Нечистики (Никифоровский)/Русалки

Нечистики : Свод простонародных в Витебской Белоруссии сказаний о нечистой силе — Русалки
автор Николай Яковлевич Никифоровский
См. Введение, Общее о нечистиках, Повсюдники, вольные нечистики, Человекоподобники, Демоноподобники. Опубл.: 1907, Вильна. Источник: Оригинал в орфографии совр., дореволюц. — стр. 85—89

Оглавление

[85]

XXII. РУСАЛКИ

Причисляя русалок к человекоподобным нечистикам, необходимо предварить, что они. во-первых, не имеют страшных обликов своих собратий, а во-вторых — происхождение их не демоническое, сравнительно позднейшее, притонное место — чистая вода, где независимо от сего ютится тот или другой водяник. В более подробном развитии упомянутых особенностей прежде всего следует сказать, что русалки — существа исключительно женского пола, вечно юные красавицы с чарующим и обаятельным обликом; они есть или выродки людских дочерей, или дочери, проклятые родителями ещё в материнской утробе, умершие неокрещенными, загубленные своими матерями вскоре после рождения, непременно в воде, или же молодые утопленницы, покончившие жизнь самоубийством. Как ни различны возрасты этих жертв людской небрежности, злобы, насилия, личного малодушия, в состоянии русалок они объединяются, так что каждая из них представляет существо в пору наилучшего развития девичества, и только опытный глаз улавливает между ними рознь возрастов при жизни, крещеных особей. Последнее сказывается едва заметным оттенком креста меж персей, — что молено наблюдать на расстоянии девяти шагов от русалки.

Русалки имеют ласковые голубые глаза, которыми, между прочим, так удачно приманивают жертву; но, после поимки [86]её, те же глаза остаются стекловидными и неподвижными, как у мертвеца. По нежному, почти прозрачному телу их рассыпаются волнистые волосы русого цвета, идущие от маленькой головы до колен; у отдельных русалок эти волосы скорее похожи на пряди зеленой тонкой осоки.

Вечно веселые, игривые хохотуньи, русалки не расстаются со своим водовместилищем и живут здесь в хрустальных домах, под присмотром русальской царицы, обыкновенно поставляемой местным водяником. В заурядное время русалки могут оставаться вне воды столько времени, сколько то потребно для осушения их тела и волос от мокроты, после чего они могут немедленно погибнуть в мучительной истоме. Вследствие сего русалки лишь изредка, на короткие сроки, всплывают на поверхность воды, присаживаются на подводный камень, на берег, чтобы заманить жертву, или стряхнуть тягость воды, обыкновенно удерживаемой пышными их волосами. Кстати: какова тяжесть выдерживаемой русалкою воды, можно отчасти заключить из того, что расчесыванием своих мокрых волос в течение, напр., часа она может извлеч столько воды, что её достаточно будет для затопления целой деревни...

В русальную неделю (восьмую по Пасхе) русалки выпускаются на сушу на более продолжительные сроки, причем устраняется помянутая опасность погибнуть на суше. Они безбоязненно и весело размещаются на берегу водовместилища, даже уходят в ближайшие рощи, на луга и поля, взбираются на деревья, чтобы покачаться на сучьях и верхушках их. Всем этим русалки освежают памятование о покинутой земле и о людях, между которыми они не преминут уловить и жертву. Последнее достигается, между прочим, так: обольстительницы кувыркаются, играют, ведут беговые игры, хороводы, пляшут, хохочут, поют песни и приманчивыми движениями зовут к себе случайного зрителя. Если он поддастся зову и подойдет к русалкам, или же остановится в оцепенении, [87]они скопом обступают жертву, жмут её в объятиях, щекочут до смерти, причем, слыша веселый хохот и песни, никто не подает помощи, не решится подозревать опасности там, где идет игривое веселье молодецки. Единственным возможным средством спасения от русалок служит укол хотя бы одной из них иголкою или булавкою, которые необходимо иметь при себе и наготове: тогда весь скоп русалок с войдем кидается в воду, где ещё долго раздаются голоса их. Однако, и при такой предосторожиости, лучше всего избегать в русальную неделю приводных мест, не купаться, не колотить белья и не ловить рыбы.

