Трэси улегся спать съ облегченнымъ сердцемъ и спокойнымъ духомъ, чего уже давно съ нимъ не бывало. Онъ задался благородной, возвышенной цѣлью, что дѣлало ему честь, — такъ разсуждалъ про себя повеселѣвшій юноша, — онъ боролся по мѣрѣ силъ, но обстоятельства не благопріятствовали ему — что также служитъ важнымъ оправданіемъ — и если онъ потерпѣлъ неудачу, въ этомъ нѣть рѣшительно ничего постыднаго. А при такомъ оборотѣ дѣла вполнѣ позволительно сложить оружіе и невозбранно вернуться къ почетному положенію въ обществѣ, отъ котораго онъ было отказался ради своей идеи. И что же въ томъ дурного?
— Даже завзятый республиканецъ, столяръ Барроу, поступилъ бы точно также. Да, его совѣсть, наконецъ, успокоилась.
Трэси проснулся на другой день бодрымъ, веселымъ и хотѣлъ тотчасъ отправиться за своей телеграммой. Онъ родился аристократомъ и, побывъ нѣкоторое время въ рядахъ демократіи, опять возвращался къ прежнему состоянію. Кто можетъ препятствовать ему въ томъ? Не только въ головѣ, но и въ сердцѣ у него произошелъ окончательный переворотъ. Теперь онъ сталъ искреннѣе, тогда, какъ прежде въ его чувствахъ сказывалась порою напускная экзальтація. Нравственная перемѣна не замедлила безсознательно отразиться и на внѣшности молодого человѣка. Его манеры, жесты со вчерашняго вечера получили большую увѣренность и въ нихъ проглядывалъ даже чуть замѣтный оттѣнокъ надменности. Въ такомъ счастливомъ настроеніи духа онъ спустился внизъ къ завтраку и собирался уже пройти въ столовую, какъ вдругъ увидѣлъ старика Марша въ полутемномъ углу прихожей. Хозяинъ поманилъ его къ себѣ пальцемъ. Краска бросилась въ лицо Трэси и онъ спросилъ тономъ оскорбленнаго достоинства, съ небрежнымъ видомъ, который сдѣлалъ бы честь молодому герцогу:
— Это вы меня зовете такимъ образомъ?
— Васъ.
— Что вамъ нужно?
— Я хочу переговорить, съ вами наединѣ.
— Здѣсь мнѣ некого стѣсняться!
Маршъ былъ непріятно пораженъ. Онъ подошелъ поближе и сказалъ:
— Если желаете, то я готовъ объясниться и при свидѣтеляхъ, хотя обыкновенно этого не дѣлаю.
Квартиранты, шедшіе завтракать, съ любопытствомъ стѣснились вокругъ нихъ.
— Ну, говорите, — повторилъ Трэси. — Что вамъ отъ меня нужно?
— Я хотѣлъ васъ спросить, гм… не позабыли-ли вы чего-нибудь?
— Я? Кажется, ничего.
— Право? Подумайте немножко и вспомните.
— Вотъ еще глупости! Мнѣ это совершенно неинтересно, а если вы интересуетесь какимъ-то вздоромъ, то говорите прямо.
— Ну, хорошо, — отвѣчалъ Маршъ, сердито возвышая голосъ, — Вы забыли заплатить мнѣ вчера за квартиру и столъ. Вотъ вамъ! Вы сами пожелали выслушать мое напоминаніе при всѣхъ.
Это была правда. Наслѣдникъ милліоннаго дохода, среди своихъ мечтаній и огорченій, забылъ о злополучныхъ трехъ или четырехъ долларахъ. Теперь онъ былъ наказанъ за свою забывчивость въ присутствіи презрѣннаго сброда, который поглядывалъ на него съ ироніей и недовѣріемъ.
— И это все? Берите ваши деньги и успокойтесь.
Рука Трэси торопливо опустилась въ карманъ и… вдругъ замерла. Онъ внезапно перемѣнился въ лицѣ. Любопытство свидѣтелей этой сцены возростало; у нѣкоторыхъ мелькнуло въ чертахъ насмѣшливое злорадство. Наступило неловкое молчаніе. Потомъ молодой англичанинъ съ усиліемъ произнесъ:
— Меня… обокрали!
Глаза старика Марша вспыхнули пламенемъ. Горячая испанская кровь заговорила въ немъ.
— Обокрали? Скажите пожалуйста! — воскликнулъ онъ. — Знаете, это слишкомъ старая пѣсня, которая часто поется въ здѣшнихъ стѣнахъ. Каждый праздношатающійся лѣнтяй безъ мѣста повторяетъ то же самое. Эй, кто-нибудь! Сбѣгайте за мистеромъ Аллэномъ. Скажите, что я требую его сюда. Теперь его очередь. Онъ также забылъ заплатить вчера вечеромъ.
