Курлык, ноябрь 1894 г. Две рекогносцировки[1], предпринятые раннею весною из Са-чжоу в соседний Нан-шань, выяснили нашу летнюю деятельность. Река Дан-хэ или Шара-голджин, как она называется в своем верхнем горном течении, послужила отличной магистральной линией, по которой методически двигался караван, устраивая каждую сотню верст продолжительную стоянку. Стоянки эти выбирались в лучших местах, богатых кормом для караванных животных и удобных исходных пунктах для географических разведок, одновременно производимых В. И. Роборовским и мною. На главном биваке оставался г-н Ладыгин, который, помимо ботанических сборов и пополнения энтомологической коллекции, систематически вел метеорологические наблюдения. Препаратор Курилович собирал птиц; прочие люди отряда охотились за зверями. Кроме того, все такие пункты определялись астрономически. К ним мы примыкали наши маршруты, представлявшие собою удлиненные петли. В долине Шара-голджина продолжительных стоянок было всего три: в Куку-усу, на ключе «Благодатный», в Улан-булаке, у северного подножия хребта Гумбольдта, и на верховье этой реки при урочище Аматын-умру. Четвертая, последняя стоянка в Нан-шане находилась у северного подножия Южно-кукунорских гор при р. Горбан-ангыр-гол[2]. Линия, соединяющая эти пункты, разграничивала Нан-шань на две половины, из которых северная досталась мне; южную же избрал для своих исследований В. И. Роборовский.
Остановлюсь на районе своих рекогносцировок, рамками которым служат меридианы оазиса Са-чжоу на западе и оз. Куку-нора на востоке, и представляющем собой площадь в 500 верст по долготе и около 300 верст по широте. На всех четырех рекогносцировках мною проведено 60 дней. Пройдено съемкою за это время 1 790 верст[3]. Собрана богатая коллекция зверей[4], как и вообще прослежена животная жизнь Нан-шаня. В пересечениях хребтов взяты образцы горных пород; в долинах — образцы почвы. Разъезды выполнялась с одним и тем же спутником, старшим урядником Забайкальского казачьего войска Семёном Жарким; переменялись только проводники.
Топографический характер рассматриваемой местности представляется следующим. На севере протянулся горный кряж, который состоит из двух частей, заходящих одна за другую. Восточная — известна под названием Шишаку-сан. В 30—40 верстах к югу поднимается передовая ограда Нан-шаня. Восточнее р. Дан-хэ передовая ограда связывается с последующим к югу хребтом. Этот последний имеет восточное направление до меридиана г. Юй-мынь-сяня; затем довольно круто склоняется на юго-восток. В западной своей части, на протяжении 80 верст, он лишен вечных снегов и известен под названием Каши-карин-ула; далее же к востоку этот хребет блещет вечными снегами, называясь Дасюёшанем[5]. Вскоре затем он разделяется на две снеговые цепи, в которых залегает верховье р. Сулэй-хэ. К югу, параллельно западной части Дасюёшаня, протянулся хребет Буруту-курун-ула, который, по мере удаления на восток, мельчает и, сопровождая на всем течении реку Эма-хэ, через 130 верст совершенно исчезает. Наконец, самой южной границей моих исследований служил хребет Гумбольдта, впервые открытый Н. М. Пржевальским; восточное продолжение его было дважды пересечено в последний разъезд.
Общий характер здешних как главных, так и второстепенных хребтов одинаков и состоит: 1) в том, что все эти хребты имеют одно и тоже направление с востока не запад, следовательно, тянутся параллельно друг другу; 2) передовые цеии более круто ниспадают своими северными склонами, и наоборот, пологи на южных склонах; 3) главные хребты, при своей огромной абсолютной высоте, имеют также значительную высоту относительную; 4) в самых высоких хребтах высшие вершины, обыкновенно вечно снеговые, расположены лишь отдельными группами и не тянутся в виде длинных гребней; 5) формы гор, за исключением вечно снеговых, мягкие, с пологими боковыми скатами и куполообразными вершинами; 6) все хребты как главные, так и второстепенные, доступны по перевалам, наконец, 7) обнаженных скал вообще мало, их заменяют розсыпи как продукт разложения горных пород.
В междугорных пространствах раскидываются долины, которые или обозначают собою течение рек Шара-голджин, Эма-хэ, Сулэй-хэ, или представляют замкнутые котловины — озер Ногон-нор и Хара-нор. По высоким горным долинам часто залегают кочковатые болота, составляющие характерную принадлежность Нан-шаньского плато.
В означенном районе ключи, реки и речки встречались довольно часто; словом, орошение местности весьма обильное. В замкнутых котловинах вся выпадающая влага, не находя выхода, образует малые и большие озера. Вода почти во всех нан-шаньских озерах, вследствие их замкнутости и сильного испарения, соленая. Самое большее озеро Хара-нор, не посещенное до сих пор ни одним европейцем, лежит на меридиане г. Юй-мынь-сяня. Что же касается рек, то они главным образом несут свои воды в долину нижнего течения р. Сулэй-хэ, орошая по дороге встречные оазисы. Река же Сулэй-хэ теряется в солончаковых болотах оз. Хала-чи. На восток от оз. Хара-нора южная цепь Сулэй-хэ, после временного понижения, снова круто вздымает свои снежные вершины под названием Шаголин-намдзил. Эта высокая снеговая группа, давая начало на своем северном склоне р. Сулэй-хэ, в тоже самое время питает систему р. Бухайн-гола, текущей к югу. Другими словами, Шаголин-намдзил служит водоразделом указанных басейнов. Немного восточнее этой возвышенной группы зарождается Тэтунг-гол, имеющий сток чрез Жёлтую реку к океану.
Флора высоких долин и гор Нан-шаня сходствует с флорою Тибета. Если обратимся к фауне описываемой страны, то в этом отношении найдем еще более общих представителей, в особенности в отделе млекопитающих. Как Тибет богат количеством, а не разнообразием форм, так точно и Нан-шань. И здесь обилие млекопитающих вызывается достаточным количеством корма и воды, обширностью пространств и сравнительным отсутствием человека.
Дикий як (Bos grunniens) имеет северную границу своего географического распространения в хребте Дасюёшане; на восток он водится до меридиана озера Куку-нора; на юге ему ставит преграду хребет Южно-кукунорский и, наконец, на запад область географического распространение дикого яка уходит значительно, по крайней мере за рамки наших исследований. Везде в указанной местности як придерживается высоких долин и горных ущелий; вообще, будучи одет густою, мягкою шерстью, он летом ищет прохлады вблизи границы вечных снегов. Нередко одиночные самцы взбираются на ледник и там проводят более или менее продолжительное время. Случается, по словам монголов, что яки бывают отрезаны трещиной льда; более смелые из них спрыгивают с ледника, другие же на нем остаются. Горькая участь последних неизбежна; да и первые чаще погибают, нежели спасаются. Зимою, наоборот, звери спускаются в более низкую область гор, еще охотнее в долины, оставленные кочевниками.
Всего больше диких яков встречалось на верховьях рек Шара-голджин, Сулэй-хэ, Толай-гол, Бухайн-гол и в долине озера Хара-нора. В этих местах зверей было так же много, как и на плато северного Тибета. Куда ни посмотришь во время следования, всюду видишь этих гигантов. В одной горной расселине пасется огромнейшее (в 100—300 голов) стадо; у ручья в долине лежат небольшие группы; там и сям бродят или неподвижно стоят одиночки. Перевалив горный отрог, путешественник встречает подобную же картину.
Начинает бодрствовать дикий як довольно рано и тотчас же принимается за покормку. Часам к десяти утра он снова предается отдыху где-нибудь на гребне гор или вершине увала, словом, на открытой по сторонам местности. Стадо зверей располагается иногда широко, иногда скученно. Виденные нами стада состояли или из одних матерей с телятами, или из самцов средних лет. В последнем случае число особей было всегда значительно меньше, 5—10, редко больше. И в том, и в другом случае лишь подозрительно встанет один зверь, как тотчас же поднимается и все остальное стадо, не отставая от своего вожака. Следуют звери то рысью, то шагом; сильно испуганные несутся вскач, но обыкновенно очень короткое время. От охотника звери спасаются в горы, пересекая боковые скаты; реже спускаются вниз. Старые, большие экземпляры ходят одиноко. Особенно интересны эти великаны, когда их фигура рисуется на гребнях гор[6]. Подолгу дикий як стоит в полной неподвижности, лишь изредка поведет головою в сторону или метнет мохнатым хвостом. Не менее красивым представлялось и стадо, вытянутое змейкой, медленно двигавшейся по цепи гор. Удивляешься, как эти звери мастерски лазят по кручам. Еще поразительнее, когда испуганные яки мчатся с ужасной быстротой. Трудно себе представить разъяренное животное, в особенности громадного быка, несущегося по круче вниз. Он не то скользит, не то бежит, а за ним целый поток мелких камней плывет, не отставая. Оставив за собою розсыпи, зверь рысью несется по луговому откосу; затем, взбегая на вершины отрогов, останавливается: смотрит и чует по сторонам. Зрение развито плохо, чувства же до совершенства. Вообще, дикий як идет осмотрительно, порою украдкою. Степень бдительности увеличивается с малейшим подозрением опасности. Врагов, кроме человека, у описываемого зверя нет. Стадо матерей успешно оберегает детенышей от всяких случайностей, пряча их в середину.
Любовный период у диких яков проходят чрез последнюю треть июля и первую — августа. Самцы в это время бывают злобны; большому и сильному уступают средние. Соперники вступают в ожесточенный бой. Однажды мы наблюдали подобную картину. Еще издали, заметив друг друга, дикие яки начали сближаться. Один из них, остановившись у глинистого обрыва, стал рогами разрывать землю, другой шел решительно вперед, изредка останавливаясь, при этом сердито наклонял голову и тряс хвостом точно султаном. Наконец, расстояние, отделявшее противников, сократилось шагов до сорока. Бывший на месте дикий як вскочил на ноги, приняв боевую позу в ожидании врага. Последний двигался медленнее. Наклонив рога, махая хвостами, оба зверя издавали довольно громкое хрюканье, подобно домашнему яку, который по этому назван Bos grunniens. Стоя в виду друг друга, звери рыли копытами землю; наконец, сошлись; за две сажени бросились с быстротой, неуловимой для глаз. Треск от удара могучих лбов был чрезвычайно громкий. Дальнейшему ходу драки помешал третий, еще более внушительный зверь, озлобленного состояния которого бойцы испугались и разошлись по сторонам. В иных случаях, по словам монголов, турнир продолжается подолгу. В то время можно смело подходить к диким якам. Стоит выстрелить по одному и ранить, тогда другой боец с ним непременно покончит; затем можно стрелять и в последнего. В возбужденном состоянии звери не обращают внимания на выстрел.
Молодые появляются на свет весною, в апреле месяце; дети следуют при матерях год; затем отделяются к большим стадам, состоящим из особей различного пола и возраста.
На рану дикий як поразительно крепок, в особенности взрослый самец. Нрава же, в общем, трусливого. Из всех охот, производимых в течение лета, только однажды дикий як бросился на нашего охотника. Дело происходило так. Из двух казаков, бывших на экскурсии, один остался на месте, другой направился к зверям. Увлекшись наблюдением охоты товарища, оставшийся на месте казак вдруг заметил несущегося на него из-за холма дикого яка. Получив, однако, две пули, як повернул в сторону, не добежав до охотника пятнадцать шагов. От следующих трех пуль зверь кубарем покатился вниз по скату гор. Будучи сильно озлоблен, он внизу снова вскочил на ноги, но напрасно порывался вторично настичь охотника: силы изменили, так как кровь лилась ручьем из полученных ран. Еще несколько минут и зверь лежал мертвым.
Хулан или дикий осел (Equus Kiang) имеет более широкое распространение, нежели предыдущий вид, но далеко не собирается в такие многочисленные стада, как дикий як. Кроме общеобитаемых мест с диким яком в горах, хулан спускается и значительно ниже в долины; он даже встречается у подножий как северных, так и южных гор Нан-шаня. Означенный вид, не испытав преследования, держит себя довольно смело. Часто во время прохождения каравана хуланы подбегали очень близко; постояв немного, пускались бежать рядом с нашими вьючными животными. Нередко таким образом дикие ослы провожали нас по несколько верст. Кобылицы с детенышами, появляющимися на свет около 1 июля, несравненно строже. Чуть только заметят человека, они тотчас же бросаются на уход, причем жеребенок скрывается от взора стрелка, прячась за свою мать. Однажды, охотясь за зверями, я набрел на отдыхавшую семью хуланов довольно близко. Испуганная кобылица, вскочив с земли, в недоумении понеслась вперед, оберегая жеребенка. В защиту быстро появился жеребец и сердито заржал. Пробежав несколько шагов в мою сторону, как бы отвлекая внимание от подруги, жеребец пустился вскачь за кобылицей.
Халхасец монгол, дважды сопровождавший меня в разъездах по Нан-шаню, имел у себя прирученного хулана. Добыв последнего только что появившимся на свет, монгол воспитал жеребенка вблизи юрты, поя молоком; притом всегда держал питомца на привязи или в крепких путах; одно время даже в железах. Обучить его под верх не удалось, несмотря на все приложенное старание. Без всадника, на корде, хулан бежал отлично; побежка его была красива; животное резвилось. Стоило же только охотнику вскочить на спину животного, как последнее, понурив голову, следовало шагом. Несмотря ни на какие принуждения, хулан под всадником не изменял аллюра. Надежды сына степей, сидя на хулане, успешно преследовать диких собратьев его, совсем не оправдались. Прирученное дикое животное было смирно, но всегда, когда представлялся случай, порывалось бежать на простор.
Местные охотники преследуют дикого осла; усердно употребляют его мясо в пищу и пользуются шкурой для изготовления обуви. Некоторые из приемов охоты на хуланов, практикуемые номадами, оригинальны. Известно, что хуланы большими и малыми стадами держатся не только в горных ущельях, но и в низких долинах. В таких местах почва очень часто бывает сухая, рыхлая. Испуганное стадо, бросившись на уход, поднимает в воздух густую пыль, сквозь которую ничего не видно. Этого и ждет охотник-номад. Быстро скачет он на лошади к хуланам; спешивается, а иногда и сидя верхом, стреляет, чуть не в упор, по зверям. В пыли хуланы плохо видят; выстрела же мало боятся. Другой прием, который, впрочем, практикуется в любовный период[7], удается лишь самым опытным охотникам. Последний, усмотрев желанного зверя, все равно жеребца или кобылицу, скрывается; затем начинает ржать по хуланьи. На этот призывный голос тотчас же появляется дикий осел, встречая пулю номада.
Наш отряд в общем мало охотился за хуланами. Пополнив свою маммологическую коллекцию означенным видом, мы уже их больше не стреляли. Мы предпочитали любоваться на этих зверей, когда они или, выстроившись фронтом с поднятыми вверх головами, смотрели на проходящий караван, или, вытянувшись в линию, быстро мчались наперерез нашего пути.
