Теперь моя очередь взяться за перо и рассказать то, чего Джим, находясь на острове, не мог видеть.
Лодки отчалили от Испаньолы в половине второго. Мы, то есть я, сквайр и капитан, собрались в гостиной на совет. Если бы у нас был хотя самый лёгкий ветерок, то мы не стали бы долго раздумывать, а напали бы на оставшихся на корабле шестерых разбойников, обрубили бы канат и вышли бы в море. Но в том-то и дело, что ветра не было ни малейшего. К довершению беды Гунтер доложил нам, что Гоукинс втихомолку забрался в одну из шлюпок и уехал с матросами на остров.
Мы, разумеется, ни на минуту не усомнились в его честности, но ужаснулись за его участь. Что он наделал? — думали мы. — Что теперь его ждет? Ему не уцелеть среди разбойников, они убьют бедного мальчика. Мы почти решили, что он погиб, и со стеснённым сердцем вышли на палубу.
Жара была нестерпимая. На палубе между половицами буквально топилась смола. Нездоровый воздух нашей стоянки, пропитанный отвратительным болотным запахом, положительно кружил мне голову до дурноты. Тут было настоящее гнездо всякой заразы. Шесть негодяев растянулись на баке в тени большего паруса и шептались между собою. У берега виднелись две шлюпки, причаленные близ устья ручья. В каждой сидело по матросу; один из них напевал песню, звуки которой долетали до нас.
Ждать сделалось невыносимо. Решили, что мы с Гунтером съездим в маленькой лодке узнать, нет ли чего нового. Мы направились к форту, обозначенному на карте. Это движение встревожило матросов, стерёгших шлюпки; они стали советоваться друг с другом. Если бы они побежали сказать о нас Джону Сильверу, то дело могло бы принять очень дурной оборот. Но у них очевидно был строгий приказ, потому что оба матроса кончили тем, что остались на своих местах, и певший песню снова принялся за своё музыкальное упражнение.
Берег в одном месте представлял небольшое возвышение. Я нарочно направил лодку так, чтобы это возвышение пришлось между нами и матросами и заслонили бы нас от них. Выйдя на берег, я пошёл как можно скорее, обвязав шляпу носовым платком из предосторожности против солнечного удара. В руках у меня были заряженные пистолеты.
В какие-нибудь сто шагов я уже дошёл до форта. Он был выстроен довольно остроумно на небольшом холмике, под которым бежал ручеёк. Форт состоял из четырёхугольной бревенчатой постройки с зубцами по всем четырём фасадам; в нём свободно могли поместиться сорок человек и отстреливаться из ружей. Кругом была расчищена довольно большая эспланада, так что в случае осады неприятелю негде было бы укрываться от выстрелов. Наконец, кругом холма, заграждая также и ручеёк, шёл крепкий сплошной палисад футов шесть вышиною, сделанный из толстых, врытых в землю брёвен с промежутками для стрельбы. Осаждающих можно было отлично видеть из форта и стрелять как зайцев. Вообще форт был приспособлен так, что с горстью людей в нём можно было защищаться хоть против целого полка.
Больше всего мне понравился ручей. На Испаньоле было много припасов, тонких вин, оружия и зарядов, но вода вся вышла. Я стал обдумывать, каким бы способом доставить воду на шхуну, как вдруг раздался ужасный крик, — вопль человека. Я в таких делах не новичок и близко видывал смерть; я служил под начальством герцога Кумберленда и сам был ранен при Фонтенуа; но этот вопль перевернул во мне всю душу и заледенил в жилах кровь.
— Это Джим! Его убивают! — подумал я.
Но старый доктор-солдат не потерялся. Не медля ни минуты, я вернулся на берег и бросился в лодку.
Гунтер был великолепным гребцом. Наша лодка буквально понеслась по воде. Мы быстро подплыли к шхуне и я одним прыжком махнул на палубу.
