Восемьдесят тысяч вёрст под водой (Жюль Верн; Вовчок)/Часть первая/Глава VII/ДО

[45]
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
КИТЪ НЕИЗВѢСТНОЙ ПОРОДЫ.

Хотя я былъ нѣсколько ошеломленъ неожиданнымъ кувыркомъ, я, тѣмъ не менѣе, нисколько не потерялъ сознанія.

Меня тотчасъ же увлекло на глубину около двадцати футовъ. Я не хочу ставить себя выше Байрона и Эдгара По, но я все-таки пловецъ изрядный, и окунувшись вышеописаннымъ образомъ, я не потерялся. Я принялся работать пятками и опять всплылъ на поверхность.

Разумѣется, первымъ моимъ дѣломъ было искать глазами фрегата. Замѣтилъ ли экипажъ мое исчезновеніе? Повернулъ ли „Авраамъ Линкольнъ“ на другой галсъ? Спустилъ ли капитанъ Фаррагютъ шлюпку на море? Есть ли у меня надежда на спасеніе?

Кругомъ была совершенная темь. Я, впрочемъ, разсмотрѣлъ черную массу, которая исчезала на востокѣ.

Это былъ фрегатъ.

Я, значитъ, погибъ!

— Помогите! помогите! закричалъ я, принимаясь плыть вслѣдъ за „Авраамомъ Линкольномъ“.

Одежда очень затрудняла мои движенія; она прилипала къ моему тѣлу, словно связывала меня по рукамъ и по ногамъ.

Я шелъ ко дну, я задыхался!

— Помогите!

Это былъ мой послѣдній крикъ. Мнѣ захлеснуло ротъ водой. Я началъ биться, но бездна меня втягивала.

Вдругъ мощная рука схватила меня за платье, вытащила на поверхность и я услыхалъ, — да, услыхалъ, эти слова, сказанныя мнѣ на ухо:

— Коли ихъ честь обопрется на мое плечо, такъ ихъ честь поплыветъ лучше.

Я схватился за своего вѣрнаго Консейля.

— Это ты? говорю ему: — это ты? [46] 

— Я самый, отвѣчалъ Консейль: — къ услугамъ ихъ чести.

— Значитъ, тебя тоже вышвырнуло въ море?

— Нисколько меня не вышвырнуло, я самъ прыгнулъ. Я нахожусь въ услуженіи у ихъ чести, значитъ, я долженъ всюду слѣдовать за ихъ честью. Я и послѣдовалъ.

Онъ находилъ это очень естественнымъ!

— А фрегатъ? спросилъ я.

— Фрегатъ! отвѣчалъ Консейль, перевертываясь на спину. — Я полагаю, лучше будетъ, коли ихъ честь перестанетъ ужь на фрегатъ разсчитывать.

— Ты полагаешь?

— Въ ту самую минуту, какъ я прыгалъ въ море, я слышалъ рулевые закричали: „винтъ сломался! руль сломался!“

— И винтъ и руль? Сломались?

— Да! Чудовище перехватило ихъ зубомъ. Больше поврежденій на „Авраамѣ Линкольнѣ“ нѣтъ, да вотъ только что онъ ужь не можетъ теперь направляться, въ какую сторону хочетъ, — значитъ, не можетъ позаботиться о насъ.

— Такъ мы, стало быть, пропадемъ!

— Можетъ, пропадемъ, отвѣчалъ спокойно Консейль. — А впрочемъ у насъ еще остается нѣсколько часовъ впереди, а въ нѣсколько часовъ можно иногда много кое-чего сдѣлать.

Невозмутимое хладнокровіе Консейля, придало и мнѣ малую толику храбраго духу. Я поплылъ, сколько было силъ, но плыть было мнѣ очень трудно: одежда облипала около моего тѣла и сдавливала меня, какъ оловянная оковка. Я едва могъ держаться на водѣ.

Консейль это замѣтилъ.

— Прошу позволенія у ихъ чести сдѣлать маленькій нарѣзецъ, сказалъ онъ.

