Въ продолженіи нѣсколькихъ дней, молодой человѣкъ восторженно носился съ мыслью, что онъ попалъ въ страну, гдѣ хватитъ на всѣхъ «работы и хлѣба». Онъ даже сложилъ на эту тему нѣчто въ родѣ хвалебнаго гимна, который и повторялъ про себя въ чаду упоенія. Однако, время шло, дѣла принимали сомнительный оборотъ, и вскорѣ пламенный диѳирамбъ оборвался на полусловѣ и безсильно замеръ у него на губахъ. Сначала виконтъ хлопоталъ о полученіи какой-нибудь приличной должности въ одномъ изъ государственныхъ вѣдомствъ, гдѣ могло пригодиться высшее образованіе, полученное имъ въ Оксфордѣ. Однако, ему не повезло. Научную подготовку здѣсь ставили ни во что, тогда какъ политическая окраска цѣнилась въ шесть разъ болѣе всякой компетентности. Онъ смотрѣлъ истымъ англичаниномъ и это вредило ему въ центрѣ политической жизни, гдѣ обѣ партіи для виду стояли за Ирландію, что не мѣшало имъ въ тихомолку поноситъ ее, на чемъ свѣтъ стоитъ. По костюму Берклей считался ковбоемъ, что внушало наружное почтеніе къ его особѣ, — пока онъ не поворачивался къ людямъ спиной, — но, разумѣется, не могло способствовать полученію хорошаго мѣста. Между тѣмъ, однажды, въ необдуманномъ порывѣ онъ далъ себѣ слово носить это платье до тѣхъ поръ, пока оно не бросится въ глаза гдѣ-нибудь на улицѣ его владѣльцу или знакомымъ этого человѣка, что дало бы ему возможность возвратить по принадлежности чужія деньги. И теперь совѣсть не позволяла виконту нарушить принятаго обязательства.
Къ концу недѣли дѣла пошли еще хуже. Онъ всюду искалъ занятій, постепенно спускаясь все ниже въ своихъ требованіяхъ, пока не перебралъ, кажется, всѣхъ видовъ труда, за который можетъ взяться человѣкъ безъ спеціальной подготовки, исключая рытья канавъ и другой черной работы. Однако, ему не только не дали мѣста, но даже и не обѣщали ничего. Однажды Берклей, машинально перелистывая свой дневникъ, напалъ на первую замѣтку, внесенную имъ на эти страницы сейчасъ послѣ пожара: «Самъ я никогда не сомнѣвался прежде въ своей стойкости; теперь же никто не имѣетъ права сомнѣваться въ ней болѣе. Стоитъ взглянуть на мою здѣшнюю обстановку, чтобы убѣдиться въ этомъ. А между тѣмъ я ничѣмъ не брезгаю и доволенъ своимъ помѣщеніемъ, какъ собака теплой конурой. Плата — 25 долларовъ въ недѣлю. Я сказалъ, что начну съ самой низшей ступеньки, и сдержалъ свое слово». Когда виконтъ перечиталъ эти строки, его даже кинуло въ дрожь.
— Гдѣ у меня была голова? — воскликнулъ онъ. — И это я называлъ «начать съ низшей ступеньки»! Проболтался безъ дѣла цѣлую недѣлю, а расходы все росли. Нѣтъ, надо положить предѣлъ такой расточительности.
И онъ отправился отыскивать менѣе роскошную квартиру. Долго пришлось ему искать чего-нибудь подходящаго; молодой человѣкъ сбился съ ногъ, но, наконецъ, труды его увѣнчались успѣхомъ. Съ него спросили деньги впередъ — 4 съ половиною доллара въ недѣлю съ постелью и столомъ. Пожилая хозяйка, съ добродушнымъ лицомъ и видомъ женщины, много потрудившейся на своемъ вѣку, проводила новаго постояльца по узкой лѣстницѣ безъ ковра въ третій этажъ, гдѣ была его комната. Въ ней стояло двѣ двуспальныхъ кровати и одна односпальная. Ему позволили пользоваться безъ приплаты одной изъ первыхъ, пока не явится новый жилецъ.
