Сто тысяч верст (Верн; Желабужский)/ДО

Сто тысяч верст : Кругосветное путешествие под водою, льдом и среди исчезнувшей Атлантиды
авторъ Жюль Верн, пер. Е. Желабужский

Оригинал: фр. 20000 mille lieues sous les mers, опубл.: 1870. — Перевод опубл.: 1872. Источникъ: az.lib.ru

ЖЮЛЬ ВЕРНЪ. СТО тысячъ верстъ КРУГОСВѢТНОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ подъ ВОДОЮ, ЛЬДОМЪ и Среди изчезнувшей Атлантиды, ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ пер. съ ШЕСТАГО изд. Е. Желябужскаго. Продается: С. ПЕТЕРБУРГЪ:
у Базунова, на Невскомъ и Шигина, на Садовой.
МОСКВА:
Соловьева, Манухина, Силаева и Анисимова.
1872.

ОГЛАВЛЕНІЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Глава 1. Плавающая гряда подводныхъ камней

" 2. Не стыдно смолчать, коли нечего сказать

" 3. Какъ будетъ угодно ихъ милости

" 4. Недъ-Ландъ

" 5. Куда кривая не вынесетъ

" 6. На всѣхъ парахъ, во всѣ тяжкія

" 7. Жизнь на волоскѣ

" 8. Попадется въ руки, натерпишься муки

" 9. У всякаго молодца своя ухватка…

" 10. Крѣпка тюрьма, да кто ей радъ

" 11. Необыкновенный Нырокъ

" 12. Ни на шагъ безъ электричества

" 13. Крезъ нашего времени

" 14. Необыкновенное зрѣлище

" 15. Письменное приглашеніе

" 16. Сказочная обстановка

" 17. Лѣсъ на днѣ морскомъ

" 18. 20,000 верстъ подъ водами Тихаго океана

" 19. Жди горя съ моря, бѣды изъ воды

" 20. Торресовъ проливъ

" 21. Нѣсколько дней на твердой землѣ

" 22. Новый Юпитеръ

" 23. Опять въ тюрьму

" 24. Коралловое кладбище.

ВТОРОЙ ЧАСТИ.

" 1. Индѣйскій океанъ

" 2. Благодарю не ожидалъ

" 3. Долгъ платежемъ красенъ

" 4. Красное море

" 5. Подземный ходъ

" 6. Греческій Архипелагъ

" 7. Котлы кипяти кипучіе

" 8. Чрезъ все Средиземное море въ 48 часовъ

" 9. Канадецъ предполагаетъ, а судьба располагаетъ

" 10. Пропавшая земля

" 11. Необыкновенная бухта

" 12. Фотографическія ландшафты

" 13. Киты и кошалоты

" 14. Сплошной ледъ

" 15. Надежда и страхъ

" 16. Южный полюсъ

" 17. По памяти, какъ и по грамотѣ

" 18. Несчастье

" 19. Чуть было не задохнулись

" 20. Электрическій скатъ

" 21. Осьминоги

" 22. Величайшая рѣка среди океана

" 23. Нырокъ встрѣчаетъ Плавучій городъ

" 24. Преслѣдованіе

" 25. Послѣднія слова капитана Немо

" 26. Заключеніе

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Для читателей моихъ сочиненій понятно, что начиная эту новую книгу, мнѣ слѣдуетъ поблагодарить ихъ за то, что во время разнообразныхъ путешествій совершенныхъ нами, по Америкѣ, Австраліи и Тихому океану, съ дѣтьми капитана Гранта и къ Сѣверному полюсу, подъ предводительствомъ капитана Гаттерасъ, они составляли для мнѣ столь хорошее, пріятное и неизмѣнное общество.

Я надѣюсь, что поѣздка подъ водой принесетъ имъ столько же пользы въ научномъ отношеніи и въ такой же степени, заинтересуетъ ихъ если не болѣе, какъ и остальныя путешествія. Малѣйшій страхъ тутъ неумѣстенъ, я вполнѣ увѣренъ, что они, еще разъ, въ добромъ здравіи возвратятся изъ этой, доселѣ небывалой, поѣздки. Дно океана, которое мы первые рѣшаемся изслѣдовать во всѣхъ возможныхъ направленіяхъ и глубинахъ, не будетъ для насъ такъ ужасно, какъ это случилось со многими моряками, потерявшими тамъ корабли и имущество.

Кромѣ того сто тысячъ верстъ проѣхать не долго; годовое путешествіе и все окончено, если только будетъ согласіе между экипажемъ и пассажирами. Не отъ меня зависитъ только, чтобы согласіе это было полнымъ. Читатели будутъ для меня моими пассажирами, и на моей обязанности лежитъ наблюдать за тѣмъ, чтобы они пользовались удобствомъ во время, пути и остались до, вольными по возвращеніи.

И такъ вамъ, читатели, я посвящаю этотъ трудъ, съ пожеланіемъ заинтересовать васъ чтеніемъ на столько же, на сколько я самъ былъ заинтересованъ при составленіи. Этотъ любопытный, причудливый, почти неизслѣдованный міръ въ сто разъ вознаградилъ меня за трудъ и утомленіе, которые я ощущалъ раскрывая его.

Пусть мои читатели скажутъ тоже, достигнувъ послѣдней страницы этой книги и послѣдней стоянки ста тысячъ верстъ подъ водой.

Жюль-Вернъ.

ГЛАВА I.

Плавающая гряда подводныхъ камней.

1866 годъ ознаменовался удивительнымъ событіемъ, необъяснимымъ явленіемъ, которое, надо думать, еще многимъ памятно. Это небывалое явленіе сильно озаботило прибрежные города и въ особенности моряковъ. Пароходовладѣтели, негоціанты, капитаны кораблей и начальники купеческихъ судовъ, какъ въ Европѣ, такъ и въ Америкѣ, морскіе офицеры всего свѣта, правительства нѣкоторыхъ государствъ — всѣ были крайне озабочены и заинтригованы.

Причиной безпокойства было то, что съ нѣкоторыхъ поръ многимъ кораблямъ приходилось встрѣчать на пути нѣчто необыкновенной величины, какой-то длинный предметъ, формою напоминающій веретено или скорѣе сигару, это нѣчто иногда свѣтилось въ темнотѣ и далеко превосходило кита, какъ быстротою движеній, такъ и размѣрами.

Во многихъ корабельныхъ дневникахъ записаны были случаи, относившіеся къ этому событію, и въ замѣткахъ о строеніи этого существа иди предмета, о необыкновенной его подвижности, удивительной силѣ и особой жизненности не было рѣзкаго разногласія. Если это было животное изъ породы китовъ, то, судя по замѣткамъ, оно превосходило громадностью всѣхъ до сихъ поръ извѣстныхъ представителей этой породы.

Большинство утверждало, что животное это существуетъ; существованіе его было доказано многими фактами. При склонности къ чудесному, легко представить себѣ, какую тревогу произвело это необычайное явленіе. Большинство пыталось было отнести его къ области басенъ и сказокъ, но труды были напрасны.

20 іюля 1866 года пароходъ Говерноръ Гипинсонъ, принадлежащій компаніи Калькутта и Бортахъ, встрѣтилъ эту двигающуюся массу въ разстояніи пяти миль къ востоку отъ береговъ Австраліи. Въ моментъ столкновенія капитанъ Бекеръ подумалъ, что налетѣлъ на какую нибудь неизвѣстную подводную скалу. Но вдругъ изъ того, на что онъ наткнулся, выбросились съ необычайною силой два столба воды и со свистомъ поднялись саженъ на двадцать въ вышину. Слѣдовательно, тутъ можно было сдѣлать только два предположенія: или это было скала, подверженная періодическимъ изверженіямъ, гейзера^[1], или Говерноръ-Гипинсонъ дѣйствительно имѣлъ дѣло съ какимъ нибудь чудовищемъ, до сихъ поръ неизвѣстномъ, которое выкидывало изъ носовыхъ отверстій столбы воды, смѣшанные съ воздухомъ и паромъ.

Въ томъ же году 23 іюля, въ Тихомъ океанѣ замѣтили тоже явленіе съ парохода Кристобаль Колонъ, принадлежащаго компаній Вестъ-Индія и Тихій океанъ. Это необыкновенное животное могло, значитъ, передвигаться съ изумительною скоростью: оно въ трое сутокъ перешло болѣе семи сотъ морскихъ миль^[2] съ того мѣста, на которомъ наблюдалъ его экипажъ парохода Говерноръ-Гипинсонъ.

Пятнадцать дней спустя, въ девяти тысячахъ верстъ отъ послѣдняго пункта, Гельвиція и Шапонъ встрѣтились въ Атлантическомъ океанѣ, между Соединенными Штатами и Европою, и сигналами указали другъ другу на чудовище, лежавшее подъ 40° 15' сѣверной широты и 60° 35' долготы къ западу отъ Гринвичскаго меридіана. При этомъ наблюденіи разсчитали, что длину животнаго слѣдуетъ полагать, по крайней мѣрѣ, въ пятьдесятъ саженъ. А самые огромные киты, попадающіеся у Алеутскихъ острововъ не достигаютъ больше шестидесяти метровъ въ длину.

Послѣ пришедшихъ одно за другимъ извѣстій произошло снова, столкновеніе судна Этны съ необыкновеннымъ чудовищемъ; послѣ этого офицерами фрегата^[3] Нормандія былъ составленъ протоколъ. Всѣ эти случаи сильно волновали воображеніе. Въ серьезныхъ странахъ озаботились этими происшествіями, а въ легкомысленныхъ подсмѣивались и подшучивали надъ загадочнымъ чудовищемъ.

Это чудовище, какъ и всякая новинка, вошло въ моду; о немъ писали въ газетахъ, разсуждали въ журналахъ, представляли на театрахъ.

Въ это время запылалъ нескончаемый печатный споръ между учеными обществами и научными журналами — споръ вѣрующихъ съ невѣрными. Изъ-за этого чудовища спорящіе нерѣдко позволяли себѣ оскорбительныя выходки другъ противъ друга.

Война на перьяхъ длилась цѣлые шесть мѣсяцевъ съ перемѣннымъ счастьемъ. Мелкія газетки отвѣчали неистощимыми насмѣшками на ученыя статьи географическихъ обществъ; наконецъ, въ статьѣ одного вліятельнаго и грознаго юмористическаго журнала, главный редакторъ ринулся на морское чудо и нанесъ ему послѣдній предсмертный ударъ при взрывахъ всеобщаго хохота, и такимъ образомъ остроты побѣдили науку.

Въ первые два мѣсяца 1867 года, вопросъ о чудовищѣ казался, похороненнымъ, какъ неожиданно до публики доходятъ новые достовѣрные слухи. И теперь рѣчь уже шла не просто объ интересномъ явленіи, а о серьезной опасности. Теперь чудовище превратилось въ островъ, гряду подводныхъ камней, плавающую, неуловимую.

5-го марта 1867 года пароходъ Моравіанъ, принадлежащій Монтреальской компаніи, находясь ночью подъ 27° 30' широты и 72° 15' долготы, ударился кормовою частью о какую-то скалу дотолѣ неизвѣстную. Вѣтеръ дулъ попутный и пароходъ шелъ со скоростью 16 узловъ^[4] въ часъ и на немъ было двѣсти тридцать семь пассажировъ, которыхъ онъ везъ изъ Канады. Столкновеніе было такъ сильно, что не будь пароходъ особенно крѣпокъ и проченъ, безъ сомнѣнія, пошелъ бы ко дну.

Ударъ случился на разсвѣтѣ, около пяти часовъ утра. Матросы кинулись на заднюю палубу и осмотрѣли океанъ самымъ тщательнымъ образомъ. Близъ парохода они ничего не примѣтили, только на разстояніи трехъ, четвертей версты разбивалась сильная струя, какъ будто что-то взволновало гладкую поверхность водъ.

Но на что пароходъ наткнулся? на подводную скалу или на выкинутые бурей обломки корабля? Никто этого не зналъ. Между тѣмъ, при осмотрѣ въ докѣ оказалось, что часть киля сломана.

Это несчастіе съ пароходомъ Моравіанъ, по всѣмъ, вѣроятностямъ, по примѣру прочихъ случаевъ, было, бы скоро забыто, еслибъ тоже самое снова не произошло три недѣли спустя. Благодаря значенію общества, которому судно принадлежало, катастрофа повсемѣстно, произвела сильное впечатлѣніе.

Значеніе этой компаніи громадно, которое своею точностью и исполнительностію пріобрѣло всемірную извѣстность. Въ теченіи двадцати шести лѣтъ корабли компаніи Кюнара переплыли Атлантическій океанъ болѣе двухъ тысячъ разъ и всегда благополучно: нельзя было, указать хотя одного случая, чтобы судно когда нибудь запоздало; не было даже примѣра, чтобы затерялось чье-нибудь письмо. Принявъ эту аккуратность во вниманіе, не трудно себѣ вообразить, какой гвалтъ поднялся, когда случилась катастрофа съ однимъ изъ лучшихъ пароходовъ этой компаніи.

13-го апрѣля 1867 года Шотландія находилась подъ 15° 12' долготы и 45° 37' широты: море было спокойно, дулъ небольшой вѣтерокъ. Корабль въ тысячу силъ шелъ по 13 узловъ въ часъ; колеса его равномѣрно разсѣкали морскія волны.

Когда было семнадцать минутъ пятаго по полудни, пассажиры сидѣли въ каютахъ за завтракомъ; неожиданно что-то ударилось о корпусъ корабля; столкновеніе, надо замѣтить, не произвело значительнаго сотрясенія; однако не Шотландія наткнулась, а наткнулось что-то на нее и какимъ-то острымъ орудіемъ, которое рѣзало, а не пробивало. Ударъ казался такимъ слабымъ, что никто въ палубѣ не обратилъ бы на него вниманія, если бы матросы не прибѣжали съ криками: — Мы идемъ ко дну, мы идемъ ко дну!

Въ первый моментъ пассажиры страшно перепугались, но капитанъ Андерсенъ съумѣлъ ихъ скоро успокоить. Онъ отдалъ приказаніе немедленно остановиться, а одинъ матросъ нырнулъ для осмотра поврежденія. Черезъ нѣсколько минутъ узнали, что въ подводной части парохода пробита дыра въ два метра шириною. Проломъ былъ великъ и Шотландія должна была продолжать свое плаванье съ погруженными въ воду колесами. Она послѣ трехдневнаго промедленія, сильно взволновавшаго весь Ливерпуль, вошла въ пристань компаніи.

Шотландію поставили на сухой стапель^[5] и механики принялись осматривать. Они не вѣрили своимъ глазамъ. На два съ половиною метра была правильная щель въ водѣ равнобедреннаго треугольника. Листовое желѣзо было пробито такъ вѣрно и ровно, какъ бы сдѣлало съ помощью рѣзца опытнымъ механикомъ.

Катастрофа съ Шотландіей снова взволновала умы. Съ этихъ поръ всѣ морскія несчастія, неимѣвшія опредѣленной причины, стали сваливать на чудовище.

Справедливо, или нѣтъ, но потопленіе судовъ приписывали чудовищу, и публика заявила настоятельное требованіе, чтобы морскіе пути, во что бы то ни стало, были освобождены отъ этого необыкновеннаго чудовища или плавающей скалы.

ГЛАВА 2.

Не стыдно смолчать, когда нечего сказать.

Около этого времени я возвращался изъ ученой экспедиціи, какъ адъюнктъ-профессоръ при парижскомъ музеѣ естественныхъ наукъ. Я провелъ полгода въ экспедиціи и къ концу марта прибылъ въ Нью-Іоркъ съ запасомъ драгоцѣнныхъ коллекцій. Въ первыхъ числахъ я намѣренъ былъ отправиться во Францію. А до тѣхъ поръ я приводилъ въ порядокъ найденныя рѣдкости по естественнымъ наукамъ, когда приключилась съ Шотландіей, вышеупомянутая катастрофа.

Вопросъ о чудовищахъ или плавающей грядѣ подводныхъ камней былъ въ модѣ, и я, надо сознаться, внимательно за нимъ наблюдалъ. Я читалъ всѣ американскія и европейскія газеты, но это чтеніе нисколько невыяснило мнѣ дѣла.

Когда я прибылъ въ Нью-Іоркъ, тамъ вопросъ былъ въ самомъ разгарѣ. Прежнія мнѣнія о плавающемъ островѣ, о передвижной скалѣ, были теперь забыты. О плавающемъ остовѣ корабля тоже перестали говорить, потому что ни скала, ни остовъ корабля не могли передвигаться съ такою неимовѣрною быстротой

Одни стояли за громадное подводное чудовище, а другіе за подводное судно, снабженное непомѣрной движущею силой.

Предположеніе о подводномъ суднѣ не устояло противъ розысковъ, произведенныхъ въ Старомъ и Новомъ Свѣтѣ.

Итакъ послѣ справокъ, наведенныхъ въ Англіи, Россіи, Франціи, Германіи, Италіи, Америкѣ, даже въ Турціи, предположеніе о подводномъ монитерѣ тоже было отвергнуто.

Чудовище опять выплыло на морскую поверхность на зло насмѣшкамъ и остротамъ мелкихъ газетокъ.

По прибытіи въ Нью-Іоркъ, нѣкоторыя личности пожелали узнать мое мнѣніе насчетъ небывалаго явленія. Причиной тому, что мнѣ сдѣлали эту честь, было изданное во Франціи мое сочиненіе въ двухъ томахъ, подъ названіемъ Тайны морскихъ безднъ. Это сочиненіе имѣло успѣхъ между учеными и, благодаря этому, я сдѣлался какъ бы спеціалистомъ въ этой почти неизвѣстной отрасли естествовѣдѣнія.

Общественное мнѣніе о чудовищѣ, послѣ различныхъ сочиненій ученыхъ, наконецъ установилось и публика допустила безпрекословно существованіе громаднаго животнаго.

Люди практическіе, особенно въ Америкѣ и Англіи, стояли на томъ, чтобы, какихъ бы жертвъ ни стоило, очистить океанъ отъ этого чудовища и обезопасить морскіе пути. Коммерческіе журналы единодушно твердили о необходимости истребленія колосса, вредящаго морской торговлѣ.

Соединенные Штаты первые отозвались на пререканія публики. Въ Нью-Іоркѣ задумали приготовляться къ экспедиціи, назначавшейся для преслѣдованія норвала. Броненосный фрегатъ Авраамъ Линкольнъ, замѣчательный быстротою хода и прочностью конструкціи, долженъ былъ въ самомъ непродолжительномъ времени выйдти въ Океанъ. Всѣ арсеналы были открыты для фрегата, и капитанъ Фаррагютъ дѣятельно снаряжалъ свой пароходъ.

Но, что странно, что въ то время, когда порѣшено было немедленно преслѣдовать чудовище, оно перестало появляться. Цѣлыхъ два мѣсяца о немъ ничего рѣшительно не было слышно. Однозубъ какъ будто провѣдалъ о состоявшемся противъ него заговорѣ. Шутники увѣряли, что хитрое чудовище перехватило какую нибудь телеграмму, въ которой говорилось о его преслѣдованіи.

Итакъ, Авраамъ Линкольнъ былъ снаряженъ для далекаго плаванья, снабженъ всевозможными рыболовными орудіями, а куда слѣдовало плыть — было никому неизвѣстно. Нетерпѣніе возгаралось съ каждымъ часомъ, какъ наконецъ неожиданно было получено достовѣрное извѣстіе, что судно по линіи отъ Саи-Франциско къ Калифорніи три недѣли тому назадъ встрѣтило чудовище въ сѣверныхъ водахъ Тихаго океана.

Это извѣстіе всѣхъ взволновало. Капитану Фаррагюту не дали и двадцати четырехъ часовъ отсрочки. Всѣ запасы были уже на кораблѣ, экипажъ въ полномъ составѣ и весь на лицо. Оставалось только затопить печи, развести пары и отчаливать.

Нетерпѣніе было горячечное и самому капитану хотѣлось поскорѣй покинуть берегъ.

За три часа до отплытія Авраама Линкольна, я получилъ письмо, слѣдующаго содержанія:

"Господину Аронаксу, профессору Парижскаго Музея". Милостивый Государь!

«Если вамъ угодно будетъ присоединиться къ экспедиціи Авраама Линкольна, то правительству Соединенныхъ Штатовъ будетъ весьма пріятно видѣть, что Франція въ вашемъ лицѣ приметъ участіе въ нашемъ предпріятіи. Капитанъ Фаррагютъ предоставляетъ въ ваше полное распоряженіе отдѣльную каюту.

Искренно преданный
І. Б. Гобсонъ,

Секретарь морскаго вѣдомства».

ГЛАВА 3.

Какъ будетъ угодно ихъ милости.

За три секунды до полученія письма, отъ секретаря морскаго вѣдомства, я столько же думалъ о преслѣдованьи однозуба, сколько о проходѣ черезъ сѣверозападный проливъ; а три секунды спустя послѣ полученія, вышеупомянутаго письма, я понялъ и созналъ, что истинное мое назначеніе, цѣль всей моей жизни именно въ томъ и заключается, чтобы избавить свѣтъ Божій отъ этого опаснаго чудовища.

Я только что воротился изъ дальней экспедиціи и мечталъ, какъ бы мнѣ поскорѣй снова увидать родину, друзей, свою маленькую ученую обитель при ботаническомъ садѣ и свои неоцѣненныя коллекціи. Но ничто меня не могло заставить остаться. Я забылъ все: утомленіе, друзей, ботаническій садъ и, безъ долгихъ размышленій, принялъ предложеніе Американскаго Правительства.

Всякій путь ведетъ въ Европу, а чудовище, можетъ, будетъ такъ деликатно, что прямо увлечетъ меня къ берегамъ моей родины.

Въ надеждѣ на будущія предупредительности нарвала, теперь приходилось его отыскивать на сѣверѣ Тихаго Океана, слѣдовательно въ противоположной сторонѣ Франціи.

Я нетерпеливо крикнулъ:

— Консейль!

Консейль — этой мой коммердинеръ, очень преданный мнѣ человѣкъ, сопровождающій меня во всѣхъ экспедиціяхъ. Я очень любилъ его, онъ былъ честный фламандецъ, флегматическій по природѣ, аккуратный по принципу и наконецъ парень, неизумлявшійся и несмущавшійся никакими непредвидѣнными переворотами и прихотями судьбы.

Консейль постоянно вращался въ средѣ нашего ученаго мірка при музеѣ и научился классификаціи,^[6] въ которой была его жизнь и дальше онъ не шелъ. Уже десять лѣтъ Консейль слѣдовалъ за мною повсюду, куда только наука меня увлекала. Отъ роду я отъ него не слыхалъ ни одной жалобы на трудность путешествія, никогда онъ не возражалъ, куда бы я его не звалъ, въ Китай или въ Конго, въ какую хотите даль.

Этому парню было тридцать лѣтъ; возрастъ его относился къ возрасту его хозяина, какъ 15:20. Да извинятъ мнѣ, что я сообщаю пропорціей, что мнѣ было 40 лѣтъ.

Но у Консейля былъ одинъ недостатокъ: онъ былъ ужасный формалистъ; онъ не иначе говорилъ со мной, какъ въ третьемъ лицѣ, и называлъ меня милостью, что подъ часъ очень раздражало меня.

— Консейль! повторилъ я.

Я, разумѣется, былъ вполнѣ увѣренъ въ преданности Конеейля; но теперь дѣло шло объ экспедиціи, которая могла замедлиться на Богъ знаетъ какое продолжительное время, — о предпринятіи очень отважномъ, о преслѣдованіи чудовища, которое легко могло Авраама Линкольна пустить ко дну, какъ орѣховую скорлупу. Тутъ было, надъ чѣмъ призадуматься самому флегматическому человѣку въ свѣтѣ.

Что-то отвѣтитъ Консейль?

Я крикнулъ въ третій разъ.

— Консейль!

Явился каммердинеръ.

— Ихъ милость изволили звать меня? сказалъ Консейль, входя въ комнату.

— Да, я звалъ… Готовь меня въ путь и собирайся самъ. Мы, дружище, отплываемъ черезъ два часа.

— Какъ будетъ угодно ихъ милости, отвѣчалъ спокойно Консейль.

— Не теряй ни секунды. Укладывай всѣ мои дорожныя принадлежности, платье, рубашки, носки, и бери всего побольше, не считай да поживѣй, пожалуйста поторопись!

— А коллекціи ихъ милости?

— Мы займемся ими послѣ.

— Какъ же это?

— Онѣ останутся здѣсь, въ гостинницѣ.

— А живая индійская свинка?

— Ее будутъ кормить, пока мы въ отлучкѣ. Да притомъ я распоряжусь, чтобы весь нашъ звѣринецъ переправили въ Парижъ.

— Такъ мы не въ Парижъ ѣдемъ? спросилъ Консейль.

— О, конечно… отвѣчалъ я уклончиво — конечно… только намъ придется сдѣлать крюкъ…

— Какъ ихъ милости заблагоразсудится, отвѣчалъ хладнокровно Консейль.

— Ты знаешь, любезный, что дѣло идетъ о чудовищѣ… о знаменитомъ нарвалѣ — знаешь? Мы очистимъ отъ него моря! Авторъ сочиненія о Тайнахъ морскихъ безднъ не можетъ отказаться… не можетъ не сопутствовать капитана Фаррагюта! Эта экспедиція славная, но… и опасная! Самъ невѣдаешь, куда придешь. Чудовища эти легко могутъ быть очень своенравны. Но мы, не смотря на это, все-таки отправимся. У насъ капитанъ дока, — хоть въ огонь, хоть въ воду…

— Если ихъ милость отправится, такъ и я отправлюсь, отвѣчалъ Консейль.

— Ты обсуди хорошенько. Я отъ тебя ничего не хочу скрывать. Это будетъ такая экспедиція, изъ которой иногда и не возвращаются.

— Какъ ихъ милости будетъ угодно.

Четверть часа спустя наши чемоданы были готовы. Консейль быстро укладывалъ, и можно было поручиться, что этотъ парень также хорошо классифицировалъ платье и рубашки, какъ птицъ и звѣрей.

Служитель гостинницы снесъ наши вещи и сложилъ ихъ въ большихъ сѣняхъ втораго этажа. Я сошелъ внизъ и за длиннымъ прилавкомъ, который постоянно осаждаетъ многочисленная толпа, расплатился но счету. Я распорядился, чтобы мои коллекціи отосланы были въ Парижъ; открылъ значительный кредитъ своей индійской свинкѣ; наконецъ, вмѣстѣ съ Консейлемъ вскочилъ въ карету.

Чрезъ нѣсколько минутъ мы достигли набережной, гдѣ увидали Авраама Линкольна, который выбрасывалъ изъ своихъ трубъ вихри чернаго дыму.

Наши вещи немедленно перенесли на палубу фрегата. Я бросился на боттъ, и спросилъ капитана; матросъ провелъ меня на ютъ^[7] гдѣ я примѣтилъ очень красиваго и симпатичнаго офицера. Этотъ офицеръ протянулъ мнѣ руку.

— Господинъ Петръ Аронаксъ? сказалъ онъ.

— Онъ самый, отвѣчалъ я. — Капитанъ Фаррагюгъ?

— Совершенно вѣрно. Очень радъ, вашему посѣщенію, господинъ профессоръ. Каюта ваша готова, и я къ вашимъ услугамъ.

Я откланялся капитану и, не желая ему быть помѣхой, попросилъ указать опредѣленную для меня каюту.

Фрегатъ Авраамъ Линкольнъ былъ превосходно приспособленъ къ своему новому назначенію; онъ отличался прочностью и очень большимъ ходомъ. Внутреннее устройство корабля вполнѣ соотвѣтствовало его морскимъ качествамъ. Я былъ въ восхищеніи отъ своей каюты, которая сообщалась съ офицерскимъ отдѣленіемъ.

— Тутъ намъ будетъ спокойно, сказалъ я Консейлю.

— Такъ же спокойно, съ позволенія ихъ милости, какъ устрицѣ въ раковинѣ.

Консейль принялся распаковывать багажъ, а я вернулся на палубу, слѣдить за приготовленіями къ отплытію.

Въ эту самую минуту капитанъ Фаррагютъ приказалъ ослабить послѣдніе канаты, державшіе Авраама Линкольна у пристани. Слѣдовательно, замѣшкайся я немного, корабль уѣхалъ бы безъ меня, и я былъ бы лишенъ случая сопровождать эту необыкновенную экспедицію.

Капитанъ не хотѣлъ терять ни одного часа, и торопился направиться къ океану, гдѣ въ послѣдній разъ было примѣчено чудовище. Онъ кликнулъ механика.

— Готовы ли у васъ пары? спросилъ онъ.

— Готовы, отвѣчалъ механикъ.

— Go head! скомандовалъ капитанъ Фаррагютъ.

По этой командѣ рабочіе привели въ движеніе двигательное колесо. Паръ завылъ. Длинные поршни застонали и двинули шатуны. Лопасти закружились и начали разрубать волны все быстрѣй и быстрѣй, и Авраамъ Линкольнъ величественно выплылъ, сопровождаемый дюжинами меленькихъ пароходовъ и лодокъ, переполненныхъ любопытными.

Вся набережная была покрыта толпою зрителей. Пятьсотъ тысячъ человѣкъ громко прокричали ура и привѣтствовали Авраама Линкольна до самаго его вступленія въ воды Гудсона.

Тутъ фрегатъ прошелъ мимо укрѣпленій, которыя отдавали ему честь изъ самыхъ большихъ пушекъ. Въ отвѣтъ на эти привѣтствія Авраамъ Линкольнъ троекратно спускалъ и поднималъ американскій флагъ, на которомъ сіяло тридцать девять звѣздъ. Лодки и маленькіе пароходы провожали Авраама Линкольна до самаго маяка.

Пробило три часа. Лоцманъ сѣлъ въ свою шлюпку и распростился съ капитаномъ. Огонь усилили; винтъ сталъ ударять по волнамъ быстрѣе; фрегатъ шелъ вдоль берега, а къ 8 часамъ вечера понесся на всѣхъ парахъ по волнамъ Атлантическаго океана.

ГЛАВА 4.

Недъ Ландъ.

Капитанъ Фаррагютъ былъ отличный морякъ; существованіе чудовища не подлежало у него никакому сомнѣнію; онъ поклялся очистить отъ него моря. Или капитанъ Фаррагютъ истребитъ нарвала, или чудовище погубитъ капитана Фаррагюта. Средины тутъ не было.

Офицеры были одного мнѣнія съ своимъ командиромъ. Что касается до экипажа, то онъ тоже стремился повстрѣчать чудовище, хватить его острогой и разрубить на части. Всѣ съ необыкновеннымъ вниманіемъ всматривались вдаль. Надо замѣтить, что капитанъ Фаррагютъ объявилъ о преміи въ двѣ тысячи долларовъ, назначавшейся тому, кто первый увидитъ чудовище. Легко себѣ вообразить, какъ внимательно всѣ вглядывались въ необозримое море. Что касается до меня, то и я съ своей стороны не отставалъ отъ другихъ и ежедневно по нѣсколько разъ дѣлалъ наблюденія.

Я уже упоминалъ, что капитанъ Фаррагютъ позаботился снабдить свой корабль разнообразными орудіями, необходимыми для ловли огромнаго чудовища. Промысловое судно не могло быть лучше вооружено. На фрегатѣ были всѣ извѣстные снаряды, начиная отъ остроги, кончая разрывными пулями. На бакѣ стояла усовершенствованная, заряжавшаяся съ казенной части, пушка — это драгоцѣнное орудіе посыло, ни капли нестѣсняясь, коническое ядро, вѣсившее четыре килограмма на разстояніи приблизительно 16 километровъ.

У Авраама Линкольна, слѣдовательно, были въ распоряженіи всѣ орудія разрушенія. Мало того, на бортѣ находился самъ Недъ-Ландъ, царь гарпунщиковъ.

Недъ-Ландъ, уроженецъ Канады, отличался необыкновенною вѣрностью руки и въ своемъ опасномъ ремеслѣ не имѣлъ себѣ равнаго соперника. Хладнокровіе и ловкость, смѣлость и коварство, всѣ эти качества достигли въ немъ высшей степени совершенства, и нужно было быть очень лукавымъ китомъ, чтобы избѣжать удара его остроги.

Недъ-Ланду было 40 лѣтъ; онъ былъ ростомъ около 3 аршинъ, крѣпко сложенъ, степененъ, но оченъ сердитъ, когда ему перечили. Наружность его невольно заставляла на себя обращать вниманіе: она внушала какое-то уваженіе, смѣшанное со страхомъ.

Мнѣ кажется, что капитанъ Фаррагютъ роспорядился практично, пригласивъ этого человѣка: онъ одинъ, по вѣрности руки и взгляда, стоилъ всего экипажа.

Канадецъ почти тотъ же французъ, и я долженъ сознаться, что Недъ, вопреки своей несообщительности, почувствовалъ ко мнѣ нѣкоторую симпатію. Его, по всей вѣроятности, привлекало мое французское происхожденіе. Ему представлялся случай покалякать, а мнѣ послушать тотъ старый языкъ, который до сихъ поръ сохранился въ нѣкоторыхъ провинціяхъ Канады.

Мало по малу Недъ Ландъ разговорился, и я охотно слушалъ разсказы о его приключеніяхъ въ полярныхъ моряхъ. Подчасъ его повѣствованія казались мнѣ Иліадой сѣверныхъ странъ.

Я описываю этого человѣка такимъ какимъ знаю его въ настоящее время. Мы съ нимъ старые пріятели, связанные тою неразрывною дружбою, которая родится и крѣпнетъ въ тяжкихъ невзгодахъ. Да, Недъ, я желалъ бы прожить еще сто лѣтъ, чтобы вспоминать о тебѣ!

Но каково было убѣжденіе Неда относительно чудовища? Надо замѣтитъ, что канадецъ не слишкомъ-то вѣрилъ въ нарвала, и единый изъ экипажа не раздѣлялъ общаго мнѣнія. Онъ даже устранялъ себя отъ разсужденія объ этомъ предметѣ, о которомъ мнѣ весьма хотѣлось попытать его однажды.

Въ восхитительный вечеръ 30 іюля, т. е. спустя три недѣли послѣ нашего отплытія, Авраамъ Линкольнъ миновалъ тропикъ Козерога и, менѣе чѣмъ въ семидесяти миляхъ, къ югу передъ нашими взорами открылся Магеллановъ проливъ. Черезъ 7 дней фрегатъ долженъ былъ вступить въ воды Тихаго океана.

Я съ Недомъ сидѣли на ютѣ, бесѣдуя о томъ, о семъ и вглядываясь въ это таинственное море, котораго глубь до сихъ поръ неизвѣстна и недоступна взору человѣка. Я завелъ разговоръ о нарвалѣ-колоссѣ и стали разсуждать о всевозможныхъ шансахъ, обусловливающихъ успѣхъ или неудачу нашей экспедиціи. Но, примѣтивъ, что Недъ медлитъ, я приступилъ къ нему прямѣе.

— А что, Недъ, спросилъ я, неужто вы не вѣрите, что огромное животное, которое мы преслѣдуемъ, дѣйствительно не существуетъ? Развѣ у васъ есть особенныя причины имѣть право недовѣрять общему мнѣнію?

Гарпунщикъ не отвѣчалъ на мой вопросъ нѣсколько минутъ, смотрѣлъ на меня, потомъ закрылъ глаза и наконецъ процѣдилъ сквозь зубы:

— Можетъ быть и есть, господинъ Аронаксъ.

— Однако, Недъ, гарпунщикъ по ремеслу, вы должны были освоиться съ огромными морскими животными и вамъ легче представить себѣ какое нибудь чудовищное китообразное.

— Въ этомъ-то вы и ошибаетесь, господинъ профессоръ, отвѣчалъ Недъ. — Я преслѣдовалъ много морскихъ животныхъ, очень многихъ прикололъ своей острогой, но какъ бы сильны и хорошо вооружены они ни были, ни хвостъ ихъ, ни клыки не въ состояніи пробить листовое желѣзо покрывающее пароходъ.

— Однако, почтенный гарпунщикъ, разсказываютъ, что зубъ нарвала пробивалъ насквозь большія суда.

— Деревянныя суда, это пожалуй, отвѣчалъ Недъ да впрочемъ я собственными глазами этого никогда не видалъ. И, пока во очію не увижу, я буду отрицать, чтобы китъ или нарвалъ въ состояніи были вредить судамъ.

— Послушайте, Недъ

— Нѣтъ, господинъ Аронаксъ, нѣтъ, все что вамъ угодно, только отъ этого избавьте; огромный спрутъ, можетъ быть?…

— Какъ можно спрутъ, вы несете гиль, почтеннѣйшій канадецъ. Вѣдь спрутъ слизнякъ и самое это названіе указываетъ на мягкость его тѣла.

— Итакъ, господинъ профессоръ, возразилъ гарпунщикъ, и въ тонѣ его звучалъ оттѣннокъ ироніи, вы вѣрите въ существованіе колоссальнаго кита?

— Да, Недъ, я вѣрю въ существованіе животнаго, неимовѣрно сильнаго, принадлежащаго къ породѣ китовъ, и одареннаго крѣпкимъ роговымъ бивнемъ.

— Гм, сказалъ канадецъ, покачивая головой съ видомъ человѣка, котораго не убѣдишь.

— Вы замѣтьте, милѣйшій Недъ, продолжалъ я: что если такое животное существуетъ, если оно живетъ въ глубинѣ океана и лежитъ на нѣсколько миль ниже поверхности водъ, такъ онъ всенепремѣннно обладаетъ настолько сильнымъ организмомъ, что ему даже трудно подъискать мѣрило.

— А для чего ему такой организмъ?

— Для того, что нужна неизмѣримая сила, чтобы жить въ глубинѣ океана и въ состояніи выдержать страшное давленіе верхнихъ слоевъ.

— Право? сказалъ канадецъ, смотря на меня въ оба и прищуривая правый глазѣ.

— Дѣйствительно! Я васъ могу увѣрить въ этомъ цифрами! отвѣчалъ я.

— О цифры! нетерпѣливо возразилъ Недъ. — Съ цифрами можно сдѣлать все, что вашей душѣ угодно!

— Въ коммерческихъ предпріятіяхъ, — да, Недъ, но въ математикѣ — нѣтъ. Послушайте, это колоссальное животное, обитающее въ такой глубинѣ, должно выдерживать страшное давленіе, легко можетъ быть, равняющееся милліардамъ килограмовъ. Теперь вы сообразите, какъ велико должно быть сопротивленіе его костяной системы и какова должна быть сила его организма, если оно въ состояніи выдерживать подобное давленіе!

— Оно, надо думать, спаено изъ листоваго желѣза въ нѣсколько дюймовъ толщиной, какъ броненосное судно, отвѣчалъ китоловъ.

— Немудрено, что такъ, Недъ. Ну, вы и вообразите послѣ этого, какое крушеніе можетъ учинить подобная масса, когда бросится со скоростью выстрѣла на корпусъ корабля.

— Да…. дѣйствительно…. можетъ быть отвѣчалъ канадецъ.

Наглядная рѣчь поколебала Неда, но онъ все-таки не хотѣлъ уступить.

— Ну, какже, почтеннѣйшій китоловъ, убѣдились вы, а?

— Вы меня убѣдили только въ томъ, господинъ натуралистъ, что если такія чудовищныя животныя живутъ въ глубинахъ океана, такъ они дѣйствительно должны обладать неимовѣрной силой, какъ вы разсказываете.

— Да вѣдь еслибы они не существовали, то чѣмъ же вы объясните катастрофу съ Шотландіей, упрямый человѣкъ.

— Можетъ…. нерѣшительно началъ Недъ.

— Ну, говорите, говорите!

— Потому что… это не правда! отвѣчалъ Недъ.

Но этотъ отвѣтъ показывалъ только упрямство Неда. Случай съ Шотландіей былъ всѣмъ отлично извѣстенъ; непризнавать его не было никакой рѣшительной возможности. Пробой былъ на столько очевиденъ, что его пришлось задѣлывать — слѣдовательно фактъ доказанъ на лицо. Наконецъ пробой, безъ причины, самъ собой, произойти не могъ; онъ тоже не былъ произведенъ подводной; скалой — слѣдовательно, по всей вѣроятности, его пробило острое орудіе большаго животнаго.

ГЛАВА 5.

Куда кривая не вынесетъ!

Нѣкоторое время, путешествіе Авраама Линкольна повидимому, происходило безъ особенныхъ происшествій. Впрочемъ разъ выпалъ казусъ, который далъ возможность Недъ-Ланду показать свою поразительную ловкость и показать тѣмъ степень довѣрія, которое къ нему нужно питать.

30 іюня, на широтѣ Малуинскихъ острововъ, фрегатъ, встрѣтившись съ американскими китоловами, ничего не узналъ о нарвалѣ, такъ какъ они сами ничего о немъ не знали. Капитанъ же парохода Монроэ, зная, что Недъ-Ландъ присутствуетъ на бортѣ Авраама Линкольна, пригласилъ его пособить охотиться на кита, который былъ въ виду. Желая видѣть Недъ-Ланда въ дѣлѣ, капитанъ Фаррагютъ разрѣшилъ ему отправиться на Монроэ. Нашему канадцу везло большое счастье, такъ какъ онъ убилъ двухъ китовъ, поразивъ одного въ сердце, и овладѣлъ другимъ послѣ кратковременнаго преслѣдованія.

Въ самомъ дѣлѣ, трудно ручаться за чудовище, если оно наткнется на острогу Недъ-Ланда.

Фрегатъ очень скоро миновалъ юговосточный берегъ Америки, такъ что 3 іюля мы были у входа въ Магеллановъ проливъ недалеко отъ мыса Дѣвъ. Капитанъ же Фаррагютъ лучше желалъ обогнуть мысъ Горнъ, нежели плыть въ этотъ извилистый проходъ. Рѣшеніе это было одобрено всѣмъ экипажемъ, такъ какъ сомнительно было встрѣтить нарвала въ такомъ узкомъ проливѣ; а матросы утверждали даже, что чудовище не можетъ проплыть въ него, ибо очень для сего толсто.

6 Іюля часа въ три вечера Авраамъ Линкольнъ обошелъ миляхъ въ пятнадцати къ югу островокъ или, лучше сказать уединенную скалу на оконечности материка Америки, которую Голландцы назвали «мысъ Горнъ» именемъ своего роднаго города. Отсюда путь нашъ пошелъ къ Сѣверо-Западу и утромъ слѣдующаго дня фрегатъ винтомъ своимъ сталъ бурлить величественныя воды Тихаго океана.

Денежный интересъ для меня не былъ на первомъ планѣ, но не менѣе того, я отъ другихъ не отставалъ. Не обращая вниманія ни на солнечный жаръ, ни на дождикъ, я постоянно присутствовалъ на палубѣ парохода за исключеніемъ нѣсколькихъ минутъ обѣда и немногихъ часовъ отдыха.

Море бѣлѣющее до края горизонта пѣнистыми грядами приковывало мои взоры; и всякій разъ, какъ только шаловливый китъ показывалъ изъ волнъ моря свою черноватую спину, мнѣ приходилось волноваться одинаковыми чувствами съ штабомъ и экипажемъ, который при этомъ высыпалъ весь на палубу корабля. Изъ нижнихъ каютъ выбѣгали толпами офицеры и матросы. Всѣ съ напряжённымъ взоромъ и притая дыханіе, слѣдили за движеніями животнаго. Я же такъ напряженно смотрѣлъ, что боялся повредить, сѣтчатую оболочку и ослѣпнуть. Всегда спокойный, Консейль говорилъ мнѣ своимъ невозмутимымъ голосомъ: «Когда бы ихъ милость таращили глаза поменьше, тогда бы видѣли несравненно болѣе».

Въ самомъ дѣлѣ, напрасно суетились! Всякій разъ, какъ только Авраамъ Линкольнъ, замѣтя животное, приближался къ нему, то узнавалъ или простаго кита или кошалота.

Погода была хорошая и путешествіе наше совершалось при самыхъ лучшихъ условіяхъ. Море было покойно и ясно, на всемъ его неизмѣримомъ протяженіи, не смотря на то, что въ Австралійскомъ поясѣ іюль самый дождливый мѣсяцъ, на подобіе нашего января. Недъ Ландъ продолжалъ быть упорно недовѣрчивымъ, даже не хотѣлъ смотрѣть на море, когда не былъ самъ на вахтѣ или не было въ виду кита. Острота же его зрѣнія могла бы принести значительную пользу. Сто разъ упрекалъ я его въ равнодушіи, но упрямый канадецъ изъ двѣнадцати часовъ восемь проводилъ въ своей каютѣ въ снѣ или чтеніи.

— Господинъ Араноксъ говорилъ онъ, положимъ, что животное такое существуетъ, но какое основаніе къ тому, что мы, непремѣнно его встрѣтимъ? Кажись, вы знаете, мы идемъ на удачу. Сказываютъ, что этого звѣря, котораго мы не находимъ, видѣли въ высокихъ моряхъ Тихаго Океана? Хорошо; но вотъ уже два мѣсяца прошло съ тѣхъ поръ, а нарвалъ, какъ можно думать, по его характеру, не любитъ долго быть въ однихъ и тѣхъ же мѣстахъ. Къ тому же онъ одаренъ необыкновенною быстротой движенія. Вы, господинъ профессоръ, очень хорошо знаете, что природа безсмыслицы не производитъ. Она отказала бы медленному по природѣ животному въ возможности быстро переходить изъ одного мѣста въ другое, если бы оно въ томъ не нуждалось. Слѣдовательно, если нарвалъ есть, то онъ теперь далеко.

На это, я не зналъ что отвѣчать. Везъ сомнѣнія, мы шли, какъ говорится, куда кривая не. вывезетъ, на удачу, какъ во тьмѣ; но другаго исхода не было. Поэтому мы не должны были надѣяться на встрѣчу съ нарваломъ. Между прочимъ, сомнѣніе никѣмъ еще не овладѣвало и ни одинъ матросъ корабля не сталъ бы спорить противъ нарвала и его скораго появленія.

20 іюля мы проѣхали мимо тропика Козерога подъ 105° долготы и 27 числа этого же мѣсяца пересѣкли Экваторъ по 110 меридіанѣ. Произведя эти измѣренія, фрегатъ поѣхалъ къ западу и вошелъ въ среднія моря Тихаго океана. Капитанъ Фаррагютъ былъ справедливъ, полагая придерживаться лучше глубокихъ водъ и быть дальше отъ материковъ и острововъ, которыхъ животное избѣгало «по мелководію», говорилъ начальникъ экипажа. Фрегатъ, сдѣлавши запасъ угля, прошелъ мимо острововъ Памоту, Маркизскихъ, Сандвичевыхъ, перерѣзалъ тропикъ Рака подъ 132° долготы и держалъ путь къ Китайскимъ морямъ.

Это было мѣсто недавнихъ подвиговъ животнаго, отъ чего всѣ присутствующіе на борту были ни живы ни мертвы. Сердца бились съ такою силой, что могли легко нажить себѣ неизлѣчимый аневризмъ. Трудно изобразить то нервное безпокойство, какое переживалъ экипажъ. Люди не ѣли и не спали. Отъ ошибки матроса, стоящаго на вымпелѣ, въ вычисленіи или опредѣленіи какого либо предмета, случалось всѣмъ разъ по 20 въ день испытывать ужасныя мученія. Такое напряженное состояніе, постоянно поддерживаемое, должно-было непремѣнно породить въ насъ чувство разочарованія въ предпріятіи.

И дѣйствительно, разочарованіе не заставило себя долго ждать. Три мѣсяца сряду, и каждый день этихъ мѣсяцевъ казался цѣлымъ столѣтіемъ. Авраамъ Линкольнъ, скитаясь по сѣвернымъ водамъ Тихаго океана, изрѣзавъ его по всѣмъ направленіямъ, гоняясь за встрѣчающимися китами, быстро поворачивая, неожиданно перемѣняя направленіе, убавляя или прибавляя пары и все это дѣлалъ одно за другимъ, съ опасностію сломать машину. Все пространство отъ береговъ Японіи и Америки было изслѣдовано какъ нельзя лучше, и при этомъ рѣшительно ничего, одна безпредѣльность пустынныхъ водъ! Хоть бы одно подобіе огромнаго нарвала, хотя бы подводный островокъ, остатки судна, плавающая гряда подводныхъ камней словомъ хотя бы что нибудь необыкновенное. Разочарованіе постигло; а вмѣстѣ съ тѣмъ отчаяніе и невѣріе! На бортѣ переживали ощущеніе, состоявшее изъ ³/₁₀ стыда и ⁷/₁₀ злости, остаться дураками, повѣривши безсмысленнымъ выдумкамъ было совѣстно и досадно!

Множество доказательствъ, приведенныхъ въ теченіи года, разсѣялись мгновенно, и всѣ спѣшили во время обѣда и отдыха вернуть безполезное убитое время.

Такой рѣзкій переходъ отъ одной крайности къ другой, свойственный уму человѣка, сдѣлалъ то, что горячіе защитники предпріятія стали упорными его противниками. Такое настроеніе, распространяясь съ быстротой отъ люковъ корабля, отъ мѣстопребыванія кочегаровъ, охватило собой офицерскую площадку, вслѣдствіе чего фрегатъ непремѣнно поворотилъ бы къ югу, если бы не проявилась поразительная устойчивость капитана Фаррагюта. Производить изысканія, дальше возможности не было. Обвинять себя въ неудачѣ экипажъ Авраама Линкольна не могъ, ибо сдѣлалъ все, что было для него возможно. Терпѣніе и усердіе въ такой степени никогда не проявлялось въ морякахъ Америки. Неудача предпріятія была не отъ нихъ. Что отъ нихъ зависитъ, было сдѣлано, имъ оставалось послѣ всего плыть на родину.

