Въ Лаврентьевскомъ спискѣ лѣтописи, подъ 6604 (1096) г., помѣщены непосредственно одно за другимъ три сочиненія Владиміра Мономаха — Поученіе дѣтямъ, Посланіе къ Олегу Святославичу и Молитвенное Обращеніе къ І. Христу, Андрею Критскому и Пресвятой Дѣвѣ[1].
Мѣсто Поученія въ лѣтописи не опредѣляетъ ни времени составления памятника, написаннаго несомнѣнно позже 1096 г., ни его объема: начало Посланія нерѣдко относятъ къ концу Поученія, обращая его въ заключение послѣдняго.
Посланіе къ Олегу, какъ видно изъ разсказа о событіяхъ, послѣдовавшихъ за смертью Изяслава[2], относятся къ 6604 (1096) году. Братъ Изяслава Мстиславъ, прогнавъ Олега изъ Ростова, Суздаля и Рязани, писалъ къ нему: «не бѣгай никамо же, но пошлися къ братьи своей с молбою: не лишать тя Русьскыѣ земли; и азъ пошлю къ отцю молится о тобѣ». Въ Посланіи Мономахъ прямо говоритъ, что его «принуди» писать сынъ его Мстиславъ, крестникъ Олеговъ. Изъ содержанія письма не трудно заключить, что оно написано подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ смерти сына и вообще распри съ Олегомъ — съ одной стороны, а съ другой — въ виду подготовляемая Владиміромъ княжескаго съѣзда для «устроенья мира» (1097 г., въ Любечѣ).
Труднѣе опредѣлить годъ составленія Поученія и время окончательной его редакціи, отдѣленной отъ составленія многими годами.
По словамъ автора, онъ задумалъ, а можетъ быть и написалъ, Поученіе въ дорогѣ, на Волгѣ, «на далечи пути, да на санѣхъ сѣдя», послѣ встрѣчи съ послами отъ братьевъ, которые приглашали его отнять волости у Василька и Володаря Ростиславичей. Далѣе, перечисляя свои походы, онъ пишетъ: «и се нынѣ иду Ростову». Этой датой вѣроятно и оканчивалось перечисленіе въ первоначальной редакціи Поученія. Затѣмъ слѣдуютъ дальнѣйшіе походы, послѣдній изъ которыхъ относится къ 1118 году.
Погодинъ съ достаточной степенью вѣроятности относитъ встрѣчу Мономаха съ послами отъ братьевъ къ 1099 году и связываетъ ее съ событіями, послѣдовавшими за Любечскимъ съѣздомъ.
«Вслѣдъ за съѣздомъ, по навѣту Давыда Игоревича, ослѣпленъ былъ Василько, якобы смышлявшійся съ Мономахомъ идти на Святополка. И тотчасъ послѣ братья, т. е. Мономахъ съ Олегомъ и Давыдомъ Святославичами, явились подъ Кіевомъ и заставили великаго кн. Святополка отказаться отъ своего совѣтника и идти противъ него, въ отмщеніе за Ростиславича (1098 г.). Святополкъ пошелъ. Въ это-то время Мономахъ отлучился безъ сомнѣнія въ Ростовъ. Святополкъ исполнилъ общее рѣшеніе (1099 г.) и вдругъ вздумалъ идти на Ростиславичей. «Святополкъ же, прогнавъ Давыда, нача думати на Володаря и на Василька, глаголя, яко се есть волость отца моего и брата, и поиде на ня». Идя на Ростиславичей, Святополкъ, вѣроятно за какія нибудь выгоды изъ добычи, получилъ согласіе Святославичей, но всѣ вмѣстѣ хотѣли они имѣть согласіе Мономаха и послали къ нему пословъ («Усрѣтоша мя слы отъ братья»). Мономахъ отказался; но ему было горько такое неожиданное, внезапное нарушеніе всѣхъ обязательств: братья только что передъ тѣмъ обязались отмстить за Василька Ростиславича и наказать его злодѣя, а теперь вдругъ шли напасть на него же». (Изв. Втор. Отд., т. X, стр. 237.)
1099-й — наиболѣе вѣроятный годъ составленія Поученія[3].
Какимъ же образомъ въ Поученіе попало описаніе происшествій и послѣ 1099 г., даже позднѣйшихъ, 1117—1118 годовъ?