Въ эту минуту на лѣстницѣ раздался вой. Одна изъ негритянокъ, служившихъ въ отелѣ, съ воплями бѣжала внизъ, внѣ себя отъ испуга, дрожа всѣмъ тѣломъ:
— Мисто Маршъ, мисто Аллэнъ удралъ!
— Что такое?
— Удралъ и обчистилъ всю свою комнату: стащилъ оба полотенца, мыло!
— Врешь, негодяйка!
— Говорю вамъ, стащилъ. И носки мисто Сейнера пропали, и ночная сорочка мисто Нэйлора.
Мистеръ Маршъ, доведенный до бѣлаго каленія, обернулся къ Трэси:
— Ну-съ, когда же вы намѣрены уплатить?
— Конечно, сегодня, если вамъ такъ не терпится.
— Сегодня?! Эдакій прыткій! Сегодня воскресный день, а вы безъ работы. Право, это мнѣ нравится. Говорите толкомъ, когда вы надѣетесь получить деньги?
Трэси опять почувствовалъ приливъ самоувѣренности и ему захотѣлось удивить честную компанію.
— Я ожидаю заатлантической телеграммы изъ дому, — выпалилъ онъ.
Старикъ Маршъ былъ ошеломленъ. Эта мысль показалась ему до такой степени дикой, невозможной, что онъ сразу не могъ придти въ себя, а когда опомнился, то заговорилъ язвительнымъ тономъ:
— Заатлантическая телеграмма, каково?! Подумайте только, леди и джентльмены: онъ ожидаетъ телеграммы изъ-за океана! Онъ, этотъ пустомеля, этотъ проходимецъ, эта шушера! Отъ папеньки, конечно? Ну, разумѣется! По доллару или по два за слово… О, для нихъ это сущая бездѣлица! Папашеньки такого рода гребутъ деньги лопатами. Вѣдь его родителей, если не ошибаюсь…
— Отецъ мой — англійскій графъ!
Толпа зрителей даже отшатнулась, пораженная такимъ «колѣнцемъ» неудачника. Послѣдовалъ взрывъ оглушительнаго хохота, отъ котораго задребезжали оконныя стекла. Между тѣмъ Трэси, ослѣпленный гнѣвомъ, не сознавалъ сдѣланной имъ глупости.
— Дайте мнѣ дорогу, — произнесъ онъ. — Я хочу…
— Обождите минутку, милордъ, — возразилъ Маршъ съ низкимъ поклономъ, — куда вы намѣрены отправиться?
— За своей телеграммой! Пропустите меня.
— Извините, пожалуйста, ваше лордство, вы не двинетесь съ мѣста.
— Что вы хотите этимъ сказать?
— А то, что я не съ вчерашняго дня состою хозяиномъ меблированнаго отеля и не поддамся на удочку какому-нибудь извощичьему сыну, который пожаловалъ сюда изъ-за моря, оттого, что не сьумѣлъ пристроиться къ дѣлу у себя на родинѣ. Нѣтъ, вамъ не удастся улизнуть отсюда, обморочивъ пустыми словами…
Взбѣшенный Трэси сдѣлалъ шагъ впередъ, наступая на старика, и неизвѣстно, къ чему привела бы ихъ ссора, если бы миссисъ Маршъ не бросилась между ними.
— Успокойтесь, мистеръ Трэси! — воскликнула она и обратилась къ мужу: — А ты попридержи свой языкъ! Что онъ такого сдѣлалъ, что ты позволяешь себѣ эти грубыя выходки? Самъ видишь: человѣкъ тронулся разсудкомъ отъ горя и неудачъ. Онъ просто не помнитъ, что говоритъ.
— Благодарю васъ, сударыня, что вы заступаетесь за меня! Извините только: я въ своемъ умѣ, и если бы меня пустили на телеграфную станцію…
— Не пущу! — заоралъ Маршъ.
— … Или послали…
— Послать! Надѣюсь, не найдется ни одного глупца, который бы согласился принять на себя такое нелѣпое порученіе…
— Вотъ идетъ мистеръ Барроу; онъ сходитъ туда для меня. Барроу!..
Слова Трэси были заглушены восклицаніями многихъ голосовъ. Фыркая отъ смѣха, присутствующіе кричали наперерывъ:
— Представьте себѣ, Барроу, — онъ ждетъ заатлантическую телеграмму!
— Телеграмму отъ отца, подумайте только!
— Какъ же, вѣсточку изъ-за океана отъ восковой куклы!
— Нѣтъ, какова штука, Барроу, этотъ малый оказывается графомъ! Снимайте шляпу, кланяйтесь пониже!