И просунувъ раскрытый ножъ подъ мое платье, онъ быстро распоролъ его сверху донизу. Затѣмъ онъ проворно сдернулъ его съ меня, покуда я плылъ за насъ обоихъ.

Я, въ свою очередь, оказалъ такую же услугу Консейлю.

Затѣмъ мы опять принялись плыть рядомъ.

Положеніе, однако, было ужасное. Нашего исчезновенія, очень можетъ быть, не примѣтили, да еслибъ даже и примѣтили, фрегатъ безъ руля не могъ повернуть къ намъ противъ вѣтра. [-] 

Къ стр. 47.
Мы плыли рядомъ.
[47]Коли можно было еще разсчитывать, такъ единственно на спущенныя шлюпки.

Консейль прехладнокровно разсуждалъ на эту тему — разбиралъ, что называется, по ниточкѣ грозящія опасности и составлялъ разные планы. Удивительный человѣкъ былъ этотъ Консейль! Среди необозримаго океана, онъ точно находился у себя дома!

И такъ, мы порѣшили, что есть для насъ одно только спасеніе: попасть на спущенныя шлюпки „Авраама Линкольна“, — значитъ, надо было намъ устроить дѣло такъ, чтобы имѣть возможность какъ можно долѣе поджидать эти шлюпки.

— Надо, сколько возможно, беречь силы, сказалъ я Консейлю. — Знаешь, что мы сдѣлаемъ? Одинъ изъ насъ перевернется на спину, скреститъ руки, вытянетъ ноги и будетъ лежать неподвижно на водѣ, а другой будетъ плыть и подталкивать его впередъ. Роль попихача будетъ продолжаться не больше десяти минутъ, и потомъ онъ, въ свою очередь, растянется на водѣ — понимаешь? Коли мы будемъ этакъ чередоваться, такъ мы можемъ плыть нѣсколько часовъ кряду, — можетъ хватить силъ проплыть до разсвѣта.

Разумѣется, разсчитывать проплыть до разсвѣта было неосновательно, но человѣкъ такъ ужь созданъ, что никогда не теряетъ надежды. И я не терялъ. Къ тому, насъ было двое, что тоже подкрѣпляло падающій духъ. Однимъ словомъ, я надѣялся. Я говорилъ себѣ, что надежды нѣтъ, быть не можетъ, а все-таки надѣялся!

Столкновеніе „Авраама Линкольна“ съ чудовищемъ произошло около одиннадцати часовъ вечера. Я, значитъ, разсчитывалъ на восьмичасовое плаванье до разсвѣта.

— Чтожь, пожалуй, проплывемъ восемь часовъ, если будемъ чередоваться! сказалъ я Консейлю.

— Пожалуй, что проплывемъ, отвѣчалъ Консейль.

Море было спокойно, тихо, и мало насъ утомляло. Время отъ времени я принимался вглядываться въ густой мракъ, который только освѣщался фосфорическими блестками при каждомъ вашемъ движеніи. Я смотрѣлъ на свѣтящіяся волны, разбивавшіяся подъ моими руками; переливающаяся поверхность водъ [48]сверкала какими-то блѣдными, свинцовыми пятнами. Мы точно плыли въ море ртути.

Около часу ночи я вдругъ почувствовалъ чрезвычайную усталость. Меня начали мучить жестокія судороги. Консейль долженъ былъ меня поддерживать и забота о нашемъ спасеніи легла на него одного.

Я скоро замѣтилъ, что и онъ выбивается изъ силъ; дыханье у него начало прерываться, движенія сдѣлались порывистѣе. Я понялъ, что онъ изнемогаетъ.

— Оставь меня! Оставь меня! сказалъ я вѣрному товарищу.

— Оставить ихъ честь! Никогда! отвѣчалъ онъ. — Я надѣюсь утонуть вмѣстѣ съ ихъ честью!