Капитану объ этотъ сдѣлали заявленіе. Капитанъ упорствовалъ. Моряки работали безъ любви къ своему дѣлу. Нельзя сказать, чтобы на фрегатѣ было возмущеніе, но, не продолжая настойчиво упорствовать, капитанъ Фаррагютъ поступилъ какъ благоразумный человѣкъ и подобно Колумбу просилъ три дня, съ тѣмъ, что если въ продолженіи этихъ 3-хъ дней чудовище не будетъ открыто, то рулевой повернетъ колесо три раза и возьметъ путь въ европейскія моря.

Обѣщаніе это было объявлено 2 ноября. Оно на первыхъ порахъ поддержало энергію духа экипажа. Океанъ снова сталъ предметомъ наблюденій. Увеличительныя трубы дѣйствовали очень оживленно. Это былъ послѣдній, торжественно предложенный гиганту нарвалу, вызовъ и съ его стороны не было причинъ отвѣчать невниманіемъ на приглашеніе «явиться.»

Уже минуло два дня. Авраамъ Линкольнъ паровъ неусиливалъ. Средства употреблялись, какія только были возможны, чтобы обратить на себя вниманіе чудовища, или вывести его изъ недѣятельности въ случаѣ присутствія его гдѣ нибудь по сосѣдству. По этому поводу праздновали особенно акулы, потому что за Фрегатомъ плыли на веревкахъ большія куски сала. Авраамъ Линкольнъ находился въ состояніи покоя, а шлюпки мелькали вокругъ него по всѣмъ направленіямъ, изслѣдуя каждый уголокъ. 4 ноября вечерній мракъ застилалъ уже волны океана, а тайна бездны водъ — все была тайной.

Завтра 5 ноября, въ полдень, долженъ былъ истечь условленный срокъ. Капитанъ Фаррагютъ при послѣднемъ ударѣ часовъ обязанъ былъ исполнить свое слово и дать приказъ повернуть къ юго-востоку, чтобы оставить сѣверныя воды Тихаго океана.

Фрегатъ стоялъ подъ 31° 15' сѣверной широты и подъ 136° 42' долготы. Подъ вѣтромъ около 2-хъ сотъ миль находились Японскіе острова. Уже 8 часовъ. Тучи заволокли собою луну, бывшую въ то время въ первой четверти. Волны спокойно набѣгали и разбивались о фаръ-штевень фрегата.

Въ эти моменты я находился на носу и стоя опирался на сѣти по бокамъ штирборда; Консейль былъ около меня и смотрѣлъ впередъ. Экипажъ съ высоты вантъ, вперялъ взоры свои въ темнѣвшій горизонтъ. Офицеры, вооруженные ночными подзорными трубками, старались какъ бы вырвать желаемое изъ объятій мрака. Золотистый цвѣтъ луны мелькалъ иногда изъ-за прозрачныхъ причудливо окаймленныхъ облаковъ — но каждый разъ — поглощался тьмой.

По выраженію лица Консейля, я видѣлъ, что и онъ увлеченъ былъ общимъ настроеніемъ. По крайности мнѣ такъ казалось. И, по всей вѣроятности, нервы его были въ такомъ- состояніи въ первый разъ его жизни.

— Консель, сказалъ я, случай положить въ карманъ двѣ тысячи долларовъ болѣе уже неповторится.

— Если позволите замѣтить, отвѣчалъ Консейль, то я никогда не претендовалъ на эту награду; союзное правительство имѣетъ возможность обѣщать безъ ущерба для себя даже и сто тысячъ.

— Вѣрно, Консейль! Неосновательно приняли мы участіе въ этомъ пустомъ предпріятіи. Время потеряно, тревоги были напрасны. Мы были бы во Франціи назадъ тому шесть мѣсяцевъ.

— И поживали бы въ квартирѣ ихъ милости въ музеѣ. Я бы классифировалъ ископаемыхъ, посадилъ бы индійскую свинку въ клѣтку на показъ любопытнымъ зрителямъ.

— Все это такъ Консейль; мало того, надъ нами непремѣнно посмѣются.

— Надо полагать правду, что надъ вашей милостью посмѣются, подтвердилъ Коноейль и. говорить ли?

— Договаривай Консейль.

— По моему ваша милость достойны посмѣянія, говоря откровенно.

— Въ самомъ дѣлѣ?

— Состоя такимъ ученымъ, какъ ихъ милость, не нужно подвергать себя легкомыслію.

Но эта любезность Консейля, а равно и тишина были прерваны крикомъ Недъ-Ланда.

— Ого! противъ насъ подъ вѣтромъ то, что мы искали!

ГЛАВА 6.

На всѣхъ парахъ во всѣ тяжкія.

На этотъ крикъ китолова бросился экипажъ: капитанъ, офицеры, бауманы, матросы, юнги; осиротѣли машины безъ инженеровъ, а печи безъ кочегаровъ. Приказано было остановиться, фрегатъ плылъ только отъ силы прежняго движенія.

Я же хотя и увѣренъ былъ въ отличномъ зрѣніи канадца, но нехотя задавался вопросомъ, какъ и что онъ могъ видѣть въ непроглядномъ мракѣ, который насъ опутывалъ. Сердце мое такъ билось, что готово было разорваться въ дребезги.

Недъ-Ландъ былъ правъ; онъ указалъ рукой на предметъ, который мы всѣ увидали.

Въ полуверстѣ отъ кормы фрегата Авраама Линкольна показался свѣтъ надъ поверхностію моря; но это не было фосфорическое явленіе! Чудовище покоилось ниже уровня воды на нѣсколько саженъ, и его окружалъ, упоминаемый въ донесеніяхъ многихъ капитановъ, свѣтъ и непонятное сіяніе. Производитель этихъ поразительныхъ лучей свѣта, по всей вѣроятности былъ необъятной силы. Пространство, залитое свѣтомъ, имѣло удлиненно-овальную форму, въ центрѣ которой сосредоточивался ослѣпительный блескъ, къ окружности постепенно слабѣющій.

Это ни что иное, какъ масса фосфорическихъ животныхъ, замѣтилъ одинъ изъ офицеровъ.

Я положительно отрицалъ. Фолады и сальны не могутъ производить такого страшнаго сіянія, это электричество. Смотрите, смотрите! Онъ перемѣщается, движется впередъ… назадъ. Онъ летитъ на насъ.

Крикъ пронесся по палубѣ. Молчать! командовалъ капитанъ Фаррагютъ. Руль на вѣтеръ и на бортъ, машина задній ходъ.

Матросы ринулись къ рулю, инженеры къ машинѣ и дали ей задній ходъ, и Авраамъ Линкольнъ описалъ полукругъ, повернувшись на бокбортѣ.

— Прямо руль, передній ходъ! кричалъ капитанъ Фаррагютъ.

Команда была приведена въ исполненіе и Авраамъ Линкольнъ быстро уходилъ отъ сіявшаго круга, но непонятное животное съ удвоенной быстротой приближалось къ нему.

Страхъ и изумленіе превратили насъ въ группы статуй. Шаловливое животное къ намъ приближалось. Оно описало кругъ около фрегата, мчавшагося съ быстротой 10 узловъ, нарядно убирая его блестящими искорками электрическихъ волнъ. Послѣ этого убѣжало на разстояніе двухъ или трехъ миль, оставляя за собой полосу свѣта на подобіе пара, вылетающаго изъ движущагося локомотива. Отъѣхавши до темнаго горизонта, чудовище съ невѣроятною быстротой устремилось на Авраама Линкольна, но на разстояніи 20 футовъ мгновенно остановилось и потухло, какъ будто сила свѣта оставила его. За тѣмъ оно обогнуло-ли или проѣхало внизу фрегата, только оно появилось съ другой стороны. Столкновенія и разрушенія нужно было ожидать всякую минуту.

Фрегатъ тоже до изумленія хитрилъ въ своихъ движеніяхъ, онъ бѣжалъ отъ преслѣдованія, тогда какъ долженъ былъ нападать. На замѣчаніе мое объ этомъ невозмутимая физіономія капитана выразила изумленіе.

— До свѣта, господинъ Аронаксъ; въ такую темноту, я не желаю экипажъ мой подвергать какой либо опасности, ибо незнаю съ какимъ страшилищемъ я имѣю дѣло. Разсвѣтетъ, и роли измѣнятся.

— Конечно, на счетъ породы животнаго вы теперь не сомнѣваетесь, капитанъ?

— Да, это электрическій нарвалъ!

— Пожалуй, къ нему и приближаться нельзя, какъ къ электрическому угрю?

— Полагаю такъ, сказалъ капитанъ. И если онъ обладаетъ разрушающею силой, то этотъ коллосъ есть страшнѣйшее животное, которое когда-либо появлялось изъ рукъ Творца. Поэтому я долженъ его остерегаться.

Въ продолженіи ночи экипажъ былъ на готовѣ. О снѣ помину не было. Авраамъ Линкольнъ отказываясь соперничать съ нарваломъ въ быстротѣ, паровъ неприбавлялъ, и взялъ умѣренный ходъ. Нарвалъ тоже, какъ фрегатъ, лѣниво качался на волнахъ и не хотѣлъ покидать поле сраженія.

Близъ полночи онъ скрылся или правильнѣе потухъ, — какъ свѣтящійся червякъ. Но чтобы онъ скрылся, мы не желали. Около часа, когда капитанъ Фаррагютъ, Недъ-Ландъ и я были на ютѣ, то послышался свистъ, который можно сравнить съ звукомъ воды, бьющей съ большой силой.

— Много ли разъ случалось вамъ слышать ревъ китовъ? спросилъ капитанъ Недъ-Ланда?

— Очень много разъ, но такихъ, за указаніе которыхъ даютъ по двѣ тысячи долларовъ, никогда.

— Премія ваша. Но объясните мнѣ вотъ что: свистъ этотъ сходенъ ли съ тѣмъ, который слышенъ при выбрасываніи китами воды изъ отверстій носа.

— Да, похожъ, хотя гораздо сильнѣе. Что предъ нами китъ, въ этомъ сомнѣваться нечего. Если дозволите, присоединилъ Недъ, — то завтра при восходѣ солнца, мы съ нимъ объяснимся.

— Но пожелаетъ-ли онъ васъ слушать Недъ? замѣтилъ я.

— Онъ обязанъ будетъ слушать меня, когда я буду отъ него на разстояніи четырехъ острогъ.

— На этотъ разъ вамъ нуженъ будетъ мой вельботъ? сказалъ капитанъ.

— Да.

— И рисковать жизнію моихъ людей?

— Также какъ и моею — хладнокровно замѣтилъ китоловъ.

По утру въ два часа, миляхъ въ пяти отъ Авраама Линкольна, опять обозначился блестящій кругъ. Разстояніе это, шумъ вѣтра и плескъ волнъ не помѣшали слышать удары животнаго какъ бы хвостомъ и дыханіе его. Представлялось, что будто нарвалъ выплылъ на поверхность моря и запасается воздухомъ, наполняя имъ легкія, какъ машина въ 2000 силъ наполняетъ паромъ свои цилиндры.

«Китъ, равняющійся по силѣ кавалерійскому полку, недуренъ, подумалъ я».

До самаго свѣта — всѣ до одного готовились къ бою. Борты были вооружены рыболовными орудіями. Приготовили даже, по приказанію подшкипера, мушкетоны, бросающіе острогу на цѣлую миль. Ружья зарядили разрывными пулями, которыя были смертельны для самыхъ крупныхъ животныхъ. Къ этому присоединилось страшное оружіе Недъ-Ланда, — онъ наточилъ свою острогу.

Свѣтъ нарвала исчезъ, какъ только первые лучи утренней зори пронеслись по небу. Часовъ въ семь хотя и стало свѣтло, но густой туманъ не дозволялъ ничего видѣть, даже въ лучшія подзорныя трубы. Какая была досада!

Офицеры были на верхушкахъ мачтъ; я отправился на бизань.

Спустя часъ, — туманъ сталъ рѣдѣть и подниматься, и видъ чистаго горизонта Недъ-Ландъ привѣтствовалъ крикомъ, наподобіе вчерашняго.

«Оно позади насъ влѣво!»

Взоры всѣхъ соединились на указанной точкѣ. Мили на полторы отъ фрегата высовывалось на метрѣ изъ воды черное тѣло, а за нимъ бѣжала струя огромной бѣлой лентой обозначавшая путь животнаго и силу хвоста, производившаго водоворотъ.

Когда фрегатъ подошелъ къ киту, то я могъ свободно разсматривать его, при этомъ я замѣтилъ, что донесенія Шаннона и Гельвеціи были преувеличены. Длина животнаго, по моему мнѣнію, не превышала 280 футовъ. Толщину опредѣлить трудно, но за то общій выводъ можетъ быть таковъ, что животное вездѣ и во всемъ пропорціонально.

Соображенія мои были прерваны тѣмъ, что животное изъ отверстій своего носа выбросило два столба воды на высоту 40 метровъ. И я тотчасъ же заключилъ, что животное это принадлежитъ къ отдѣлу позвоночныхъ, къ классу млекопитающихся и т. д.

Ждали всѣ приказаній капитана. Капитанъ же, разсматривая, животное пригласилъ инженера, и когда послѣдній подошелъ къ нему, спросилъ:

— Готовы ли вы?

— Совершенно, отвѣчалъ инженеръ.

— Прекрасно. Прибавьте огня «и во всѣ тяжкія».

Приказъ капитана вызвалъ громкое «ура!!»… Обѣ трубы фрегата стали выбрасывать черныя тучи дыма и палуба дрожала отъ кипѣнія воды въ котлахъ. Винтъ движеніемъ своимъ понесъ Авраама Линкольна къ животному, которое невозмутимо покоилось, — и фрегатъ подошелъ къ нему на 80 саженъ. Животное, непогружаясь въ воду, стало двигаться впередъ, сохраняя одинаковое разстояніе.

Около часа продолжалось преслѣдованіе; но фрегатъ не подошелъ ближе къ животному ни на шагъ. Быстрота бѣга фрегата была недостаточна.

Капитанъ Фаррагютъ приходилъ въ негодованіе и теребилъ свою бороду.

— Мистеръ Ландъ, вскричалъ капитанъ, нужно-ли теперь спустить шлюпки?

— Не надо, сказалъ Недъ. Къ нему не подойдешь безъ его на то согласія; лучше прибавить пары; а я, съ разрѣшенія вашего, буду на ватерштагѣ и пущу острогу, когда будемъ въ близкомъ разстояніи отъ животнаго.

— Идите, говорилъ Фаррагютъ, и сейчасъ же раздалась команда: господинъ инженеръ — усильте давленіе!

Недъ-Ландъ былъ уже на своемъ мѣстѣ. Огни усилились. Винтъ вращался 43 раза въ минуту. По спущенному лагу узнали, что фрегатъ проходитъ 18 миль и ³/₁₀ въ часъ.

Животное неуступало и также шло по 18 миль ³/₁₀.

Споръ продолжался при такомъ ходѣ цѣлый часъ и не выигралъ ни одной сажени. Этимъ нанесено было оскорбленіе чести представителя судовъ Американскаго флота. Всѣ приходили въ негодованіе; брань сыпалась на животное, но оно было молчаливо. Капитанъ кусалъ свою бороду.

Было приказано снова явиться инженеру.

— Давленіе дошло-ли до высшей точки? спросилъ капитанъ.

— Да, сказалъ инженеръ

— Нажаты ли клапаны?

— До 6 ¹/₂ атмосферъ.

— Пусть будетъ до десяти.

Приказано по американски, даже на Мессисипи во время гонки судовъ нельзя было слышать такого распоряженія.

— Ну, должно быть, мы взлетимъ на воздухъ? сказалъ я моему слугѣ Консейлю.

— Какъ прикажетъ ихъ милость — отвѣтилъ онъ.

Положа руку на сердцѣ, я долженъ сознаться, что мнѣ пріятенъ былъ такой рискъ.

Запасные клапаны были нажаты. Уголь переполнилъ печи, воздухъ чрезъ вентиляторы съ страшной силой стремился въ жаровни. Быстрота фрегата увеличивалась до того, что мачты дрожали, а трубы стали узки для дыма.

Брошенный лагъ показалъ 19 миль и ³/₁₀. Снова было приказано усилить огни. Инженеръ исполнилъ и манометръ обозначилъ 10 атмосферъ.

Китъ летѣлъ съ такой же быстротой и дѣлалъ 19 миль ³/₁₀ въ часъ.

Ну, гонка! У меня нѣтъ умѣнья изобразить того состоянія, которое охватило меня. Недъ-Ландъ съ острогой въ рукѣ былъ на своемъ мѣстѣ.

— Настигаемъ, настигаемъ кричалъ канадецъ.

Была удобная минута пустить острогу, но животное отдалялось отъ фрегата со скоростію 30 миль въ часъ. При этомъ, китъ какъ будто насмѣхаясь описалъ кругъ около фрегата, напрягшаго всѣ свои силы. Крики бѣшенства слышались со всѣхъ сторонъ.

Разстояніе неувеличилось и въ полдень оно было такое же, какъ въ 7 часовъ утра.

Капитанъ Фаррагютъ пустилъ въ ходъ самыя рѣшительныя мѣры.

Также-ли животное будетъ опережать коническую картечь, сказалъ, капитанъ, какъ опережаетъ Авраама Линкольна. Боцманъ!^[8] прислугу къ передовой пушкѣ!

Пушка мгновенно была заряжена, выстрѣлъ грянулъ и ядро пронеслоси нѣсколькими футами выше кита, находящагося въ полумили.

— Кто ловчѣй, — крикнулъ капитанъ; 500 долларовъ, кто угоститъ адское животное.

Какъ сейчасъ смотрю: съ невозмутимой безстрастной физіономіей, съ сѣдою бородой — канонеръ приблизился къ пушкѣ, навелъ, не спѣша прицѣлился. Загрохоталъ снова выстрѣлъ, раздались крики экипажа, ядро попало въ цѣль, но скользнувъ по округлой поверхности животнаго исчезло въ морѣ за двѣ мили.

— Чортъ побери, прорычалъ съ злостью старый канонеръ, шести-дюймовое желѣзо покрываетъ этого негодяя!

— Проклятіе! кричалъ капитанъ Фаррагютъ.

Гонка продолжалась и капитанъ сказалъ мнѣ: оставлю преслѣдовать тогда только, когда будетъ взорванъ фрегатъ.

— Иначе и нельзя, подтвердилъ я.

Животное не паровая машина и должно же было когда нибудь почувствовать усталость. Но часы летѣли и оно не утомлялось.

Авраамъ Линкольнъ съ честью велъ упорную борьбу. Онъ пробѣжалъ, какъ можно предполагать, въ день 6 ноября не меньше 500 километровъ. Мракъ слетѣвшей ночи окуталъ взволнованный океанъ.

Тогда мнѣ думалось, что предпріятіе окончено и загадочнаго животнаго мы больше не увидимъ. Каково же было изумленіе, когда поразительный свѣтъ опять явился на разстояніи 3-хъ милей отъ фрегата.

Нарвалъ былъ неподвиженъ; казалось, онъ отдыхалъ на волнахъ отъ дневной усталости. Моментъ былъ удобный и капитанъ Фаррагютъ задумалъ имъ воспользоваться.

Послѣ нѣкоторыхъ распоряженій Авраамъ Линкольнъ на малыхъ парахъ, тихо приближался къ своему врагу, боясь его встревожить. Киты, нерѣдко, спятъ въ открытомъ океанѣ и тогда нападеніе на нихъ бываетъ успѣшно. Недъ не разъ пользовался такими случаями, и теперь готовый былъ на своемъ мѣстѣ.

Фрегатъ едва плылъ. Машина перестала дѣйствовать еще за 200 саженъ отъ животнаго, и судно плыло вслѣдствіе первоначальнаго движенія. На бортѣ и палубѣ притаили дыханіе, — вездѣ господствовала тишина. Насъ отдѣляло уже только 100 футовъ отъ ослѣпляющаго круга.

Каждый мигъ сокращалъ разстояніе, и вотъ между врагами только 20 футовъ… Въ этотъ моментъ, перегнувшись за перила бака^[9], я узналъ фигуру Недъ-Ланда, державшагося одной рукой за мартингалъ, а другой потрясавшаго острогу. Еще моментъ, острога мелькнула изъ быстро разогнутой руки и наткнулась на какое-то твердое тѣло, издавши металлическій звукъ.

Мгновенно свѣтъ электричества угасъ, и два огромные столба воды обдали палубу фрегата съ такой силой, что опрокидывались люди, ломались найтовы и мачты. Изумительная сила потрясла корабль и я неудержавшись былъ вышвырнутъ въ море.

ГЛАВА 7.

Жизнь на волоскѣ!

Мое путешествіе въ море было неожиданно, но ощущенія современныя ему я помню живо.

Прежде всего меня окунуло въ глубину футовъ на двадцать, но послѣ двухъ добрыхъ ударовъ ногами я выплылъ на поверхность; плаваю я не дурно, хотя хуже Лорда Байрона и Эгдара Поэ, но не смотря на эту причину и все-таки остался съ головой.

Первое желаніе было видѣть фрегатъ. Знаетъ-ли экипажъ о моей участи? Повернулъ-ли Авраамъ Линкольнъ? Послалъ-ли капитанъ Фаррагютъ шлюпку? Буду-ли я спасенъ?

Я былъ среди тьмы. Черная масса, по временамъ сверкая огнями, удалялась на востокъ. Фрегатъ уходилъ, покидая меня на гибель.

— Спасите, спасите, взывалъ я, плывя изъ всѣхъ силъ къ Аврааму Линкольну.

Мое платье, прилипая къ тѣлу, тяготило меня. При всѣхъ усиліяхъ я погружался въ воду.

— Спасите!

И больше ни слова; ротъ былъ полонъ водой; я барахтался, какъ бы въ борьбѣ съ объятіями бездны…

Неожиданно, чья-то рука, поймавъ меня за платье приподняла на поверхность и вслѣдъ за этимъ кто-то сказалъ надъ ухомъ:

— Ихъ милости будетъ легче плыть, какъ только они возьмутся за мое плечо.

Я поймалъ руку мнѣ преданнаго слуги, Консейля.

— Консейль, ты это?

— Самъ на лицо для службы ихъ милости.

— Развѣ и ты упалъ со мной въ морѣ?

— Нѣтъ. Я, какъ слуга, послѣдовалъ за ихъ милостью добровольно.

Это было естественно ожидать отъ такого малаго.

— А что фрегатъ?

— Фрегатъ, о немъ говорить теперь напрасно! При чемъ Консейль повернулся на спину.

— Какъ такъ?

— Да такъ, «винтъ и руль сломаны», вотъ послѣднія слова, которыя я слышалъ, бросаясь въ море.

— Сломаны?

— Да, объ этомъ постарался зубъ чудовища. Кажется, Авраамъ Линкольнъ только этимъ однимъ пострадалъ. Въ этомъ гибель наша, онъ не можетъ править.

— Такъ мы пропали?!

— Быть-можетъ и нѣтъ, потому что предъ нами нѣсколько часовъ времени, въ которые мы можемъ чего-нибудь достигнуть.

Такое хладнокровіе Консейля меня одушевило Я поплылъ, не чувствуя усталости, только платье мѣшало мнѣ, но Консель, догадавшись, сказалъ: "Позвольте мнѣ разрѣзать ваше платье, " и впустивъ подъ него ножъ, онъ однимъ взмахомъ разрѣзалъ его; я же за это время плылъ и за него.

Разрѣзавши, съ своей стороны, платье Консейлю, мы поплыли.

Не менѣе того, положеніе наше было некрасиво. Мы могли расчитывать только на шлюпки, а фрегатъ, если бы и желалъ, то не могъ идти противъ вѣтра безъ руля.

Разсматривая это обстоятельство, Консейль составилъ планъ, какъ дома, и рѣшился дѣйствовать.

Намъ нужно было ожидать помощи отъ шлюпокъ Авраама Линкольна, и потому придумали, дабы держаться какъ можно болѣе, раздѣлить наши силы. Для этого одинъ долженъ былъ лежать спиною на спинѣ, а другой плыть, толкая его въ ноги. Чередуясь чрезъ каждыя 10 минутъ, мы думали плавать до разсвѣта.

Смѣшно! Но какому человѣческому сердцу чужды надежды? При этомъ насъ было двое, и могу увѣрить, что отчаяніе не могло посѣтить меня.

Фрегатъ былъ пораженъ въ 11 часовъ. Мы расчитывали плавать до восхода солнца. Съ отдыхами, — это было возможно, къ тому же на морѣ было тихо. Изрѣдка я силился побѣдить мракъ своимъ взоромъ, но видѣлъ только волны отъ нашихъ движеній, освѣщенныя фосфорическимъ блескомъ.

Къ полночи я былъ въ изнеможеніи. Мои члены сводили судороги. Надежда была на одного Консейля, но и онъ, бѣдный, уже слышно было какъ задыхался. Понятно, онъ не могъ послѣ этого долго выдерживать.

— Оставь меня, оставь! сказалъ я.

— Оставить ихъ милость! Никогда! Я первый утону.

Изъ-за тучи, летѣвшей къ востоку, выглянула луна, освѣтила своимъ свѣтомъ море и тѣмъ какъ будто бы поддержала наши ослабѣвающія силы. Осматривая всѣ стороны горизонта, я увидѣлъ фрегатъ на разстояніи пяти миль отъ насъ. Темную массу его едва можно было разсмотрѣть. Шлюпки же ни одной!

Я вздумалъ было кричать, но при такомъ разстояніи это было бы только излишнею тратою силъ. Къ тому же губы мои распухли, не могли издавать звука. Консейль еще въ силахъ былъ произнесть нѣсколько словъ, и повторялъ:

— Къ намъ, къ намъ!

На секунду мы остановились прислушаться, и какъ будто показалось, что кто-то отвѣчалъ на призывъ Консейля. Можетъ быть, это былъ шумъ въ ушахъ?

— Ты слышалъ? сказалъ я.

— Да.

И Консейль снова закричалъ.

На этотъ разъ мы не сомнѣвались; насъ окликалъ человѣческій голосъ. Но чей это былъ голосъ, несчастной ли жертвы крушенія корабля, или голосъ спасительной шлюпки фрегата?

Консейль, напрягши послѣднія силы, выставился до половины изъ воды, опираясь на мое плечо, но упалъ безъ чувствъ.

— Что видѣлъ?

— Я видѣлъ…. шепталъ онъ, — я видѣлъ…. но надо молчать, чтобы беречь силы.

Мнѣ хотѣлось знать отвѣтъ Консейля, но вдругъ почему-то вспомнилъ о чудовищѣ. Но что значить голосъ? Не былъ же это другой Іона во чревѣ кита.

Консейль молча подвигалъ меня впередъ. Время отъ времени онъ всматривался и подавалъ голосъ, на который ему кто-то отвѣчалъ. Я съ трудомъ различалъ этотъ голосъ. Силы мои меня оставили; пальцы расходились, рука не служила; я дрожалъ отъ холода, и приподнявши голову, еще разъ сталъ погружаться въ воду.

Но меня толкнуло что-то твердое; я невольно схватился за него и вслѣдъ за этимъ почувствовалъ, что меня тащатъ на поверхность воды, груди стало легче, сознаніе потерялось…

Меня растерли, я пришелъ въ себя и открылъ глаза.

Я назвалъ Консейля!

— Меня изволили звать? сказалъ Консейль.

При этомъ я увидѣлъ новую фигуру, и при свѣтѣ заводившей луны, узналъ въ ней Неда.

На мое привѣтствіе Недъ объяснилъ мнѣ, что онъ преслѣдуетъ свою добычу.

— Васъ также сбросило съ фрегата?

— Точно такъ, господинъ профессоръ, но мнѣ посчастливилось больше васъ, такъ какъ я присталъ къ плывущему острову.

— Острову?

— Да; но правильнѣе къ чудовищному нарвалу.

— Скажите, Недъ, яснѣй.

— Я теперь знаю, почему острога не прошла въ кожу животнаго.

— Почему Недъ?

— Да животное обито, господинъ профессоръ, листовымъ желѣзомъ.

Эти слова канадца произвели во мнѣ потрясеніе, я вскочилъ на ноги и сталъ на этомъ существѣ полупогруженномъ въ воду. Пробуя ногой, самъ ощутилъ, что-то твердое, совершенно не такихъ свойствъ, какъ тѣло морскихъ млекопитающихъ.

Оставалось предположить, что у этого животнаго, какъ у допотанныхъ черепъ костяной, и что оно принадлежитъ къ разряду черепахъ и крокадиловъ.

Но и тутъ вопросъ! Шлифованная поверхность не была черепицообразна и издавала металлическій звукъ, который окончательно убѣждалъ меня въ пользу листовато желѣза.

Сомнѣваться было нечего! Животное, явленіемъ своимъ приведшее весь образованный міръ въ удивленіе, наполнившее страхомъ воображеніе моряковъ земнаго шара, въ концѣ всѣхъ концевъ представлялось еще болѣе удивительнымъ, еще болѣе-загадочнымъ, когда видѣлось, что это дѣло рукъ человѣческихъ. Не будь послѣдняго, то открытіе самаго поразительнаго и небывалаго существа не удивило бы меня на столько, какъ теперь. Въ самомъ дѣлѣ, кто не придетъ въ замѣшательство при видѣ невозможнаго осуществленнаго человѣческими силами.

Но нечего было долго думать. Мы находились на поверхности подводнаго корабля, похожаго, какъ мнѣ казалось, на стальную рыбу. Недъ-Ландъ былъ въ этомъ уже убѣжденъ; мнѣ и Консейлю нужно было присоединиться къ этому мнѣнію. Послѣ этого я заключилъ, что это судно приводится въ движеніе машиною, а машина, въ свою очередь, экипажемъ.

Китоловъ подтвердилъ это и добавилъ, что въ продолженіе трехъ-часоваго пребыванія на этомъ пловучемъ островѣ, онъ не замѣтилъ признаковъ жизни.

— Какъ? судно не плыло?

— Нѣтъ, господинъ Аронаксъ, оно, качаясь на волнахъ, стоитъ на одномъ мѣстѣ.

— Но вѣдь мы видѣли, съ какой страшной быстротой оно можетъ двигаться. А такъ какъ движеніе для судна невозможно безъ механика и машины, то полагаю, что мы въ безопасности.

Недъ издалъ нерѣшительный звукъ.

Но вдругъ послышалось кипѣніе на заднемъ концѣ этого неразгаданнаго судна, какъ будто тѣмъ желало подтвердить мои мнѣнія о немъ. Вслѣдъ затѣмъ оно стало двигаться не очень быстро, такъ что мы могли удержаться на поверхности судна, выставлявшагося изъ воды около восьмидесяти сантиметровъ.

— Пока судно не вздумало нырнуть — еще ладно, замѣтилъ Недъ, — въ противномъ случаѣ, я самъ цѣню свою кожу никакъ не дороже 2-хъ долларовъ.

Но и это было очень дорого. Было необходимо начать сношеніе съ существами, обитающими во внутренности этой машины. Я сталъ искать отверстія, двери подъемной, словомъ, входа и выхода для людей, но находилъ только одни правильно расположенные болты, скрѣплявшіе желѣзо, а скрывшаяся луна лишила и этого; нужно было ждать случая пробраться въ судно. Наше спасеніе было въ прихотливыхъ рукахъ неизвѣстныхъ мореплавателей. Приди имъ фантазія нырнуть — мы пропали. Но все же я вѣрилъ въ возможность сношенія, руководствуясь тѣмъ соображеніемъ, что для дыханія требуется воздухъ, котораго нельзя сдѣлать искусственно и которымъ можно запасаться только на поверхности океана, для чего необходимы отверстія.

Но на помощь капитана Форрагюта теперь надѣяться было окончательно нельзя. Мы шли къ западу приблизительно съ быстротой 12 миль въ часъ. Винтъ судна дѣйствовалъ математически вѣрно, и взбрасываемая имъ по временамъ вода сіяла фосфорическимъ блескомъ.

Скорость судна увеличилась около 4 часовъ утра. Мы едва держались и были заливаемы волнами. Большое якорное кольцо, находившееся на поверхности листовато желѣза, ощупанное Недъ-Ландомъ, дало намъ возможность держаться.

Томительная ночь эта прошла. Впечатлѣній моихъ съ точностію не помню. Только вотъ что врѣзалось въ мою намять: когда вѣтеръ стихалъ и наставала тишина, тогда я слышалъ гармоническіе звуки, доносившіеся до меня, похожіе на отдаленные аккорды. Что за тайна, неразгаданная, скрывалась въ этомъ подводномъ суднѣ? Какія существа населяли его?

Утренній туманъ разсѣялся. Я готовъ былъ начать подробное изслѣдованіе корпуса, на верхней части котораго было что-то въ родѣ платформы, какъ почувствовалъ, что мы погружаемся.

— Тысячу чертей! закричалъ Недъ-Ландъ, ударяя ногой по звонкому желѣзу. Впустите же насъ, негостепріимные мореплаватели!

Но оглушительный шумъ винта не давалъ возможности слышать хотя что-нибудь.

Въ эту минуту засовъ съ шумомъ отодвинулся, плита поднялась, показавшійся человѣкъ издалъ непонятное восклицаніе и скрылся.

Чрезъ нѣсколько минутъ восемь удальцовъ, съ маской на лицахъ, увлекли насъ во внутренность ужаснаго судна.

ГЛАВА 8.

Попадешься въ руки, натерпишься муки.

Очень нелюбезное похищеніе произведено было моментально, такъ что мы не опомнились. Не знаю, что было съ моими товарищами въ эти моменты, но я дрожалъ, какъ бы въ лихорадкѣ. Богъ вѣсть, можетъ быть, мы были въ рукахъ пиратовъ, своеобразно извлекающихъ всѣ возможныя выгоды.

Когда подъемная дверь опустилась, меня окружила темь. Рѣшительно ничего нельзя было различить; босыми ногами я чувствовалъ только желѣзныя ступени. Недъ-Ландъ и Консейль, схваченные въ свою очередь мощными руками, слѣдовали за мной. У лѣстницы отворилась еще дверь и, какъ только мы вошли, она захлопнулась за нами съ металлическимъ звукомъ.

Мы были одни. Но гдѣ? Ни понять, ни представить, я никакъ не могъ. Кругомъ, такъ было темно, что глаза мои не могли даже уловить ни одного изъ тѣхъ оптическихъ лучей, которые иногда мелькаютъ во тмѣ.

Недъ-Ландъ подобной обстановкой былъ очень недоволенъ и негодовалъ. Тысячу чертей! кричалъ онъ — вотъ люди, могущіе соперничать въ радушномъ пріемѣ съ каледонцами. Людоѣдами бы имъ быть! Я не сробѣю и этого, но пусть знаютъ, что не отдамся живой въ руки!…

— Негорячитесь, другъ Недъ, негорячитесь, упрашивалъ Консейль, вѣдь насъ не жарятъ!

— Правда, что не жарятъ, но развѣ вы не видите, мы въ тюрьмѣ. Темно, все равно, какъ въ печи. Хорошо еще, что мой ножъ со мной, а для того, чтобы употребить его въ дѣло, авось съумѣю разсмотрѣть что нибудь. Первый желающій поднять на меня руку…

— Да успокойтесь, Недъ, сказалъ я китолову, вы тѣмъ только ухудшаете наше положеніе. Знаете, насъ могутъ подслушивать. Лучше опредѣлимъ, гдѣ мы!

Сдѣлавъ шаговъ пять ощупью, я встрѣтилъ желѣзную стѣну. Повернувшись назадъ, я наткнулся на деревянный столъ, окруженный скамейками. На полу было разостлана плотная цыновка, отъ которой шаги были неслышны. Въ стѣнахъ не было ни малѣйшаго признака дверей или оконъ. Консейль, начавшій обозрѣвать стѣны съ противуположной стороны и сошедшись со мной, возвратился на средину комнаты, которая примѣрно была футовъ 20 въ длину и 10 въ ширину, но высоту ея не могъ измѣрить и даже Недъ-Ландъ, не смотря на свой большой ростъ.

Въ теченіи получаса времени положеніе наше ни сколько неулучшилось. Но вдругъ тьма замѣнилась свѣтомъ съ такимъ ослѣпительнымъ блескомъ, что я сначала чрезъ силу выносилъ его. Бѣлизна и яркость давали право заключить, что этотъ свѣтъ электрическій, и тотъ самый, который производилъ вокругъ судна такое величественное освѣщеніе. Открывъ невольно закрытые въ моментъ появленіе свѣта глаза, я увидѣлъ, что свѣтъ этотъ падаетъ изъ прозрачнаго полушара, находящагося въ потолкѣ каюты.

— Наконецъ-то, хоть можно видѣть! сказалъ Недъ, стоя въ оборонительномъ положеніи съ ножемъ въ рукѣ.

— Да сказалъ я. Положеніе же наше все таки было неопредѣленно.

— Возмите терпѣніе, замѣтилъ Консейль.

Свѣтъ, наполнившій каюту далъ возможность — разглядѣть всѣ ея подробности. Мебели въ ней было только столъ и пять скамеекъ. Двери не было видно, вѣроятно она очень плотно закрывалась. Мы не слыхали ни малѣйшаго звука, на суднѣ будто было царство смерти. Что касается до движенія судна, я не зналъ ничего.

Съ появленіемъ свѣта въ нашей каютѣ, я ожидалъ прибытія къ намъ кого нибудь изъ экипажа. Ибо странно освѣщать тюрьму безъ цѣли.

И дѣйствительно, послѣ стука запоровъ, въ отворенной двери появились два человѣка. Одинъ былъ небольшаго роста, мускулистый, широкоплечій, съ крѣпкими членами, большая голова была покрыта густыми черными волосами и съ такою же бородой, взглядъ былъ живой и проницательный. Фигура его обличала въ немъ подвижность француза Провансальца. Дидро былъ правъ, сказавши, что характеръ человѣка опредѣляется его движеніями. Описанный нами небольшой человѣкъ служилъ тому доказательствомъ. Казалось, онъ говорилъ прозопопеей^[10] и метониміей. Впрочемъ провѣрить это я лишенъ былъ удовольствія; я слышалъ его рѣчь всегда на непонятномъ для меня языкѣ.

Второй незнакомецъ представляетъ гораздо болѣе матеріала для описанія. Лицо его было, какъ открытая книга по которой послѣдователи Гратіоле и Энгеля могли бы свободно читать. Господствующія въ немъ качества были очевидны: самоувѣренность его обличалась — свободно возвышавшеюся головой надъ чертою плечъ, и твердымъ, холоднымъ взглядомъ черныхъ глазъ; спокойствіе, — матовымъ цвѣтомъ кожи, который бываетъ вслѣдствіе правильнаго кровообращенія; быстро сокращающіеся мускулы бровей говорили объ энергіи; наконецъ, отвага обличалась широкимъ дыханіемъ, которое есть слѣдствіе большаго развитія жизненной силы. Не лишнимъ будетъ сказать, что человѣкъ этотъ представлялся гордымъ, въ спокойномъ и твердомъ взглядѣ свѣтилось благородство мысли; а все вмѣстѣ взятое говорило, по ученію физіономистовъ, о несомнѣнной Искренности. Появленіе его произвело на меня благопріятное впечатлѣніе и я вѣрилъ въ наше спасеніе.

Сколько ему было лѣтъ, опредѣлить трудно. Тридцать пять или пятьдесятъ. Высокій ростъ, широкій лобъ, прямой носъ, правильно очерченный ротъ, съ прекрасными зубами, тонкія и длинныя руки, говоря языкомъ хирогномистовъ «самыя психическія», т. е. достойныя слуги возвышенной души. Болѣе замѣчательнаго типа мнѣ видѣть не случалось. При этомъ еще одна особенность: далеко отстающіе одинъ отъ другаго глаза могли сразу обозрѣвать цѣлую четверть горизонта. Способность эта, соединялась съ дальнозоркостью, гораздо большею, нежели у Недъ-Ланда. Когда нашъ незнаконецъ смотрѣлъ на что нибудь, брови его сжимались, вѣки сближались, окружая зрачекъ и уменьшая поле зрѣнія, и онъ смотрѣлъ. Что за взглядъ!… Онъ увеличивалъ отдаленные предметы, проникалъ въ вашу душу, равно и въ слои воды, темные для нашего взгляда, и онъ ясно видѣлъ въ глубинѣ морей.

Шапки незнакомцевъ были изъ мѣха морской выдры, сапоги изъ кожи тюленя, одежда обрисовывая станъ, не стѣсняла движеній и была изъ какой-то непонятной матеріи.

Высокій изъ нихъ, — вѣроятно, начальникъ судна, — глядѣлъ на насъ пристально, не говоря ни одного слова. Наконецъ, онъ заговорилъ съ своимъ товарищемъ, на непонятномъ, но не менѣе того, гибкомъ и звучномъ языкѣ.

Въ отвѣтъ другой кивнулъ головой и проговорилъ, на томъ же непонятномъ нарѣчіи, два-три слова. Вслѣдъ за этимъ, я встрѣтилъ вопросительный взглядъ, ко мнѣ обращенный.

Я сказалъ ему по французски, что не понимаю его, но не понялъ и онъ меня, отъ чего явилось затрудненіе въ бесѣдѣ.

— Разскажите нашу исторію, замѣтилъ Консейль. Можетъ быть, они поймутъ хотя что нибудь.

Съ большимъ стараніемъ я разсказалъ о насъ все до малѣйшей подробности и въ заключеніе, рекомендовалъ хозяевамъ: профессора Аронакса, его слугу Консейля и китолова Недъ-Ланда.

Человѣкъ, съ обворожительными глазами, невозмутимо слушалъ меня, даже какъ будто бы выражалъ вниманіе и вѣжливость. Но понялъ ли онъ меня, это былъ вопросъ. Я кончилъ, онъ молчалъ.

Оставалось попробовать объясниться на англійскомъ языкѣ. Можетъ быть имъ знакомъ этотъ почти всемірный языкъ. Но зналъ я его на столько, на сколько то нужно было для быстраго чтенія, но никакъ для разговора. А здѣсь нужно было говорить хорошо.

— Другъ Ландъ, говорите-ка теперь вы! Выкладывайте намъ самыя лучшія англійскія выраженія, какими когда либо говорили Англо-саксонцы, и будьте счастливы.

Недъ-Ландъ только этого и ожидалъ, онъ уже своеобразно, съ увлеченьемъ, повторялъ мой разсказъ. Среди разсказа онъ энергически протестовалъ противъ заключенія, несогласнаго съ международнымъ правомъ, высказывалъ желаніе слышать тотъ законъ, по которому такъ съ нимъ поступаютъ, призывалъ habeas corpus, угрожалъ преслѣдованіемъ арестовавшихъ его, горячился, размахивая руками, кричалъ и наконецъ сдѣлалъ жестъ, говорящій о нашемъ голодѣ.

Хотя послѣднее было совершенно вѣрно, но мы забыли о немъ.

Къ удивленію своему, китоловъ имѣлъ успѣхъ, одинаковый со мной.

Посѣтители смотрѣли во всѣ глаза, очевидно, не понимая ни языка Араго, ни языка Фародея.

Затрудненіе наше было большое. Наше языкознаніе было неудовлетворительно и я становился въ тупикъ, но Консейль сказалъ мнѣ:

— Позвольте, я разскажу исторію по-нѣмецки.

— Ты знаешь по-нѣмецки? вскричалъ я.

— Какъ чистый фламандецъ, если угодно ихъ милости.

— Мнѣ это очень желательно. Говори, мой другъ, говори!

И Консейль внятнымъ голосомъ разсказалъ наши похожденія въ третій разъ. Но ни звучное произношеніе, ни вычурные обороты рѣчи успѣха не имѣли.

Воскресивши въ моей памяти познанія латинскаго языка, я рѣшился объясниться на немъ. Цицеронъ отвернулъ бы свои уши и попросилъ бы меня удалиться на кухню. Но хотя я и исполнилъ мое намѣреніе, но успѣха не послѣдовало.

Незнакомцы, выслушавши насъ, перекинулись нѣсколькими непонятными для насъ словами, вышли изъ каюты, не подаривъ насъ даже какимъ-нибудь успокоительнымъ жестомъ, которые употребительны почти во всемъ свѣтѣ. Дверь заперлась.

— Это низко! сказалъ волнуясь Недъ. Имъ говорятъ по-французски, по-англійски, по-нѣмецки, по-латыни, и они ни слова!

— Будьте покойны, сказалъ я волновавшемуся китолову, Раздраженіе ваше ни къ чему не послужитъ.

— Знаете-ли, наконецъ, господинъ профессоръ, возразилъ гнѣвный товарищъ, мы умремъ въ этой желѣзной клѣткѣ съ голоду?

— Ну, съ помощью философіи, можно еще долго выдержать, отвѣчалъ Консейль.

— Друзья мои, вмѣшался я, — наше положеніе не такъ уже дурно, что нужно отчаяваться. Будемъ терпѣть, не спѣша заключеніемъ, о начальникѣ и экипажѣ судна.

— Мое мнѣніе о нихъ, подхватилъ Недъ-Ландъ, какъ о негодяяхъ.

— Прекрасно, только какой страны?

— Изъ страны негодяевъ.

— Мѣстонахожденіе такой страны на картѣ еще не указано съ точностью, и думаю, что почти невозможно опредѣлить національность нашихъ незнакомцевъ. Можно сказать одно: они ни англичане, ни французы, ни нѣмцы. Пожалуй возможно допустить, что капитанъ и помощникъ родились подъ низкими широтами. На нихъ печать юга. Но рѣшить: индѣйцы ли они, турки, арабы, или испанцы, я отказываюсь. Нарѣчіе же ихъ совершенно не понимаю.

— Очень неудобно когда не знаешь всѣхъ языковъ, сказалъ Консейль, или когда нѣтъ одного общаго всѣмъ языка.

— Все это вздоръ! отвѣчалъ Недъ-Ландъ. — Эти люди издѣваются только надъ честными, голодными людьми. У нихъ для этого-то и языкъ свой. Вездѣ и всегда открываніе рта, движеніе челюстями, щелканіе зубами, двиганіе губами означаетъ понятную вещь. Въ Квебекѣ, въ Помоту, въ Парижѣ и у Антиподовъ это переводится такъ: «хочу ѣсть, я голоденъ»…

— Но вѣдь есть же такія непонятливыя натуры, прибавилъ Консейль.

При этомъ дверь отворилась и слуга положилъ передъ нами одежду, куртки и штаны, матеріалъ которыхъ я опредѣлить не могъ. Недумая долго, я одѣлся, товарищи мои тоже.

Во время этого слуга, кажется глухой и нѣмой, накрылъ столъ на три прибора.

— Вотъ это умно, сказалъ Консейлъ, — можно надѣяться и еще на что-нибудь.

— Что тутъ ѣсть-то, отвѣтилъ сердитый китоловъ, — небось печень черепахи, да филей или бифстексъ изъ акулы.

— Ну, это увидимъ, замѣтилъ Консейль!

Блюда, уставленныя въ порядкѣ на столѣ, были покрыты колпаками изъ серебра. Мы сѣли за столъ. Казалось, мы были среди людей цивилизованныхъ и, не будь электрическаго освѣщенія, то забывши, можно было подумать, что находишься въ столовой въ гостинницѣ Аделфи въ Ливерпулѣ или въ Grand Hôtel въ Парижѣ. Хлѣба и вина на столѣ не было; одна только свѣжая и чистая вода, но могла-ли она быть по вкусу Недъ-Ланду. Въ однихъ блюдахъ я узналъ разныя породы рыбъ, а въ другихъ очень пріятно приготовленныхъ ничего не узналъ, даже не могъ опредѣлить, къ какому царству — растительному или животному принадлежитъ ихъ содержимое. Сервировка стола была богатая и изящная. Приборы: вилки, ложки, ножи и тарелки имѣли клеймо, которое означаю со точностію.

Mobilis N in Mobile. Подвижной въ подвижномъ элементѣ.

Девизъ этотъ конечно былъ девизомъ подводнаго суда. Буква же N означала имя таинственной личности, командовавшей подъ водой.

Но подобныя размышленія отъ Неда и Консейля были далеки, они до заразительности ѣли, такъ что и я принялся за то же.

Участь наша меня больше не безпокоила, а равно я былъ убѣжденъ и въ хлѣбосольствѣ нашихъ хозяевъ.

Но сколько веревочки не виться, а кончику нужно быть — такъ и намъ, голодавшимъ 18 часовъ, пришлось забыть о голодѣ. За обѣдомъ мы почувствовали желаніе спать, да и не мудрено это почувствовать послѣ ночи, которую провели въ борьбѣ со смертью.

— А не дурно и вздремнуть, замѣтилъ Консейль.

— А я уже въ объятіяхъ морѳея, отвѣчалъ Недѣландъ.

И, растянувшись на цыновкѣ, сопутники мои заснули сномъ праведника.

Меня же тревожили мысли, роившіяся въ моемъ умѣ, отряды неразрѣшенныхъ вопросовъ требовали отвѣта, сонмы образовъ невольно становили меня въ оборонительное положеніе противъ потребности сна. Гдѣ мы? Какая неизвѣстная сила увлекаетъ насъ. Мнѣ чудилось, что судно мало по малу погружается въ самые низкіе слои моря.

Картины, одна другой поразительнѣй, давили меня. Мнѣ видѣлся въ этомъ, еще никому невѣдомомъ, краю обширный міръ новыхъ тварей, похожихъ на наше судно. Кошмаръ, наконецъ, придавилъ собой мое воображеніе; мой мозгъ работать пересталъ, и я почувствовалъ тяжелую руку сна.

ГЛАВА 9.

У всякаго молодца своя ухватка.

Трудно было опредѣлить, сколько времени спалось; но должно-быть не мало, ибо силы возстановились совершенно. Я проснулся, но мои товарищи спали еще, какъ мертвые.

Отъ нечего дѣлать, я сталъ опять осматривать наше помѣщеніе, но перемѣны никакой не замѣтилъ: тюрьма была тюрьмой, плѣнники плѣнниками. Остатки обѣда были убраны во время нашего сна. Казалось, что долгое время придется быть въ этомъ заключеніи, такъ не было малѣйшаго признака какой-либо перемѣны.