Продолжая описание фауны Нан-шаня, перейду теперь к не менее интересной обитательнице Нан-шаня, красавице антилопе: антилопе-ада (Procapra picticauda), аптилопе хара-сульта (Antilope subgutturosa) и антилопе Кювье (Antilope Cuvieri), открытой Н. М. Пржевальским в его четвертое путешествие по Центральной Азии. Хара-сульта с севера переходит за передовую ограду Нан-шаня; на юге же касается только предгорий со стороны Курлыка, подобно тому как антилона Кювье появляется со стороны равнины озера Куку-нора. Что же касается антилопы-ады, или малютки, то она служит характерным представителем Нан-шаня. Передовая ограда этой горной системы составляет северную границу ее распространения. Восточной же границей географического распространения ее служит оз. Куку-нор, а параллель последнего вместе с тем указывает и южную границу, за которой ее нельзя встретить. К западу от меридиана ключа «Благодатного» мы этих антилоп ни разу не видали.
Антилопа-ада предпочитает высокие долины и горные ущелья; в таких местах мы всегда встречали стада в 5—10 экземпляров, реже одиночек. Стада состоят большею частью из особей мужского или женского пола, реже совместно. Точно так же осенью отдельно держатся и молодые, покинутые матерями. Время появления молодых — в конце июня. Явившиеся на свет детеныши, всегда по одному, первое время лежат где-либо в пустынной долине, одетой высокой травянистой растительностью. Мать пасется поблизости и от времени до времени приходит кормить дитя. Поднятый собакою, детеныш быстро спасается, насколько приходилось видеть, всегда одним алюром — скачками. Побежка же взрослой антилопы приводит в изумление: быстра, изящна, грациозна. По временам кажется, что это в высшей степени стройное животное прыгает как резиновый мяч.
Каменный баран, или аргали (Ovis sp.), довольно обыкновенен в исследованной нами части Нан-шаня. Держится по преимуществу в невысоких горах или же в предгорьях главных хребтов, обитая в альпийском поясе до голых каменных россыпей. Нередко горы от большего скопления этих зверей носят название Аргалиник-ула. Помимо гор, звери охотно спускаются и в долины, но никогда не покидают их ближайшего соседства. Каменные бараны живут большими и малыми обществами, а также и одиночками.
Начинает свое бодрствование аргали очень рано для покормки. Взошедшее и обогревшее солнце заставляет зверя предаться отдыху где-нибудь на видном, безопасном месте: обыкновенно на скатах гор или на их командующих выступах. Звери располагаются на отдых стадом в более или менее скученном порядке; при этом они всегда чутки: многие спят, держа голову кверху.
Любовное время у аргали настает в ноябре и длится две последние трети месяца. В это время, конечно, и самцы, и самки держатся вместе. По обыкновению, первые дерутся за обладание последними. Встретясь на близком расстоянии, они взвиваются на дыбы и, прыгая один на другого, сшибаются лбами. Лишь только минет этот период, самцы покидают самок. Те и другие начинают держаться особняком. Матери «носят» менее полугода. В конце апреля появляются молодые. Самки в это время держатся более или менее безопасных мест.
На рану аргали очень крепок. Зрение, слух, чутье развиты до удивительного совершенства. Поэтому убить каменного барана довольно трудно. Тот же номад, который приручил хулана, сообщил мне, что существует особая белая разновидность аргали. Охотясь с товарищами осенью в горах Нан-шаня, он был удивлен встреченным издали белым зверем. Подкравшись к нему незамеченным, охотник узнал «в белом чудовище» аргали. Суеверные монголы-товарищи уговорили, однако, этого истого охотника не стрелять, с чем он нехотя согласился.
Другой собрат каменного барана куку-яман (Ovis nahoor) населяет собою в большом количестве хребты, богатые скалами.
Наконец, последним представителем жвачных[8] Нан-шаня служит беломордый марал (Cervus albirostris), открытый Н. М. Пржевальским в его третье путешествие. В горной системе Нан-шаня этот вид встречается лишь изредка. И здесь он терпит беспрерывное преследование со стороны местных охотников-промышленников. В июле и августе — в пору лучшего состояния рогов — маралы не преследуются только в тех местах, где сему ставится преграда самой природой или близким соседством разбойничьего тангутского населения.
В общем по характеру и привычкам беломордый марал очень похож на своего сибирского собрата. Летом они держатся и одиночками, и попарно, реже небольшими сообществами. В более многочисленные стада, до тридцати штук, маралы собираются только зимою, когда они перекочевывают в обильные кормом долины. Этот зверь пасется большею частью по ночам, спускаясь в летнее время из высоких скалистых гор на дно ущелий. С восходом солнца снова бредет в родные скалы. Любовный период марала настает в сентябре и длится около двух недель. С закатом солнца самцы, стоя на выступах гор, издают призывный крик; в начале брачного времени осторожио, в разгаре же его смелее, даже днем. Самец обладает двумя, тремя подругами, которые по окончании случного периода в большинстве случаев отделяются. Молодые появляются в начале лета. Родившийся теленок всюду следует за матерью, а не остается, как сибирский, некоторое время в «сиверках» — чащах кустарника, одевающих северные склоны сибирских хребтов. Тому причиной, вероятно, масса врагов: барс, рысь, волк; укрытий же в Нан-шане очень мало.
Из грызунов в Нан-шане обитают пищухи (Lagomys ladacensis), которые в бесчисленном множестве населяют луговые склоны гор, а также и долины; другая же пищуха (Lagomys rutilus) водится в камнях или скалах и встречается лишь изредка; кроме того, нами найден в долине верхнего течения р. Шара-голджин третий вид, который был добыт в равнинной местности. Затем можно указать на сурка, или, как монголы называют, тарабагана (Arctomys Roborowski), встреченного нами во многих местах Нан-шаня, в особенности же по альпийским лугам северного склона хребта Гумбольдта. Здешний сурок по образу жизни и привычкам совершенно напоминает других своих собратий. Живя в глубоких норах, он в хорошую погоду выходит на простор, где поблизости и кормится. По окончании еды очень часто предается на солнышке неге, лежа на выступе обрывчика или на камне. Такое отдохновение нередко повергает тарабагана в когти хищника. Голос сурок издает, когда подозревает опасность. На свободе эти зверьки собираются из соседних нор в одно местечко, где предаются играм и забавам. Малейший признак опасности моментально нарушает их веселье: сурки мешковато плетутся к своим норам, куда прячутся тотчас же или, в зависимости от опасности, остаются у входа в нору. По одному и по два сидят они и смотрят по сторонам. Охотник может осторожно подойти к тарабагану на выстрел дробью. На рану тарабаган крепок; он очень часто уходит, будучи тяжело раненым. Добытый мною экземпляр был тяжело ранен, но, свалившись с обрыва вниз, не имел силы уйти. Перед смертью сурок изгрыз передние лапки как бы в наказание за то, что те отказались унести его в подземное жилище. Предается зимней спячке описываемый вид в сентябре; пробуждается в конце апреля или начале мая. Зайцы (Lepus sp.) местами очень многочисленны, несмотря на то, что сильно истребляются четвероногими и пернатыми хищниками. Из самых мелких грызунов, замеченных нами в Нан-шане, были полевка и хомячок.
Среди хищников первое место принадлежит медведю пищухоеду (Ursus lagomiarius), впервые найденному также Н. М. Пржевальским в его третье путешествие по Центральной Азии. Этот зверь, представитель тибетского нагорья, не редок и в Нан-шане, а по верховьям рек Толай-гол, Бурхайн-гол, в особенности Сулай-хэ, даже распространен. На истоках последней реки медведь обитает в таком большом количестве, какое нам приходилось наблюдать только в северо-восточном Тибете в четврертое путешествие Н. М. Пржевальского. Как тогда во время летнего пребывания была убита в высшей степени интересная белая медведица, так и теперь, но на этот раз счастливее — белая красавица попала в нашу колекцию. Действительно, окраска медведицы представляет полный контраст ее собратьям. Голова, шея, грудь, спина, бока, ноги совершенно белые; лишь на задней части тела кое-где по белому фону рассыпаны светло-голубые пятна, сидящие малыми и редкими пучками. При всем том шерсть на звере отличная. Это приобретение, несомненно, послужит украшением серии пищухоедов в зоологическом музее Императорской Академии наук.
Рассматриваемый нами вид держится высоких долин, а также и горных ущелий. Холмистые, покатые площади, сбегающие с гор и обильно населенные пищухами — вот места, где всего вернее можно разыскать здешнего «мишку». Все семь убитых нами экземпляров имели в желудке одних лишь пищух. Сколько этих грызунов поедают медведи, если в желудке одного экземпляра, еще производившего охоту[9], мы находили по 25 штук? По словам монголов, медведь нередко лакомится и самым крупным грызуном-сурком или тарабаганом. Свежие следы таких работ косолапого зверя я встречал по ущельям хребта Дасюешаня, а также и по верховьям Тэтунга. Забавен и страшен «мишка», как говорят местные охотники, в то время, когда разрывает нору тарабагана: ворчит, быстро поворачивается, поднимает пыль, которою себя осыпает, и очень часто доканчивает работу при помощи большого камня, которым ловко разбивает толстый свод подземного жилища. Во время таких занятий туземцы, из боязни к медведю, стараются миновать то место, где охотится сердитый зверь. По наших наблюдениям пищухоед скорее труслив, нежели смел. Из всех охот на этого зверя только дважды были случаи, когда раненый зверь бросался на стрелка. Обыкновенно, зачуяв охотника по ветру, он всегда уходит. И только «под ветер» к нему легко подойти, так как зрение у него плохое. На совершенно гладкой местности мы успешно подкрадывались к зверю на близкое расстояние. Только медведица с детьми, найденная нами всего один раз, очень строга и, вероятно, решительнее бросается, нежели одиночные экземпляры.
Для зимней спячки, которая начинается с конца ноября и длится до марта, медведь выбирает нависшие скалы и пещеры. Нередко зверь ложится довольно открыто под камнем, в расселине скалы и т. п. Во время зимней спячки он встает в теплые и ясные дни, причем или греется, лежа на солнце, или бродит за пищухами, а также срывает и растительную пищу. Такие прогулки бывают обыкновенно непродолжительны, часа два или три; затем медведь снова бредет в свое покинутое логовище.
Волк (Canis lupus), повсеместный обитатель Нан-шаня, всего чаще нами встречался вблизи кочевий халхасцев, там, где пасется много домашнего скота, в особенности баранов. Эти звери зорко следят за охотником. Первый выстрел номада, раздавшийся недалеко от «серого», служит сигналом последнему: волк тотчас бежит на дым в надежде поживиться подстреленным зверем прежде, нежели подоспеет охотник. С своей стороны и номады везде по ущельям и подножиям гор устраивают ловушки на волка. Устройство «самолова» настолько просто и вместе с тем оригинально, что, я думаю, не будет лишним сказать о нем несколько слов. Обыкновенно местом выбора для ловушки служат тропинки, которых в зимнее время охотно придерживаются волки. Материалом для постройки самой ловушки служат камни. Последняя складывается из каменных плит довольно прочно и в законченном виде представляет из себя каменную будку четырехугольной, нередко закругленной формы. Крыша будки сводчатая. Внутри ее свободное пространство, могущее вместить зверя. Входное отверстие устраивается по ширине будки и обыкновенно к стороне тропинки. Дверью, или вернее запором, служит также каменная плита, свободно двигающаяся, точно в раме, вверх и вниз. Настороженная будка имеет входное отверстие открытым. Запорная плита подтягивается вверх; бечева же, удерживающая плиту, проходит, свободно двигаясь в отверстии, нарочно устроенном по толщине крыши, и по задней внутренней стенке будки круто ниспадает к ее основанию, где петлей одевается на горизонтально укрепленный колышек. На этот же колышек одевается петля бечевы, на которой нанизан кусок сырого мяса, причем она помещается под петлей, удерживающей плиту-дверь. Вошедший в ловушку волк схватывает мясо, тем самым сдергивает обе петли с колышка: плита падает — зверь в западне.
Лисица (Canis vulpes) встречается сравнительно редко; тогда как кярса или корсак (Canis Ekloni) довольно обыкновенен в посещенной нами части Нань-шаня. Зверь этот водится там же, где и пищуха. Последних корсак ловит, подкарауливая у нор; в песчано-рыхлой почве даже их откапывает; но редко сопровождает медведя на ловле грызунов, как то делает его сородич на Тибетском нагорье. Барс (Irbis sp.) и рысь (Felis lynx), которых нам лично наблюсти не удалось, могут закончить собою список млекопитающих Нан-шаня.
Пернатое царство Нан-шаня не богатое. У млекопитающих малое сравнительно количество видов вознаграждается массою особей; но среди птиц описываемой страны подобного обилия не встречается. Всего нами найдено в Нан-шане 111 видов, следующим образом распределяющихся по отрядам и по образу жизни.
| Оседлые | Гнездящиеся | Пролетные | |
| Хищные (Accipiteres) | 8 | 5 | 5 |
| Воробьиные (Passeres) | 15 | 28 | 13 |
| Лазящие (Scansores) | — | — | — |
| Голубиные (Columbae) | 1 | — | — |
| Куриные (Gallinae) | 7 | — | — |
| Голеныстые (Grallatores) | — | 6 | 10 |
| Плавающие (Natorores) | — | 3 | 10 |
| Всего | 31 | 42 | 38 |
Вопрос о минеральном богатстве Нан-шаня до сих пор еще мало разработан. В исследованной части горной системы добывание золота производится в трех местах: 1) в двадцати верстах к востоку от ключа «Благодатного», по северным предгорьям хребта Гумбольдта; 2) на верховья р. Шара-голджин, при урочище Хуйтун, и 3) на верховьях Тэтунга. В самых широких размерах разработка недр земных происходит на Татунге. Везде в указанных местах золотопромышленники китайцы.
Что же касается населения Нан-шаня, то в нем обитают одни лишь номады[10]. На севере живут монголы, пришедшие из Халхи и Карашара, на востоке — тангуты, на юге и западе — коренные монголы Курлыка. Внутренность же страны представляет полное безлюдие.
От ключа Да-чуань мы направилась наперерез уже дважды пройденной долины, залегавшей между передовой оградой Нан-шаня и его главным хребтом. В середине долины расположились биваком при заходящем солнце, которое своими лучами освещало урочище Беш-булак (пять ключей), расположенное по южную сторону передового горного кряжа. Чрез это урочище, по словам монголов, существует прямое сообщение с оазисом Са-чжоу. Еще переход — и мы у окраины гор. Следуя западными отрогами передовой ограды, прорванной рекою Дан-хэ, караван на шестой день по выступлении из Са-чжоу достиг ключа «Благодатного», где пятнадцать лет тому назад красовался бивак экспедиции Н. М. Пржевальского. Здесь же, в прохладе, расположилась и наша экспедиция почти на месяц. Отсюда же намечены и первые разъезды. Местные кочевники встретили нас радушно и предложили свои услуги в качестве проводников.
Горная флора только что начала развиваться благодаря выпадавшим время от времени дождям. Воздух прозрачен. Хребет Гумбольдта часто виден во всей красе.
20 мая В. И. Роборовский уехал в разъезд в южном направлении. Днем раньше отправлены были двое казаков в Са-чжоу для доставки сюда оставленного продовольствия. Последнее обстоятельство задержало меня на месте несколько дней, в течение которых я ознакомился с окрестными горами, совершая охотничьи экскурсии или вблизи бивака, или же уезжая за несколько верст, с ночевкою в горах. Особенно манил меня к себе здешний большой улар, еще не добытый никем. Замечательно были занимательны охоты на этих интересных птиц.
