неканонических книг — Варуха, 1 и 2 Маккавейской и Премудрости Иисуса Сына Сирахова. Почти все Книги переведены с еврейского подлинника; только Товит и Иудифь переведены с «халдейского языка», да некоторые части Книг Есфири и Даниила с греческого. Перевод блаженного Иеронима не чужд недостатков, потому что велся чрезвычайно поспешно: например, Книга Товит переведена в один день, Книги Соломоновы в три дня, но и при своих недостатках перевод блаженного Иеронима до сих пор не имеет равных по красоте, выразительности и точности изложения. И неудивительно поэтому, что при Григории Великом^[116] перевод вошел во всеобщее употребление в Латинской Церкви, а с XIII в. сделался известным под именем Вульгаты, то есть перевода, распространенного среди всего народа.

Экзегетические труды блаженного Иеронима распадаются на переводные (переводы гомилий Оригена — 14 на Пророка Иеремию, 14 на Иезекииля, 2 на Песнь Песней, 39 на Евангелиста Луку) и его собственные; к последним относятся: толкование на Евангелие Матфея (398 г.), на послания Ап. Павла к Галатам, Ефесянам, Титу и Филимону, а также — толкование на Апокалипсис. Много отдельных толкований разбросано по его письмам. Толкования блаженного Иеронима по большей части являются филологическими объяснениями, которые нередко переходят в беседы мистико-аллегорического характера; они ценны еще и в том отношении, что среди объяснений сохранились отрывки из утраченных теперь произведений Оригена, Аполлинария и Дидима.

Исторические труды блаженного Иеронима исчерпываются следующими: переводом «Хроники Евсевия Кесарийского» на латинский язык с ее незначительной переработкой и продолжением до 378 г. и — «Каталогом о знаменитых мужах». При ограниченности исторического материала, сохраненного древностью, первый труд имеет немаловажное значение. Последний труд, составленный главным образом на основании сочинений Евсевия Кесарийского, дает последовательный исторический обзор всей христианской литературы, оканчивая 14-м годом правления Феодосия Младшего. Наряду со сведениями о сочинениях помещаются и биографии самих писателей: главное внимание в этом обзоре блаженный Иероним уделяет экзегетическим трудам, среди которых он поместил и свои собственные.

Блаженному Иерониму пришлось быть современником падения Рима под ударами готских полчищ Алариха (в 410 г.). «Вечный город», в течение многих веков бывший живым олицетворением государственного могущества, явился местом «ужаса, смятения, голода и бедственности, пожара и кровопролития». Его «блистательные церкви превратились в пепел и мусор». В эти ужасные дни в Риме погибли близкие блаженному Иерониму лица: Марцеллина и Паммахий. Когда весть о падении Рима достигла блаженного Иеронима, она произвела на него впечатление неожиданно разразившегося грома и преисполнила его великой скорбью; последняя нашла свой отголосок в его письмах. «Кто бы поверил тому, — спрашивал он, — чтобы Рим, основанный на триумфах над всем миром, мог подвергнуться разрушению? Чтобы он, матерь народов, мог также сделаться их гробницей? Чтобы все страны Востока, Египта, Африки наполнились толпами юношей и дев прежнего владыки мира? Чтобы священному городу Вифлеему пришлось изо дня в день видеть, как блистательные лица обоего пола, некогда жившие в избытке и роскоши, стремились к его стенам в качестве нищих?» Блаженный Иероним, не будучи в состоянии помочь им, разделял постигшее их горе, проливая вместе с ними слезы. Но эти слезы были облегчением по сравнению с теми, какие исторгались из его глаз, когда он впервые получил весть о взятии Рима и сопровождавших это мировое событие ужасах: «Мой голос, — говорит он в письме Принципии по поводу смерти ее матери Марцеллы, — подавлен, и рыдания затрудняют мне диктовать слова. Взять город, который сам некогда взял весь мир; мало того, он погиб от голода, прежде чем пал от меча, и едва несколько человек найдено было для того, чтобы взять их в плен. Ярость голодных переходила в гнусное людоедство: люди отрывали друга у друга члены, мать не щадила своего грудного ребенка». В 411 году престарелого подвижника постигло новое испытание: самый Вифлеем трепетал от ужаса, вызванного диким набегом бедуинов-арабов, и лишь милость Божия спасла общину блаженного Иеронима от разорения. Так среди бедствий, пережив всех своих друзей, оканчивал в печальном одиночестве свои дни блаженный Иероним. Самый внешний вид его свидетельствовал о перенесенных им подвигах, лишениях и утратах: уже давно седые волосы обрамляли чело, изборожденное глубокими морщинами; слабые, впалые глаза и бледное изможденное лицо носили следы многих слез. Единственный светлый луч, скрасивший сумрачную старость блаженного Иеронима, было поселение в Вифлееме младшей Павлы, внуки Павлы, и — Альбины, христианской жены языческого жреца, с дочерью Меланией. Они, вероятно, и закрыли глаза умиравшего старца. Год смерти блаженного Иеронима точно неизвестен. Сохранилось, впрочем, свидетельство Проспера Аквитанского, которое говорит, что блаженный Иероним скончался 30 сентября 420 года. Вероятно, он отошел в вечность после довольно продолжительной и тяжкой болезни^[117]; погребен был близ Павлы и Евстохии в пещере, соседней к месту Рождества Христова. В 642 году мощи блаженного Иеронима были перенесены из Вифлеема в Рим и положены в церкви Божией Матери в Маджиоре; где ныне они, — неизвестно. Сохранилась лишь честна́я рука, которая находится в Риме в церкви его имени близ площади Фарнезе.