Но такія непріятныя представленія осложнились еще болью груди; дышать мнѣ было тяжело; легкія не освѣжались. Естественно, что это происходило отъ того, что мы, истребивъ весь кислородъ воздуха и замѣнивъ его углекислотой, сдѣлали воздухъ негоднымъ къ употребленію.

Нужно было впустить свѣжаго воздуха въ нашу тюрьму и во все судно.

Но въ моей головѣ родился такой вопросъ: какъ поступаетъ въ такомъ случаѣ начальникъ судна? Можетъ-быть, онъ добывалъ кислородъ химическимъ способомъ, т. е. выработывая кислородъ изъ хлорно-кислаго кали, или уничтожая ѣдкимъ кали угольную кислоту. Но это требуетъ сношенія съ землей. Можетъ быть и такъ дѣлалъ, что въ особыхъ резервуарахъ подвергалъ воздухъ сильному давленію, и когда нужно выпускалъ по надобности. Или же, что проще всего, онъ, какъ млекопитающіяся, отправлялся дышать на поверхность моря. Такія соображенія мои были прерваны настоятельною нуждой перемѣны воздуха.

Дыханіе мое сдѣлалось часто; я невольно торопился поглощать остававшійся еще кислородъ Вдругъ понеслась струя свѣжаго воздуха, пропитаннаго солеными испареніями; чувствовалась и качка. Очевидно, что судно вышло на поверхность океана, чтобы подышать, какъ китъ.

Такое обстоятельство ознакомило меня съ способомъ возобновленія воздуха.

Освѣживъ свою грудь чистымъ воздухомъ, я нашелъ надъ дверью отверстіе, чрезъ которое возобновлялся воздухъ и въ нашей каютѣ.

Отъ дѣйствія животворнаго тока воздуха проснулись Недъ и Консейль, и быстро вскочили на ноги.

— Какъ ихъ милость изволили почивать? спросилъ вѣжливо Консейль.

— Очень хорошо. — А вы Недъ-Ландъ?

— Спалъ изо всей мочи, господинъ профессоръ. Но неошибаюсь ли я, — мнѣ сдается свѣжесть морскаго вѣтра?

И могъ ли ошибиться Недъ-Ландъ?

Я передалъ Недъ-Ланду все, что было во время ихъ сна.

— Такъ вотъ что значитъ тотъ вой, который мы слышали, находясь на Авраамѣ Линкольнѣ.

— Да, онъ дышалъ.

— Но который теперь часъ? Не пора ли обѣдать?

— По всей вѣроятности, теперь часъ завтрака, любезный китоловъ, а не обѣда; теперь утро.

— Стало-быть, мы спали 24 часа? спросилъ Консейль.

— Непремѣнно, сказалъ я.

— Спорить не буду, добавилъ Недъ-Ландъ, о времени, но обѣдъ или завтракъ былъ бы теперь….

— Какъ нельзя больше кстати то и другое, добавилъ Консель.

— Да, я съ своей стороны сдѣлалъ бы честь тому и другому.

— Но пока потерпите, Недъ, сказалъ я, — вѣдь съ этими хозяевами, право, нельзя умереть съ голода. Вспомните вчерашній обѣдъ.

— Чего добраго, станутъ кормить на убой, возразилъ Недъ.

— Вы заблуждаетесь, Недъ, сказалъ я, — здѣсь не людоѣды.

— Я не утверждаю, господинъ профессоръ, что они люди такого сорта, а можетъ быть при случаѣ и занимаются такими дѣлами, особенно, когда давно не употребляли свѣжаго мяса; на такихъ молодцовъ, какъ господинъ профессоръ, Консейль и я, хоть у кого глаза разгорятся.

— Пожалуйста не думайте этого. Съ вами, Недъ, до бѣды не долго, заберете въ голову, Богъ знаетъ что такое, и развиваете на разныя манеры. Пожалуй, чего добраго, вы начнете съ хозяевами обращаться какъ съ людоѣдами! Будьте осторожнѣй, а то худшую еще можемъ накликать бѣду.

— Мнѣ теперь не до нихъ, я ѣсть хочу, а ѣсть ничего не даютъ.

— А вы знаете, Недъ, пословицу: «въ чужой монастырь съ своимъ уставомъ не ходятъ». Укротите же требованія вашего желудка, онъ идетъ впередъ здѣшнихъ часовъ!

— Ничего, вмѣшался Консейль, желудокъ можно и по часамъ, поставить.

— Въ вашей добротѣ, отвѣчалъ Недъ-Ландъ, никто не сомнѣвается! Удивляюсь, что вы за человѣкъ? ни рыба, ни мясо! Мори его голодомъ, — онъ ни слова не скажетъ. Какъ же можно….

— Да какой прокъ въ жалобахъ-то? спросилъ Консейль. Къ чему онѣ? за чѣмъ?

— Къ чему? За чѣмъ? Да къ тому, что нужно жаловаться. И если эти разбойники, не говорю, людоѣды, по желанію господина профессора, думаютъ меня держать въ этой клѣткѣ, какъ ягненка, то они ошибутся. Господинъ Аронаксъ, скажите откровенно: долго-ли они будутъ держать насъ въ этомъ желѣзномъ кораблѣ?

— Скажу, Недъ, откровенно, что не знаю.

— Ну, какъ думаете, если не знаете?

— Думаю вотъ какъ: нечаянно узнали мы тайну подводнаго судна и если тайна эта дороже жизни трехъ людей, то мы въ бѣдѣ. Когда же здѣсь особенно важнаго ничего нѣтъ, то, думаю, что чудовище, при первомъ удобномъ случаѣ, высадитъ насъ на материкъ.

— А ну, какъ насъ причислятъ къ этому экипажу, сказалъ Консейль, — и будутъ насъ держать?

— До той минуты, пока какой-нибудь фрегатъ половчѣй Авраама Линкольна овладѣетъ этимъ разбойньичьимъ судномъ и повѣситъ насъ со всѣми вмѣстѣ на реяхъ, разсуждалъ Недъ-Ландъ.

— Разсудили вы не дурно, Недъ, отвѣчалъ я ему, но лучше объ этомъ не будемъ говорить. Нужно терпѣть и составлять планы. Предпринимать же ничего нельзя.

— Я не согласенъ, господинъ профессоръ, нужно что нибудь дѣлать. — И непремѣнно, почти закричалъ багрильщикъ. Да, дѣлать!

— Ну, да что же, Недъ?

— Что?… бѣжать.

— Бѣжать изъ тюрьмы земной и то трудно, а изъ тюрьмы на днѣ морскомъ — совершенно невозможно. Это какъ-бы озадачило китолова.

— Что-жъ замолчали? сказалъ Консейль канадцу. Извѣстное дѣло, Американецъ всегда вывернется.

Но мои слова какъ будто сбили китолова съ толку.

И по правдѣ, бѣгство было немыслимо.

Но канадецъ, что французъ, быстръ и рѣшителенъ.

— Вы ничего не предполагаете, господинъ профессоръ, сказалъ Недъ, помолчавъ. Знаете ли, какъ должно поступать тѣмъ, которые не могутъ уйти изъ тюрьмы?

— Совершенно не догадываюсь, добрый Недъ.

— А вѣдь, какъ просто-то? Нельзя уйти, то нужно расположиться, какъ дома.

— Только, что начнешь устраиваться, сказалъ Консейль… пожалуй

— Ну, что, пожалуй? выкинуть вонъ и сторожей и тюремщиковъ, да и концы въ воду.

— Что, что вы говорите, Недъ, сказалъ я. Вы хотите завладѣть подводнымъ судномъ не шутя!

— Не до шутокъ, господинъ профессоръ.

— Это же немыслимо.

— Представится къ тому возможность, вотъ и будетъ мыслимо, господинъ профессоръ. А удобствомъ почему не завладеть. Всего народу на этомъ суднѣ не болѣе двухъ десятковъ, съ которыми два француза и канадецъ справятся.

Вижу дѣло плохо, и спѣша перевернуть рѣчь въ другую сторону, я сказалъ ему:

— При случаѣ, конечно, такъ…. Но что говорить по пусту, когда этого еще нѣтъ. Дѣйствовать совѣтую вамъ хитростью: она одна можетъ помочь, а горячностью все испортите. Клянитесь, Недъ, что будете сдержанны?

— Клянусь, господинъ профессоръ, сказалъ Недъ, — но такъ, что нельзя было вполнѣ довѣрять тому. Повѣрьте, грубости отъ меня не будетъ, не выскажусь ни движеніемъ, ни взглядомъ, даже и тогда, если не станутъ кормить.

— Вѣрю и полагаюсь на ваше слово, Недъ.

Послѣ этого, каждый изъ насъ молча думалъ про свое.

Надежды Недъ-Ланда, не воодушевляли меня. По моему, случая овладѣть судномъ быть не можетъ, такъ какъ экипажъ въ немъ долженъ быть не малъ, соображаясь съ тѣмъ, какъ искусно управлялась эта машина. Затѣять борьбу значитъ пропасть. Къ тому же мы сидѣли подъ замкомъ въ желѣзной каютѣ, плотно закрытой. Ходить по всему судну намъ не дозволятъ, если капитанъ имѣетъ какую-либо тайну.

Естественнѣй былъ слѣдующій вопросъ: будемъ-ли мы брошены капитаномъ въ воду или на землю.

Утверждать нельзя было, ни то, ни другое.

Эхъ, плохо, я думалъ. Человѣкъ съ умомъ сейчасъ пойметъ, что это дѣло неисполнимое. Счастливъ Недъ-Ландъ, что можетъ мечтать.;

И чѣмъ больше думалъ Недъ, тѣмъ больше приходилъ въ негодованіе. Въ горлѣ у него что-то хрипѣло; движенія стали лихорадочны, онъ метался, какъ звѣрь въ клѣткѣ, билъ кулаками въ стѣну, ногами въ полъ.

Голодъ дѣлался невыносимъ; но никто не являлся.

Однако, думалъ я, насъ забываютъ. Слѣдовало бы быть повнимательнѣе, если нѣтъ причинъ къ противному.

Между тѣмъ Недъ-Ландъ просто изъ себя выходилъ и хотя я имѣлъ отъ него слово въ сдержанности, но, право, смотря на него, ручаться было трудно, еслибъ явился хозяинъ.

Еще прошло два томительныхъ часа. На всѣ крики и призывы канадца никто не являлся. Стѣны были глухи. Какъ я ни напрягалъ мой слухъ, но не слыхалъ ни одного звука внутри судна — оно лежало на днѣ моря, ибо не чувствовалось ни малѣйшаго дрожанія, которое бываетъ при дѣйствіи винта.

Страшна была эта тишина. Мы были брошены въ тюрьмѣ на днѣ моря, — и долго ли будетъ это продолжаться и что будетъ дальше — неизвѣстно было. Симпатіи, зародившіяся у меня къ капитану судна, исчезли. Наружность его, такъ много говорящая въ его пользу для меня не существовала. Я думалъ уже о незнакомцѣ, какъ о безжалостномъ и жестокомъ. И въ самомъ дѣлѣ, можно ли ждать добра отъ человѣка разорвавшаго всякое сношеніе съ людьми.

Что хочетъ этотъ господинъ? Неужели смерти нашей отъ голода въ этомъ ящикѣ?

Что ждетъ насъ? Отъ голоду люди доходятъ до бѣшенства и рѣшаются на все.

Эта послѣдняя мысль явилась ко мнѣ увѣшанная самыми ужасными картинами.

Консейль былъ тихъ и спокоенъ, но Недъ-Ландъ изображалъ рыкающаго льва.

Вдругъ что-то стукнуло. Затѣмъ послышались шаги, щелкнулъ замокъ, заскрипѣли засовы, дверь отворилась и явился знакомый намъ слуга.

Одинъ моментъ и Недъ-Ландъ уже держалъ несчастнаго, сбитаго съ ногъ за горло, такъ что онъ хрипѣлъ.

Я и Консейль бросились на помощь, — чтобы вырвать несчастнаго изъ рукъ китолова, но насъ заставили окаменѣть слова, произнесенныя по-французски:

— Недъ-Ландъ, будьте покойны а вы, господинъ профессоръ, будьте любезны, выслушайте меня.

ГЛАВА 10.

Крѣпка тюрьма, да кто ей радъ.

Это былъ капитанъ корабля, который только что высказалъ выше приведенную фразу.

При звукѣ незнакомаго голоса, Недъ-Ландъ моментально выпрямился и выпустилъ изъ рукъ жертву.

Полузамученный прислужникъ, по знаку своего начальника, пошатываясь, вышелъ изъ каюты.

Всѣ мы молча ожидали конца начавшейся такъ неожиданно исторіи.

Капитанъ, опершись на столъ, наблюдалъ насъ съ чрезвычайнымъ вниманіемъ.

Нѣкоторое время длилось молчаніе, которое мы не рѣшались нарушить.

— Господа! началъ онъ свою рѣчь холодно, но величественно: — я говорю по-французски, англійски, нѣмецки и латыни, — слѣдовательно, я могъ вамъ отвѣчать при первой же нашей встрѣчѣ. Но я молчалъ, дѣлалъ видъ какъ будто не понимаю васъ; я желалъ прежде нѣсколько узнать васъ и потомъ обсудить это дѣло. Вами четырекратно повторенный случай увѣрилъ меня, что вы дѣйствительно тѣ самыя личности, за которыя себя выдаете. Изъ вашихъ разсказовъ, я знаю въ настоящее время, что судьба свела меня съ господиномъ Петромъ Аронаксомъ, профессоромъ естественныхъ наукъ при Парижскомъ музеѣ, который командированъ въ ученую экспедицію, съ его слугою Консейлемъ и съ Недъ-Ландомъ, канадскимъ горпунщикомъ съ фрегата Авраамъ Линкольнъ, принадлежащаго Соединеннымъ Штатамъ.

Я поклонился въ знакъ справедливости его словъ. Капитанъ не предлагалъ мнѣ вопросовъ, слѣдовательно я счелъ лишнимъ что-либо отвѣчать.

Онъ продолжалъ въ слѣдующихъ, приблизительно, выраженіяхъ:

— Вы, конечно, нашли, господинъ натуралистъ, что я черезчуръ замедлилъ своимъ вторымъ визитомъ. Я запоздалъ потому, что желалъ серьезно обсудить, какъ мнѣ дѣйствовать съ вами. Я долго колебался. Самыя страшныя обстоятельства свели васъ съ человѣкомъ, который покончилъ всякія сношенія съ людьми. Вы нарушили мое спокойствіе

— Нечаянно, отвѣтилъ я.

— Нечаянно! повторилъ незнакомецъ, повысивъ тонъ. Развѣ Авраамъ Линкольнъ нечаянно преслѣдуетъ меня на всѣмъ водамъ? Развѣ вы нечаянно отправились въ экспедицію на этомъ фрегатѣ? Развѣ нечаянно стрѣляли ядрами въ меня? Развѣ Недъ-Ландъ нечаянно ударилъ меня своей острогой?

Въ этой рѣчи звучала сдержанная досада, но я поспѣшилъ возражать ему:

— Милостивый государь! вы, конечно, не знаете, какіе толки носились на вашъ счетъ въ обѣихъ полушаріяхъ. Вамъ неизвѣстно, что нѣсколько катастрофъ, происшедшихъ отъ столкновенія съ вашимъ подводнымъ судномъ, возбудили общественное мнѣніе Стараго и Новаго Свѣта. Считаю лишнимъ перечислять множество гипотезъ которыми старались объяснить непонятное явленіе; сообщу только, что Авраамъ Линкольнъ полагалъ, что охотится за колоссальнымъ морскимъ чудовищемъ, отъ котораго необходимо было очистить океанъ.

Едва замѣтная улыбка скользнула на губахъ незнакомца, и онъ сказалъ уже болѣе успокоеннымъ тономъ:

— Господинъ Аронаксъ, утверждаете ли вы, что вашъ фрегатъ не сталъ бы истреблять подводное мое судно и стараться уничтожить, какъ чудовище?

Вопросъ незнакомца озадачилъ меня, такъ какъ я полагалъ, что капитанъ Фаррагютъ не стѣснился бы ничѣмъ, онъ даже счелъ бы себя вправѣ непремѣнно уничтожить подводное судно такъ же точно, какъ чудовище.

— Слѣдовательно, вы должны согласиться, господинъ профессоръ, что я имѣю полное право считать васъ моими врагами.

Я на это ничего не отвѣчалъ.

— Я долго колебался, продолжалъ незнакомецъ, — меня ничто не заставляло оказывать вамъ гостепріимство. Еслибъ мнѣ пришлось разстаться съ вами, то не зачѣмъ было бы видѣться. Я распорядился бы вывести васъ на платформу и самъ опустился бы въ море. Не правда ли, я имѣлъ на это право?

— Это было бы, можетъ статься, правомъ дикаря, отвѣчалъ я, — но никакъ не европейца.

— Господинъ профессоръ! быстро перебилъ незнакомецъ, — я не принадлежу къ тѣмъ, кого вы называете европейцами. Я покончилъ всѣ связи съ человѣчествомъ, по причинамъ мнѣ одному извѣстнымъ. А поэтому не повинуюсь его законамъ и поставляю вамъ въ условіе, въ своихъ сношеніяхъ со мною, никогда о нихъ не упоминать.

Глаза незнакомца блеснули гнѣвомъ; я понялъ, что прошедшее его скрываетъ нѣчто отчаянное, и онъ оградилъ себя независимостью и свободой.

Мысли эти быстро пролетѣли въ моей головѣ, а тѣмъ временемъ незнакомецъ стоялъ молча, сосредоточенный въ самомъ себѣ.

Послѣ долгаго безмолвствованія, незнакомецъ заговорилъ снова:

— Итакъ, я долго не рѣшался, но наконецъ нашелъ средство согласить свою выгоду съ чувствомъ состраданія, на которое вправѣ расчитывать всякій человѣкъ. Случай бросилъ васъ на мое судно, и вы останетесь тутъ. Вы будете почти свободны, и взамѣнъ этой льготы я предложу вамъ только одно условіе. Вашего слова подчиняться будетъ для меня вполнѣ достаточно.

— Говорите, сказалъ я, — я надѣюсь, что условіе это согласуется съ понятіями честныхъ людей.

— Совершенно, и вотъ въ чемъ оно заключается. Можетъ-быть, непредвидѣнныя случайности заставятъ меня удалить васъ въ каюты на нѣсколько часовъ, даже дней, — я позволяю себѣ надѣяться, что вы въ этихъ обстоятельствахъ будете покоряться безусловно. Принимаете ли вы. это условіе?

— Мы согласны, отвѣчалъ я, — только прошу извинить за одинъ вопросъ.

— Я слушаю васъ.

— Вы выразились, что мы будемъ свободны на вашемъ подводномъ суднѣ?

— Совершенно свободны.

— Я желалъ бы знать, что вы полагаете подъ этой свободой?

— Что? Да свободу наблюдать что здѣсь дѣлается, приходить, уходить, за исключеніемъ случайныхъ обстоятельствъ. Однимъ словомъ, ту свободу, которою мы пользуемся сами.

Очевидно, мы другъ друга не поняли.

— Прошу извинить, возразилъ я, — но вѣдь эта такая же свобода, которой пользуются въ тюрьмѣ. Мы такою свободой не можемъ быть довольны.

— Слѣдуетъ, однако, чтобы вы остались ею довольны.

— Какъ! мы должны отказаться отъ надежды когда-либо увидать свое отечество, родныхъ?…

— Да.

— Ну, закричалъ Недъ-Ландъ: — я никогда не дамъ слова, что не постараюсь бѣжать отсюда.

— Я и не потребую вашего слова, Недъ-Ландъ, холодно возразилъ незнакомецъ.

— Милостивый государь! отвѣчалъ я запальчиво, — вы употребляете во зло, свою власть въ отношеніи къ намъ. Это несправедливо.

— Напротивъ, это милосердно. Вы мои плѣнники послѣ сраженія; приказанія моего достаточно, чтобы васъ снова бросили въ море, а я, какъ вы сами видите, оставляю васъ здѣсь. Вы хотѣли погубить меня и открыть тайну всей моей жизни! И вы мечтаете, что я допущу васъ до земли, которая не должна знать ничего обо мнѣ! Никогда. Сохраняя себя, я долженъ удержать васъ.

— Слѣдовательно, вы намъ предлагаете выборъ между жизнью и смертью?

— Совершенно вѣрно.

— Друзья мои, сказалъ я, — на такой вопросъ отвѣчать нечего. Но слово не связываетъ насъ съ капитаномъ судна.

— Не связываетъ, отвѣчалъ незнакомецъ.

Потомъ сказалъ болѣе мягкимъ тономъ:

— Теперь я кончаю то, что долженъ былъ высказать. Я знаю васъ, господинъ Аронаксъ. Я полагаю, что вы, вѣроятно, не будете жаловаться на судьбу, которая связала васъ со мною. Въ моей библіотекѣ вы найдете ваше сочиненіе о Тайнахъ морскихъ безднъ. Я нерѣдко читалъ его. Вы много новаго написали, но не все знаете, не все видѣли. Увѣряю васъ, господинъ профессоръ, что вы не пожалѣете о времени, проведенномъ на моемъ суднѣ. Вы будете вращаться въ области чудесъ, изумленіе будетъ обычнымъ состояніемъ вашего духа. Васъ долго будетъ прельщать то зрѣлище, которое постоянно будетъ представляться вамъ. Я предпринимаю новое подводное путешествіе кругомъ земнаго шара; вы раздѣлите мои научныя занятія. Съ этого дня вы вступите въ новую стихію; вы увидите то, чего естествоиспытателю и не снилось.

Зачѣмъ лгать: рѣчь капитана произвела на меня глубокое впечатлѣніе. Онъ прикоснулся къ моей слабости, и я на мгновеніе забылъ, что созерцаніе чудесъ дешевле потерянной свободы. Я расчитывалъ на счастливыя обстоятельства, съ теченіемъ времени, воспользоваться случаемъ освободиться, а потому ограничился предложить ему послѣдній вопросъ.

— Я желалъ бы знать ваше имя.

— Господинъ профессоръ, отвѣчалъ незнакомецъ, — для васъ я только капитанъ Немо,^[11], а для меня вы и ваши товарищи — пассажиры судна, которое зовется «Hautilus», Нырокъ.

Затѣмъ капитанъ Немо позвалъ; явился слуга. Онъ отдалъ приказаніе на странномъ языкѣ, котораго я не понялъ. Послѣ этого сказалъ Неду и Консейлю:

— Завтракъ готовъ для васъ въ вашей каютѣ; слѣдуйте за этимъ человѣкомъ.

— Отъ этакаго предложенія не отказываются, отвѣчалъ гарпунщикъ.

— А теперь, господинъ профессоръ, для насъ завтракъ тоже готовъ. Я пойду впередъ, чтобы указывать вамъ дорогу.

— Къ вашимъ услугамъ, капитанъ.

ГЛАВА 11.

Необыкновенный Нырокъ.

Я пошелъ за капитаномъ Немо, и очутился въ освѣщенномъ электричествомъ корридорѣ. Когда мы прошли примѣрно около 10 метровъ, то предо мной отворилась новая дверь.

Я вошелъ въ столовую, отлично меблированную. Высокіе, дубовые шкафы переполнены были фаянсомъ, серебромъ, фарфоромъ и хрусталемъ.

Посреди зала былъ накрытъ богато сервированный столъ. Капитанъ Немо указалъ мнѣ на мое мѣсто и сказалъ:

— Садитесь и кушайте, какъ очень проголодавшійся.

Завтракъ заключался изъ нѣсколькихъ блюдъ, доставленныхъ моремъ, и изъ другихъ, передъ которыми я становился въ тупикъ; но надо замѣтить, что весь завтракъ былъ приготовленъ отлично. Капитанъ Немо нерѣдко взглядывалъ на меня. Я не распрашивалъ его, но онъ угадалъ мои мысли и сказалъ:

— Большая часть этого, завтрака вамъ неизвѣстна; но вы можете кушать его безъ опасенія. Кушанья эти питательны и здоровы. Я давно отказался отъ произведеній земли, и здоровье мое отъ этого ни чуть не пострадало. Экипажъ мой все народъ здоровый, а питается тѣмъ же, чѣмъ и я.

— И всѣ эти кушанья вамъ доставляетъ море?

— Да, море удовлетворяетъ всѣмъ моимъ нуждамъ. То закидываю сѣти, то охочюсь въ своихъ подводныхъ лѣсахъ.

Я посмотрѣлъ на капитана Немо съ понятнымъ изумленіемъ, и отвѣчалъ ему:

— Я совершенно понимаю, что ваши сѣти доставляютъ вамъ прекрасную рыбу; изумляюсь, какимъ образомъ преслѣдуете вы морскую дичь въ подводныхъ лѣсахъ, и совершенно не понимаю, какъ можетъ попасть къ вамъ хотя фунтъ говядины.

— Но я никогда не ѣмъ мяса животныхъ, обитающихъ на землѣ.

— А это? спросилъ я, указывая на одно изъ блюдъ съ остатками отъ бывшаго въ немъ кушанья.

— Это не говядина, а только филейная часть морской черепахи. А вотъ печенка дельФина, похожая на свинину. Мой поваръ знатокъ своего дѣла и прекрасно изготовляетъ продукты морей. Попробуйте всѣ эти кушанья; вотъ сухое варенье изъ морскихъ кубышекъ; вотъ кремъ изъ молока кита, а сахаръ изъ водорослей Сѣвернаго моря.

Я попробовалъ болѣе изъ любопытства, чѣмъ изъ лакомства, между тѣмъ мой собесѣдникъ продолжалъ удивлять и восхищать меня своими необыкновенными разсказами: онъ говорилъ мнѣ, между прочимъ, что море его кормилица, и не только кормитъ его и его экипажъ, но и одѣваетъ.

Когда онъ кончилъ, я его спросилъ:

— Капитанъ, вы любите море?

— Да, люблю! Море, — это все! Море покрываетъ семь десятыхъ земнаго шара. Дыханіе его чистое и очень здоровое. Море — это вѣчное движеніе, вѣчная любовь, какъ справедливо замѣтилъ одинъ изъ вашихъ поэтовъ. Природа, господинъ натуралистъ, являетъ себя здѣсь въ трехъ царствахъ: минеральномъ, растительномъ и животномъ. Моремъ началось образованіе земли и — кто знаетъ? моремъ, можетъ быть, все кончится.

Капитанъ Немо внезапно умолкъ; онъ прервалъ хвалебную пѣснью морю. Взволнованный, онъ прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ, и когда успокоился онъ, остановился и сказалъ:

— Господинъ профессоръ, если вамъ угодно осмотрѣть Нырокъ, то я къ вашимъ услугамъ,

Я пошелъ за капитаномъ.

Въ задней части столовой распахнулась дверь и мы вошли въ другую большую комнату.

Это была библіотека.

Въ библіотекѣ помѣщались высокіе шкафы изъ полисандроваго дерева; на полкахъ помѣщались ряды книгъ въ прекрасныхъ переплетахъ. Въ библіотекѣ же помѣщались широкіе диваны, около которыхъ разставлены были столики съ пюпитрами. Посреди библіотеки возвышался большой столъ, заваленный старыми газетами и брошюрами. Электрическій свѣтъ проходилъ изъ потолка черезъ матовые шары.

Я съ восторгомъ оглядывалъ прекрасную библіотеку и невѣрилъ своимъ глазамъ.

— Капитанъ, сказалъ я своему хозяину, вотъ библіотека, такъ библіотека! она могла бы быть украшеніемъ люоаго дворца, на землѣ. Я не могу прійдти въ себя отъ изумленія! И эта библіотека васъ сопровождаетъ въ морскую глубь.

— Да туда, гдѣ исключительно найдете вы совершенное уединеніе и крайне безмолвіе, отвѣчалъ собесѣдникъ. У меня 12 тысячъ томовъ и эти книги единственныя узы связывающія меня съ землей. Я покончилъ съ материкомъ въ тотъ день, когда мой Нырокъ въ первый разъ погрузился въ морскую глубь. Въ этотъ день я купилъ послѣднія книги, послѣднія брошюры, послѣднія газеты, и съ тѣхъ поръ, по моему мнѣнію, человѣчество ничего новаго не изобрѣло, ни къ чему не пришло. Библіотеку я предоставляю въ ваше распоряженіе, господинъ профессоръ, — прошу васъ свободно пользоваться ею.

Я поблагодаривъ капитана Немо, подошелъ къ шкафамъ и сталъ пересматривать книги.

Книги были на всѣхъ языкахъ: научныя, философскія, богословскія, путешествія, беллитристика; только сочиненій по политической экономіи не было, и еще одна странность удивляла меня: книги на различныхъ языкахъ были перемѣшаны на полкахъ; очевидно, что капитану Немо одинаково знакомы всѣ языки.

Я замѣтилъ въ библіотекѣ особенно много книгъ по техническимъ и естественнымъ наукамъ; меяіду послѣдними я увидалъ свое сочиненіе: «Тайны морскихъ безднъ» которому, легко можетъ быть, я былъ обязанъ за благосклонный пріемъ на бортѣ Нырка.

Между астрономическими книгами мнѣ попалось сочиненіе Бертрана «Основатели астрономіи»; эта книга, какъ мнѣ хорошо было извѣстно, была издана въ 1865 году, и поэтому мнѣ можно было сдѣлать заключеніе, что подводное плаваніе Нырка началось не ранѣе этого времени.

— Благодарю васъ за предоставленіе вашей библіотеки въ мое распоряженіе, сказалъ я капитану, въ ней не мало сокровищъ науки, и я буду пользоваться ими.

За тѣмъ капитанъ предложилъ мнѣ сигару, сдѣланную не изъ листьевъ табака, а изъ морскихъ водорослей; предложенная сигара была лучше гаванской.

Въ эту минуту капитанъ отворилъ дверь, расположенную противъ той, черезъ которую мы вошли въ библіотеку, и я вступилъ въ большую, прекрасно освященную, залу.

Это былъ большой четырехсторонникъ. Сквозь сіявшій потолокъ, испещренный красивыми арабесками, падалъ свѣтъ. По стѣнамъ висѣло множество прекрасныхъ картинъ лучшихъ художниковъ.

Я продолжалъ обозрѣвать рѣдкости, въ изобиліи наполнявшія залу.

Кромѣ созданій искусства занимали видное мѣсто и другія рѣдкости изъ произведеній природы. Посреди этого подводнаго музея электрически освѣщенный фонтанъ билъ изъ резервуара, сдѣланнаго изъ огромной раковины.

Около этого бассейна, подъ стекломъ были разложены драгоцѣннѣйшія произведенія океана.

Оцѣнить эту коллекцію было для меня рѣшительно невозможно. Капитанъ Немо долженъ былъ истратить милліоны для пріобрѣтенія этихъ экземпляровъ, и я спрашивалъ себя, изъ какого источника черпаетъ онъ для удовлетворенія своихъ фантазій; тутъ я былъ прерванъ слѣдующими словами:

— Вы разсматриваете мои коллекціи, господинъ профессоръ. — Дѣйствительно, онѣ въ состояніи привлечь вниманіе натуралиста; но для меня онѣ еще цѣннѣе, потому что всѣ рѣшительно собраны собственными руками. Нѣтъ ни одного моря, которое бы я не посѣтилъ.

— Я долженъ сознаться, господинъ капитанъ, что ни въ одномъ музеѣ на всемъ земномъ шарѣ нѣтъ подобнаго собранія произведеній океана… Я не стремлюсь проникнуть ваши тайны; но признаюсь, что Нырокъ, съ его необыкновенной движущею силой, съ его машинами, возбуждаетъ мое любопытство.

— Господинъ профессоръ, я уже высказалъ вамъ, что вы будете свободны на моемъ суднѣ, и поэтому всѣ части Нырка для васъ открыты, и я съ удовольствіемъ возьму на себя обязанность чичероне. Но прежде всего взгляните на приготовленную вамъ каюту.

Я послѣдовалъ за капитаномъ. Онъ провелъ меня на переднюю часть корабля и тамъ я нашелъ не каюту, а прекрасную комнату съ кроватью, туалетомъ и разною мебелью. Я только могъ поблагодарить своего хозяина.

— Ваша каюта смежна съ моею, сказалъ капитанъ, отворяя дверь, — а изъ моей ходъ въ залу, откуда мы сейчасъ вышли.

Я вступилъ въ капитанскую каюту, въ которой царствовала келейная простота. Въ ней не было ничего изысканнаго, только строго необходимое.

Капитанъ Немо предложилъ мнѣ присѣсть и началъ слѣдующую рѣчь:

ГЛАВА 12.

Ни на шагъ безъ электричества.

— Господинъ профессоръ посмотрите на снаряды, съ помощью которыхъ плаваетъ Нырокъ. Здѣсь, какъ и въ залѣ, они всегда передъ глазами у меня.

— Это все инструменты, обычные въ мореплаваніи и употребленіе ихъ мнѣ извѣстно, отвѣчалъ я. Но вотъ другіе, принаровленные, по всей вѣроятности, къ спеціальному служенію Нырка. Этотъ циферблатъ съ подвижною стрѣлкою не монометръ-ли?

— Это дѣйствительно монометръ, приводимый въ соприкосновеніе съ водой, онъ опредѣляетъ силу внѣшняго давленія и показываетъ такимъ образомъ, какъ глубоко сидитъ мое судно.

— А вотъ эти инструменты, къ чему служатъ?

— Здѣсь, господинъ натуралистъ, я долженъ пуститься въ нѣкоторыя объясненія, сказалъ капитанъ Немо. Будьте внимательны.

— Есть могучая сила, послушная, быстрая, легкая, поддающаяся невозможнымъ примѣненіямъ и которая неограниченно господствуетъ на моемъ суднѣ. Все на Ныркѣ дѣйствуетъ посредствомъ нея. Она освѣщаетъ, согрѣваетъ, даже оживляетъ механическіе аппараты. Сила эта — электричество.

— Электричество! воскликнулъ я, пораженный.

— Да, господинъ натуралистъ.

— Однако, милостивый государь, необыкновенная скорость вашего судна плохо согласуется съ свойствами электричества. До сихъ поръ, его динамическая сила была весьма ограничена и могла давать только очень незначительные результаты!

— Господинъ натуралистъ, возразилъ капитанъ Немо, мое электричество не то, которое всѣмъ извѣстно, и вы мнѣ позвольте ограничиться этимъ объясненіемъ.

— Я не смѣю настаивать и только выскажу свое пораженіе при видѣ подобныхъ результатовъ. Но вотъ еще вопросъ: не отвѣчайте на него, если онъ будетъ нескромностью съ моей стороны; элементы, которые служатъ вамъ для полученія этого двигателя, должны, само собой разумѣется, скоро портиться. Какъ вы, напримѣръ, возобновляете свой цинкъ, если вы прекратили всѣ сношенія съ землей?

— Прежде всего я долженъ вамъ сообщить, что въ глубинѣ морей находятся цѣлыя залежи цинка, желѣза, серебра, золота, и что разработка ихъ очень возможна. Но я не желалъ пользоваться этими произведеніями земли и заимствовалъ у моря средства для добыванія моего электричества.

— У моря?

— Совершенно вѣрно, господинъ натуралистъ.

Когда кончилъ капитанъ разсказъ свой объ инструментахъ, которые находились въ его каютѣ, онъ повелъ меня по своему Нырку далѣе.

Миновавъ лѣстницу, я увидалъ каюту длиной въ два метра, гдѣ Консейль и Недъ-Ландъ, въ восхищеніи отъ своего завтрака, съ жадностью его поѣдали. Потомъ отворилась другая дверь, и мы заглянули въ кухню, длиной въ три метра, расположенную между обширными погребами Нырка. Тутъ электричество, болѣе послушное чѣмъ газъ, удовлетворяло всѣмъ потребностямъ. Возлѣ этой кухни находилась удобно устроенная ванная, съ кранами для теплой и холодной воды.

За кухней слѣдовала каюта для помѣщенія экипажа, длиной въ пять метровъ; но дверь ея была затворена, и я не могъ видѣть ея устройства, изъ котораго могъ бы вывести заключеніе о числѣ людей необходимыхъ для управленія Нырка.

Наконецъ, предъ нами была четвертая по счету перегородка, войдя въ дверь которой, я увидѣлъ, что она отдѣляетъ собой комнату машинъ корабля, устроенныхъ капитаномъ Немо, съ знаніемъ и искусствомъ первокласнаго инженера.

Залитая свѣтомъ, комната эта была, по крайней мѣрѣ, двадцати метровъ въ длину. Но и она, въ свою очередь, дѣлилась на двѣ половины: въ одной были электрическіе снаряды, а въ другой механизмъ винта.

Въ обѣихъ половинахъ былъ ощущаемъ запахъ своего рода. Капитанъ Немо, замѣтивши это, объяснилъ, что это газы натра, и что каждое утро корабль освобождается отъ нихъ.

Слушая капитана, я въ то же время интересовался машиной Нырка.

Между прочимъ, капитанъ Немо упомянулъ и о томъ, что, по слабости элементовъ Румкороа, онъ ихъ не употребляетъ, а употребляетъ элементы Бунзена, которые хотя и несложны, но сильны, что особенно дорого при опытѣ. Электричество этихъ элементовъ дѣйствуетъ на колеса и рычаги особаго рода, приводящіе въ движеніе винтъ. Діаметръ винта — шесть метровъ, шагъ 7 ¹/₂ метровъ, оборотовъ въ секунду сто двадцать.

— Слѣдовательно, изъ этого выходитъ?

— Быстрота движенія пятидесяти миль въ часъ.

Но понять тайну страшной силы электричества, съ какой оно дѣйствуетъ, я не могъ, и не рѣшался приписать того новому устройству колесъ иди системѣ рычаговъ.

— Результаты я вижу ясно, капитанъ, сказалъ я, — но объясненія ихъ не требую. Мнѣ памятна быстрота, съ которою маневрировалъ Нырокъ предъ Авраамомъ Линкольномъ. Но вотъ вопросы: Какъ видѣть, куда идете? Какъ повернуть вверхъ, внизъ и въ разныя стороны? Какъ опуститься на глубину при давленіи сотней атмосферъ и подняться? Но я чувствую нескромность моихъ вопросовъ.

— Не смущайтесь, сказалъ капитанъ, помолчавъ, — Вы, конечно, никогда не оставите это судно. Пойдемте въ залу — въ этотъ рабочій кабинетъ, и тамъ запасайтесь знаніями о Ныркѣ, какими угодно.

ГЛАВА 13.

Крезъ нашего времени.

Минуту спустя, мы сидѣли въ рабочемъ кабинетѣ и курили превосходныя сигары. Капитанъ разложилъ предо мной чертежъ, изображавшій планъ, разрѣзъ и высоту Нырка.

Затѣмъ онъ подробно объяснилъ размѣръ своего необыкновеннаго судна.

— Въ такомъ случаѣ, я полагаю, что цѣнность вашего Нырка громадна.

— Господинъ профессоръ, я долженъ вполнѣ удовлетворить ваше понятное любопытство, а потому имѣю честь вамъ сообщить, что мой Нырокъ, со всѣми принадлежностями, стоитъ около пяти милліоновъ франковъ.

— Послѣдній вопросъ, капитанъ.

— Къ вашимъ услугамъ, господинъ профессоръ.

— Вы, значитъ, богаты?

— Неизмѣримо, и могу, не стѣсняясь ни капли, заплатить двѣнадцать милліардовъ французскаго дефицита.

Я пристально посмотрѣлъ на моего необыкновеннаго собесѣдника. Ужъ не потѣшался ли онъ надъ моимъ легковѣріемъ? Близкое будущее должно было мнѣ это разъяснить.

ГЛАВА 14.

Необыкновенное зрѣлище.

Часть земнаго шара занимаемая водой исчислена въ три милліона восемьсотъ тридцать двѣ тысячи пятьсотъ пятьдесятъ восемь квадратныхъ миріаметровъ, или болѣе тридцати восьми милліоновъ гектаровъ.

Эта жидкая масса составляетъ два милліарда двѣсти пятьдесятъ милліоновъ кубическихъ миль, и если изъ нея образовать шаръ, то діаметръ его равнялся бы шестидесяти милямъ, а вѣсъ тремъ квинтилліонамъ тоннъ.

Чтобы составить себѣ ясное понятіе объ этомъ числѣ, слѣдуетъ пояснить, что квинтиліонъ относится къ милліарду какъ милліардъ къ единицѣ, то есть, что въ одномъ квинтилліонѣ содержится столько же милліардовъ сколько единицъ въ милліардѣ. Эта жидкая масса объемлетъ такое же почти количество воды, какое бы могли излить всѣ рѣки земнаго шара въ продолженіи сорока тысячъ лѣтъ.

Въ незапамятныя доисторическія времена океанъ былъ повсюду. Потомъ мало-по-малу выступили вершины горъ, появились острова, которые мало-по-малу сливались между собой и образовали материки, и наконецъ съ теченіемъ времена земли приняли то географическое положеніе, какое мы видимъ теперь.

Твердая масса оттягала у жидкой тридцать семь милліоновъ шестьсотъ пятьдесятъ семь квадратныхъ миль, или двѣнадцать тысячъ девятьсотъ шестнадцать милліоновъ гектаровъ.

Очертаніе материковъ ведетъ къ дѣленію водъ на пять частей: Сѣверный Ледовитый Океанъ, Южный Ледовитый океанъ, Индійскій океанъ, Атлантическій и Тихій океаны.

— Съ послѣдняго я и началъ свое путешествіе, господинъ профессоръ, сказалъ капитанъ Немо, если васъ интересуетъ, мы сейчасъ опредѣлимъ съ пунктуальностью исходную точку нашего путешествія. Теперь одиннадцать три четверти. Мы поднимаемся на поверхность моря.

Капитанъ Немо прижалъ три раза электрическій звонокъ. Насосы стали изгонять воду изъ резервуаровъ; стрѣлка монометра показывала различныя движенія, по которымъ мы могли слѣдить за восходящимъ движеніемъ Нырка; наконецъ она остановилась.

Пріѣхали, сказалъ капитанъ Немо.

Я отправился къ средней лѣстницѣ, выходившей на платформу, взбираясь по металлическимъ ступенямъ, и чрезъ отворенный люкъ вышелъ на верхнюю часть Нырка.

Передняя и задняя части Нырка представляли форму сигарообразную. Я замѣтилъ, что черепицевидные желѣзные пласты судна очень похожи были на чешую большихъ пресмыкающихся. Этимъ я и объяснялъ, почему и съ помощью лучшихъ подзорныхъ трубъ это судно всегда принимали за шорское чудовище.

Океанъ былъ прекрасенъ, небо безъоблачно. Длинное сигаровидное судно едва-едва покачивалось на широкихъ морскихъ волнахъ. Легкій восточный вѣтерокъ рябилъ поверхность воды. Свободный отъ тумана кругозоръ былъ вполнѣ удовлетворителенъ для наблюденій.

Кругомъ все было пусто. Ни малѣйшаго слѣда Авраама Линкольна.

Вооружившись секстантомъ, капитанъ Немо опредѣдѣлялъ положеніе которое занималъ въ настоящую минуту Нырокъ.

— Полдень, сказалъ онъ. — Господинъ Аронаксъ, не прикажите-ли?…

Я бросилъ послѣдній взглядъ на это нѣсколько желтоватое море, омывавшее японскіе берега, и спустился въ гостиную.

Здѣсь капитанъ сообщилъ мнѣ слѣдующее:

— Сего дня 8-е ноября, въ полдень начинается наше подводное, съ научной цѣлью, путешествіе.

— Да помилуетъ насъ Господь, сказалъ я.

— А теперь, господинъ натуралистъ, прибавилъ онъ, я прошу позволенія удалиться и предоставляю залу къ вашимъ услугамъ.

Я остался одинъ, и погрузился въ мысли о загадочномъ владѣльцѣ Нырка. Случай бросилъ меня на его судно, и жизнь моя находилась въ его власти; онъ встрѣчалъ меня хотя и холодно, но гостепріимно. Странно то, что онъ никогда не пожималъ моей руки, которую я ему подавалъ, и никогда не протягивалъ своей.

Цѣлый часъ я провелъ въ этихъ мысляхъ.

Мои размышленія были прерваны появленіемъ Консейля и Недъ-Ланда у дверей гостиной.

Мы добрые товарищи передъ видомъ собранныхъ чудесъ стояли какъ окаменѣлые.

— Гдѣ мы? гдѣ мы находимся?

— Друзья мои, сказалъ я, приглашая ихъ войти: — вы находитесь на бортѣ Нырка, въ пятидесяти метрахъ надъ уровнемъ моря.

— Мы не смѣемъ сомнѣваться въ словахъ ихъ милости, замѣтилъ Конеейль — но неприбавляя говорю — что эта зала можетъ изумить даже такого фламандца какъ я.

А тѣмъ временемъ гарпунщикъ раскрашивалъ меня о моемъ свиданіи съ таинственнымъ капитаномъ. Онъ забрасывалъ меня вопросами, на которые я неуспѣвалъ отвѣчать. Я сообщилъ ему что зналъ и спросилъ его съ своей стороны что онъ видѣлъ и слышалъ.

— Ничего не слыхалъ и не видалъ даже экипажа этого таинственнаго судна… Но, господинъ профессоръ, спросилъ Недъ-Ландъ, постоянно имѣвшій idee fixe, не можете ли вы мнѣ сообщить, сколько на бортѣ людей.

— Не могу вамъ на это отвѣтить, но совѣтую вамъ оставить, хотя на время, мысли овладѣть Ныркомъ. Это произведеніе современнаго искусства, и я не жалѣю, что мнѣ довелось увидѣть его! Многіе пожелали бы быть на нашемъ мѣстѣ, хотя бы для того чтобы посмотрѣть на всѣ эти чудеса. Итакъ, будемъ благоразумны и станемъ наблюдать все что вокругъ насъ происходитъ.

— Наблюдать! заключилъ китоловъ: — но вѣдь ничего не видно изъ этой желѣзной тюрьмы! Мы идемъ, мы плывемъ, какъ слѣпые…

Едва Недъ-Ландъ проговорилъ эти слова, какъ въ залѣ вдругъ воцарилась полнѣйщая темнота. На потолкѣ свѣтъ угасъ, и такъ мгновенно, что я почувствовалъ боль въ глазахъ, подобную той, какую производитъ быстрый переходъ отъ глубокаго мрака къ самому яркому освѣщенію.

Мы были нѣмы и неподвижны, и не могли понять какая неожиданность, пріятная или непріятная, намъ предстоитъ. Послышался скрипъ и шорохъ. Казалось, что въ стѣнахъ Нырка что-то отодвигается.

— Вотъ тебѣ бабушка и Юрьевъ день, сказалъ Недъ-Ландъ.

Вдругъ насъ освѣтило съ обѣихъ сторонъ залы черезъ два продолговатыя отверстія. Окружавшіе судно жидкіе слои представлялись намъ ярко-освѣщенные электрическимъ сіяніемъ. Два кристальныя стекла отдѣляли насъ отъ моря. Я задрожалъ при мысли о томъ, что эта слабая преграда можетъ разбиться; но ее поддерживали крѣпкія мѣдныя рамы и сообщали ей прочность почти несокрушимую. Можно было ясно видѣть на цѣлую миль кругомъ.

Какой видъ! Какое перо можетъ описать его!

Кто съумѣлъ бы изобразить переливы свѣта сквозь эти прозрачные слои.

Извѣстна каждому прозрачность морской воды. Всѣ знаютъ, что чистота ея превосходитъ чистоту воды горныхъ источниковъ. Въ нѣкоторыхъ частяхъ океана, у Антильскихъ острововъ, можно съ поразительною ясностью видѣть песчаное дно на глубинѣ ста сорока пяти метровъ, и проницающая сила солнечныхъ лучей останавливается, какъ кажется, только на глубинѣ трехъ сотъ метровъ. Но въ той жидкой средѣ, въ коей подвигался Нырокъ, электрическій свѣтъ находился въ самыхъ волнахъ. Это была уже не свѣтящаяся вода, а жидкій свѣтъ.

Пораженные, мы стояли опираясь на рамы оконъ, и никто изъ насъ не думалъ прерывать молчанія. Наконецъ Консейль сказалъ:

— Ну, другъ Ландъ, вы все хотѣли видѣть, вотъ вы и видите.

— Удивительно, удивительно! говорилъ Канадецъ, который, забывъ свой гнѣвъ и свои планы бѣгства, поддался неотразимому влеченію. — Да, изъ самыхъ отдаленныхъ мѣстъ можно бы придти, чтобы только взглянуть на это необыкновенное зрѣлище.

— Но гдѣ же рыбы? спрашивалъ Канадецъ. — Я не вижу рыбъ.

— Какое вамъ до нихъ дѣло, другъ Недъ? отвѣчалъ Консейль. — Вѣдь вы ихъ не знаете.

— Какъ! Я, рыбакъ!

Между двумя друзьями завязался споръ. Они оба знали рыбъ, но каждый по-своему.

— Другъ Недъ, вы колете рыбъ, вы очень искусно ихъ ловите, вы имѣли въ рукахъ очень многихъ изъ этихъ любопытныхъ животныхъ, но я готовъ биться объ закладъ, что вы не знаете, какъ ихъ классифируютъ.

— Вотъ еще, спокойно возразилъ китоловъ. — Ихъ дѣлятъ на съѣдомыхъ и несъѣдомыхъ.

— Вотъ дѣленіе достойное гастронома, отвѣчалъ Консейль.

— Ахъ рыбы! обрадовался Консейль. — Право, можно подумать, что стоишь предъ колоссальнымъ акваріумомъ.

— Нѣтъ, отвѣчалъ я, — ибо акваріумъ только клѣтка, а эти рыбы свободны, какъ птицы въ воздухѣ.