Там, разумеется, все страшно волновались. Сквайр был бледен как платок и низко-низко повесил голову, упрекая себя за то, что завлёк нас в погибель. Не в лучшем состоянии духа находился также один из матросов.
— Этому молодцу подобные вещи ещё в диковинку, — сказал мне капитан, указывая на него глазами. — Он чуть в обморок не упал, когда услыхал крик. Ручаюсь, что его не трудно будет образумить.
Я рассказал капитану, что видел, и сообщил ему придуманный мною план. Капитан одобрил. Оставалось поскорее привести этот план в исполнение.
Мы поставили Редрута в проходе, ведущем из гостиной в носовую часть, загородили проход матрасом и дали Редруту четыре заряженных штуцера. Гунтер подвёл лодку к кормовому окну и я с помощью Джойса нагрузил на неё порох, ружья, сухари, ветчину, бочонок коньяку и драгоценный свой ящик с медикаментами.
Сквайр и капитан оставались тем временем на палубе. Когда наступил надлежащий момент, мистер Смоллет громким голосом обратился к младшему боцману:
— Мистер Гандс, вы видите, нас двое и у каждого по паре пистолетов. Если который-нибудь из вас хотя пальцем шевельнёт, чтобы дать сигнал на остров, тот погиб. Предупреждаю вас. Мы не шутим.
Угроза ошеломила негодяев. Несколько минут они пошептались между собою, потом все шестеро бросились в передний люк. Должно быть они хотели напасть на нас сзади. В проходе они накинулись на Редрута с его баррикадой и поспешили вернуться назад. Из люка выставилась на палубу голова одного из них.
— Прочь, собака! — крикнул капитан, поднимая пистолет. Голова моментально исчезла, и таким образом мы дёшево отделались от шестерых не особенно грозных воинов.
Лодку нагрузили насколько можно больше. Мы с Джойсом спустились из окна и вместе с Гунтером поплыли к берегу, работая вёслами изо всех сил.
Второе наше путешествие опять обратило внимание матросов, стерёгших лодку. Певец опять перестал петь, и когда мы снова исчезли за береговым возвышением, один из них выпрыгнул на берег и куда-то скрылся. Мне сначала пришло в голову уничтожить лодки, но потом я сообразил, что Сильвер где-нибудь недалеко и что поэтому не следует рисковать всем, чтобы выиграть хотя и многое, но далеко ещё не всё.
Мы причалили там же, где и прежде, и принялись перетаскивать привезённые запасы в форт или скорее в блокгаузе, так как первое название слишком для него громко. В этот раз мы только побросали наш груз через палисад, так как перенести его в самый блокгауз было для нас троих слишком тяжело и долго. Потом, оставив Джойса караулить первый наш транспорт, мы с Гунтером вернулись к лодке.
Три раза без передышки бегали мы от лодки к блокгаузу и обратно, потом, припрятав как следует наш груз в блокгаузе, я оставил там обоих слуг и вернулся на Испаньолу один.
Мне хотелось привезти в блокгауз ещё один груз. С первого взгляда это казалось немыслимым, но дело в том, что хотя пираты были многочисленнее нас, зато у них не было ружей, а только пистолеты. Прежде чем они подошли бы к нам на пистолетный выстрел, мы уложили бы полдюжины из них выстрелами из ружей.
Сквайр дожидался меня на корме, совершенно оправившись от своего расстройства. Он притянул брошенный мною канат и крепко его привязал. Мы с жаром принялись нагружать лодку. Груз на этот раз состоял исключительно из солонины, сухарей и пороха, да кроме того каждый из нас взял по мушкету и по кортику на человека. Остальное оружие и припасы мы побросали в воду. Как теперь вижу синеватый блеск ружей и ножей под водою на жёлтом песчаном дне.
Наступал отлив и шхуна заколыхалась на якоре. В стороне шлюпок послышались крики и хотя мы знали, что Джойс и Гунтер находятся по другую сторону, тем не менее нужно было торопиться. Редрут оставил свою баррикаду и сел вместе с нами в лодку, которую мы подвели ближе к трапу, чтобы
.jpg)
принять капитана. Последний всё время не покидал своего поста на палубе. Перед тем как сойти он крикнул бунтовщикам:
— Эй, вы, слышите вы меня?