---

В тот же день память иже во святых отца нашего Ионы, митрополита Московского и всея России, чудотворца.

---

В тот же день перенесение мощей преподобного Феодора Сикеота, — епископа Анастасиупольского (житие его см. под 22 апреля).

---

В тот же день память иже во святых святителя Михаила, первого митрополита Киевского и всея Руси, чудотворца (992 г.). Житие его см. под 30 сентября.

---

1. См.: Кн. Исход, гл. 3, 1 Кн. Царств, гл. 16.
2. † 954 г. до Р. Хр.
3. 953—931 гг. до Р. Хр.
4. 954—937 гг. до Р. Хр.
5. 3 Кн. Царств, гл. 12.
6. Кн. Исх., гл. 32.
7. 3 Кн. Царств, гл. 12, ст. 25—33.
8. 809—758 гг. до Р. Хр.
9. 789—737 гг. до Р. Хр.
10. Т. е. прокаженным.
11. Иудейский историк Иосиф Флавий († — II в. по Р. Хр.), между прочим, сообщает, что землетрясением на западе от храма была отторгнута половина горы, которая, катясь к востоку на протяжении 4 стадий, засыпала на своем пути царские сады.
12. Сикоморы, или сикомор, — смоковничное дерево, по плодам принадлежащее к смоковничьим низшего сорта.
13. Сравн.: Кн. прор. Амоса, гл. 7, ст. 12—17.
14. Около 783 г. до Р. Хр.
15. Киликия — в древности юго-восточная область Малой Азии, получившая, вероятно, свое название от семитического племени Киликов и своим плодородием рано привлекавшая греческих поселенцев.
16. Δοῦλος, по греч. значит раб.
17. Нотарий — чиновник, на обязанности которого, между прочим, было следить за точным исполнением законов в судах; а младшие нотарии вели переписку по таким делам.
18. Т. е. до самого округа киликийского приморского города Зефирии.
19. Преториада — собственно одно из местечек Киликии, недалеко от города Зефирии.
20. Псал. 80, ст. 11.
21. Еванг. от Матф., гл. 10, ст. 19.
22. 2 Посл. к Тимофею, гл. 2, ст. 5.
23. Аполлон, по греч. мифологии, бог света, и именно — солнечного света, со всеми его благодетельными и вредными влияниями.
24. Слово Аполлон происходит от греческого глагола: ἀπόλλυμι, что значит: губить, умерщвлять.
25. Дафна, по греч. мифологии, — дочь речного бога Ладона и Геи (земли), одновременно любимая и Аполлоном, и Левкиппом. Последний, переодетый девушкой, следовал за Дафной в числе ее подруг, но был убит Аполлоном. Тогда мать Дафны, Гея, превратила ее в лавровое дерево.
26. Геркулес, или Ираклий, Гераклий — национальный греч. герой, — считался у древних идеалом физической силы и мощи.
27. Литр — равнялся нашим 72 золотникам. Следовательно, на шее мученика висела тяжесть более, чем в 5 пудов.
28. Псал. 128, ст. 3.