Итакъ, Берклею предстояло спать въ одной постели съ чужимъ человѣкомъ! Одна мысль о томъ приводила его въ ужасъ. Миссисъ Маршъ, хозяйка, была очень обходительная особа и выразила надежду, что здѣсь понравится у нея въ домѣ. Здѣсь всѣ были довольны своимъ помѣщеніемъ, по ея словамъ.
— И жильцы у меня все такіе славные ребята, — продолжала она. — Правда, безпокойны немножко, но шумятъ между собою только изъ баловства. Эта комната, какъ видите, выходитъ въ другую, заднюю, и постояльцы располагаются въ обѣихъ, какъ имъ угодно, а въ жаркія ночи спятъ на крышѣ, когда нѣтъ дождя. Они сейчасъ забираются туда, если имъ станетъ душно. Нынѣшній годъ весна наступила рано, такъ что мои жильцы спали уже раза два на открытомъ воздухѣ. Если вамъ вздумается сдѣлать то же самое, можете выбрать себѣ любое мѣстечко на крышѣ. Вы найдете мѣлъ сбоку камина, гдѣ не хватаетъ кирпича. Стоить обвести мѣломъ небольшое пространство, нужное вамъ… Впрочемъ, что же это я васъ учу? Вѣроятно, вы уже дѣлывали это не разъ?
— Нѣтъ, мнѣ никогда не случалось…
— Ну, конечно! Я говорю глупости. У васъ на равнинахъ простору достаточно. Итакъ, вы можете отмежевать себѣ уголокъ на желѣзной крышѣ, гдѣ окажется свободное мѣстечко, еще не занятое другими, и сдѣлаться его хозяиномъ. Товарищъ, съ которымъ вы будете спать на одной постели, поможетъ вамъ вынеси наверхъ одѣяло и подушки, а потомъ, по утру, снести ихъ обратно. Или вы оба станете заниматься этимъ по очереди. Одинъ вынесетъ, другой внесетъ. Это ужъ какъ вы сговоритесь между собою. А я знаю, что вы сойдетесь съ нашими ребятами; они всѣ такіе общительные, исключая наборщика. Онъ, единственный изъ всѣхъ, непремѣнно хочетъ спать на отдѣльной кровати. Удивительный чудакъ; вы не повѣрите — этотъ малый ни за что не ляжетъ съ кѣмъ-нибудь другимъ, хотя бы въ домѣ случился пожаръ. Однажды сосѣди съиграли съ нимъ такую штуку. Всѣ они улеглись по своимъ постелямъ въ одинъ прекрасный вечеръ и когда наборщикъ вернулся домой въ три часа ночи — въ то время онъ работалъ въ утренней газетѣ, а теперь получилъ мѣсто въ вечерней — то нашелъ свободное мѣсто только на кровати литейщика. И что же бы вы думали? Онъ просидѣлъ на стулѣ до утра, даю вамъ честное слово! Толкуютъ, будто онъ немного тронулся, но это не правда; бѣдняга, видите-ли, англичанинъ, а всѣ они престранные. Впрочемъ, прошу извиненія. Вы… вы, кажется, сами англичанинъ?
— Да.
— Я такъ и думала. Сейчасъ можно догадаться, что вы не здѣшній, по вашему разговору. Слова съ буквою a вы произносите совсѣмъ навыворотъ; однако, это у васъ скоро пройдетъ. Такъ вотъ я говорю, что наборщикъ отличный малый; онъ немного сошелся съ ученикомъ изъ фотографіи, съ кузнецомъ, который ходитъ работать въ адмиралтейство, да еще тутъ съ однимъ парнемъ, но другихъ постояльцевъ нашъ нелюдимъ не жаждетъ. Дѣло въ томъ — надѣюсь, мои слова останутся между нами, остальные жильцы не знаютъ про это — дѣло въ томъ, что онъ въ нѣкоторомъ родѣ аристократъ; отецъ у него докторъ, а извѣстно, какую роль играютъ доктора у васъ въ Англіи, хотя здѣсь они не считаются важными птицами. Но за моремъ, конечно, все иначе. Такъ вотъ этотъ малый повздорилъ съ отцомъ, послѣ чего ему пришлось очень жутко у себя на родинѣ; онъ взялъ да и махнулъ въ Америку, а тутъ, разумѣется, надо было работать, чтобы не умереть съ голоду. Дома онъ получилъ образованіе и думалъ, что сейчасъ пристроится здѣсь на мѣсто… Вы, кажется, что-то сказали?