Въ эту самую минуту мѣсяцъ выглянулъ изъ-за тучъ. Поверхность моря засверкала подъ его лучами. Этотъ благодѣтельный свѣтъ какъ будто придалъ намъ силъ. Я поднялъ голову и оглядѣлся кругомъ.

Я увидѣлъ фрегатъ. Онъ былъ отъ насъ въ шести миляхъ и представлялся темной массой, которую едва-едва можно было различить въ ночной мглѣ.

Но шлюпокъ нигдѣ не было видно. Нигдѣ ни одной!

Я попробовалъ закричать. Собственно говоря, къ чему было кричать? Развѣ могли меня услыхать на такомъ разстояніи? Но я закричать не могъ; опухшія губы словно слиплись и не пропускали звука.

Консейль смогъ проговорить нѣсколько словъ; я слышалъ, какъ онъ нѣсколько разъ повторилъ:

— Помогите, помогите!

Мы на минуту пріостановились и прислушались.

— Что это? Шумитъ въ ушахъ отъ прилива крови, что ли? Или ужь начинается бредъ? думалъ я. Что это? Что это?

Мнѣ показалось, что на крикъ Консейля отвѣтили крикомъ.

— Слышалъ? спросилъ я Консейля. — Слышалъ?

— Да! да!

И Консейль опять отчаянно вскрикнулъ.

На этотъ разъ, сомнѣваться было уже невозможно. Человѣческій голосъ отвѣтилъ на нашъ призывъ очень явственно.

Что это за голосъ? Чей? откуда? Можетъ, это еще какой нибудь злополучный съ „Авраама Линкольна“? Или, можетъ, это [49]окликаютъ насъ со шлюпки, спущенной на море для нашего спасенія?

Консейль сдѣлалъ послѣднее усиліе, оперся на мое плечо — я конвульсивно его поддерживалъ — приподнялся до пояса изъ воды и затѣмъ, совершенно изнеможенный, снова упалъ.

— Что ты видѣлъ?

— Я видѣлъ… пробормоталъ онъ: — я видѣлъ… но не надо говорить… надо беречь… беречь силы…

Что же онъ видѣлъ?

Не знаю почему, но въ эту минуту у меня въ первый разъ мелькнула мысль о чудовищѣ.

Но человѣческій голосъ? Вѣдь тѣ времена уже давнымъ давно прошли, когда Іоны укрывались въ китовыхъ чревахъ!

Консейль меня все-таки подталкивалъ впередъ. Время отъ времени онъ поднималъ голову, осматривался и вскрикивалъ. На его крикъ раздавался отвѣтный голосъ, и голосъ этотъ все слышался ближе и ближе.

Но у меня уже гудѣло въ ушахъ, я выбился изъ силъ; меня захлестывала соленая волна; меня тянуло неудержимо въ холодную бездну. Я въ послѣдній разъ поднялъ голову и пошелъ ко дну.

Вдругъ я толкнулся о какое-то твердое тѣло. Я за него уцѣпился. И чувствую, что меня вытягиваютъ на поверхность…. Я обезпамятовалъ.

Я скоро пришелъ въ себя, благодаря жестокимъ растираньямъ, которыя избороздили мое тѣло не хуже ударовъ плетью. Я открылъ глаза.

— Консейль! бормочу: — Консейль!

— Ихъ честь изволили звать меня? отвѣчалъ Консейль.

Въ ту же минуту, при послѣднихъ мѣсячныхъ лучахъ, я увидѣлъ другую, склонившуюся надо мной, фигуру. Я тотчасъ же узналъ эту фигуру.

— Недъ! вскрикнулъ я.

— Своею особою, г. Аронаксъ. Гонюсь за призомъ!

— Васъ сбросило при столкновеніи?

— Да, г. профессоръ. Только мнѣ посчастливилось лучше вашего: я почти въ ту же минуту вскарабкался на пловучій островокъ. [50] 

— На островокъ?

— То есть, точнѣе говоря, на чудовище, на этого „нарвала—гиганта“, какъ вы называли.