29. Афродита — греческое название Венеры — богини любви. Празднества в честь ее, так назыв. Афродизии, устраивались во многих местах Греции и Малой Азии.
30. Артемида — по греч. мифологии, дочь Зевса и Леты, — была богиней света и Луны, почему ей, как богине света, давали в атрибуты лук и стрелы, а как богине ночи — факел.
31. По греч. мифологии, родители Париса оставили его, еще ребенком, на произвол судьбы. Но его воспитали в своей среде пастухи. Однажды к нему пришли три богини — Афродита, Гера и Афина — и просили его разрешить их спор: кто из них прекраснее. Парис нашел красивейшею из них Афродиту.
32. 1 Посл. к Коринф., гл. 2, ст. 11.
33. Посл. к Римл., гл. 5, ст. 13.
34. 2 Посл. к Коринф., гл. 5, ст. 10.
35. Тарс — главный город Киликии, малоазийской области; в христианской Церкви особенно известен как родина св. Апостола Павла (Деян. 22, 3).
36. На наши меры поприще равно приблизительно 690 саженям.
37. Комментарисий — начальник над тюрьмами.
38. Киновия — (происходит от греч. κοίνος — общий и βίος — жизнь) общее название всех общежительных монастырей, т. е. — тех, где братия не только стол, но и все необходимое вообще для жизни получают от монастыря, по распоряжению настоятеля, а с своей стороны весь свой труд и плату за него представляют на общую потребу монастыря.
39. Параекклисиарх — пономарь, зажигающий в церкви светильники.
40. Авва — отец, так на Востоке называли настоятелей общежительных монастырей.
41. Било (от слова бить) — деревянная или металлическая доска, в которую ударяют или бьют, чтобы звуком или стуком созывать верующих в храм на Богослужение. У нас била заменены колоколами, но в Греции они существуют до сих пор, особенно там, где много Турок, которые не допускают употребления колоколов.
42. Лавра — собственно часть города, обнесенная стеной. Но еще с самого древнего времени название это применялось к многолюдным и важным монастырям. Впервые лаврами такие монастыри стали называться в Палестине, где монахи вынуждены были собираться в возможно большем числе и огораживать свои жилища стенами, из опасения нападений со стороны разных кочевников и особенно бедуинов.
43. Сандалии — род обуви у древних Греков и Римлян. Делались они из войлока, кожи, пробки и даже дерева и были похожи на наши туфли; но отличительной особенностью их была ременная перетяжка, которая обхватывала ступню поперек ножных пальцев; к ней прикреплялся ремень, проходивший между большим и вторым пальцами.
44. Император Диоклетиан царствовал с 284 г. по 305 г.
45. Кн. Быт., гл. 1, ст. 2—4.
46. Зевс, или Дий, — верховный бог древнегреческой религии.
47. Геркулес, или Геракл, — национальный древнегреческий герой. Геркулесу усвоялась большая физическая сила.
48. Юнона считалась у древних Греков и Римлян богиней-покровительницей семейной жизни.
49. Минерва, или Афина, — богиня мудрости.
50. Веста, или Гестия, — богиня-покровительница семейного очага и жертвенного огня.
51. Аполлон с греч. — губитель; у древних греков считался охранителем светлых сил и победителем темных.
52. Деян. Апост., гл. 17, ст. 28.
53. Кн. Прор Исаии, гл. 6, ст. 3.
54. Товит — благочестивый Израильтянин, бывший со своим семейством в плену, в Ниневии, при царе Ассирийском Сеннахериме. Историю исцеления его от слепоты можно читать в библейской книге его имени.
55. Еванг. от Иоан., гл. 9, ст. 6—7.
56. Илия — славнейший из ветхозаветных Пророков, грозный обличитель нечестия и идолопоклонства во времена нечестивого царя израильского Ахава и его жены Иезавели. За свою ревность о славе Имени Божия Илия был взят живым на Небо (4 Кн. Цар., гл. 2, ст. 1—15). История его жизни и деятельности изложена в конце 3 и нач. 4 кн. Царств. — Память его празднуется св. Церковию 20-го июля.
57. 3 Кн. Цар., гл. 17, ст. 4.
58. Кн. Прор. Дан., гл. 3.
59. Кн. Прор. Дан., гл. 13.
60. Еванг. от Луки, гл. 1, ст. 68.
61. Псал. 16, ст. 3.