— Нѣтъ, я только вздохнулъ.
— Однако, бѣдный юноша сильно ошибся. Натерпѣлся онъ довольно голоду и пропалъ бы ни за грошъ, да, спасибо, одинъ наборщикъ или кто-то другой сжалился надъ нимъ и пристроилъ его ученикомъ въ типографію. Обучился онъ ремеслу и все пошло на ладъ, только не по душѣ ему это занятіе. Прежде задиралъ носъ, не хотѣлъ покориться родному отцу, а тутъ привелось сердечному… Да что такое съ вами?.. Неужели моя болтовня…
— Напротивъ, — продолжайте. Я съ удовольствіемъ слушаю васъ.
— Такъ вотъ онъ ужь цѣлыхъ десять лѣтъ въ Америкѣ, — теперь ему двадцать девятый годъ, — а все не можетъ свыкнуться. Не нравится ему, что онъ простой ремесленникъ и окруженъ ремесленниками, тогда, какъ дома бѣдняга былъ джентльменомъ. Это онъ высказалъ мнѣ однажды съ глазу на глазъ и, конечно, изъ его словъ я поняла, что остальныхъ здѣшнихъ ребятъ онъ считаетъ ниже себя. Разумѣется, поживши довольно на свѣтѣ, я не такъ глупа, чтобы выбалтывать подобныя вещи.
— Но почему же? Что въ томъ обиднаго?
— Да, попробуйте-ка! Вѣдь ему тогда проходу не будетъ, всякій станетъ его донимать. Вотъ хоть бы взять васъ къ примѣру. Неужели вы позволите сказать себѣ въ нашей странѣ, что вы не джентльменъ? Впрочемъ, что я говорю? Всякій призадумается прежде, чѣмъ скажетъ ковбою такую дерзость.
Въ эту минуту, въ комнату вошла нарядная, стройная, подвижная и очень хорошенькая дѣвушка лѣтъ восемнадцати, съ самодовольнымъ и развязнымъ видомъ. На ней было дешевенькое, но очень кокетливое платьице. Берклей поднялся съ мѣста, а хозяйка бросила на него бѣглый взглядъ, надѣясь прочитать въ чертахъ виконта удивленіе и восторгъ.
— Вотъ моя дочь Гэтти. Мы зовемъ ее Киской. Это нашъ новый постоялецъ, Кисанька. — Почтенная матрона не подумала встать, представляя другъ другу молодыхъ людей.
Нашъ англійскій лордъ вѣжливо поклонился съ оттѣнкомъ смущенія, не зная хорошенько, какъ ему держаться относительно этой горничной или наслѣдницы меблированнаго отеля для ремесленниковъ. Застигнутый врасплохъ, онъ безсознательно вернулся къ, привычкамъ аристократическаго воспитанія, забывъ на время свои излюбленныя теоріи всеобщаго равенства, которыя въ данную минуту скорѣе вывели бы его изъ несовсѣмъ пріятнаго затрудненія. Между тѣмъ, красотка Гэтти не замѣтила его церемоннаго поклона; съ наивной искренностью протянула она ему свою руку и сказала:
— Какъ поживаете?
Потомъ молодая дѣвушка подошла къ единственному рукомойнику въ комнатѣ, повертѣла то въ ту, то въ другую сторону своей головкой передъ висѣвшимъ надъ нимъ обломкомъ зеркала, послюнила пальцы, поправила ими завитокъ волосъ на лбу и занялась уборкой спальни.
— Ну, мнѣ пора идти; время подвигается къ ужину, — сказала мать. — Не стѣсняйтесь, пожалуйста; будьте, какъ дома, мистеръ Трэси. Когда все будетъ готово, вы услышите звонокъ къ столу.
