| „Однообразіе физическихъ и умственныхъ свойствъ при большихъ различіяхъ культуры“. |
| А. Р. Уоллесъ. |
Подробное описаніе строенія тѣла полинезійской группы народовъ дѣлаетъ почти излишнимъ подобное же описаніе малайцевъ[1]; тѣ и другіе принадлежатъ къ одному племени. Какъ бы они ни расходились между собою въ географическомъ и этнографическомъ отношеніи, въ отношеніяхъ физическомъ и лингвистическомъ они составляютъ одну группу малайо-полинезійцевъ; и западные малайцы до самой Малакки не совсѣмъ чужды примѣси темной негроидной крови. Впрочемъ, населеніе Малайскаго архипелага удержало въ болѣе чистомъ видѣ характеръ свѣтлобурой и прямоволосой расы, стройнаго сложенія и средняго роста, чѣмъ меньшее по численности, болѣе далекое отъ исходной точки и поэтому болѣе подвергавшееся смѣшенію населеніе Полинезіи.
Цвѣтъ тѣла малайцевъ можно назвать свѣтлобурымъ. Въ этомъ отношеніи существуютъ отступленія: ачинцы и баттаки кажутся темными рядомъ съ яванцами и даяками; вообще на востокѣ темные цвѣта кожи встрѣчаются чаще, чѣмъ на западѣ: многіе яванцы — пшенично-желтаго цвѣта. Но различія эти вовсе не велики и не запутаны. Въ виду вліянія, какое и здѣсь соціальныя градаціи оказываютъ на физическія свойства, описываемыя различія пріобрѣтаютъ болѣе глубокій интересъ лишь тамъ, Баттакъ на Суматрѣ. (По фотографіи.)Баттакъ на Суматрѣ. (По фотографіи.) гдѣ они связаны съ другими особенностями. Ачинцы и баттаки выше и сильнѣе своихъ сосѣдей; свѣтлые яванцы меньше ихъ; болѣе свѣтлые обитатели Формозы и тагалы-метисы Филиппинскихъ острововъ, съ примѣсью китайской крови, превосходятъ ростомъ своихъ тагальскихъ сосѣдей. Волосы малайцевъ болѣе прямые, чѣмъ у ихъ полинезійскихъ родичей. Мы находимъ указанія на сходство съ полинезійцами курчавыхъ, но не шерстистоволосыхъ народовъ Серама, Гилоло, Тимора и Амбоины: все это наблюдается въ восточной части архипелага. Жесткіе, гладкіе волосы составляютъ, напротивъ, по Риделю, особенность обитателей Тиморлаута. У даяковъ кудрявые волосы встрѣчаются вмѣстѣ съ семитическимъ типомъ лица. Изъ всѣхъ расовыхъ признаковъ въ переходной области волосы всего болѣе бросаются въ глаза, даже и мѣстнымъ жителямъ: отсюда происходитъ названіе „папуа“. Настоящіе курчавые волосы, къ западу отъ архипелаговъ Ару и Кей, встрѣчаются только внутри полуострова Малакки у орангъ-пангганговъ и семанговъ; на Серамѣ, Тиморѣ и Аллорѣ шерстистые волоса преобладаютъ надъ курчавыми, образуя повсюду парики обширнаго объема. Мы видимъ здѣсь широкую зону между малайской и папуасской областями, и Вирховъ связываетъ ее съ веддасами на сѣверѣ и австралійцами на югѣ. Ростъ, равняющійся 150—170 см., уступаетъ росту полинезійцевъ. Къ самымъ малорослымъ принадлежатъ, повидимому, амбоинцы. Формы черепа по преимуществу коротко-головыя и даже гипси-брахицефальныя, хотя, по большей части, искусственно деформированныя. Долихоцефалія указывается у игорротовъ Люсона и серамцевъ, мезоцефалія на Молуккскихъ островахъ и Тиморѣ, слѣдовательно, на востокѣ.