Восторгамъ нашимъ не было конца, и восклицанія не прекращались. Недъ называлъ рыбъ, Консейль ихъ классифировалъ, я восхищался быстротой ихъ движеній и красотой формъ. Никогда еще не удавалось мнѣ видѣть этихъ животныхъ, живыхъ и свободныхъ, въ ихъ естественной стихіи.

Не стану перечислять всѣ разновидности промелькнувшія предъ нашими изумленными глазами, всю эту богатую коллекцію японскихъ и китайккихъ морей. Ихъ было больше чѣмъ птицъ въ воздухѣ.

Вдругъ въ залѣ сдѣлалось опять свѣтло. Желѣзныя рамы задвинулись. Волшебное видѣніе исчезло; но я долго еще мечталъ, пока глаза мои не остановились случайно на инструментахъ висѣвшихъ по стѣнамъ. Компасъ по-прежнему показывалъ направленіе къ сѣверо-востоку, а электрическій лагъ указывалъ скорость пятнадцати миль въ часъ.

Я ждалъ капитана Немо; но онъ не показывался. Было пять часовъ.

Недъ-Ландъ и Консейль отправились въ свою каюту. Я вернулся въ свою комнату. Мой обѣдъ былъ на столѣ. Онъ состоялъ изъ черепашьяго супа, приготовленнаго изъ самыхъ вкусныхъ морскихъ черепахъ, изъ барвены съ бѣлымъ и немного наслоеннымъ мясомъ, и печени которая, приготовленная отдѣльно, составляла самое изысканное блюдо, и наконецъ филе изъ мяса ежерыбы, которой вкусъ показался мнѣ лучше лососины.

Вечеръ я провелъ за чтеніемъ, письмомъ и въ размышленіяхъ. Потомъ меня началъ клонить сонъ, я расположился на своемъ ложѣ изъ взморника и крѣпко заснулъ, между тѣмъ какъ Нырокъ быстро скользилъ по теченію Черной рѣки.

ГЛАВА 15.

Письменное приглашеніе.

На другой день, 9 ноября, я проснулся только послѣ двѣнадцатичасоваго сна. Консейль, по своему обыкновенію, пришелъ освѣдомиться, «какъ господинъ профессоръ провелъ ночь», и предложить ему свои услуги. Его другъ Канадецъ еще спалъ, какъ будто во всю жизнь ничѣмъ другимъ не занимался.

Меня безпокоило отсутствіе капитана Немо, который не показывался во все время нашей бесѣды прошедшаго вечера, и я надѣялся увидѣть его сегодня.

Я скоро одѣлся въ свое платье изъ виссона и отправился въ большую залу. Она была пуста.

Я погрузился въ изученіе драгоцѣнныхъ раковинъ, собранныхъ въ стеклянныхъ ящикахъ; разсматривалъ огромные гербаріумы,^[12] наполненные самыми рѣдкими морскими растеніями, которыя хотя и были высушены, но сохранили свои чудные цвѣта.

Такъ прошелъ цѣлый день, и капитанъ Немо не удостоилъ меня своимъ посѣщеніемъ. Двери залы не отворялись. Можетъ быть, опасались, что мы слишкомъ скоро привыкнемъ ко всѣмъ этимъ чудесамъ и перестанемъ цѣнить ихъ.

На другой день, 10-го ноября, то же невниманіе и такое же одиночество. Я не видалъ никого изъ экипажа. Недъ и Консейль провели большую часть дня со мной; ихъ удивляло непонятное отсутствіе капитана. Не заболѣлъ ли этотъ странный человѣкъ? Не измѣнилъ ли онъ своихъ намѣреній относительно насъ?

Впрочемъ мы пользовались, какъ замѣтилъ Консейль, полною свободой, и насъ хорошо кормили. Слѣдовательно нашъ хозяинъ не нарушалъ заключеннаго условія, и мы не могли жаловаться

Съ этого дня я началъ вести дневникъ, что и дало мнѣ возможность разсказать всѣ эти событія съ достаточною точностію и со всѣми любопытными подробностями; я писалъ на бумагѣ сдѣланной изъ морскаго взморника. 11-го ноября, рано утромъ, распространившійся по кораблю свѣжій воздухъ возвѣстилъ мнѣ, что мы возвратились на поверхность океана, чтобы снова запастись кислородомъ. Я отправился къ средней лѣстницѣ и вышелъ на платформу. Было шесть часовъ; день былъ пасмурный, море сѣрое, но спокойное, съ едва замѣтною зыбью. Придетъ ли капитанъ Немо, котораго я надѣялся здѣсь встрѣтить? Тутъ находился только одинъ рулевой, заключенный въ стеклянную клѣтку. Усѣвшись на выступъ, гдѣ помѣщалась шлюпка, я съ наслажденіемъ вдыхалъ въ себя соляныя испаренія.

Отъ солнечныхъ лучей мало-по малу разсѣялся морской туманъ,

Я любовался прекраснымъ восходомъ солнца, дѣйствовавшимъ на меня такъ весело и животворно, когда услыхалъ, что кто-то взошелъ на платформу.

Я приготовился раскланяться съ капитаномъ Немо, но это былъ его помощникъ. Потомъ, приблизившись къ отверстію, онъ произнесъ слѣдующія слова, которыя я твердо запомнилъ, потому что они повторялись каждое утро при одинаковыхъ условіяхъ «Nautron respoc lorni virch.»

Я не знаю, что они означали.

Сказавъ это, помощникъ капитана тотчасъ же удалился. Думая, что Нырокъ скоро начнетъ свое подводное плаваніе, я возвратился къ отверстію и узкимъ проходомъ вернулся въ свою комнату. Такъ прошло пять дней, но обстоятельства не измѣнились. Каждое утро я выходилъ на платформу; та же фраза повторялась каждый день тѣмъ же человѣкомъ. Капитанъ Немо все таки къ моему удивленію, и даже не скрою, къ немалому огорченію, не показывался.

Я помирился съ необходимостью не видать его болѣе, но 10-го ноября, возвратившись въ свою комнату съ Недомъ и Консейлемъ, я нашелъ на столѣ адресованную на мое имя записку.

Я нетерпѣливо распечаталъ ее; она была написана твердымъ, четкимъ, но какъ будто готическимъ почеркомъ, напоминавшимъ нѣмецкія буквы.

Записка заключала слѣдующее:

"Господину профессору Аронаксу, на кораблѣ Нырокъ, 16-го ноября 1867 года.

"Капинъ Немо приглашаетъ господина профессора Аронакса завтра утромъ на охоту, въ его лѣсахъ, на островѣ Креспо. Онъ надѣется, что господину профессору ничто не помѣшаетъ принять участіе въ охотѣ, а также что и товарищи его не откажутся его сопровождать.

— Охота! вскричалъ Недъ.

— И въ его лѣсахъ на островѣ Креспо! прибавилъ Консейль.

— Такъ этотъ господинъ сходитъ на землю? возразилъ Недъ-Ландъ.

— Мнѣ кажется, что это ясно высказано, прибавилъ я, перечитывая письмо.

— Ну, что же, надо принять предложеніе, возразилъ Канадецъ, — и когда мы будемъ на твердой землѣ, то рѣшимъ что намъ предпринять. Сверхъ того, мнѣ очень бы хотѣлось съѣсть нѣсколько кусковъ какой-либо свѣжей дичины.

— Прежде всего посмотримъ, что это за островъ Креспо.

Я справился по картѣ и, подъ 32° 40' сѣверной широты и 167° 50' западной долготы, нашелъ небольшой островъ, открытый капитаномъ Креспо въ 1801 году, который въ старыхъ испанскихъ картахъ назывался Рокка-де-ла-Плата, то-есть Серебряный Утесъ.

Итакъ въ эти дни мы прошли тысячу восемьсотъ миль; нѣсколько измѣнивъ свое направленіе.

Я показалъ моимъ товарищамъ этотъ маленькій утесъ, затерявшійся на сѣверѣ Тихаго океана.

— Если капитанъ Немо и выходитъ иногда на землю, сказалъ я имъ, — то онъ по крайней мѣрѣ выбираетъ самые пустынные и отдаленные отъ берега острова.

Недъ-Ландъ покачалъ головой, не говоря ни слова, и вышелъ изъ комнаты вмѣстѣ со своимъ другомъ Консейлемъ. Послѣ ужина, поданнаго мнѣ невозмутимо-спокойнымъ и нѣмымъ слугой, я уснулъ нѣсколько озабоченный и озадаченный полученнымъ письмомъ.

Проснувшись на другой день, 17-го ноября, я почувствовалъ, что Нырокъ стоялъ совершенно неподвижно и, проворно одѣвшись, вышелъ въ большую залу.

Капитанъ Немо, дожидавшійся меня тамъ, всталъ, раскланялся и спросилъ, согласны ли мы его сопровождать. Я отвѣчалъ, что я и мои товарищи готовы слѣдовать за нимъ.

— Только, прибавилъ я, — я позволю себѣ предложить вамъ одинъ вопросъ.

— Спрашивайте, господинъ Аронаксъ, и если я могу отвѣчать на него, то отвѣчу.

— Хорошо, капитанъ, вы прервали всѣ отношенія съ землею; объясните же мнѣ, какъ въ такомъ случаѣ вы можете владѣть лѣсами на островѣ Креспо.

— Господинъ профессоръ, отвѣтилъ капитанъ, — лѣса, которыми я владѣю, не требуютъ отъ солнца ни свѣта, ни тепла. Ни человѣкъ, ни одно четвероногое, ни львы, ни тигры, ни барсы не посѣщаютъ ихъ; они извѣстны только мнѣ одному, растутъ для меня. Это не земные лѣса, а подводные.

— Подводные лѣса! вскричалъ я

— Да, господинъ профессоръ.

— И вы мнѣ предлагаете идти туда?

— Точно такъ.

— Пѣшкомъ?

— И даже не замочивъ ногъ.

— Охотясь?

— Да охотясь.

— Съ ружьемъ въ рукахъ?

— Съ ружьемъ въ рукахъ….

Я глядѣлъ на владѣльца Нырка съ видомъ совсѣмъ для него нелестнымъ.

«Онъ рѣшительно помѣшался, думалъ я. — Съ нимъ былъ припадокъ, продолжавшійся восемь дней и, къ сожалѣнію, продолжается еще и теперь. Очень печально, что капитанъ. Немо пригласилъ меня слѣдовать за нимъ, и я пошелъ, рѣшившись покориться волѣ судьбы.»

Мы пришли въ столовую, гдѣ былъ приготовленъ завтракъ.

— Господинъ Аронаксъ, сказалъ мнѣ капитанъ, — прошу васъ позавтракать со мной безъ церемоніи. А между тѣмъ мы поговоримъ. Я, правда, обѣщалъ вамъ прогулку въ лѣсу, но не думалъ обѣщать, что вы тамъ встрѣтите гостинницу. Завтракайте же хорошенько, потому что обѣдать вамъ придется, вѣроятно, очень и очень поздно.

Я началъ завтракать. Кушанья состояли изъ разной рыбы и морскихъ кубышекъ, приправленныхъ водорослями. Питье состояло изъ чистой воды, въ которую я, по примѣру капитана, прибавилъ нѣсколько капель крѣпкаго спиртуознаго напитка, полученнаго по камчатскому способу изъ водоросли. Сначала капитанъ Немо ѣлъ молча; потомъ онъ сказалъ мнѣ:

— Господинъ профессоръ, когда я предложилъ вамъ охотиться въ лѣсахъ Креспо, вы нашли, что я крайне непослѣдователенъ. Когда вы узнали, что дѣло идетъ о подводныхъ лѣсахъ, вы сочли меня сумасшедшимъ. Господинъ профессоръ, не слѣдуетъ такъ поверхностно судить о людяхъ.

— Но капитанъ, повѣрьте, что…

— Потрудитесь выслушать меня, и вы увидите, имѣли вы право обвинять меня въ сумасшествіи, или непослѣдовательности.

— Я васъ слушаю.

— Господинъ профессоръ, вамъ, такъ же какъ и мнѣ, хорошо извѣстно, что человѣкъ, имѣя запасъ нужнаго для дыханія воздуха, можетъ жить подъ водой. Работникъ, одѣтый во время подводныхъ работъ въ непромокаемое платье и надѣвъ на голову металлическій шлемъ, получаетъ внѣшній воздухъ посредствомъ воздушнаго насоса, при чемъ регуляторы удаляютъ изъ аппарата отслужившія частицы. Но при этихъ условіяхъ, человѣкъ не свободенъ. Онъ привязанъ къ насосу, который посредствомъ каучуковой трубы доставляетъ ему воздухъ. Это настоящія цѣпи, приковывающія его къ землѣ, и если бы мы находились въ такой зависимости отъ Нырка, то не ушли бы далеко.

— А развѣ есть средство быть свободнымъ? спросилъ я.

— Да и оно заключается въ употребленіи снаряда Руке Проль-Депепрузъ, изобрѣтеннаго двумя вашими соотечественниками, но усовершенствованнаго мною для моего личнаго употребленія; воспользовавшись имъ, вы можете, безъ всякаго опасенія, отважиться на путешествіе при совершенно новыхъ физіологическихъ условіяхъ.

— Отлично, милостивый государь. Но воздухъ, которымъ вы запасаетесь, естественно быстро портится.

— Совершенно вѣрно, но я уже имѣлъ удовольствіе вамъ сообщить, господинъ профессоръ, что насосы Нырка наполняютъ резервуаръ мною усовершенствованнаго аппарата такимъ количествомъ воздуха, съ помощью котораго можно свободно дышать въ продолженіи, покрайней мѣрѣ, десяти часовъ.

— Я болѣе не возражаю и готовъ всюду слѣдовать за вами, капитанъ, отвѣчалъ я.

Проходя мимо каюты моихъ товарищей, я позвалъ Неда и Консейля.

Потомъ мы пошли ко входной каютѣ, гдѣ мы переодѣлись въ наши охотничьи костюмы.

ГЛАВА 16.

Сказочная обстановка.

Эта комната служила и арсеналомъ и уборной.

По стѣнамъ висѣло съ дюжину пробочныхъ фуфаекъ, на которыя Недъ-Ландъ глядѣлъ съ какимъ-то презрѣніемъ.

— Ну, извините, я ни за какія коврижки не напялю на себя эту штуку, сказалъ онъ.

— Послушайте, странный вы человѣкъ, сказалъ я Неду; лѣса острова Креспо вѣдь подводные лѣса!

— Вотъ тебѣ, бабушка, и юрьевъ день, вскричалъ опечаленный китоловъ. Поминай, какъ звали свѣжую дичинку. Неужели вы, господинъ профессоръ, надѣнете эту штучку?

— Приходится надѣть.

— Вольно вамъ! возразилъ Недъ, качая головой. Что касается багрильщика, то онъ никогда не позволитъ себя рядить въ эту фуфайку, развѣ уже силой туда впрячутъ!

— Васъ не будутъ принуждать, почтеннѣйшій Недъ, сказалъ капитанъ Немо.

— А Консейль рѣшится отважиться? спросилъ Недъ.

— Я всюду слѣдую за ихъ милостью, отвѣчалъ Консейль.

На кличъ капитана явились два человѣка и помогли намъ одѣться въ непромокаемую одежду. Эта одежда была сдѣлана безъ швовъ, изъ каучука и устроена такимъ образомъ, что могла выдерживать порядочное давленіе. Одежда состояла изъ панталонъ и куртки. Панталоны оканчивались толстыми сапогами съ тяжелыми металлическими подошвами. Рукава оканчивались мягкими перчатками, которыя нисколько не мѣшали движенію рукъ.

— Эти пробочныя фуфайки, сказалъ я, не въ примѣръ удобнѣй морскихъ платьевъ, восхваляемыхъ въ XVIII вѣкѣ.

— Красивы, нечего сказать, пробурчалъ Недъ-Ландъ.

Я, Консейль, капитанъ и его спутникъ скоро одѣлись въ пробочное платье. Намъ оставалось только заключить головы въ металлическіе шары. Но прежде чѣмъ исполнить эту операцію, я попросилъ капитана показать назначаемое для меня ружье.

Мнѣ предложили простое ружье, курокъ котораго былъ большаго размѣра съ пустою внутренностью и сдѣланъ былъ изъ листоваго желѣза. Ящикъ для ядеръ, выдолбленный въ толщинѣ курка, заключалъ двадцать электрическихъ пуль, которыя посредствомъ пружины сами вскакивали въ дуло ружья. Какъ только ружье выстрѣливало, оно тотчасъ же снова само собой заряжалось.

— Капитанъ, сказалъ я, это ружье прекрасно приспособлено къ охотѣ подъ водой; но скажите пожалуйста, какъ мы достигнемъ морскаго дна?

— Теперь Нырокъ стоитъ на мели, т. е. на десяти метрахъ воды и мы сейчасъ отправимся.

— Но какъ мы выйдемъ?

— А вотъ сами увидите въ самомъ непродолжительномъ времени.

За тѣмъ капитанъ просунулъ голову въ сферическій колпакъ. Я и Консейль послѣдовали его примѣру.

— Счастливой охоты! крикнулъ Недъ-Ландъ не безъ ироніи.

Верхъ нашей одежды оканчивался мѣднымъ винтовымъ воротникомъ, къ которому привинчивалась металлическая каска; въ трехъ ея отверстіяхъ были вставлены толстыя стекла, позволявшія глядѣть во всѣ стороны, при каждомъ поворотѣ головы внутри колпака.

Какъ только колпакъ былъ надѣтъ, аппаратъ Румкорфа, расположенный на моей спинѣ, началъ дѣйствовать и, къ моему искреннему удовольствію, я могъ свободно дышать.

Мы двинулись въ маленькую, смежную съ уборной, комнату.

Я услыхалъ какъ за нами захлопнулась дверь и насъ объяла непроницаемая тьма.

Вторая дверь, прорубленная съ боку Нырка, отворилась, и мы очутились въ полусвѣтѣ, а нѣсколько минутъ спустя, наши ноги почувствовали морское дно.

Мы шли, съ капитаномъ Немо въ главѣ, по мелкому песку, и огромная песочная равнина, казалось, не имѣла границъ.

Вскорѣ начали обрисовываться формы предметовъ; я различилъ первые великолѣпные очерки скалъ.

Меня удивляла и поражала невѣроятная сказочная обстановка.

Было десять часовъ утра; цвѣты, скалы, раковины, полипы переливались чудными, радужными цвѣтами.

Отъ этого необыкновеннаго ландшафта я трепеталъ въ восторгѣ и разговаривалъ самъ съ собой въ своемъ мѣдномъ шарѣ.

Наконецъ почва измѣнилась; песочная равнина смѣнилась липкими слоями, которые въ Америкѣ извѣстны подъ именемъ oaze. Почва теперь состояла только изъ известковыхъ или кремнистыхъ раковинъ.

Потомъ прошли мы по лугамъ изъ водорослей, гдѣ растительность поражала своей красотой.

Эти мягкіе луга могли соперничать съ самыми прекрасными персидскими коврами.

Зелень находилась у насъ и подъ ногами, и висѣла надъ нашими головами. Въ этой сказочной обстановкѣ я замѣтилъ, что зеленыя растенія держались болѣе къ поверхности моря, красныя средней грубины, а темныя нижнихъ слоевъ моря.

Прошло уже около двухъ часовъ, какъ мы оставили Нырокъ. Переливы цвѣтовъ мало по малу исчезли.

Когда почва значительно понизилась, капитанъ Немо остановился и, дождавшись меня, указалъ пальцемъ на темную массу, рисовавшуюся въ далекомъ разстояніи. — Это, должно быть, островъ Креспо, подумалъ я.

И угадалъ.

ГЛАВА 17.

Лѣсъ на днѣ морскомъ.

Наконецъ мы достигли до окрайны лѣса: это было, безъ сомнѣнія, самое роскошнѣйшее изъ владѣній капитана Немо.

— Да и некому оспаривать этого подводнаго владѣнія у капитана Немо? думалъ я.

Подводный лѣсъ состоялъ изъ большихъ древовидныхъ растеній; замѣчательно то обстоятельство, что начиная отъ толстаго древовиднаго растенія до самаго тонкаго волокна травы все держалось удивительно прямо и стремилось къ поверхности океана.

Когда я прикасался къ растеніямъ, то они измѣняли положеніе, но тотчасъ же снова выпрямлялись.

Около часа, капитанъ Немо подалъ сигналъ къ отдыху, чѣмъ меня весьма обрадовалъ; мы растянулись въ бесѣдкѣ водорослей, которыя поднимались вверхъ какъ стрѣлы.

Отдыхъ этотъ показался мнѣ невыразимо пріятенъ; я сожалѣлъ только, что мы не могли передавать другъ другу своихъ впечатлѣній: невозможно было разговаривать. Я удовлетворился тѣмъ, что придвинулъ свою голову, окруженную мѣднымъ шаромъ, къ головѣ Консейля, который качалъ своей каской съ самымъ комическимъ видомъ.

Когда мы, растянувшись, совершенно успокоились, меня начало непреодолимо клонить ко сну. Скоро, противъ моей воли, глаза мои совершенно закрылись и я погрузился въ глубокій сонъ. Капитанъ Немо и его спутникъ еще прежде растянулись во весь ростъ и подали мнѣ съ Консейлемъ примѣръ.

Сколько времени я спалъ, въ точности не могу опредѣлить; но когда проснулся, мнѣ показалось, что солнце уже собиралось закатиться. Капитанъ Немо уже всталъ и я принялся расправлять свои члены, когда неожиданное явленіе, сразу поставило меня на ноги и заставило въ одинъ моментъ прійдти въ себя.

Дѣло въ томъ, что въ нѣсколькихъ шагахъ морской паукъ въ цѣлый метръ вышиной уставился на меня своими косыми глазами и, казалось, готовъ былъ на меня броситься и укусить. Въ это время капитанъ Немо указалъ своему товарищу на паука, тотъ размахнулся и тотчасъ же убилъ его прикладомъ своего ружья.

Я полагалъ, что мы возвратимся къ Нырку, но я ошибался; по-сигналу капитана Немо мы продолжали далѣе свой отважный путь.

Капитанъ, зажегши электрическіе фонари, продолжалъ углубляться во внутренность лѣса, гдѣ древообразныя растенія становились все рѣже и рѣже.

Наконецъ, около четырехъ часовъ, эта чудная прогулка окончилась. Громадные утесы преградили намъ дорогу. — Это былъ островъ Креспо! это была суша!

Капитанъ Немо вдругъ остановился. Его сигналъ остановилъ и насъ, — здѣсь кончались его подводныя владѣнія, которыхъ онъ по принципу не хотѣлъ переступать

Капитанъ Немо, повернувши, пошелъ впереди и указывалъ намъ путь. Я тотчасъ же замѣтилъ, что мы возвращаемся иной дорогой.

Въ десяти метрахъ глубины мы шли среди милліардовъ мелкихъ рыбъ, которыя были проворнѣе птицъ. Но ни одной мало-мальски цѣнной водной дичи намъ не попадалось.

Вдругъ я увидалъ, что капитанъ прицѣлился въ какую-то подвижную точку, мелкающую въ кустахъ.

Раздался выстрѣлъ и великолѣпная морская выдра упала въ нѣсколькихъ шагахъ отъ насъ.

Это драгоцѣнное животное, за которымъ усердно охотятся рыбаки, становится чрезвычайно рѣдкимъ и теперь только попадается въ сѣверной части Тихаго океана, и то по всей вѣроятности скоро совершенно переведется.

Матросъ взялъ на плеча выдру и мы продолжали путь.

Послѣ этого мы снова отправились дальше и въ продолженіи двухъ часовъ шли то по лугамъ водорослей, то по песчаной равнинѣ; дорога была очень изнурительная.

Я уже началъ чувствовать чрезвычайное изнеможеніе, какъ вдругъ примѣтилъ слабую волну свѣта, — это былъ маякъ Нырка.

Еще четверть часа, думалъ я, и мы будемъ на бортѣ Нырка

Но я не расчитывалъ на встрѣчу, которая нѣсколько замедлила наше возвращеніе.

Надо замѣтить, что я отсталъ шаговъ на пятнадцать или двадцать не болѣе и вдругъ вижу: капитанъ Немо быстро возвращается, схватываетъ меня своею сильною рукою и нагинаетъ меня, а матросъ его дѣлаетъ тоже съ моимъ слугой Консейлемъ.

Я не зналъ что подумать объ образѣ дѣйствій капитана, но скоро успокоился, видя, что и капитанъ Немо легъ около меня и лежалъ неподвижно.

Мы лежали среди водорослей, но я приподнялъ немного голову и увидалъ, что какая-то громадная масса съ шумомъ пронеслась надъ нами.

Члены мои окоченѣли отъ страха: это были двѣ страшные акулы-людоѣды. Это чудовищныя животныя, которыя цѣликомъ глотаютъ человѣка.

Счастье еще, что этотъ прожорливый видъ акулъ плохо видитъ. Онѣ проплыли надъ нашими головами, но не примѣтили насъ. А опасность эта была поважнѣй встрѣчи съ тигромъ или львомъ.

Спустя полчаса мы достигли Нырка. Наружная дверь была отворена и капитанъ заперъ ее, какъ только мы вошли въ первую комнату, изъ которой мы прошли прямо въ уборную.

Снявши платье, я отъ усталости едва добрался до своей комнаты.

ГЛАВА 18.

20,000 верстъ подъ водами Тихаго океана.

На слѣдующее утро, 16 ноября, я совершенно отдохнулъ отъ утомленія и вышелъ на платформу въ тотъ самый моментъ, когда помощникъ капитана произносилъ свою обыденную фразу. Я предположилъ, имѣя нѣкоторое основаніе, что эта фраза означаетъ слѣдующее: ничего нѣтъ въ виду.

И дѣйствительно, океанъ представлялъ безлюдную, гигантскую пустыню. Вершины острова Креспо исчезли изъ глазъ за ночь.

Я восхищался грандіознымъ видомъ океана, когда появился капитанъ Немо.

Онъ, не обративъ на меня рѣшительно никакого вниманія, началъ дѣлать исчисленія широты и долготы.

А между тѣмъ, въ это время двадцать матросовъ Нырка вышли на платформу, чтобы вытащить сѣти, которыя были заброшены на ночь. Видно было, что эти моряки принадлежали къ различнымъ націямъ, хотя всѣ были европейской расы.

Я легко узналъ между ними: французовъ, англичанъ, нѣсколько славянъ и одного кандіота, или грека.

Они были крайне неразговорчивы, а если и обращались изрѣдка другъ къ другу, то все на томъ же непонятномъ языкѣ, который былъ господствующимъ на Ныркѣ.

— Ну съ этими не разболтаешься, думалъ я.

Закинутыя на ночь сѣти втащили на судно. Этотъ неводъ состоялъ изъ мѣшковъ, которые тащутся по дну океана и захватываютъ все, что попадается.

Въ этотъ разъ поймали замѣчательные образчики рыбъ. Сѣти, по моему мнѣнію, принесли, по крайней мѣрѣ, тысячу фунтовъ разнокалиберной рыбы.

— Ну, рѣшилъ я самъ съ собой, — у насъ недостатка въ провизіи не будетъ; это можно сказать навѣрное.

Одна часть пойманной рыбы была назначена для запасовъ, другая — къ столу.

Когда сѣти были убраны съ платформы, я хотѣлъ отправиться въ каюты, думая, іто Нырокъ будетъ погружаться, но ко мнѣ капитанъ обратился съ слѣдующими словами:

— Взгляните на этотъ океанъ, господинъ профессоръ, развѣ въ немъ нѣтъ жизни? Вчера онъ спалъ, какъ и мы, — теперь пробуждается послѣ спокойной ночи. — Наблюдайте, продолжалъ онъ: — онъ оживаетъ отъ привѣта солнечныхъ лучей. Какъ интересно наблюдать за нимъ! Я согласенъ, воскликнулъ онъ съ энтузіазмомъ, — съ ученымъ Мори, который нашелъ, что у океана точно такое же кровообращеніе, какъ у животныхъ.

Конечно, капитанъ не ожидалъ отъ меня никакого отвѣта, а поддакивать ему я считалъ не только умѣстнымъ, но и излишнимъ. Онъ скорѣе говорилъ самъ для себя; это было, такъ сказать, размышленіе вслухъ.

Капитанъ умолкъ и нѣсколько времени любовался моремъ, которое онъ безпрерывно изучалъ. Потомъ онъ снова началъ разсуждать вслухъ:

— Въ океанѣ находится весьма значительное количество соли, господинъ Аронаксъ; если бы вы смогли извлечь ее всю, то у васъ составилась бы масса въ четыре съ половиною милліона кубическихъ миль.

Когда капитанъ Немо говорилъ о богатствахъ океана, онъ весь перерождался, и рѣчи его производи ли на меня глубокое впечатлѣніе.

— Въ морѣ настоящая жизнь, добавилъ онъ. — Я допускаю возможность существованія подводныхъ городовъ, размноженіе подводныхъ домовъ, которые каждое утро могли бы, какъ Нырокъ, возвращаться на поверхность океана, чтобы сдѣлать запасъ воздуха….

ГЛАВА 19.

Жди горя съ моря, бѣды отъ воды.

Дни и недѣли проходили, а бесѣды и свиданія были довольно рѣдки. Капитанъ очень часто, по нѣсколько дней сряду, не показывался.

Помощникъ его регулярно отмѣчалъ на картѣ мѣсто нахожденія Нырка, такъ что я легко могъ довольно вѣрно опредѣлить путь подводнаго судна.

По цѣлымъ днямъ Консейль и Недъ-Ландъ сидѣли въ моей каютѣ: Консейль разсказывалъ Канадцу о чудесахъ, видѣнныхъ имъ во время нашей необыкновенной прогулки, и Недъ сознавался намъ, что онъ жалѣетъ, что прежде отказывался сопутствовать намъ.

Ежедневно почти задвижки въ окнахъ залы отворялись на нѣсколько часовъ, и мы имѣли возможность удивляться и восхищаться подводнымъ міромъ.

26 ноября Нырокъ пересѣкъ тропикъ Рака подъ 172° долготы, а 1-го декабря былъ пересѣченъ экваторъ подъ 142° долготы.

11 декабря я сидѣлъ въ большой залѣ и читалъ очень интересную книгу. Консейль и Канадецъ въ окны наблюдали освѣщенныя воды. Неожиданно Консейль прервалъ мое чтеніе.

— Прошу ихъ милость подойти сюда на одну минуту, сказалъ онъ какимъ-то страннымъ голосомъ.

— Что произошло? Консейль.

— Посмотрите.

Я поднялся съ дивана, подошелъ къ окну и сталъ смотрѣть. Въ дали, ярко освѣщенной электрическимъ свѣтомъ, я разглядѣлъ громадную черную массу, неподвижно висѣвшую посреди водъ. Когда я внимательно разсматривалъ, неожиданная мысль промелькнула въ моемъ умѣ:

— Корабль! вскричалъ я.

— Да, отвѣчалъ Недъ-Ландъ, — это потонувшій корабль.

Канадецъ былъ правъ. Передъ нами былъ корабль, несчастіе съ которымъ, по всѣмъ даннымъ, случилось только нѣсколько часовъ тому назадъ. Этотъ потонувшій корабль представлялъ грустное зрѣлище; но еще печальнѣй было смотрѣть на его палубу, гдѣ лежало нѣсколько труповъ опутанныхъ веревками.

Мы стояли пораженными, не произнося ни слова передъ этой картиной несчастнаго крушенія.

Этой ужасной сценой открылся цѣлый рядъ морскихъ катастрофъ, которыя Нырокъ повстрѣчалъ на своемъ пути.

ГЛАВА 20.

Торресовъ проливъ.

1-го января 1868 года, рано утромъ, ко мнѣ пришелъ на платформу Консейль.

— Поздравляю ихъ милость съ новымъ годомъ и желаю всего хорошаго, сказалъ онъ.

— Благодарю, Консейль, благодарю! Только позволь мнѣ отложить вопросъ о подаркахъ и замѣнить ихъ до лучшаго будущаго пожатіемъ руки — другой монеты при себѣ не имѣю.

— Пожатіе руки господина ученаго для меня лучшая монета.

4-го января мы, послѣ однообразнаго путешествія, увидѣли берега Папуазіи. По этому случаю капитанъ извѣстилъ меня, что онъ проѣдетъ въ Индійскій океанъ, черезъ Торресовъ проливъ.

— Неужели вы проѣдете, капитанъ, черезъ Торресовъ проливъ.

— Да, господинъ натуралистъ, какъ я уже и имѣлъ честь сообщить вамъ.

Бесѣда на этимъ и окончилась.

Недъ съ восхищеніемъ замѣчалъ, что Нырокъ приближается къ европейскимъ морямъ.

Надо замѣтить вамъ, читатели, что Торресовъ проливъ опасенъ какъ по характеру дикарей, которые очень часто посѣщаютъ его берега, такъ и по плавующимъ грядамъ подводныхъ камней. Этотъ проливъ отдѣляетъ Новую Голландію отъ Новой Гвинеи.

— Чѣмъ чортъ не шутитъ! Случай, пожалуй, столкнетъ нашъ Нырокъ съ дикими Андаменами, а эти артисты шутить не любятъ! думалъ я.

Наше подводное судно приближалось ко входу въ опаснѣйшій проливъ земнаго шара, которымъ самые смѣлые мореплаватели еле-ели отваживаются проходить. По этому проливу отважился проплыть Торресъ, на возвратномъ пути изъ южныхъ морей въ Малазію. Въ этомъ же самомъ проливѣ, въ 1840 году, два корвета сѣли на мель и едва не погибли. Даже Нырокъ, относящійся презрительно ко всѣмъ опасностямъ морей, принялъ, однако, нѣкоторыя предосторожности у коралловыхъ грядъ подводныхъ камней.

Какъ я уже упомянулъ, Нырокъ принялъ зависящія отъ него предосторожности и плылъ наравнѣ съ водой, и подвигался впередъ весьма медленно.

Воспользовавшись тихимъ ходомъ подводнаго судна, мои товарищи и я помѣстились на платформѣ, которая почти всегда была безлюдна. Передъ нами помѣщалась каюта кормчаго, и самъ владѣлецъ Нырка въ Торресовомъ проливѣ управлялъ подводнымъ судномъ.

Дѣйствительно, положеніе было опасное, но Нырокъ плылъ какъ бы по волшебству, среди подводныхъ скалъ и коралловъ.

Я уже задалъ себѣ вопросъ, неужели эта сумасбродная головушка, владѣтель подводнаго судна, своимъ рискомъ хочетъ погубить насъ въ этомъ опаснѣйшемъ проходѣ.

Опасенія мои были не напрасны: когда Нырокъ приблизился къ острову, то вдругъ меня опрокинуло. Подводное судно наткнулось на гряду подводныхъ камней и стало неподвижно, чуть-чуть покачнувшись на лѣвый бокъ.

Когда я пришелъ въ себя, то увидалъ капитана Немо на платформѣ и его помощника. Они внимательно осматривали положеніе Нырка и говорили на своемъ «тарабарскомъ» языкѣ, по выраженію Недъ-Ланда.

Мы сѣли въ той части океана, гдѣ приливы бываютъ очень и очень незначительны. Нырокъ не потерпѣлъ ни малѣйшаго поврежденія, но зато онъ рисковалъ на всегда остаться на мели.

— Вотъ бѣда! думалъ я.

Капитанъ, хладнокровный, спокойный, безъ малѣйшаго признака какой-либо тревоги, подошелъ ко мнѣ.

— Несчастный случай? спросилъ я.

— Нѣтъ, только препятствіе, отвѣчалъ онъ.

— Но препятствіе, возразилъ я, — которое не мудрено васъ заставитъ сдѣлаться обитателемъ земли, а вы земли устраняетесь.

Капитанъ Немо посмотрѣлъ на меня какъ-то странно и сдѣлалъ отрицательный знакъ. Потомъ онъ сказалъ:

— Не торопитесь дѣлать заключеніе, господинъ Аронамъ: Нырокъ еще не погибъ! Наше путешествіе только что началось, и я не хочу такъ скоро лишиться вашего присутствія; мое судно еще не разъ поноситъ, насъ среди чудесъ моря.

— Но, возразилъ я: — мы сѣли на мель, и за отсутствіемъ въ этомъ мѣстѣ сильныхъ приливовъ, трудно будетъ Нырокъ сдвинуть съ мѣста.

— Приливы не велики въ этомъ мѣстѣ, вы это вѣрно высказали, господинъ профессоръ, отвѣчалъ капитанъ, — но въ Торресовомъ проливѣ находятъ разницу въ полтора метра между уровнемъ прилива и отлива Тихаго океана. Нынче 4-е января и черезъ пять дней будетъ полнолуніе, которое и окажетъ мнѣ необходимую, въ этомъ случаѣ, услугу.

Съ этой фразой капитанъ, въ сопровожденіи своего, помощника, сошелъ съ платформы во внутрь судна.

Когда ушелъ капитанъ, ко мнѣ приблизились мои товарищи.

— Вонъ островъ, господинъ профессоръ, сказалъ Недъ, — на немъ растутъ деревья, подъ деревьями земныя животныя, изъ которыхъ можно приготовить прекрасныя катлеты, розбивъ…. Эхъ! поѣлъ бы теперь ихъ!

— Недъ правъ, сказалъ Консейль. — Можетъ ихъ милость могла бы попроситься у капитана Немо высадиться на нѣсколько часовъ на землю.

— Попросить можно, отвѣчалъ я, — но капитанъ откажетъ.

— Спросъ не бѣда, возразилъ Консейль, — мы изъ него увидимъ, чего можно ожидать отъ вашего друга, владѣтеля Нырка.

Къ моему крайнему удивленію, капитанъ весьма любезно согласился на мою просьбу и не взялъ даже съ меня слова возвратиться на Нырокъ.

Бѣжать чрезъ Новую Гвинею было опасно. Лучше было оставаться плѣнниками на Ныркѣ, чѣмъ попасть въ руки жителей Папуазіи.

Шлюпка была отдана въ наше полное распоряженіе, и на другой день, 5-го января, въ 8 часовъ утра, вооруженные ружьями и топорами, мы отчалили. Море было довольно спокойно. Консейль и я гребли, а Канадецъ управлялъ по узкимъ проходамъ.

Недъ-Ландъ никакъ не могъ прійти въ себя отъ неожиданной радости; это былъ выпущенный изъ тюрьмы на волю узникъ.

— Мясо! кричалъ онъ: — мы будемъ ѣсть мясо! настоящую дичь! Рыба ужь мнѣ пріѣлась…. Эхъ, господинъ профессоръ, отлично теперь изжарить бы на уголькахъ кусочекъ мяса.

— Повремените, сначала слѣдуетъ узнать, нѣтъ ли въ этихъ лѣсахъ такой дичи, которая сама начнетъ за нами охотиться, сказалъ я.

— Ничего, господинъ Аронаксъ, отвѣчалъ Недѣландъ: — я буду жарить и есть филей тигра, если на этомъ островѣ не попадется другихъ четвероногихъ!

— Почтенный Канадецъ зарапортовался, замѣтилъ Консейль.

— Какія бы ни были животныя — безногія съ перьями, или безперыя четвероногія — только бы мнѣ ихъ завидитъ, достались бы мнѣ непремѣнно въ руки.

— Ну, возразилъ я, — галюцинація Неда ужъ начинается.

— Не безпокойтесь, господинъ профессоръ, отвѣчалъ Канадецъ, и гребите сильнѣе. Я черезъ полчаса угощу васъ своей стряпней.

Въ половинѣ девятаго наша шлюпка остановилась на песчаномъ берегу острова.

ГЛАВА 21.

Нѣсколько дней на твердой землѣ.

Кажется не много, — всего только два мѣсяца мы, какъ плѣнники или «пассажиры», по выраженію капитана, пробыли во чревѣ Нырка, а какъ пріятно забилось сердце, когда я ощупывалъ моими руками землю. Недъ-Ландъ же постукивалъ въ землю ногою, какъ будто опасался за ея плотность.

Нѣсколько минутъ и мы были уже отъ берега на выстрѣлъ. Глыбы гранита разбросанныя въ руслахъ ручьевъ, ясно говорили, что островъ этотъ первобытнаго происхожденія.

Прямо предъ нами высился огромный лѣсъ; деревья его въ 30 сажень вышиною переплетались гирляндами ліанъ, волнуемыхъ вѣтромъ. У подножія деревьевъ было множество папоротниковъ, бобовыхъ растеній и другихъ.

Кто чѣмъ любовался, а Канадецъ прежде всего занялся полезнымъ. Отыскавши кокосовое дерево, онъ весь предался хлопотамъ относительно сбивки съ него орѣховъ, такъ что чрезъ нѣсколько минутъ мы пили изъ нихъ молоко и ѣли облизываясь, такъ сказать, ихъ зерна.

— Просто прелесть! говорилъ Недъ-Ландъ.

— Да, вкусно! отвѣчалъ Консейль.

— Конечно, капиталъ Немо не обидится, если мы притащимъ съ собою этихъ орѣховъ, сказалъ Недъ?

— Сердиться не будетъ и ѣсть ихъ нестанетъ, отвѣтилъ я.

— Жаль же его, замѣтилъ Консейль.

— А я такъ радуюсь за него, возразилъ Недъ, ибо долю его мы раздѣлимъ поровну между собой.

Недъ-Ландь приступалъ уже ко второму дереву, какъ я поспѣшилъ ему замѣтить, что хотя кокосовые орѣхи и хорошая штука, но лучше бы было, если-бъ вмѣсто ихъ мы повезли въ нашей шлюпкѣ какія нибудь свѣжія овощи.

— Справедливо изволили сказать, перебилъ Консейль, и поэтому нужно имѣть въ шлюпкѣ на-готовѣ три мѣста для плодовъ, овощей и дичи. Жаль только, что не видать желаемой дичи!

— Ну, уже испугались, Консейль! сказалъ Канадецъ.

— Будемте продолжать нашъ путь, сказалъ я, но только съ осторожностью. Островъ пока кажется необитаемымъ, но на грѣхъ мастера нѣтъ, намъ могутъ встрѣтиться охотники совершенно другаго сорта, нежели мы. Послѣ этихъ словъ Недъ защелкалъ зубами и сказалъ, а я возьму ихъ да поѣмъ!

— Что съ вами, Недъ, — воскликнулъ Консейль.

— Право, мнѣ желательно покормить себя человѣческимъ мясомъ.

— Какой вздоръ вы городите! замѣтилъ Консейль. Пожалуй, когда нибудь и я, проснувшись въ одно прекрасное утро, увижу оставшіеся только отъ меня огрызки. Вѣдь мы спимъ въ одной каютѣ.

— Вы знаете, Консейль, что я васъ люблю и нужно большую необходимость, чтобъ я васъ съѣлъ.

— Теперь пока я вамъ невѣрю, отвѣчалъ Консейль! Начнемте скорѣй охоту, чтобы покормить нашего людоѣда, и чтобы мой господинъ неостался безъ слуги.

Между тѣмъ мы взошли въ самый лѣсъ и бродили по немъ во всѣхъ направленіяхъ.

Но случаю мы попали на одно очень полезное въ этихъ странахъ растеніе, именно на хлѣбное дерево. Плоды этого дерева очень были знакомы Недъ-Ланду и онъ, увидя, ихъ воскликнулъ:

— Господинъ профессоръ! пусть случится со мной все, что хотите, если я не съѣмъ этого хлѣба!

— Сдѣлайте одолженіе, Недъ, ѣшьте, сколько хотите.

Мигомъ запылалъ хворостъ отъ лучей зажигательнаго стекла наведеннаго Канадцемъ. А я съ Консейлемъ выбиралъ самые спѣлые плоды хлѣбнаго дерева.

— Какъ хорошъ будетъ этотъ хлѣбъ, господинъ профессоръ, сказалъ Недъ-Ландъ, раскладывая ломтики разрѣзанныхъ плодовъ на угольяхъ.

— Будетъ хорошъ, замѣтилъ Консейль, — если давно не ѣли.

И въ самомъ дѣлѣ, хлѣбъ былъ очень хорошъ, такъ что я ѣлъ его съ большимъ аппетитомъ.

Недъ-Ландъ вознамѣрился даже запастись этимъ хлѣбомъ, на нѣкоторое время, превративши мякоть въ квашеное тѣсто.

Запасаясь, по дорогѣ къ шлюпкѣ, разными овощами, какъ-то бананами, манговыми ягодами, цвѣтной капустой и т. под., мы, обремененные ношей, вышли на берегъ и отправились на Нырокъ.

На платформѣ судна равно какъ и въ самомъ Ныркѣмы невстрѣтили никого, вездѣ царствовала тишина. Поужинавъ; я легъ спать.

Утромъ 6 января мы снова отправились на островъ съ цѣлію запастись дичью для супа и жаркаго, каковыхъ блюдъ съ такимъ нетерпѣніемъ ожидалъ Недъ.

Ступивши на землю, мы ввѣрились инстинкту Канадца и отправились за нимъ. Перейдя чрезъ небольшой ручей, мы увидѣли рыболововъ, но они къ себѣ близко не подпускали, изъ чего я заключилъ, что на этомъ островѣ или есть обитатели, или онъ бываетъ посѣщаемъ — двуногими нашего рода.

Наконецъ, пройдя густой лѣсъ, мы вышли на его опушку и поражены были пѣніемъ и порханіемъ множества птицъ.

— Это только цвѣточки, сказалъ Консейль, а то еще будутъ ягодки!

И дѣйствительно, въ этой окрестности лѣса мы встрѣчали и попугаевъ, и какаду и райскихъ птицъ, а вдобавокъ Консейль застрѣлилъ для завтрака бѣлаго голубя и вяхиря.

Когда исжаренные на вертелѣ голубь и вяхерь были съѣдены дочиста, я попытался спросить у Недъ-Ланда, чего ему еще недостаетъ теперь?

— Дичи на четырехъ ногахъ, сказалъ Недъ. Голуби — это что? пустяки. А вотъ кабы такую штуку убить, чтобы надѣлать котлетъ, это бы было хорошо!

Повернули снова въ лѣсъ, и къ общему удовольствію Недъ убилъ лѣсную свинью, изъ мяса которой можно было приготовить нѣсколько котлетъ.

Затѣмъ Консейль и Недъ подняли на ноги цѣлое стадо кенгуру, изъ котораго застрѣлили нѣсколько штукъ и очень радовались тому, что съѣдятъ это мясо все безъ участія — болвановъ хозяевъ, какъ они повеличали на этотъ разъ обитателей Нырка.

Дошедши до морскаго берега, у котораго стояла наша шлюпка, Недъ-Ландъ занялся приготовленіемъ изъ всего набраннаго запаса — обѣда. И, сказать правду, обѣдъ былъ роскошный.

— Ну какъ мы нынче не поспѣемъ на Нырокъ! сказалъ Консейль.

— Ну какъ мы никогда на него не возвратимся? — добавилъ Недъ.

Но его слова прерваны были упавшимъ къ ногамъ нашимъ камнемъ.

ГЛАВА 22.

Новый Юпитеръ.

Мы не двигаясь посмотрѣли по направленію лѣса.

— Камни не падаютъ съ неба, сказалъ Консейль.

Другой камень выбилъ изъ рукъ Консейля вкусную ножку вяхиря.

Тогда мы встали всѣ трое, прицѣлились ружьями, и были готовы отвѣчать на всѣ нападенія.

— Не обезьяны ли это потѣшаются, вскричалъ Недъ-Ландъ.

— Почти, возразилъ Консейль, — это дикари, обитатели здѣшняго острова.

— Идемте къ лодкѣ, вскричалъ я, направляясь къ морю.

Для отступленія пришла уже пора; десятка два дикарей, вооруженныхъ пращами и луками, показались на опушкѣ маленькаго лѣска, который находился на разстояніи ста шаговъ.

Лодка-же находилась шагахъ въ тридцати отъ насъ.

Дикари приближаясь высказывали самыя враждебныя намѣренія. Камни и стрѣлы сыпались на насъ градомъ, но храбрый и отважный Недъ все таки захватилъ добытую провизію.

Бѣгомъ мы добрались до песчанаго берега острова и, нагрузивъ лодку провизіей, пустились къ Нырку.

За нами человѣкъ съ пятьдесятъ бросилось въ воду и вошли въ море по поясъ.

Четверть часа спустя мы вошли на наше судно. Люкъ былъ открытъ и, привязавъ лодку, мы вошли во внутренные покои Нырка.

Я пошелъ отыскивать капитана Немо, и когда нашелъ его, то онъ спросилъ меня:

— Ну, что же, господинъ профессоръ удачна ли была ваша охота?

— Да капитанъ, отвѣчалъ я, но къ несчастью, мы привлекли за собой толпу двуногихъ.

— Какихъ двуногихъ?

— Дикарей.

— Дикарей! отвѣчалъ капитанъ. Гдѣ же ихъ нѣтъ?.. Не тревожтесь господинъ профессоръ, въ этомъ случаѣ не о чемъ такъ безпокоиться.

— Но этихъ, дикарей толпа.

— А примѣрно, сколько вы ихъ насчитали?

— По меньшей мѣрѣ сотню.

— Господинъ натуралистъ, возразилъ капитанъ Немо, если бы всѣ дикари Попуазіи собрались на этомъ берегу, то и тогда Нырку нечего было бы бояться ихъ враждебныхъ намѣреній.

Я прекратилъ разговоръ и капитанъ вскорѣ, забывъ о моемъ присутствіи, погрузился въ мечты.

Я отправился на платформу и въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ сидѣлъ одинъ, а около полуночи видя что все спокойно отправился спать.

Ночь прошла безъ приключеній. Вѣроятно дикари были испуганы видомъ чудовища лежащаго въ бухтѣ и потому не приближались къ Нырку.

8 то января, въ 6 часовъ утра я вышелъ на плотформу.

Когда разсѣялся туманъ, то я на островѣ увидѣлъ дикарей, число которыхъ значительно увеличилось: ихъ, какъ мнѣ казалось, было по крайней мѣрѣ человѣкъ шестьсотъ.