Чуть забрезжит заря, как уже к альпийском поясе пробуждаются голоса мелких пташек; высоко над нами в скалах прозвучит альпийская клушица (Pyrrhocorax alpinus), в среднем же поясе гор хрипло отзовется сифальская куропатка; в то же самое время отзовется звонкий свист желанного улара. Тем временем, проглотив чашку горячего чая, мы[11] уже идем на охоту. Обыкновенно заблаговременно намечался путь каждому охотнику, а также указывалась та общая вершина гор, которая должна служить сборным пунктом. Вот слева громко пронеслось раскатами эхо выстрела соседа; с учащенным криком летят улары на противоположную сторону ущелья. А здесь, с замирающим сердцем, прижавшись к скале, ждешь невиданных птиц. Последние, перелетев ущелье, спускаются на скат и быстро бегут вверх. С трепетом спускаешь курок, а затем любуешься катящейся по лугу убитой птицей. Стайка улларов снова перемещается на прежнее место, где, в свою очередь, зорко следит за нею охотник. Между тем другой стрелок, справа, поднял новое стадо уларов. Выстрелы создают немалую суматоху среди пернатых обитателей гор. Теперь они со страха, не разбирая человека, если только не двигаться, опускаются или бегут совсем поблизости и, конечно, попадают под меткий выстрел.
Ходьба в горах дает себя чувствовать: взошедшее солнце жжет сильно. Голоса напуганных птиц раздаются реже и реже. Пора и к биваку… На высокой ступени, ведущей к небу, хорошо и свободно чувствуется. Вниз ушел лабиринт гор, переплетенный ущельями; по главному из них сверкают прозрачные воды. Вдаль, к востоку, по широко открытой долине вьется лента Дан-хэ. А на юге стоит точно могучий страж хребет Гумбольдта, увенчанный ярко блестящими льдами. Не так легко расстаться с дивной панорамой гор — этой живой картиной природы… Покидая вершины гор, еще раз стараешься взглянуть по сторонам и еще сильнее запечатлеть неподражаемую картину с могучими пернатыми, пролетающими дозором или описывающими круги в лазурной вышине неба…
Чрез неделю наконец прибыли посланные в Са-чжоу. Продовольствие доставили исправно. В оазисе, по словам казаков, жара настала ужасная. Верблюды на пастьбе ходили мокрыми. Китайцы по целым дням валялись в арыках.
26 мая я покинул бивак. Меня сопровождают урядник Жаркой и проводник-монгол. Мы все были верхом и имели два вьюка на лошади. Програма рекогносцировки заключалась в пересечении хребта Дасюёшаня и передовой ограды и в обследовании западной оконечности долины, заключенной в этих горах. Перевалив обратно чрез Дасюёшань несколько восточнее, я намеревался затем пересечь долину р. Эма-хэ и ограничивающий ее на юге хребет Буруту-куруп-ула. Рекою Дан-хэ я возвращался на покинутый бивак.
Следуя первоначально к востоку, мы в первый же день достигли по реке Дан-хэ ее правого притока — Эма-хэ. Отсюда, вверх, главная река круто изломилась на юго-восток, отделяя хребет Буруту-курун-ула от системы хребта Гумбольдта. Место нашей стоянки изобиловало ключами, дававшими прозрачную воду, которая струилась среди мягкой травянистой зелени. Кругом виднелись юрты кочевников и их многочисленные стада баранов.
На другой день с утра поднялся сильнейший западный ветер, несший в воздухе густую пыль. По сторонам, над соседними горами, скопились тучи, разряжаясь в нижнем поясе дождем, а в верхнем — снегом. Холод настал ощутительный. Река Эма-хэ, по которой мы следовали несколько верст, была совершенио лишена воды. Протяжение каменистого, круто падающего русла около 200 верст. Река зарождается от снеговых полей южного склона хребта Дасюёшаня, где теперь царил еще холод. В своем верховьи река меняет восточное направление на юго-восточное. Долина Эма-хэ простирается в ширину до десяти верст и лишь в среднем течении отрогами гор суживается, оставляя только место для ложа реки. От северных гор часто пересекают долину сухие русла потоков, от Буруту-куруп-ула — гораздо реже. Общий вид долины Эма-хэ крайне печальный, как и южного хребта, окрашенного в грязно-серый цвет и отличавшегося полной безжизненностью. Растительность долины состояла из тех низкорослых кустарников, которые так характерно одевают покатые равнины, залегающие у подножия хребтов. Что же касается животной жизни, то, сверх ожидания, мы здесь встречали очень часто табуны хуланов.
Пройдя долину в поперечном направлении, мы достигли южного подножия хребта Дасюёшаня, или, как он зовется в этой части, Кашикарин-ула. Еще издали мы были обрадованы видом мягких лужаек, раскиданных по дну ущелий и их боковым скатам. Одна из глубоко врезанных в конгломератовую почву балок привела нас в ущелье Ню-чжуань. По нему струился жалкий ручеек, иссякая при выходе из гор. Узкое каменистое ущелье давало у себя приют мелким птичкам и бабочкам. Те и другие весело носились в воздухе. Вьюрки, подобно жаворонкам, поднявшись в высь, парили у скал, громко разнося свою песню; затем быстро опускались вниз или усаживались на ближайший утес. Вдали по горам пробежало стадо аргали. Поднявшись к подножию перевала, мы на луговой площадке разбили свой маленький бивак. В соседней расселине гор паслось в это время небольшое стадо диких яков. Звери, зачуяв нас, быстро понеслись по откосу россыпей и вскоре скрылись от взора. Это были первые дикие яки, виденные мною в нынешнее путешествие.
Под вечер, когда я еще сидел за дневником, гулко раздались выстрелы в соседних горах, куда отправился мой спутник Жаркой. Учащенная пальба давала знать, что дело происходит с немалым зверем. Быстро выскочив из палатки, я зорко стал следить в направлении долетавших звуков, держа в руках ружье Бердана. Синеющий дым выстрелов выдал скоро роковое место. Вдруг резко обрисовалась огромная фигура дикого яка. Он остановился на выступе скал и всматривался в наш бивак. Затем, махнув хвостом, зверь с удивительной ловкостью пустился вниз, перескочил чрез горный ручей, как серна, и легкой рысью побежал вверх по откосу гор. В этот промежуток я успел выстрелить четыре раза. Последний уложил яка на месте, случайно задев мозг. Шкура убитого экземпляра оказалась отличной и попала в нашу колекцию. Долго мы провозились с обдиранием. Детальную же чистку производили на следующий день, вследствие чего пришлось выступать в 12 часов.
…Дивно хорошо раннее утро в горах. Дневное светило осыпало своими лучами вершины гор. Певчие пташки пробудились и одна за другой стали нарушать царившее безмолвие. Улары засвистели; каменные голуби заворковали; бородач-ягнятник с криком отправился в поиски за добычей. А внизу по луговым скатам резвятся бабочки…
Покончив препарирование дикого яка и быстро завьючив лошадей, мы начали подниматься на перевал Ню-чжуан. На дне ущелья лежал еще лед, среди которого проложил себе дорогу горный ручей. До высшей точки перевала оказалось три версты. Абсолютная высота Ню-чжуани определилась точкою кипения воды в 12 700 футов. Высота соседних вершин превосходила последний фут на 390 ф.[12], не больше. В общем характер хребта мягкий; от вершины гребня сбегают луговые увалы на оба склона, скал мало; розсыпей также. Ширина хребта в том месте, где мы его пересекли, не превышала 12 верст. Подъем и спуск были удобные. Измеряя высоту перевала, мы в то же время наблюдали и за грифами, как они с страшной высоты, где виднелись мелькающими точками, бросались с неимоверной быстротой на труп оставленного нами дикого яка. Воображаю, какой пир происходил там у могучих пернатых и сколько перьев разлетелось по сторонам в борьбе за добычу!
Спустившись в междугорную долину, которая невдалеке на западе замыкается горным узлом передовой ограды и пройденным хребтом, мы к вечеру достигли ключа Да-чуан. Этот ключ выбегает у южного подножия передовой ограды и орошает значительную луговую площадь. Чрез это же урочшце проходит дорога от выселка халхасцев в г. Са-чжоу. Направляясь далее на восток долиною, я решил вьюки и урядника Жаркова оставить в Да-чуане, сам же налегке, с одним проводником поехал на следующий день к устью ущелья Хун-люшя, чтобы проследить передовую ограду по всей ее ширине и связать съемку настоящего разъезда с моей весенней работой[13]. Расстояние между этими пунктами простирается до 20 верст. Направление ущелья северо-западное. Передовая ограда состоит из двух горных цепей, между которыми лежат сухие каменистые русла, соединяющиеся с главным. Последнее было также вначале безводно, но вскоре, вследствие обильных ключей, в нем появилась водная струя до 1,5 саж. шириною, при полуфутовой глубине. Быстро катящаяся влага была чиста как кристалл и местами сопровождалась растительной полосой. Из кустарников были замечены: тамариск, ширикария, хармык и курильский чай. Травянистой растительности всего больше встречалось в местах выхода ключей, где преобладающими видами являлись: осока, мхи, одуванчик, несколько видов бобовых, дырисун и камыш. На обширной луговой площади, залегавшей при устье ущелья, стояло разбросанно несколько деревьев тополя, приятно шелестевших своими кругловатыми листьями. Еще реже теснились у скал кусты лозы; а из травянистых прибавилась лебеда, густо поросшая на местах прежних стойбищ. Зверей по пути не встречали совсем. Из птиц же, кроме парящих в высоте грифов, впервые заметили краснокрылого стенолаза (Tichodroma muraria), которого беспокоила горная ласточка (Cotile rupestis), прогоняя со скал. По луговым площадям ущелья носились бабочки, стрекозы, мухи, от которых в воздухе стояло громкое жужжание. Словом, передовая ограда Нан-шаня, находясь под теплым веянием соседней пустыни, значительно опередила в развитии органической жизни более удаленные хребты.
Покинув уроч. Да-чуань, мы направились к востоку, по долине, которая в этой части несла характер холмистого плато. Чрез 10 верст достигли главного узла холмов, откуда, точно с перевала, открывался широкий горизонт. Долина, по которой мы следовали, уходила на 150 верст на восток, где граничила рекою Сулай-хэ. На юго-востоке блестели льды Дасюёшаня. На северо-северо-востоке тянулись окрайние горы, которые неподалеку прорваны рекою Шибочин, вскоре после впадения в нее слева Шибэн-дун-гола. К истокам этой последней мы теперь и направились. Не найдя кочевников в уроч. Шибэн-дуне, пришлось идти до следующего водного ущелья Чан-ту-сэр, сделав в этот день сорокаверстный переход.
Благодаря прозрачности вовдуха, долина, посещенная нами вторично, открывалась целиком нашим взорам. На севере, чрез указанный прорыв гор, легко можно было узнать не только хребет Шишаку-сань, но даже и восточное продолжение пустынных гор Курук-таг, замыкавших горизонт. Подобное явление — прозрачность атмосферы — обусловливалось дождем, лившим несколько дней кряду. Однако растительность, обильная в южной части, издали еще отливала прежней желтизной. Тем не менее, кочевники встречались уже в этом поясе на 10 000 футов абсолютной высоты. Их многочисленные стада могли пастись на свежем весеннем корму.
Первые номады, которых мы теперь встретили, были карашарские монголы, пришедшие сюда из Цаган-тюнге одиннадцать лет тому назад. Здешние обитатели занимаются исключительно скотоводством, успешно разводя баранов, лошадей, верблюдов и рогатый скот; домашних яков здесь не держат. Женщины, по обыкновению, присматривают за хозяйством и нередко пасут стада. Мужчины же или совсем бездельничают, или проводят время на охоте в соседней местности. На мой вопрос к монголам: «Где живется лучше»? — они отвечали так: «Хотя покинутые нами места привольнее, но здесь нам чувствуется свободнее — нет начальства: податей не платим, повинностей нс отбываем; китайское начальство нас не притесняет. Что же касается жителей ближайшего селения Чан-ма, то они отправляют в наши стада своих животных, обязывая нас пасти и присматривать за их скотом. Вот все, что мы даем за право кочевок». Район последних не выходит из указанной выше долины. Таким образом, монголы халхасские[14] и карашарские кочуют в ближайшем соседстве. Летом проводят время в южной части долины, зимой в северной, прячась в ущельях гор. И те, и другие переселенцы живут, сохраняя обычаи, завещанные родиной: держатся изолировано, брачными узами между собою не связываются; по крайней мере до сих пор не было ни одного случая.
Отсюда мы должны были повернуть к юго-западу и снова перевалить хребет Кашикарин-ула, у южного подножия которого стояли теперь. Путь пролегал по луговой местности. Вдали от кочевников бродили антилопы ада; пищуха появилась во множестве. Из незамеченных раньше птиц в этой долине прибавились тибетские бульдуруки, которые по утрам громко кричали, перелетая небольшими стайками.
Вскоре за Шибэн-дуном лежал перевал Дзёре-норин-дабан, с вершины которого открылся вид на озеро того же названия. Высота этого весьма удобного перевала по гипсотермометру около 12 000 футов. Спускаясь с перевала в котловину горного озера Дзёре-нор, мы заметили на западном берегу последнего порядочное стадо диких яков. В бинокль отлично виднелись маленькие ячата. В ближайших скалах, среди скудных лужаек, паслись куку-яманы.
Горное озеро Дзёре-нор, на берегу которого был разбит наш бивак, немногим ниже перевала и представляет собою чашу, наполненную горько-соленой водой. Кашикарин-ула в этом месте состоит из двух горных хребтов, между которыми на плато и находится Дзёре-нор. Последнее, протянувшись с северо-востока на юго-запад, имеет одну версту длины и полверсты ширины. Глубина незначительная. Летом выпадающая влага значительно увеличивает водную гладь, и, наоборот, в холодное время года размеры озера сокращаются. Цвет прозрачных вод также меняется в зависимости от освещения солнца и окраски ближайших гор. На поверхности озера держались турманы; одна хлопотливая чета уже была с молодыми. Часто проносились из стороны в сторону зуйки. Растительность по берегам состояла из низкорослой осоки, которою питались дикие яки.
Погода на этой высоте стояла плохая: все время дули западные ветры, солнце показывалось редко, несколько раз в течение дня падала снежная крупа. Ночные морозы доходили до −7 °C — это 1 июня! На другой день мы оставили озеро. Обогнув на юге горный кряж, мы опять вступили в подобную долину; здесь залегало русло реки, питающей озеро Дзёре-нор. Следуя к западу, мы вскоре достигли другого перевала, уже в южном хребте. Этот западный перевал также носит название озера; высота его мало превосходит восточный. От перевала вниз сбегает ущелье Бе-ма-гоу, того же характера, что и Ню-чжуанское. В среднем поясе гор, на прекрасной лужайке, мы расположились на продолжительный привал. Солнце пригревало по-летнему.
