БОГОСЛУЖЕНІЕ. Въ силу тѣсной, почти неразрывной, связи между духомъ и тѣломъ человѣкъ не можетъ не выражать своихъ мыслей и чувствованій такими или иными внѣшними дѣйствіями. Какъ тѣло дѣйствуетъ на душу, сообщая ей посредствомъ органовъ и чувствъ извѣстныя впечатлѣнія, такъ точно и духъ производитъ въ тѣлѣ движенія. Подобный законъ простирается на все содержаніе нашей душевной жизни: на мысли и чувства эстетическія, нравственныя и религіозныя. Религіозная область не составляетъ исключенія изъ общаго правила внѣшняго обнаруженія душевныхъ волненій и настроеній. Какъ живой человѣческій процессъ, она никогда не перестанетъ проявляться въ видимыхъ, чувственныхъ законахъ и дѣйствіяхъ. Неизбѣжность внѣшняго обнаруженія религіознаго чувства вызывается его интенсивностью, напряженностью, превосходящею напряженность всѣхъ другихъ чувствованій. Въ силу этого на немъ скорѣе и лучше, чѣмъ на какихъ-либо прочихъ душевныхъ движеніяхъ, долженъ проявляться основной законъ человѣческой природы. Не меньшая гарантія внѣшняго выраженія религіознаго чувства заключается также въ его постоянствѣ. Какъ такое, оно настоятельнѣе другихъ, быстро смѣняющихся, чувствованій требуетъ приложенія къ себѣ коренного психическаго закона — обнаруживаться въ какомъ-либо постоянномъ тѣлесномъ актѣ, въ какой-либо внѣшней формѣ. Совокупность всѣхъ этихъ внѣшнихъ формъ и дѣйствій, отражающихъ содержаніе вѣры и религіозное настроеніе души, и образуетъ то, что называется богослуженіемъ, культомъ. Съ этой стороны оно является неизбѣжною принадлежностью религіи: въ немъ она проявляется и выражается подобно тому, какъ душа обнаруживаетъ свою жизнь черезъ тѣло. Являясь естественнымъ обнаруженіемъ религіи, богосл. обусловливаетъ ея существованіе, бытіе. Безъ него, безъ этой внѣшней оболочки религія замерла бы въ человѣкѣ, никогда бы не могла развиться въ нормальный сложный и живой процессъ. Какъ языкъ не только средство для сообщенія мыслей, но въ немъ именно образуется и создается мысль, имъ собственно она реализуется, такъ точно и богосл., культъ, не есть исключительно средство, способъ не избѣжнаго внѣшняго воплощенія религіозныхъ моментовъ психической жизни, но чрезъ него и только въ немъ находитъ свое сознательное, конкретное, полное бытіе живая религія. Безъ внѣшняго выраженія въ какой бы то ни было формѣ субъективная религія даже не сознавалась бы человѣкомъ, какъ таковая, и не существовала бы для него въ качествѣ яснаго реальнаго бытія. И такъ какъ религія вездѣ и всегда сознавалась, какъ стремленіе человѣка къ единенію и общенію съ Богомъ, то и бог. — ея внѣшняя сторона — является обнаруженіемъ данной потребности. Подобная черта свойственна богослуж. всѣхъ временъ и народовъ. Какъ и теперь, культъ древнихъ религій имѣлъ своею цѣлью примирить божество съ человѣчествомъ, дать человѣку возможность и средства приблизиться къ Богу, получить Его милость. Въ этихъ цѣляхъ грѣшный человѣкъ возносилъ Богу молитвы и закалалъ жертвы. Въ молитвахъ вмѣстѣ съ просьбою о земномъ благополучіи соединялось и искреннее исканіе чрезъ Богообщеніе помощи для себя въ совершеніи добра и удаленіи отъ зла. Такова, напр., молитва древняго арійца: «по недостатку силы, о сильный и свѣтлый Богъ, я согрѣшилъ; помилуй, всемогущій‚ помилуй! Если мы — люди нарушаемъ законъ, хотя бы и не намѣренно, помилуй, всемогущій, помилуй!» Что человѣчество выражало въ молитвѣ, такъ сказать, идеально, въ духовно-словесной формѣ, почти то же самое воплощало оно въ жертвѣ конкретнымъ, осязательнымъ способомъ. По существу, по основному своему содержанію молитва и жертва одинаковы. Потому то молитва и жертва всегда не разлучны одна съ другою: гдѣ есть одна, тамъ обязательно есть и зачатокъ, зародышъ другой. Самымъ лучшимъ выраженіемъ такого именно смысла до-христіанской жертвы являются слова кн. Левитъ: «душа тѣла въ крови; и я назначилъ ее (кровь) вамъ для жертвенника, чтобы