Все, слѣдующее за словами «и се нынѣ иду Ростову», до послѣдняго похода на Ярослава (1118 г.), нужно считать позднѣйшей вставкой, сдѣланной или самимъ Мономахомъ, или лѣтописцемъ, — иначе трудно согласить указаніе на далекій путь по Волгѣ и «се нынѣ иду Ростову» съ записью похода въ тотъ же Ростовъ: …«идохомъ Смоленьску и потомъ идохъ Ростову. Пришедъ изъ Ростова, паки идохъ на половци» и пр.
На позднѣйшее происхожденіе записей послѣ 1099 г. указываютъ и слѣдующія соображенія:
До 1099 г. Мономахъ описалъ подробно всѣ свои пути и походы; послѣднимъ же двадцати годамъ посвящено не болѣе двадцати строкъ, изъ которыхъ великому княженію (1113—1118) отведено четыре-пять строкъ на запись двухъ походовъ — въ Минску на Глѣба и къ Владиміру на Ярослава.
Въ припискѣ нѣтъ ни слова о происшествіяхъ 1103—1107 годовъ.
Событія перепутаны: позднѣйшія поставлены впереди (взятіе дочери у Аепы, 1108), предшествовавшія имъ слѣдуютъ за ними (Лубенскій походъ на Боняка, 1107 г.).
Записи послѣ 1099 г. отличаются краткостью и слишкомъ замѣтнымъ однообразіемъ формы: …«идохъ на половци на Урубу с Святополкомъ, и Богъ ны поможе; и потомъ пакы на Боняка к Лубьну, и Богъ ны поможе;.. и потомъ пакы на Донъ идохомъ с Святополкомъ и с Давыдомъ, и Богъ ны поможе». Въ описаніи происшествій до 1099 г. такого однообразія не встрѣчается.
Изъ всего этого видно, что послѣ 1099 г. занесено лишь кое-что, припомнившееся Мономаху или, по его мнѣнію, наиболѣе достойное памяти, — и если приписка сдѣлана самимъ авторомъ, то окончательную редакцію Поученія, составленнаго въ 1099 г., нужно отнести по крайней мѣрѣ къ 1118 году, т. е. ко времени послѣдняго записаннаго въ Поученіи похода.
Молитвенное обращеніе, кромѣ общихъ молитвенныхъ воззваній, представляетъ рядъ извлеченій — изъ Великаго Канона Андрея Критскаго, акаѳиста Пресвятой Богородицѣ, молитвы св. Іоанникія, псалтири. Въ Обращеніи нѣтъ никакихъ данныхъ, прямо указывающихъ на Мономаха, какъ на его автора. Судя однако потому, что оно встрѣчается только въ одной Лаврентьевской лѣтописи, т. е. только тамъ, гдѣ мы находимъ и Поученіе и Посланіе; что оно непосредственно примыкаетъ къ этому послѣднему; а главное, — что оно, проникнутое мыслью о смерти и духомъ смиренія и покаянія, такъ напоминаетъ многія мѣста изъ Поученія, можно думать, что оно должно было служить общимъ заключеніемъ обоихъ сочиненій и составлено Мономахомъ при окончательной ихъ редакціи въ послѣдніе годы его жизни.
Въ какое время сочиненія Мономаха внесены въ Первоначальную Лѣтопись?
Повѣствованіе въ Лѣтописи оканчивается 1110 годомъ; приписка ея редактора, игумена Сильвестра, сдѣлана въ 1116 году; послѣдній годъ въ Поученіи — 1118-й. Если запись происшествій послѣ 1099 г. сдѣлана самимъ Мономахомъ, то Поученіе не могло попасть въ Первоначальную Лѣтопись раньше 1118 г.
Въ концѣ Поученія находится начало Посланія къ Олегу (О многострадальный и пр.). Припомнимъ, что въ подлинномъ спискѣ Лаврентьевской Лѣтописи Поученіе отдѣлено отъ Посланія разсказомъ Гюряты о Югрѣ. — Какимъ образомъ начало Посланія могло оказаться концомъ Поученія, если оба сочиненія дошли до лѣтописца въ видѣ отдѣльныхъ рукописей и въ разное время?