Нѣсколько человѣкъ изъ толпы приблизились къ Нырку. Мнѣ легко было ихъ разсмотрѣть съ достаточною точностію.

Это были дѣйствительные Папуасы, красивое племя, большаго роста, отлично сложенное. Ихъ густые, выкрашенные красной краской волосы, рѣзко отдѣлялись отъ цвѣта ихъ кожи, черной и яснѣющейся.

Всѣ дикари были наги и вооружены луками и пращами. Между ними я замѣтилъ нѣсколько женщинъ. Начальники дикарей носили на шеѣ украшенія въ видѣ полумѣсяца и ожерелья изъ стеклянныхъ бусъ.

Одинъ изъ этихъ начальниковъ, стоявшій ближе къ Нырку внимательно разсмативалъ его. Полагаю, что это былъ Мало изъ высшаго класса, потому что на немъ была накинута драпировка, пестрѣвшая самыми яркими красками.

Во все время отлива дикари бродили не подалеку отъ Нырка, но когда къ 11 часамъ утра начался приливъ дикари возвратились на островъ.

Недъ-Ландъ, съ горя, что нельзя еще разъ высадиться на берегъ острова и запастись большимъ количествомъ провизіи — занимался приготовленіемъ мяса и муки, привезенныхъ наканунѣ съ острова.

Къ вечеру десятка два пирогъ окружали Нырокъ. Эти пироги, или выдолбленные древесные стволы, длинные и узскіе, хорошо расчитанные для плаванья, уравновѣшивались посредствомъ балансира. Тучи стрѣлъ посыпались на палубу.

— Чортъ побери! Градъ сыплетъ! сказалъ Консейль: — и легко можетъ статься отравленный въ добавокъ.

— Слѣдуетъ предупредить капитана Немо, сказалъ я, входя въ подъемную дверь.

Я спустился въ залу; тамъ не было капитана, Я рѣшился постучать въ дверь, которая вела въ комнату владѣльца подводнаго судна.

— Войдите, послышался голосъ.

Я вошелъ и засталъ капитана Немо погруженнаго въ высчисленія.

— Извините за безпокойство, сказалъ я изъ вѣжливости.

— Я надѣюсь, господинъ профессоръ, что что-либо особенно важное побудило васъ прійти сюда.

— Пироги окружили насъ и черезъ нѣсколько минутъ мы будемъ осаждены нѣсколькими сотнями дикарей.

— А! спокойно возразилъ капитанъ. Они приплыли на своихъ пирогахъ?

— Да капитанъ.

— Это не бѣда господинъ Аронаксъ, слѣдуетъ только запереть подъемную дверь.

— Совѣршенно вѣрно, и я пришелъ вамъ сказать объ этомъ…

— Ничего нѣтъ легче, возразилъ капитанъ Немо.

И пожавъ электрическую пуговку, онъ передалъ свое приказаніе экипажу.

Черезъ нѣсколько минутъ онъ сказалъ мнѣ:

— Вотъ уже мое приказаніе исполнено, подъемная дверь заперта и лодка на мѣстѣ. Надѣюсь вы небоитесь, что эти дикари пробьютъ стѣны, которыхъ не пробили пушечныя ядра вашего фрегата, Авраама Линкольна.

— Нѣтъ, капитанъ, но по моему мнѣнію существуетъ еще опасность.

— Какая же, господинъ Аронаксъ?

— Та, что завтра въ этотъ же самый часъ необходимо будетъ открыть подъемныя двери для возобновленія воздуха. Ну, если въ это время на платформѣ будутъ находиться Папуасы — то открывши двери они могутъ проникнуть во внутренность вашего судна.

— Ну что же, господинъ Аронаксъ, пускай попробываютъ войти….

На этомъ покончивъ разговоръ, я удалился въ свою комнату.

Тамъ я нашелъ Консейля, горѣвшаго нетерпѣніемъ узнать результатъ моего разговора съ капитаномъ Немо.

— Любезный Консейль, отвѣчалъ я, — когда я высказалъ ему свои опасенія относительно Нырка, капитанъ возражалъ мнѣ довольно иронически. Я одно могу только сказать тебѣ: положись на опытность его и спи спокойно.

— Ихъ милость не нуждается въ моихъ услугахъ?

— Нѣтъ, любезный мой. Однако, скажи пожалуста, что дѣлаетъ Недъ-Ландъ?

— Другъ Недъ готовитъ паштетъ изъ кенгуру.

Оставшись одинъ, я спалъ довольно дурно. Всю ночь шумѣли дикари на платформѣ.

Я всталъ въ 6 часовъ утра. Дверь подъемная еще не открывалась.

Оставаясь одинъ, я работалъ въ своей комнатѣ до полудня. Но на Ныркѣ казалось ничуть не готовились къ отплытію.

Въ половинѣ третьяго я отправился въ большую залу. Черезъ десять минутъ приливъ долженъ достигнуть наибольшей точки высоты, и Нырокъ, по убѣжденію капитана, долженъ былъ тронуться въ путь.

Тѣмъ временемъ въ кузовѣ подводнаго судна вскорѣ почувствовалось нѣкоторое содраганіе, которое предвѣщало скорое освобожденіе съ мели.

Капитанъ Немо вошелъ въ залъ въ 2 часа и 35 минутъ по полудни.

— Мы сейчасъ тронемся съ мели, сказалъ онъ. — Я уже отдалъ приказаніе открыть подъемную дверь.

— А Папуаусы? Они могутъ проникнуть во внутренность судна.

— Какимъ образомъ?

— Очень просто.. Черезъ подъемную дверь, которую вы приказали открыть.

— Господинъ профессоръ, спокойно отвѣчалъ капитанъ Немо, не всегда можно проникнуть въ подъемную дверь Нырка, даже если она отворена.

Я посмотрѣлъ на капитана.

— Вы не соображаете? сказалъ онъ мнѣ.

— Нѣтъ.

— Въ такомъ случаѣ пойдемте, и вы, господинъ профессоръ, во очію убѣдитесь.

Я отправился вслѣдъ за капитаномъ къ центральной лѣстницѣ. Недъ и Консейль не безъ любопытства наблюдали, какъ матросы отворяли подъемную дверь; въ то время какъ на платформѣ Нырка раздавались страшные крики.

Когда откинулась дверь, въ нее просунулось болѣе десятка страшныхъ лицъ. Но первый изъ дикарей, положившій руку на перила лѣстницы, былъ опрокинутъ назадъ непонятной и невидимой силой и убѣжалъ отъ входа съ ужасными воплями. Нѣсколько человѣкъ, послѣдовавшихъ его примѣру, подверглись той же участи.

Недъ-Ландъ въ воинственномъ азартѣ бросился за дикарями на лѣстницу…. Но едва онъ дотронулся руками до перилъ, какъ тоже былъ съ силою отброшенъ.

— Чортъ возьми! закричалъ онъ неистовымъ голосомъ. — Я пораженъ молніей.

Крикъ Недъ-Ланда все мнѣ объяснилъ.

Металлическія перила превратились въ проводникъ электричества, оканчивающійся на самой платформѣ. Кто до проводника дотрогивался чувствовалъ страшное потрясеніе.

Мы едва удерживались отъ смѣха надъ бѣсновавшимся Канадцемъ. Нечего и говорить, какъ обезумѣли дикари: они бросались въ лодки и отчаливали съ необыкновенною поспѣшностью отъ Нырка. А между тѣмъ подводное судно, приподнятое послѣднимъ наплывомъ прилива, покинуло мель и Нырокъ благополучно прошелъ Торресовъ проливъ.

ГЛАВА 23.

Опять въ тюрьму.

Капитанъ Немо направилъ свое судно на западъ, и 11-го января обогнулъ мысъ Бессель.

Мы прибыли 13 января къ Тиморскому острову. Этотъ островъ управляется раджами. Правители эти называютъ себя сыновьями крокодиловъ, то-есть производятъ себя отъ самой высшей породы. Рѣки острова изобилуютъ этими отвратительными прародителями. На этомъ островѣ крокодиловъ защищаютъ, кормятъ, балуютъ и даже предлагаютъ имъ въ пищу молодыхъ дѣвушекъ.

Смерть тому чужеземцу, который осмѣлится поднять руку на этихъ громадныхъ ящерицъ.

Нырку не пришлось столкнуться съ этими чешуйчатыми животными.

Между тѣмъ мы продолжали свое плаванье, въ теченіи котораго капитанъ Немо дѣлалъ интересные опыты надъ различными температурами моря, въ различныхъ его слояхъ. Жизнь наша текла мирно, и мы почти забыли, что на поверхности земнаго шара существуетъ иная жизнь, какъ совершенно неожиданно произошла катастрофа.

Я вышелъ на платформу 18 января въ ту самую минуту, когда помощникъ капитана дѣлалъ вычисленіе Я по обыкновенію ждалъ повторенія обыденной фразы. Но въ это утро фраза была другая. Послѣ ея произношенія тотчасъ же явился капитанъ Немо съ подзорною морского трубкою въ рукахъ и началъ обозрѣвать горизонтъ. Я тоже таращилъ глаза вдаль, но ничего не могъ разглядѣть. Заинтересовавшись въ этомъ дѣлѣ, я сошелъ въ залу, взялъ тамъ превосходную зрительную трубку и приготовился осмотрѣть небо и море.

Но не успѣлъ еще приложить глаза къ стеклу, какъ зрительная трубка была вырвана изъ моихъ рукъ.

Я взглянулъ на дерзкаго — предо мною стоялъ капитанъ Немо, съ сверкающими гнѣвомъ глазами. Зубы были полуоткрыты, а кулаки сжаты.

По прошествіи нѣсколькихъ минутъ капитанъ Немо снова овладѣлъ собой и сказалъ мнѣ:

— Господинъ профессоръ я требую отъ васъ исполненія однаго изъ обязательствъ связывающихъ васъ со мною.

— Къ вашимъ услугамъ, милостивый государь.

— Я долженъ продержать въ заключеніе васъ и вашихъ товарищей до тѣхъ поръ, пока не найду возможнымъ возвратить вамъ свободу.

— Распоряжайтесь нами по усмотрѣнію, отвѣчалъ я, смотря на него пристально.

Я сошелъ въ каюту Косейля и Канадца и сообщилъ имъ о требованіи капитана. У дверей дожидались четыре матроса, и они проводили насъ въ ту каюту гдѣ мы провели первую ночь на бортѣ Нырка.

Какъ только мы остались одни, я разсказалъ своимъ товарищамъ о всемъ случившемся. Они были также удивлены, но поняли ни больше моего.

Между тѣмъ я погрузился въ тьму размышленій и только Недъ-Ландъ вывелъ меня изъ этого напряженнаго состояній слѣдующимъ возгласомъ:

— Важно! и завтракъ на столѣ.

Въ самъ дѣлѣ столъ былъ накрытъ, и на немъ стояло нѣсколько блюлъ.

— Позволить-ли ихъ милость обратиться съ совѣтомъ, сказалъ Консейль.

— Конечно, отвѣчалъ я.

— Въ такомъ случаѣ слѣдуетъ господину ученому позавтракать, это будетъ практично: такъ какъ мы незнаемъ, что можетъ произойти.

— Ты совершенно правъ, Консель.

Мы сѣли за столъ. Я ѣлъ мало, что же касается до Канадца то онъ не терялъ даромъ времени. По окончаніи завтрака мы разсѣлись по разнымъ угламъ.

Освѣщеніе въ комнатѣ погасло.

Недъ-Ландъ и Консель скоро уснули. Не смотря на мои старанія не дремать, глаза сами собой закрывались. Ясно что въ кушанье было подмѣшано усыпляющее вещество.

Я слышалъ какъ опускалась подъемная дверь. Хотя противился сну — но напрасно, скоро я потерялъ всякое сознаніе.

ГЛАВА 24.

Коралловое кладбище.

Когда я проснулся на другой день, то чувствовалъ себя совершенно здоровымъ, и къ немалому изумленію увидѣлъ, что нахожусь въ своей каютѣ. Нѣтъ основаній сомнѣваться, что и мои товарищи также замѣтили, какъ ихъ перенесли въ ихъ комнату, а что произошло ночью, они вѣроятно не знали, какъ не зналъ и я.

— Нечего теперь утруждать голову по напрасну, убѣждалъ я самъ себя. Надо ждать случая, который можетъ статься откроетъ всѣ эти секреты.

— Отправлюсь-ка я лучше на платформу подышать свѣжимъ воздухомъ.

— Но могу ли я покинуть свою каюту, это еще задача, можетъ статься меня какъ и вчера заперли на замокъ.

Но къ моему полному удовольствію я былъ совершенно свободенъ.

Консейль и Недъ-Ландъ ждали меня. Я распросилъ ихъ, какъ они провели ночь; они отвѣтили, что спали крѣпкимъ сномъ, и были не мало изумлены, когда проснулись въ своей комнатѣ.

Нырокъ между тѣмъ плылъ совершенно спокойно съ умѣренною скоростью, какъ будто на немъ ничего не произошло особеннаго, выдающагося изъ ряда обыденнаго.

Почтеннѣйшій китоловъ совершенно напрасно впивался своимъ зоркимъ окомъ въ море: океанъ представлялъ безконечную безбрежную пустыню.

— Сегодня таки достаточно покачиваетъ, замѣтилъ Консейль. Капитанъ Немо между тѣмъ не показывался…

Около двухъ часовъ я сошелъ въ залу и занялся переборкой своихъ бумагъ. Неожиданно отворилась дверь и вошелъ капитанъ. Я съ нимъ раскланялся, и снова принялся за переборку бумагъ, надѣясь, что онъ мнѣ объяснитъ, чѣмъ ознаменовалась минувшая ночь, но мой хозяинъ молчалъ.

Когда я случайно взглянулъ на него, я замѣтилъ, что глаза его были красны — повидимому онъ провелъ ночь не смыкая ни на минуту глазъ. Лицо его выражало непреодолимое горе. Онъ казалось былъ самъ не свой — это доказывалось порывистыми безцѣльными движеніями.

Наконецъ онъ подошелъ ко мнѣ.

— Вы докторъ, господинъ Аронаксъ, сказалъ онъ.

Этотъ неожиданный вопросъ такъ ошаломилъ меня, что я посмотрѣлъ на него, не отвѣчая.

— Вы докторъ? повторилъ онъ. Я знаю многіе изъ вашей коллегіи были докторами.

— Дѣйствительно, отвѣчалъ я: — я состоялъ докторомъ при госпиталяхъ и занимался практикой нѣсколько лѣтъ передъ поступленіемъ въ музей.

— Очень радъ, господинъ Аронаксъ.

Мой отвѣтъ, кажется совершенно удовлетворилъ капитана. Не зная, къ чему онъ меня объ этомъ спросилъ, я ждалъ новаго, болѣе яснаго вопроса.

— Господинъ профессоръ, сказалъ мнѣ капитанъ Немо: не возьмете-ли вы на себя трудъ лѣчить одного изъ матросовъ моего Нырка?

— У васъ больной?

— Да.

— Я охотно слѣдую за вами.

— Идемте.

Мнѣ почему-то представились связь этого больнаго съ тайнымъ приключеніемъ прошедшей ночи.

Капитанъ Немо провелъ меня на корму Нырка и впустилъ въ каюту, находящуюся близь поста матросовъ.

Мнѣ представился человѣкъ съ энергическимъ лицомъ, лежащій на кроватѣ.

Я нагнулся къ нему, онъ былъ тяжко раненъ въ голову; когда я развязалъ окровавленную повязку и осмотрѣлъ рану — то скоро пришелъ къ убѣжденію, что докторъ въ этомъ случаѣ ничего не можетъ сдѣлать. Черепъ былъ разбитъ и изъ него просачивался мозгъ. У него было въ сильнѣйшихъ размѣрахъ воспаленіе мозга.

— Отъ чего произошла эта рана? спросилъ я его.

— Для чего вамъ знать это?.. Скажите лучше что вы думаете объ его положеніи?

Я медлилъ отвѣтомъ.

— Говорите, сказалъ мнѣ капитанъ. — Онъ по французски не понимаетъ.

Я снова внимательно посмотрѣлъ на тяжко раненаго и отвѣчалъ.

— Черезъ два часа онъ умретъ.

— Ничѣмъ нельзя снасти его?

— Рѣшительно ничѣмъ.

Капитанъ сложилъ на груди свои руки, и нѣсколько слезъ выкатилось изъ его глазъ.

— Вы можете идти, господинъ профессоръ, обратился ко мнѣ капитанъ Немо.

Я оставилъ капитана съ умирающимъ матросомъ и. сильно взволнованный этой загадочной сценой, возвратился въ свою комнату.

На утро я вышелъ на палубу; капитанъ Немо, увидавъ меня, тотчасъ обратился ко мнѣ:

— Господинъ профессоръ, не хотите-ли предпринять съ вашими товарищами подводную экскурсію?

— Весьма охотно принимаю ваше предложеніе.

— Такъ потрудись надѣть подводное платье.

Къ моему удивленію, объ умершемъ не было сказано ни одного слова. Я отыскалъ своихъ товарищей и передалъ слова капитана. Консейль, по обыкновенію, охотно согласился сопровождать меня, и на этотъ разъ Недъ-Ландъ тоже не пожелалъ отстать отъ насъ.

Въ половинѣ девятаго двойная дверь отворилась и мы вышли въ сопровожденіи капитана Немо, двѣнадцати матросовъ, и ступили на твердое дно, которое впрочемъ не имѣло никакого сходства съ прежнимъ, по которому мы шли въ первую экскурсію. Я скоро догадался, куда насъ велъ владѣтель подводнаго судна — это было коралловое царство.

Послѣ двухъ — часовой ходьбы мы достигли безпредѣльнаго коралловаго лѣса.

Капитанъ Немо остановился. Мы послѣдовали его примѣру. Обернувшись, я замѣтилъ, что матросы становятся кругомъ около своего капитана и что четверо изъ экипажа держатъ на плечахъ нѣчто продолговатое.

Мы находились посрединѣ прогалины, на которой возвышался крестъ

По знаку капитана Немо, одинъ изъ матросовъ, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ креста, началъ рыть яму лопатой, которую онъ отвязалъ отъ своего кушака.

Тутъ-то я понялъ, что здѣсь было кладбище. Капитанъ Немо и экипажъ Нырка хоронили своего, за ночь умершаго отъ раны, товарища.

Хотя работа шла медленно, но все таки черезъ часъ могила достигла такой глубины и длины, что могла вмѣстить тѣло.

Носильщики приблизились. Тѣло было опущено въ сырую могилу. Мы всѣ преклонили колѣна помолиться за покойника.

Когда засыпали могилу, погребальная процессія направилась обратно къ Нырку.

Въ часъ мы были уже дома. Переодѣвшись, я вышелъ на платформу.

Капитанъ Немо подошелъ ко мнѣ. Я сказалъ ему, находясь подъ вліяніемъ тяжелыхъ впечатлѣній:

— Итакъ умершій ночью схороненъ теперь на коралловомъ кладбищѣ, рядомъ со своими сослуживцами.

— Да и забытый всѣми, исключая насъ! Но за то прахъ его покоится далеко отъ людской злобы.

И разстроенный капитанъ Немо безуспѣшно старался прекратить рыданія.

Конецъ первой части.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА 1.

Индѣйскій океанъ.

Поразившее мою душу погребеніе на Коралловомъ кладбище замыкаетъ собой первую часта — плаванія подъ водой. Теперь начнемъ вторую часть съ того, что капитанъ Немо, какъ видно, не только рѣшился жигъ, но даже и умереть въ неизмѣренномъ пространствѣ морей, устроивъ себѣ и своимъ храбрымъ товарищамъ могилу на днѣ недосягаемой бездны, гдѣ не только страшные обитатели океана, но даже и ненавистные люди, какъ онъ замѣтилъ, не въ состояніи нарушить послѣдняго ихъ безмятежнаго сна.

Какое презрѣніе и строгое недовѣріе къ человѣчеству!

Въ виду такихъ дѣйствій капитана Немо, я не удовлетворялся, наконецъ, тѣми догадками, которыя успокоивали Консейля. Онъ предполагалъ въ начальникѣ Нырка ученаго мужа, къ которому люди отнеслись равнодушно, за что онъ платитъ имъ теперь презрѣніемъ. Онъ допускалъ даже въ немъ генія, которому злоба и неправда человѣчества на столько противны, что онъ рѣшился лучше жить среди мрачной, безмолвной и недоступной подводной стихіи, нежели въ кругу ненавистныхъ ему людей. Съ своей стороны, я предполагалъ относительно личности капитана Немо другое, болѣе важное, и мнѣнія Консейля считалъ какъ только одностороннее объясненіе характера капитана.

Думая такъ, я, кажется, правъ, ибо что такое дѣлалось въ послѣднюю ночь во время нашего тяжелаго и продолжительнаго сна, искусственно вызваннаго въ насъ? Что руководило капитаномъ, когда онъ, замѣтивши мое желаніе осмотрѣть горизонтъ въ зрительную трубу, вырвалъ ее изъ рукъ моихъ? Наконецъ, смерть человѣкъ отъ столкновенія Нырка съ чѣмъ-то? Не даютъ ли эти вопросы допустить то, что капитанъ Немо не только избѣгалъ людей и искалъ неограниченной свободы, но можетъ быть и удовлетворялъ ужаснымъ, измышленнымъ имъ судномъ сжигавшему его существо чувству мщенія.

Но о послѣднемъ моемъ предположеніи сказать утвердительно еще рано, потому что въ непроглядной тайнѣ, окружающей нашу подводную жизнь, не проникъ еще лучъ свѣта, кромѣ слабыхъ мгновенныхъ отблесковъ. Стало-быть, будемъ пока записывать по порядку то, что съ нами будетъ происходить.

Мы и капитанъ Немо, хотя и ничѣмъ не связаны, но и бѣжать съ Нырка невозможно. Насъ называютъ гостями, но притомъ нельзя не сознаться, что мы и плѣнники. Однакожь, это не заставляло Недъ-Ланда отказаться отъ надежды быть когда либо на свободѣ. И, конечно, каждый изъ насъ воспользуется первымъ удобнымъ случаемъ. Но въ то же время жаль будетъ покинуть Нырокъ, въ которомъ мы пользовались гостепріимствомъ капитана Немо, не объяснивъ себѣ тайны, живущей въ утробѣ этого судна, и чего достоинъ человѣкъ, имъ управляющій, удивленія или злобы? Жертва онъ или палачъ? Кто бы онъ не былъ, а мнѣ желалось бы сначала продолжить до конца, начатое такъ причудливо, путешествіе вокругъ свѣта подъ водой, и тогда уже его покинуть. Меня манитъ къ тому любопытство видѣть тайны подводнаго міра, которыхъ никто не видалъ; и жажда этихъ знаній такъ сильна во мнѣ, что я готовъ отдать за нихъ жизнь мою.

Но вотъ мы проплыли уже шесть тысячъ миль въ Тихомъ океанѣ, и что я узналъ? Ничего, или почти ничего.

Не менѣе того, я зналъ, что Нырокъ подплываетъ къ обитаемой землѣ, и при случаѣ, перейти на нее съ моими товарищами было бы необходимо, такъ неблагоразумно приносить въ жертву неизвѣстному извѣстное. Да и кто знаетъ, можетъ быть, это единственный случай для лишенныхъ свободы?

1868 года 21 января, въ полдень, помощникъ капитана опредѣлялъ высоту солнца. Я, куря въ это время на платформѣ сигару, сдѣлалъ нѣсколько замѣчаній на французскомъ языкѣ, но они не произвели на помощника ни малѣйшаго вліянія, изъ чего я заключилъ, что онъ французскаго языка не понимаетъ, иначе онъ сказалъ бы въ отвѣтъ, хотя что-нибудь.

Въ это же время матросъ Нырка, сопутствовавшій намъ въ подводной экскурсіи на островѣ Креспо, протиралъ стекла маяка. Воспользовавшись этимъ случаемъ, я приступилъ къ разсматриванію аппарата, сила котораго зависѣла отъ чечевицеобразныхъ колецъ, удерживавшихъ свѣтъ въ нужныхъ предѣлахъ. Электрическій свѣтъ отъ извѣстнаго устройства лампы не терялся даромъ; сберегался также и графитъ, имѣвшій при вопросѣ объ освѣщеніи громадное значеніе для капитана Немо, такъ какъ возобновлять его или запасаться имъ было очень трудно.

Приготовленіе къ отплытію были окончены; подъемная дверь опустилась, я вошелъ въ заду; а Нырокъ поплылъ къ западу. Мы плыли по волнамъ Индѣйскаго океана, котораго равнина занимала пятьсотъ пятьдесятъ милліоновъ Гекторовъ. По своему обыкновенію, Нырокъ шелъ подъ водою около 200 метровъ глубины. Людямъ, не привыкшимъ къ морскимъ путешествіямъ, да еще запертымъ подъ водой, наше плаваніе казалось бы невыносимымъ, но я отгонялъ отъ себя скуку прогулками по платформѣ, чтеніемъ книгъ въ библіотекѣ и составленіемъ моего дневника. Къ тому же питательная и вкусная пища Нырка охраняла наше здоровье отъ всякой невзгоды. Не мало развлекала насъ и охота за рыбами и другими съѣдобными морскими животными; Консейль же весь погрузился въ составленіи классификаціи морскихъ обитателей и въ записываніи также своего дневника.

Нашъ Нырокъ, съ 21-го по 23-е января пробѣгалъ по 1200 верстъ въ сутки. Электрическій свѣтъ его привлекалъ къ нему очень много разнородныхъ рыбъ, которыми мы любовались, но жаль, что онѣ не могли ровняться съ Ныркомъ въ быстротѣ движенія, и отставали.

24 января поутру мы проплыли мимо острова Килинга, который когда-то посѣтили Дарвинъ и Капитанъ Фицъ-Рой. Отъ этого острова мы пошли на Сѣверо-Западъ къ оконечности Индѣйскаго океана.

Въ этотъ же день Недъ-Ландъ предлагалъ мнѣ оставить капитана Немо и его Нырокъ. Но согласія своего на то я не далъ, на тѣхъ соображеніяхъ, что Нырокъ, повидимому, держитъ путь въ Европу, гдѣ гораздо удобнѣе будетъ совершить бѣгство, да кромѣ того, мнѣ казалось, что капитанъ Немо не пуститъ насъ теперь на Малабарскій берегъ подъ видомъ охоты.

— Въ такомъ случаѣ можно, господинъ профессоръ, и недожидаться согласія капитана на наше путешествіе на берегъ.

Не желая спорить, я ничего на это не отвѣчалъ Канадцу. Но, говоря по совѣсти, мнѣ нехотѣлось разстаться съ тѣми приключеніями, — которыя ожидали насъ на Ныркѣ.

Теперь бѣгъ нашъ былъ медленнѣе, и Нырокъ былъ вполнѣ Ныркомъ, то опускался на глубину 3-хъ километровъ, то снова поднимался къ поверхности, то наклонялся на бокъ, то промѣрялъ глубины; но въ нѣкоторыхъ мѣстахъ зонды въ тринадцать тысячъ метровъ доставали до дна. Термометръ показывалъ 4 градуса выше нуля.

25 января на поверхности океана не было видно ни одного судна; Нырокъ не прятался въ глубинѣ, а весь день плылъ на поверхности волнъ, разбивая ихъ своимъ могучимъ винтомъ. Пользуясь этимъ случаемъ, я пробылъ почти цѣлый день на палубѣ, любуясь моремъ. Часа въ 4 пополудни на горизонтѣ показался большой пароходъ. Рангоутъ его показался на нѣкоторое время, но Нырка онъ не видалъ, такъ какъ онъ очень мало выдавался надъ водой..

Около пяти часовъ вечера, когда ночь съ быстротою, обычною въ тропическомъ поясѣ, готова была смѣнить вечернюю мглу, я и Консейль любовались до очарованія слѣдующимъ зрѣлищемъ.

Моллюски, очень красивое морское животное, которыми такъ интересовались когда-то извѣстные своею ученостію Аристотель, Атеней и Плиній, посвятившіе имъ очень много сочиненій, и встрѣча съ которыми, по мнѣнію древнихъ, всегда предвѣщала успѣхъ, безчисленными стадами окружали нашъ Нырокъ. Въ древности эти моллюски назывались Nautilus и Pampilius, современная же наука назвала ихъ аргонавтами.

Покоясь тѣльцемъ въ спиральной раковинѣ, похожей на шлюпку, поднявши изъ 8 щупалецъ два широкообразныхъ къ верху, какъ паруса на кораблѣ, — моллюски эти плыли какъ охраняющая насъ флотилія.

Но мгновенно наступившая ночь заставила, какъ бы по сигналу, опустить ихъ свои паруса, тѣла сжались, опрокинулись ихъ раковины и онѣ всѣ исчезли въ глубинѣ волнъ.

26 января мы вступили въ сѣверное полушаріе. Во весь день насъ сопровождалъ грозный отрядъ акулъ. Этихъ страшныхъ хищныхъ здѣсь очень много, и потому плаваніе не безопасно. У Недъ-Ланда не разъ разгорались глаза отъ страстнаго желанія пустить свою острогу въ одну изъ хищныхъ. Но Нырокъ, пошедши на усиленныхъ парахъ, оставилъ за собою всѣхъ, даже самыхъ быстрыхъ изъ акулъ.

27 января, вплывая въ большой Бенгальскій заливъ, мы были поражены непріятнымъ зрѣлищемъ: на поверхности волнъ плавали трупы. Въ индѣйскихъ городахъ мертвецовъ не хоронятъ въ землю, а бросаютъ въ рѣку Гангъ, который уноситъ ихъ въ море на волю коршуновъ и акулъ.

Почти въ 7 часовъ вечера Нырокъ началъ плыть посреди волнъ молочнаго цвѣта. Поверхность океана была похожа на млечный путь посреди темнаго неба. Въ головѣ моей тогда мелькнула мысль, что это явленіе такого цвѣта происходитъ отъ свѣта луны, и взглянулъ на небо, но луны не было, только однѣ звѣзды моргали посреди неба, рѣзко отличающагося цвѣтомъ отъ бѣлизны волнъ.

Изумленный Консейль спрашивалъ меня о причинѣ видимаго явленія, и я былъ радъ удовлетворить его любопытству.

— Въ этихъ широтахъ всегда можно видѣть большое пространство бѣлыхъ водъ, называемыхъ молочнымъ моремъ….

— Но, господинъ профессоръ, перебилъ Консейль, — смѣю думать, что вода въ этихъ мѣстахъ не превратилась же въ молоко?

— Конечно, нѣтъ, мой другъ. — Бѣлизна эта происходитъ отъ инфузорій, похожихъ на свѣтящихся червей, въ волосъ толщины, которые въ этомъ морѣ водятся, и, прилипая одно къ другому, образуютъ цѣлыя миріады на пространствѣ нѣсколькихъ миль.

— Нѣсколькихъ миль! повторилъ Консейль.

— Это вѣрно, другъ мой, и не вздумай пересчитать этихъ инфузорій. Трудъ будетъ напрасенъ, потому что нѣкоторымъ путешественникамъ приходилось переплывать молочное море на протяженіи 40 миль.

Послѣ моихъ словъ, Консейль задумался, но не знаю навѣрное, надъ чѣмъ, а казалось, что старался сосчитать инфузорій.

Нырокъ плылъ по этимъ бѣлымъ, какъ пѣна, волнамъ нѣсколько часовъ. Наконецъ, въ полночь, море приняло свой обычный цвѣтъ Бѣлая масса воды осталась далеко назади насъ, и отраженіе въ небѣ бѣлизны невольно заставляло переноситься мыслію къ поразительному явленію сѣвернаго сіянія….

ГЛАВА 2.

Благодарю не ожидалъ.

28 февраля, когда Нырокъ всплылъ на поверхность моря, показалась въ недалекомъ разстояніи земля; я справился по картѣ, и узналъ, что виднѣлся островъ Цейлонъ.

Меня заинтересовалъ этотъ островъ, и я отправился въ библіотеку поискать какого-либо сочиненія относительно этого знаменитаго, по плодородію, острова.

Послѣ нѣсколькихъ минутъ поисковъ, я нашелъ сочиненіе Сирра. Только что было я принялся за чтеніе этого ученаго труда, какъ вошелъ капитанъ Немо, съ однимъ изъ своихъ помощниковъ.

Капитанъ взглянулъ на карту. Потомъ, оборотясь въ ту сторону, гдѣ я расположился съ книгой, сказалъ мнѣ:

— Островъ Цейлонъ, знаменитъ ловлей жемчуга. Не хотите ли, господинъ профессоръ, побывать на этой ловлѣ?

— Съ большимъ удовольствіемъ, капитанъ.

— Это легко исполнить. Я уже отдалъ распоряженіе приблизиться къ Манаарскому заливу, куда мы пріѣдемъ ночью.

Капитанъ Немо сказалъ на ухо нѣсколько словъ своему помощнику, который тотчасъ же удалился. Вскорѣ Нырокъ снова погрузился въ море.

— Господинъ Аронаксъ, такъ началъ разсказъ свой капитанъ Немо, — ловля жемчуга производится: въ Бенгальскомъ заливѣ, въ моряхъ Японіи и Китая, въ моряхъ Южной Америки, въ заливахъ Калифорнскомъ, но только на Цейлонѣ эта ловля достигаетъ наилучшихъ результатовъ. Ловцы жемчуга собираются въ мартѣ мѣсяцѣ и въ продолженіи четырехъ недѣль на нѣсколькихъ сотняхъ лодокъ занимаются добываніемъ жемчуга. Водолазы, сидящіе въ лодкахъ, съ помощію привязанныхъ камней, опускаются на нѣсколько секундъ на глубину моря.

— Слѣдовательно, замѣтилъ я, — этотъ первоначальный способъ до сихъ поръ въ ходу.

— Да, до нашего времени, отвѣчалъ капитанъ Немо, несмотря на то, что эти ловли принадлежатъ народу практическому — Англичанамъ.

— Печально, возразилъ я, что это опасное ремесло служитъ только на удовлетвореніе прихотей моды. Не можете ли вы мнѣ сообщить, милостивый государь, сколько раковинъ можетъ наловить одна лодка?

— Отъ 30 до 50 тысячъ. Разсказываютъ, что, въ 1841 году, англійская администрація устроила ловлю собственно для себя, и ея водолазы наловили въ три недѣли семьдесятъ семь милліоновъ раковинъ. Итакъ я вижу, господинъ профессоръ, что васъ интересуетъ эта ловля, а потому вмѣстѣ съ своими товарищами вы посѣтите эту мель; можетъ статься, намъ удастся увидать работу ранняго водолаза.

— Воспользуемся вашимъ предложеніемъ, капитанъ.

— Кстати мнѣ пришло на память спросить васъ, господинъ Аронаксъ, вы не боитесь акулъ?

— Акулъ, вскричалъ я. Признаюсь, милостивый государь, я еще не совсѣмъ пріучилъ себя къ этимъ чудовищамъ.

— А я и мои товарищи давнымъ-давно къ нимъ привыкли, конечно со временемъ вы перестанете ихъ страшиться. Мы будемъ вооружены, и ежели представится случай, то мы поохотимся за ними. Любопытнѣй этой охоты рѣдко встрѣтишь. Итакъ, до завтрашняго утра, господинъ Аронаксъ.

Послѣ этихъ словъ капитанъ Немо вышелъ изъ залы, съ такимъ, же спокойнымъ видомъ, какъ будто дѣло шло о самыхъ пустыхъ вещахъ. Я, обезпокоенный предстоящей завтрашней опасной охотой, погрузился въ размышленія объ акулахъ, снабженныхъ нѣсколькими рядами зубовъ, способныхъ искрошить человѣка.

— Консейль не пожелаетъ подвергаться опасности, думалъ я, и это обстоятельство избавитъ меня отъ отчаянной экскурсіи предлагаемой сорви-головой капитаномъ.

Въ эту минуту вошли мои товарищи; они не знали что ихъ ожидаетъ, думалъ я.

— Капитанъ Немо, чтобъ ему провалиться окаянному, сдѣлалъ намъ очень любезное предложеніе, господинъ профессоръ, сказалъ Недъ-Ландъ.

— Вы уже знаете… сказалъ я.

— Съ позволенія ихъ милости, возразилъ мой вѣрный Консейль, капитанъ Нырка пригласилъ насъ завтра на подводныя ловли жемчуга.

— Онъ больше ничего вамъ не сообщилъ относительно экскурсіи?

— Ничего, отвѣчалъ Недъ-Ландъ; онъ говорилъ только, что уже вы приглашены.

— Вы конечно пойдете съ нами? спросилъ меня Канадецъ.

— Да, конечно. Я вижу, что вы въ восхищеніи отъ предложенія капитана Нсью.

— Вы угадали, господинъ профессоръ, экскурсія очень любопытна.

— Можетъ статься опасна, проговорилъ я едва внятно.

— Помилуйте, что вы нашли опаснаго въ устричной мели!

Я считалъ своей обязанностью ихъ предупредить, но не зналъ, какъ сдѣлать къ этому приступъ.

— Господинъ профессоръ, обратился ко мнѣ Консейль, ихъ милость будетъ, можетъ быть, на столько добръ, что сообщитъ намъ какія нибудь интересныя свѣдѣнія о ловлѣ жемчужныхъ раковинъ.

— Собственно о ловлѣ, спросилъ я, или о тѣхъ приключеніяхъ, которыя…

— Именно о ловлѣ, отвѣчалъ Недъ-Ландъ — хорошо составить себѣ понятіе о томъ, куда отправляться.

— Въ такомъ случаѣ садитесь, друзья мои, я вамъ разскажу изъ вычитаннаго мною отъ англичанина Сирра о способѣ добыванія этого жемчуга. Есть различные способы, и часто, когда жемчужина пристала къ створкамъ, водолазы отрываютъ ее щипцами. Но, по принятому правилу, раковины кладутся на плетеныя рогожи, которыми покрытъ берегъ. Вслѣдствіе этого онѣ сгниваютъ на воздухѣ, послѣ этого ихъ кладутъ въ большіе резервуары, наполненные морской водой — ихъ въ это время вскрываютъ и моютъ. Въ концѣ концовъ ловцы вынимаютъ мясо изъ раковинъ, кипятятъ его и просѣиваютъ, чтобы имѣть возможность извлечь изъ сгнившаго тѣла даже мельчайшій жемчугъ.

— Очень практично, замѣтилъ Консейль.

— Судя по книгѣ англичанина Сирра, продолжалъ я, жемчужныя мели на островѣ Цейлонѣ сдаются на откупъ за три милліона акулъ.

— Франковъ? перебилъ Консейль.

— Да, франковъ, три милліона франковъ, поспѣшно повторилъ я.

— А скажите пожалуйста, господинъ профессоръ, спросилъ Консейль, опасна или нѣтъ ловля жемчуга?

— Нѣтъ, отвѣчалъ я съ поспѣшностью, — особенно если приняты въ соображеніе нѣкоторыя мѣры предосторожности.

— Чему же подвергаютъ себя въ этомъ промыслѣ? добавилъ Недъ-Ландъ. Развѣ только случится проглотить нѣсколько глотковъ морской воды?

— Совершенно вѣрно, почтеннѣйшій китоловъ. Кстати боитесь вы акулъ, храбрѣйшій изъ смертныхъ?

— Я, отвѣчалъ Канадецъ, китоловъ по спеціальности и по призванію; мой промыселъ насмѣхаться надъ ними!

— Въ этомъ случаѣ, сказалъ я, дѣло идетъ не объ охотѣ на нихъ съ рыболовнымъ крюкомъ, когда вы втаскиваете ихъ на палубу, вырывайте сердце, которое послѣ бросаете въ океанъ.

— Слѣдовательно дѣло происходитъ въ . . . . . . . .?

— Именно.

— Въ водѣ?

— Да.

— Прекрасно, съ крѣпкимъ багромъ. Эти животныя и неуклюжи и медленны.

— Ну, а ты, Консейль, какъ думаешь объ акулахъ?

— Я, отвѣчалъ Консейль, я буду откровененъ съ ихъ милостью.

Наконецъ-то, подумалъ я.

— Если ихъ милость рѣшается идти на акулъ, сказалъ Консейль, то я не вижу причинъ отказаться сопутствовать господина профессора.

— Вотъ тебѣ бабушка и юрьевъ день, подумалъ я.

ГЛАВА 3.

Долгъ платежомъ красенъ.

Во бою ночь мнѣ грезились акулы. Утромъ въ 4 часа меня разбудилъ слуга, котораго капитанъ Немо назначилъ исключительно ко мнѣ во служеніе. Я быстро всталъ, одѣлся и вышелъ въ залу.

Капитанъ Немо былъ уже тамъ.

— Вы готовы, господинъ профессоръ? спросилъ онъ меня.

— Готовъ.

— Такъ отправимтесь.

— А мои товарищи, капитанъ?

— Они дожидаются васъ. Наши водолазные аппараты уже въ шлюпкѣ, и мы надѣнемъ ихъ, когда отправимся на ловлю.

Капитанъ Немо повелъ меня къ центральной лѣстницѣ, которая соприкасалась съ платформой. Товарищи мои были уже на мѣстѣ назначенія. Пять матросовъ подводнаго судна, съ веслами, ожидали насъ въ шлюпкѣ.

Когда шлюпка находилась неподалеку отъ острова Манаару, — капитанъ приказалъ бросить якорь.

Какъ только шлюпка остановилась капитанъ Немо, я, Консейль и Канадецъ начали одѣваться. Матросы не сопровождали насъ въ этой новой прогулкѣ.

Мы надѣли каучуковыя платья, за поясъ заткнули по кинжалу и къ спинѣ прикрѣпили посредствомъ ремней воздушные резервуары.

Матросы высадили насъ одного за другимъ, и мы на глубинѣ полутора метровъ ступили на песокъ. Мы послѣдовали впередъ за капитаномъ. Въ исходѣ седьмаго часа, мы достигли отмелей, гдѣ жемчужныя раковины плодятся милліонами.

Пробывши нѣсколько минутъ среди этой отмели, капитанъ Немо повелъ насъ въ пещеру, въ глубинѣ которой онъ остановился и указалъ намъ на предметъ, котораго мы еще не замѣтили.

Въ огромной раковинѣ я увидѣлъ жемчужину величиной съ кокосовый орѣхъ. Это было сокровище, которому нѣтъ цѣны.

Когда мы оставили пещеру и пошли снова по отмели изъ раковинъ, то не пройдя и двадцати шаговъ капитанъ Немо вдругъ остановился и движеніемъ руки велѣлъ мнѣ спрятаться за него.

Въ пяти метрахъ отъ насъ показалась тѣнь и спустилась до дна… Это былъ черный Индѣецъ-водолазъ. Я разглядѣлъ дно его лодки, стоявшей на якорѣ въ нѣсколькихъ футахъ надъ его головой. Онъ съ помощью камня постоянно поднимался и опускался.

Я съ любопытствомъ наблюдалъ за его пріемами, какъ вдругъ замѣтилъ, что, опускаясь на дно, водолазъ неожиданно сдѣлалъ движеніе ужаса, и быстро устремился къ поверхности воды.

Я себѣ объяснилъ скоро его ужасъ. Колосальная тѣнь показалась надъ несчастнымъ Индѣйцемъ.

Я до того испугался, что не могъ сдѣлать ни малѣйшаго движенія.

Ударомъ плавниковъ хищная рыба сшибла съ ногъ водолазъ.

Акула уже готова была проглотить несчастнаго, какъ капитанъ поспѣшно двинулся впередъ.

Акула, замѣтивъ наступательное движеніе, оставила несчастнаго и бросилась на дерзкаго врага.

Завязалась борьба не на животъ, а на смерть. Сперва капитанъ Немо одерживалъ верхъ, но вскорѣ ходъ борьбы измѣнился. Капитанъ былъ опрокинутъ на землю и въ это время акула готовилась искрошить нашего командира, но Канадецъ, быстрый, какъ молнія, бросился съ острогой въ рукахъ на акулу.

Тотчасъ же вода окрасилась въ красный цвѣтъ отъ истекавшей кровью акулы. Недъ достигъ своей цѣли — секунды страшнаго животнаго были сочтены.

Покончивъ съ акулой, Канадецъ помогъ подняться капитану, который оказался къ счастью нераненымъ. Какъ только капитанъ Немо пришелъ въ себя, онъ прямо направился къ несчастному дикарю и, схвативъ его на руки, выплылъ съ нимъ на поверхность.

Мы всѣ трое послѣдовали за нимъ.

Прежде мы позаботились привести въ чувство несчастнаго Индѣйца.

Благодаря заботамъ капитана и моихъ товарищей, дикарь скоро ожилъ. Когда онъ совершенно опомнился, капитанъ подарилъ ему цѣлый кошелекъ жемчугу. Судя по испуганнымъ глазамъ дикаря, можно безошибочно сказать, что онъ принялъ насъ за сверхъестественныхъ существъ.

По знаку капитана Немо мы снова спустились на дно жемчужныхъ мелей и черезъ полчаса достигли якоря, гдѣ стояла шлюпка.

Усѣвшись въ шлюпкѣ, капитанъ прежде всего обратился къ китолову:

— Благодарю васъ, почтенный Недъ-Лаидъ, сказалъ онъ.

— Мы поквитались, я былъ у васъ въ долгу, отвѣчалъ Канадецъ.

Едва замѣтная улыбка проскользнула по лицу капитана.

Въ девятомъ часу мы возвратились на бортъ Нырка.

ГЛАВА 4.

Красное море.

Седьмаго февраля въ полдень Нырокъ вошелъ въ воды Краснаго моря.

Красное море, знаменито по библейскимъ сказаніямъ; оно имѣетъ двѣ тысячи пятьсотъ километровъ длины, а ширины двѣсти сорокъ километровъ. Во времена римскихъ императоровъ оно было знаменитымъ торговымъ пунктомъ, но потомъ значеніе его упало, но съ прорытіемъ Суэзскаго перешейка оно, надо полагать, снова вернетъ свое прежнее значеніе.

На другое утро, когда я сидѣлъ на платформѣ и любовался прекрасными видами, капитанъ Немо подошелъ ко мнѣ и, любезно предложивъ мнѣ сигару, сказалъ:

— Не правда ли, господинъ профессоръ, вамъ нравится Красное море? Хорошо-ли вы разсмотрѣли города, раскинутые на его берегахъ?

— Да, милостивый государь, отвѣчалъ я. Нырокъ это разумный пароходъ.

— Вы вѣрно замѣтили, господинъ профессоръ, разумный и неуязвимый! онъ не страшится ни ужасныхъ бурь Краснаго моря, ни его теченій, ни подводныхъ рифовъ.

— Въ самомъ дѣлѣ, сказалъ я, — это море считается самымъ опаснымъ… Ахъ! кстати капитанъ Немо, мы, проѣхавши Красное море, повернемъ назадъ.

— Жаль, возразилъ онъ, что Нырокъ не можетъ войти въ Суэзскій каналъ, но мы и безъ него пройдемъ послѣ завтра въ Средиземное море.

— Какъ! въ Средиземное море! вскричалъ я.

— Да, господинъ профессоръ. Васъ это удивляетъ?

— Меня удивляетъ то обстоятельство, что мы будемъ въ Средиземномъ морѣ послѣ завтра.

— Неужели?

— Дѣйствительно, милостивый государь, хотя давно, пора перестать удивляться чему бы то ни было на вашемъ подводномъ суднѣ.

— Но что же именно васъ удивляетъ, господинъ профессоръ?

— Непомѣрная быстрота Нырка: онъ долженъ послѣ завтра войти въ Средиземное море, обогнувъ предварительно Африку.

— Кто же вамъ говоритъ, что онъ обогнетъ Африку?

— Но какъ же, если Нырокъ не поплыветъ по твердой землѣ и не пройдетъ надъ перешейкомъ.

— Или подъ нимъ, господинъ профессоръ.

— Подъ нимъ?…

— Да, спокойно воскликнувъ капитанъ Немо. — Природа раньше сдѣлала то подъ перешейкомъ, что люди роютъ на его поверхности.

— Неужели существуетъ подземный проходъ?

— Да, господинъ Аронаксъ, давно существуетъ подземный проходъ.

— Вы нечаянно открыли этотъ проходъ, спросилъ я, всѣ болѣе и болѣе изумляясь.

— И нечаянно и на основаніи данныхъ, даже болѣе на основаніи нѣкоторыхъ данныхъ… Ищите и обрящете, и я искалъ его съ моимъ Ныркомъ и нашелъ, однимъ словомъ черезъ очень короткое время, господинъ Аронаксъ, вы также переправитесь черезъ открытый мною подземный ходъ.

ГЛАВА 5.

Подземный ходъ.

Какъ только я разстался съ капитаномъ Немо — я пошелъ сообщить своимъ товарищамъ, что черезъ два дня мы будемъ въ Средиземномъ морѣ. Консейль отъ радости захлопалъ въ ладоши, но Недъ-Ландъ только плечами вздернулъ.

— Подземный проходъ! сказалъ онъ. Сообщеніе между морями! Слыханное-ли это дѣло.

— Дружище, возразилъ Нонсейль: доводилось-ли вамъ когда либо слышать о подводномъ суднѣ. Нѣтъ. А между тѣмъ оно существуетъ, и мы состоимъ его пассажирами. И такъ не вздергивайте плечами, не обдумавъ дѣла.

— Коли доживемъ, такъ увидимъ! рѣшилъ Канадецъ. Впрочемъ я очень радъ буду, если капитану удастся ввести насъ въ Европейское море.

10-го февраля показалось нѣсколько кораблей, шедшихъ на встрѣчу Нырку. По этому случаю наше подводное судно нѣсколько разъ погружалось въ воду.

ГЛАВА 6.

Греческій Архипелагъ.

На слѣдующее утро, 12-го февраля товарищи мои присоединились ко мнѣ. Нырокъ за ночь прошелъ подводный проходъ и плылъ уже по волнамъ Средиземнаго моря.