очищать души ваши, потому что кровь души очищаетъ» (17, 11). Но то, къ чему стремилось древнее человѣчество, осуществилось только въ христіанствѣ, его богосл. Оно является не только стремленіемъ человѣка къ единенію и общенію съ Богомъ, но и дѣйствительнымъ общеніемъ съ Нимъ. Чрезъ извѣстныя священныя дѣйствія христіане выражаютъ вѣру въ Бога и въ то же время подъ видимыми знаками получаютъ отъ Него невидимую благодать. Въ силу этого христіанское богосл. является нагляднымъ выраженіемъ того живого союза, который существуетъ между вѣрующими и начальникомъ и совершителемъ вѣры — І. Христомъ. Указанною чертою опредѣляется характеръ и содержаніе христіанскаго богосл. Сообщеніе людямъ божественной благодати и милости явилось результатомъ искупительныхъ заслугъ І. Христа. И потому спасеніе человѣчества чрезъ Христа и во Христѣ сдѣлалось главнымъ предметомъ и содержаніемъ христіанскаго бог. Личность Искупителя, исторія Его жизни и вмѣстѣ спасенія людей проникаетъ всѣ его обряды и дѣйствія. При этомъ церковь не ограничивается воспоминаніемъ однихъ страданій Спасителя міра, а соединяетъ съ нимъ воспоминаніе о всей Его жизни. Она переносится въ своемъ богосл. даже въ ветхій завѣтъ и восходитъ къ первоначальному откровенію. Ея службы обнимаютъ всю область божественнаго откровенія, отъ сотворенія міра и грѣхопаденія до явленія Искупителя и отъ рождества Христова до послѣднихъ моментовъ Его земной жизни, до славнаго воскресенія и вознесенія на небо. Всѣ эти воспоминанія расположены церковью по службамъ дня, седмицы и года, а послѣднія сосредоточены около величайшаго таинства, таинства евхаристіи.
Раскрывая въ своемъ богосл. всю совокупность идей нашего спасенія, христіанская церковь выражаетъ ихъ или черезъ слово, чтеніе молитвы, пѣснопѣнія, или чрезъ извѣстныя символическія дѣйствія, придающія богослуженію характеръ образности. Въ своемъ началѣ эти внѣшнія богослужебныя формы восходятъ къ первымъ вѣкамъ христіанства, завѣщаны І. Христомъ, Его апостолами и примыкаютъ къ формамъ ветхозавѣтнаго богосл. Такъ, первенствующіе христіане заимствовали отъ ветхозавѣтной церкви время молитвъ каждаго дня, псалмы и нѣкоторые праздники. Въ послѣдующій періодъ установленіе богослужебныхъ формъ было дѣломъ предстоятелей церкви и вызывалось самымъ характеромъ христіанства. Какъ религія новая, чисто-духовная и совершенная, оно не могло вмѣщаться въ формы ветхозавѣтнаго обряда, а должно было создать и дѣйствительно создало свои собственныя. Первоначально болѣе или менѣе однообразныя во всей церкви, онѣ съ теченіемъ времени получили свой особый видъ на востокѣ и западѣ. Отличительная черта восточной церкви заключается въ данномъ отношеніи въ томъ‚ что при всемъ богатствѣ формъ и великолѣпіи внѣшности бог. она сумѣла соблюсти равновѣсіе между формой и содержаніемъ, найти границу между бездушнымъ формализмомъ и разсудочнымъ дидактизмомъ, съ одной стороны, и безпредѣльною игрою воображенія и неопредѣленною чувствительностью, съ другой. Ея богослужебныя формы просты и безыскусственны, но въ то же время и величественны, — соотвѣтствуютъ простотѣ и величію воплощаемой въ нихъ религіозной идеи. Истинно-прекрасная форма органически сливается съ своимъ религіознымъ моральнымъ содержаніемъ и всегда точно и вѣрно живописуетъ его возвышенныя идеи. Въ силу этого неразрывнаго единства художественной формы и религіозно-нравственнаго содержанія, внѣшняя сторона православнаго бог., преисполненная художественнаго элемента, дѣйствуя на эстетическое чувство, одновременно дѣйствуетъ и на его религіозно-нравственное состояніе. Соотвѣтствіе внѣшнихъ формъ бог. его содержанію приводитъ далѣе къ тому, что всѣ онѣ проникнуты духомъ строгой церковности, не представляютъ и тѣни чего-нибудь мірского и свѣтскаго, тѣмъ болѣе пустого или нечистаго, легкомысленнаго и ласкающаго лишь зрѣніе и слухъ. Символическія дѣйствія православнаго