Вопросъ, намъ кажется, разрѣшится предположеніемъ, что сочиненія Мономаха дошли до лѣтописца не отдѣльно каждое, а въ сборникѣ, въ которомъ къ Поученію, какъ наиболѣе важному по содержанію и обширнѣйшему по объему, Мономахъ приложилъ Посланіе и заключилъ свои поученія дѣтямъ и братьямъ размышленіями, навѣянными покаяннымъ канономъ Андрея Критскаго.
Въ сборникѣ, въ томъ конечно случаѣ, когда одно сочиненіе непосредственно слѣдовало за другимъ, дѣйствительно трудно опредѣлить, гдѣ оканчивается Поученіе и начинается Посланіе, особенно если въ рукописи, какъ оказывается и въ спискѣ, были пропуски въ концѣ одного и въ началѣ другаго. Не вчитавшись въ Письмо къ Олегу, списатель могъ и не обратить вниманія на то, что тексты объ отпущеніи прегрѣшеній брату и о братской любви имѣютъ прямое отношеніе къ содержанію Посланія и не имѣютъ никакой связи съ Поученіемъ, въ которомъ вообще объ отношеніяхъ между братьями нѣтъ ни слова; первыя же строки Посланія не заключаютъ ничего такого, что указывало бы на ихъ связь съ дальнѣйшимъ, — по всему этому начало Посланія легко могло показаться заключеніемъ Поученія. Дойдя въ Лѣтописи до разсказа объ обѣщаніи Мстислава послать къ отцу съ просьбой за Олега[4], лѣтописецъ могъ цѣликомъ вставить рукопись Посланія, началомъ котораго, послѣ пропуска, оказались слова: …«Но все діаволе наученье!..» Поученіе же, для котораго, въ хронологическомъ отношеніи, не оказывалось опредѣленнаго мѣста, было вставлено нѣсколько раньше и попало въ середину другаго разсказа.
Этой случайной механической вставкой рукописи сочиненій Мономаха въ тотъ экземпляръ Первоначальной Лѣтописи, который быль въ рукахъ составителя Лаврентьевскаго свода, объясняется и то обстоятельство, что сочиненія Мономаха встрѣчаются въ одномъ только Лаврентьевскомъ спискѣ.
Между Посланіемъ и Поученіемъ много общаго: одно изъ нихъ служитъ дополненіемъ другаго, и оба развиваютъ одни и тѣ же начала христіанской нравственности въ примѣненіи къ условіямъ общественной и частной жизни. Одно поучаетъ, какъ слѣдовало бы жить между собою братьямъ вообще и братьямъ-князьямъ и правителямъ Русской земли въ частности; другое, опредѣляя съ христіанской точки зрѣнія, отношеніе человѣка къ церкви, къ людямъ вообще и къ самому себѣ, даетъ въ частности нѣкоторыя наставленія дѣтямъ, какъ князьямъ-правителямъ, о томъ, какъ они должны относиться къ дружинѣ и народу, какъ творить судъ, вести себя въ походѣ, на полюдьѣ и пр.
Въ самый разгаръ борьбы и кровавыхъ распрей между многочисленными членами рода Рюрикова, Мономахъ взывалъ о братской любви, смиреніи и необходимости взаимныхъ уступокъ въ интересахъ «добра и мира христіанамъ» и «сохраненія отъ погибели земли Русской». «Если кто скажетъ: Бога люблю, а брата не люблю, — ложь есть… Какъ хорошо и какъ пріятно жить братьямъ вмѣстѣ…»
Не слѣдуетъ забывать, что Посланіе писано въ 1096 г., почти наканунѣ Любечскаго съѣзда (1097 г.), — въ княжескомъ же вѣчѣ Мономахъ долженъ былъ видѣть лучшее и дѣйствительнѣйшее средство для «устроенья мира» въ духѣ христіанской любви. Цѣль Посланія, имѣвшаго въ виду конечно не одного Олега, — подготовить доводами христіанской морали почву для практическаго осуществленія идеи о братскомъ союзѣ, какъ учрежденіи, которое, защищая права и интересы однихъ членовъ княжескаго рода отъ нарушенія со стороны другихъ, тѣмъ самымъ служило бы охраною общаго мира. Дѣйствительность договора и крестнаго цѣлованія мыслима при томъ лишь условіи, если договаривающіяся