62. Кончина святых мучеников последовала ок. 303 г. Мощи святаго мученика Вита одно время находились в Париже (в Сен-Дени), потом были перенесены в Корвей, в Вестфалии; ныне показываются в Праге.
63. Местоположение города трудно определить более точно, так как он был разрушен Готами уже во дни блаженного Иеронима.
64. Исследователи, занимавшиеся разрешением этого вопроса, указывают различные хронологические даты рождения блаженного Иеронима: 331 г., 342 г. и 346 г.
65. Т. е. были рабами, а затем получили свободу. О богатстве родителей блаженного Иеронима говорит то обстоятельство, что он был в состоянии совершать большие путешествия по Европе и Сирии, имея при себе библиотеку избранных писателей: на все это, конечно, требовались значительные денежные средства.
66. Катакомбы (catacumbae) — подземные ходы и пещеры, расположенные неправильною сетью: известны катакомбы близ Рима, в Неаполе, Сиракузах и на острове Мальте. Катакомбы в окрестностях Рима особенно обширны, так что если бы была возможность вытянуть их по одной прямой линии, то длина последней равнялась бы длине итальянского полуострова. Катакомбы служили для христиан первых веков тайным местом богослужебных собраний и местом погребения умерших: предполагают, что для этой цели христиане воспользовались старыми заброшенными подземными ходами, образовавшимися при добывании горшечной глины: христиане лишь продолжили и расширили их.
67. В то время существовал обычай откладывать Крещение — в большинстве случаев из желания загладить Крещением грехи предыдущей жизни и отчасти из опасения, как бы не нарушить обетов Крещения в ранние годы, когда воля еще не окрепла и человек восприимчив к греховным соблазнам.
68. Либерий занимал кафедру епископа Римского в 352—356 гг.
69. Аквилея — в описываемое время большой и знаменитый город Северной Италии, соединительный пункт дорог, ведущих в Паннонию, Норикум, Истрию, Далмацию.
70. Вскоре после окончания образования в Риме им было написано толкование на кн. Пророка Авдия.
71. Епископ Лаодикийский Аполлинарий, не ограничиваясь отрицанием арианских положений в учении о Сыне Божием (об арианстве см. ниже), стремился утвердить положения им противоположные; это стремление и привело его к ереси. Так, в противоположность особенному ударению ариан, какое они, в зависимости от своего учения о Сыне Божием как тварном существе, делали на признании во Христе всецело человеческой природы, Аполлинарий уничтожал человеческую личность в Господе Иисусе. С психологической точки зрения ему казалось невероятным учение Никейского символа, что во Христе соединились совершенное Божество и совершенное человечество: он рассуждал, что две сущности, с сохранением всех своих свойств, никогда не могут соединиться в одну. Немыслимой представлялась ему идея Богочеловечества и со стороны догматической: с полным человечеством связан грех, если же мыслить грех во Христе, хотя бы как и возможность, то дело искупления для него уже становится невыполнимым. Поэтому Аполлинарий, следуя греческому философу Платону в делении природы человека на тело, животную или жизненную душу (ψυχή) и духовную душу, дух (νους), полагал, что Христос, восприняв при воплощении тело и душу человеческую, не воспринял отличительной части человеческого существа, — человеческого духа, так как последний необходимо предполагает свободу, а с нею и наклонность ко греху; духа человеческого, по мысли Аполлинария, во Христе заменил Божественный Логос, господствовавший над всеми злыми влечениями животной души. Аполлинарий умер в 390 году. Ересь Аполлинария осуждена Собором Александрийским 362 года. В 375 году, когда Аполлинарий, отделившись от церкви, начал образовывать свою секту, он был осужден Собором в Риме; последнее осуждение повторено Вторым Вселенским Собором.
72. Арий — еретик (ум. 336 г.), богохульно утверждавший, что Господь наш Иисус Христос, Сын Божий — не Бог, Отцу единосущный, а Существо сотворенное, а потому невечное, хотя и совершеннейшее из всех созданных существ. Эта ересь, известная в истории Христианской церкви под именем арианской, была осуждена на Первом Вселенском Соборе (325 г.) в Никее, отцы которого так изложили православное учение о единосущии Сына Божия с Богом Отцем: «веруем… во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца, т. е. из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, чрез Которого (Сына) все произошло, как на небе, так и на земле»; самая же ересь отцами Собора была предана проклятию. Но Никейский символ не положил конца церковной смуте, вызванной арианством: арианствующие епископы, присутствовавшие на Соборе в значительном числе, скрепили соборное вероопределение своими подписями единственно из-за страха пред государственной властью, разделявшей убеждения православных членов Собора; сумев же, вскоре по окончании Собора, привлечь государственную власть на свою сторону, руководители ариан, при ее поддержке, вступили в ожесточенную борьбу с защитниками правой веры, в половине IV века они одержали почти полную внешнюю победу над своими противниками, объединившимися под священной хоругвью Никейского символа.