Ответа не было.
— Абраам Грей, это я вам говорю!
Опять никто не ответил.
— Грей, — повторил капитан, — я уезжаю и приказываю вам за мной следовать. Я знаю, что вы честный парень и что все ваши товарищи лучше того, чем они хотят быть. У меня в руках часы, Грей, и я даю вам ровно полминуты на сборы.
И в третий раз ответа не было.
— Ну, мальчик, торопись же, не задерживай нас, — продолжал капитан. — Каждая лишняя секунда грозит опасностью для жизни этих господ.
Тут под люком послышался глухой шум. Кто-то с кем-то боролся. Потом Абраам Грей выскочил из люка с раной на щеке и подбежал к своему капитану, как верная собака на призыв хозяина.
— Я с вами, капитан, — сказал он.
Они оба сели к нам в лодку и мы усердно заработали вёслами. Итак, с корабля мы выбрались благополучно. Оставалось поскорее укрыться под защиту блокгауза.
Наша лодка была слишком тяжело нагружена. Для такой скорлупки пятеро взрослых мужчин были уже очень большим грузом, а с нами было кроме того ещё несколько берковцев солонины, три мешка сухарей и огромное количество пороха. Поэтому нас то и дело поливало водой и вскоре мои башмаки и фалды сюртука совершенно промокли.
Капитан разложил груз немножко поровнее и это несколько помогло. Тем не менее, мы даже дышать боялись, опасаясь каждую минуту, что лодка вот-вот опрокинется.
С другой стороны, как я уже говорил, начинался отлив. От западной части бухты поднималось сильное течение и направлялось к проливчику, через который мы вошли в бухту утром. Уже одно волнение представляло большую опасность для нашего утлого челнока, но кроме того течением относило нас в сторону и гнало прямо на шлюпки, возле которых с минуты на минуту могли появиться бунтовщики. Весь труд выпал на мою долю, потому что у руля сидел я.
— Я не могу править на блокгауз, — заявил я капитану, который грёб вместе с Редрутом. — отлив сбивает нас с дороги. Не можете ли вы налечь немного на левую сторону.
— Никоим образом, — отвечал мистер Смоллет, — иначе мы прямёхонько пойдем ко дну. Правьте себе направо, насколько сил хватает, правьте, пока мы не осилим течения, вот всё, что я могу вам сказать.
Я старался изо всех сил, но поток по-прежнему относил нас в сторону и вскоре мыс оказался у нас как раз направо, другими словами, мы плыли параллельно берегу.
— Этак мы никогда не доплывём до берега, — сказал я.
— Ничего не поделаешь, — возразил капитан. — Нам во всяком случае нужно держаться мыса, иначе мы Бог знает где причалим, не говоря уже об опасности наткнуться на разбойничьи шлюпки. Здесь же течение в конце концов ослабеет и нам можно будет спокойно проплыть вдоль берега.
— Да оно уже слабеет, — сказал матрос Грей, сидевший спереди. — Я думаю, что нам можно и повернуть немного.
— Спасибо, голубчик, — спокойно отвечал я ему.
Мы все уговорились быть с ним дружны и делать вид, будто между нами не было никакого недоразумения.
Вдруг капитан, грёбший к берегу и всё время смотревший на шхуну, заволновался и вскрикнул слегка изменившимся голосом:
— Пушка!
— Я сам думал об этом, — отвечал я, полагая, что он намекает на возможность бомбардировки блокгауза. — Но ведь им не на чем перевезти её на берег, и потом, как они протащут её по лесу?
— Я не про то, — возразил капитан, — я хочу сказать, что сзади нас пушка.