Съ этими словами хозяйка невозмутимо направилась къ дверямъ, оставивъ молодежь наединѣ. Виконтъ немного удивился такой безпечности почтенной женщины и протянулъ уже руку за шляпой, собираясь избавить Гэтти отъ своего присутствія, когда та сказала ему:
— Куда вы уходите?
— Никуда собственно; но вѣдь я вамъ мѣшаю.
— Мѣшаете? Да съ чего вы взяли? Сидите преспокойно, я попрошу васъ посторониться, когда будетъ надо.
Теперь она перестилала постели. Берклей сѣлъ и сталъ слѣдить глазами за ея проворной, прилежной работой.
— Съ чего это вамъ пришло въ голову, что вы можете помѣшать? Неужели мнѣ нужна для уборки вся комната за-разъ?
— Говоря по правдѣ, я намекалъ не на то. Но согласитесь, что мы остались съ вами здѣсь вдвоемъ, въ пустомъ домѣ, а такъ какъ ваша матушка ушла…
Дѣвушка прервала его веселымъ смѣхомъ:
— Значитъ, я осталась беззащитной? Господь съ вами, мнѣ не надо защитниковъ. Я не боюсь. Вотъ еслибы остаться совсѣмъ одной, тогда другое дѣло, потому что я ненавижу привидѣнія, скажу вамъ откровенно. Не то, чтобы я въ нихъ вѣрила, нѣтъ, но все-таки мнѣ страшно.
— Какъ же вы можете бояться того, во что не вѣрите?
— Ну, ужь я тамъ не знаю какъ; для меня это слишкомъ мудрено разобрать; а только я боюсь, вотъ и все. Тоже самое говоритъ и Мэджи Ли.
— Кто такая Мэджи Ли?
— А это одна изъ нашихъ жилицъ, молодая лэди, которая ходитъ работать въ мастерской.
— Она работаетъ въ мастерской?
— Да, въ башмачной.
— Въ башмачной мастерской, а вы называете ее молодою лэди?
— Да вѣдь ей только двадцать два года; какъ же назвать ее иначе?
— Я думалъ вовсе не о ея годахъ, а объ этомъ титулѣ. Дѣло въ томъ, что я уѣхалъ изъ Англіи, чтобы уйти отъ искусственныхъ формъ общежитія, пригодныхъ только искусственному народу, а между тѣмъ нахожу, что вы усвоили ихъ себѣ за океаномъ. Мнѣ это очень не нравится. Я думалъ, что у васъ здѣсь просто мужчины и женщины, что въ Америкѣ всѣ равны и нѣтъ различія между классами общества.
Гэтти остановилась, держа въ зубахъ конецъ подушки, на которую хотѣла надѣть чистую наволочку. Взглянувъ на говорившаго, она выпустила подушку и сказала:
— Ну, такъ что же изъ этого? Здѣсь и на самомъ дѣлѣ всѣ равны. Какое тутъ различіе?
— Но если вы называете работницу изъ мастерской молодою лэди, какъ же вы назовете супругу президента?
— Старою лэди.
— Значитъ, по вашему, вся разница только въ годахъ?
— Да тутъ и не можетъ быть иной, насколько я понимаю.
— Тогда всѣ женщины — лэди?
— Конечно, такъ. По крайней мѣрѣ, всѣ порядочныя.
— Ну, это еще куда ни шло. Разумѣется, нѣтъ никакой бѣды въ титулѣ, если онъ прилагается ко всякому. Онъ будетъ оскорбленіемъ и зломъ, составляя только привилегію меньшинства. Однако, миссъ… миссъ…
— Гэтти.
— Миссъ Гэтти, будьте откровенны; сознайтесь, что знатный титулъ дается не каждому. Богатый американецъ не назоветъ, напримѣръ, свою кухарку «лэди»?
— Не назоветъ. Но что же изъ этого?
Онъ былъ немного озадаченъ, когда его блестящій аргументъ не произвелъ желаемаго эффекта.
— Что же изъ этого? — повторилъ Берклей. — А вотъ что: равенство, очевидно, не допускается въ Америкѣ и американцы не лучше англичанъ. Въ самомъ дѣлѣ тутъ нѣтъ никакой разницы.