Миновав перевал, мы вступили в долину р. Эма-хэ. В это время по руслу неслась узкая лента воды шириною до двух сажен, едва прикрывая каменистое дно. На юге стоит хребет Буруту-курунь-ула, передовые отроги которого подходят к левому берегу Эма-хэ. Оставив последнюю, мы продолжали следовать в том же юго-восточном направлении. Хребет Буруту-курун-ула перевалили в самом высоком месте по перевалу Тулетэ-дабан. Высшая точка его поднимается на 13 500 футов над уровнем океана. Высота соседних куполообразных вершин едва превышает его на несколько десятков футов. Подъем на перевал довольно крутой, но доступный. Спуск же весьма затруднительный. Этот перевал[15] давно заброшен и прежние тропинки смыты дождем. В силу этого обстоятельства, мы потратили одиннадцать часов времени; расстояние же до подошвы гор равнялось трем верстам. Невзгод и лишений перенесено немало. В этом ущельи было до семи теснин с крутыми скалистыми боками. По их уступам ниспадали каскады. В промежутках между теснинами, по дну ущелья, навалена масса острых камеей; местами залегали их целые глыбы. Лошади двигались медленно; часто обрывались и засекали себе ноги. Одна лошадь покатилась вниз и уцелела только благодаря молодечеству забайкальца. Вьюки то тащили на лошадях, то на себе, то, наконец, спускали на веревках. Во время нашего прохождения часто с различных скатов падали камни, которые увлекались вниз с страшным шумом; иные из них свистели точно пули. Тяжело покачнется большой осколок гранита — будто жаль расстаться с родной скалой, затем, повернувшись два-три раза в воздухе, уже несется вниз с ужасающей быстротой. Истомленные вконец, мы выбрались к устью ущелья в 6 часов вечера, покинув перевал в 7 часов утра.
В сумерки мы разбили бивак в высокой траве правого берега Шара-гольджина[16]. Гододные лошади благодушествовали, отпущенные на свободу. Вечер был тихий, ясный. Река, серебрясь при блеске лунного света, плавно несла свои мутные воды. Тихо было по всей долине. Блеяние стад кочевников до нас не доносилось. Лишь изредка пролетят горные гуси или пропорхнет кулик-красноножка…
Ночь прошла незаметно. Наутро, переправившись на левый берег Шара-гольджина, мы двинулись вниз по долине. Направление течения реки, параллельное хребтам, ориентировано с юго-востока на северо-запад. Длина ее горного течения около 300 верст. Река имеет чрезвычайно капризные извилины. Ширина русла от 15 до 20 сажен, при глубине 3—4 фута. Вода мутная, желтая, вполне оправдываюицая монгольское название реки. Течение довольно быстрое, но очень плавное. Высота глинистых берегов в этом месте 1 фут. Ширина долины около 10 верст. Ее ограничивают: на севере — Буруту-кирун-ула, на юге — снеговой хребет Гумбольдта. Здесь широко потянулась растительная полоса; местами на ней пестрели обнаженные глинистые площади. От хребта Гумбольдта довольно часто сбегали каменистые русла, по которым струились прозрачные воды. Таков, в общих чертах, характер реки Шара-гольджин до прорыва гор, за которыми она принимает реку Эма-хэ. В прорыве гор река круто сворачивает к северо-северо-западу и здесь падение ее большое. По каменистому дну разбросаны крупные валуны. Вода неслась с шумом, высокими перекатами. К вечеру уровень воды значительно повышался и мутный поток в это время становился грозным.
В узкой долине Шара-гольджина появились кустарники, которые по выходе из гор становились пышнее и пышнее. Среди кустарников открывались лужайки мягкой зелени, на которых стояли юрты местных кочевников. В горах, теснящих реку Шара-гольджин с левого берега, китайцы добывают золото. При выходе из гор стоят развалины крепости, когда-то оберегавшей вход на золотые прииски.
На второй день следования рекою Шара-гольджин мы прибыли на ключ «Благодатный». На стоянке экспедиционного каравана оказалось все благополучно. Наше отсутствие продолжалось одиннадцать дней; за этот промежуток времени пройдено съемкою 267 верст.
В. П. Роборовский прибыл на другой день, 6 июня; его разъезде обнял большое пространство, причем сами собою намечались и дальнейшие разъезды, которые будут предприняты после перенесения стоянки-базы в урочище Улан-булак. Это последнее отстоит от ключа «Благодатного» на сто верст по направлению к юго-востоку.
Перед отходом в урочище Улан-булак мы устроили общую поездку к хребту Гумбольдта. Цель этой поездки заключалась, главным образом, в ознакомлении с альпийским поясом гор и пополнением колекции как зоологических, так и ботанических. Погода нам вполне благоприятствовала. Наша маленькая палатка стояла высоко, на превосходном альпийском лугу. Другими словами, мы у самого бивака успешно произвели свои наблюдения и сборы колекций. Дышалось легко, свободно. Небо было ярко-синее. По его красивому фону плавали могучие пернатые. Улары учащенно голосили на соседних горах. Бабочки-аполлоны перелетали с цветка на цветок. Вблизи по скотам гор свистели сурки. Отсюда же открывался широкий горизонт на соседнюю окрестность. Наш главный бивак, удаленный на 10 верст, отлично был виден. Юрты номадов были разбросаны по зеленеющим площадкам. Поодаль от них паслись стада под присмотром пастухов. Только одни домашние яки бродили по лугам, располагая полной свободой. Спустя полутора суток, мы прибыли на главный бивак.
Так закончилось наше пребывание на ключе «Благодатном», а также и экскурсии в его окрестностях. 12 июня наш караван, состоящий из верблюдов и яков[17], потянулся вверх по Шара-гольджину. После продолжительной стоянки, а отчасти и привычки довольно быстро подвигаться в разъездах, нам показалось движение с большим караваном утомительным, тем более, что путь пролегал по знакомой местности. Растительность, обмываемая дождем, выглядела лучше. Животная жизнь оставалась прежняя. Миновав теснину реки, мы пошли быстрее левым ее берегом. Местами залегали болотистые площадки и небольшие озерки. Все это тонуло в густой и высокой травянистой растительности. На третий день караван пришел к характерному выступу хребта Бурушу-курун-ула[18], где река затейливо извивается по долине. С вершины кряжа тут открывается отличный вид на долину, в особенности при заходящих лучах солнца. Незаметное движение вод, блестящая зеркальная поверхность, плавающие пернатые, кругом зеленеющая трава — все в сумме напоминало долину Бол. Юлдуса. С соседних гор долетал свист уларов.
Отсюда двумя небольшими переходами экспедиция прибыла в Улан-булак. Караван расположился в балке, по дну которой неслись прозрачные ключевые воды, обрамленные густою зеленью. На высоте 11 000 футов, обеспеченные от жаров и мучащих насекомых, защищенные от сильных ветров, мы чувствовали себя отлично. Приятно было смотреть и на животных, которые в прохладе заметно поправлялись. Бивак находился на высшем месте, на самых ключах. Палатки красиво выделялась на фоне яркой зелени. Прозрачные ручьи тихо журчали, будучи скрыты под ковром цветов, пестревшим различными тонами красок. По временам прилетали мелкие пташки и совместно с бабочками держались нашего соседства. Кочевников подле нас не было. Отряду жилось прекрасно.
19 июня я расстался с экспедиционной семьей. Мой разъезд был снаряжен по примеру минувшего. По програме рекогносцировки предполагалось: к северу, на меридиане Улан-булака, пересечь хребты Буруту-курун-ула и Дасюёшань; пройти северным подножием последнего до р. Сулэй-хэ[19]. Затем избрать новый путь для возвращения.
В 11 часов утра мы были в пути. Отличные лошади быстро подвигались вперед. Покатую от гор равнину миновали незаметно. Там доверчиво паслись табуны хуланов и тихо прошло стадо аркаров (ovis sp.). Дальнейший путь шел наперерез долины Шара-гольджина. Здесь река делится на семь рукавов; крайние из них удалены один от другого на 10 верст; это расстояние вместе с тем определяет ширину растительной полосы. От частых дождей рукава реки были переполнены грязною водой до уровня берегов. Между рукавами, по зеленым площадям, разбросано много озерков с прозрачною водой. Здесь держались плавающие и голенастые пернатые; те и другие находят в этой долине отличное гнездение и безопасное место отдыха на весенних и осенних перелетах. На более широких площадях долины были набросаны отдельные барханы и гряды сыпучих песков. Преобладающие ветры сделали северо-западный склон пологим, а обратный — крутым. Серповидные барханы имели 30—40 саж. в длину и 3—4 саж. высоты. Гряды же песков тянулись до версты и более. Благодаря опытности проводника, мы через все рукава переправились благополучно и имели ночевку у подножия гор.
Вторым переходом мы пересекли хребет Буруту-курун-ула в том месте, где он значительно понижается. За этим пересечением вступили в долину р. Эма-хэ. Ширина водной полосы от 5 до 7 сажен, при глубине 2 ф. Долина реки в этом месте сужена близко подошедшими отрогами соседних хребтов. Растительность ее бедная. Скудные лужайки встречались изредка. В воздухе было свежо. По горам висели свинцовые тучи. Только вечером открылся широкий горизонт, когда проводник указал на проходы в хребте Дасюёшане. Проходов было два, лежащих в 10 верстах один от другого; оба вели в урочище Кашикар. Западный приходился ближе к нам; он носит название Кашикарин-хойту-дабан; восточный более кружный и более высокий называется Кашикарин-урту-дабан. Я решил следовать дальним. Ночной мороз сковал влажную землю; горные ручьи подернулись льдом. Взошедшее солнце скоро пригрело почву; размокший глинистый слой затруднял движение животных. Тем не менее, в 9 часов утра мы были на перевале. Подъем пологий, короткий, не превышает 2 верст. Абсолютная высота перевала 12 000 футов. Северный склон падает круче и расплывается вширь на 12 верст. Растительность последнего, по мере понижения, принимает более отрадную картину. В устье ущелья при урочище Кашикар мы остановились биваком. Все горные увалы отливали мягкой зеленью. Приятно было смотреть на соседние окрестности. Днем подувал северо-западный ветер. С закатом солнца в воздухе стихло, небесный свод стал чист и прозрачен. С высокой вершины гор плавно, дугою спустился орел, усевшись близ своего гнезда на нижний утес. Заря погасла, по темно-голубому небу заискрились звезды, точно алмазы. Ночью все погрузилось в дремоту; только изредка отдаленный дай псов, оберегающих стада номадов, слышался среди ночного безмолвия.
22 июня, следуя к востоку у подножия Дасюёшаня, мы вскоре достигли ущелья Кунца-гол. Здесь кочевали халхасские монголы, в числе которых был наш бывший проводник — Дорджеев. С последним мы направились дальше к р. Сулэй-хэ. Около десяти верст путь пролегал прежней дорогой весеннего разъезда, а затем отошел вправо. По луговому подножию гор паслись стада баранов, принадлежащих китайцам сел. Чан-мое. В одном из ущелий, где мы разбили бивак, скрытно кочевал халхасец. Завидя незнакомцев, он тотчас пришел к нам. От проводника — своего собрата — он узнал все, что его интересовало, и затем попросил меня к себе в гости. Обстановка его, как и всех виденных мною монголов, бедная, грязная. Но номад свыкся с этим; лучшего не видел, не требует и живет по-своему счастливо. Водился бы только скот, ибо участь номада зависит вполне от состояния животных. Монгол живет только там, где его скоту хорошо, и от века привык мириться со всеми невзгодами. Он всю свою жизнь созерцает одну и ту же картину, но зато дышит полной грудью. Вечно на коне, и без коня ни на шаг. Безделье развило привычку не сидеть «дома», а разъезжать по гостям. Гостеприимство присуще всем монголам: зашедшего человека стараются угостить всем, чем только располагает хозяин.
Наутро мы оставили монгола и перешли, держась подножия Дасюёшаня, на ключ Мацзыгоу. На этом меридиане нам предстояло сделать пересечение соседнего хребта. Река же Сулэй-хэ еще отстояла к востоку на целый переход. Тогда я оставил вьюки и урядника Жаркова при Мацзыгоу, сам же с проводником направился к Сулэн-хэ. Без вьюков мы двигались значительно быстрее. Путь пролегал по средине долины; подножие хребта было усыпано камнями, вынесенными из гор водою, в месте же нашего движения тянулась луговая полоса. Здесь держалась антилопа ада, антилопа хара-сульта. Но мере приближения к реке, местность изменила свою физиономию. Луговые площади окончились, начался каменисто-глинистый сай, одетый низкорослыми кустарниками, и местность круто стала падать к долине реки, на которую мы в 10 час. утра и прибыли. Здесь, на левом берегу, при ключе Нан-чуань устроили трехчасовую стоянку. Высота Нан-чуаня 8 000 фут. Река Сулэй-хэ, прорвав северную цепь Дасюёшаня, стремительно несется в глубокой балке; направление ее — с юга на север; ширина каменистого ложа, по которому текло несколько рукавов, около 100 саж.; вода грязная. Берега реки расположены терасовидными уступами в два и три яруса. Пройденная нами долина замыкается горами; северная цепь Дасюёшаня и передовая ограда сомкнулись. Пройдя ближайшие горы, обнаруживавшие полную безжизненность, отрадно было видеть мягкую зелень ключа Нан-чуаня. Здесь лето напоминало о себе: термометр в 1 час дня в тени показал +27,1 °C.
В 1 час дня мы покинули р. Сулэй-хэ, а в 6 час. уже были на ключе Мацзыгоу. Всего в этот день совершили 55 верст. Оставшийся на биваке урядник добыл в колекцию около пятидесяти экземпляров бабочек; между ними преобладающим видом был аполлон. Вечерняя прозрачность воздуха давала возможность ясно рассмотреть оазис Чан-ма, отстоящий к северу на 30 верст. Вероятно, от его пышной растительности попутный ветер приносил к нам ароматное благоухание.
Хребет Дасюёшань, пройденный нами за оба разъезда на протяжении 175 верст, в западной части не имеет вечного снега. Лишь восточнее ущелья Кунца-гол он круто поднимается ввысь и сияет вечными снегами своих остроконечных вершин. На последнем протяжении хребет представляет иной, нежели раньше, характер. Прежде всего он стоит крутой стеной, а не расплывается пологими луговыми скатами. Отдельные вершины своею высотою значительно превосходят высоту общего гребня. Хребет богат скалами, розсыпями. С его снеговых полей спускается много каменистых русел. Большинство из них стояло сухими. Вероятно, вследствие крутизны долины, вода, по выходе из гор, скрывается под почву и лишь в урочище Шиху выходит обильными ключами. Воды Дасюёшаня частью питают р. Сулэй-хэ, частью р. Шибочин.
В снеговой своей части Дасюёшань доступен лишь по одному ущелью, которым мы и направились 26 июня. Оно нас привело чрез 15 верст на перевал Хуан-сэн-ку. Направление ущелья вначале было юго-западное; далее постепенно перешло в юго-восточное. По обыкновению, при устье оно широко, до 100 саж., к перевалу же сужено, до нескольких десятков сажен. По каменистому его дну неслось много воды, исчезнувшей при выходе из гор. Ущелье особенно изобиловало камнями; даже скаты гор сплошь покрыты этим продуктом разрушения. По скудным лужайкам среди горных скатов кормились аркары. В ущельях держались небольшие стада хуланов, которые, заметив нас, направились за перевал. С соседних скал доносился крик тибетских уларов; на дне ущелья ютилось тибетские бульдуруки. У перевала перелетали с места на место стайки вьюрков; по соседству с ними держались одиночки-краснохвостки. Высота перевала Хуан-сэн-ку около 14 000 футов. Снеговые же, ярко блестящие вершины хребта много превосходят означенную высоту. На северный склон спускались ледники до 13 000 футов; тогда как на южном нижний предел их находится значительно выше. В обоих случаях ледники были покрыты совсем белым снегом, на котором виднелись морены. Перевал Хуан-сэн-ку вместе с тем и горный узел. Здесь Дасюёшань характерно делится на два снеговых хребта — северный и южный. Тот и другой далеко уходят к юго-востоку, оставляя между собою узкую долину. По этой долине несутся воды к Сулвй-хэ, по которой мы рассчитывали подняться вверх. Долина круто падает, в особенности в начале. По луговым площадям ее паслось много диких яков и хулапов. Пройдя 35 верст этой долиной, мы были окончательно заперты тесниной, по которой может двигаться только один человек, притом местами лишь боком. После многих тяжелых и бесплодных попыток пробраться как нибудь к Сулэй-хэ, пришлось отказаться от этого предприятия и повернуть обратно.