стороны и желаютъ и могутъ, во имя высшихъ началъ, сдержать грубыя проявленія своего эгоизма и обуздать свои страсти, особенно же страсть къ самоуправству, къ пролитію «вскорѣ крови» того, кто насъ обидитъ, — и Мономахъ, въ Посланіи, старается внѣдрить въ сердце читателя смиреніе, готовность къ раскаянію, мысль о смертномъ часѣ, о томъ, что душа всего дороже на свѣтѣ. «Господь нашъ не человѣкъ, а Богъ всей вселенной, — что хочетъ, все творитъ во мгновенье ока, а претерпѣлъ же хуленье, плеванье и ударенье, и на смерть отдался, владѣя животомъ и смертью, — а мы что̀ такое? Грѣшные люди, — сегодня живы, а завтра въ гробѣ и забыты, — и другіе раздѣлятъ по себѣ собранное нами. Посмотри, братъ, на отцовъ нашихъ: что̀ они взяли съ собою? Ничего, кромѣ того, что сдѣлали для души своей». Тѣ же мысли и почти въ той же формѣ встрѣчаемъ и въ Поученіи. Какъ и въ этомъ послѣднемъ, Мономахъ въ Посланіи указываетъ на самого себя, какъ на примѣръ для подражанія. «Я предупредилъ тебя въ томъ, чего ожидалъ отъ тебя, — въ смиреніи и раскаяніи… Если тотъ мой грѣхъ, что ходилъ на тебя къ Чернигову за дружбу твою съ погаными, то каюсь… Пишу къ тебѣ не по нуждѣ: нѣтъ мнѣ никакой бѣды; пишу тебѣ для Бога, потому что мнѣ своя душа дороже цѣлаго свѣта».
Призывая братьевъ къ союзу, къ мирному разрѣшенію недоразумѣній и столкновеній, Мономахъ грозитъ упорствующимъ гнѣвомъ Божіимъ: «если же кто изъ васъ не хочетъ добра и мира христіанамъ, то пусть его на томъ свѣтѣ не увидитъ мира отъ Бога».
Выше мы видѣли, что и Поученіе дѣтямъ косвеннымъ образомъ связано съ Любечскимъ съѣздомъ. Развивъ въ Посланіи идеи о братской любви и о княжескихъ совѣщаніяхъ (съѣздахъ), какъ о формѣ, въ которой она лучше всего могла бы осуществиться, Мономахъ въ Поученіи совсѣмъ не касается вопроса объ отношеніяхъ между братьями. — Не входя въ подробное разсмотрѣніе Поученія, замѣтимъ, что Мономахъ и здѣсь больше заботится объ основныхъ началахъ нравственности, чѣмъ о частныхъ и мелочныхъ правилахъ поведенія. Хорошо понимая слабость человѣческой природы и не раздѣляя усердно-проводившагося уже и въ то время мнѣнія, что спасеніе возможно только въ пустынѣ или по крайней мѣрѣ въ стѣнахъ монастыря, Мономахъ старается примирить требованія христіанской нравственности съ тѣми обязанностями, которыя налагаетъ на человѣка его положеніе въ государствѣ, въ обществѣ, въ семьѣ. Отдавая должное тѣмъ «добрымъ» людямъ, которые, отрѣшившись отъ міра, пролагаютъ себѣ путь къ царству небесному чернечествомъ, затворничествомъ и умерщвленіемъ плоти, онъ преподаетъ правила для христіанской жизни въ міру, указывая лишь на такія «нетяжкія» дѣла, исполненіе которыхъ никому не мѣшаетъ отправлять мірскія обязанности. Къ немногимъ основнымъ добродѣтелямъ сводитъ Мономахъ требованія христіанской морали. Покаяніе, слезы и милостыня — вотъ тѣ «малыя дѣла», которыми можно «улучить милость божію» и не лишиться царства небеснаго, или, какъ говоритъ онъ въ другомъ мѣстѣ: страхъ божій въ сердцѣ и милостыня неоскудная — вотъ начало всякому добру.
Обрядовой сторонѣ религіи Мономахъ не придаетъ такого значенія, какое приписывалось ей въ поученіяхъ, сложившихся въ духѣ византійско-аскетическихъ воззрѣній на жизнь и ея конечныя цѣли. На устахъ краткая молитва: «Господи, помилуй», ночные поклоны, утренняя молитва въ церкви — вотъ почти все, къ чему сводились внѣшнія религіозныя дѣйствія мірянина и въ тоже время — вѣрнаго сына церкви. Исполненіе ихъ не могло мѣшать никакому дѣлу.