— Ахъ, вотъ что пришло мнѣ въ голову. Титулъ самъ по себѣ не важенъ; важно то, какое значеніе ему придаютъ, — это вы сами сейчасъ сказали. Представимъ себѣ, что вмѣсто названія: «лэди» употреблялось бы слово: «чистый». Вамъ это понятно?
— Кажется, такъ. Вмѣсто того, чтобы называть женщину «лэди», къ ней примѣнялось бы слово: «чистый» и говорилось, что она «чистая особа».
— Совершенно вѣрно. А развѣ въ Англіи господа не называютъ рабочихъ людей джентльменами и лэди?
— Конечно, нѣтъ.
— И люди рабочіе не величаютъ себя такимъ образомъ?
— Никогда.
— Значитъ, если вы употребите другое слово, отъ этого ничего не измѣнится? Господа по прежнему не станутъ называть «чистыми» никого, кромѣ себя, а простолюдины покорятся ихъ капризу и не позволятъ себѣ пользоваться званіемъ «чистаго человѣка». У насъ же выходитъ совсѣмъ иначе. Всякій мужчина величаетъ себя джентльменомъ, а женщина «лэди», и они увѣрены, что достойны этого званія, а до мнѣнія другихъ имъ нѣтъ дѣла, пока оно не высказывается вслухъ. И вы полагаете, что тутъ не видно никакого различія? Но вы принижаете людей, а мы нѣтъ. Развѣ это одно и то же?
— Ваша правда. Я не подумалъ о томъ, но теперь согласенъ съ вами. Однако, величать себя «лэди» еще не значитъ… хм… не значитъ…
— На вашемъ мѣстѣ я не сталъ бы договаривать.
Говардъ Трэси повернулъ голову, желая узнать, кто такъ безцеремонно вмѣшался въ его разговоръ. Это былъ человѣкъ невысокаго роста, лѣтъ сорока, съ волосами песочнаго цвѣта, безбородый, съ живымъ и умнымъ выраженіемъ на пріятномъ, веснушчатомъ лицѣ. Его довольно потертое, но опрятное платье, очевидно, было куплено на рынкѣ. Пришелъ онъ изъ комнаты, выходившей окнами на улицу и отдѣленной отъ спальни прихожею, гдѣ этотъ господинъ оставилъ свою шляпу. Въ рукахъ у него былъ потрескавшійся облупленный бѣлый рукомойникъ. Гэтти подошла къ нему и взяла кувшинъ.
— Я сейчасъ принесу вамъ, а вы отвѣтьте за меня, мистеръ Барроу. Это нашъ новый постоялецъ, мистеръ Трэси. Мы съ нимъ заспорили и я не съумѣла бы выпутаться, еслибы вы не подоспѣли на выручку.
— Спасибо, Гэтти. Въ моей комнатѣ нечѣмъ было умыться и я зашелъ сюда за водой. — Онъ развязно присѣлъ на старый сундукъ и сказалъ: — Я услыхалъ вашъ споръ и заинтересовался имъ. Повторяю: на вашемъ мѣстѣ я не сталъ бы договаривать. Чѣмъ должна закончиться ваша фраза? «Называть себя лэди еще не значитъ принадлежать къ разряду избранныхъ». Вотъ къ чему клонитъ ваша рѣчь. Но вѣдь это абсурдъ. Кто имѣетъ право дѣлать подобное разграниченіе между людьми, позвольте васъ спросить? Какихъ-нибудь двадцать тысячъ человѣкъ изъ милліона захотѣли считаться избранными и стали величать себя джентльменами и лэди, остальные же девятьсотъ восемьдесятъ тысячъ согласились съ тѣмъ и проглотили нанесенное имъ оскорбленіе. А если бы они возстали противъ такого рѣшенія, то каста избранныхъ прекратила бы свое существованіе и знатность рода сдѣлалась бы мертвой буквой безъ смысла и значенія. У насъ здѣсь было то же самое. Люди, достигшіе высокаго положенія, стали въ разрядъ избранныхъ и присвоили себѣ исключительное званіе джентльменовъ и лэди. Однако, что же изъ этого вышло? Остальные тоже признали себя джентльменами и лэди; короче — вся наша нація возвысила себя до благородства. А если цѣлые милліоны считаются господами, тогда преимущество происхожденія падаетъ само собою. Это создаетъ абсолютное, а не фиктивное равенство, точно такъ, какъ абсолютно и реально у васъ неравенство (созданное безконечно слабымъ меньшинствомъ и признанное безконечно сильной массой народа).