Действительно мы про неё забыли. Я обернулся назад и увидал, что пятеро негодяев снимают с неё курточку, как они называли надетый на неё чехол из просмоленного полотна. Меня как обухом по голове ударило. Я вспомнил, что мы не догадались потопить порох и ядра, предназначавшиеся для пушки и спрятанные в особой крюйт-камере. Негодяям нетрудно было выломать дверь камеры и достать всё необходимое для пальбы.
— Израиль был у Флинта канониром, — заметил глухим голосом Грей.
Я смело направил лодку к своей излюбленной пристани. Течение ослабело настолько, что я имел полную возможность держаться этого направления. Зато мы обратились теперь к Испаньоле не кормой, а бортом, представляя таким образом очень удобную цель.
Я не только видел, но даже слышал, как подлец Израиль Гандс катил по палубе ядро, толкая его ногою.
— Кто здесь всех лучше стреляет? — спросил капитан.
— Без всякого сомнения мистер Трелонэ, — отвечал я.
— Мистер Трелонэ, неугодно ли вам будет уложить одного из этих негодяев? — продолжал капитан, — хоть Гандса что ли?
Трелонэ спокойно, как на охоте, осмотрел курок своего мушкета.
Осторожнее, сэр, берегитесь отдачи, — сказал капитан, — а то вы нас опрокинете. Приготовьтесь все поддержать равновесие после выстрела.
Сквайр прицелился, вёсла остановились, все мы наклонились вперёд, чтобы поддержать равновесие, и наши движения были так хорошо рассчитаны, что в лодку не влилось ни капли воды.
Бунтовщики уже повернули пушку на лафете. Перед жерлом стоял Гандс и держал в руках банник. Он выставился больше всех, но в момент выстрела случайно нагнулся и пуля, просвистав у него над головою, попала в одного из четырёх других.
Раненый закричал. Крику его ответили не только голоса на шхуне, но и множество голосов на острове. Я взглянул на берег. Негодяи бежали из леса к шлюпкам.
— Капитан, — вскричал я, — шлюпки!
— Ничего, правьте! — отвечал тот. — Что ж делать, если попадём в болото… если не причалим, то ведь ещё хуже будет.
— Одна из шлюпок плывёт на нас, — продолжал я, — а прочие матросы вероятно бегут отрезывать нам отступление.
— Что ж, пусть пеняют тогда на себя. Знаете пословицу: что моряк на земле, что кавалерист пешком… Их я не боюсь, а вот пушка… Слушайте, сквайр: когда увидите, что подносят фитиль, скажите. Мы сейчас же дёрнем назад.
Так разговаривая, мы плыли довольно быстро, если принять в расчёт непомерный груз лодки. До берега оставалось не более тридцати или сорока вёсельных взмахов. Шлюпка была уже нам не страшна, потому что мы успели заехать за мыс. Единственную опасность представляла для нас пушка.
— Опасно, — сказал капитан, — а то бы я с удовольствием велел остановиться и выстрелить ещё один разок.
Негодяи готовились выпалить. Никто из них не обращал внимания на раненого, который кое-как тащился по палубе.
— Берегись! — крикнул сквайр.
— Назад! — скомандовал капитан.
Редрут и он разом повернули вёсла с такою силой, что корма погрузилась в воду. В ту же минуту бухнул выстрел. Это был первый, услышанный Джимом, так как выстрела сквайра он не слыхал. Не знаю, куда попало ядро, но думаю, что оно пролетело у нас над головами и произвело в воздухе сотрясение, потопившее нашу лодку. Во всяком случае она без видимой причины вдруг затонула и все мы очутились в воде, на глубине трёх футов. Большой беды в этом пока не было, потому что до берега мы могли дойти преспокойно пешком, но скверно было то, что затонула наша провизия и с нею три ружья из пяти. Своё ружье я инстинктивно поднял над головою, а предусмотрительный капитан держал своё всё время за плечами дулом вниз.