Еще короче формулируетъ Мономахъ сущность тѣхъ обязанностей, которыя возлагаетъ на человѣка жизнь въ міру: не лѣнитесь! нелѣностно трудитесь! не разъ повторяетъ онъ, обращаясь къ дѣтямъ. Къ нелѣностному труду сводятся и всѣ частные совѣты и наставления Мономаха (Вставайте съ восходомъ солнца и, воздавъ хвалу Богу, садитесь думать съ дружиною, или судить людей, или отправляйтесь въ походъ, или по своимъ земдямъ, или на охоту… На войну вышедъ, не лѣнитеся и пр. Объѣзжая земли, сами смотрите за отроками… Смотрите за всѣмъ нарядомъ въ дому своемъ…).
Страхъ божій въ сердцѣ и трудъ неустанный — вотъ основаніе всѣхъ добродѣтелей; гордость и лѣность, какъ отрицаніе того и другого, суть источники всѣхъ золъ и пороковъ.
Лѣтопись справедливо называетъ Мономаха «братолюбцемъ, нищелюбцемъ и добрымъ страдальцемъ (труженикомъ) за Русскую землю»: такимъ онъ представляется намъ и въ его сочиненіяхъ: идеалъ, имъ начертанный, прежде всего и полнѣе, чѣмъ въ комъ-либо, въ немъ же самомъ находилъ и свое воплощеніе.
Въ Приложеніяхъ мы помѣстили нѣсколько старинныхъ поученій и различные матеріалы для характеристики Мономаха.
Завѣщаніе Іакова представляетъ первоначальную, древнѣйшую, форму поученія дѣтямъ; апокрифическіе Завѣты Двѣнадцати Патріарховъ — ея дальнѣйшее развитіе. Сходство между повѣствованіемъ Мономаха о его «ловахъ» и Завѣтомъ Іуды едва ли можно считать совершенно случайнымъ.
Слово нѣкоего отца, поученія Ксенофонта и особенно Василія Великаго представляютъ интересъ — съ одной стороны, какъ источники для поученія Мономаха, а съ другой, какъ произведенія, въ которыхъ съ наибольшей полнотой выразился характеръ той византійско-христіанской морали, которую привнесли къ намъ первые проповѣдники христіанства и древнѣйшіе памятники письменности.
Жизнь создавала людей, подобныхъ Мономаху; но были Антоній и Ѳеодосій, вызывавшіе справедливое удивленіе необычайной силой воли и героизмомъ своихъ подвиговъ, направленныхъ къ спасенію души. Въ тѣ вѣка, когда правила христіанской нравственности для многихъ были еще новымъ словомъ, такія произведенія, какъ поученія и житія, являлись едва ли не единственными источниками, изъ которыхъ жаждущіе спасенія могли черпать идеи новой вѣры, правила возвышенной морали и увлекательные примѣры добродѣтельнаго житія. Съ этой точки зрѣнія въ высшей степени любопытны подобныя произведенія и въ наше время.
Отрывки изъ лѣтописи приложены, какъ матеріалъ для характеристики Владиміра Мономаха. Поученіе Мономаха прежде всего есть его автобіографія: онъ училъ тому и такъ, что̀ и какъ дѣлалъ самъ, какъ это можно видѣть изъ помѣщенныхъ въ приложеніи лѣтописныхъ отрывковъ и мпогочисленныхъ примѣчаній, указанныхъ въ текстѣ.
Въ заключеніи помѣщена характеристика Мономаха, сдѣланная С. М. Соловьевымъ: по нашему мнѣнію, это — одна изъ лучшихъ по вѣрности пониманія характера Мономаха и простотѣ и ясности изложенія.
Въ текстѣ и примѣчаніяхъ сдѣланы ссылки на слѣдующіе труды:
1. Лѣтопись по Лаврентьевскому списку. Изданіе Археографической Коммиссіи. СПБ., 1872 г. (Ред. А. Ѳ. Бычкова).
2. Лѣтопись по Ипатскому списку. Изд. Археографической Коммиссіи. СПБ., 1871 г. (Ред. С. П. Палаузовъ).
3. Извѣстія Имп. Ак. Наукъ по Отдѣленію русск. яз. и словесности, т. X. (Ст. Погодина о Мономахѣ, Слово нѣкоего отца и поученія св. Василія).