Вопросъ о первичномъ населеніи архипелага, независимо отъ скудныхъ, трудно объяснимыхъ остатковъ темныхъ шерстисто-волосыхъ людей на востокѣ, прежде былъ устраненъ изъ очередныхъ вопросовъ этнографіи. Проникновеніе папуасскими элементами наблюдалось всего больше на Серамѣ, Тидорѣ и Тернате; такія выраженія, какъ малайскіе и серамскіе бастарды, давно извѣстны этнографамъ. Папуасы проникали и ввозились въ эти области въ качествѣ разбойниковъ и рабовъ. Происхожденіе разсѣянныхъ, темныхъ, кудряво- и шерстисто-волосыхъ людей на востокѣ Люсона, внутри полуострова Малакки и на Тиморѣ довольно темно. Такъ какъ орангъ-семанги Малакки, которыхъ въ новѣйшее время и Стевенсъ считаетъ смѣсью негрообразныхъ народовъ съ малайцами, сходны съ этими послѣдними при болѣе культурномъ сосѣдствѣ, то это понятіе теряетъ всякое антропологическое значеніе. То же можно сказать о негритосахъ Филиипинскихъ острововъ; быть можетъ, даже игорроты ближе къ первичному населенію, чѣмъ негритосы. Названія „негритосы“ и „альфуры“, которыя нѣкогда должны были покрывать негроидные элементы, часто означаютъ въ дѣйствительности просто прямоволосыхъ, монголоидныхъ народовъ низкаго культурнаго уровня.
Единство малайскихъ народовъ уже съ перваго взгляда подкрѣпляется ихъ внѣшностью. Это — весьма смѣшанный народъ, который называли лучшимъ примѣромъ искусственной расы и приравнивали его къ результатамъ сознательнаго расоваго подбора. Всего болѣе, безъ сомнѣнія, заслуживаетъ вниманія широко распространенное сходство наружной формы. Когда на островахъ, какъ, напр., на Суматрѣ, указываютъ слѣды двухъ слоевъ населенія, то свидѣтельства того обнаруживаются только въ языкѣ и обычаяхъ. Здѣсь происходили безчисленныя смѣшенія: малайцы и баттаки отступили на высокія плоскогорья Суматры и уклонились къ западному и восточному берегамъ моря; лубусы разсказываютъ, что они вышли изъ восточной Суматры тремя группами; филиппинскія племена отъ нападенія дикихъ горныхъ племенъ подвигались къ берегамъ, а отчасти ради торговли и внѣшнихъ сношеній. Вулканическія изверженія, землетрясенія, ураганы, наводненія, голодовки выбрасывали тысячи въ отдаленныя страны и создавали пустыни, которыя вновь наполнялись притокомъ извнѣ. Магометанское вторженіе вытѣснило маленькій зондскій народецъ бадьюсовъ на трудно доступное лѣсистое плоскогоріе Пангеларана. Орангъ-лауты, смѣсь людей безъ родины съ преобладающими малайскими элементами, представляютъ викинговъ этихъ морей, острова которыхъ, почти всѣ безъ исключенія, носятъ ихъ слѣды; съ ними были сходны сики на Борнео и вадьюсы на Селебесѣ. Настоящіе малайцы, даже и тогда, когда они пріобрѣтаютъ прочныя мѣстообитанія, отдаются своей склонности къ морской жизни. Рыболовство, торговля и пиратство составляютъ ихъ любимыя занятія; земледѣліе ихъ весьма несовершенно, и пастушескихъ народовъ между ними никогда не существовало или уже болѣе не существуетъ.