Вот более полная характеристика долины-ущелья, которое мы теперь покидали. На протяжении 35 верст абсолютная высота его падала с 14 на 9 тысяч футов. В каменисто-глинистой почве ущелья речное ложе было врезано очень глубоко. Второстепенные боковые ущелья несут свои ручьи, обогащая главное, уровень которого в 10 час. утра поднимался до двух аршин. По мере падения вниз, отвесные щеки балки сближаются. По дну довольно часто встречаются выступы скал, образующие теснины, а в конгломератовой почве были нередки и естественные тоннели. По сторонам ущелья красиво ниспадали пенящиеся воды из мрачных гротов; тогда как на дне его с шумом вырывались минеральные источники. Вблизи ложа боковые террасы встречались лишь изредка. Растительность, их покрывающая, кустарная и травянистая. Главная же терраса, откуда обрывается балка, покрыта роскошными травами. Выше их следуют россыпи и скалы соседних снеговых цепей. Вот в каких труднодоступных местах обитает беломордый марал, которого мы один раз только и видели.
Итак, пришлось двигаться обратно. Снова то поднимались вверх по откосам, то спускались в глубину балки. Изредка балка расширится, примет более мягкий характер, затем опять теснина или сводчатый тоннель, по дну которого с шумом бежит поток. В глубине балки было тепло, у подножия же перевала мы встретили порядочный мороз. Мы находились в пути по обыкновению до восхода солнца, которое так лениво движется в горах. Сначала золотятся только вершины, потом скаты, а затем уже лучи коснутся и самого ущелья. К этому времени горная жизнь пробуждена. Грифы парят и кружат у скал; мелкие пташки хлопочут с птенцами; из расселин бредут на долину дикие яки и хуланы. Первые, завидев людей, быстро мчатся на уход; вторые с любопытством осматривают проходящий караван. В созерцании природы время бежит быстро, незаметно. В 8 час. мы уже на перевале, подъем и спуск которого не особенно круты. Этим и двумя следующими переходами мы вернулись к ущелью Кунца-гол.
Отсюда я сделал новые пересечения Дасюёшаня и Буруту-курун-ула. Ущелье Кунца-гол чрез 18 верст привело на перевал того же имени. Высота перевала простирается до 12 000 футов над морских уровнем. Подъем отличный. Общий характер ущелья Кунца-гол совершенно одинаков с остальными, пройденными нами западнее. Спуск с перевала незаметный. Высота долины р. Эма-ха немногим ниже перевала. Растительная и животная жизнь те же, что и прежде. Река Эма-хэ неслась несколькими рукавами. Ее истоки еще удалены к востоку на 75 верст, где открывается широкая долина. На западе же долина Эма-хэ временно суживается. Миновав долину, мы были у подножия следующего хребта, чрез который ведут два перевала, Пинь-дабан и Дабасон-дабан, оба в долину Шара-гольджина. Мы направились последним, который находится западнее и превышает морской уровень на 13 500 футов. В означенном пересечении Буруту-курун-ула состоит из нескольких переплетенных между собой хребтов. Ширина его достигает до 30 верст. Подъем и спуск на перевал хорошие. В других отношениях хребет остается неизменным. Курс нашего движения был юго-западный. В долину Шара-гольджина мы вышли в месте прежней переправы. Уровень воды в это время стоял ниже.
4 июля, чрез шестнадцать дней отсутствия, мы были приветствуемы экспедицией. За это время пройдено нами 452 верст В. И. Роборовский вернулся раньше на несколько дней. В отряде все здоровы.
Теперь попытаемся представить общее состояние погоды за период рекогносцировки, которая обнимала места, поднятые над уровнем океана от 9 до 14 000 фут, и заняла по времени последнюю треть июня и первые дни июля месяца. Климат характеризуется ясною погодою; достаточно высокой температурой днем и низкой ночью; бедностью атмосферных осадков; обилием ветров в долинах и сравнительным затишьем в горах.
Первые два дня небо было окутано облаками; воздух насыщен влагою. В долинах падал дождь; в горах снег. По временам раздавались глухие раскаты грома. Ветры дули юго-западные. Затем наступила превосходная погода. На рассвете небо было ясное или полуясное. С приближением к полудню являлась облачность. С десяти часов утра начинался порывистый ветер, достигавший к трем часам значительной напряженности. При безоблачном небе было очень тепло, в особенности в промежутки затишья. Стоило же только набежать кочевому облаку или разразиться порыву ветра, как температура значительно падала. После трех часов снова состояние погоды улучшалось; особенно был хорош вечер. Небо очищалось. Тонко-перистые облака причудливо выделялись на западе, где их так красиво освещала погасавшая заря. Сумерки длились недолго. Небесный свод, унизанный звездами, словно алмазами, представлял великолепное зрелище по ночам, которые были довольно свежи. Горные ручьи сковывались тонким слоем льда. 2 июля северный ветер принес тучи пыли.
Среднее показание термометра Цельсия таково: в 7 часов утра +5°, в 1 час дня +20° и в 9 часов вечера 10°.
8 июля экспедиция рассталась с уроч. Улан-булаком, направилась долиною Шара-гольджина вверх к юго-востоку и одним переходом достигла кочевий монгол, расположенных в верхней части долины. Здесь пришлось устроить дневку, для того чтобы обзавестись проводниками на следующие разъезды. Местное начальство производило смотр вооружению и стрельбе монголов. Целый день раздавались выстрелы. Только вечером смотр окончился, когда то же начальство прибыло к нам. Проводников мы получили и следующими тремя переходами прибыли на урочище Яматын-умру. Означенное урочище отстоит от Улан-булака на 100 верст и целям нашим удовлетворяло. Только, будучи высоко поднято до 12 000 футов над уровнем океана, порою давало себя чувствовать холодами. Долина верховья Шара-гольджина граничит на севере южным хребтом Дасюешаня; на юге продолжением хребта Гумбольдта; с запада же преграждается сходящимися отрогами двух главных хребтов. Главная ветвь Шара-гольджина, Хайтун-гол, несется от северных гор, вливаясь в общее ложе в 20 верстах ниже Яматын-умру. Вблизи слияния находятся золотые прииски, разрабатываемые китайцами.
19 июля выпавший снег задержал выступление разъезда до 21-го, когда покинул бивак В. И. Роборовский, а на следующий день отправился и я. Задача моей поездки заключалась в обозрении северной горной системы и дальнейшем исследовании реки Сулэй-хэ.
Первоначальное направление движения было северо-восточное. На всем протяжении первого перехода приходилось то переваливать чрез горные увалы, то переправляться через промежуточные речки, имевшие в горах северо-западное направление; по выходе же на равнину они склонялись на юго-запад, впадая в главную ветвь реки. Все горные воды отличались прозрачностью и струились по каменистым, круто ниспадавшим ложам. Снеговая цепь тянулась с северо-запада на юго-восток. Ледники спускаются низко. Подъехать к их основанию не представляло большего затруднения. От вечных снегов сбегают лужайки. Вообще весь юго-западный склон гор богат растительностью. Еще в большей степени внимание наблюдателя поглощалось животной жизнью; куда бы ни обращался взор, везде она проявляется в той или другой форме. По гребням высоких увалов там и сям виднелись дикие яки; немногим но ниже бродили хуланы; на дне долин те же звери предавались покормке. Вблизи каравана быстро промчатся робкие антилопы; порою покажется серый волк и украдкою исчезнет. Поднявшись на следующий увал, глазам открывается подобная же картина; среди больших, темных фигур яков мешковато поворачивается из стороны в сторону косолапый представитель тибетских высот медведь-пищухоед, откапывающий грызунов и ими питающийся. Ввиду того, что этот экземпляр, встретившийся нам впервые, представлял большой интерес, мы вдвоем к нему направились и, соблюдая осторожность, приблизились до полусотни шагов, откуда двумя выстрелами уложили мишку. За следующим увалом, на верховье Хайтуна, мы разбили бивак.
Главная ветвь Шара-гольджина несла в этом месте довольно много воды, выбегая из могучих снеговых полей. Немного западнее, в той же снеговой цепи, виднелось значительное понижение; туда мы и направились[20] и к 11 часам утра были на перевале. Подъем отличный, но очень каменист. Высота перевала около 14 300 футов над уровнем океана. Вся даль переполнена громадами гор. На северо-северо-востоке характерно выделяется северный снеговой хребет Дасюёшаня. Южный хребет широко расплывается к северу, отодвигая течение реки в эту сторону. Хребет в пониженной части имеет мягкий характер. Скал мало; седловина усыпана осколками камней. Пониже, на обоих скатах, вскоре появляются скудные лужайки; по мере же опускания вниз растительность становится богаче как видами, так и формами. Чрез 28 верст мы прибыли на один из притоков Сулэй-хэ Цзаирмык-гол. Он питается от обильных снегов южного хребта. По утрам и днем несет прозрачные воды; вечером же, увеличиваясь в размере, шумно бурлит мутными волнами. Протяжение этого данника Сулэй-хэ занимает около 40 верст. Вначале он течет к северо-западу; затем, постепенно склоняясь к северо-востоку, вливается в главную реку. Долина Цзаирмык-года узка и обставлена высокими отрогами гор. Дно и скаты одеты богатой растительностью.
Пройдя вниз по этой долине около десяти верст, мы ее оставили, свернув влево, куда уходила большая тропинка. Новый путь пролегал по горным увалам и глубоким ущельям, сбегавшим от южной снеговой цепи к Сулэй-хэ. На всем следовании местность представляла богатейшие пастбища. С вершин гор раздавались голоса уларов, представителей Нань-шаня. В этой пересеченной местности движение каравана замедлялось. Сделав переход в 20 верст, мы остановились биваком в одной из глубоких балок. На следующем переходе местность несла тот же характер, что и накануне. На луговых площадях кое-где сохранились следы стойбищ тангутов. По словам нашего монгола, означенные кочевники проживают здесь в зимнее время. Теперь же этот нетронутый уголок был тихим пристанищем зверей. Переваливая горные отроги мы часто поднимались на значительную высоту. В таковых местах порою невольно остановишься, чтобы оглянуться по сторонам. Вблизи горный пейсаж представлял сочетание всевозможных форм. К югу в голубую высь устремлены вершины блестящих льдов. От их основания сбегают розсыпи; еще ниже растительные увалы расплываясь в широкие площади луговых ковров. По таковым местам струятся ключевые источники, вливаясь в общую речку, которая вырывает себе глубокое каменистое ложе. По нему изредка встречаются террасы, одетые уже высокими кустами тала. Среди последнего облепиха представляет непроницаемые заросли. По галечным местам густо поросли тамариск и мирикария. У подножия обрывов лепится курильский чай сабельник и Calimeris sp., отливающий белыми цветами. Из травянистых растений замечены: горечавка, горная астра, Saussurea sp., лук, Astragalus sp., пчелка дырисун, дикая птеничка и несколько видов злаков. Под сенью растительного царства ютятся животные. Лисицы, зайцы и мелкие грызуны. Из птиц же: сорокопут, красный вьюрок, великолепно играющий на солнце своим оперением. Маленькие синички, пеночки и славки-пересмешки — издавали громкое пищание. Далее следуют краснохвостки, плисицы — белые и желтые. По обрывам ютились кэкэлики и сифальские куропатки. Десятки голосов указанных птичек одновременно льются из-под развесистых деревьев и кустарников. Семьи маленьких пернатых смело отдаются полной жизни: кормлению птенцов и обучению их летать. В таковой балке расположился наш бивак близ р. Сулэй-хэ.
Общий характер последней был таков. Река бешено неслась в диком, глубоком и узком ущелье. Направление ее было северо-западное. Ширина одиночного каменного русла простирается от 20 до 25 саж. Глубина, по всей вероятности, изрядная. Цвет воды этого грозного потока — кофейный. Выше береговых теснин виднелись луговые терасы. Двигаться по этой реке нечего было и думать. Поэтому пришлось держаться верхнего пояса гор и лишь по временам спускаться к реке.
Обильно выпавший ночью дождь задержал наше выступление до 10 часов утра. К этому времени солнце значительно обогрело и высушило вьючные принадлежности. Поднявшись из глубины балки и следуя альпийским поясом гор, мы заметили едущих впереди людей. К ним тотчас я послал монгола, чтобы остановить и распросить охотников о местности. Монгол поехал, но сильно струсил, будучи уверен, что это тангуты. Поэтому в открытой долине он смело скакал, но из-за вершин увалов выглядывал украдкою. Встречные же люди оказались курлыкскими монголами, принимавшими нас за тангутов и бежавшими от нас. Видя скакавшего к ним человека, они, быстро поднявшись к гребню гор, спешились за хорошим укрытием и зажгли фитили у ружей, чтобы успеть отразить нападение. Тем временем наш монгол узнал в «мнимых тангутах» своих же родных собратьев и с радости громко закричал им. Кончилась эта история всеобщим смехом. Переконфуженные монголы явились к нам с извинением. Их лица выражали еще далеко неспокойное состояние; голоса сильно дрожали. И только полчаса спустя охотники немного успокоились и рассказали причину своего пребывания в этих безлюдных местах. Они уже две недели украдкой охотились за маралами; убив несколько экземпляров, монголы направлялись к дому в Курлык, чрез оз. Хара-нор. «Сильно испугались мы, — говорил мне один из этих монголов, — думали остаться без ничего, да и это в лучшем случае; в худшем — смерть». Этот же монгол оказался хорошо знающим окрестности и охотно согласился ехать со мной дальше. Теперь, по его выражению, он ничего не боится, так как следует с русскими. «А это такие люди, которых все боятся. Тангуты только завидят, сейчас и удерут», — говорил веселый охотник. Одежда и вооружение встречных монголов совершенно напоминали тангутов.
Следуя совместным караваном, мы чрез полтора перехода снова прибыли на р. Сулэй-хэ. Общий характер местности оставался прежним. Долина же Сулэй-хэ представляла иную картину. Здесь река, вырвавшись на простор, катит свои мутные воды в широком каменистом ложе несколькими рукавами. Ширина долины простирается около одной версты. Направление ее почти западное. По сторонам залегают террасы, покрытые растительностью и похожие на те, которые были описаны раньше. Наше следование этой долиной продолжалось на один переход в 24 версты. Затем р. Сулэй-хэ круто уклоняется к северу, где сдавливается скалами. Пройти вниз нет никакой возможности. Соседние горы бедны в отношении растительности. Среди них преобладают красные глины, и очень часты залежи серы. В недавнее прошлое при урочище Халун-улу находились серные рудники. Добыванием серы занимались китайцы сел. Чан-ма. Ныне добывание серы в Халун-усу прекращено. В этом же месте с юга приходит ущелье Борон-гол, которое ведет чрез перевал того же имени в долину Шара-гольджина. Пройдя немного вверх по означенному ущелью, мы остановились биваком. Место выдалось отличное. Наша палатка стояла в тени высоких тальников. Луговая растительность выглядела нетронутой и доставила нашим лошадям хороший корм.
