Ужъ часъ полночный наступалъ,
Весь Вавилонъ молчалъ и спалъ.
Лишь окна царскаго дворца
Сіяютъ: пиръ тамъ безъ конца.
Въ блестящей залѣ столъ накрытъ;
Царь Валтасаръ за нимъ сидитъ.
Съ царемъ пируетъ много слугъ;
Не молкнетъ чашъ веселый стукъ.
Все шумно: рабъ за чашей смѣлъ.
Строптивый царь повеселѣлъ.
Въ лицѣ румянецъ запылалъ:
Съ виномъ и дерзость онъ впивалъ.
И слово грѣшное его
Хулитъ нахально божество.
Безмѣрно дикъ его языкъ,
И рабскихъ хвалъ неистовъ кликъ.
Сверкая взоромъ, пьяный царь
Рабовъ ограбить шлетъ алтарь.
И вотъ несутъ, склоня главы,
Всю утварь храма Еговы.
И царь преступною рукой,
Наполнивъ, взялъ сосудъ святой»
Его онъ разомъ осушилъ
И съ пѣной у рта возгласилъ:
«Я плюю, Богъ, на твой алтарь!
Я — Вавилона сильный царь!»
Еще не смолкъ безумный крикъ,
Какъ трепетъ въ грудь царя проникъ.
Замолкъ мгновенно буйный смѣхъ,
И страшный холодъ обнялъ всѣхъ.
И вдругъ, о ужасъ! на стѣнѣ
Рука явилася въ огнѣ —
И пишетъ. Буквы подъ перстомъ
Переливаются огнемъ.
Недвижимъ царь и взоромъ дикъ;
Дрожатъ колѣни, блѣденъ ликъ.
Рабовъ сковалъ могильный страхъ,
И слово замерло въ устахъ.
И ни единый магъ не смогъ
Истолковать небесныхъ строкъ,
Въ ту-жъ ночь, какъ теплилась заря,
Рабы зарѣзали царя.