4. Памятники отреченной русской литературы. Собраны и изданы Николаемъ Тихонравовымъ. Т. I., СПБ., 1863.
5. Духовный Вѣстникъ. 1864 г. Ноябрь-декабрь. «Обозрѣніе ветхо-завѣтныхъ апокрифовъ», Н. А. Лавровскаго.
6. Апокрифическія сказанія о ветхо-завѣтныхъ лицахъ и событіяхъ. Изслѣдованіе И. Порфирьева. Казань. 1873.
7. Буслаевъ, Ѳ. Историческіе очерки русск. народной словесности и искусства. Т. I. СПБ. 1861.
8. — Историческая Христоматія ц.-сл. и др.—русскаго языковъ. СПБ. 1861 г. (Поученіе Ксенофонта).
9. — Русская Христоматія. М. 1870. (Нѣкоторыя примѣчанія).
10. Собраніе важнѣйшихъ памятниковъ по исторіи древняго русскаго права. СПБ. 1859. (Карамзинскій списокъ «Русской Правды»).
11. Протопоповъ, С. Поученіе Владиміра Мономаха, какъ памятника религіозно-нравственныхъ воззрѣній и жизни на Руси въ дотатарскую эпоху. Ж. М. Нар. Пр., 1874 г., ч. CLXXI, стр. 231—292. (Изъ названной статьи мы воспользовались указаніемъ на «Шестодневъ» Василія В. и на нѣкоторыя поученія изъ сборника Кирилло-Бѣлозерской библіотеки).
12. Карамзинъ. И. Г. Р., т. II, гл. VII и примѣч. къ ней.
13. Соловьевъ, Исторія Россіи, тт. II (гл. 2-я и 3-я) и III (стр. 101—103).
Кромѣ указаннаго, о сочиненіяхъ Мономаха см.:
14. Шевыревъ, Исторія русской словесности. Части I и II. Изд. 3-е. СПБ. 1887 г. (Лекція IX, стр. 104 и сл.)
15. Порфирьевъ, Исторія русской словесности. Ч. I. Изд. 4-е. Казань. 1886 г. (Стр. 415—420).
Примѣчанія
править- ↑ Въ подлинномъ спискѣ Лаврентьевской лѣтописи Поученіе вставлено между началомъ разсказа о людяхъ, заточенныхъ въ горѣ Александромъ Македонскимъ, и продолженіемъ разсказа со словъ Гюряты Роговича, отроки котораго, посланные на Печору къ Югрѣ, слышали отъ послѣдней, какъ о чудѣ, о нѣкіихъ людяхъ, «иже сѣкуть гору, хотяще высѣчися». Въ изданіи Археографической Коммиссіи, СПб., 1872 г., Поученіе помѣщено непосредственно передъ Посланіемъ. Такая перестановка, устранивъ разорванность разсказа о «заключенныхъ въ горѣ людяхъ», нарушила связь Посланія съ повѣствованіемъ о событіяхъ, его вызвавшихъ: было бы правильнѣе помѣстить Поученіе, не связанное съ опредѣленнымъ годомъ, непосредственно за Посланіемъ, написаннымъ въ 1096 г. и раньше Поученія.
- ↑ Лѣт. по Лавр. сп., стр. 228—232.
- ↑ Соловьевъ (И. Р., II, 63 и прим. 134) относитъ встрѣчу Мономаха съ послами къ 1100 году. Въ этомъ году, на съѣздѣ въ Витичевѣ, князья рѣшили дать Васильку и Володарю Ростиславичамъ одну только волость — Перемышль. «Ростиславичи не послушались, и каждый остался при своемъ. Князья хотѣли было идти на нихъ и силою принудить согласиться на общее рѣшеніе; но Мономахъ отказался идти съ ними, не захотѣлъ нарушить клятвы, данной прежде Ростиславичамъ на Любечскомъ съѣздѣ». (Въ примѣч. цитируется Поученіе: Усрѣтоша мя и пр.). Едва ли однако Мономахъ, по почину котораго устраивались съѣзды, могъ такъ явно показать ихъ несостоятельность, ссылаясь на Любечскій съѣздъ въ виду рѣшенія, постановленнаго съ общаго согласія на Витичевскомъ, позднѣйшемъ, съѣздѣ.
- ↑ Этимъ извѣстіемъ оканчивается 6604 (1096) годъ.