— Да, пріѣхавъ въ Америку, онъ забылъ дома свою корону, которую надѣваетъ по воскресеньямъ, и телеграфировалъ папенькѣ, чтобы тотъ прислалъ ее сюда.
— Ступайте и принесите эту телеграмму, Барроу; его величество сегодня малость захромали.
— Замолчите вы! — крикнулъ столяръ. — Дайте человѣку сказать слово. — И, обращаясь къ Трэси, онъ заговорилъ съ оттѣнкомъ строгости:
— Что такое нашло на васъ, Трэси? Какую чепуху вы несете?
Я считалъ васъ гораздо разсудительнѣе.
— Я не говорилъ никакой чепухи. Если вы возьмете на себя трудъ сходить на телеграфную станцію…
— Перестаньте, пожалуйста! Я вамъ другъ въ счастьѣ и горѣ, въ глаза и за глаза. Я охотно окажу вамъ помощь во всякомъ разумномъ дѣлѣ, но въ настоящую минуту вы сами не помните себя. Ваши бредни насчетъ какой-то телеграммы…
— Я схожу за ней! — внезапно раздался голосъ въ толпѣ квартирантовъ.
— Благодарю васъ, Брэди, отъ всего сердца. Вотъ вамъ и квитанція. Сбѣгайте поскорѣе на телеграфъ. Тогда все объяснится.
Брэди побѣжалъ со всѣхъ ногъ. Толпа гоготавшихъ нахлѣбниковъ стала затихать, точно пристыженная за свою рѣзкость. Ею замѣтно овладѣло сомнѣніе. «Ну, а что, какъ въ самомъ дѣлѣ онъ ожидалъ заатлантической телеграммы? Пожалуй, у него и впрямь отыщется богатый отецъ. Чего на свѣтѣ не бываетъ! Мажетъ, быть, мы слишкомъ поторопились!» Эти мысли были написаны на лицахъ присутствующихъ. Смѣхъ тотчасъ прекратился. Громкое галдѣнье сначала перешло въ тихій говоръ, затѣмъ въ шепотъ и, наконецъ, совершенно смолкло. Зрители стали расходиться. Они подсаживались въ одиночку и парами къ завтраку въ столовой. Столяръ пытался увести туда съ собою и Трэси, но тотъ отвѣчалъ:
— Нѣтъ, Барроу, не теперь.
Миссисъ Маршъ и Гэтти также любезно уговаривали его принять участіе въ общей трапезѣ, однако, онъ стоялъ на своемъ:
— Я подожду возвращенія Брэди.
Даже старикъ Маршъ почувствовалъ себя неловко. У него мелькнула мысль, не слишкомъ-ли далеко онъ зашелъ. Хитрый испанецъ былъ готовъ присоединиться къ женѣ и дочери, и уже двинулся къ Трэси съ заискивающимъ видомъ, когда тотъ остановилъ его рѣшительнымъ и слишкомъ краснорѣчивымъ движеніемъ руки. Затѣмъ на добрую четверть часа водворилась тишина, совершенно необычная въ меблированномъ отелѣ во время воскреснаго завтрака. Если у кого-нибудь изъ присутствующихъ нечаянно выскальзывала изъ рукъ чашка и громко ударялась о блюдечко среди всеобщаго торжественнаго безмолвія, остальные, вздрагивали и этотъ рѣзкій звукъ казался чѣмъ-то непристойнымъ точно въ комнатѣ стоялъ гробъ съ покойникомъ и сюда ожидали прибытія важныхъ участниковъ погребальной церемоніи. Громкій топотъ ногъ возвратившагося Брэди, который бѣжалъ по лѣстницѣ, показался всѣмъ какой-то грубой профанаціей. Сидѣвшіе за столомъ встрепенулись и ясно увидали, что вошедшій въ переднюю рудокопъ, запыхавшись, подалъ Трэси конвертъ. Трэси обвелъ компанію торжествующимъ взглядомъ и продолжалъ смотрѣть на дерзкихъ насмѣшннковъ, пока тѣ въ замѣшательствѣ не опустили передъ нимъ глаза. Тогда онъ распечаталъ телеграмму и пробѣжалъ ея содержаніе. Въ ту же минуту желтая бумажка выскользнула изъ его пальцевъ и полетѣла на полъ, а лицо бѣдняги побѣлѣло. Въ телеграммѣ было только одно слово: «Благодарю».