73. См. предыдущее примечание.
74. Память св. Евстафия — 21 февраля; под этим числом в Минеях положено ему и житие.
75. Т. е. разделявший еретическое заблуждение Аполлинария Лаодикийского, см. стр. 364-ую, прим. 2-е.
76. Причем это слово понималось в смысле сущности — усии.
77. Т. е. сущность.
78. Т. е. Лица.
79. «Как западные так и мы, — говорит святый Григорий Богослов (см. об нем ниже), — благочестиво объявляем, что существует одна сущность и три ипостаси, но так как скудость их азбуки не дает отдельного выражения для усия и ипостась, то они принуждены вводить слово просопон (лицо), чтобы не казаться признающими трисущность. Может ли быть что-либо более смешным или жалким, чем делать это предметом спора?».
80. Дамас занимал кафедру епископа Римского в 366—384 гг.
81. Т. е. на сторонников епископов Мелетия, Павлина и Виталия.
82. Св. Григорий Богослов — великий отец церкви и вселенский учитель — родился около 329 г. в Арианзе (местечко к югу от Назианза, незначительного городка Каппадокии). В раннем детстве св. Григорий видел сон, поразивший его и предуказывавший ему путь последующей жизни: целомудрие и чистота в образе прекрасных дев явились ему, приглашая следовать за собою. Среднее образование св. Григорий получил в Кесарии каппадокийской, где и встретился впервые с Василием Великим. После этого, в целях довершения образования, он предпринял путешествие в Кесарию палестинскую, Александрию и Афины. Время пребывания в Афинах, довольно продолжительное, навсегда оставило в душе св. Григория лучшие воспоминания; здесь он подружился с Василием Великим, причем два друга «знали лишь два пути — в школу и христианскую церковь»; здесь же он познакомился с будущим императором Юлианом, приобретшим впоследствии печальную известность своим отступничеством от христианства. Юлиан произвел на св. Григория отталкивающее впечатление. Около 357 года с печалью покинул св. Григорий «золотые Афины», чрез Константинополь прибыл на родину, где и принял Крещение. В 359 г. в день Рождества Христова Григорий неожиданно для него был посвящен во пресвитера своим отцом, Григорием старшим, еп. Назианза. Когда отец Григория Богослова по простоте подписал полуарианский символ и тем возбудил против себя православную паству, св. Григорий примирил ее с епископом. Между тем Василий Великий, уже еп. Кесарийский, едва не насильно посвятил своего друга Григория во епископа для местечка Сасим. Но св. Григорий в сане епископа остался при своем престарелом отце в качестве его викария и помощника до самой его смерти, последовавшей в 373 г. или начале 374 г. Вскоре скончалась и мать св. Григория — Нонна; брат и сестра умерли ранее. Тогда св. Григорий удалился в Селевкию в монастырь св. Феклы, стремясь к подвижничеству, от которого ранее его отдаляли обязанности по отношению к родным. Из Селевкии св. Григорий был вызван православными в Константинополь для защиты Православия, гонимого арианами. В мае 381 г., когда по воле императора Феодосия был созван Второй Вселенский Собор, св. Григорий, согласно желанию императора и народа, был избран на праздную кафедру константинопольского епископа; отцы Собора утвердили это избрание. Вскоре скончался председатель Собора Мелетий Антиохийский, и его место, естественно, занял вновь избранный епископ столицы, т. е. св. Григорий. Несогласия между ним и отцами Собора — главным образом в взгляде на те меры, какими следует прекратить мелетианский раскол в Антиохии, заставили св. Григория удалиться на родину, где он проводил время в уединении, занимаясь литературными трудами; здесь он и скончался в 389 г. После себя св. Григорий оставил значительное число сочинений: 45 слов, 243 письма и собрание стихотворений. Слова и некоторые письма св. Григория имели большое влияние на выяснение православного учения о Пресв. Троице и о Лице Господа Иисуса Христа.