бог. понятны, не носятъ слѣдовъ туманности и неясности, а взятыя вмѣстѣ съ другими внѣшними формами отличаются поучительностью и назидательностью, создаютъ не искусственно приподнятое настроеніе, а глубокое, спокойное, захватывающее все существо человѣка, чувство. Въ противоположность этому бог. западной церкви разсчитано на внѣшній, бьющій въ глаза, эффектъ. Въ цѣляхъ привлеченія въ храмъ какъ можно больше народа латинское духовенство перенесло въ церковь все то, что составляетъ принадлежность публичныхъ зрѣлищъ: театральныя декораціи, свѣтское пѣніе, такую же музыку и не менѣе свѣтскую живопись и скульптуру. Такъ, почти неизвѣстныя храмамъ восточной церкви статуи представляютъ обычное явленіе въ католическихъ костелахъ. Нѣкоторыя изъ нихъ, какъ, напр., статуи Божіей Матери, убираются къ выдающимся праздникамъ въ изящные дамскіе наряды, сшитые по послѣдней модѣ. Для этой цѣли въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ, напр.‚ въ Испаніи существуютъ цѣлыя женскія общины. Чрезмѣрное развитіе внѣшности заслонило въ западной церкви содержаніе богосл. и даже исказило самую идею, облекая ее въ несоотвѣтствующія формы. Въ силу этого оно не столько поучаетъ и назидаетъ человѣка, сколько поражаетъ его зрѣніе и слухъ. Другая особенность богосл. западной церкви заключается въ разъединеніи народа и клира. Она вызывается совершеніемъ богосл. на латинскомъ языкѣ, мало или даже совсѣмъ непонятномъ для слушателей. Благодаря этому присутствующіе въ храмѣ остаются какъ бы посторонними зрителями, не принимающими прямого и живого участія въ тѣхъ службахъ, которыя священники совершаютъ не столько для себя, сколько для народа. Молитвословія и жертвоприношенія пастыря и паствы утрачиваютъ характеръ единомыслія и единогласія.
Еще болѣе особенностей представляетъ бог. протестантовъ. Строго говоря, сообразно съ своимъ ученіемъ они не должны имѣть его. Ихъ церковь есть духовное невидимое общество, живой и свободный союзъ душъ вѣрующихъ. Народъ Христовъ составляетъ духовное царство, и потому Христіанская церковь, замѣчаетъ Лютеръ, не должна имѣть никакого вида; въ ней не должно быть храмовъ и пышной службы. И тѣмъ не менѣе въ противорѣчіе съ самимъ собою Лютеръ допустилъ внѣшніе обряды, допустилъ не потому, что они требуются сущностью христіанства, а ради простой, необразованной толпы, для которой непонятны высокія идеи Искупителя, и для которой поэтому бог. можетъ имѣть громадное воспитательное значеніе. «Истинно-образованные христіане, говоритъ онъ, обойдутся и безъ внѣшнихъ обрядовъ: у нихъ можетъ быть проповѣдь безъ проповѣднической каѳедры, они могутъ совершать евхаристію безъ алтаря, крестить безъ купели. Но ради дѣтей и простого народа можно допустить опредѣленные уставы и обычаи, такъ, чтобы для нихъ были извѣстны время, мѣсто и часы собраній». Допустивъ бог., Лютеръ сдѣлалъ его центромъ проповѣдь слова Божія, такъ какъ въ каждой его буквѣ дѣйствуетъ духъ Божій, сообщающій человѣку оправдывающую благодать. Такое значеніе имѣетъ она у протестантовъ и до настоящаго времени. Другая особенность лютеранскаго бог. заключается въ неопредѣленности и неустойчивости формъ, вызванныхъ примѣненіемъ принципа свободы. Почти каждая мѣстная протестантская церковь имѣетъ свои особыя молитвы, церковныя пѣсни и свои особенности въ обрядахъ. Литургія въ сущности вездѣ одна, вездѣ выдерживаетъ свой типъ и строится на однихъ началахъ, но вездѣ также имѣетъ и свои оттѣнки въ разнообразной и совершенно произвольной постановкѣ частей. Равнымъ образомъ при совершеніи крещенія одна церковь допускаетъ заклинаніе, другая отвергаетъ; въ одномъ мѣстѣ облекаютъ въ бѣлую одежду, въ другомъ нѣтъ и т. п. Съ этой стороны вся исторія протестантскаго богослуженія представляетъ не иное что, какъ непрерывное колебаніе, постоянную измѣнчивость формъ, то уклоняющихся отъ установленнаго Лютеромъ порядка, то опять къ нему возвращающихся.