— Объяснитесь, Недъ! Я ничего не понимаю! Объяснитесь!

— И я очень скоро смекнулъ, почему это моя острога не могла его пронять!

— Почему же, Недъ? Почему?

— Да потому, г. профессоръ, что это чудовище сдѣлано изъ листовой стали!

Послѣднія слова канадца такъ ошеломили меня, что я почувствовалъ головокруженіе. Нѣсколько оправившись, я быстро взобрался на вершину существа или предмета, который служилъ намъ убѣжищемъ. Я попробовалъ его ногою. Это несомнѣнно было какое-то твердое, непроницаемое тѣло, — вовсе не мягкая масса какого нибудь морскаго млекопитающаго.

Твердое тѣло! но, можетъ, это костистая броня, какъ у допотопныхъ животныхъ?

Чтожъ! придется причислить чудовище къ земнымъ гадамъ, каковы черепахи или аллигаторы, вотъ и все!

Но нѣтъ! черноватая спина, на которой я стоялъ, была не черепицеобразная, а ровная, гладкая, какъ зеркало. Когда я ударялъ по ней, она издавала металлическій звукъ!

Какъ ни странно, какъ ни невѣроятно это казалось, а по всѣмъ видимостямъ, чудовище было сдѣлано изъ металлическихъ пластовъ, скрѣпленныхъ болтами!

Сомнѣніе было невозможно. Это чудовище, которое сбило съ толку весь ученый міръ, которое разстроило воображеніе моряковъ обоихъ полушарій, было дѣло рукъ человѣческихъ!

Открой я существованіе какой нибудь сказочной, мифической твари, меня бы это не удивило въ такой степени. Чудеса природы не такъ поражаютъ, какъ чудеса человѣческія.

Однако, колебаться было невозможно. Мы находились на спинѣ чего-то въ родѣ подводнаго судна, представляющаго, сколько я могъ судить, форму громадной стальной рыбы.

— Какова рыбка-то? сказалъ Недъ Лендъ.

— Да, рыбка, нечего сказать! отвѣчалъ я.

— Изрядная, прибавилъ Консейль.

— Значитъ, этотъ снарядъ заключаетъ въ себѣ какой нибудь [51]такой механизмъ? значитъ есть и экипажъ? Кто нибудь да управляетъ же судномъ?

— Разумѣется! отвѣчалъ Недъ Лендъ. Только я вотъ уже покрайности часа три торчу на этой пловучкѣ, а еще по сю пору не видалъ и не слыхалъ на ней и признака того, что тутъ какая нибудь живая душа есть.

— Чтожъ, это судно шло, или все стояло на мѣстѣ?

— Нѣтъ, не шло, г. Аронаксъ. Только покачивается себѣ на волнахъ, а двигаться не двигается.

— Все равно, мы уже знаемъ, какъ оно можетъ мчаться, видѣли, каковъ у него ходъ. Ну, чтобъ имѣть такой ходъ, нужна машина, а для машины нуженъ механикъ — такъ, что ли? Изъ этого можно вывести, что… что мы спасены!

— Гм! произнесъ Недъ Лендъ.

Въ эту минуту послышалось какое-то шипѣнье, словно въ глубинѣ завертѣлся винтъ парохода и удивительный подводный снарядъ пришелъ въ движеніе.

Мы едва успѣли ухватиться за верхнюю его часть, которая высовывалась изъ воды сантиметровъ, этакъ, на восемьдесятъ.

Къ счастію, на этотъ разъ быстрота его хода была умѣренная.

— Ну! пробормоталъ Недъ Лендъ: — покуда этотъ поплавокъ чешетъ какъ слѣдуетъ, это еще ничего, а вотъ какъ если онъ примется нырять, такъ тогда я не поставлю и двухъ долларовъ за свою шкуру!

Нырни „поплавокъ“, какъ называлъ его Недъ, не стоило ставить и денежки.

Надо было безотлагательно, во что бы то ни стало, подать о себѣ вѣсть, вступить въ переговоры съ тѣми, кто сидѣлъ во внутренности этой машины.