83. В 381 году при императоре Феодосии Великом.
84. Как поставленный западным епископом (Люцифером, еп. с острова Сардинии), Павлин всегда находился в связи с Западом. Поэтому, когда на Соборе зашла, по смерти Мелетия, речь о его преемнике, то отцы Собора избрали не Павлина, поддерживаемого Западом, а пресвитера Антиохийской церкви Флавиана, ибо, — справедливо говорили они, — «в делах Восточной Церкви должен быть господином Восток, а не Запад».
85. Св. Епифаний, сын бедного еврейского земледельца в палестинском Елевферопольском округе, десятилетним сиротой был усыновлен заменившим ему отца еврейским законоучителем Трифоном. По смерти последнего Епифаний, наставленный в христианской вере и крещенный иноком Лукианом, вступил на путь иноческой жизни, которую он начал в Египте. По возвращении отсюда основал на родине монастырь, пользуясь руководством св. Илариона Палестинского. Здесь св. Епифаний вел борьбу с арианами, предпринимал путешествие на Восток для обращения огнепоклонников-персов. По указанию свыше уже шестидесятилетним старцем он был избран в епископа города Саламина — митрополии всего острова Кипра. 36 лет управлял св. Епифаний Церковию, путешествуя в это время в Иерусалим, Рим и Константинополь. Скончался на 96 году жизни в 403 г. Погребен в Кипре 12 мая, когда св. Церковь и совершает ему память. Славный даром чудотворений и пророчества, св. Епифаний славен как учитель и защитник Православия. От него остались сочинения, из которых главными являются Анкорат (Якорь) и Панарий (домашняя аптека). «Анкорат» излагает учение о единосущии Божественных Лиц, о воплощении Христовом, о воскресении мертвых, о вечной жизни и суде с опровержением различного рода еретических возражений. Панарий содержит историю и опровержение ересей: 20-ти, предшествовавших Рождеству Христову и 80-ти — времен христианских. Для истории ересей эти сочинения святаго Епифания всегда будут иметь значение одного из важнейших первоисточников.
86. Ориген — знаменитый учитель Александрийской Церкви, чудо своего века по уму и глубине учености. Многие замечательнейшие из Отцев Церкви с глубоким уважением относились к богословским трудам и заслугам Оригена; но впоследствии он, еще при своей жизни, был осужден как еретик на двух местных Александрийских Соборах и по кончине — на Константинопольском Соборе 543 года. Не высказывая своих неправославных мнений как непреложные истины, Ориген, тем не менее, неправо мыслил о многих истинах вероучения христианской Церкви, почему некоторые считали сомнительною твердость его в главнейших христианских догматах. Развивая неправославное учение о предсуществовании душ, он неправо мыслил о Христе, полагая, что Бог создал определенное число духовных существ равного достоинства, способных уразумевать Божество и уподобляться Ему; один из этих сотворенных духов с такою пламенною любовью устремился к Божеству, что неразрывно соединился с Божественным Словом или стал Его тварным носителем; это, по мнению Оригена, и есть та человеческая душа, посредством которой Бог-Слово мог воплотиться на земле, так как непосредственное воплощение Божества, по его ошибочному мнению, немыслимо. Держась еретического воззрения на воплощение Бога-Слова и сотворение мира и человека, Ориген в неправославном смысле понимал и смерть Христову, представляя ее чем-то повторяемым духовно в духовном мире и имеющим там действие на освобождение Ангелов и приписывая в деле спасения слишком много действию обыкновенных сил, коими одарена наша природа. Неправо мыслил Ориген и в некоторых пунктах своего учения о воскресении и будущей жизни, напр. о том, что диавол может спастись, и в толковании Св. Писания слишком многое преувеличенно понимал в таинственном смысле, в ущерб историческому смыслу Писания. Но, во всяком случае, заслуги Оригена пред Церковию более значительны и покрывают его заблуждения. В своих школах он воспитал многих замечательных Отцов и учителей Церкви, из которых некоторые ему обязаны своим обращением из язычества в христианскую веру, с которой он хотел согласовать знание и философию. Особенно замечательны его труды по изучению св. Писания — истолкованию, а главное, — по восстановлению и очищению подлинного текста; замечательны и сочинения Оригена, направленные к защите христианства против его врагов и еретиков. — В гонение Декия Ориген удостоился славы мужественного исповедника Христова, скончался семидесятилетним старцем в Тире в 254 году.