Если мы даже оставимъ въ сторонѣ всѣ эти вліянія, то мы все-таки не можемъ не прійти къ убѣжденію, что это населеніе, какимъ-бы однороднымъ на поверхности оно ни оказалось, можетъ быть разсматриваемо только при предположеніи разнообразныхъ смѣшеній. Такая точка зрѣнія вызывается необходимостыо, а не теоріей; она все болѣе и болѣе заявляетъ о себѣ. Мы видимъ здѣсь постоянно сталкивающіеся сходные и несходные элементы, а въ результатѣ — продолжающееся сглаживаніе ихъ.
Раса эта, кромѣ того, благодаря соціальнымъ вліяніямъ, разви- валась по двумъ направленіямъ. Правильная тяжелая работа налагаетъ на нѣкоторые народы черты культурныхъ расъ, граничащія съ патологическими формами. Такъ, миланы на Борнео формой и правильностью чертъ далеко уступаютъ малайцамъ; они свѣтлаго цвѣта, но съ нездоровымъ оттѣнкомъ; такъ какъ они въ теченіе цѣлой жизни извлекаютъ саго изъ пальмовой сердцевины или выжимаютъ его, то ступни ихъ становятся широкими, а фигуры — неуклюжими и приземистыми. Высококультурные яванцы и мадурцы, подвергающіеся уже въ теченіе вѣковъ индійскимъ, китайскимъ и европейскимъ вліяніямъ, отличаются отъ своихъ сосѣдей болѣе нѣжнымъ и благороднымъ строеніемъ. Мы можемъ признать только вполнѣ естественнымъ темный цвѣтъ кожи орангъ-лаутовъ, морскихъ малайцевъ полуострова, которые проводятъ большую часть жизни на водѣ. Дикая, скудная и неправильная жизнь лѣсныхъ и горныхъ племенъ дѣйствуетъ на нихъ измѣняющимъ образомъ: таковы — любусы, уты, отчасти бадьюсы, различныя филиппинскія племена, которыхъ испанцы невѣрно обозначаютъ общимъ именемъ игорротовъ; всѣ они и по внѣшности кажутся паріями. Но нельзя основывать на такихъ болѣе легкихъ измѣненіяхъ дѣленія на расы и подъ-расы.
Несомнѣннымъ можно считать болѣе глубокое дѣйствіе вліяній азіатскаго материка на западныя части населенія; на востокѣ, естественно, обнаруживается болѣе сходства съ папуасами. Изъ восточной Явы, мѣстообитанія настоящаго яванскаго населенія находившагося подъ индійскимъ вліяніемъ, исходили глубокія культурныя воздѣйствія не только на умственную дѣятельность, но и на земледѣліе и ремесла. Индійскіе слѣды на Борнео, Суматрѣ, Филиппинахъ, Сулу и, въ особенности, въ Бали, въ развалинахъ зданій, языкѣ и письменности, указываютъ, по большей части, на существованіе индійскихъ государствъ на Явѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ показываетъ уже самостоятельный характеръ баттакской письменности, на Суматрѣ находился, быть можетъ, менѣе величественный, но также значительно связующій центръ. При всей своей фантастичности, малайская исторія не совсѣмъ безосновательно дѣлитъ міръ на три царства — Румъ (Римъ съ Константинополемъ), Китай и Пуло-Масъ („Золотые острова“, царство Менангкабау). По всѣмъ вѣроятіямъ, малайцы или яванцы, или и тѣ, и другіе были посредниками между элементами высшаго развитія. Малайскіе слѣды на Борнео свидѣтельствуютъ, что не всѣ царства, которыя можно предположить здѣсь на основаніи преданій и исторіи, обязаны своимъ происхожденіемъ китайцамъ. Почва Суматры доставляетъ въ постоянно возрастающемъ количествѣ изваянія индійско-браманскаго характера. Малайцы по всему западному архипелагу — только бѣдные пришельцы на нѣкогда богатой культурной почвѣ, на которой до XV в. возвышались великолѣпные храмы и дворцы. В. фонъ Гумбольдтъ, на основаніи сравнительныхъ лингвистическихъ изслѣдованій, считалъ вѣроятной древнюю связь малайскихъ народовъ съ народами санскритскаго илемени. Такъ какъ родину „настоящихъ“ малайцевъ слѣдуетъ искать на Суматрѣ, то преданіе о сношеніяхъ Суматры съ Индіей пріобрѣтаетъ еще большее значеніе; вслѣдствіе того, становится вѣроятнымъ допущеніе нѣсколькихъ центровъ излученія индійской культуры. По времени, учрежденія брамановъ на Суматрѣ и Явѣ близко совпадаютъ между собою. Въ настоящее время только клинги (тамулы) имѣютъ многочисленныхъ представителей на Малаккѣ и на Суматрѣ.