Отсюда мы могли указанным перевалом направиться к уроч. Ямацын-умру, то есть к стоянке экспедиционного каравана. Проводник же предложил иную комбинацию; а именно, уклониться к северу в так называемое звериное место, на что я охотно согласился, тем более что пересечение южного хребта приходилось у зарождения р. Эмахэ. Покинув Борон-гол, мы двинулись на юго-запад. Чрез несколько верст справа пришедшее ущелье повело нас в урочище, обитаемое зверями. Оно лежало у северного подножия перевала. К полному удивлению проводника, мы зверей не встретили. Тогда я решил съездить налегке с одним лишь монголом в урочище Цаган-Бурга-сутай, лежащее к северу в 11 верстах, в глубокой балке. Поездка мотивировалась двумя целями: желанием добыть марала и ознакомиться с характером местности. Падение каменистого ложа замечательно большое. Воды не было. По сторонам высились скалы. Зверей, исключая диких яков, не видели совсем. Наконец прибыли в Цаган-Бурга-сутай. Эта балка глубоко врезана в глинисто-каменистую почву. Направление ее с северо-запада на юго-восток. Ущелье узко, извилисто, каменисто. Падение большое. По сторонам круто ниспадают горы. По дну бежала небольшая речонка мутной воды. Истоки ее от места нашего вступления в Цаган-Бурга-сутай находились в 10 верстах. Означенная балка находится в близком соседстве с той, по которой в минувший разъезд мы повернули обратно. Общий характер их один и тот же. На этом поездка и окончилась.
31 июля мы довольно рано поднялись на южный хребет Дасюешаня. Здесь он имеет направление с севера-севера-запада на юг-юго-восток; кроме того, лишен вечных снегов. В этой части Дасюешань представляет крутую стену. Выдающихся вершин не было; скал также; горы по-прежнему несли разрушенный характер. Спуск очень крутой. Зигзагами проложенная тропинка вывела нас чрез следующую невысокую ограду к истоку р. Эмахэ. Эта река зарождается небольшим ручейком и в верхнем течении имеет северо-западное направление. Кругом лежит пустынное место. Хребет Буруту-курун-ула едва простирает свою оконечность к подножию Дасюешаня.
Оставив истоки Эмахэ, мы уклонились на юго-восток, следуя южной окраиной гор. На подгорной покатости изредка струились горные ручьи; по ним виднелась невзрачная растительность. Тем не менее везде по таким местам держались звери: дикие яки, антилопы ада и хуланы. Последние нас часто забавляли играми и драками, свойственными любовному периоду. В этой же глинистой полосе обитало много пищух и были замечены следы здешнего медведя. Пройдя в этот день 27 верст, мы остановились биваком на одном горном ручейке. С вступлением на большую высоту, в долину, заключенную снеговыми массивами, мы очутились снова в области холодов и ветров. Тепло долины Сулэи-хэ и чудные вечера, озаренные лунным светом, миновали как сон. Пения птичек эдесь уже не слышно. Вместо ярко пылавших костров, едва теплящийся огонек аргала[21]; взамен веселых разговоров спутников монголов — дрожание от холода. Но это ненадолго.
1 августа мы совершали последний переход к главному биваку. Направление пути было юго-восточное. Между отрогами бежали небольшие прозрачные речки. На половине дороги переправились через реку Хуйтун, которая текла в широком каменистом русле. Падение ложа большое. Ширина светлых вод реки 15 саж., при глубине 2—3 фута. На всем пути местность имела луговой характер. Повсюду кругом виднелись стада зверей.
Вблизи ключа, где стоял наш караван, мы встретили своих пастухов-казаков. От них узнали, что на биваке все благополучно. Чрез полчаса мы уже были под одним из белых шатров. Минувший разъезд потребовал одиннадцать дней, причем исполнено 300 верст съемок. Маршрут представлял сомкнутую фигуру.
Теперь коснемся климатических явлений за истекший период времени. Последняя треть июля частью проведена в бассейне Шара-гольджина, частью в бассейне Сулэй-хэ. Абсолютная высота местности только однажды, где мы оставили Сулэй-хэ, ниспадала до 3 400 футов, в остальном же районе она простиралась от 11 до 12 тысяч футов. Погода почти за все время стояла ясная или полуясная. Ветры дули ежедневно, главным образом по направлению долин и ущелий; значительной напряженности достигали на большей высоте — вблизи вечных снегов. Дождь был однажды и шел всю ночь. Последними двумя днями по утрам замечался густой туман, исчезавший к 10 часам. Лучшее состояние погоды было в долине Сулэй-хэ, где преобладали ясные, тихие и теплые дли. Показание термометра в этой долине: в 7 часов утра +15,0°, в 1 час дня +30,1° и в 9 часов вечера +19,6 °C.
Затем началось ожидание приезда В. И. Роборовского, и чем дальше, тем томительеее и томительнее. Он вернулся только 14 августа. Ужасная непогода задержала его на несколько дней и, вероятно, с другими трудностями разъезда отозвалась на его здоровья. С его приездом мы стали готовиться в дальнейший путь, с целью перенести главный бивак на юго-юго-восток в урочище Горбан-ангыр-гол.
Осенний отлет пернатых надвигался все больше и больше.
18 августа покидаем уроч. Яматын-умру. Роборовский борется с недугом. Пройдя по той же долине вверх 10 верст, мы остановились с тем, чтобы на завтра следовать дальше. Но лишь только караван потянулся вперед, как он стал себя дурно чувствовать. На первом кормном месте, через 5 верст, мы остановилось биваком. Простояли трое суток. 22 августа экспедиция сделала 15 верст и расположилась на берегу озера Ногон-нора.
Означенное озеро лежит на высоте 13 000 футов над морским уровнем. В окружности имеет до 15 верст. Берега его изрезаны заливами, вследствие чего озеро напоминает собой треугольник. Бассейн озера замкнут. Питание дается речками, сбегавшими с соседних гор. Песчано-глинистые берега озера частью низменные, частью возвышенные. Дно выложено галькой. Высокая волна свидетельствовала о порядочной глубине. Вода пресная, чистая. Цвет водной глади довольно часто изменяется в зеленый, голубой, ультрамариновый тона. Плавающие птицы, чайки, словно поплавки колыхались на волнах. На поверхности вод выступают два острова. Окрестная местность носит бедный характер. Скудная растительность была найдена только на южном берегу. Там ютилось много голенастых птиц. К северу и югу от озера виднеются снеговые громады. На юго-востоке той же долины залегает обширное озеро Хара-нор.
Выйдя из Ногон-нора 22-го августа, в четыре последующих перехода экспедиция достигла урочища Горбан-ангыр-гола. До этого последнего от прошлой стоянки 117 верст. На пути пришлось сделать пересечение хребта Гумбольдта там, где он временно значительно понижается, освобождаясь от вечного снега. Поднявшись на перевал, мы видели на юге характерные ледяные куполы хребта Риттера. Высшая точка перевала лежит на абсолютной высоте 14 500 футов. Направление хребта идет с северо-запада на юго-восток. В боковых ущельях виднелись ключевые лужайки. Невдалеке к востоку хребет Гумбольдта снова поднялся своими блестящими на солнце вершинами. Северный склон посылает воды в озеро Хара-нор, южный — в Ара-гол. От хребта Гумбольдта мы следовали водоразделом рек Ара-гол и Катын-гол. Здесь залегает волнистое плато, по которому рассыпаны небольшие озерки. По берегам озер зеленела растительность, бродили дикие яки и антилопы ада. По увалам, где изобиловали пищухи, часто попадались их норы, разрытые медведями. Из птиц нередко наблюдались поблизости тибетские бульдуруки; реже проносились в вышине хищные птицы.
Погода за это время стояла в общем порядочная. По утрам было ясно и тихо. С полдня всегда дули сильные ветры. Направление их было согласно направлению долин восточное-западное. С этого же времени появлялась и облачность. Снеговые тучи убеляли соседние горы и долину. Ночи стояли в большинстве случаев тихие и ясные. По утрам иней серебрил земной покров. Температура спускалась ниже нуля до −10 °C.
С 26 августа экспедиция расположилась на правом берегу реки Ара-гол. Ширина ее плеса простирается до пятидесяти и более сажен. Дно галечное. По нему извивалось несколько рукавов прозрачной воды. Наибольший рукав имел 10 сажен ширины, при глубине в 1 фут. Долина этой реки представляет отличные пастбища. Кое-где по ущельям были заметны следы тангутских пастбищ.
Отсюда предстояло совершить последние разъезды по Нань-шаню. Урядник Жаркой был командирован к монголам, кочевавшим в Южно-куку-норских горах. Там, по сведениям, находился опытный проводник. Посланный вскоре вернулся с престарелым монголом, обязавшимся меня сопровождать.
1 сентября разъезд готов к выступлению. По обыкновению, покидаем экспедиционную семью в 10 час. утра, после обильного и вкусного завтрака. Отряд людей помогает вьючить. «Готово!» — слышен голос моего спутника Жаркова, и мы в пути. Програма последнего разъезда довольно обширная. Пересечь хребет Гумбольдта, западным берегом озера Хара-нора пробраться на верховье Сулэй-хэ, ознакомиться с возвышенным плато, дающим начало четырем рекам: на севере Талай-голу, на востоке Тэтунг-голу, на юге Бухайну и, наконец, на западе Сулэй-хэ. Обратно — по системе Бухайна вернуться к восточному берегу Харя-нора и далее чрез хребет Гумбольдта на главный бивак.
Начальное движение северо-восточное — по одному из ущелий, бежавших от хребта Гумбольдта. Ущелье отличалось обилием животной жизни. Растительная же, по мере поднятия вверх, становилась беднее. Небо было ярко-синее. По его фону чудно вились снежные грифы и белые сарычи; а в середине между теми и другими сеткой мелькали красноклювые клушицы, монотонно перекликаясь в высоте. Внизу под шум горной речки свистели сурки.
Пройдя 25 верст, достигли окраины гор и здесь остановились ночевать. Маленький караван ютился под нависшими скалами. Скоро мрак окутал ущелья. Медленно поднялась луна и разлила свой свет. Воды речки Шара-гол засеребрились, сверкая переливами. Настала торжественная тишина: все погрузилось в сон…
Наутро с зарей мы снялись с бивака. Поднимаемся на перевал Шара-голын-дабан. Подъем продолжался 11 верст, на всем пути удобный, лишь под самой вершиной его набросано много камней. Высота означенного перевала 14 500 фут над уровнем океана. Соседние вершины еще уносились вверх футов на 500. По северному склону хребта обильнее лежали свега и ниже спускали свое подножие. Вид с перевала прекрасен… На севере в ущелье виднелись голубые воды обширного озера Хара-нора. Снеговая цепь Дасюешаня отражала свои блестящие венцы в лоне вод.
Держа тот же северо-северо-восточный курс, мы чрез 25 верст достигли южного берега озера. На обширной его поверности катится одна водна за другой. Пернатые странники издавали хлопотливые звуки. Серые гуси, стая за стаей, уносились к югу. Давно ухо не слыхало могучего прибоя волн, производившего своеобразный шум. Особенно красиво было озеро вечером, при блеске луны, когда таинственно золотились перекаты волн. На севере матовая белизна снеговых громад завершала собою прелесть пустынной, оригинальной ночи…
Озеро Кара или Хара-нор лежит в замкнутой котловине, абсолютная высота которой около 13 000 футов. Очертание озера напоминает грушу, обращенную тупым концом на запад, а острым на восток. В окружности оно достигает 100 верст; наибольшая ширина — 20. Вследствие низменных сравнительно берегов, контур озера не особенно резкий, в особенности в южной части. Вода прозрачная, горько-солоноватая. Поблизости берегов очень мелко. Здесь выходят на поверхность отмелей острова и косы; те и другие служат местом отдыха пролетным птицам. Птицы большими стадами плавают в мелкой воде, отыскивая корм. Реки, питающие озеро, в меньшинстве несли по своим руслам воду, в большинстве же стояли сухими. Растительность сосредоточивается вдоль рек. Соленые налеты по берегам редки и малозаметны. Согласно общему закону для озер нагорной Азии, этот бассейн также уменьшается в своих размерах. Древние берега отстоят до 100 саж. от нынешних. Первые успели покрыться скудною растительностью, хотя сохранили свой характерный вид. Замерзает озеро, по словам проводника, в декабре, в апреле же снова вскрывается. На восточном берегу озера лежат барханы сыпучего песка, занимающие площадь по длине 30 верст и по ширине 10 верст. Высота серповидных барханов от 10 до 15 саж. Западные и северо-западные скаты их пологи и плотно прибиты; обратные — круты и рыхлы. Пьедесталом песков служит каменисто-глинистая почва. Между барханами довольно часто встречаются озерки с соленой водой. У берегов последних растут камыши, а среди их шныряют креветы.
3 сентября, обогнув озеро с запада, мы пришли на реку Салкэ-тын-гол и остановились в 7 верстах выше впадения ее в Хара-нор. Река бежит с севера, питаясь снегами Дасюешаня. По словам проводника, ущелье Салкэ-тын-гол ведет чрез перевал того же имени в долину р. Судэй-хэ; наш же путь приходился немного западнее, следуя характерному понижению снеговой цепи. Подъем к указанному месту отличный. Перевал Цзаирмыкен-дабан имеет 14 000 футов абсолютной высоты и представляет относительно низкую глинисто-каменистую седловину. На север хребет круто падает. От его вершин стремительно несутся ручьи и речки на дно общего ущелья Цзаирмык-гола, того самого, по которому мы следовали в минувший разъезд. Теперь, коснувшись этой части, мы связывали свою съемку. Кроме того, Цзаирмык-гол приводил к той точке Сулэй-хэ, откуда можно проследить последнюю до ее колыбели.
Вступив в бассейн Сулэй-хэ, мы опять попали в прекрасный уголок. Холод сменился теплом; относительное бесплодие — роскошными травами. Осень здесь уже предъявила свои права, растительность пожелтела. Мелкие птички собрались в стада перед отлетом к югу. Река Цзаирмык-гол уже не бурлила грязными волнами, а спокойно катилась серебристой змейкой.
Ущелье Цзаирмык-гол на всем своем протяжении носит мягкий характер. Дно изобилует кустарниками, из которых преобладающим видом является облепиха. Последняя, оригинально сплетаясь ковром, сплошь устилает береговую террасу. Травянистая растительность взбегает по скатам гор довольно высоко. Затем венчают ущелье нависшие скалы. Голоса певчих птичек лились, не переставая. Среди чудных звуков, точно бабочка, порхал краснокрылый стенолаз, перелетая ущелье.
При впадении Цзаирмык-гола в Сулэй-хэ абсолютная высота местности 11 000 футов. Ширина долины простирается до одной версты. Соединившись в одну реку, Сулай-хэ врывается в узкое ущелье, держась северо-западного направления. Общее протяжение этой много раз нами упоминаемой реки достигает 650 верст. Верхнее половинное расстояние принадлежит горному течению, нижнее — равнинному. Первые двести верст река бежит на северо-запад; далее 150 верст почти на север, и, наконец, последние 300 верст, оросив оазис Юй-мынь-сянь, течет прямо на запад.