87. Так, например, сделанный блаженным Иеронимом по поручению папы Дамаса необходимый и полезный пересмотр латинского перевода книг Св. Писания возбудил ожесточенную вражду, потому что он лишал христиан многих привычных и любимых изречений Св. Писания, которые хотя и были ошибочно выражены по сравнению с подлинным языком св. книг, но вследствие долгого употребления сделались дорогими.
88. Так упрекал впоследствии блаженного Иеронима за злополучное письмо его бывший друг Руфин.
89. Т. е. человек благородного происхождения.
90. Знаменитый отец Западной Церкви († 430 г.).
91. Секретарь при дворе государя.
92. Впоследствии, по желанию императора Гонория, Марцеллин председательствовал на Карфагенском Соборе 410 г., созванном для примирения донатистов с православными.
93. См.: Кн. Прор. Даниила, гл. 1.
94. 3 Кн. Царств, гл. 17, ст. 9.
95. Деян. Апост., гл. 21, ст. 3—5.
96. Деян. Апост., гл. 10.
97. Деян. Апост., гл. 21, ст. 8—9.
98. Патриарх Иаков похоронил любимую жену свою Рахиль на дороге в Ефрафу, т. е. Вифлеем, и поставил над ее гробом памятник (Кн. Быт., гл. 35, ст. 18—19). Гробница Рахили была хорошо известна и спустя многие столетия после (1 Кн. Цар., гл. 10, ст. 2). Местные Иудеи и магометане и доселе относятся к гробнице Рахили с большим благоговением. Арабы собираются сюда для торжественных молитв во время бездождия.
99. Вифлеем в В. З. известен как родина величайшего Иудейского царя Давида, а в Новом — как родина Иисуса Христа. Он находился в двух часах пути к югу от Иерусалима и лежит на двух холмах, склоны которых изобилуют виноградниками, а у подошвы тянутся хорошо обрабатываемые хлебные поля. От этого плодородия, вероятно, происходит и самое название «Вифлеем», с еврейского — «дом хлеба». В древности он назывался Ефрафа (Мих. гл. 5, ст. 2) с еврейского — «приносить плоды». Со времени рождения Христа Спасителя Вифлеем сделался священным местом для всех христиан. До занятия Палестины османами (XV в.) Вифлеем не раз был совсем разрушаем, и к этому времени пришел в полный упадок, от которого оправился только в начале XIX столетия. Теперь это небольшой городок с населением из Арабов — наполовину православных, наполовину католиков. — На месте пещеры или вертепа, где родился Господь Иисус Христос, находится храм; пещера находится под его алтарем; стены и пол ее обделаны мрамором. Местом рождения Спасителя почитается углубление в пещере, освещаемое пятью серебряными лампадами. В пол вделана серебряная звезда с латинской надписью: Hic de Virgine Maria Jesus Christus natus est — Здесь от Девы Марии родился Иисус Христос. В шагах трех от этого места находится впадина, признаваемая местонахождением яслей, в которые положен был Христос. К северо-западу от пещеры тянется узкий подземный ход, с престолами и часовнями, а также пещерой, где был погребен блаженный Иероним.
100. Мертвое море — внутреннее соленое озеро в юго-восточной части Палестины; полуостровом Лисон Мертвое море делится на два бассейна; оно лежит ниже уровня Средиземного моря на 394 м. Воды Мертвого моря насыщены солями до такой степени, что рыбы в них не могут жить, а удельный вес воды столь значителен, что органические тела, упавшие в воду, не тонут. Земля кругом Мертвого моря на значительном пространстве покрыта солью; по преданию, на месте Мертвого моря находилась плодородная долина Сиддим, в которой лежали города Содом и Гомора.
101. Назарет (с еврейск. — отрасль или огражденное место) — небольшой городок южной Галилеи, настолько малоизвестный до пришествия Спасителя, что о нем ни разу не упоминается в Св. Писании В. З. Но с наступлением времен новозаветных Назарет делается знаменитейшим местом Галилеи, потому что с ним связано много событий из жизни Спасителя: Назарет был родиной Обручника Божией Матери, праведного Иосифа; здесь было благовещение Пресвятой Богородице; здесь, по возвращении Святаго семейства из Египта, протекло детство и отрочество Спасителя; здесь же Господь пребывал и по вступлении на открытое служение человеческому роду, пока не переменил Назарета за неверие жителей на Капернаум. Как проведший большую часть Своей жизни в Назарете, Иисус Христос носил наименование Назорея (Еванг. от Матф., гл. 2, ст. 33).