К довершению несчастья голоса из прибрежного леса стали доноситься до нас всё слышнее и слышнее. Нам не только грозила опасность быть отрезанными от блокгауза, но мы должны были также опасаться за Джойса и Гунтера, которых могло раздавить численное превосходство неприятеля. Мы знали, что Гунтер был человек солидный, но не были уверены в Джойсе. Последний был учтивый, дрессированный человек, превосходный лакей, хорошо чистивший платье, но едва ли умевший воевать.
Среди таких размышлений мы, по колена в воде, спешили к берегу, бросив бедную лодку с доброю половиною нашего провианта и военных снарядов.
Выйдя на берег, мы краешком леса немедленно кинулись к блокгаузу. Голоса разбойников доносились до нас явственно.
.jpg)
Мы слышали в лесу топот бегущих людей и треск ломающихся сучьев. Я заметил, что у Грея нет оружия и отдал ему свой кортик. Стоило видеть, с каким удовольствием он поплевал себе на руки и взмахнул полученным оружием. Наш обращённый грешник готовился показать себя молодцом.
Вскоре мы выбежали на опушку и увидали блокгауз. Подбегая к палисаду с юга, мы увидали, что с юга-запада к нему с криком бежит Джон Андерсен во главе семерых пиратов. Увидав нас, бегущие в изумлении остановились. Не успели они опомниться, как раздались четыре выстрела, два снаружи блокгауза и два изнутри. Выстрелили я со сквайром и Джойс с Гунтером. Стреляли довольно беспорядочно, тем не менее один из разбойников упал, а остальные обратили тыл и скрылись в лесу.
Зарядив ружья, мы обошли кругом палисада и посмотрели на упавшего человека. Он лежал мёртвый с пулею в груди. Мы готовы были возликовать, но вдруг из соседней чащи грянул пистолетный выстрел и бедный Редрут упал к моим ногам. Сквайр немедленно отвечал на выстрел, я тоже, но целить было не в кого и выстрелы пропали даром. Снова зарядив ружья, мы обратились к несчастному Редруту. Капитан и Грей уже подняли его на руки. С первого взгляда на него я увидал, что он не жилец на свете.
Быстрота наших ответных выстрелов, вероятно, устрашила разбойников, потому что они дали нам беспрепятственно внести раненного в блокгауз. Во всё время передряги и вплоть до несчастного выстрела храбрец безропотно исполнял все выпадавшие на его долю поручения. Храбро стоял он в коридоре, защищая баррикаду из матраса; молча и твёрдо повиновался он нашим приказаниям, будучи лет на двадцать старше самого старшего из нас, и теперь был сражён первым и умирал без стона. Сквайр, рыдая как маленький мальчик, упал на колена перед своим старым егерем, взял его за руку и прижал к губам.
— Доктор, разве я умираю? — спросил слабым голосом раненый.
— Да, родной, — отвечал я откровенно, как он желал. — Рана твоя смертельна. — Жаль, а то мне бы хотелось послать им ещё пулю или две! — сказал он со вздохом.
— Редрут! — лепетал сквайр. — О, мой бедный Редрут!.. Прости меня ради Бога! Скажи, что ты меня прощаешь… Ну, скажи!
— Что вы, барин! Мне ли вас прощать!.. Но если вы требуете, то аминь!
— Спустя минуту, он попросил, чтобы кто-нибудь прочитал молитву.
— Нельзя же без отходной, — прибавил он, как бы извиняясь.
То были его последние слова. Он вздохнул ещё раз и умер.
Между тем капитан принялся опоражнивать свои карманы и тут только я понял, почему они у него так странно топырились всю дорогу. Он вынул из них английские флаги, связки верёвок, чернильницу, перья, корабельный журнал, несколько пачек табаку и разную мелочь. Отыскав на дворе длинный шест, он с помощью Гунтера воткнул его подле блокгауза, взобрался на крышу и собственноручно повесил на нём один из флагов.
Сделавши это, он, видимо, очень обрадовался и начал проверять наличность наших запасов, как будто у него не было дела важнее. Это занятие не мешало ему издали следить за агонией Редрута. Едва бедный старик скончался, капитан развернул другой флаг и благоговейно накрыл им покойника.