— Ну-съ, господинъ профессоръ, спросилъ Канадецъ съ ироніей, гдѣ же ваше обѣщанное Средиземное море?

— Мы плывемъ по немъ, почтеннѣйшій китоловъ. Ночью, когда вы спали съ Консейлемъ, я самъ былъ свидѣтелемъ, какъ Нырокъ проходилъ подземный проходъ,

— Дурака нашли, такъ я и повѣрю, отвѣчалъ Недъ-Ландъ.

— Напрасно вы не вѣрите Недъ, возразилъ я. Посмотрите, этотъ низкій берегъ, который закругляется къ югу — вѣдь это Египетъ… При вашемъ остромъ зрѣніи вы сами различите очертаніе береговъ.

Недъ-Ландъ глядѣлъ долго и внимательно.

— Да, сказалъ онъ, — извините, что я сомнѣвался въ вашихъ словахъ, вы совершенно правы и капитанъ Немо дока въ своемъ дѣлѣ. Теперь только нужно глядѣть въ оба и при первомъ удобномъ случаѣ задать тягу.

Но мечты Канадца едва ли могли осуществиться. Капитанъ Немо, не желая встрѣтиться съ кораблями, или боясь нашего побѣга — большею частью держался подъ водой и далеко отъ берега.

14-го февраля весь день окна Нырка оставались закупоренными, только къ вечеру капитанъ Немо приказалъ открыть ставни; я очень обрадовался этому обстоятельству и началъ изучать рыбъ, встрѣчающихся въ Архипелагѣ.

Между прочими я замѣтилъ прилипало, который путешествуетъ прилѣпившись къ животу акулы. Эта маленькая рыбка, по сказанію древнихъ писателей, уцѣпившись за бортъ корабля, въ состояніи была остановить его, и древніе историки это сказаніе подтверждаютъ примѣромъ, будто прилипало остановилъ корабль Антонія въ битвѣ при Акціумѣ и этимъ самымъ обстоятельствомъ облегчилъ побѣду Августа. Я не могъ оторвать глазъ отъ этихъ чудесъ моря, какъ вдругъ меня поразило непредвидѣнное явленіе.

Въ волнахъ показался человѣкъ. Водолазъ этотъ плылъ, разсѣкая волны, исчезая по временамъ на поверхность воды, чтобы вдохнуть свѣжаго воздуха, и снова погружаясь во внутрь воды.

Я обратился къ капитану, и сказалъ сострадательнымъ тономъ:

— Человѣкъ погибаетъ въ волнахъ моря; его надо непремѣнно спасти.

Капитанъ не отвѣчалъ, но приблизился къ окну.

Водолазъ приплылъ къ Нырку и смотрѣлъ на насъ, прильнувъ лицомъ къ стеклу.

Къ моему неописанному изумленію, капитанъ Немо сдѣлалъ ему знакъ. Водолазъ отвѣчалъ понтомимомъ и тотчасъ же вернулся на поверхность, непоказываясь болѣе.

— Не безпокойтесь о водолазѣ, сказалъ мнѣ капитанъ Немо, — это Николай съ мыса Матапана, по прозванью рыба. Вода — это его стихія, и онъ живетъ въ ней, болѣе нежели на землѣ.

— Вы его хорошо знаете, капитанъ?

— Я не вижу причинъ его не знать, господинъ профессоръ.

Покончивши на этомъ разговоръ, капитанъ Немсъ отправился къ шкафу и, не обращая вниманіе на мое присутствіе, открылъ его. Шкафъ устроенъ былъ на манеръ сундука и заключалъ въ себѣ множество золотыхъ слитковъ.

Я наблюдалъ, не говоря ни слова. Капитанъ укладывалъ въ шкатулку эти золотые слитки, и наполнилъ, ее до верху. По моему мнѣнію, въ шкатулкѣ находилось золота на пять милліоновъ франковъ. Капитанъ Немо, наполнивъ шкатулку, тщательно заперъ ее и, написалъ на ея крышкѣ какой-то адресъ, кажется на. новогреческомъ языкѣ.

Окончивъ съ шкатулкой, капитанъ нажалъ электрическій звонокъ.

Четыре матроса вошли въ комнату, и не безъ нѣкотораго труда вытащили ее изъ залы.

Послѣ этого капитанъ Немо обратился ко мнѣ и сказалъ:

— Желаю вамъ, господинъ профессоръ, покойной ночи.

Произнесши эту фразу, капитанъ Немо оставилъ залу.

Я отправился въ свою комнату, и когда легъ въ постель, все старался объяснить себѣ странное появленіе водолаза и отправку золота. Ночью до моего слуха дошелъ шумъ съ платформы, который я объяснилъ себѣ тѣмъ, что отстегивали шлюпку, тѣмъ болѣе, что часа черезъ два снова повторился подобный же шумъ — надо полагать, что снова пристегивали шлюпку и Нырокъ послѣ этого погрузился въ воду.

Слѣдовательно милліоны въ золотыхъ слиткахъ были отправлены по назначенію, но куда, въ какую сторону, и для какого назначенія — вотъ вопросъ, который меня волновалъ и интересовалъ.

ГЛАВА 7.

Котлы кипятъ кипучіе.

На утро я разсказалъ своимъ товарищамъ происшествія, случившіяся наканунѣ.

До пяти часовъ вечера я работалъ въ залѣ — когда въ это самое время въ комнатахъ сдѣлался непомѣрный жаръ.

Не горитъ-ли Нырокъ? подумалъ я, и хотѣлъ уже пойти ѣъ товарищамъ сообщить мое предположеніе, какъ въ это самое время вошелъ капитанъ. Онъ посмотрѣлъ на термометръ и повернувшись ко мнѣ, сказалъ:

— Сорокъ два градуса.

— Я это вполнѣ ощущаю, возразилъ я — и если жара усилится, то врядъ-ли мы сможемъ перенести ее.

— Не безпокойтесь, господинъ Аронаксъ, мы можемъ избавиться отъ нее.

— Вы можете умѣрить ее?

— Нѣтъ, но я могу отплыть отъ горячихъ ключей.

— Такъ жара внѣшняя?

— Да. Нырокъ плыветъ въ кипящей водѣ.

— Неужели?

— Взгляните.

И когда открылись ставни, я увидѣлъ, что море во кругъ Нырка кипитъ бѣлымъ ключемъ. Я приложилъ руку къ стеклу, но тотчасъ же отнялъ ее — не было возможности терпѣть страшнаго жара.

— Гдѣ мы находимся? спросилъ я.

— Близъ острова Санторина, господинъ натуралистъ. Я желалъ васъ познакомить съ любопытнымъ явленіемъ подводнаго изверженія… Да, посмотрите внимательно, какая работа совершается подъ волнами.

Я возвратился къ окну. Нырокъ остановился. Вода, окружающая насъ, изъ бѣлой превратилась въ красную отъ присутствія желѣзистой соли.

Не взирая на то, что комната была плотно закупорена, въ нее прошелъ невыносимый сѣрный запахъ.

Я весь былъ въ испаринѣ, воздуха мнѣ не хватало, и положительно готовъ былъ испечься.

— Нѣтъ никакой физической возможности оставаться дольше въ этой кипящей водѣ, сказалъ я капитану.

— Дѣйствительно, это опасно становится, отвѣчалъ капитанъ Немо.

Онъ отдалъ приказаніе повернуть Нырокъ и черезъ пятнадцать минутъ мы всплыли на поверхность и вдохнули свѣжаго воздуха.

На слѣдующее утро, 16-го февраля, мы оставили греческій Архипелагъ, обогнувъ мысъ Матапанъ.

ГЛАВА 8.

Черезъ все Средиземное море въ 48 часовъ.

Въ двое сутокъ Нырокъ пролетѣлъ Средиземное море. 16-го февраля онъ оставилъ берегъ Греціи, а 18 миновалъ Гибралтарскій проливъ.

По быстротѣ хода нашего подводнаго судна въ Средиземномъ морѣ, я видѣлъ, вмѣсто естественныхъ чудесъ, только печальныя и трогательныя картины. Да, Средиземное море очень богато несчастіями. Сколько судовъ исчезло, сколько кораблей погибло.

Изъ этихъ погибшихъ кораблей, одни потонули вслѣдствіе столкновенія, другіе разбились о гранитныя скалы.

Когда Нырокъ проходилъ между ними, и освѣщалъ ихъ электрическимъ солнцемъ, эти погибшіе корабли, казалось, готовы были привѣтствовать его сигналами. Я замѣтилъ, что чѣмъ ближе мы подвигались къ Гибралтарскому проливу, тѣмъ болѣе на пути встрѣчали катастрофъ на двѣ Средиземнаго моря.

Ужасныя сцены! Сколько человѣкъ погибло при этихъ кораблекрушеніяхъ, сколько вслѣдствіе этого сдѣлалось несчастныхъ семействъ, спасся ли хоть одинъ матросъ, чтобы повѣдать объ ужасномъ несчастій, или бурное, измѣнчивое Средиземное море и до сихъ поръ хранитъ эту катастрофу въ тайнѣ.

Равнодушный Нырокъ несся на всѣхъ парахъ среди этихъ развалинъ, и 18-го февраля около 3-хъ часовъ утра входилъ въ Гибралтарскій проливъ.

Въ этомъ проливѣ, соединяющемъ Средиземное море съ Атлантическимъ океаномъ, и раздѣляющимъ Европу отъ Африки — существуетъ два теченія. Нырокъ воспользовался противнымъ теченіемъ. Только нѣсколько секундъ я могъ любоваться колоссальными руинами Геркулесова храма, провалившагося, по словамъ Плинія, вмѣстѣ съ островомъ, на которомъ онъ былъ построенъ, послѣ же нѣсколькихъ минутъ, мы уже плыли по волнами Атлантическаго океана.

ГЛАВА 9.

Канадецъ предполагаетъ, а судьба располагаетъ.

Миновавъ Гибралтарскій проливъ, Нырокъ пустился въ открытое море. Онъ всплылъ на поверхность водъ и наши прогулки по платформѣ возобновились. Я тотчасъ же въ сопровожденіи своихъ товарищей отправился на верхъ, какъ только мы поплыли по волнамъ Атлантическаго океана дулъ сильный вѣтеръ и океанъ поэтому волновался. Нырокъ испытывалъ сильную боковую качку — такъ что не было почти возможности удержаться на платформѣ. Вслѣдствіе этого мы вскорѣ принуждены были возвратиться назадъ.

Я возвратился въ свою комнату, Консейль отправился тоже къ себѣ, но Недъ-Ландъ послѣдовалъ за мной. Онъ, казалось, былъ озабоченъ. Его поразилъ быстрый проѣздъ Нырка черезъ Средиземное море.

Войдя вмѣстѣ со мной въ комнату, онъ сѣлъ около меня.

— Я понимаю вашу досаду, сказалъ я Канадцу, но вамъ рѣшительно не въ чемъ упрекнуть себя. Плаванье чрезъ Средиземное море совершилось при такихъ условіяхъ, что не было малѣйшей возможности покинуть Нырокъ.

Недъ-Ландъ посмотрѣлъ на меня пристально и процѣдилъ сквозь губы:

— Сегодня вечеромъ.

Я вскочилъ какъ ужаленный. Сознаюсь, я вовсе не былъ приготовленъ къ такому извѣстію^, я желалъ возражать, но не находилъ словъ.

— Мы уговорились выждать перваго удобнаго случая, продолжалъ Канадецъ. Случай у меня въ рукахъ. Сегодня вечеромъ мы будемъ въ близкомъ разстояніи отъ испанскаго берега. Ночь темна, вѣтеръ дуетъ съ моря. Я разсчитываю на данное вами слово.

Я все не возражалъ, Недъ-Ландъ поднялся и подошелъ ко мнѣ.

— Вечеромъ въ девять часовъ, сказалъ онъ рѣшительнымъ тономъ. Я предупредилъ Консейля. Командиръ подводнаго судна запрется къ тому времени у себя въ каютѣ. Ни матросы, ни рулевой не могутъ насъ примѣтить. Мы съ Консейлемъ займемся приготовленіемъ къ побѣгу, а вы, господинъ профессоръ, будьте въ библіотекѣ и ожидайте сигнала. И такъ — сегодня вечеромъ въ путь.

— Море волнуется, возразилъ я.

— Что дѣлать? отвѣчалъ Недъ-Ландъ. Свобода стоитъ риска. И такъ, съ надеждой на милость Божію, сегодня вечеромъ.

Съ этой послѣдней фразой китоловъ вышелъ изъ моей комнаты. Неожиданнымъ предложеніемъ Канадца я былъ ошеломленъ, но, строго разсуждая, онъ былъ совершенно нравъ — представлялся удобный случай, онъ пользовался имъ, т. е. по пословицѣ ковалъ желѣзо, пока горячо.

Въ это время раздался громкій свистъ на Ныркѣ — означавшій, что резервуары наполнялись — и черезъ нѣсколько минутъ подводное судно погрузилось въ волны Атлантическаго океана.

Я не выходилъ изъ своей каюты и всѣми мѣрами старался избѣгать капитана. Печально я провелъ этотъ день; мнѣ хотѣлось и освободиться отъ подводнаго судна и жаль было покинуть Нырокъ, на которомъ еще много пришлось бы мнѣ увидать подводныхъ чудесъ.

Нырокъ между тѣмъ шелъ все къ сѣверу, придерживаясь береговъ океана. Приходилось покориться необходимости и волей-неволей готовиться къ побѣгу. Мой багажъ былъ не великъ: мои замѣтки и ничего болѣе. Я испытывалъ необыкновенное безпокойство. Часы проходили слишкомъ медленно для моего естественнаго нетерпѣнія.

Обѣдъ по обыкновенію подали въ мою комнату. Я былъ черезчуръ, взволнованъ и ѣлъ мало.

Чѣмъ ближе время подходило къ девяти часамъ, тѣмъ болѣе я безпокоился. Я положительно не могъ оставаться спокойно на одномъ мѣстѣ. Мысль, что мы можемъ погибнуть въ нашемъ предпріятіи — сосала мое сердце.

Въ девять часовъ безъ нѣсколькихъ минутъ я приложилъ ухо къ двери капитана. Въ его каютѣ ничего не было слышно. Изъ своей комнаты я направился въ залу, гдѣ царилъ полумракъ. Тамъ тоже никого не было.

Я помѣстился близъ средней лѣстницы и ждалъ сигнала моихъ товарищей.

Вдругъ я почувствовалъ неожиданный толчекъ. Я понялъ, что Нырокъ остановился на днѣ моря.

Въ это же самое время дверь большой залы отворилась и капитанъ Немо очутился передо мной — будто, выросъ изъ земли.

— А, господинъ Аронаксъ, я васъ искалъ. Желаете ли вы проникнуть въ тайны бухты Виго?

При неожиданномъ вопросѣ я растерялся и не отвѣчалъ.

— Ну что же, повторилъ капитанъ, вы разслышали мой вопросъ? Если желаете, то можете проникнуть въ эти тайны.

Я согласился.

Тогда Капитанъ Немо попросилъ меня слѣдовать за нимъ. Въ залѣ было темно, но сквозь прозрачныя стекла виднѣлись блестящія волны моря. Я сталъ вглядываться въ даль.

Со всѣхъ сторонъ Нырка воды, какъ будто, были пропитаны электрическимъ свѣтомъ. Песчаное дно виднѣлось какъ нельзя яснѣе. Между сгнившими обломками судовъ хлопотали матросы Нырка: вытаскивали боченки и полусгнившіе ящики. Изъ этихъ боченковъ и ящиковъ сыпались слитки драгоцѣнныхъ металловъ и самоцвѣтные каменья. Словомъ, песокъ былъ сплошь покрытъ ими. Эти драгоцѣнности переносились на подводное судно.

Я понялъ откуда явилось это громадное сокровище. На этомъ самомъ мѣстѣ въ 1702 году произошло сраженіе. Здѣсь пошли ко дну галіоны, которыя везли богатства испанскому правительству.

Теперь я почти объяснилъ себѣ кому предназначались милліоны, постоянно собираемые, и недавно отправленные съ Нырка, когда онъ проходилъ неподалеку отъ возстававшаго острова Крита.

ГЛАВА 10.

Пропавшая земля.

Утромъ, 19 февраля, ожидаемый мною Канадецъ пришелъ въ мою комнату, но разстроенный.

— Какъ дѣла-то, господинъ профессоръ? спросилъ онъ.

— Да что, Недъ, — плохо! особенно вчера судьба была къ намъ не милостива.

— Правда. Какъ нарочно, когда мы собрались бѣжать съ судна, проклятый капитанъ остановился.

— Къ этому понудило его дѣло съ банкиромъ.

— Съ банкиромъ?

— Да. Я подъ банкиромъ подразумѣваю океанъ, который лучше самаго надежнаго банка хранитъ ввѣренныя ему богатства.

При этомъ я передалъ Канадцу о случившемся вчера приключеніи, съ заднею мыслію привязать его на нѣкоторое время къ Нырку… но, послѣ моего разсказа, Недъ высказалъ сожалѣніе только о томъ, что ему не пришлось лично поживиться на мѣстѣ сраженія въ заливѣ Виго.

— Такъ и быть, прибавилъ онъ, — попытаемъ счастія снова. Можетъ-быть, удастся исполнить наше желаніе даже нынче вечеромъ.

— Куда мы плывемъ теперь? спросилъ я.

— Не знаю, отвѣтилъ Недъ.

— Въ полдень я постараюсь узнать направленіе нашего судна.

Канадецъ пошелъ къ Консейлю, а я отправился въ залу, гдѣ компасъ показывалъ, что Нырокъ плыветъ къ юго-западу, т. е. Европа очутилась сзади насъ, къ нашему величайшему сожалѣнію.

Надо было ожидать обозначенія нашего мѣста на картѣ. Около полудня судно наше поднялось на поверхность воды; я поспѣшилъ на платформу, но Недъ-Ландъ былъ уже тамъ.

Но глаза, кромѣ неизмѣримаго океана и нѣсколькихъ, парусовъ на гаризонтѣ, не видали ничего. Пасмурная погода обѣщала, что поверхность воды будетъ не спокойна.

Недъ же, напрягая свои взоры разсмотрѣть, сквозь, туманъ, хотя малѣйшій признакъ земли, не успѣвалъ и, вслѣдствіе этого просто бѣсился.

Въ самый полдень, когда проглянуло солнце, подшкиперъ опредѣлилъ его высоту, и Нырокъ снова опустился подъ воду.

Чрезъ нѣсколько времени послѣ этого, на картѣ было означено, что Нырокъ, подъ 10° 17' долготы и 33° 22' широты, въ 150 миляхъ отъ берега. При такихъ обстоятельствахъ, побѣгъ былъ невозможенъ, а степень гнѣва Канадца пусть читатель опредѣлитъ самъ.

Я снова предался моимъ занятіямъ, а ночью, часовъ въ одиннадцать, меня навѣстилъ капитанъ и пожелалъ узнать, не утомился ли я въ прошлую ночь. Отвѣтъ мой былъ отрицательный.

— Если такъ, господинъ Аронаксъ, то не хотите ли снова въ очень интересную прогулку?

— Въ какую капитанъ?

— Дно моря, при свѣтѣ солнечномъ, вы видали, не хотите ли посмотрѣть его ночью?

— Съ удовольствіемъ.

— При этомъ не умолчу о томъ, что путешествіе это будетъ не легко, такъ какъ нужно будетъ идти на тору, а устройство дорогъ здѣсь не очень хорошо.

— Во всякомъ случаѣ, я готовъ, капитанъ, слѣдовалъ за вами.

— Такъ идемте надѣвать наши скафандры.

Въ гардеробной я замѣтилъ, что мы отправлялись только двое, — насъ никто не сопровождалъ.

Чрезъ нѣсколько минутъ мы были уже въ нашихъ подводныхъ костюмахъ, съ воздушными резервуарами на плечахъ. Но лампъ электрическихъ не было, ибо онѣ, какъ сказалъ капитанъ, были бы намъ безполезны. Вмѣсто ихъ, мы имѣли въ рукахъ палки, съ желѣзными наконечниками, съ которыми и начали наше путешествіе по дну Атлантическаго океана, на глубинѣ трехсотъ метровъ.

Приближалась полночь. Въ водѣ было темно, но въ двухъ миляхъ предъ нами виднѣлась свѣтлая точка въ родѣ какого то сіянія, которая и свѣтила намъ. На эту-то точку мы и направили путь нашъ, идя рядомъ. И хотя мы старались дѣлать большіе шаги, однако, подвигались медленно, такъ какъ ноги вязли въ тинѣ.

Надъ моей головой я слышалъ шумъ отъ падавшаго на поверхности дождя, и — смѣшно — я подумалъ, что меня можетъ промочить. Водой и въ водѣ! Вѣроятно, эта инстинктивная предосторожность явилась потому, что въ скафандрѣ рѣшительно не чувствуешь окружающей воды.

Послѣ получасоваго пути, дорога наша стала камениста. Медузы и другія морскія животныя освѣщали ее своимъ фосфорическимъ свѣтомъ. Камни покрыты были водорослями и не будь палки навѣрно пришлось бы падать, потому что по нимъ скользили и запутывались, ноги.

Вдали по сторонамъ виднѣлись необозримыя равнины. Я сгаралъ нетерпѣніемъ спросить капитана о нихъ, но этого нельзя было сдѣлать по случаю незнанія мною тѣхъ знаковъ, которыми обыкновенно капитанъ объяснялся съ своими товарищами.

Между тѣмъ свѣтъ, на который мы держали путь — становился все сильнѣй и сильнѣй. Вопросы о томъ, былъ ли это свѣтъ отъ дѣйствія электричества, или этотъ огонь подъ водой былъ дѣломъ рукъ человѣческихъ, друзей капитана, живущихъ, на подобіе его неразгадочною жизнію, или это одно изъ неизвѣстныхъ, еще ученымъ — людямъ явленій природы? — Меня крайне интересовало. Я даже готовъ былъ допустить, что на днѣ океана могъ существовать цѣлый городъ, наполненный обитателями искавшими независимости.

Дно океана, по которому мы шли было изрѣзано многочисленными извилинами, но капитанъ Немо шелъ съ полною увѣренностію, съ которою слѣдовалъ и я за нимъ, убѣжденный, что такія прогулки ему не въ первый разъ и любовался его стройной фигурой рисовавшейся на фонѣ освѣщеннаго горизонта.

Когда мы дошли до начала горы и намѣревались взбираться по опаснымъ тропинкамъ огромнаго окаменѣвшаго въ водѣ лѣса, — то былъ уже часъ. — Тропинки, были покрыты водорослями, въ которыхъ скрывались миріады ракообразныхъ существъ, морскія ліаны и стволы лежащихъ деревьевъ заграждали дорогу. Испуганныя рыбы, какъ птицы перелетали съ вѣтки на вѣтку. Заинтересованный всѣмъ этимъ я шелъ за своимъ неутомимымъ путеводителемъ, не чувствуя усталости; палка же оберегала меня отъ всякой опасности, ибо одинъ неосторожный шагъ по узкимъ проходамъ, вившимся по краямъ пропастей могъ причинить бѣду, но я шелъ, какъ очарованный, любуясь видами, и нисколько не думая объ опасностяхъ переходилъ по двигающимся стволамъ деревъ, переброшенныхъ чрезъ бездны, перепрыгивалъ чрезъ страшныя разсѣлины, предъ которыми въ другое время отступилъ бы. Наклонившіяся скалы, къ которымъ не были приложимы никакіе законы равновѣсія, цѣлыя башни съ такими откосами, которые бы не были возможны на поверхности земли и многое другое, — приводили меня въ изумленіе. Прошло уже около двухъ часовъ отъ начала нашего путешествія. Гигантскій лѣсъ мы прошли. Теперь надъ нами футовъ на сто возвышалась конусообразная вершина горы, по которой кой гдѣ виднѣлись окаменѣлые кустарники. Испуганныя нашими шагами рыбы цѣлыми стадами, поднимались изъ подъ ногъ, какъ птицы испуганныя въ травѣ. Гора была изрыта пещерами, пропастями и отверстіями, въ которыхъ скрывались ужасные морскіе раки гиганты, страшные осьминоги, сплетавшіеся своими змѣеобразными щупалами. Глаза всѣхъ этихъ и подобныхъ имъ животныхъ тысячами свѣтящихся точекъ свѣтили въ темнотѣ. Сердце мое обливалось кровью, когда я видѣлъ преграждавшій мнѣ дорогу огромный усъ или гигантскіе клещи, съ шумомъ укрывавшіеся въ глубину темныхъ логовищъ.

Поразителенъ былъ для меня этотъ неизвѣстный чудесный міръ! Я недоумѣвалъ къ какому отряду причислить обитателей горы! Не находилъ законовъ по которымъ эти существа жили въ недоступныхъ безднахъ океана!

Капитанъ Немо привыкшій къ встрѣчамъ съ подобными животными — неостанавливался и я невольно слѣдовалъ за нимъ.

Дошедши до площадки я снова былъ потрясенъ неожиданностями, на ней представлялись взорамъ развалины замковъ и храмовъ, которые вмѣсто плюща убраны были цвѣткообразными зоофитами.

Я съ нетерпѣніемъ остановилъ капитана Немо и спросилъ гдѣ мы, и куда онъ привелъ меня? Но онъ неостанавливаясь, движеніемъ головы высказалъ: «идите дальше»! Собравши послѣднія силы, пошелъ за нимъ и скоро достигъ вершины горы. Съ нея я обозрѣлъ нами пройденное пространство и убѣдился, что свѣтила намъ огнедышущая гора. Футовъ на 50 ниже конусообразной вершины бѣжали огненные потоки лавы и извергался цѣлый дождь камней и шлаковъ. Такъ какъ пламя подъ водой жить не можетъ по отсутствію кислорода то его не было, но раскаленная до бѣла лава отъ соприкосновенія съ водой превращала ее въ свѣтящіеся пары, которые какъ факелъ освѣщали всѣ прилегающія къ горѣ долины.

Тутъ же глазамъ моимъ представился цѣлый погибшій городъ: храмы, домы, поверженныя на землю колонны, разрушенные водопроводы, цѣлыя опустѣлыя улицы, часть набережной, служившая убѣжищемъ кораблямъ и т. д. Словомъ капитанъ Немо доставилъ случай воскресить въ памяти Помпею скрытую только не подъ землей, а подъ водою.

И я желалъ, чего бы то ни стоило узнать гдѣ я? Я уже готовъ былъ сбросить съ головы моей мѣдный шаръ, но капитанъ Немо предупредилъ меня, написавши на черной базальтовой скалѣ кускомъ мѣловаго камня «Атлантида».

Въ одинъ мигъ въ умѣ моемъ воскресла древняя Меропида, Теопомпа Атлантида Платона, — земля, существованіе которой отвергали Оригенъ, Порфирій, д’Авилль, Мальтъ-Бріенъ и Гумбольдтъ, и которая признаваема была Поссидоніемъ, Плиніемъ, Амміаномъ Марцелліемъ, Тертуліаномъ, Бюффономъ, Давзакомъ и другими. Да. Я видѣлъ страну когда то населенную могущественными Атлантами, воевавшими съ древними Греками.

Исторію ихъ записалъ Платонъ, вдохновленный греческимъ мудрецомъ Солономъ, которому одинъ изъ старцевъ города Саиса, просуществовавшаго на землѣ восемъ вѣковъ передалъ исторію города древнѣйшаго предъ Саисомъ на тысячу лѣтъ, которымъ завладѣли Атланты, жившіе на материкѣ большемъ, если взять вмѣстѣ материки Африки и Азіи. Неожиданное наводненіе и землетрясеніе въ нѣсколько часовъ уничтожили съ лица земли Атлантиду и теперь однѣ только высокія вершины ея: острова Мадейра, Азорскіе, Канарскіе и Зеленаго мыса выглядываютъ изъ подъ волнъ океана, на днѣ котораго покоятся сѣдые вѣка человѣческой жизни.

Вотъ какія воспоминанія — воскресли въ моей памяти по случаю надписи, сдѣланной капитаномъ Немо. Да, я стоялъ на горѣ одного изъ бывшихъ материковъ. Я ощупывалъ руками развалины зданій, построенныхъ назадъ тому нѣсколько тысячъ вѣковъ. Я ходилъ тамъ, гдѣ ходили одновременники перваго человѣка!

Моя душа распалялась желаніемъ пройти весь этотъ материкъ посмотрѣть всѣ его допотопные города, но, къ сожалѣнію, я небылъ хозяиномъ времени? Кто знаетъ, быть можетъ будетъ время, когда снова какой нибудь переворотъ подниметъ на поверхность водъ, развалины, скрывающіяся теперь въ темныхъ пучинахъ океана.

Я мечталъ, стараясь отпечатлѣть, дабы сохранить въ моей памяти навсегда, — чудные виды, а капитанъ Немо стоялъ въ это время, склонясь на столбъ покрытый мхомъ, безмолвный, задумчивый и неподвижный. Хотѣлъ ли онъ по этимъ обломкамъ и развалинамъ проникнуть очами ума въ тайны судьбы человѣческой. Запасался-ли этотъ неразгаданный человѣкъ чуждый ему современной — жизни, силами для борьбы изъ жизни допотопной! Ничего бы я непожалѣдъ за то, чтобы узнать его думы!

На этомъ мѣстѣ мы пробыли цѣлый часъ, окруженные свѣтомъ шумно-клокочущей лавы. Въ довершеніе всего блеснувшая изъ за тучъ луна уранида свои лучи въ массу водъ и невообразимо эффектно освѣтила потонувшій міръ. Капитанъ Немо, бросивши послѣдній взглядъ на необозримую долину, махнулъ рукой мнѣ и я пошелъ за нимъ.

Сошедши съ горы и пройдя лѣсъ мы увидѣли маякъ Нырка мерцавшій вдали какъ звѣздочка. Нашъ путь былъ прямо на него… — И когда мы вошли на наше судно насъ привѣтствовали первые лучи утренней зари.

ГЛАВА 11.

Необыкновенная бухта.

На другей день, 20 февраля, я всталъ очень поздно. Когда пришелъ ко мнѣ Консейль — я ему разсказалъ о нашемъ ночномъ путешествіи, а такъ какъ ставни не были закрыты, то онъ еще могъ видѣть вскользь часть пропавшаго материка. Цѣлый день я съ Консейлемъ любовался видами изчезнувшей земли и наблюдалъ за встрѣчающимися породами рыбъ, которыя впрочемъ не особенно рѣзко отличались отъ рыбъ другихъ океановъ.

На другой день, когда я вошелъ въ залу, было около восьми часовъ, до меня доходилъ шумъ съ платформы, слѣдовательно Нырокъ былъ на поверхности воды, но между тѣмъ не было ни малѣйшей качки.

Я направился къ подъемной двери. Она была отворена, но, вмѣсто ожидаемаго мною свѣта, я очутился въ глубокомъ мракѣ. Не ошибся-ли? Вѣроятно еще ночь не прошла. Я не зналъ что и подумать, но чей-то голосъ окликнулъ меня:

— Это вы, господинъ Аронаксъ?

— Ахъ, милостивый государь, возразилъ я, гдѣ мы находимся?

— Подъ землей.

— Какъ подъ землей! воскликнулъ я. Я не понимаю.

— Какъ скоро зажжется маякъ, сейчасъ же все объяснится.

И дѣйствительно, какъ только зажгли маякъ, капитанъ Немо объяснилъ мнѣ, что Нырокъ подземнымъ ходомъ прошелъ въ отверстіе потухшаго вулкана, изъ котораго образовалось озеро. Оно служило для подводнаго судна самой безопасной бухтой, потому что кромѣ капитана Немо никому не было извѣстно. Въ этой бухтѣ Нырокъ запасался каменнымъ углемъ, изъ котораго добывался натрій, необходимый для электричества.

Подводное судно въ этой гавани простояло цѣлыя сутки.

ГЛАВА 12.

Фотографическіе ландшафты.

Съ 23 февраля до 12 марта, Нырокъ, держась средины Атлантическаго океана, уносилъ насъ ежедневно со скоростью пятисотъ верстъ въ сутки.

Недъ-Ландъ былъ въ отчаяньѣ; въ открытомъ океанѣ лишеннымъ острововъ, не было возможности оставить подводное судно.

Я испытывая однообразіе жизни на Ныркѣ, отъ нечего дѣлать, занялся съ Консейлемъ классификаціей, встрѣчающихся въ этомъ морѣ, рыбъ; надо замѣтить, что особенныхъ породъ намъ почти не попадалось.

13 марта Нырокъ занимался измѣреніями глубины; это обстоятельство меня въ высшей стелени интересовало

Подводное судно проплыло шестьдесятъ пять тысячъ верстъ со времени начала нашего путешествія.

Въ этотъ день капитанъ Немо приказалъ погрузить Нырокъ на возможно крайнюю глубину; онъ опустился, дѣйствительно очень низко, не смотря насильное давленіе, которому онъ подвергался.

— Какой необыкновенный видъ, вскричалъ я, когда подводное судно достигло такихъ глубокихъ слоевъ, куда человѣкъ еще никогда не проникалъ! Взгляните, капитанъ, на эти чудныя скалы, на эти послѣдніе слои земнаго шара, гдѣ уже невозможна жизнь. Жаль отъ всей души, что мы должны довольствоваться только однимъ воспоминаніемъ о нихъ!

— Не желаете-ли, спросилъ меня капитанъ Немо, — вынести отсюда болѣе чемъ воспоминаніе?

— Извините, я васъ рѣшительно не понимаю, возразилъ я.

— Я хочу сказать вамъ, что ничего нѣтъ легче, какъ снять фотографическій видъ съ этихъ послѣднихъ словъ земнаго шара.

Не успѣлъ я еще отвѣтить на предложеніе капитана Немо, какъ въ залу принесенъ былъ фотографическій аппаратъ. Нырокъ былъ остановленъ и снарядъ навели на ландшафты морскаго дна и черезъ нѣсколько секундъ мы получили необыкновенно удачный негативъ.

Трудно описать это собраніе гладкихъ, черныхъ скалъ, безъ всякой растительности, отличающихся причудливыми формами и устойчиво расположенныхъ на песчаномъ коврѣ, который блестѣлъ отъ лучей электрическаго свѣта распространявшагося съ Нырка.

Когда нѣсколько неготивовъ различныхъ ландшафтовъ были готовы, капитанъ Немо сказалъ мнѣ:

— Не слѣдуетъ злоупотреблять прочностью Нырка — пора и вернуться на поверхность воды.

— Вернемтесь, отвѣчалъ я.

— Держитесь.

Не успѣлъ я еще сообразить предостереженіе капитана, какъ меня отбросило на коверъ.

По сигналу капитана Нырокъ былъ поставленъ вертикально и поднимался вверхъ съ поразительной быстротой. Не было возможности разглядѣть что-либо. Въ четыре минуты онъ миновалъ 20 верстъ.

ГЛАВА 13.

Киты и кашалоты.

14 марта, около 11 часовъ утра, находясь на поверхности воды, Нырокъ попалъ въ стадо китовъ.

— Ахъ! вскричалъ Недъ-Ландъ, — если-бы я въ настоящее время находился на китоловномъ суднѣ — эта встрѣча доставила-бы мнѣ большое удовольствіе. Тысячу чертей! Зачѣмъ я связанъ съ этимъ проклятымъ подводнымъ судномъ?

— Неужели, почтеннѣйшій Канадецъ, возразилъ я, — вы еще не отреклись отъ своихъ прежнихъ мечтаній о ловлѣ?

— Развѣ въ состояніи китоловъ забыть свое прежнее ремесло, господинъ профессоръ? возразилъ Недъ.

— Правда-ли, спросилъ Консейль, что киты въ состояніи потопить корабль?

— Корабль, не думаю, возразилъ я. Впрочемъ разсказываютъ, что въ 1820 году, въ этихъ самыхъ южныхъ моряхъ, одинъ китъ бросился на Эссексъ и отбросилъ его съ страшною силой, — волны проникли въ корму, и Эссексъ потонулъ почти въ тотъ же моментъ.

Недъ двусмысленно посмотрѣлъ на меня.

— Что до меня касается, сказалъ онъ, то разъ китъ ударилъ по моей лодкѣ. Весь экипажъ подбросило на шесть метровъ въ вышину. Но въ сравненіи съ китомъ господина профессора, мой китъ никакъ не больше какъ щенокъ.

— А долго живутъ эти великаны? спросилъ Консейль.

— Тысячу лѣтъ, отвѣчалъ Недъ-Ландъ.

— Откуда вы почерпнули эти свѣдѣнія, почтеннѣйшій китоловъ?

— Изъ разсказовъ.

— А почему это разсказываютъ?

— Потому что знаютъ.

— Нѣтъ, Недъ, этого не знаютъ, но только предполагаютъ, на основаніи нѣкоторыхъ данныхъ,

Между тѣмъ китъ все ближе и ближе приближался. Канадецъ пожиралъ великана глазами.

— Ахъ, это уже не одинъ, а цѣлое стадо! И я, несчастный, ничего не въ состояніи здѣсь сдѣлать.

— Но, другъ Недъ, прежде нежели приходить въ отчаянье, не благоразумнѣй-ли спросить позволенія у капитана поохотиться.

Еще Консейль не докончилъ своей фразы, какъ Канадецъ скрылся уже въ подъемную дверь и бросился отыскивать капитана. Черезъ нѣсколько минутъ, они оба вышли на платформу.

Капитанъ Немо посмотрѣлъ на стадо китовъ, игравшихъ на поверхности волнъ въ разстояніи одной мили отъ Нырка.

— Это южные киты, проговорилъ онъ. Здѣсь было-бы чѣмъ обогатиться цѣлому флоту китоловныхъ судовъ.

— Милостивый государь, спросилъ Канадецъ, — не могу-ли я поохотиться за ними, хоть бы для того только, чтобы не забыть китоловнаго ремесла.

— Къ чему, отвѣчалъ капитанъ Немо — охотиться — только для одного истребленія. Для нашего судна вовсе не нуженъ китовый жиръ…. Наконецъ у нихъ и безъ васъ много своихъ естественныхъ враговъ: кашалоты, мечъ-рыба, пила — рыба.

Пусть вообразить себѣ читатель выраженіе лица Канадца во время этого нравоученія. На самомъ дѣлѣ капитанъ былъ правъ: варварство и необузданная жадность охотниковъ скоро приведутъ къ тому, что не останется ни одного кита въ океанѣ.

Канадецъ просвисталъ сквозь зубы и обратился къ намъ спиной, засунувъ руки въ карманъ.

— Я былъ правъ, обратился ко мнѣ капитанъ Немо, утверждая, что бѣдные киты имѣютъ много естественныхъ враговъ. Имъ сейчасъ придется имѣть дѣло съ сильнымъ непріятелемъ. Всмотритесь, господинъ Аронаксъ, и вы увидите въ восьми миляхъ отсюда, эти двигающіяся черныя точки.

— Я вижу, отвѣчалъ я.

— Это кашалоты. Мнѣ случалось встрѣчать ихъ нѣсколько разъ стадами отъ двухъ до трехъ сотъ штукъ. Охотникамъ честь и хвала, что они истребляютъ этихъ вредныхъ животныхъ.

— При послѣднихъ словахъ Канадецъ быстро приблизился.

— Есть еще время спасти китовъ, сказалъ я, обращаясь къ капитану.

— Безполезно рисковать жизнію, господинъ профессоръ; достаточно одного Нырка, чтобы разогнать этихъ жестокихъ животныхъ, Судно вооружено стальнымъ бивнемъ, который, я надѣюсь, превзойдетъ острогу господина Неда.

— Неслыханая вещь сражаться съ кашалотами, вооружившись бивнемъ, не стѣсняясь рѣзко возразилъ Канадецъ.

— Повремените, господинъ профессоръ, сказалъ капитанъ Немо; мы васъ угостимъ необыкновенной охотой. Жалѣть этихъ свирѣпыхъ животныхъ нечего. Они состоятъ только изъ пасти и зубовъ.

Когда кашалоты приблизились — и замѣтили китовъ, приготовились къ нападенію. Можно было заранѣе предвидѣть побѣду кашалотовъ и по лучшей организаціи и по численности.

Время наступило подать помощь китамъ. Нырокъ погрузился въ воду. Консейль, Недъ-Ландъ и я расположились у оконъ зала. Капитанъ Немо отправился къ рулевому, чтобы дѣйствовать своимъ подводнымъ судномъ какъ истребительной машиной. Вскорѣ я почувствовалъ ускоренные удары винта, и увеличивающуюся быстроту вашего хода.

Когда Нырокъ подошелъ, битва между кашалотами и китами уже началась. Судно дѣйствовало такимъ образомъ, чтобы врѣзаться въ стадо кашалотовъ. Сперва они не обратили вниманія на новое чудовище, вмѣшавшееся въ ихъ сраженіе^, но скоро принуждены были отступить отъ его ударовъ.

Какая необыкновенная борьба! Самъ китоловъ скоро пришелъ въ восхищеніе и кончилъ тѣмъ, что захлопалъ въ ладоши. Нырокъ превратился въ грознаго багрильщика. Онъ устремлялся на эти мясистыя массы и разсѣкалъ ихъ на части. Уничтоживъ одного кашалота, онъ направлялъ свой бивень на другаго, двигался переднимъ и заднимъ ходомъ, чтобы не упустить жертву.

Цѣлый часъ продолжалась эта чудовищная бойня, отъ которой кашалоты не могли спастись. Нѣсколько разъ, соединившись по нѣсколько штукъ, они пробовали своей массой раздавить Нырокъ. Въ открытыя окна были видны ихъ огромныя челюсти, усѣянныя клыками, и ихъ страшные глаза.

Канадецъ, не владѣвшій собой, угрожалъ имъ и ругалъ ихъ непечатно.

Наконецъ стадо кашалотовъ разсѣялось, воды сдѣлались покойными. Я чувствовалъ, что мы поднимаемся на поверхность воды. Подъемная дверь отворилась и мы бросились на платформу.

Океанъ былъ сплошь покрытъ обезображенными трупами. Ужасный взрывъ не могъ бы съ большей силой распластать эти массы. Нѣсколько испуганныхъ кашалотовъ плыли въ отдаленіи. Волны были кровавы на разстояніи нѣсколькихъ миль.

Капитанъ Немо тоже вышелъ на платформу.

— Что скажете, господинъ Канадецъ? спросилъ онъ.

— Ничего особеннаго, господинъ капитанъ, отвѣчалъ Недъ-Ландъ — это дѣйствительное удивительное зрѣлище, но я не мясникъ, а охотникъ, а это совершеннѣйшая бойня.

— Это уничтоженіе вредныхъ животныхъ, возразилъ капитанъ, — но Нырокъ не ножъ мясника.

— Я предпочитаю свою острогу, возразилъ Канадецъ.

— У всякаго свой вкусъ, отвѣчалъ капитанъ Немо, не спуская глазъ съ китолова.

Я боялся, чтобы не произошло ссоры между Канадцемъ и капитаномъ Немо; но они забыли свое раздраженіе при видѣ кита, къ которому подплывалъ въ это время Нырокъ.

Несчастное животное, не успѣвши спастись отъ зубовъ кашолота, лежало на боку, израненное во многихъ мѣстахъ, и было мертво.

Капитанъ Немо приблизилъ Ныркъ къ трупу. Двое матросовъ взошли на тѣло кита и надоили изъ его грудей, находящееся въ нихъ, молоко, котораго набрали три бочки.

Это прекрасное молоко вносило пріятное разнообразіе въ нашу обыденную пищу.

ГЛАВА 14.

Сплошной ледъ.

Нырокъ стремился къ югу. Неужто въ самомъ дѣлѣ, нашъ сорви-голова, капитанъ Немо хотѣлъ достигнуть полюса?

Я сомнѣвался въ этомъ, потому что до сихъ поръ всѣ попытки проникнуть до этого пункта земнаго шара были тщетны.

Однако, 14-го марта, я увидѣлъ подъ 55° широты, плавающіе льды, о которые разбивались волны. Нырокъ держался на поверхности водъ.

Канадцу приходилось въ былыя времена бывать, охотиться въ этихъ моряхъ, и ему было это зрѣлище, не въ диковинку. Но я съ Консейлемъ приходилъ въ восхищеніе.

Чѣмъ далѣе мы подвигались къ югу, тѣмъ эти плавающіе острова становились обширнѣй и многочисленнѣй. Полярныя птицы садились на нихъ тысячами.

Это были глупыши, буревѣстники и пуффины, оглушавшіе насъ своимъ крикомъ.

Во время этого необыкновеннаго плаванія, среди ледяныхъ массъ, капитанъ Немо часто присутствовалъ на платформѣ своего подводнаго судна. Нерѣдко онъ самъ управлялъ Ныркомъ съ удивительною ловкостью и не разу не столкнулся съ ледяными плавающими островами.

Температура воздуха была довольно низкая. Градусникъ на открытомъ воздухѣ показывалъ ниже нуля. Но мы были тепло одѣты въ меха, добытые съ тюленей и морскихъ выдръ.

Нырокъ, нагрѣваемый электричествомъ, ни капли не страшился холодовъ, да и безъ нагрѣванія онъ легко могъ обойтись — ему стоило только погрузиться на нѣсколько слоевъ внизъ.

15-го марта, мы прошли широту острововъ Шотландскихъ и южныхъ Оркнейскихъ. Капитанъ Немо сообщилъ мнѣ, что эти острова были прежде переполнены стадами тюленей; но англійскіе и американскіе китоловы въ своей безмѣрной алчности, перебивъ береженъ самокъ, уничтожили на островахъ прежнюю кипучую жизнь.

16 Марта льды окружали насъ со всѣхъ сторонъ и даже застилали горизонтъ. Однако капитанъ Немо съ своимъ судномъ направлялся все далѣе.

— Но куда же онъ плыветъ? спрашивалъ я.

— Впередъ, отвѣчалъ Консейль. А когда ему нельзя будетъ плыть далѣе, онъ остановится.

— Это еще вопросъ, отвѣчалъ я.

Часто, не видя никакого выхода, я думалъ, что мы окончательно затерты ледяными глыбами, но ловкій капитанъ Немо по самымъ малѣйшимъ признакамъ открывалъ новые проходы. Онъ никогда не ошибался.

Наконецъ 18 марта, послѣ многочисленныхъ безплодныхъ натисковъ, Нырокъ окончательно засѣлъ; это была уже неподвижная переграда, образовавшаяся изъ сплотившихся вмѣстѣ льдовъ.

— Сплошной ледъ! вскричалъ Недъ-Ландъ.

Предъ нами исчезли всѣ признаки моря. Все замерзло, даже звукъ. Нырокъ волей неволей долженъ былъ покончить свой рѣшительный путь посреди ледянаго про. странства.

— Господинъ профессоръ, сказалъ мнѣ въ этотъ день Канадецъ, если вашъ другъ поплыветъ далѣе…!

— Что же тогда?

— Онъ будетъ молодецъ.

— Почему же?

— Потому что никто не въ состояніи миновать сплошнаго льда. Онъ могучъ, но природа могущественнѣй его.

— Ты правы; Недъ, но, сознаюсь, мнѣ весьма интересно знать, что находится за этимъ сплошнымъ льдомъ.

— Извѣстно, что находится позади этого сплошнаго льда, замѣтилъ Недъ-Ландъ.

— Что же, однако? спросилъ я.

— Все одинъ ледъ.

— Вы увѣрены въ этомъ, Недъ, а я еще нѣтъ. Вотъ почему мнѣ и любопытно посмотрѣть.

— Ну, такъ вамъ приходится отказаться отъ вашего желанія. Вы съ своимъ капитаномъ не пойдете далѣе. И противъ его желанія придется вернуться на сѣверъ.

Недъ-Ландъ, сознаюсь, былъ правъ — по сплошному льду плавать было невозможно.

И дѣйствительно, не смотря на различныя средства употребленныя для того, чтобы разсѣчь воды, Нырокъ приговоренъ былъ къ бездѣйствію. Вернутся назадъ тоже не было возможности, потому что проходы позади насъ замерзли. Итакъ поведеніе капитана Немо было безразсудно.

Я находился въ это время на платформѣ, капитанъ, долго обсуждавшій критическое положеніе, сказалъ обернувшись ко мнѣ:

— Что вы думаете о случившемся, господинъ профессоръ?

— Я полагаю, милостивый государь, что мы заключены.

— Заключены. Что вы подъ этимъ подразумѣваете.

— Я подъ этимъ подразумѣваю, что мы не въ состояніи идти ни впередъ, ни назадъ, однимъ словомъ неможемъ двинуться съ мѣста.

— Слѣдовательно, господинъ профессоръ, вы убѣждены, что Нырокъ не въ состояніи освободиться.

— Врядъ-ли, капитанъ, можно расчитывать на оттаянье льда.

— Ахъ, господинъ натуралистъ, возразилъ капитанъ Немо иронически — вы неисправимы, вамъ все кажется препятствіемъ. Повѣрьте мнѣ, что Нырокъ не только освободится отъ сжавшихъ его льдомъ, но даже поплыветъ впередъ.

— Дальше на Югъ? спросилъ я капитана, смотря на него во всѣ глаза.

— Да, Нырокъ поплыветъ къ полюсу.

— Къ полюсу! вскричалъ я недовѣрчиво.

— Да, холодно и рѣшительно отвѣчалъ капитанъ — мы поплывемъ къ полюсу; вамъ извѣстно, что я управляю Ныркомъ какъ хочу.

Мнѣ былъ извѣстенъ этотъ человѣкъ, смѣлый до дерзости! Но разрушить преграды, окружающія южный полюсъ было безумнымъ предпріятіемъ, могущимъ, родиться только въ головѣ сумасшедшаго.

Мнѣ вздумалось спросить капитана Немо — не открылъ-ли онъ уже этотъ полюсъ, котораго еще не касалась нога человѣческая?