102. Море Галилейское, или Геннисаретское озеро, было одним из излюбленных мест проповеди Господа Иисуса Христа; оно памятно многократными посещениями его Господа (см., наприм., Еванг. от Мф., гл. 4, ст. 13—17, 23—25; гл. 8, ст. 23—24; гл. 9, ст. 1—8; гл. 13, ст. 1).
103. Гора Фавор лежит в Галилее, северной части Палестины; предание Церкви издавна признает гору Фавор горою Преображения.
104. Египет, одно из первых по времени государств земного шара, занимает узкую береговую полосу Африки по обеим сторонам реки Нила.
105. См. стр. 90-ю, прим. 2-ое.
106. Блаженный Иероним, рассказывая о событиях, происшедших во дни его детства, передает следующее о Дидиме: когда в Александрию прибыл знаменитый отшельник св. Антоний, вызванный сюда св. Афанасием для борьбы с арианами, то Дидим посетил великого подвижника: последний, удивляясь уму и знаниям Дидима в области Св. Писания, спросил его: «Скорбит ли он о том, что он слеп?» И когда Дидим сознался, что слепота для него тяжелое испытание, Антоний заметил: «Странно, что ты скорбишь о потере дара, которым обладают мухи и муравьи, и не радуешься обладанию такими познаниями, которых удостаивались только святые и апостолы».
107. Нитрийская пустыня была излюбленным местом жительства иноков в Египте; лежит на юг от Скитской пустыни.
108. Сульпиций Север († 410 г. или 429 г.), родом из Аквитании, сначала был адвокатом, а потом, по смерти жены, удалился в 392 г. в монастырь близ Безьера; отсюда в 409 году он перешел в Марсель. Известен своею близостью к св. Мартину Турскому, жизнь которого он описал подробно, но не совсем правдоподобно. Кроме того, он написал «Историю» (Historia) или «Священную Хронологию» (Chronica sacra), где в двух книгах излагаются события с сотворения мира, кончая 409 годом по Р. Хр.; ему принадлежат также два диалога.
109. Сохранилось письмо блаженного Иеронима от 395 года к Оцеану, где он сообщает, между прочим, что весь Восток трепетал в ожидании нашествия Гуннов. Блаженный Иероним вынужден был в Иоппии держать наготове суда для своих монахов и монахинь, чтобы бежать в случае нападения Гуннов на Св. землю. Гунны уже осаждали Антиохию, и ходила молва, что они намерены брать штурмом Иерусалим, ища в нем сокровищ.
110. Пелагий (еретик V в.) отрицал учение Церкви о первородном грехе, понимая его лишь в смысле первого дурного примера, данного Адамом, а не в смысле склонности ко греху человеческой природы после грехопадения Адама; вместе с тем он отрицал и учение о благодати как особой силе, ниспосылаемой Богом человеку; он понимал благодать как откровение Богом всего доброго в природе и в истории, начиная с факта существования и кончая откровением высшей истины через Христа.
111. Последний восставал против почитания святых и мучеников, против превозношения монашеской жизни, против почитания мощей, против чрезмерной важности, признаваемой за добрыми делами, постом и милостынею. Вообще он восставал против всех существовавших в его время форм церковно-религиозной жизни, не различая истинных от ложных.
112. Приверженец Оригена.
113. Апология — απολογία — защита.
114. Впрочем, она употреблялась только до XVI века.
115. Гекзаплы Оригена представляют собой список книг Св. Писания Ветхого Завета, разделенный на шесть столбцов (откуда и название): в первом столбце помещался еврейский текст еврейскими же буквами; во втором — тот же текст в греческой транскрипции, в третьем — перевод Акилы, в четвертом — Симмаха; в пятом — LXX толковников и в шестом — Феодотиона. Перевод LXX был снабжен заметками, указывавшими его различия от еврейского текста.
116. С 590 г. — Римский епископ.
117. Так можно догадываться на основании того обстоятельства, что за последних девять месяцев 420 года не существует ни одного письма блаженного Иеронима: очевидно, болезнь отнимала у него возможность писать.