— Не слишком горюйте, сэр, — обратился он к сквайру, пожимая ему руку. — Ему там лучше, а умер он честно. Нет лучше смерти, как если кто умирает, исполняя свой долг…
Потом он отвёл меня в сторону и спросил:
— Доктор Лайвей, вы через сколько времени ожидаете вспомогательный корабль?
— Сочтите сами, — отвечал я. — Сквайр условился с Бландли, чтобы выслать корабль не раньше и не позднее августа… Значит через несколько недель.
— Ну-с, так я скажу вам, доктор, что мы попались в отличные тиски, — объявил капитан, неистово ероша себе волосы.
— Ничего, — возразил я, — Бог даст выберемся.
— Жалко, что мы второй груз потеряли, — продолжал свои размышления капитан. — Порохом и пулями обойдёмся, это ничего, но провизии, доктор, мало, вот что нехорошо… Так мало, что, быть может, даже и тут нет худа без добра… — При последних словах он указал на мёртвого Редрута и прибавил.
— Как ни говорите, а всё лишний рот.
Над блокгаузом со свистом пронеслось ядро и шлёпнулось где-то в лесу.
— О, друзья, забавляйтесь сколько угодно! — сказал капитан. — Хоть весь порох расстреляйте, ничего вы не сделаете.
Второй выстрел был направлен удачнее и ядро упало на двор блокгауза, подняв тучу песку и пыли, но, к счастью, никому не причинив вреда.
— Капитан, — заметил сквайр, — форт с моря совершенно не виден. Их привлекает, должно быть, флаг, не лучше ли спустить его?
— Флаг спустить? — вскричал капитан. — Ни за что в мире, сэр, как вы хотите.
Как только он это сказал, мы сейчас же с ним невольно все согласились. Флаг был не только символом долга и чести, но вместе с тем и давал разбойникам знать, что мы не боимся их бомбардировки.
Огонь не прекращался весь вечер. Ядра падали близко, то пролетая над блокгаузом, то шлёпаясь на дворе, то попадая иногда в крышу без особенного, впрочем, вреда. Пиратам приходилось целить так высоко, что ядра, долетая до нас, теряли силу и почти не врезались в песок. Они никогда не давали рикошета и вскоре мы совершенно перестали заниматься ими.
— Эта стрельба тем хороша, — заметил капитан, — что, наверное, очистила лес от разбойников. Теперь отлив в полной силе, и наши затопленные припасы не покрыты водою. Предлагаю смельчакам сходить и выручить нашу солонину.
Вызвались Грей и Гунтер. Вооружась с головы до ног, они благополучно прошли лес и вышли на берег. Но разбойники тоже не дремали. Под защитой выстрелов Гандса пятеро из них уже выловили припасы и ружья и сложили всё в шлюпку. Джон Сильвер был тут и руководил операцией.
У всех разбойников были теперь ружья. Должно быть, они достали их из какого-нибудь известного им тайника на острове…
А в блокгаузе капитан Смоллет сидел над корабельной книгой и записывал в неё следующее:
„Александр Смоллет, шкипер шхуны Испаньола. Дэвид Лайвей, доктор медицины. Абраам Грей, матрос. Джон Трелонэ, арматор. Джон Гунтер и Ричард Джойс, служители предыдущего, пассажиры. Сегодня вышепоименованные лица, оставшись верными долгу и имея на десять дней провизии, высадились на остров Сокровищ и вывесили над блокгаузом британский флаг. Томас Редрут, егерь, пассажир, убит выстрелом бунтовщиков; Джим Гоукинс, юнга…“
Я невольно задумался над участью бедного мальчика. Вдруг со стороны, противоположной морю, послышался чей-то голос, громко нас окликавший.
— Это нам кричат, — сказал Гунтер, стоявший на часах.
— Доктор!.. сквайр!.. Капитан!.. Гунтер!.. — кричал голос.
Я выбежал из блокгауза. Джим Гоукинс, целый и невредимый, лез к нам через палисад.