Китайское вліяніе на малайское населеніе больше, чѣмъ можетъ показаться съ перваго взгляда. Китаецъ не ведетъ никакой пропаганды и не пробивается впередъ; тѣмъ глубже его вліяніе. Формоза и Манилла могутъ служить свидѣтелями прогрессирующаго окитаиванія. Многочисленная китайско-тагальская смѣшанная раса — чрезвычайно крѣпкая и стоитъ выше метисовъ европейской крови. Даже у многихъ народовъ Филиппинскихъ острововъ, каковы тингіаны и итанеги, можно предположить китайскую кровь. Гагенъ число обитателей Нидерландской Индіи съ примѣсью китайской крови считаетъ въ 300 тыс. На Явѣ, Суматрѣ и Малаккѣ можно найти слѣды китайской торговли еще за 1000 лѣтъ до нашего лѣтосчисленія. Китай былъ связанъ съ мелкими архипелагами, вродѣ Сулу, политическими отношеніями, иногда и подчиненными; на Борнео изъ поселеній китайскихъ искателей золота образовались настоящія царства. Банка, Билитонъ и материковыя оловянныя мѣсторождеиія на Малаккѣ эксплоатировались и теперь еще эксплоатируются съ помощью кйтайскихъ обществъ. Очищеніе и продажа саго, торговлю черепахами и трепангомъ можно считать почти монополіею кйтайцевъ, а еще болѣе торговлю опіумомъ, которая уже 40 лѣтъ тому назадъ была найдена у чистыхъ малайскихъ племенъ полуострова Малакки.
Арабы, начиная съ XV вѣка, несмотря нанебольшую численность, Даякъ съ Борнео. (По фотографіи въ альбомѣ Даманна.)Даякъ съ Борнео. (По фотографіи въ альбомѣ Даманна.) пріобрѣли большое нравственное віяніе въ качествѣ представителей ислама. Въ толпѣ они кажутся самыми значительными людьми. Кто болѣе пригоденъ для торговли — арабъ или китаецъ — рѣшить трудно; но арабъ, какъ строгій магометанинъ, имѣетъ болѣе видное общественное положеніе. Несмотря на сопротивленіе христіанскихъ миссіонеровъ, исламъ въ послѣднія десятилѣтія почти исключительно завладѣлъ обширными областями внутри Суматры, а восточные острова Сулу справедливо и давно уже называются „Меккой Востока.“
Европейцы въ этихъ прекрасныхъ тропическихъ странахъ основывали только мѣста для временнаго жительства. На Явѣ или Селебесѣ, такъ же, какъ и въ Индіи, немного можно найти европейцевъ, которые рѣшаются остаться здѣсь на всю жизнь и производить потомство; сюда пріѣзжаютъ, чтобы властвовать и наживать деньги, въ особенности въ Нидерландскую Индію. Испанцы и португальцы гораздо болѣе сблизились съ туземцами: испано-тагальскіе метисы на Филиппинскихъ островахъ считаются сотнями тысячъ. Вопросъ о томъ, будто природа препятствуетъ тамъ образованію германско-малайской расы, еще не рѣшенъ. Ридель встрѣтилъ на Кизерѣ колонію метисовъ, которая ведетъ свое начало съ конца XVII столѣтія отъ голландцевъ, французовъ и нѣмцевъ; но климатъ не допускаетъ для сѣверныхъ европейцевъ болѣе прочнаго поселенія. Поэтому вліяніе европейцевъ, даже въ самыхъ богатыхъ областяхъ архипелага, не было полезнымъ. Туземцевъ только эксплоатировали, а не поощряли. Мѣстная торговля должна была служить чуждымъ интересамъ; земледѣліе и промыніленность поддерживались лишь настолько, насколько они обѣщали непосредственную выгоду. Благодѣтельнымъ былъ только миръ: подъ его покровомъ росла и растетъ численность обитателей Явы, Мадуры, Селебеса, а въ послѣднее время и Суматры, съ чрезвычайной быстротой.