Я сталъ шарить по поверхности, отыскивая какое нибудь отверстіе, дверку, задвижку, — ничего! Ряды болтовъ, скрѣпляющихъ швы листовой стали, блестѣли въ ровномъ другъ отъ друга разстояніи.

Къ тому же, мѣсяцъ зашелъ и мы очутились въ глубокой темнотѣ.

Приходилось дожидаться разсвѣта и тогда искать способовъ, какъ проникнуть во внутренность подводнаго судна. [52] 

Значитъ, наша жизнь зависѣла теперь отъ таинственнаго рулеваго, который управлялъ этимъ снарядомъ. Вздумай онъ нырнуть, мы погибли.

— А коли онъ не нырнетъ, такъ мы будемъ спасены, сказалъ я. — Мы какъ нибудь да войдемъ въ сношеніе съ этими подводными путешественниками. Вѣдь они, надо полагать, не сами фабрикуютъ воздухъ, значитъ, они должны непремѣнно время отъ времени выплывать на поверхность океана, чтобъ возобновить запасъ вдыхаемыхъ частицъ. Значитъ, должна быть какая нибудь отдушина, чрезъ которую внутренность судна сообщается съ атмосферой.

Что касается до надежды на капитана Фаррагюта, такъ эту надежду приходилось оставить. Мы стремились теперь къ западу, и шли, надо полагать, по двѣнадцати миль въ часъ. Винтъ разбивалъ волны съ математической ровностію; время отъ времени онъ высовывался изъ воды, и тогда фосфорическіе водяные брызги летѣли столбами вверхъ.

Около четырехъ часовъ утра быстрота хода усилилась. Мы чуть чуть могли держаться; голова у насъ кружилась, а волны хлестали насъ такъ, что хоть волкомъ вой.

Къ счастью, Неду попалось подъ руку большое якорное кольцо, вдѣланное въ верхней части стальной спины, и мы сейчасъ же всѣ за это кольцо уцѣпились.

Наконецъ, эта долгая ночь таки прошла.

Я уже теперь не могу разсказать вамъ всѣхъ моихъ тогдашнихъ впечатлѣній. Я помню, что временами, когда наступала на морѣ мгновенная затишь, мнѣ чудились какіе-то неявственные звуки, что-то въ родѣ далекихъ аккордовъ.

Что это за таинственное подводное судно? Куда оно направляется? Зачѣмъ? Что за люди, что за существа живутъ здѣсь? Какой это удивительный механическій снарядъ, съ помощію котораго можно мчаться съ такою изумительною быстротою?

Разсвѣло. Утренній туманъ разсѣялся.

— Наконецъ-то! сказалъ я.

И сейчасъ же принялся осматривать самымъ тщательнѣйшимъ образомъ корпусъ судна.

На верхней части корпуса было устроено что-то въ родѣ горизонтальной площадки. [-] 

Къ стр. 52.
Мы чуть чуть держались.
[53]

— Зачѣмъ здѣсь эта платформа! думалъ я.

И вдругъ чувствую, платформа эта начинаетъ подо мной потихоньку осѣдать, опускаться.

— Э! э! тысячу чертей! крикнулъ Недъ Лендъ. — Отворитесь вы, негостепріимные мореплаватели! Отворитесь!

А самъ такъ топаетъ ногой, что звонъ идетъ.

Но винтъ вертѣлся съ чрезвычайною силою, и таинственнымъ подводнымъ путешественникамъ трудно было услыхать Недовъ голосъ.

Къ счастью, погруженье въ глубину внезапно почему-то остановилось.

Вдругъ визгъ сильно двинутыхъ желѣзныхъ засововъ раздался внутри подводнаго судна, поднялась стальная пластинка, показался человѣкъ, вскрикнулъ и тотчасъ же снова исчезъ.

Нѣсколько минутъ спустя, появились восьмеро дюжихъ молодцовъ, взяли насъ и повлекли во внутрь подводнаго судна.