От места впадения Цзаирмык-гола до истока Сулей-хэ оставалось 100 верст. Означенное расстояние пройдено нами в три перехода. На этом протяжении река несется в широкой долине, заключенной среди обоих хребтов Дасюешаня. Только первые 10 верст долина имеет пятиверстную ширину; на всем же остальном пространстве около двадцати. У истоков реки цепи соединяются между собою. Южная на этом пространстве временно понижается[22]; затем, чрез 20 верст, снова возрастает до страшной высоты. Эта, как бы отдельно выступающая снеговая громада, будучи поставлена на высокий пьедестал, кажется величественным монументом. У туземцев означенная грандиозная группа известна под названием Шаголин-намдзиль. Она-то и дает зарождение Сулэй-хэ северным склоном, тогда как южным питает богатую систему Бухайн-гола. Что же касается северной цепи Дасюешаня, то она имеет более однообразный характер. Хотя все-таки между снеговыми вершинами от времени до времени залегают короткие понижения, а чрез них имеются проходы к р. Толай-гол. От подножия розсыпей обеих цепей Дасюешаня сбегают луговые увалы в долину реки. Река Сулэй-хэ в это время катит свои прозрачные воды хотя и быстро, но довольно плавно. С обеих цепей приходят горные речки; более обильные водою несутся от южных громадных снегов. По мере поднятия вверх, река беднеет водою. На втором переходе мы могли чрез нее переправиться. Глубина не превышала 2—3 футов; ширина же реки доходила до 20 и 25 сажен. По сторонам выбегают ключи и залегают большие и малые озерки. Вперемежку с озерками разбросаны песчаные холмы. Последние главным образом расположены на правом берегу реки. Песчаные холмы напоминают хара-норские барханы.
Растительность рассматриваемой нами части долины также не одинакова. Внизу она богаче и представляет те же виды, которые замечены и по Цзаирмык-голу. На самых истоках значительно беднее. Здесь произрастает характертерная представительница высоты тибетская осока, и кое-где на южных скатах гор ютится крапива.
Животная жизнь богаче и разнообразнее. По-прежнему, бродили стада диких яков, хуланов и антилоп ада. Медведи, волки, корсаки встречались нередко. Зайцы выскакивали из-под лошадей на каждом шагу. Мои спутник Жаркой с одного места насчитывал их по 20—30 штук. Сурок показался только однажды и молчаливо исчез. Теперь наставало время их зимней спячки. У корней низкорослых кустарников перебегали полевки. На открытых же глинистых площадях теснились миллионы пищух. Из птиц характерными представителями долины были сойка и земляные вьюрки. В это время (сентябрь) чаще выдавали себя пролетные виды, которые держались по руслу реки и прилежащим озеркам. То были индейские и серые гуси, журпаны, утки-шилохвосты и чайки. Все эти пернатые пользовались здесь лишь временным отдыхом перед путешествием на юг. По утрам усталые странники покоились, лежа на берегу реки: одни из них спали, спрятав под крыло голову; другие сторожили покои. Некоторые хлопотливо перелетали из стороны в сторону. Истоки Сулэй-хэ дали в нашу маммологическую коллекцию два отличных экземпляра медведей.
9 сентября, на восходе солнца, мы двинулись к перевалу северной цепи. В воздухе было свежо. Зеленая поверхность посеребрилась инеем. Подъем на перевал прекрасный: луговой, покатый. Абсолютная высота его 13 000 футов. Снеговые вершины стоят в удалении. Вид с перевала на обе долины чудесен, в особенности на Сулэй-хэ. Вблизи, у подножия северной цепи, вьется лента Сулэй-хэ. Рассыпанные по ее берегам озерки блестят точно бриллианты. Вдали же высится все та же снеговая громада Шаголин-намдзил. Его ледяная диадема, убранная лучами солнца, блестит неподражаемо. К северу, в свою очередь, виднеется горная цепь; на высших вершинах ее лежал небольшими пятнами вечный снег. По дну долины катится вода р. Толай-гол. Туда мы и направились. Достигнув прозрачных вод и растительных площадок, мы сделали привал. Река Толай-гол в своем верховье имеет направление с юго-востока на северо-запад, и, подобно Силэй-хэ, залегает в широкой долине. Абсолютная высота остовов Толай-гол 12 000 фут. Наш бивак стоял в самом зарождении описываемой реки.
Ранним утром в воздухе было тихо, свежо; лишь с поднятием дневного светила царившее безмолвие нарушилось местными обывателями. Большие тибетские жаворонки, представители высоких долин Нань-шаня, громко и усердно разносили свою песнь.
На следующем переходе, пройдя 7 верст, мы уже были на водоразделе рек Толай-гол и Тэтунга, или, другими словами, бассейна Желтой реки. Водораздел представляет собою высокое плато, устланное мото-шириками; последние отливали желтым — увядшим тоном. На этой растительной полосе масса больших и малых озер. На восток вдаль протянулись соседние цепи гор, покрытые вечным снегом. Вблизи наблюдателю представляется чудная панорама невысоких гор, изрезанных капризными глубокими ущельями, по дну которых, точио змеи, ползут прозрачные ручьи и речки.
По одному из таких ущелий пролегал наш дальнейший путь. Ущелье заключает истоки Тэтунга, который образуется из водных ветвей северной и южной снеговых цепей. Огь них сбегают роскошные увалы альпийских лугов. Местами на дне долин виднелись еще зеленеющие лужайки, отливавшие голубыми цветами. Днем на солнце летали бабочки, мухи, жуки; сурки по сторонам звонко свистели. Словом, природа на этих ступенях еще предавалась бодрствованию, а не отходила ко сну, как это было на только что покинутом плато мото-шириков.
Первый ночлег на Тэтунге мы имели вблизи золотых приисков, на которых работало двадцать пять китайцев из Ситига. Рабочие живут частью в землянках, частью в палатках; некоторые же просто в пещерах, устроенных под нависшими скалами. Говоря вообще, верховье Тэтунга, по всей вероятности, изобилует золотом, так как прибрежная терраса, а нередко и ложе реки, на значительном протяжении носят следы разработки. Судя по обросшим неровностям тех же береговых террас, можно думать, как давно происходит здесь эксплуатация недр земных.
Благодаря присутствию людей в верховьях Тэтунга, можно удобно пройти по узким, глубоким ущельям, а также и без труда розыскать перевал. 11 сентября мы направилась чрез северную цепь. Подъем и спуск перевала очень круты, но по умело проложенным тропинкам мы успешно пробрались за снеговую цепь. Все соседние ущелья дики, извилисты, круты; вода стремительно несется, по временам низвергаясь каскадами. Чрез 14 верст ущелье перевала привело нас к прорыву реки Тэтунга той самой снеговой цепи, чрез которую мы только что переправились. Здесь мы разбили бивак, чтобы обратно следовать уже чрез означенный провал цепи.
Желая же больше познакомиться с верховьем описываемой реки, я налегке с проводником направился вниз по ее течению. Путь как и прежде шел на восток-юго-восток. Долина образуется снежными цепями гор. Чрез 20 верст слева проходит ущелье, в котором течет многоводный приток. По слиянии с ним река приняла солидные размеры: в ширину 20 сажен, при глубине 2—3 фута. Вода прозрачная, ложе каменистое, неширокое. Прибрежные террасы круто ниспадают. По каменистому ложу там и сям виднелись китайцы-золотоискатели; точно муравьи копались они в земле. Абсолютная высота этой местности около 10 000 футов. Отсюда нам пришлось повернуть в обратную сторону. А жаль, что не имел возможности проникнуть по этой реке до кумирни Чертын-тон; там связалась бы съемка с четвертым путешествием Н. М. Пржевальского. Этот путь также не пройден ни одним европейцем. Богатые растительные и животные формы сопровождают течение красавца Тэтунга. Уже и здесь эти два царства приняли богатый вид. По крутым скалам лепится древовидный можжевельник. Прочие кустарники пышно развернулись: облепиха доходит до четырех и более футов высоты. Увалы прикрыты роскошными травами. Места, куда ни взглянешь, просятся на снимок. Вверху — снега, скалы, россыпи, внизу змейка чистейшей как кристал воды; между ними волнистые увалы; по сторонам массы ручьев, изредка каскады, — все это сливается в общую гармонию и еще раз говорит о красоте Тэтунга.
К вечеру мы вернулись на бивак, а на следующее утро, пройдя ущелье снеговой цепи, вступили в долину истоков Тэтунга. Пройдя по этой реке вверх 15 верст, мы повернули к юго-западу — на пересечение южной снеговой цепи. Последняя, как и говорено было выше, составляет продолжение общей цепи от горного узла Сулэй-хэ. Вначале с запада она тянется, почти не имея вечного снега, к востоку же от нашего прохода горы принимают мощный характер: там могучие льды ярко сияют на солнце, снежные поля величественны. Высота нашего перевала простиралась до 13 000 футов над уровнем океана. Отсюда к югу виднеется широкая долина, уходящая с северо-запада на юго-восток и ограничивая хребет, залегающий от восточного подножия Шаголин-намдзила. Спуск на возвышенное плато означенной долины ничтожный — менее сотни футов. Здесь мы попадаем опять на истоки одной из главных ветвей Бухайн-гола. Эта водная ветвь зарождается от крайнего могучего ледника снеговой группы Шаголин-намдзил и сразу несется большой рекой[23] чрез озерное плато мото-шириков. Высота (толщина) ледника превосходит 1 000 футов. Ледник этот резко бросается в глаза, поражая своею грандиозностью. Он один питает главную ветвь Бухайна. Не найдет ли возможным совет Императорского Русского географического общества этот колоссальный ледник окрестить славным именем Н. М. Пржевальского.
На истоках ветви Бухайна снова встречены дикие яки, антилопы ада. Их восточной границей географического распространения служит меридиан оз. Куку-нора.
Сделав диагональное пересечение описываемой долины, мы поднялись на невысокий перевал. Абсолютная высота его 13 400 футов; относительная не превосходит сотни футов. К югу-юго-западу снова виднеются горы; среди них несутся водные ветви Бухайна. Их шлет все та же снеговая группа Шаголин-намдзил. Спускаясь вниз, стоит только взглянуть к северо-западу, как глаз наблюдателя тотчас же невольно приковывается к одной из высочайших и характерных вершин этого горного массива. Могучая гора гордо возносит свою остроконечную коническую вершину в голубую высь. Словно исполин страж надменно смотрит по сторонам на зарожденные им потоки. Абсолютная высота этой остроконечной вершины переходит за 20 000 футов.
Горы, залегавшие впереди, составляют непосредственное продолжение отрогов главной группы и придерживаются направления с северо-запада на юго-восток. В начале их покрывает бедная растительность; по мере же опускания вниз раскидываются богатые лужайки. Зверей по-прежнему встречалось много, причем больше всех интересовали нас медведи. Следуя к одной из луговых площадок, где намечено место бивака, мы выглядели там же пестрого медведя. Спустившись в русло реки, караван временно остановился, я же, поднявшись на увал, направился к зверю, который был усердно занят ловлей пищух. Подойдя на двести шагов, — стреляю. Медведь упал. Я иду к нему; но едва успел сделать десяток шагов, как зверь, поднявшись на ноги, злобно бросился на меня с громким ревом и затем, не добежав пятидесяти шагов, повернул обратно и был убит[24].
Отсюда невдалеке к юго-востоку зарождается один из главных данников Бухайна, который туземцы называют Шина. Но этой реке кочуют тангуты. Река Шина имеет до 70 верст длины и течет в юго-западном направлении. В своем нижнем течении она имеет до 20 и более сажен ширины, при глубине 2—3 фута. Круто падающее ложе каменисто. Замечательно прозрачные воды то катятся широко и плавно, то несутся высокими перекатами. Ущелье узко и местами обставлено скалами. Растительность как травянистая, так и кустарная богата.
Здесь мы встретили первых куку-норских тангутов. Эти номады живут в черных палатках; число последних 30. Палатки стояли чаще по две, реже по одной, иногда небольшими сосредоточенными группами. Тангутские жилища располагались и по главному ущелью, и по боковым. Вблизи их стойбищ бродили домашние животные: бараны, яки, лошади. Скота вообще в изобилии.
Покидая последние кочевья тангут, мы в то же время оставили и реку Шину. Она впадала в главную ветвь Бухайна, который здесь нес значительно меньше воды. В месте слияния рек раскидывается порядочная долина, растительная и животная жизнь которой напоминают Куку-норскую равнину. Здесь уже является вместе с антилопой ада также антилопа Кювье.
Следуя к западу, мы пересекли долину поперек. Дальнейший путь шел по правому притоку Бухайна Хадир-голу. Этот последний, имея до 50 верст протяжения, нами пройден до истоков. Долина Хадир-гола узка. В нижнем течении она несет луговой характер; воды порядочно. По мере поднятия вверх, растительность беднеет; беднеет и русло водою.
Держа курс северо-занадный, мы вскоре прибыли на верховье соседнего данника Бухайна — Улан-энги-гола. Эта река зарождается от северных снегов хребта Гумбольдта. Положение ее приходится севернее Хадир-гола, с которым она разделяется продольной цепью гор. Отсюда к северу-северо-западу открылись снежные вершины Дасюешаня, у южного подножия которого волнуются воды Хара-нора. Бассейн этого озера граничит с басейном Куку-нора плоскою возвышенностью, лежащею поперечно между хребтами Гумбольдта и Дасюешанем. Поднявшись на водораздел, мы увидели голубую поверхность знакомого нам озера. Туда несутся маленькие речонки, среди постепенно понижающихся песчано-глинистых увалов. Изредка по их зеленевшим долинам блестят озерки.
На другой день ранним утром мы уже были на восточном берегу оз. Хара-нора; поздним же вечером, следуя южной окраиной, достигли того места, где впервые вступили на его берега. Таким образом оз. Хара-нор обойдено нами за исключением лишь одного северного берега, определение которого получилось встречными засечками.
Ночью в полной тиши могуче разражался в берега тяжелый прибой волн.
Теперь нам оставалось недалеко и до главной стоянки. Подвигаемся успешно с каждым днем; но зато сильно устаем. Свою верховую лошадь бросил на Бухайне. Несколько дней следуем частью пешком, частью верхом. Значительная же высота и большие переходы дают себя чувствовать. В два последних дня мы одолели 70 верст, сделав пересечение хребта Гумбольдта по перевалу Бухын-дабан. Последний лежит восточнее нашего прежнего прохода. Абсолютная высота его совершенно согласуется с таковой Шара-голын-дабан. Да и весь остальной характер как хребта, так и пройденной местности, вообще был одинаков с начальным путем описываемого разъезда.
…Наконец, открылась долина; на желтом фоне осенней растительности резко выделялись белые палатки русской экспедиции. Поодаль паслись караванные животные. Нетерпение росло, ноги забыли усталость. Мысленно уже давно среди своих сотоварищей… На биваке все благополучно. В. И. Роборовский вернулся раньше несколькими днями; его разъезд был короче. Моя же последняя рекогносцировка заняла 22 дня и представляет сомкнутую кривую в 770 верст. Дневок не было.
Придерживаясь известной системы, заканчиваю и этот разъезд заметкой о климате. Время, проведенное в рекогносцировке, проходит почти через весь сентябрь месяц. Ее район обнимает высоко поднятую местность над уровнем океана (12 000—14 000 футов)[25]. Климат характеризуется сравнительною ясностью, бедностью атмосферных осадков, довольно низкой температурой ночью и высокой днем.