Тутъ извѣстный во всемъ отелѣ шутникъ Билли Нэшъ, высокій коренастый рабочій изъ адмиралтейства, неожиданно принялся всхлипывать среди наступившаго патетическаго молчанія, когда у многихъ шевельнулась жалость къ одинокому чужестранцу. Онъ вынулъ изъ кармана носовой платокъ и припалъ на грудь своего товарища, молодого кузнеца, самаго застѣнчиваго юноши между всѣми квартирантами. — «Ахъ, тетенька, насколько вы безграмотны!» — причиталъ Билли, захлебываясь слезами, точно грудной младенецъ, если только можно себѣ представить младенца, воющаго оглушительнымъ басомъ.
Подражаніе дѣтскому плачу выходило у него до того удачно, онъ бралъ такія разнообразныя ноты и былъ до того смѣшенъ, что всякая серьезность моментально разсѣялась и никто не могъ удержаться отъ громкаго хохота при этой комедіи. Наступившая реакція немедленно оказала свое дѣйствіе; въ квартирантахъ опять заговорило мстительное чувство противъ Трэси за испытанную ими неловкость и обманутыя ожиданія. Они стали понемногу придираться къ своей жертвѣ, приставать къ ней и дразнить ее, точно стая собакъ, которыя загнали кошку въ уголъ. Жертва отвѣчала имъ недовѣрчивыми взглядами и защищалась, не обращаясь ни къ кому лично, что еще сильнѣе подстрекало насмѣшниковъ; когда же Трэси измѣнилъ тактику и сталъ называть своихъ мучителей по имени, предлагая каждому изъ нихъ помѣриться силами, шутка потеряла для этихъ людей всю свою прелесть и они понемногу присмирѣли.
Жаршъ хотѣлъ было объясниться съ неаккуратнымъ жильцомъ, однако, Барроу остановилъ его:
— Оставьте его теперь въ покоѣ, хозяинъ. Вѣдь у васъ съ нимъ только денежные счеты, которые я берусь уладить самъ.
Огорченная, разстроенная хозяйка бросила на столяра благодарный взглядъ, а всеобщая любимица, пестрѣвшая сегодня всѣми цвѣтами радуги въ своемъ дешевенькомъ, но кокетливомъ воскресномъ платьѣ, послала ему воздушный поцѣлуй кончиками пальцевъ, сказавъ съ самой милой улыбкой и ласковымъ кивкомъ головы:
— Вы одинъ здѣсь настоящій мужчина, и я готова сдѣлать для васъ все на свѣтѣ, голубчикъ вы мой!
— Ай, какъ тебѣ не стыди, Киска? Никогда не видывала я такого избалованнаго ребенка!
Путемъ ласковыхъ упрашиваній, удалось таки уговорить Трэси, чтобы онъ позавтракалъ, хотя сначала обиженный юноша объявилъ, что не съѣстъ больше куска въ этомъ домѣ, и прибавилъ даже, что у него достанетъ твердости характера, въ случаѣ нужды, умереть съ голоду, такъ какъ это все-таки лучше, чѣмъ глотать вмѣстѣ съ хлѣбомъ незаслуженныя оскорбленія.
Послѣ завтрака, Барроу увелъ его къ себѣ въ комнату, набилъ ему трубочку и заговорилъ веселымъ тономъ:
— Ну, старый дружище, спускайте свой боевой флагъ; здѣсь вы не въ непріятельскомъ лагерѣ и можете успокоиться. Я понимаю, что неудачи сбили васъ съ толку и вы сами не знали, что дѣлаете. Человѣку вполнѣ естественно пуститься во всѣ тяжкія, когда на него нападетъ отчаяніе. Постарайтесь отвлечь ваши мысли отъ непріятныхъ обстоятельствъ, тяните ихъ за уши, за пятки, какъ вамъ угодно, только развеселитесь. Раздумывать безъ толку о своихъ неудачахъ и переворачивать ихъ у себя въ головѣ — самое убійственное занятіе, выражаясь умѣреннымъ образомъ. Говорю вамъ: встряхнитесь хорошенько; думайте о чемъ-нибудь веселомъ.
— О, я — несчастный!
— Ну вотъ, я сказалъ, что вы дошли до отчаянія, а этого не надо. Бодритесь и будьте веселы.
— Легко сказать, Барроу! Какъ я буду веселъ, если на мою голову свалились всѣ несчастія? Мнѣ никогда не снилось, что я могу дойти до такого положенія. Нѣтъ, меня возмущаетъ даже всякая мысль о весельѣ; давайте лучше говорить про смерть и похороны.
— Ну, ужь ни въ какомъ случаѣ! Это значило бы махнуть рукой на все. Стыдно падать духомъ. Я хочу доставить вамъ развлеченіе и съ этой цѣлью послалъ Брэди въ одно мѣстечко, пока вы завтракали.
— Въ самомъ дѣлѣ? Что же такое вы затѣяли?
— А вамъ хочется узнать? Отлично! любопытство хорошій признакъ. Значитъ, васъ еще можно спасти.