Когда жертва заполучена, русалки уносят её в свое обиталище и здесь окружают самыми нежными заботами: в жертве — женщине они видят возможного супругу своего властелина — водяника, новую подругу себе, а в мужчине, особенно, когда последний молод и красив — возможного любовника одной из них. Разумеется, больше других ухаживает за погибшим та русалка, которой он пришелся по нраву. Эта заботливость об избраннике доходит до мелочей: русалка чешет голову его, трет тело, отгоняет водных животных, убирает ложе лучшими водораслями, а в русальную неделю выводит его вместе со своим скопом на сушу, даже позволяет заглянуть в родственный дом и на людей, чтобы сколько-нибудь ослабить скорбь по земной жизни. Остальные жертвы остаются без внимания: русалки позволяют ракам и насекомым уродовать их тело, а если жертва оказалась почему-либо несимпатичною, они выталкивают труп на поверхность воды, к берегу.

Спасшийся от русалок, даже видевший, или слышавший их издали, иевсегда остается безнаказанным. Так, иной приобретает привычку беспричинно и неудержима хохотать, иной кривляется, точно развинченный, во время походки, гримасничает, у иного поражается то или другое чувство, преимущественно — слух. Замечательно при этом, что чем крепче [88]натура жертвы, тем разительнее будут полученные органические повреждения, с которыми человек не может справиться во всю жизнь.

Кроме враждебных нападений, при которых беспощадно преследуются люди всех возрастов, от младенцев до стариков включительно, известны ещё заигрыванья русалок, преимущественно тех, кои при земной жизни не знали людей, как, напр., младенцы. Эти заигрыванья, менее враждебные и не столь опасные, больше всего приходятся на молодых мужчин, особенно парней, сношение с которыми не только ново, но и заманчиво для русалок. Тут русалка подхватывает какой-нибудь его предмет — одежду, обувь, рыболовный снаряд, и, готовясь затопить его, тем заставляет владельца бросаться без разбору за поимкою предмета, сама же незримо подталкивает предмет всё дальше и дальше, в опасное место, куда, конечно, увлекает и хозяина. Если последний благополучно избежал опасности и спас похищенный русалкою предмет, этому предмету не сдобровать: он обязательно им затеряется впоследствии, или будет скраден, испорчен. Много приходится терпеть от заигрываний русалок молодым рыболовам: строгивая лесы, снуры, русалки обманывают удильщиков фальшивым клёвом; у остальных они выворачивают сети, набивают их тиною и травою, вырывают весло, шест, или качают рыболовное судно, чтобы переворотить его вместе с рыбаком.

Как ни красна, по-видимому, жизнь русалок, у них есть много скорби, которой они не могут подавить развлечениями. Так, прежде всего, им с завистью приходится смотреть на свободу земных подруг своих — женщин, так же завидлнво созерцать материнские ласки, которые многим были не только незнакомы, но имели отрицательный характер в отношении их. За тем, самоубийцам приходится томиться из-за минутного, быть может, необдуманного решения покончить жизнь, чтобы потом наложить на себя вечную неволю. Но что всего [89]скорбнее, так это — подневольная связь с ненавистным водяником, в области которого они живут и которому подчинены с минуты вступления сюда. Не скорбь только, а наивысшая степень бессильной злобы должна обхватывать существо русалки, когда ей приходится видеть молодую, счастливую чету, разгуливающую по берегу обиталища русалок, или катающуюся в лодке там же. Зато какой радостный возглас раздается иногда здесь, при получении известия о гибели ненавистного водяника! Такой возглас, однако есть последний радостный возглас, потому что вместе с гибелью водяника начинается и их собственная, если только русалки не успели удалиться из осушенного обиталища и переместиться в новое. Но тут легко может случиться, что из одной неволи они попадают в новую, быть может, более тягостную.

В редких обиталищах болотников, бантиков и оржавеников есть отдельные русалки, которым это имя придается разве в насмешку и которые, кроме женоподобного облика, не имеют ничего общего с симпатичными, ласковыми русалками. Эти русалки стары, с клюками в руках, отвратительно безобразны и грязны, применительно к цвету обиталища, злы и угрюмы не менее своих сожителей, с которыми, однако, они не имеют ровно никаких сношений, а часто и не знают друг друга.