Въ основныхъ чертахъ малайскаго характера есть много монгольскаго: мягкость, миролюбіе, спокойствіе и вѣжливость, послушаніе высшимъ и рѣдко склонность къ преступленіямъ; къ этому надо прибавить только недовѣрчивость и, близнеца ея, — недостатокъ откровенности. Сюда же Оружіе ночныхъ сторожей на Явѣ. (Этнографическая коллекція въ Стокгольмѣ.)Оружіе ночныхъ сторожей на Явѣ. (Этнографическая коллекція въ Стокгольмѣ.) относится — молчаливость, спокойствіе въ собраніяхъ и церемонность въ обращеніи. Выраженіе большей дикости свойственно свободному малайцу. Воинственность замѣчается у многихъ племенъ; это доказывается жизнью морскихъ разбойниковъ, какую ведутъ нѣкоторые изъ нихъ, трудностью покоренія многихъ баттакскихъ, альфурскихъ и тагальскихъ народовъ и превосходнымъ качествомъ солдатъ изъ Амбоины, Макассара, Мадуры и даже Явы. Скрытая дикость часто выступаетъ неожиданно. Въ такихъ случаяхъ сомнѣваются въ возможности воспитать ихъ для культуры и заносятъ даже въ списокъ вымирающихъ народовъ, — и совершенно не справедливо. Дикая ярость въ бѣганьѣ, называемомъ „амокъ“, слѣпыя массовыя убійства лишь составляютъ неожиданные взрывы холодной оболочки. Хотя людоѣдство нѣкоторыхъ племенъ нельзя назвать существенной чертой общаго характера, но подобный обычай въ культурномъ состояніи, высокомъ въ другихъ отношеніяхъ, нельзя не назвать признакомъ жестокости. Рабочая сила и охота къ труду у малайцевъ часто оцѣнивались слишкомъ неблагопріятно. Оживленная торговая дѣятельность нѣкоторыхъ малайскихъ племенъ, въ особенности бугисовъ, не можетъ скрыть отъ насъ, что малайцу стремленіе къ энергичной работѣ, свойственно лишь немногимъ болѣе чѣмъ негру, что онъ всего охотнѣе дѣлаетъ потребное лишь для нынѣшняго дня. Но при системѣ эксплоатаціи неохота къ труду часто бываетъ только нежеланіемъ работать по принужденію. На Филиппинскихъ островахъ небольшое повышеніе заработной платы всегда привлекало оружіе ночныхъ сторожей на туземныхъ рабочихъ; Саравакъ достигъ многаго, благодаря искусному примѣненію свободныхъ туземныхъ рабочихъ силъ къ области земледѣлія.