— Нѣтъ еще, господинъ профессоръ, отвѣчалъ онъ. Мы его вмѣстѣ откроемъ. Тамъ, гдѣ другимъ неудалось, намъ удастся. Но завѣряю васъ Нырокъ пойдетъ, далѣе.

— Я вѣрю вамъ, возразилъ я иронически. Плывемте впередъ! Для насъ несуществуетъ препятствій. Взорвемъ этотъ сплошной ледъ, а если онъ этому не поддастся, дадимъ крылья Нырку и онъ пролетитъ надъ нимъ.

— Нѣтъ, не надъ нимъ, а подъ нимъ, спокойно возразилъ капитанъ Немо.

— Подъ нимъ! вскричалъ я.

Голова моя прояснилась, я понялъ намѣренье капитана.

— Я замѣчаю, что мы начинаемъ понимать другъ друга, сказалъ капитанъ съ улыбкой. Если у полюса возвышается земля, Нырокъ остановится предъ нею; если, напротивъ, его омываетъ море — то мы дойдемъ до самаго полюса.

— Это любопытно, отвѣчалъ я, воодушевляясь.

— Единственное затрудненіе заключается въ томъ, что намъ придется остаться нѣсколько дней въ водѣ, не возобновляя запаса воздуха, и слѣдовательно не освѣжая его.

— Это еще не особенная бѣда, возразилъ я. Нырокъ снабженъ достаточными резервуарами; мы ихъ накачаемъ и они намъ будутъ доставлять необходимый кислородъ.

— Прекрасно сказано, господинъ профессоръ, отвѣчалъ капитанъ. Но я не желаю, чтобы вы обвиняли, меня въ сумасбродствѣ, и буду вамъ возражать.

— Развѣ вы имѣете что возразить?

— Только въ одномъ. Если у южнаго полюса находится море, то очень легко можетъ статься, что оно совершенно подернуто льдомъ и къ такомъ случаѣ намъ невозможно будетъ выбраться на воздухъ!

— Но развѣ вы забыли, что Нырокъ снабжёнъ страшнымъ бивнемъ, который въ состояніи пробить ледяное поле.

— Да, вы сегодня, господинъ профессоръ, восхищаете меня своею находчивостью!

— Къ тому же, капитанъ, продолжалъ я, увлекаясь все болѣе и болѣе, — отчего не предположить, что у южнаго полюса море также свободно, какъ и у сѣвернаго…. Наконецъ я полагаю, что въ обоихъ этихъ пунктахъ земнаго шара находится или земля или свободное отъ льдовъ море.

— Я раздѣляю ваше мнѣніе, господинъ профессоръ, отвѣчалъ капитанъ Немо. Я только замѣчу вамъ, что вы сначала забросали меня возраженіями, а теперь трактуете за мой проэктъ.

Капитанъ Немо былъ правъ, я перешелъ границы смѣлости — и самъ теперь убѣждалъ его отправиться къ полюсу.

По окончаніи нашего разговора начались приготовленія къ этому смѣлому предпріятію. Грандіозные насосы Нырка, накачивали воздухъ въ резервуары и запасали его при высокомъ давленіи.

Въ четыре часа капитанъ Немо увѣдомилъ меня, что подъемная дверь скоро опустится. Я вошелъ на платформу на нѣсколько минутъ подышать свѣжимъ воздухомъ. Погода была ясная, на небѣ ни одного облачка — но въ воздухѣ было холодно, барометръ показывалъ 12° ниже нуля.

Въ это же время десять матросовъ взошли на палубу Нырка и разбили ледъ вокругъ подводнаго судна; когда эта операція была кончена мы всѣ вошли во внутренность Нырка; послѣ этого резервуары наполнились водой и судно опустилось.

Я расположился съ Консейлемъ въ залѣ, когда Нырокъ достигъ глубины восьмисотъ метровъ, мы поплыли со скоростью экстреннаго поѣзда подъ ледяной корой.

До втораго часа ночи я съ Консейлемъ наблюдали море, освѣщаемое электричествомъ, но къ сожалѣнію мы не видали рыбъ, онѣ не живутъ въ этихъ мѣстностяхъ.

ГЛАВА 15.

Надежда и страхъ.

19-го марта, на слѣдующій день, въ сумерки я занялъ свое прежнее мѣсто въ залѣ. Нырокъ въ это время медленно поднимался на поверхность.

Сердце мое удивительно волновалось. Быть или не быть въ свободной атмосферѣ полюса?

Вдругъ, я почувствовалъ содроганіе, и понялъ, что Нырокъ ударился объ ледяную кору, которая была въ настоящее время толще, чѣмъ въ то время, какъ мы опускались 18-го марта. Это непредвидѣнное обстоятельство не обѣщало ничего хорошаго.

Въ продолженіи этого дня Нырокъ нѣсколько разъ пробовалъ пробить висѣвшій надъ нимъ потолокъ, но всѣ попытки были тщетны, толщина коры увеличилась почти вдвое, и только къ вечеру начало замѣчаться пониженіе.

Ночь я провелъ тревожно. Поочередно я испытывалъ надежду и страхъ. Я просыпался и поднимался съ постели нѣсколько разъ; къ утру ледяная кара становилась съ каждой верстой тоньше и тоньше.

Наконецъ, въ шесть часовъ утра, 20 то марта, дверь залы отворилась. На порогѣ показался капитанъ Немо и произнесъ:

— Открытое море!!!

ГЛАВА 16.

Южный полюсъ.

Я кинулся на платформу.

— Мы у полюса? взволнованнымъ голосомъ спросилъ я.

— Не знаю, отвѣчалъ капитанъ Немо. — Въ полдень мы опредѣлимъ широту и долготу.

Миляхъ въ десяти къ югу отъ Нырка поднимался островокъ на высоту двухъ сотъ метровъ. Черезъ часъ мы добрались до него, а черезъ два обошли уже кругомъ этого острова.

Узкій каналъ отдѣлялъ этотъ островъ отъ обширной земли, границъ, которой мы не могли видѣть.

Нырокъ опасаясь сѣсть на мель не подошелъ къ самому материку, а остановился отъ него въ нѣкоторомъ разстояніи и спустилъ шлюпку, на которую сѣли: капитанъ Немо, два матроса, Консейль и я.

Когда шлюпка приблизилась къ песчаному берегу, мой слуга Консейль намѣревался спрыгнуть на материкъ, но я остановилъ его и обратился къ владѣтелю Нырка съ слѣдующей фразой:

— Капитанъ, вамъ принадлежитъ честь, первому коснуться открытаго материка.

— Вы правы, господинъ профессоръ, и я только потому рѣшаюсь ступить на эту полярную землю, что до сихъ поръ ни одно человѣческое существо не касалось ея.

Съ послѣдней фразой онъ выпрыгнулъ изъ шлюпки и ступилъ на песчаный берегъ. Онъ былъ въ высшей степени взволнованъ. Онъ взошелъ на скалу, и скрестивъ руки съ восторженнымъ видомъ казалось принималъ въ свое владѣніе эти области южнаго полюса. Минутъ съ пять онъ находился въ такомъ экзальтированномъ состояніи, потомъ обратился ко мнѣ:

— Не желаете-ли ступить на берегъ, господинъ профессоръ? закричалъ онъ.

Я вышелъ вмѣстѣ съ Консейлемъ.

Почва состояла изъ красноватаго туфа^[13]; издали представлялась будто усыпанной толченымъ кирпичемъ. Повсюду виднѣлись слѣды вулканическаго происхожденія. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ я замѣтилъ дымовыя отверстія, изъ которыхъ несло сѣрнымъ запахомъ; это обстоятельство указывало, что внутренній огонь еще не потухъ. Я взошелъ на высокую скалу, и послѣ долгаго обозрѣнія окружающей меня мѣстности все-таки нигдѣ не увидалъ дѣйствующаго вулкана.

Растительность материка была очень бѣдная. Мхи и водоросли были господствующими растеніями.

Берегъ былъ усыпанъ разнаго рода молюсками, которыя служили пищею морскимъ животнымъ.

Жизнь кипѣла только въ воздухѣ. Всевозможныя породы птицъ порхали, кружились и оглушали насъ своими криками; онѣ нисколько не пугались нашего присутствія и шыыряли у насъ подъ ногами. Пингвины издавали дикіе крики и, собравшись большими обществами, сидѣли неподвижно.

Въ воздухѣ проносились альбатросы, черные какъ сажа, ихъ зовутъ коршунами океана; громадные глупыши, враги тюленей, которыхъ они нерѣдко заклевываютъ; утки, цвѣтъ пера которыхъ перемѣшанный чернымъ съ бѣлымъ, и наконецъ пестрели, про которыхъ я замѣтилъ Консейлю, что они такъ жирны, что употребляются нѣкоторыми островитянами вмѣсто свѣчки, которые продѣваютъ ихъ черезъ тѣло фитиль.

Пройдя еще съ версту, намъ представилась почва, изрытая ямами, имѣвшими видъ гнѣздъ для кладки яицъ, изъ которыхъ выпорхали стаи птицъ.

Капитанъ Немо распорядился поймать ихъ нѣсколько сотенъ, такъ какъ ихъ мясо не только годно было въ употребленіе въ пищу, но еще при этомъ было чрезвычайно вкусно. Эти птицы ростомъ были съ гуся, ихъ брали даже руками, потому что они и не думали спасаться.

Въ то время какъ я съ капитаномъ Немо прогуливались по материку, съ Нырка были закинуты сѣти, и я съ восхищеніемъ принялся изучать рыбъ, которыхъ, поймали. Моимъ глазамъ представилось много интересныхъ экземпляровъ.

На слѣдующій день, 21-го марта, снѣгъ пересталъ идти, но холодъ немного усилился. Термометръ показывалъ 2° ниже нуля. Погода стояла ясная и я надѣялся, что сегодня намъ удастся опредѣлить то мѣсто, на которомъ мы находились, ибо въ предъидущій день всѣдствіи тумана нельзя было дѣйствовать астрономическими инструментами.

Я съ Консейлемъ, не дожидаясь капитана Немо, сѣлъ въ шлюпку и отправился на материкъ.

Милліоны пернатыхъ своими криками оживляли землю, которую раздѣляли съ стадами млекопитающихъ, глядѣвшихъ на насъ своими добрыми глазами.

Эти млекопитающія были тюлени различныхъ породъ. Имъ еще не приходилось сталкиваться съ людьми, и потому они не пугались нашего присутствія. Я насчиталъ ихъ такое громадное количество, котораго бы хватило на цѣлою флотилію промысловыхъ судовъ.

— Я, съ позволенья ихъ милости, замѣтилъ Консейль, очень радъ, что нашъ другъ Недъ-Ландъ остался на Ныркѣ.

— Что такъ?

— Страстный охотникъ не оставилъ бы въ покоѣ ни одного животнаго

— Я раздѣляю твое мнѣніе, что намъ трудно бы было помѣшать истреблять этихъ добрыхъ тюленей. А пролитіе крови безвредныхъ животныхъ дѣйствуетъ возмутительно на капитана Немо… Однако, что-же мы остановились, пойдемъ впередъ!

Часы показывали восемь, слѣдовательно до того времени, когда можно будетъ приступить къ астрономическимъ наблюденіямъ — оставалось еще около четырехъ часовъ. Этимъ временемъ мы могли свободно воспользоваться. Мы направились къ заливу, который входилъ въ береговыя скалы.

Куда ни взглянешь — всюду видишь тюленя или моржа; они въ водѣ и на сушѣ находились въ весьма граціозныхъ позахъ.

Я, между прочимъ, обратилъ вниманіе Консейля на развитіе мозговыхъ полушарій у этихъ смышленыхъ животныхъ. Послѣ человѣка, изъ всѣхъ животныхъ, одни только ластоногія имѣютъ больше мозга. На этомъ основаніи моржи и тюлени весьма способны и понятливы; они легко дѣлаются ручными, и я полагаю, что тщательно выдресированные, они были-бы весьма полезны человѣку при рыбной ловлѣ.

Между моржами и тюленями появлялись морскіе слоны, съ короткимъ и подвижнымъ хоботомъ.

— Эти животныя не опасны? спросилъ меня любознательный Консейль.

— Нѣтъ, они спокойны, когда ихъ не трогаютъ, отвѣчалъ я, но если тюлень защищаетъ своего детеныша — онъ ужасенъ; бывали примѣры, что онъ нерѣдко разбивалъ судна рыбаковъ.

Мы прошли еще нѣсколько верстъ и остановились передъ одной изъ возвышенностей; въ это время вдали послышалось мычанье.

— Ага! вскричалъ Консейль, — концертъ быковъ.

— Нѣтъ, возразилъ я, — концертъ моржей.

— Они дерутся.

— Дерутся или рѣзвятся.

— Съ позволенья ихъ милости, надо посмотрѣть на это.

— За чѣмъ-же дѣло стало, Консейль? — Пойдемъ!

И мы отправились по скользкимъ обледѣнелымъ камнямъ. Достигнувъ верхняго гребня горы, нашимъ взорамъ представилась бѣлая равнина, сплошь покрытая моржами; ластоногія животныя играли между собой — слѣдовательно мычанье было выраженіемъ радости, а не злобы.

Проходя около этихъ морскихъ животныхъ, я отлично могъ расмотрѣть ихъ, потому что они не трогались съ мѣста. Кожа у нихъ толстая и бугорчатая, желто-коричневаго цвѣта; шерсть короткая и рѣдкая.

Обозрѣвъ стадо моржей, я отправился назадъ — такъ какъ было уже одиннадцать часовъ — мнѣ хотѣлось присутствовать при астрономическихъ наблюденіяхъ капитана Немо. Однако я мало расчитывалъ, чтобы солнце выглянуло въ этотъ день.

Въ половинѣ двѣнадцатаго мы достигли базальтовой скалы, на которой расположился съ своими инструментами капитанъ Немо..

Я сталъ около него, устремивъ глаза на сѣверную часть горизонта.

Но напрасно мы ожидали появленія солнца — оно какъ и вчера не показалось ни на одну секунду.

— Итакъ, до завтра, придется отложить наблюденія, сказалъ капитанъ, и вернулся на Нырокъ.

Я съ Консейлемъ до пяти часовъ остались на берегу; тутъ мнѣ попался любопытный предметъ, а именно яйцо пингвина, замѣчательное по своей громадности, за которое любитель рѣдкостей охотно заплатилъ-бы тысячу франковъ,

Яйцо это было изчерчено словно гіероглифъ^[14] и дѣлало его вслѣдствіе этого рѣдкой вещицей. Я отдалъ свою находку Консейлю, который очень бережно доставилъ ея на Нырокъ.

На слѣдующій день въ пять часовъ утра я вышелъ на платформу. Я засталъ тамъ капитана Немо.

— Небо разъясняется, сказалъ онъ мнѣ. Я надѣюсь, что намъ сегодня болѣе посчастливится, чѣмъ въ предъидущіе дни. Позавтракавъ, мы отправимся на материкъ, чтобы выбрать удобный пунктъ для наблюденія.

Послѣ завтрака сѣли въ шлюпку: я и капитанъ Немо съ двумя матросами; при насъ были слѣдующіе инструменты: хронометръ, барометръ и зрительная трубка.

Во время нашего переѣзда на шлюпкѣ я видѣлъ множество китовъ, принадлежащихъ къ тремъ видамъ, свойственнымъ этимъ морямъ: настоящаго кита, у котораго нѣтъ спиннаго плавника, горбуна съ громадными бѣловатыми плавниками, и коричнево-желтаго кита, который быстрѣй и проворнѣй остальныхъ родичей. Издалеко слышно его приближеніе, потому что онъ очень высоко извергаетъ столбы пара, которые похожи на столбы дыма.

Воды южнаго полюса служили, какъ видно, убѣжищемъ китообразнымъ, которыя прятались отъ алчности промышленниковъ.

Въ девять часовъ шлюпка причалила къ берегу.

Мы отправились къ утесу, на вершину котораго взбирались чуть не два часа. Съ вершины мы обозрѣвали безконечное море. Подъ нашими ногами разстилались поля ослѣпительной бѣлизны. Надъ нами сіяло блѣдно-голубое небо. Вдали стоялъ Нырокъ, какъ бы уснувши въ волнахъ. Позади насъ, къ югу и востоку, лежалъ необозримый материкъ, представлявшій кучи утесовъ и льдинъ.

Капитанъ Немо, поднявшись на самую вершину, тотчасъ-же опредѣлилъ высоту утеса.

Безъ четверти въ двѣнадцать, солнце, которое до сихъ поръ видно было только вслѣдствіе преломленія лучей, показалось золотымъ дискомъ^[15] и разбросало свои послѣдніе лучи по этой пустынной землѣ и морямъ, которыхъ еще никогда не касался человѣкъ.

Капитанъ Немо, вооруженный зрительной трубкой, наблюдалъ свѣтило, которое мало-по малу погружалось въ море.

Я сильно волновался.

Если солнечный дискъ на половину закроется въ полдень, то мы, слѣдовательно, находимся у полюса.

— Полдень! воскликнулъ я.

— Южный полюсъ! отвѣтилъ мнѣ капитанъ Немо, передавая зрительную трубу.

Дѣйствительно дневное свѣтило перерѣзалось горизонтомъ на двѣ равныя части.

ГЛАВА 17.

По памяти, какъ по грамотѣ.

Въ ту минуту, когда я наблюдалъ, какъ послѣдніе лучи озолотили вершину утеса и какъ они ложились по его склону — капитанъ Немо оперся рукой на мое плечо и началъ разсказывать по памяти, какъ по грамотѣ слѣдующее:

— Въ 1600 году, голландецъ Гериткъ, увлеченный теченіемъ и бурею, достигъ 64° южной широты и открылъ Новошотландскіе острова.

Въ 1773 году, 17 января, славный и отчаянный Кукъ достигъ 67° 30' широты, и въ 1774 году, 30 января, на стодевятомъ меридіанѣ онъ достигъ 71° 15' широты.

Въ 1819 году, русскій Беллинсгаузенъ находился на шестьдесятъ девятомъ градусѣ широты, а въ 1821 году, на 66° и на 111° западной долготы.

Въ 1820 году, англичанинъ Брунсфильдъ былъ остановленъ на 65°. Въ томъ же году, американецъ Моррель, повѣствованія котораго впрочемъ весьма сомнительны, нашелъ море свободнымъ подъ 70° 14' широты.

Въ 1825 году, англичанинъ Поуэль не могъ переплыть 62°. Въ томъ же году, простой промышленникъ за ластоногими животными, англичанинъ Уэддель, поднялся до 72° 14' широты по тридцать пятому мередіану и до 74° и 15' по тридцать шестому.

Въ 1829 году, англичанинъ Форстеръ открылъ южный континентъ подъ 63° 26' широты и подъ 66° 26' долготы.

Въ 1831 году, англичанинъ Биско, 3 февраля, открылъ землю Эндерби подъ 68° 50, въ 1832 году, 5 февраля, землю Аделаиды подъ 67°, а 21 числа того же года и мѣсяца Грогамскую землю подъ 64° 45' широты.

Въ 1838 году французъ Дюмонъ-Дювиль, остановленный сплошными льдами подъ 62° 57' широты, открылъ землю Людвига-Филиппа, а въ 1810 году, ему посчастливилось 21 января открыть землю Аделію подъ 66° 30, и черезъ восемь дней подъ 64° 40' Кларійскій берегъ.

Въ 1838 году, англичанинъ Уильксъ дошелъ до 69' параллели.

Въ 1839 году англичанинъ Бальни открылъ землю Сабрину, на границѣ полярнаго круга.

Въ 1812 году, англичанинъ Джемсъ-Россъ, 12 января, открылъ землю Викторіи подъ 76° 56' широты и 171° 7' восточной долготы. Черезъ 11 дней онъ былъ на 74 параллели, самой дальней точки, до которой до тѣхъ поръ достигали; 27 числа того же мѣсяца онъ дошелъ до 76° 8, 28 — до 77° 32'. 2 февраля онъ дошелъ до 78° 4'. Въ 1842 году онъ возвратился къ 71°, который не въ состояніи былъ перейти.

Наконецъ я, капитанъ Немо, сего 21 марта 1358 года, достигъ до южнаго полюса, находящагося подъ 90°, и я завладѣваю этой частью земнаго шара.

— Во имя кого завладѣваете, капиталъ?

— Во имя моего, господинъ профессоръ.

И высказавъ эту фразу, капитанъ Немо развернулъ черное знамя съ золотой буквой N и, затѣмъ обращаясь къ дневному свѣтилу, онъ крикнулъ:

— Прощай, солнце!

ГЛАВА 18.

Несчастье.

На слѣдующій день, рано утромъ, мы начали собираться въ обратный путь.

Былъ сильный холодъ. Созвѣздія блистали чудо какъ хорошо.

Термометръ показывалъ 12° ниже нуля. Холодный вѣтеръ почти не переставалъ дуть. Показалось много льдинъ.

Слѣдовательно, этотъ бассейнъ, замерзая на шесть мѣсяцевъ, дѣлался непроходимымъ

Что же будетъ съ китами въ продолженіи этого времени?

Надо полагать, что киты пробираются подъ льдами въ другія моря.

Тюлени и моржи остаются въ этомъ бассейнѣ — они привыкли къ суровому климату.

Этотъ родъ ластоногихъ животныхъ продѣлываетъ прорубь въ ледяной корѣ и заботится о томъ, чтобы она не замерзала. Въ эту прорубь они высовываютъ головы и дышатъ.

Когда страшные морозы спугнутъ птицъ и онѣ улетятъ на сѣверъ, тюлени и моржи остаются исключительными господами полярнаго континента.

Нырокъ началъ погружаться.

Резервуары наполнились водой. На глубинѣ тысячи футовъ Нырокъ остановился. Винтъ его разсѣкалъ волны, и онъ направился прямо къ сѣверу со скоростью 15 миль въ часъ. Къ вечеру онъ уже проходилъ подъ громаднымъ черепомъ сплошнаго льда.

Весь этотъ день я записывалъ мои наблюденія касательно южнаго полюса.

А ночью, когда я заснулъ, мнѣ грезились всѣ бывшія приключенія на Ныркѣ: охота въ подводныхъ лѣсахъ, Атлантида, каралловое кладбище и проч.

Въ три часа утра неожиданный толчокъ разбудилъ меня. Я приподнялся на своей кровати — но въ этотъ-же моментъ съ страшной силой меня отбросило на средину комнаты.

Я кое-какъ пробрался въ залу, гдѣ вся мебель была опрокинута.

Внутри Нырка слышался шумъ шаговъ и неясные звуки голосовъ. Но капитана Немо не было видно. Когда я собирался уходить изъ залы, туда вошли мои товарищи.

— Что произошло? спросилъ я ихъ.

— Я думалъ отъ ихъ милости узнать, отвѣчалъ Консейль.

— Чортъ возьми! вскричалъ Недъ-Ландъ. Нырокъ ударился объ мель и полагаю, что ему не легко будетъ освободиться.

Въ это время я посмотрѣлъ на монометръ. Къ моему крайнему удивленію, онъ показывалъ глубину трехсотъ шестидесяти метровъ.

— Это странно! вскричалъ я. Слѣдуйте за мной, обратился я къ своимъ товарищамъ.

И мы отправились отыскивать капитана Немо. Пройдя нѣсколько комнатъ, мы не могли его найти и всѣ трое снова возвратились въ залу.

Черезъ двадцать минутъ вошелъ капитанъ; онъ былъ очень озабоченъ и не обращалъ вниманія на насъ. Онъ смотрѣлъ поперемѣнно то на компасъ, то на карту.

Когда онъ обернулся въ ту сторону, гдѣ мы сидѣли, я спросилъ его:

— Приключеніе, капитанъ?

— Несчастіе, господинъ Аронаксъ.

— Серьезное?

— Можетъ статься.

— Нырокъ сѣлъ на мель?

— Да.

— Не будетъ нескромностью съ моей стороны спросить васъ, капитанѣ, отчего произошла эта катастрофа?

— Повернулась громаднѣйшая ледяная глыба, отвѣчалъ онъ мнѣ. Иногда ледяныя горы подмываются и опрокидываются, какъ произошло и въ настоящемъ случаѣ. Опрокинувшись, одна изъ этихъ массъ столкнулась съ Ныркомъ, который плылъ подъ водой.

— Но развѣ нѣтъ возможности освободить Нырокъ, сдѣлавъ его резервуары свободными?

— Это именно и дѣлается теперь. Монометръ показываетъ, что Нырокъ поднимается, но къ несчастью и ледяная гора поднимается съ нимъ вмѣстѣ

Во время этого разговора въ корпусѣ произошло нѣкоторое колебаніе; Нырокъ выпрямлялся. Черезъ десять минутъ я сказалъ:

— Мы стоимъ прямо! Но удастся ли намъ поплыть?

— Конечно, отвѣчалъ капитанъ Немо, потому что резервуары еще не опорожнены; но, лишь только они будутъ пусты, Нырокъ поднимется на поверхность воды.

Капитанъ вышелъ; вскорѣ послѣ этого открылись ставни.

Мы были совершенно въ водѣ, но по обѣимъ сторонамъ Нырка поднимались ослѣпительныя ледяныя стѣны. Вверху и внизу таже преграда. Итакъ несчастный Нырокъ былъ заключенъ въ настоящемъ ледяномъ тоннелѣ^[16].

Ледяныя стѣны отражали свѣтъ маяка съ поразительной силой. Трудно описать этотъ причудливый эффектъ.

— Какое великолѣпіе! Какое великолѣпіе! вскричалъ Консейль.

— Да! отвѣчалъ я — это эффектнѣйшее зрѣлище, не правда ли, Недъ?

— Чортъ побери! да, возразилъ Канадецъ. Это прекрасно. Я взбѣшенъ, что принужденъ съ этимъ согласиться

Въ это время Нырокъ поплылъ на всѣхъ парахъ. Спокойный блескъ ледяныхъ стѣнъ перешелъ въ сверкающую молнію, которая поражала глаза; къ счастью, ставни въ окнахъ скоро закрылись.

Въ пять часовъ утра на Ныркѣ произошло сильное содроганіе. Я догадался, что его бивень ударился объ ледяную массу.

Послѣ этого сотрясенія Нырокъ началъ быстро отступать; я посмотрѣлъ на монометръ и онъ показывалъ, что подводное судно направляется къ югу

Въ восемь сотрясеніе повторилось снова. Я поблѣднѣлъ.

Мои товарищи приблизились ко мнѣ.

Въ эту самую минуту капитанъ Немо вошелъ въ залу. Я подошелъ къ нему.

— Дорога на югъ заперта? спросилъ я его.

— Да, господинъ Аронаксъ. Ледяная масса перевернулась и загородила выходъ.

— Мы заключены?

— Да.

ГЛАВА 19.

Чуть было не задохнулись.

О ужасъ! о гибель! Кругомъ Нырка, сверху и снизу, непроходимая ледяная стѣна. Я смотрѣлъ на капитана, лицо котораго приняло обыденное спокойное выраженіе. Онъ что-то обдумывалъ. Наконецъ заговорилъ:

— Милостивые государи, началъ онъ ровнымъ голосомъ, — при тѣхъ несчастныхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ мы находимся, мы можемъ умереть двоякимъ способомъ: во первыхъ раздавленными, во вторыхъ — мы можемъ легко задохнуться. Намъ слѣдуетъ принять мѣры, чтобы отвратить грозящія намъ опасности.

— Относительно удушенія, капитанъ, перебилъ я его, намъ нечего страшиться, ибо резервуары Нырка полны.

— Вы вѣрно замѣтили, возразилъ капитанъ Немо, но воздуха въ нихъ достаточно только на два дня.

Затѣмъ капитанъ Немо вышелъ. По свисту я узналъ, что вода входитъ въ резервуары, Нырокъ началъ опускаться и остановился на глубинѣ трехъ сотъ метровъ, — глубинѣ, на которой держался нижній ледяной слой.

— Пріятели, сказалъ я, мы находимся въ затруднительномъ положеніи, но я полагаюсь на ваше мужество и энергію.

— Господинъ профессоръ, возразилъ мнѣ Недъ-Ландъ для общей пользы я готовъ пожертвовать собой. Дабавлю еще, что я владѣю киркой не хуже остроги.

— Хорошо, Недъ, капитанъ Немо будетъ признателенъ вамъ за предложеніе. Пойдемте къ нему.

Я отправился съ китоловомъ въ гардеробную, гдѣ матросы одѣвались въ непромокаемые морскіе костюмы и сообщилъ капитану о предложеніи Канадца, которое съ удовольствіемъ было принято.

Нѣсколько минутъ спустя въ открытыя окна Нырка я увидѣлъ двадцать матросовъ, между которыми находились капитанъ Немо и Канадецъ, отличавшійся, высокимъ ростомъ.

Послѣ непродолжительнаго сверленія окружающихъ ледяныхъ слоевъ, нижній слой оказался тоньше прочихъ и потому работа скоро началась и производилась съ неутомимою дѣятельностью.

По прошествіи двухъ часовъ, Канадецъ пришелъ измученный. Онъ и его товарищи были замѣнены новыми работниками, къ которымъ присоединились Консейль и я. Помощникъ капитана камандовалъ нами.

Пять дней продолжалась утомительная работа киркой — въ это время мы поглотили весь кислородъ, а оставшуюся частичку годнаго для дыханія воздуха нужно было беречь для аппаратовъ въ которыхъ мы работали.

Съ 27 марта отъ недостатка свѣжаго воздуха начинаетъ давить меня нестерпимая тяжесть. Челюсти заболѣли отъ зѣвоты. Я лежалъ почти безъ сознанія. Добрый Консейль, страдая не менѣе меня — однако не покидалъ меня. Онъ взялъ меня за руку, успокоивалъ меня, и я еще слышалъ что онъ шепталъ:

— Ахъ! если бы я только могъ не дышать, чтобы оставить больше воздуха для ихъ милости!

Въ шестой день нашего заточенія, капитанъ Немо, находя что работа киркой подвигается, несмотря на усердіе работающихъ, очень медленно рѣшился раздавить ледяной слой, отдѣлявшій насъ отъ воды.

По его распоряженію Нырокъ направили къ пробитой нами огромной ямѣ. Тогда наполнили резервуары водой, отчего вѣсъ Нырка увеличился на сто тысячъ килограммовъ.

Я вскорѣ услышалъ, не смотря на страшный гулъ въ моей головѣ, сотрясеніе подъ Ныркомъ. Ледъ затрещалъ и подводное судно стало погружаться.

— Мы проходимъ! прошепталъ мнѣ на ухо Консейль.

Я не могъ ему отвѣтить. Лежа на диванѣ въ библіотекѣ, я задыхался отъ испорченнаго воздуха. Лицо мое приняло фіолетовый оттѣнокъ, губы посинѣли. Я потерялъ способность видѣть и слышать.

Я не зналъ сколько провелъ часовъ въ такомъ ужасномъ положеніи, но я сознавалъ начинавшуюся со мной агонію. Я чувствовалъ что, близокъ къ смерти.

Вдругъ пришелъ въ сознаніе. Въ мои легкія проникла частичка воздуха. Это мои искренніе друзья Канадецъ и Консейль жертвовали собой, чтобы спасти меня. Небольшое количество воздуха оставалось еще на днѣ одного аппарата и они сохранили его для меня.

Я посмотрѣлъ на часы. Стрѣлки показывали одиннадцать часовъ утра.

Наступило уже 28 марта. Нырокъ плылъ съ быстротой сорока миль въ часъ,

Въ это время подводное судно приняло наклонное положеніе, опустилось и снова поднялось на верхъ съ быстротой молніи — оно ударилось объ ледъ пробило его и вынырнуло на ледяную поверхность.

Двери открылись и свѣжій воздухъ проникъ во всѣ углы Нырка.

ГЛАВА 20

Электрическій Скатъ.

Я очнулся на платформѣ, но какъ я очутился на ней, не знаю. Я съ жадностью глоталъ морской воздухъ.

— Какъ живителенъ кислородъ, произнесъ Консейль. Ихъ милости нечего стѣсняться, его хватитъ здѣсь на всѣхъ.

Недъ-Ландъ вдыхалъ воздухъ, какъ раскаленная печка.

Мы изъ совершенно задыхавшихся скоро возвратились къ жизни. Оглядѣвшись кругомъ, я увидалъ, что мы были одни на платформѣ.

Первое, что я произнесъ, была искренняя благодарность моимъ товарищамъ. Въ агоніи они всѣми средствами поддерживали мою жизнь.

Я и мои товарищи не знали гдѣ находимся, но наше невѣденіе было непродолжительно. Нырокъ плылъ быстро, и миновавъ полярный кругъ направился къ мысу Горну.

Итакъ 31-го марта мы находились противъ южной оконечности Америки.

Это число у насъ осталось на долго въ памяти — ибо намъ стало ясно, что Нырокъ возвращается къ сѣверу черезъ Атлантическій океанъ.

1-го апрѣля когда Нырокъ всплылъ на поверхность, мы увидали Огненную Землю, но къ сожалѣнью подводное судно не оставалось долго на поверхности и я не могъ разсмотрѣть знаменитую гору Сарміенто.

Достигнувъ фолькландскихъ острововъ мы вытащили сѣтями нѣсколько рѣдкихъ экземпляровъ водорослей и фукуса, въ корняхъ послѣдняго мы нашли множество вкусныхъ ракушекъ.

До 3-го числа Нырокъ не удалялся отъ Огненной Земли, то плавая въ волнахъ океана; то на его поверхности.

4-го апрѣля Нырокъ миновалъ широкій лиманъ^[17] образуемый устьемъ Ла-Платы. Онъ быстро подвигался къ сѣверу и огибалъ береговыя извилины южной Америки. Въ этотъ же день мы пересѣкли тропикъ Козерога, на тридцать седьмомъ меридіанѣ, и проплыли широту мыса Фріо.

До 11-го числа мы шли съ удивительной быстротой, въ этотъ день мы находились при впаденіи Амазонки, образующей большой лиманъ; эта рѣка вливаетъ такое громадное количество воды въ океанъ, что морская вода становится прѣсною на протяженіи нѣсколькихъ миль.

12-го апрѣля Нырокъ находился на поверхности и занимался рыбной ловлей. Охота была весьма удачная. Между прекрасными экземплярами рыбъ намъ попался одинъ экземпляръ ската. Онъ былъ снизу бѣлый, сверху красноватый, съ большими круглыми темноголубыми пятнами, окруженными черною каймой, съ очень гладкою кожей и оканчивался двулопастными пловниками. Когда его схватилъ Консейль — то мой слуга былъ опракинутъ и онъ закричалъ во все горло.

— Помогите! помогите!

Я съ Канадцемъ начали растирать его и, слава Богу, скоро привели въ чувство. Несчастный Консейль напалъ на самый опасный видъ электрическаго ската, который на разстояніи нѣсколькихъ миль поражаетъ рыбъ.

Этой ловлей закончилась наша стоянка близъ лимана, образуемаго Амазонкой.

Когда настала ночь Нырокъ снова возвратился въ открытое море.

ГЛАВА 21.

Осьминоги.

Ужъ нѣсколько дней сряду Нырокъ удалялся отъ американскаго берега. Я убѣжденъ, что эта часть океана не нравилась капитану Немо, потому что она оживлена движеніемъ кораблей и пароходовъ.

Все это время Канадецъ страшно бѣсился, что не представлялось случая овладѣть шлюпкой и задать тягу съ Нырка.

20-го апрѣля мы были неподалеку отъ архипелага Дунайскихъ острововъ. Тамъ поднимались высокія подводныя скалы, засѣянныя громаднѣйшими растеніями.

Около одиннадцати часовъ Недъ-Ландъ обратилъ мое вниманіе на значительное движеніе, происходившее между колоссальными водорослями.

— Ба! воскликнулъ я, — да это настоящія пещеры громадныхъ осьминоговъ; но почтеннѣйшей Недъ кажется ошибается — я больше не вижу движенія.

— Печально, возразилъ Консейль. Мнѣ желательно-бы было встрѣтить лицомъ къ лицу одного изъ тѣхъ осьминоговъ, про которыхъ разсказываютъ, что они въ состояніи утянуть на дно моря цѣлые корабли. Они извѣстны болѣе подъ именемъ кракеновъ.

— Никогда я не повѣрю, сказалъ Недъ-Ландъ, чтобы могли существовать подобныя животныя.

— А что ихъ милость вѣритъ въ этихъ колоссальныхъ чудовищъ? обратился ко мнѣ Консейль?

— Да, кто же, чортъ побери, когда-нибудь вѣрилъ этимъ баснямъ, закричалъ Недъ-Ландъ.

— Очень многіе, возразилъ я.

— Только никакъ не рыболовы. Ученые можетъ статься.

— Повѣрьте, Ландъ, и рыболовы и ученые. Скажу болѣе что не только утверждали что осьминоги могутъ увлекать на дно моря корабли, но нѣкто Магнусъ повѣствуетъ объ одномъ осьминогѣ, длиной въ милю. Разсказываютъ также будто однажды епископъ Нидроса соорудилъ алтарь на колоссальной скалѣ. Когда обѣдня кончилась, скала скрылась въ морѣ, — скала была ничто иное какъ осьминогъ.

— Только? спросилъ Канадецъ.

— Нѣтъ, продолжалъ я. — Другой епископъ, точно также повѣствуетъ объ одномъ осьминогѣ, на которомъ могъ дѣлать разводы цѣлый кавалерійскій полкъ. Наконецъ естествоиспытатели древности упоминаютъ о чудовищахъ, пасть которыхъ походила на заливъ и которыя были слишкомъ громадны, чтобы пробраться въ Гибралтарскій проливъ.

— Благодарю, не ожидалъ! воскликнулъ Каналецъ.

— Но какая же доля истины во всѣхъ этихъ басняхъ, спросилъ Консейль.

— Ничего, покрайней мѣрѣ изъ того, что переходитъ въ басню — за предѣлы вѣроятнаго. Тѣмъ не менѣе трудно сомнѣваться въ томъ, что не существуютъ осьминоги послѣ происшествія, которое случилось въ 1861 году.

— Что за происшествіе? спросилъ Канадецъ.

— Слѣдующее: въ 1861 году почти на той же широтѣ, гдѣ теперь плыветъ Нырокъ, экипажъ судна Алеатонъ увидѣлъ плывшее недалеко отъ него чудовище. Командиръ судна нѣкто Буге приблизился къ животному и напалъ на него, стрѣляя по немъ и поражая его острогой, но атака не имѣла успѣха, потому что пули и остроги проникали въ эту мягкую массу какъ въ студень. Наконецъ, послѣ долгихъ безполезныхъ усилій экипажу удалось накинуть орканъ на животнаго; канатъ съѣхалъ на хвостъ и оторвалъ его.

— Вотъ это фактъ, замѣтилъ Канадецъ.

— Да, мой почтеннѣйшій Недъ, фактъ, — не подлежащій сомнѣнію.

— А не имѣло ли чудовище приблизительно шести метровъ спросилъ Консейль, который, находясь у окна, разсматривалъ окружающее насъ пространство.

— Именно, отвѣчалъ я.

— Голова его, продолжалъ Консейль, была снабжена восемью щупалами.

— Именно.

— А пасть его напоминала клювъ хищныхъ, но клювъ ужасный.

— Дѣйствительно, Консейль.

— Ну, такъ, съ позволенія ихъ милости, это чудовище смотритъ къ намъ въ окно.

Я глядѣлъ на Консейля. Канадецъ бросился къ окну.

— Страшное животное, заревѣлъ китоловъ.

Я взглянулъ и меня передернуло отъ отвращенія. Мнѣ представилось страшное чудовище. Это былъ кальмаръ гигантскихъ размѣровъ. Онъ смотрѣлъ на Нырокъ своими огромными неподвижными сѣрозелеными глазами. Наглядно были видны всѣ двѣсти шестьдесятъ присосковъ, расположенныхъ на внутренней сторонѣ щупаловъ. По временамъ эти присоски приставали къ стекламъ окна, вытягивая воздухъ. Пасть этого чудовища, — роговой клювъ, устроенный какъ, клювъ хищныхъ птицъ — открывался и закрывался вертикально. Его роговый языкъ, вооруженный нѣсколькими рядами острыхъ зубовъ, высовывался изъ этой отвратительной пасти. Странное дѣло моллюсокъ съ птичьимъ клювомъ! Цвѣтъ его измѣнялся и переходилъ необыкновенно быстро черезъ всѣ оттѣнки, начиная отъ сиреневаго до коричнаго.

Я превозмогъ отвращеніе, которое онъ внушалъ мнѣ, и, взявши корандашъ, принялся срисовывать это чудовище. Въ это время показались другіе кальмары; я насчиталъ ихъ до семи экземпляровъ. Они сопровождали Нырокъ, и до моего уха долеталъ звукъ, происходившій отъ скрипѣнія клювомъ по желѣзной обшивкѣ нашего судна.

Вдругъ Нырокъ остановился. Черезъ минуту капитанъ Немо, въ сопровожденіи помощника, вошелъ въ залу. Онъ приблизился къ окнамъ, взглянулъ на спрутовъ и сообщилъ, на своемъ тарабарскомъ нарѣчіи нѣсколько словъ своему помощнику. Послѣдній удалился. Черезъ двѣ минуты ставни закрылись.

Я приблизился къ капитану и сказалъ:

— Интересная коллекція спрутовъ!

— Да, господинъ профессоръ, отвѣчалъ онъ — и я вступлю съ ними въ рукапашный бой.

— Въ рукапашный бой, спросилъ я не вѣря своимъ ушамъ.

— Иначе нельзя. Винтъ остановленъ. Вѣроятно роговая челюсть одного изъ этихъ кальмаровъ попала между его лопастями. Это затрудняетъ ходъ Нырка.

— Что вы предпримете?

— Поднимусь на поверхность и перекрошу этихъ гадинъ.

— Это нелегко.

— Вы, вѣрно, замѣтили. Электрическія пули безсильны противъ этихъ студенистыхъ массъ. Но мы нападемъ на нихъ съ топорами.

— И съ острогами, господинъ капитанъ, добавилъ Канадецъ, если вы примете мои услуги.

— Я принимаю, мистеръ Недъ-Ландъ.

— Мы пойдемъ за вами, сказалъ я.

И слѣдуя за командиромъ Нырка, мы отправились къ средней лѣстницѣ.

Тамъ мы нашли десять матросовъ, вооруженныхъ топорами и готовыхъ къ немедленной атакѣ. Недъ-Ландъ схватилъ острогу, а я съ Консейлемъ запаслись по топору. Нырокъ былъ уже на поверхности океана. Матросъ, стоявшій на послѣдней ступенькѣ, отвинчивалъ входную дверь. Только что онъ успѣлъ освободить гайки, дверь стремительно отскочила, вѣроятно схваченная страшнымъ присоскомъ чудовища.

Тотчасъ въ отверстіе, словно змѣя, скользнулъ длинный щупалъ, а за нимъ шевелились двадцать другихъ. Капитанъ Немо взмахнулъ топоромъ и огромный отростокъ извиваясь упалъ на ступени лѣстницы.

Въ это же время въ воздухѣ протянулись двѣ другія страшныя ноги и, опустясь надъ матросомъ, который стоялъ рядомъ съ капитаномъ Немо, вцѣпились въ него съ могучей силой и подняли несчастнаго на воздухъ.

Капитанъ вскрикнулъ и бросился спасать. Мы послѣдовали за нимъ.

Какая ужасная картина! несчастный, схваченный щупалами, качался въ воздухѣ и кричалъ благимъ матомъ:

— Помогите, спасите!

Эти слова, произнесенныя по французски, произвели на меня потрясающее впечатлѣніе.

И такъ, на Ныркѣ находился мой соотечественникъ. Я никогда не забуду этого отчаяннаго крика.

Зрѣлище было страшное. Весь экипажъ рубилъ съ плеча направо и налѣво.

Было мгновеніе, когда я мечталъ, что есть возможность спасти несчастнаго. Изъ восьми щупалъ, семь было уже отрублено. Капитанъ Немо и его помощникъ бросились съ намѣреніемъ отрубить и послѣдній, какъ неожиданно животное выпустило изъ себя цѣлый потокъ черной желудочной жидкости и ослѣпило насъ.

Когда мы протерли глаза, окаянное чудовище уже скрылось съ своей жертвой.

Страшное бѣшенство овладѣло нами. Мы не помнили себя отъ горя и злости.

Мы дрались отчаянно, острога Канадца, при каждомъ взмахѣ, погружалась въ зеленоватые глаза. Вдругъ храбрый мой товарищъ неожиданно упалъ, схваченный могучей лапой.

Сердце мое отъ ужаса облилось кровью.

Колоссальная пасть спрута раскрылась надъ Канадцемъ.

Я стремительно бросился на помощь къ товарищу, но ловкій капитанъ Немо меня предупредилъ. Топоръ разсѣкъ громадныя челюсти и спасенный Недъ-Ландъ поднялся невредимымъ и по рукоятку погрузилъ острогу въ чудовище.

— Я былъ у васъ въ долгу, обратился къ нему капитанъ.

Канадецъ молча ему отвѣсилъ поклонъ.

Битва продолжалась еще нѣкоторое время. Убитыя и раненыя чудовища наконецъ таки скрылись въ волнахъ.

Капитанъ Немо, орошенный кровью и черною жидкостью, неподвижно стоялъ на платформѣ и глядѣлъ на воду поглотившую одного изъ его товарищей: крупныя слезы капали изъ его глазъ.

ГЛАВА 22.

Величайшая рѣка среди океана.

Врядъ-ли кто изъ насъ когда либо забудетъ страшную катастрофу 20-го апрѣля. Чтобы воспроизвести подобныя картины, надо обладать дарованіемъ знаменитѣйшаго изъ нашихъ поэтовъ, автора Работниковъ моря.

Грусть капитана была безпредѣльна. Со дня нашего поселенія на подводное судно, онъ терялъ уже втораго товарища. И какая ужасная смерть! Крикъ, вырвавшійся изъ груди несчастнаго, до сихъ поръ надрываетъ мое сердце.

Капитанъ Немо не обращалъ вниманія на свой Нырокъ; онъ пересталъ имъ управлять и тотъ носился по волнамъ, какъ трупъ.

Подводное судно не оставляло мѣсто катастрофы вплоть до 1-го мая, и только въ это число, оно какъ и въ былыя времена, смѣло направилось къ сѣверу.

Теперь Нырокъ плылъ по теченію одной изъ самыхъ большихъ рѣкъ, которая имѣетъ свои берега, рыбъ и особенную температуру. Я разумѣю Гольфъ-Стримъ. Поэтому Гольфъ-Стриму плылъ нашъ Нырокъ.

Въ 12 часовъ дня я съ Консейлемъ находился на платформѣ. Я сообщалъ ему нѣкоторыя подробности объ этой величайшей рѣкѣ, текущей среди океана. Когда я окончилъ свое объясненіе, я предложилъ опустить руку въ потокъ.

Консейль былъ очень удивленъ, не ощущая ни тепла, ни холода.

— Это происходитъ отъ того, сообщилъ я ему, что температура водъ Гольфъ-Стрима, по выходѣ изъ Мексиканскаго залива не отличается отъ температуры крови. Гольфъ-Стримъ — колоссальный источникъ теплоты, отъ дѣйствія котораго берега Европы покрыты вѣчною зеленью и цвѣтами… Его теченіе такъ отличается отъ окружающаго его моря, что его сжатыя воды выступаютъ надъ уровнемъ моря и поднимаются надъ его холодными водами.

Это быстрое теченіе увлекало за собой цѣлый міръ живыхъ существъ. Аргонавты, обитающіе въ Средиземномъ морѣ, плавали въ огромнѣйшемъ количествѣ.

Между хрящеватыми рыбами, самыя любопытные виды были скаты, очень тонкіе хвосты которыхъ составляли почти треть всего тѣла, и напоминали огромные косоугольники; потомъ маленькія акулы, длиной въ одинъ метръ, съ большой головой, съ короткою и круглой мордой, съ острыми зубами, расположенными въ нѣсколько рядовъ.

Для точнѣйшаго описанія считаю необходимымъ прибавить, что въ темнотѣ фосфорическія воды Гольфъ-Стрима соперничали своимъ блескомъ съ электрическимъ свѣтомъ нашего маяка, особенно во время грозы, которая случалась въ этой мѣстности довольно часто.

Съ 8-го мая мы начали приближаться къ тѣмъ мѣстамъ, гдѣ почти постоянно свирѣпствуютъ бури и смерчи, порождаемые теченіемъ Гольфъ-Стрима^[18].

Къ досадѣ Канадца Нырокъ находился неподалеку отъ береговъ Америки — но пуститься въ море постоянно волнуемое бурями — въ лодкѣ — значило идти на вѣрную смерть, въ чемъ даже и Канадецъ соглашался, не смотря на то, что ужасно страдалъ тоской по родинѣ..

18 мая разразилась страшная буря, но крѣпко построенный Нырокъ выдержалъ напоръ свирѣпыхъ волнъ. Въ продолженіи этой бури капитанъ Немо привязалъ себя на платформѣ — онъ казалось хотѣлъ быть убитымъ свирѣпствовавшей молніей.

ГЛАВА 24.

Нырокъ встрѣчаетъ Плавучій городъ.

Эта страшная буря отбросила Нырокъ на востокъ Въ продолженіи нѣсколькихъ дней подводное судно блуждало то на поверхности волнъ, то подъ ними, окруженное морскими туманами, столь гибельными для мореходовъ.

Дно этихъ морей имѣло видъ поля сраженія, гдѣ лежали покоренные океаномъ: старые корабли были покрыты иломъ; другіе, еще новые, отражали на своихъ металлическихъ частяхъ блескъ нашего маяка…

Нырокъ маневрировалъ среди этихъ мрачныхъ катастрофъ, какъ будто дѣлалъ смотръ мертвецамъ.

17 мая, въ пяти стахъ миляхъ отъ Гаретъ-Континента, на глубинѣ двухъ тысячъ восьмисотъ метровъ, увидѣлъ я лежащій на днѣ телеграфный канатъ.