Трэси моментально почувствовалъ себя англичаниномъ съ головы до ногъ въ самомъ началѣ этой рѣчи, не смотря на суровую школу, пройденную имъ въ продолженіи нѣсколькихъ недѣль въ обществѣ необразованныхъ людей съ ихь простыми формами общежитія. Онъ, какъ улитка, ушелъ въ свою раковину, но подъ конецъ переломилъ себя и простилъ непрошенное вмѣшательство этого простого откровеннаго человѣка въ его бесѣду. И это было нетрудно, потому что и голосъ, и улыбка, и обращеніе мистера Барроу невольно располагали къ нему, обладая въ то же время неотразимой силой убѣжденія. Онъ даже сразу понравился бы Трэси, если бы не аристократическіе предразсудки, вошедшіе у него въ плоть и кровь. Самъ того не подозрѣвая, молодой человѣкъ, въ сущности, признавалъ равенство только въ теоріи. Съ чѣмъ соглашался умъ, противъ того возставала натура. Это было то же привидѣніе Гэтти, только навыворотъ. По теоріи, Барроу былъ равенъ Берклею, однако, напирать на это обстоятельство было, какъ будто, безтактностью со стороны перваго. И Берклей выразилъ:
— Охотно вѣрю тому, что вы сказали относительно американцевъ, но мнѣ не разъ закрадывались въ душу сомнѣнія. Невольно кажется, что равенство не болѣе, какъ пустой звукъ, въ странѣ, гдѣ въ такомъ ходу кастовыя клички; впрочемъ, онѣ, конечно, потеряли свой обидный смыслъ и совершенно нейтрализовались, онѣ сведены къ нулю, сдѣлались вполнѣ невинными, если ихъ обратили въ неотъемлемое достояніе каждаго индивидуума въ вашей націи. Теперь, пожалуй, мнѣ понятно, что каста не существуетъ и не можетъ существовать иначе, какъ по взаимному соглашенію массъ, стоящихъ внѣ ея. Прежде я полагалъ, что каста создала и увѣковѣчила себя сама, но выходитъ, кажется, такъ, что она только создалась по своему произволу, а ужъ поддерживали ее люди, которыхъ она презираетъ, хотя они могутъ во всякое время уничтожить ее, просто похеривъ самые титулы, присвоенные знати.
— Да, вы вѣрно поняли мою мысль. Нѣтъ власти на землѣ, которая помѣшала бы тридцати милліонному англійскому населенію завтра же самовольно возвести себя въ герцогское достоинство и приняться величать себя герцогами и герцогинями. И тогда, черезъ какихъ-нибудь полгода, настоящіе герцоги и герцогини сложили бы съ себя свое высокое званіе. Почему бы имъ и не попробовать въ самомъ дѣлѣ? Да что я говорю? Даже королевскій санъ не выдержалъ бы такого посягательства. Горсть людей, хмурящихъ брови противъ тридцати милліоновъ, которые поднимаютъ ихъ на смѣхъ съ неодолимой силой дѣйствующаго вулкана! Да это Геркуланумъ въ борьбѣ съ Везувіемъ! И послѣ такого катаклизма понадобились бы другія восемнадцать столѣтій, чтобы открыть этотъ Геркуланумъ. Что значитъ званіе полковника на нашемъ югѣ? Ничего; тамъ всѣ полковники. Нѣтъ, Трэси (Трэси покоробило), никто въ Англіи не назоветъ васъ джентльменомъ и вы сами не назовете себя такимъ образомъ. Да, такой порядокъ вещей ставить порою человѣка въ самое неудобное положеніе — я подразумѣваю здѣсь широкое и всеобщее признаніе кастовыхъ отличій и подчиненіе имъ. Скажите, можетъ-ли польстить Маттергорну вниманіе одного изъ вашихъ красивенькихъ англійскихъ холмовъ?