Религіозный темпераментъ не вездѣ проявляетъ одинаково и задатки религіозности здѣсь также различны. Можно сказать, что даякъ религіознѣе баттака: по крайней мѣрѣ, съ внѣшней стороны у него, повидимому, больше религіозныхъ потребностей; но религія его несомнѣнно ниже, чѣмъ у баттака, на котораго она оказываетъ хотя нѣкоторое нравственное вліяніе. Такъ, о жителяхъ Тиморлаута разсказываютъ, что они не дѣлаютъ ничего безъ молитвы и жертвы. Настоящіе малайцы Борнео даже и тамъ, гдѣ они живутъ рядомъ съ даяками, искреннѣе усвоили исламъ, чѣмъ эти послѣдніе, которые, несмотря на тюрбанъ и паломничества въ Мекку, въ душѣ остались язычниками. Даже въ мусульманскомъ фанатизмѣ, котораго опасались для престижа европейцевъ въ нидерландскихъ и испанскихъ владѣніяхъ, различныя племена выказываютъ себя весьма неодинаково. Всего фанатичнѣе настоящіе малайцы; съ наибольшимъ трудомъ поддаются обращенію въ исламъ баттаки, у которыхъ успѣхи этого ученія были всего медленнѣе. На островахъ Сулу испанцамъ приходилось бороться съ своего рода ассасинами, Moros juramentados, которые дали клятву истребить христіанъ. Ачинцы отличаются вѣротерпимостью къ другимъ исповѣданіямъ. Путешествія въ Мекку у малайцевъ стали довольно частыми. Правители даютъ Калинга изъ Люсона, Филиппинскіе острова. (По фотографіи изъ альбома Даманна.) Ср. текстъ, стр. 393.Калинга изъ Люсона, Филиппинскіе острова. (По фотографіи изъ альбома Даманна.) Ср. текстъ, стр. 393. большія суммы паломникамъ, и хаджи, побывавшіе въ Меккѣ, всегда находятъ себѣ мѣсто среди домочадцевъ богатаго человѣка.
Умственныя способности ихъ всего болѣе выражаются въ умѣньи усваивать чужую культуру. Малайцы искусно подражаютъ всему; они достигли извѣстной ловкости даже въ изготовленіи фальшивой монеты. Различныя религіи быстро проникали къ нимъ, и вслѣдъ за ними многое другое: англійскіе миссіонеры на Мадагаскарѣ должны были еще нѣсколько десятилѣтій тому назадъ бороться противъ распространенія сочиненія Пэна „Вѣкъ разума“ и другихъ произведеній подобнаго же рода. Малайцы даже и въ обыденной жизни выказываютъ самообладаніе: восточная склонность къ спокойствію и къ соблюденію мѣры сдерживаетъ ихъ, какъ-бы жарко ни вспыхивали страсти у нихъ въ сердцѣ. Разговорная рѣчь ихъ отличается вѣжливостью, а у высшихъ сословій отборностью выраженій. Малайцы обладаютъ врожденнымъ краснорѣчіемъ. Языку ихъ свойственны повторенія въ измѣненной формѣ, чѣмъ устраняется иногда задержка въ плавной рѣчи.
Счисленіе времени у лѣсныхъ племенъ отличается большой простотою. Продолжительность дня они считаютъ отъ солнечнаго восхода до заката, а болѣе продолжительное время — по возвращенію полнолунія и по сухому или дождливому времени года. Солнечный годъ заимствованъ изъ Индіи. Того же происхожденія, кромѣ письма и элементовъ религіи, — обозначеніе восьми странъ свѣта, 12 знаковъ зодіака и 30 дней мѣсяца.