В первой трети месяца день начинался тихим и ясным утром. Такое состояние продолжалось часов до 10, редко до полудня. К этому времени уже появлялась облачность, зарождаясь вместе с ветром, обыкновенно юго-западным. Напряженность ветра и облачность достигали своего максимума к закату солнца, когда первый принимал размеры бурана, а второе совершенно заволакивалось, или оба пропадали бесследно, уступая тишине и ясному небу. Температура ночи спускалась в среднем ниже нуля, до −10 °C. По утрам земля серебрилась инеем; речки и озерки сковывались льдом. Вторая треть месяца была богаче облачностью; изредка случались атмосферные осадки. Начало последней трети походило на вторую. По вечерам на востоке появлялась зарница. Наибольшие и наименьшие показания термометра были следующие: в 7 час. утра +5,8°, −14,7°; в 1 час. дня +24,0°, +7,5°, и в 9 час. вечера +7,5°, —3,0 °C.
Итак, закончились наши исследования по Нань-шаню. Дни на главном биваке потекли однообразно. Добытое в экскурсии приводилось в порядок. В то же самое время готовились к выступлению в Курлыкскую равнину. Курлыкский бэйсе (правитель) уже присылал своих чиновников приветствовать нашу экспедицию.
27 сентября экспедиция выступила в путь, держа курс на юго-юго-запад. На пути высится южно-кукунорский хребет, разбивающийся на два параллельных хребта. Между ними лежит долина, в которой текут воды реки Балгын-гол. Хребет весьма богат как в растительном, так и в животном отношениях. Перевалы обеих цепей южво-кукунорского хребта весьма удобны. С последнего на юго-запад открылось взору одно из курлыкских озер. В том же направлении сбегает вниз взрезанное ущелье. В глубине висела пыльная дымка. Передовые горные кряжи виднелись хорошо; дальний высокий хребет — Бурхан-Будда — рисовался силуэтом. Спустившись с перевала на первую луговую площадку, экспедиция разбила бивак.
Расставаясь с горами надолго, мы (я и препаратор) устроили охоту эа уларами. Эти большие птицы или громко свистели в скалах, или тихо кормились неподалеку от нашего бивака. Стоило только подняться на боковой увал, одетый луговой растительностью, как уже в разных местах заглядели желанных птиц. Улары большею частью держались в расселинах гор, где тихо расхаживали целыми выводками. В один час охотничьей экскурсии мы вдвоем набили их восемь экземпляров. По возвращении на бивак, попив чаю и уложив добытых птиц, мы снова отправились на противоположную сторону ущелья. Здесь в большем количестве держались крупные улары; тибетских представителей было меньше. Огромные красивые птицы, подобно прежним, держались многочисленными семьями. Соблюдение величайшей осторожности, необходимой вообще при охотах за этими птицами, было здесь излишне; уллары предавались покормке тихо, беззаботно. В полчаса времени лежало в ряд одиннадцать улларов, один другого лучше. В этот счастливый день лично я убил тринадцать уларов… Большие взяты все одиннадцать; из тибетских отобраны четыре лучших экземпляра. Словом, научная добыча пополнилась пятнадцатью интересными экземплярами, которые, несомненно, значительно украсят нашу орнитологическую коллекцию.
Невиданный и неслыханный случай в истории наших путешествий. Как бы порадовался незабвенный учитель, Н. М. Пржевальский, такому обилию двух типичных представителей Нань-шаня, и как часто в минуты досуга вспоминал бы он такую оригинальную и баснословную охоту. Горы, широкий горизонт, отличная стоянка, обилие птиц и зверей вдохновили бы поэтическую душу любителя природы к воспроизведению лучших и блестящих страниц, которыми украшены его описания путешествий…
Спускаясь в Курлыкскую равнину, мы ощущали все большее и большее тепло. С последних горных скатов, по которым темными точками был рассыпан древовидный можжевельник и блестела желтоватая увядающая луговая растительность, мы увидели два озера. Северное Курлык-нор отливало серебристым цветом, ровным и гладким; тогда как южное Тосо-нор — темно-голубым, слегка переливающимся от напора ветра. Еще дальше и мы были в равнине. Вместо луговой растительности — пыль, поднимаемая ветром и носящаяся в воздухе. Вместо голубого неба и яркого солнца — мутная дымка и тусклый диск дневного светила.
Утром, 1 октября, экспедиция, переправившись реку Баин-гол, расположилась биваком на ее левом берегу. В этой долине было значительно отраднее. Здесь собралось много пролетных птиц. В тихую ясную ночь странники уносились к югу. В Курлыке экспедиция должна была простоять продолжительное время, необходимое на устройство склада и снаряжения нового каравана из вьючных яков для путешествия в Сы-чуань.
Тем временем я устроил поездку для съемки курлыкских озер. С этою целью 6 октября я покинул бивак. На этот раз меня сопровождал вахмистр отряда Иванов[26]. Вьюки — на верблюдах, сами — на лошадях. Проводником служил местный монгол.
Проверив снаряжение, мы ходко двинулись вперед на северо-запад. Первоначальный путь шел правым берегом р. Баин-гола, который через 7 верст впадал в озеро Курлык-нор с восточной стороны. Означенная река в своем нижнем течении направляется с северо-запада на юго-восток. Вода пресная и довольно чистая, но не прозрачная; ложе окаймляется низменными берегами. Ширина реки 15, редко 20 сажен. В летнее время значительная часть влаги заливает левый берег, покрытый высокими камышами. С правого же берега подходит кустарник — хармык, обрамляющий озеро широкой полосой. Его ограничивает на севере горный кряж, протянувшийся в юго-восточном направлении. По местам залегают площадки соленой пыли.
При впадении река Баин-гол расширяется; от ее устья тянутся по озеру отмели; всюду на глади виднелись пролетные пернатые. Тут были: лебеди, гуси, турпаны, крахали, чайки, несколько видов уток. Иные стада перелетали с одной стороны озера на другую. Некоторые, высоко поднявшись в воздух, хлопотливо направлялись к югу. Третьи мирно отдыхали по отмелям озера. Голоса птиц раздавались везде: вдали и вблизи, низко и высоко. Тепло, простор, обилие пищи — вот причины, по которым странники мало думали об отлете.
С вечерней зарей я расположился для отдыха на западном берегу Курлык-нора, с утренней же — снова пустился в путь. В воздухе было свежо. Испуганные стада птиц с шумом вылетали из соседних камышей, перемещаясь на открытые воды. Издалека приносились к нам звучные голоса черношейных журавлей; порою вблизи кричали лысухи. Вскоре затем взошло и солнце. Прекрасен был восход над поверхностью озера. Облака, словно горящие в огне, казалось, утопали в водах Курлык-нора. Немного пройдя, переправились чрез проток, соединяющий северное озеро с южным. Дальнейший путь пролегал возвышенностью или перешейком озер. В юго-восточном углу северного озера, где выбегает прозрачный ключ, мы временно остановились. Озеро Курлык-нор было обойдено в полтора перехода. Несколько дальше, но таким же образом, мы обогнули и южное озеро. 8 октября, в 5 часов вечера, наш бивак уже стоял на северо-западном заливе озера Тоса-нора[27]. В тиши залива, при устье протока, плавала масса птиц. Они часто перелетали, резко взмахивая крыльями, с северного озера на южное и обратно. Отсюда же мы любовались заревом степного пожара[28]. Великолепен вид его. На общем темном фоне резко выделялся красно-золотистый отблеск, порою закрываемый клубами дыма. Огненные языки, подымаясь высоко от земли, исчезали бесследно в выси. Кругом пожара был заметен особенный свет, который, по мере удаления от огня, принимал мрачную, фантастическую окраску. В воздухе стоял страшный шум от горящих камышей. Местные кочевники, спасаясь от огня, торопливо бежали на глинистые площади. Пролетные птицы также волновались; по сторонам неслись их тревожные голоса. Некоторые стада залетали в область дыма и как угорелые мчались оттуда, куда попало. На следующий день густой дым окутал окрестность. Дышалось тяжело. Солнце светило в виде бледного диска.
В это время мы уже следовали вверх по течению протока. Этот последний выбегает из юго-восточного угла Курлык-нора, впадая в северо-западный угол Тосо-нора. Направление протока посредине изменяется из юго-западного в юго-восточное. В первой половине вода несется стремительно по галечному ложу; во второй — тихо струится по глинистому руслу. Ширина на всем пространстве одинаковая и равняется 20 саж.
Переправившись через проток[29], мы двигались прежней дорогой до ключа Сэйн-намык. По всей южной окраине Курлык-нора держалось много птиц. Из них самым интересным представителем был черношейный журавль. Этот вид найден и описан Н. М. Пржевальском в его первое путешествие по Нагорной Азии. В нынешнее странствование мы увидели этих птиц в первый раз. Подобно другим болотным птицам, журавли были весьма доверчивы и держались чаще парами, реже по 3—4 особи вместе. Верхом на лошади я подъезжал к ним на выстрел дробью. Таким образом добыл три роскошных экземпляра[30]. Испытав преследование, журавли уже издали поднимали головы, зорко следя за охотником. За 200—300 шагов они подымали крик; затем, разбежавшись по земле, тяжело взмахивая крыльями, перемещались в безопасное место. Осиротелые птицы держатся или вблизи того места, где погиб товарищ, или же, если охотник не удалился, то поодаль. Отлетные стайки описываемого вида составляли десять и самое большое двенадцать экземпляров, по крайней мере, согласно нашим наблюдениям. На болота соседних озер черношейные журавли прилетали по р. Баин-голу и обыкновенно по утрам. Радостно кричали странники, завидев удобное место отдохновения и медленно, склоняясь дугою, опускались на землю.
Поохотившись за журавлями, мы направились к биваку. Путь проходил восточной окраиной камышей, среди которых синеющий дымок выдавал присутствие спрятанных номадов. В полдень мы уже были среди экспедиционной семьи.
Озеро Курлык-нор лежит в Курлыкской равнине неподалеку от подножия южно-кукунорских гор. Абсолютная высота этой равнины 8 000 футов. Окружность пресноводного озера занимает 33 версты. Цвет воды сероватый. Низкие берега обильно поросли камышом; более возвышенные — хармыком. Глубина озера только в северо-западном и юго-западном углах порядочная — от 4 до 6 саж.; на всем же остальном пространстве — незначительная. Питание озеру дает р. Баин-гол, которая, в свою очередь, несется[31] с снеговых полей Нань-шаня; затем, прорвав южно-кукунорский хребет, вливается в озеро с востока. С северо-запада течет р. Балгын-гол, но ее воды разбираются по пашням. В юго-восточном углу озера непосредственно залегает обширное болото, покрытое высокими камышами. Сюда на зиму собираются монголы. Южной границей Курлык-нора служит песчано-каменистая возвышенность. Она прорывается рекой, служащей стоком излишних вод северного озера в южное, то есть в Тосо-нор.
,_%D1%81%D1%82%D1%80._21.jpg){kind=link}
Последнее, занимая площадь[32] вдвое большую, нежели Курлык-нор, содержит свои прозрачные воды запертыми. Песчано-глинистые берега местами возвышенны и причудливо изрезаны. Особенно характерны заливы и мысы. В северной и южной частях озера лежат небольшие, но возвышенные острова. Глубина описываемого озера много превосходит глубину северного. Вода на вкус горько-соленая. Рыбы нет. Цвет воды темно-голубой, что особенно красиво при сероватом фоне окрестности. По голубой глади держалось много лебедей; точно пена, волнуемая ветром, качались эти птицы.
По берегам озера во многих местах виднеются молельные «обо». Самое главное на северном — «Цаган-обо» — лежит на высокой горе, круто ниспадающей к озеру. С этой высшей точки открывается превосходный вид на всю озерную поверхность Тосо-нора. Воображение монголов создало мифических животных, обитающих в недрах озера. Впрочем, по рассказам много лет прошло со времени последних их появлений людям.
Окрестность Тосо-нора печальна. Изредка на низкой террасе стелется камыш; на более возвышенных местах растет гребеньщик и хармык; несколько чаще встречается саксаул. Животная жизнь также бедна. Из млекопитающих замечены следующие виды: антилопа хара-сульта, заяц и тушканчик. Представителями орнитологической фауны являются саксаульная сойка, горная чечетка и два вида жаворонков.
Вот каковы в общих чертах результаты моих разведок за прошедшее лето и осень.
Примечания
править- ↑ В. И. Роборовского на запад от меридиана Са-чжоу, моя — на восток.
- ↑ Почти на меридиане озер Курлык-нор и Тосо-нор, близ которых устроен теперешний склад экспедиции до возвращения ее из Сы-чуани.
- ↑ Всего же за этот период мной сделало около 2 000 верст.
- ↑ Птицы, насекомые и растения собирались по столько, по сколько это возможно при беглых рекогносцировках.
- ↑ Дасюёшань — китайское название, в переводе значит — большие снеговые горы.
- ↑ В высшей степени оригинален дикий як в мираже; могучая фигура рогатого зверя, украшенного на брюхе длинною шерстью, наподобие бахромы, кажется чудовищной, фантастической.
- ↑ Любовный период Equus Kiang происходит одновременно с таковым дикого яка.
- ↑ Куда можно отнести еще два вида — марала (Cervus sp.) и кабаргу (Moschus moschiferus?), замеченных в Южно-кукунорском хребте и на верховье Тэтунг-гола.
- ↑ В близком соседстве с медведем часто находился черный ворон (Corvus corax), промышлявший за теми зверьками, которые ускользали от косолапого зверя.
- ↑ Культура проникла за передовую ограду лишь в одном месте (сел. Чан-ма в долине Судэй-хэ, лежащее на 7 000 футов абсолютной высоты).
- ↑ Для охоты за уларами я всегда брал с собою одного или двух стрелков.
- ↑ Вероятно, опечатка. Должно быть либо «превосходила последний футов на 390», либо «превосходила последний на 390 ф.»
- ↑ Исправлена очевидная опечатка — перевёрнутая буква «б». — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ О них было говорено в предыдущих письмах.
- ↑ Да его и легко миновать: стоит лишь взять десять верст восточнее. Наш же проводник видимо желал сократить путь.
- ↑ Шара-гольджин, то есть желтая.
- ↑ Для опыта мы приобрели этих животных у соседних монголов.
- ↑ На 10 верст восточнее нашего выхода из этих гор.
- ↑ Следованию по этой реке вверх мешают теснины.
- ↑ Надо заметить, что на этот раз у меня был монгол в качестве работника, а не проводника, так как во вновь посещаемые нами места, из боязни к тангутам, монголы никогда не заглядывают.
- ↑ Помет зверей.
- ↑ Там находится удобный проход в долину оз. Хара-нора.
- ↑ В осенний период времени размеры ее были таковы; ширина 10 саж. глубина 1 фут.
- ↑ Всего убито медведей за два последних разъезда семь.
- ↑ Только временно на Сулэй-хэ (10 000) и Тэтунге (9 000 футов) спускался ниже.
- ↑ Урядник Жаркой был командирован в г. Донкыр.
- ↑ Маршрут этой рекогносцировки описал цифру 8.
- ↑ Камыши горели на восточном берегу Курлык-нора.
- ↑ Глубина единственного брода 2—3 фута.
- ↑ Всего в эту поездку я убил четырех журавлей; первого на западном берегу Курлык-нора пулей из ружей Бердана.
- ↑ Приток Ара-гол.
- ↑ Окружность Тосо-нора равняется 65 верстам.