— Разумѣется, нѣтъ.
— Ну, пусть здравомыслящій человѣкъ представитъ себѣ, что Дарвину можетъ быть пріятно одобреніе какой-нибудь принцессы. Такое предположеніе до того нелѣпо, что… парализуетъ силу воображенія, хотя этотъ колоссъ Мемнона и былъ, въ дѣйствительности, польщенъ вниманіемъ маленькой статуэтки; по крайней мѣрѣ, онъ самъ сознавался въ своемъ малодушіи. Система, способная заставить само божество отказаться отъ божескаго достоинства и профанировать его, никуда не годится, рѣшительно никуда и должна быть уничтожена, говорю я.
Напоминаніе о Дарвинѣ привело новыхъ знакомыхъ къ литературному спору, и этотъ предметъ такъ сильно разгорячилъ Барроу, что онъ снялъ сюртукъ и расположился въ комнатѣ совсѣмъ безъ церемоніи. Они проговорили до самаго возвращенія шумной ватаги жильцовъ, которые съ громкимъ говоромъ и стукомъ взбѣжали по лѣстницѣ и наводнили спальню, гдѣ тотчасъ пошелъ дымъ коромысломъ: — кто свисталъ, кто пѣлъ, кто полоскался у рукомойника, кто дурачился и спорилъ. Барроу, хотѣвшій сначала немедленно пригласить Трэси къ себѣ въ гости и предоставить ему пользоваться своей маленькой библіотекой, нѣсколько медлилъ, однако, съ этой любезностью. Онъ счелъ болѣе благоразумнымъ предварительно предложить молодому англичанину нѣсколько вопросовъ, касавшихся его личности: — Чѣмъ вы занимаетесь?
— Здѣсь… здѣсь меня принимаютъ за ковбоя, но я вовсе не ковбой; это недоразумѣніе. Я собственно не имѣю опредѣленнаго рода занятій.
— Но чѣмъ же вы заработываете свой хлѣбъ?
— Да чѣмъ угодно. Т. е. я хочу сказать, что готовъ взяться за всякую работу, какую бы мнѣ ни предложили, но ея то у меня и нѣтъ.
— Пожалуй, я могу оказать вамъ содѣйствіе. По крайней мѣрѣ, постараюсь.
— О, я былъ бы такъ доволенъ. Но до сихъ поръ всѣ мои хлопоты пропадали даромъ и я совсѣмъ не знаю, за что взяться.
— Конечно, въ Америкѣ трудно пробить себѣ дорогу, не имѣя спеціальной подготовки. По моему, вамъ бы слѣдовало поменьше заниматься книжками да побольше думать о практической сторонѣ жизни. Удивляюсь безпечности вашего отца. Какъ же это онъ не позаботился пріучить васъ къ настоящему дѣлу? Вамъ непремѣнно слѣдовало избрать себѣ то или другое ремесло. Не горюйте, однако: ужь мы отыщемъ что-нибудь общими силами. Только не вздумайте удариться въ тоску о домѣ; тогда вы пропащій человѣкъ. Впрочемъ, мы еще переговоримъ съ вами обо всемъ поосновательнѣе и оглядимся хорошенько. Не надо падать духомъ; изъ всякаго положенія можно найти исходъ. А теперь подождите меня здѣсь немножко. Мы вмѣстѣ сойдемъ къ ужину.
Въ настоящую минуту Трэси питалъ уже искреннее расположеніе къ Барроу. Онъ, пожалуй, назвалъ бы его даже своимъ другомъ, если бы не остатокъ непріязненнаго чувства, которое было вызвано въ немъ безцеремонностью этого человѣка, заставшаго его врасплохъ въ пылу примѣненія на практикѣ либеральныхъ теорій. Однако, общество новаго знакомаго все-таки нравилось ему, и у Трэси даже отлегло немного отъ сердца послѣ интересной бесѣды. Кромѣ того, онъ ужасно желалъ узнать, какимъ ремесломъ занимается Барроу, что находитъ досугъ читать и учиться.