Коноейль, не предупрежденный мною, принялъ его сначала за колоссальную змѣю и уже готовился подобрать ее къ тому или другому виду. Но я его разувѣрилъ и въ утѣшеніе сообщилъ ему все, что мнѣ было извѣстно о подробностяхъ укладыванья этого каната.

Первый былъ положенъ въ 1857—1858 годахъ, но передавъ четыреста телеграммъ, — пересталъ дѣйствовать. Въ 1863 году спеціалисты устроили новый канатъ, вѣсившій четыре тысячи пятьсотъ тоннъ. Его нагрузили на Гретъ-Истернь {Въ 1870 году Жюль Вернъ описалъ путешествіе на Гретъ-Истернѣ, которое назвалъ, Плавучій городъ. Въ сочиненіи: «Сто тысячъ верстъ подъ водой и льдомъ» между прочимъ, упоминается и о Гретъ-Истернѣ, а потому не будетъ, лишнимъ узнать любознательному читателю краткій сюжетъ новой повѣсти «Плавучій городъ».

I.

18-го марта 1867 года я прибылъ въ Ливерпуль. Гретъ-Истернъ долженъ былъ отправиться нѣсколькими днями позже въ Нью-Іоркъ, и я вздумалъ сдѣлать переѣздъ на его бортѣ. Въ самомъ дѣлѣ это корабль — чудо искусства въ морскихъ сооруженіяхъ, это не корабль — это плавучій городъ. Я представлялъ себѣ эту громадную массу, носимую по волнамъ, ея борьбу противъ вѣтровъ, которую она презираетъ, ея равнодушіе къ колоссальнымъ волнамъ.

Отплытіе Гретъ-Истернъ было назначено на 20-е марта. Желая прослѣдить послѣднія приготовленія, я выпросилъ у капитана Андерсена, начальника этого грандіознаго корабля, позволеніе тотчасъ же помѣститься на палубѣ. Онъ мнѣ обязательно позволилъ.

Въ Бухтѣ Нью-Принца топился тендеръ назначенный для службы Гретъ-Истерну. Я помѣстился на палубѣ уже загроможденной рабочими и поденьщиками. Какъ только пробило семь часовъ — тендеръ ослабилъ свои канаты и быстро отправился къ рѣкѣ Мерсей. Какъ только онъ причалилъ къ берегу, я замѣтилъ въ бухтѣ молодаго человѣка, большаго роста; у него была аристократическая физіономія, отличающая англійскаго офицера.

Въ первую минуту мнѣ показалось, что я узнаю въ немъ одного изъ своихъ друзей — капитана Индѣйской арміи, котораго я не видалъ уже нѣсколько лѣтъ. Но я обманулся, потому что капитанъ Эльвинъ не могъ покинуть Бомбей. Къ тому же я узналъ бы его.

Гретъ-Истернъ, стоялъ на якорѣ около трехъ миль отъ устья на высотѣ первыхъ домовъ Ливерпуля. Съ набережной Нью-Прница нельзя было его видѣть. Только при первой извилинѣ рѣки, я увидѣлъ его внушительную массу. Сквозь туманы онъ казался островкомъ, неясно очерченнымъ. Сперва онъ былъ видѣнъ только спереди, но скоро повернулся и сталъ видѣнъ во всю свою длину. Тогда онъ мнѣ представился такимъ колоссомъ, какимъ былъ на самомъ дѣлѣ. Тендеръ высадилъ своихъ пассажировъ, я пошелъ по желѣзнымъ делобчатымъ ступенькамъ и чрезъ нѣсколько минутъ я былъ ужъ на Гретъ-Истернѣ. Палуба представляла огромное складочное мѣсто, гдѣ трудилась цѣлая армія работниковъ. Мнѣ не вѣрилось, что я нахожусь на палубѣ корабля. Цѣлыя тысячи работниковъ; матросовъ, механиковъ, офицеровъ, поденьщиковъ, любопытныхъ, безъ церемоніи толкали другъ друга. Среди неизъяснимаго безпорядка: строили, изготовляли, тесали, оснащивали и очищали….

II.

Багажъ мой былъ перенесенъ, я спросилъ капитана. Андерсена. Начальникъ еще не прибылъ, но одинъ изъ лейтенантовъ озаботился о моемъ помѣщеніи и велѣлъ перенести мои кипы въ одну изъ заднихъ каютъ.

Надо замѣтить, что вслѣдствіи многочисленныхъ поправокъ предпринятыхъ французскимъ обществомъ нанимателей Гретъ-Истерна, намѣревавшихся употребить этотъ громадный корабль для перевозки посѣтителей всемірной выставки 1867 года — отъѣздъ былъ отложенъ, но онъ неотмѣнно былъ назначенъ на 26-е марта. 23-го палуба корабля была еще загромождена.

Наконецъ впродолженіи этого послѣдняго дня лѣса были разобраны, исправленіе машинъ было окончено; послѣдніе гвозди были вбиты и послѣднія гайки были завинчены, а главный механикъ дѣлалъ опыты надъ котлами.

Въ этотъ вечеръ почти все было окончено. Каюты окрашены заново, бульвары, выметенные не представляли и слѣда грязи; черезъ нихъ прошла толпа метельщиковъ. Нагруженіе было совершенно окончено. Жизненные припасы, товары, уголь наполняли чуланы, трюмъ и камеры. Однако Гретъ-Истернъ не былъ еще въ свободныхъ водахъ — ему недоставало необходимыхъ для него 9 метровъ, но и въ этихъ условіяхъ съ грѣхомъ подоламъ можно было отправиться.

И такъ я уснулъ съ надеждою, что на другой день я буду въ открытомъ морѣ. Я не обманулся: 26-го марта, на разсвѣтѣ, я увидѣлъ, что на мизань мачтѣ развѣвается американскій флагъ, на большой — французскій, а на бизань мачтѣ — англійскій.

Гретъ-Истернъ въ самомъ дѣлѣ готовился къ отплытію. Изъ пяти его трубъ вылетали уже черные клубы дыма. Матросы прочищали пушки, долженствовавшія салютовать Ливерпулю при нашемъ проѣздѣ.

Погода стояла довольно хорошая. Сквозь быстро бѣгущіе облака прорывались волны солнечнаго свѣта. Въ открытомъ морѣ вѣтеръ былъ довольно сильный, но до этого Гретъ-Истерну было мало дѣла. Всѣ офицеры были на палубѣ и разставлены по различнымъ пунктамъ корабля, для того чтобы подготовить поднятіе якорей.. Главный штабъ состоялъ изъ капитана, его помощника, пяти лейтенантовъ, изъ которыхъ одинъ французъ г. Г… и одного волонтера, тоже француза.

Капитанъ Андерсенъ пользуется большою извѣстностью въ англійскомъ торговомъ мірѣ. Ему обязаны укладкой трансатлантическаго каната. Я нашелъ въ немъ очень обязательнаго начальника. Это былъ человѣкъ пятидесяти лѣтъ бѣлокуро-рыжеватый, именно того оттѣнка, который не измѣняется несмотря ни на время, ни на возрастъ, онъ былъ высокаго роста, съ широкимъ, улыбающимся лицомъ, спокойной физіономіей, чистоанглійскимъ видомъ, поступь его всегда покойна и однообразна, голосъ тихій, глаза немножко примаргиваютъ; руки его всегда въ безъукоризненныхъ перчаткахъ; одѣтъ элегантно изъ кармана его синяго сюртука съ тройнымъ золотымъ галуномъ, постоянно можно замѣтить кончикъ бѣлаго носоваго платка.

Помощникъ его былъ совершенный контрастъ. Онъ не труденъ для описанія: маленькій живой человѣчекъ, съ загорѣлымъ лицомъ, вдавшимися немного глазами, съ черной бородой до глазъ, ногами вытянутыми, но тѣмъ не менѣе устойчивыми при боковой качкѣ корабля. Дѣятельный, проворный морякъ, знающій отлично всѣ мелочи своего дѣла, онъ отдавалъ приказанія обрывистымъ голосомъ. Фамилія этого помощника была В. По всей вѣроятности это былъ флотскій Офицеръ по особенному распоряженію спеціально прикомандированный къ Гретъ-Истерну.

Независимо отъ этого штаба машины были подъ вѣденіемъ главнаго инженера, у котораго были помощниками 8—10 офицеровъ механиковъ. Подъ ихъ начальствомъ работалъ батальонъ въ 210 человѣкъ, кочегаровъ, смазывающихъ колеса и проч.; они постоянно находились въ глубинѣ строенія. Впрочемъ, эти люди были заняты день и ночь около 10 нагрѣвальниковъ, имѣвшихъ каждый по 10 печей; такимъ образомъ они постоянно должны были поддерживать 100 огней. Что касается собственно до экипажа фрегата, мастеровъ, юнгъ, штурмановъ, — то ихъ было около сотни. Сверхъ этого 200 лакеевъ были къ услугамъ пассажировъ. И такъ всѣ были на своихъ мѣстахъ. Кормчій долженствовавшій вывести Гретъ-Истернъ изъ проходовъ Мерсея былъ на палубѣ еще со вчерашняго дня.

— Я начинаю вѣрить, что пожалуй мы и въ самомъ дѣлѣ отправимся сегодня, сказалъ я лейтенанту Г…

— Мы ждемъ только нашихъ путешественниковъ, отвѣчалъ мой землякъ

— А много ихъ?

— 1,200 или 1,800.

— Вотъ и населеніе для этого Плавучаго города.

Въ половинѣ двѣнадцатаго показался тендеръ, переполненный пассажирами, столпившимися въ каютахъ, сидѣвшихъ на кипахъ товаровъ, загромоздившихъ палубу. Это были, какъ я узналъ потомъ — Калифорнцы, Канадцы, Перувіанцы, Южно-Американцы, Нѣмцы, Англичане и 2 или 3 Француза.

Тендеръ остановился съ правой стороны корабля. Началось безконечное выгруженіе багажа и пассажировъ, но безъ торопливости, безъ крика — а такъ, какъ поступаютъ люди спокойно входящіе къ себѣ домой.

Я остался на палубѣ для того, чтобы прослѣдить всѣ подробности нагрузки. Въ половинѣ перваго багажъ былъ перенесенъ. Скоро груды всего этого исчезли въ помѣщеніяхъ подъ палубой, и послѣдніе работники и носильщики сошли на тендеръ, который тотчасъ же отчалилъ.

Я возвращался на корабельный носъ, и вдругъ столкнулся съ тѣмъ молодымъ человѣкомъ, котораго я видѣлъ на набережной Нью-Принца.

Замѣтивши меня онъ остановился и протянулъ мнѣ руку, которую я отъ души пожалъ.

— Неужели это вы, Фабіанъ, вскрикнулъ я, вы здѣсь?

— Какъ видите, любезный другъ.

— Значитъ я не ошибался — это васъ я видѣлъ назадъ тому нѣсколько дней на пристани?

— Легко можетъ статься, но васъ я не замѣтилъ.

— Куда же вы, въ Америку?

— Конечно! Мнѣ кажется самое лучшее провести нѣсколько мѣсяцевъ отпуска, разъѣзжая по свѣту.

— Я радъ, что вы случайно выбрали для этого путешествія Гретъ-Истерна.

— Да это вовсе не случай, товарищъ. Я прочелъ въ газетахъ, что и вы поѣдете на Гретъ-Истернѣ и такъ какъ мы съ вами не видались уже нѣсколько лѣтъ, то я нарочно сѣлъ на этотъ коллосальный корабль чтобы сдѣлать переѣздъ вмѣстѣ съ вами.

— Вы пріѣхали изъ Индіи?

— Третьяго дня Гадавери высадилъ меня въ Ливерпулѣ.

— Вы путешествуете, Фабіанъ? спросилъ я его, смотря на блѣдное и печальное лицо своего собѣседника.

— Чтобы разсѣяться, если это возможно, отвѣчалъ, въ волненіи сжимая мою руку, капитанъ Фабіанъ Макъ-Эльвинъ.

III.

Фабіанъ оставилъ меня, чтобы присмотрѣть за устройствомъ своей каюты № 73. Въ это мгновеніе громадные клубы дыма закружились у жерловъ колоссальныхъ трубъ Гретъ-Истерна. Слышно было какъ дрожали нагрѣвальники до самой глубины корабля. Оглушающій паръ повалилъ изъ выводныхъ трубъ и мелкимъ дождемъ падалъ на палубу. Но передъ отплытіемъ нужно было поднять якорь; операція эта, къ сожалѣнью, не обошлась безъ несчастій четверо пали жертвой неосторожности машиниста. Во время этой катастрофы я познакомился съ докторомъ Донъ-Питферфъ. Въ половинѣ втораго приказаніе объ отплытіи было отдано и огромный корабль началъ перемѣщаться. Большая часть пассажировъ, забравшись на ютъ передней части, смотрѣла на усѣянный заводскими трубами пейзажъ, который представляли слѣва Биркешидъ, справа Ливерпуль. Мерсея, загроможденная параходами представляла нашему кораблю только извилистые проѣзды. Но подъ рукой своего лоцмана, послушный малѣйшей прихоти его руля, онъ скользилъ по узкимъ проходамъ и дѣлалъ эволюціи какъ будто бы онъ былъ просто какимъ нибудь китоловнымъ судномъ, подъ управленіемъ весла мужественнаго кормчаго. Скоро Гретъ-Истеръ находился напротивъ пристаней Ливерпульскихъ. Четырехъ пушечныхъ выстрѣловъ, которыми онъ долженъ былъ привѣтствовать городъ не было, изъ уваженія къ убитымъ, но чудовищное ура замѣнило собой это послѣднее выраженіе международной вѣжливости. Въ честь Гретъ-Истерна постоянно подымались и опускались флаги. Къ четыремъ часамъ колоссъ вошелъ въ каналъ Св. Георга. Юговосточный вѣтеръ дулъ довольно сильно. На морѣ поднимались уже большіе валы, но Гретъ-Истернъ былъ къ нимъ нечувствителенъ, онъ не испытывалъ ни боковой, ни килевой качки. Скоро тѣнь покрыла море и берегъ Гадьскаго графства, обозначенный вершиной Гелигедъ, совершенно исчезъ въ ночномъ мракѣ.

IV.

На другой день 28 марта корабль огибалъ западный берегъ Ирландіи. Я выбралъ себѣ каюту на носу, въ первомъ ряду. Это была маленькая комнатка, хорошо освѣщенная двумя большими люками. Канапе, кушетка и туалетъ составляли всю меблировку.

Въ семь часовъ утра, прошедши обѣ первыя залы, я вышелъ на падубу. Тамъ уже прогуливалось нѣсколько человѣкъ пассажировъ. Гретъ-Истернъ покачивался слегка отъ боковой качки. Дулъ довольно сильный вѣтеръ, но море, прикрытое берегомъ, не слишкомъ волновалось.

Къ 9 часамъ Гретъ-Истернъ направлялся къ С. З. Лишь только я сошелъ на палубу, какъ подошелъ ко мнѣ капитанъ Макъ-Эльвинъ. Его сопровождалъ одинъ изъ его друзей, человѣкъ шести футоваго роста, съ бѣлокурой бородой съ длинными усами, затерянными въ бакенбардахъ, слѣдуя новѣйшей модѣ подбородокъ его оставался открытымъ.

Этотъ молодой человѣкъ представлялъ изъ себя типъ англійскаго офицера. Онъ поднималъ голову высоко, но не надмѣнно; увѣренный взглядъ, свободныя плечи, развязную походку, однимъ словомъ у него были всѣ признаки того рѣдкаго мужества, которое можно назвать «мужествомъ безъ гнѣва». Я не обманывался на счетъ его профессіи.

— Мой другъ Арчибальдъ Корсиканъ, сказалъ мнѣ Фабіанъ, какъ и я капитанъ 22 полка индѣйской арміи!

Представленные такимъ образомъ другъ другу, капитанъ Корсиканъ и я, раскланялись.

— Вчера мы видѣлись кое-какъ, любезный Фабіанъ, сказалъ я капитану Макъ-Эльвину, пожимая его руку. Это было въ сумятицѣ передъ отъѣздомъ. Я узналъ только, что встрѣтилъ васъ не случайно на палубѣ Гретъ-Истерна. Признаюсь, если я значилъ что нибудь въ принятомъ вами рѣшеніи….

— Безъ сомнѣнія дорогой товарищъ, отвѣчалъ мнѣ Фабіанъ. Капитанъ Корсиканъ и я, оба мы прибыли въ Ливерпуль съ намѣреньемъ ѣхать на палубѣ Китая, какъ вдругъ мы узнали, что Гретъ-Истернъ хочетъ попытаться сдѣлать другой переѣздъ изъ Англіи въ Америку. Я съ удовольствіемъ узналъ, что я вы на немъ. Мы не видались 3 года со времени путешествія въ Скандинавію. Я не медлилъ и вотъ почему вчера тендеръ поставилъ насъ передъ вами.

— Любезный Фабіанъ отвѣчалъ я, я думаю, что ни капитанъ Корсиканъ, ни вы не пожалѣете объ вашемъ рѣшеніи. Переѣздъ черезъ Атлантику на громадномъ кораблѣ непремѣнно долженъ быть чрезвычайно занимательнымъ, даже для васъ, хотя вы нисколько ни морякъ. Но поговоримъ о васъ. Ваше послѣднее письмо отмѣчено за 1 мѣсяца и носитъ штемпель Бомбей — я думалъ поэтому что вы находитесь еще при вашемъ полку.

— Мы были тамъ назадъ тому три недѣли, отвѣчалъ Фабіанъ. Мы тамъ вели жизнь на половину военную, на половину сельскую, какъ вообще индѣйскіе Офицеры, которые больше охотятся, чѣмъ служатъ. Я вамъ представляю капитана Корсикана, какъ знаменитаго истребителя тигровъ. Но все это намъ прискучило и мы захотѣли подышать Европейскимъ воздухомъ. Мы получили годовые отпуски и тотчасъ же черезъ Красное море, черезъ Суэцъ, черезъ Францію отправились и прибыли въ нашу Англію.

— Наша Англія, возразилъ улыбаясь капитанъ Корсиканъ. Мы уже не въ ней, Фабіанъ. Мы на англійскомъ кораблѣ, но онъ нанятъ французской компаніей и везетъ насъ въ Америку. Три различныхъ флага развѣваются надъ нашими головами и доказываютъ намъ, что мы топчемъ ногами почву франко-англо-американскую.

— Все равно отвѣчалъ Фабіанъ, лобъ котораго на минуту наморщился подъ болѣзненнымъ впечатлѣніемъ, все равно лишь бы провести какъ нибудь время отпуска!.. Намъ необходимо движеніе. Это жизнь. Черезъ нѣсколько дней мы будемъ въ Нью-Іоркѣ, гдѣ я буду имѣть удовольствіе обнять сестру и ея дѣтей, съ которыми я не видался уже нѣсколько лѣтъ. Затѣмъ мы посѣтимъ Большія озера, мы спустимся внизъ по Миссисипи до Новаго Орлеана. Покатаемся по Амазонкѣ. Изъ Америки перескочимъ въ Африку; тамъ въ Капѣ нарочно соберутся тигры, чтобы поздравить капитана Корсикана съ пріѣздомъ

Въ эту минуту разговоръ нашъ былъ прерванъ. По палубѣ пронесся звукъ трубы. Это толсторожій лакей давалъ знать о времени полдника. Четыре раза въ день, къ большому удовольствію пассажировъ давался этотъ музыкальный концертъ. Въ 8 ¹/₂ часовъ для завтрака, въ 12 ¹/₂ для полдника, въ 4 для обѣда и въ 7 ¹/₂ для чая. Черезъ нѣсколько мгновеній опустѣли длинные бульвары и наполнились столовыя; я успѣлъ занять мѣсто около Фабіана и Корсикана.

V.

Ночь съ середы на четвергъ 1-го апрѣля была бурная. Мою койку бросало изъ стороны въ сторону и я кое-какъ держался на ней цѣпляясь колѣнами и локтями. По каютѣ ползали взадъ и впередъ мѣшки и чемоданы.

Въ 6 часовъ утра, послѣ безсонной ночи я поднялся. Одной рукой прицѣпившись къ койкѣ, другой я началъ кое-какъ одѣваться. Затѣмъ на колѣняхъ вскарабкался на лѣстницу и добрался до палубы, гдѣ я крѣпко уцѣпился за крюкъ, вбитый въ перила.

Земли не было видно. Гретъ-Истернъ испытывалъ страшную качку — палуба, смоченная туманомъ, была скользка, я еле держался, въ это время меня неожиданно ударило по ногамъ какое то катящееся тѣло.

Это было тѣло доктора Питфержа. Чудакъ выпрямился на колѣняхъ и, смотря на меня сказалъ:

— Недурны амилитуды дуги, описываемые боками Гретъ-Истерна.

— А сколько!

— 40 градусовъ.

— Въ самомъ дѣлѣ! вскрикнулъ я смѣясь не надъ наблюденіемъ, но надъ условіями, при которыхъ оно была сдѣлано.

VI.

Капитанъ Макъ-Эльвинъ предпринялъ путешествіе, чтобы разсѣяться отъ безнадежной любви. Онъ былъ уже женихомъ прекрасной дѣвушки Элленъ — какъ въ это время съ отцемъ невѣсты познакомился богатый афферистъ Гарре-Дракке. Отецъ, прельщенный его богатствомъ, отказалъ въ рукѣ своей дочери капитану Эльвину и выдалъ ея за Гарре-Дракке.

На Гретъ-Истернѣ, совершенно случайно капитанъ Эльвинъ встрѣчаетъ своего соперника. Происходитъ ссора, которая кончается дуэлью. Секундантами со стороны Фабіана были я и капитанъ Корсиканъ. Гарре-Дракке умираетъ, но не пораженный своимъ соперникомъ, а пораженный молніею, въ то самое время когда онъ думалъ нанести ударъ шпагой капитану Эльвину, и Элленъ снова начинаетъ принадлежать предмету первой своей любви.

Намъ остается въ заключеніи посовѣтовать прочесть любознательному читателю интересныя подробности этой повѣсти: тридцатидневное путешествіе на колоссальномъ кораблѣ среди бушующаго океана и описаніе Ніагарскихъ водопадовъ, въ полномъ сочиненіи, Плавающій городъ изданный А. И. Манухинымъ въ 1871 г. (цѣна рубль.)}. Но и эта попытка была не удачна. 25 мая Нырокъ, погрузившись на значительную глубину, находился на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ произошелъ разрывъ помѣшавшій выполненію этого предпріятія. Катастрофа произошла въ шестистахъ-семидесяти миляхъ отъ берега Ирландіи. Въ два часа пополудни, замѣтили что сообщеніе съ Европой прекратилось. Спеціалисты, присутствовавшіе на кораблѣ, рѣшились обрѣзать попорченную часть. Къ одиннадцати часамъ, операція была кончена, канатъ снова былъ погруженъ въ воду. Но черезъ нѣсколько дней онъ лопнулъ, и въ настоящемъ случаѣ его уже не могли вытащить изъ океана. Американцы не упали духомъ. Другой канатъ былъ устроенъ при лучшихъ условіяхъ. Гретъ-Истеръ вышелъ въ море 13 іюля 1866 года, а 27 іюля канатъ былъ уложенъ и въ первой своей депешѣ молодая Америка обратилась къ старой Европѣ съ знаменательными словами: Слава въ вышнихъ Богу, и на землѣ миръ, на человѣцѣхъ благоволеніе.

Я не воображалъ, что найду электрическій канатъ въ его первоначальномъ видѣ. Но мѣсто для протяженія было выбрано весьма удачно и онъ сохранился такимъ какимъ вышелъ изъ мастерской.

Нырокъ слѣдовалъ за нимъ до самой значительной его глубины, и 30 мая онъ проплылъ близъ крайней оконечности Англіи; 31 мая Нырокъ описывалъ на морѣ рядъ круговъ, это необыкновенное произшествіе сильно меня интриговало. Казалось, капитанъ Немо искалъ знакомаго мѣста, котораго онъ не находилъ.

Послѣ долгаго маневра Нырокъ опустился и я увидѣлъ съ правой стороны нашего подводнаго судна на днѣ моря значительное возвышеніе, Разглядывая пристально эту массу, я сталъ различать формы корабля лишеннаго, надо полагать, мачтъ; судя по обросшимъ морскими растеніями бортамъ, — этотъ корабль погибъ давно.

Что это былъ за корабль? Для чего Нырокъ посѣтилъ его могилу. Я не зналъ что и подумать, когда услыхалъ голосъ капитана Немо, говорившаго возлѣ меня:

— Сначала этотъ корабль назывался Марсельцемъ. Онъ имѣлъ 78 пушекъ и былъ спущенъ въ 1762 году. Въ 1779 году, 5 іюля онъ вмѣстѣ съ эскадрой адмирала Дэтенъ участвовалъ при взятіи Гранады. Въ 1794 году, французская республика перемѣнила его имя. 16 апрѣля того же года, онъ присоединился въ Брестѣ къ эскадрѣ Виляре — Жойезъ, которой было поручено конвоировать транспортъ съ хлѣбомъ, плывшій изъ Америки подъ начальствомъ адмирала Ванъ-Стабель. 11 и 12 преріала II года, эта эскадра встрѣтилась съ англійскими кораблями. Господинъ Аронаксъ! сегодня 13 преріалъ, 1 іюля 1868 года. Ровно 74 года тому назадъ, на этомъ самомъ мѣстѣ этотъ корабль, послѣ геройской защиты, лишенный возможности продолжать сраженіе — предпочелъ утонуть съ своими 386 матросами, но не сдался, и прибивъ свой флагъ на кораблѣ, онъ исчезъ въ волнахъ океана съ словами: «Да здравствуетъ республика!»

— Мститель! сказалъ я.

— Вы угадали, господинъ Аронаксъ, дѣйствительно это былъ Мститель. Не правда ли прекрасное имя, дабавилъ онъ шопотомъ.

Неожиданность сцены, разсказъ о патріотическомъ кораблѣ Мстителѣ потрясло мое впечатлѣніе. Глаза мои не покидали болѣе капитана. Простерши къ морю руки, онъ смотрѣлъ пылающимъ взоромъ на эти славныя развалины геройскаго корабля.

ГЛАВА 25.

Преслѣдованіе.

Между тѣмъ Нырокъ медленно всплывалъ на поверхность океана, и я былъ свидѣтелемъ, какъ постепенно исчезали обломки Мстителя. Какъ только мы всплыли на поверхность воды — то неожидано раздался глухой раскатъ. Я взглянулъ на капитана; капитанъ Немо не двигался.

— Капитанъ! воскликнулъ я. Онъ не отвѣчалъ.

Я оставилъ его и пошелъ на платформу; мои товарищи дожидались меня тамъ.

— Что это за раскатъ? спросилъ я.

— Пушечный выстрѣлъ, отвѣчалъ Канадецъ.

Я примѣтилъ въ это время корабль, который приближался къ Нырку, и видно было, что онъ еще увеличиваетъ пары. Шесть миль разстоянія было между нами.

— Какой націи принадлежитъ этотъ корабль, Недъ?

Канадецъ прищурилъ глаза и въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ вглядывался пристально.

— Не могу опредѣлить какой націи принадлежитъ онъ, потому что его флагъ неподнятъ, но утверждаю за вѣрное, что это военный корабль.

Въ продолженіи многихъ минутъ мы продолжали наблюдать за движеніями корабля, который шелъ на насъ. Я не допускалъ, чтобы онъ могъ узнать Нырокъ.

Мѣжду тѣмъ Недъ-Ландъ вскорѣ сообщилъ мнѣ, что идетъ на насъ большой броненосный фрегатъ, съ бивнемъ на носу. Густой дымъ выходилъ изъ его трубъ.

Онъ быстро подвигался впередъ. Я и мои товарищи мечтали, что если капитанъ Немо дастъ ему подойти ближе то намъ пожалуй удастся спастись.

— Господинъ натуралистъ, обратился ко мнѣ Недъ-Ландъ, если этотъ корабль приблизится къ Нырку на одну милю разстоянія, то я брошусь въ море, и совѣтую вамъ послѣдовать вмѣстѣ съ Консейлемъ моему примѣру.

Я молчалъ и продолжалъ смотрѣть на фрегатъ, который подходилъ все ближе и ближе. Кому бы онъ ни принадлежалъ — Англіи, Россіи, Америки или Франціи, онъ во всякомъ случаѣ не откажется насъ принять, если намъ удастся до него доплыть.

— Господинъ профессоръ, я полагаю, хорошо помнитъ, сказалъ Консейль, что мы имѣемъ нѣкоторую опытность въ плаваньѣ. Ихъ милость можетъ положиться на меня, если имъ заблагоразсудится слѣдовать за почтеннѣйшимъ Недъ-Ландомъ.

Я желалъ отвѣчать, какъ вдругъ бѣлый паръ показался на носу военнаго корабля. За тѣмъ чрезъ нѣсколько секундъ, вода, взволнованная паденіемъ тяжелаго тѣла, обдала платформу Нырка. Еще спустя нѣсколько секундъ я услышалъ неожиданный выстрѣлъ.

— Какъ! Они стрѣляютъ въ насъ, вскричалъ я.

— Удальцы! проговорилъ Канадецъ.

— Значитъ они не считаютъ насъ за потерпѣвшихъ кораблекрушеніе, спасающихся на обломкахъ корабля.

— Съ позволенія ихъ милости, они узнали нарвала и стрѣляютъ въ него, замѣтивъ мой слуга.

— Но вѣдь они должны видѣть, возразилъ я, — что имѣютъ дѣло съ людьми.

— Можетъ статься, они поэтому-то именно и стрѣляютъ, отвѣчалъ Канадецъ, взглянувъ на меня.

Внезапная мысль озарила мой умъ. Нѣтъ сомнѣнья, что мнимое чудовище теперь уже не было загадкой. Капитанъ Авраама Линкольна конечно сообщилъ, что нарвалъ — подводная лодка, и теперь надо полагать во всѣхъ моряхъ преслѣдовали эту страшную, разрушительную машину.

Итакъ вмѣсто друзей мы должны были встрѣтить на подходящемъ кораблѣ безжалостныхъ мстителей.

А пушечныя ядра тѣмъ временемъ падали чаще и чаще вокругъ насъ. Нѣкоторыя изъ нихъ встрѣчая жидкую поверхность отскакивали рикошетомъ въ сторону и терялись на значительномъ разстояніи. Но ни одно изъ ядеръ не достигало Нырка.

Не смотря на безпрерывную пальбу, капитанъ Немо не являлся на платформу. Канадецъ обратился тогда ко мнѣ:

— Господинъ Аронаксъ, мы должны всѣмъ рискнуть, чтобы выйти изъ этого неопредѣленнаго положенія. Подадимъ сигналъ. Можетъ быть, они и поймутъ, что мы честные люди.

Недъ-Ландъ вынулъ свой носовой платокъ; но только что хотѣлъ махнуть имъ, какъ его схватила желѣзная рука; онъ хотѣлъ вырваться, но, не смотря на свою богатырскую силу, онъ былъ брошенъ на палубу.

— Я тебя уничтожу, каналья! вскричалъ кипитанъ Немо.

Голосъ у него былъ страшный, лицо его совершенно исказилось. Наклонившись впередъ, всѣмъ тѣломъ, онъ сжималъ рукой плечо Канадца.

Когда онъ выпустилъ изъ рукъ свою жертву, онъ сталъ обозрѣвать подходящій корабль.

— А, ты меня узналъ! проговорилъ онъ. Я тоже тебя узналъ! Ты не показываешь своего флага, я покажу тебѣ свой!

И капитанъ Немо развернулъ свой черный флагъ, одинаковый съ тѣмъ, который онъ водрузилъ на Южномъ полюсѣ.

Въ эту минуту очень близко отъ капитана пролетѣло ядро.

Капитанъ Немо пожалъ плечами. Потомъ оборотился ко мнѣ:

— Уходите, сказалъ онъ мнѣ отрывистымъ тономъ, уходите вмѣстѣ съ своими товарищами.

— Капитанъ, воскрикнулъ я, не ужто въ самомъ дѣлѣ, вы хотите напасть на этотъ приближающійся къ намъ корабль!

— Я его потоплю.

— Конечно вы не сдѣлаете этого.

— Я это сдѣлаю, холодно возразилъ капитанъ. Не осуждайте меня. Случай показываетъ вамъ то, чего бы вамъ не слѣдовало видѣть. Не я первый нападаю. Отпоръ будетъ страшенъ, уходите.

— Какой націи принадлежитъ этотъ корабль?

— А вы не знаете? тѣмъ лучше, уходите-же.

Я съ моими товарищами колей неволей долженъ былъ удалиться. Человѣкъ пятнадцать матросовъ окружили своего капитана и смотрѣли на приближающійся фрегатъ съ неумолимымъ гнѣвомъ. Я сошелъ въ тотъ самый моментъ, когда еще новая бомба ударила въ бортъ Нырка.

Капитанъ Немо съ своимъ помощникомъ остались на платформѣ. Винтъ началъ дѣйствовать. Нырокъ, по обычной быстротѣ, полетѣлъ на всѣхъ парахъ и скоро перестали долетать къ нему ядра съ военнаго корабля.

Вечеромъ сгораемый безпокойствомъ я подошелъ къ главной лѣстницѣ. Дверь была поднята и я рискнулъ войти на платформу. Капитанъ Немо все еще смотрѣлъ на корабль, который находился отъ Нырка на разстояніи пяти миль.

Я вздумалъ походатайствовать за военный корабль въ послѣдній разъ, но едва обратился къ капитану, — какъ онъ заставилъ меня прикусить языкъ:

— Онъ притѣснитель, онъ отнялъ у меня родину, жену, дѣтей, братьевъ — однимъ словомъ все чѣмъ я дорожилъ и что было любезно моему сердцу. Все что я ненавижу находится на этомъ кораблѣ, а потому больше ни слова!

Я посмотрѣлъ въ послѣдній разъ на военный корабль, который увеличивалъ пары. Потомъ я отправился къ своимъ товарищамъ.

— Мы бѣжимъ! сказалъ я.

— Отлично, отвѣтилъ Недъ. — Не узнали- вы чей это корабль?

— Не знаю какой націи онъ принадлежитъ, но знаю что его потопятъ сегодня непремѣнно. По моему мнѣнію. Нырокъ долженъ нападать на военный корабль на поверхности волнъ, и тогда будетъ не только возможно, но даже легко убѣжать, а потому, друзья мои, будемъ ждать этого времени.

— Это и мое мнѣніе, холодно сказалъ Недъ-Ландъ. Подождемъ ночи.

Въ три часа утра, я вышелъ на платформу. Корабль находился въ двухъ миляхъ разстоянія отъ насъ. Онъ постепенно приближался. Я не покидалъ платформы до шести часовъ утра. Капитанъ Немо расхаживалъ по ней и повидимому не замѣчалъ меня. Когда я сошелъ въ залу, мы были снова заключены и готовились быть невольными свидѣтелями трагической битвы….

Въ это время Нырокъ погрузился и усилилъ свои пары, вѣроятно онъ хотѣлъ разойтись, чтобы придать больше силы своему напору. Отъ значительной быстроты весь его корпусъ дрожалъ.

Вдругъ произошло столкновеніе и я чувствовалъ съ какой силой проникалъ стальной бивень сквозь массу корабля, будто игла сквозь ткань,

Скоро огромный военный корабль началъ медленно потопать. Нырокъ, слѣдуя за нимъ наблюдалъ всѣ его движенія. Неожиданно произошелъ взрывъ. Сжатый воздухъ разорвалъ палубу корабля — въ это же самое время корабль началъ погружаться быстрѣй…..

Скоро темная масса исчезла, а съ ней и экипажъ мертвецовъ…

Обезумѣвши отъ ужаса, съ поднявшимися волосами, безъ голоса я былъ, непреодолимой силой, буквально прикованъ къ окну….

Когда я пришелъ въ себя, капитанъ Немо уже удалялся изъ залы.

Я внимательно слѣдилъ за нимъ глазами

Онъ отворилъ дверь въ свою комнату. Примо передъ дверью, подъ портретами великихъ дѣятелей, висѣлъ портретъ молодой женщины съ двумя малютками. Капитанъ смотрѣлъ нѣсколько минутъ на этотъ портретъ, потомъ упалъ предъ нимъ на колѣни и зарыдалъ….

ГЛАВА 26.

Послѣднія слова капитана Немо.

Послѣ этого ужаснаго зрѣлища ставни закрылись, но зала не освѣтилась. Внутри Нырка царствовали мракъ и безмолвіе. Онъ съ чудовищною быстротою мчался изъ мѣста отчаянія, находившагося въ ста футахъ подъ водою. Куда онъ шелъ? На сѣверъ или на югъ? Куда убѣгалъ этотъ человѣкъ послѣ такой ужасной кары?

Я вернулся въ свою комнату, гдѣ сидѣли безмолвно Недъ и Консейль. Я ощущалъ непреодолимое отвращеніе къ капитану Немо. Какъ бы ни страдалъ онъ самъ отъ людей, онъ не имѣлъ права такъ карать ихъ. Онъ меня сдѣлалъ если не участникомъ, то по крайней мѣрѣ свидѣтелемъ своей мести. Это уже было слишкомъ.

Въ одиннадцать часовъ снова показался электрическій свѣтѣ. Я прошѣлъ въ залу. Тамъ никого не было. Я осмотрѣлъ разные инструменты. Нырокъ мчался къ сѣверу съ быстротою 25 миль въ часѣ, то по поверхности моря, то въ 36 футахъ подъ нею.

Опредѣливъ мѣсто по картѣ, я увидѣлъ, что мы идемъ мимо входа въ Ламаншъ и направляемся къ сѣвернымъ морямъ съ необычайною быстротою. Поэтому я едва могъ разсмотрѣть акулъ съ длинными носами, акулъ молотковъ, морскихъ сабакъ, посѣщающихъ эти воды, множество коньковъ, похожихъ на шахматныхъ коней и т. д. Но тогда и думать нельзя было о томъ, чтобы изучать и классифицировать.

Къ вечеру мы сдѣлали двѣсти миль въ Атлантическомъ океанѣ. Стемнѣло, и море покрылось мракомъ до восхода луны. Я опять пошелъ въ свою комнату. Я не могъ спать. Меня давилъ кашемаръ. Въ умѣ моемъ повторялась ужасная сцена разрушенія.

Кто можетъ сказать, куда умчалъ насъ Нырокъ съ этого дня въ сѣверной части Атлантическаго океана? Мы мчимся все съ тою же неуловимою быстротою! Все также подъ сѣверною мглою! Подходилъ ли онъ къ оконечностямъ Шпицбергена и къ крутымъ берегамъ Новой Земли? Миновалъ ли онъ эти невѣдомыя моря — Бѣлое море, Карское море, Обьскую губу, Лярровъ архипелагъ и неизвѣстныя сѣверныя берега Азіи? Этого я не знаю. Я не могъ уже больше вычислять протекавшаго времени. Часы корабельные остановились. Казалось, что ночь и день не шли уже своимъ обычнымъ чередомъ, какъ въ полярныхъ странахъ. Я чувствовалъ себя завлеченнымъ въ ту область чудеснаго, гдѣ такъ свободно паритъ разгоряченное воображеніе Эдгара Поэ. Съ минуты на минуту ждалъ я, что увижу, подобно баснословному Гордону Пиму, «человѣческую фигуру, закутанную въ покрывало, размѣрами своими значительно превосходящую всѣхъ обитателей земли, разлегшуюся поперегъ водопада, дѣлающаго невозможнымъ доступъ къ полюсу!»

Я полагаю, — можетъ быть и ошибочно, — что это отважное плаваніе Нырка продолжалось дней пятнадцать или двадцать, и не знаю, сколько бы времени оно протянулось еще, если бы одна катастрофа не положила ему конца. О капитанѣ Немо не шло болѣе рѣчи, о помощникѣ его также. Никто изъ экипажа не показывался ни на минуту. Нырокъ почти постоянно плылъ подъ водою. Когда онъ являлся на поверхность, чтобы перемѣнить воздухъ, подъемныя двери отворялись, и затворялись сами собою. Мѣсто судна не было отмѣчено уже на картѣ. Я не зналъ, гдѣ мы.

Скажу также, что Канадецъ, выведенный изъ терпѣнія и силъ, больше не показывался. Консейль не могъ отъ него добиться ни слова и боялся, чтобы онъ не наложилъ на себя рукъ въ припадкѣ бѣшенства и одолѣваемый страшною тоскою по родинѣ. Онъ внимательно слѣдилъ за нимъ каждую минуту.

Понятно, что при такихъ условіяхъ жизнь была невыносима.

Въ одно прекрасное утро, — не знаю, котораго числа, — я на разсвѣтѣ заснулъ тяжелымъ и болѣзненнымъ сномъ. Когда я проснулся, то увидѣлъ, что Недъ-Ландъ стоитъ наклонившись надо мною, и слышалъ, какъ онъ оказалъ мнѣ тихо:

— Мы сейчасъ бѣжимъ!

Я выпрямился.

— Когда мы бѣжимъ? спросилъ я.

— Въ слѣдующую ночь. Теперь, кажется, нѣтъ больше надзора на Ныркѣ. Можно подумать, что на корабль напало оцѣпенѣніе. Будете ли вы готовы, господинъ профессоръ?

— Да. Гдѣ мы теперь?

— Въ виду береговъ, которые я замѣтилъ сегодня утромъ, среди густаго тумана, въ двадцати миляхъ къ востоку.

— Какіе же это берега?

— Не знаю, но какіе бы ни были, мы убѣжимъ на нихъ.

— Да! Недъ. Да, мы бѣжимъ въ эту ночь, хотя намъ и пришлось бы погибнуть.

— Я надѣюсь добраться до берега въ такой прекрасной лодкѣ, какъ шлюпка Нырка.

— Я слѣдую за вами.

— Кромѣ того, если меня вздумаютъ удерживать, я стану защищаться на-смерть.

— Мы васъ поддержимъ и умремъ вмѣстѣ, почтеннѣйшій Недъ.

Я рѣшился на все. Этотъ день показался мнѣ цѣлой вѣчностью. Въ половинѣ седьмаго, Канадецъ вошелъ въ комнату и сказалъ мнѣ:

— Намъ не придется увидаться болѣе до отъѣзда. Въ десять часовъ мѣсяцъ еще не взойдетъ. Надо воспользоваться темнотой. Приходите въ шлюпку. Я съ Консейлемъ будемъ васъ дожидаться…

Потомъ Недъ-Ландъ вышелъ, не давъ мнѣ времени возражать ему.

Оставшись наединѣ, я надѣлъ свою морскую одежду. Собралъ свои записки и замѣтки и спряталъ ихъ подъ платье. Я боялся болѣе всего, что мое волненіе могло бы меня выдать, если бы я встрѣтился противъ ожиданія съ капитаномъ Немо.

Однако пробило десять часовъ… Наступило время покинуть Нырокъ. Я осторожно отворилъ дверь и пошелъ на цыпочкахъ по темнымъ корридорамъ Нырка. Я добрался до залы, въ которой была глубокая темнота. Таинственно звучали аккорды органа. Капитанъ Немо былъ тамъ. Онъ меня не замѣтилъ. Я проходилъ по ковру ползкомъ, избѣгая неосторожнаго шума, который выдалъ бы мое присутствіе. Въ это время вздохъ капитана сдѣлалъ изъ меня неподвижную статую. Онъ всталъ и шелъ ко мнѣ со скрещенными руками, молча. Онъ казался очень взволнованнымъ, и до моего слуха долетѣли послѣднія, произнесенныя имъ, слова:

— Всемогущій Боже, довольно! довольно!

Не помня себя, я бросился на главную лѣстницу и достигъ шлюпки.,,

— Бѣжимъ! бѣжимъ! вскричалъ я.

— Сію минуту! отвѣчали дожидавшіе меня товарищи.

Въ это время въ Ныркѣ послышался шумъ. Что произошло? Не догадались-ли относительно нашего бѣгства? Я почувствовалъ, какъ Недъ-Ландъ всунулъ мнѣ въ руку кинжалъ.

— Мы съумѣемъ умереть, прошепталъ я,

— Мальстромъ! Мальстромъ! послышались голоса. Такъ вотъ отчего произошелъ шумъ и тревога на Ныркѣ.

Изъ Мальстрома ни одно судно не можетъ благополучно выйти, и въ эту то пропасть попалъ Нырокъ. Онъ описывалъ быстрые круги, которые постоянно уменьшались. Шлюпка, еще прицѣпленная къ нему, кружилась тоже. Шумъ, плескъ, брызги….

На Нырокѣ начала трещать сталь.

— Надо держаться крѣпче, сказалъ Недъ, и снова завинтить гайки; авось мы будемъ спасен…

Не успѣлъ онъ еще окончить фразу, какъ шлюпка оторвалась и насъ далеко отбросило отъ Нырка. Я пришелся обо что-то головой и потерялъ сознаніе

ГЛАВА 26.

Заключеніе.

Слушайте, каковъ былъ конецъ этого подводнаго путешествія. Что случилось въ эту ночь, какъ выбралась наша лодка изъ ужасной Мальстромской пропасти, этого я не помню. Но когда я пришелъ въ себя, я лежалъ въ хижинѣ рыбака Лофодденскихъ острововъ. Оба мои спутника, цѣлые и невредимые, сидѣли рядомъ со мною и пожимали мнѣ руки. Мы горячо обнялись.

Возвратиться назадъ во Фанрацію мы считали невозможнымъ. Сообщенія между сѣверною частію Норвегіи и югомъ рѣдки. Поэтому мнѣ пришлось ожидать парохода, который приходитъ по два раза въ мѣсяцъ отъ Нордкапа. Въ это-то время среди храбрыхъ молодцовъ, спасшихъ намъ жизнь, я привелъ въ порядокъ свои путевыя записки. Говорю прямо, что разсказъ мой очень правдивъ… Ни одного случая не упущено мною, ни одной подробности не преувеличено. Это просто истинное повѣствованіе о невѣроятномъ путешествіи въ глубинѣ стихіи, недоступной человѣку, пути по которой со временемъ будутъ открыты.

Не знаю, повѣрятъ ли мнѣ. Впрочемъ мнѣ все равно. Я смѣло утверждаю, что имѣю полное право разсказывать про тѣ моря, подъ водами которыхъ меньше чѣмъ въ 10 мѣсяцевъ я совершилъ поѣздку въ 100 тысячъ верстъ, — поѣздку, которая дала мнѣ возможность открыть столько дивныхъ вещей на днѣ Тихаго океана, Индійскаго океана, Краснаго моря, Средиземнаго моря, Атлантическаго океана, морей южныхъ и сѣверныхъ!

Что сдѣлалось съ Ныркомъ? Выдержалъ ли онъ мальстромскія бури? Живъ ли еще капитанъ Немо? По прежнему ли онъ караетъ людей безчеловѣчнымъ образомъ подъ водами океана, или сжалился надъ этою послѣднею жертвою? Донесутъ ли на себѣ волны ту рукопись, въ которой заключается повѣсть всей его жизни? Узнаю ли я когда нибудь имя этого человѣка? Не будетъ ли возможности по флагу исчезнувшаго судна узнать, къ какой народности принадлежитъ капитанъ Немо? Надежды не теряю.

Думаю также, что его солидный карабль побѣдилъ трудности моря, что Нырокъ остался цѣлъ и тамъ, гдѣ погибло такое множество судовъ! Если это такъ, если капитанъ Немо все еще вѣренъ этому океану, своему второму отечеству, — дай Богъ, чтобъ угасла ненависть въ его злобномъ сердцѣ! Дай Богъ, чтобъ зрѣлище столькихъ дивныхъ вещей изгладило въ немъ жажду мщенія! Думаю, что онъ пересталъ карать людей и мирно занимается учеными изслѣдованіями на днѣ океана. Судьба его имѣетъ въ себѣ нѣчто странное, но вмѣстѣ и величественное. Не такова ли же и моя судьба? Не прожилъ ли и я десять мѣсяцевъ такою же необычною жизнію? Шесть тысячъ лѣтъ тому назадъ Экклезіастомъ былъ предложенъ вопросъ о томъ, кто когда либо измѣрилъ глубины бездны? И теперь всего только два человѣка имѣютъ право отвѣчать на этотъ вопросъ — капитанъ Немо и я.

Конецъ второй части.

---

1. Огнедышущая гора, выбрасывающая одну только горячею воду.
2. Морская миля равняется 1¾ версты.
3. Трехмачтовое военное судно, отличающееся отъ корабля тѣмъ, что имѣетъ одну только закрытую баттарею (извѣстное число пушекъ).
4. Узелъ при мореходныхъ измѣреніяхъ равняется 1¾ версты.
5. Помостъ, на которомъ строятъ корабли.
6. Распредѣленіе предметовъ на разряды по ихъ признакамъ.
7. Подъ ютомъ устраивается помѣщеніе для капитана.
8. Унтеръ-офицеръ на кораблѣ.
9. Передняя часть палубы на кораблѣ.
10. Представленіе говорящими въ сочиненіи такихъ предметовъ, которые въ дѣйствительности не имѣютъ дара слова.
11. Никто.
12. Тщательно высушенныя и распредѣленныя по группамъ растенія.
13. Осадки извести, отлагаемые нѣкоторыми водами.
14. Древнія египетскія письмена, остатки которыхъ находятся, на египетскихъ памятникахъ, состоящія изъ изображеній разныхъ предметовъ значеніе которыхъ до сего времени вполнѣ не разгадано.
15. Видимая поверхность планетъ. 2) игра древнихъ, состоящая въ бросаніи металлическаго или каменнаго, выпуклаго съ двухъ сторонъ круга, въ цѣль.
16. Воронка.
17. Расширеніе рѣчнаго устья при впаденіи въ море, морской заливъ, въ который впадаетъ рѣка; длинный морской заливъ, занесенный съ моря пересыпью и обратившійся въ соленое озеро; чистое озеро безъ камыша и зарослей.
18. Царь бурь.