Единство малайо-полинезійскаго языка отъ острова Пасхи до Мадагаскара, отъ Формозы до Новой Зеландіи, не можетъ быть подвержено сомнѣнію. Основное сходство не нарушается тѣмъ, что на Тиморѣ говорятъ на 40 нарѣчіяхъ, на Ару — на 11 и т. д. Всѣ они принадлежатъ къ агглюнативнымъ; коренныя слова подвергаются въ нихъ незначительнымъ измѣненіямъ или даже вовсе не измѣняются, и новыя слова образуются приставками впереди, внутри и въ концѣ слова, и удвоеніемъ. Коренныя слова за немногими исключеніями двусложны, и грамматическое значеніе не выражается ихъ строеніемъ. Каждое можетъ дать цѣлую сотню производныхъ. Въ малайскихъ языкахъ замѣчается склонность избѣгать скопленія согласныхъ. Падежъ, число и родъ не выражаются измѣненіемъ окончаній. Благозвучіе, простота и неопредѣленность характерны для малайо-полинезійскихъ языковъ и всего болѣе для малайскаго, въ тѣсномъ смыслѣ этого слова, который, вслѣдствіе того, могъ сдѣлаться обиходнымъ языкомъ, Lingua franca архипелага. Часть различій сводится къ примѣси чуждыхъ составныхъ частей; въ тагальскихъ діалектахъ есть китайскія и, быть можетъ, японскія примѣси, между тѣмъ, какъ санскритскіе и тамульскіе элементы составляютъ болѣе 40% словаря западныхъ острововъ. Вмѣстѣ съ арабскими, китайскими и голландскими элементами, процентъ чуждыхъ словъ доходитъ до 50. Частыми перемѣщеніями народовъ обусловливаются измѣненія языка. Кромѣ того, существуютъ различія и въ выговорѣ.
О взаимныхъ отношеніяхъ вѣтвей языковъ малайскаго корня высказывались самыя различныя воззрѣнія: діалекты океанійцевъ можно, вѣроятно, признать болѣе древними, тогда какъ нарѣчія западныхъ малайцевъ въ большей степени измѣнены континентальными вліяніями. Самыя важныя группы составляютъ нарѣчіе тагаловъ на Филиппинскихъ островахъ, въ близкомъ родствѣ съ которыми находятся обитатели Формозы и острововъ Сулу, и нарѣчіе малакскихъ малайцевъ, къ которымъ весьма близки ачинцы, реджанги и лампонги на Суматрѣ. Яванцамъ родственны балійцы и мадурцы, въ меньшей степени зондцы въ западной Явѣ. Еще болѣе близкое родство замѣчается между мангкасарами и бугисами Селебеса. Къ баттакамъ Суматры принадлежатъ обитатели островныхъ группъ Ніасъ и Бату. Первичными обитателями Борнео были даяки. Наконецъ, къ сѣверу отъ Селебеса живутъ альфуры на маленькихъ архипелагахъ до Новой Гвинеи. Въ лингвистическомъ отношеніи къ малайскому населенію близко подходятъ жители Никобаровъ и Тсіампы, въ восточномъ Индокитаѣ. Культурныя вліянія сплотили этихъ членовъ большого малайскаго семейства въ болѣе крупныя группы, изъ которыхъ мы можемъ отличить западныхъ малайцевъ, подвергавшихся преимущественно вліяніямъ изъ Индіи, сѣверныхъ малайцевъ, испытывавшихъ вліяніе Китая и Японіи, и восточныхъ малайцевъ, оставшихся въ сторонѣ отъ тѣхъ и другихъ вліяній.
Большое число народовъ Индійскаго океана усвоили себѣ письменность, которая проникла къ нимъ изъ Индіи; это можно сказать о высшихъ племенахъ Суматры, яванцахъ, балійцахъ, бугисахъ, тагалахъ и визайяхъ. Уже Гумбольдтъ указывалъ на внутреннія различія; сохранились-ли они прямымъ или косвеннымъ путемъ и испытали-ли дальнѣйшее развитіе? Въ большинствѣ случаевъ нужно допустить исходную точку второго порядка, вѣроятно, на Явѣ, откуда уже въ историческое время письменность перенесена была на Суматру. Благодаря исламу, арабскій шрифтъ впослѣдствіи сдѣлался самымъ употребительнымъ шрифтомъ настоящихъ малайцевъ; Нидерландское вліяніе въ новѣйшее время ввело, въ употребленіе и латинскія буквы. Матеріалъ, на которомъ пишутся буквы, составляютъ лубъ, бамбуковая кора (см. рис., стр. 389), листья пальмы лонтаръ и приготовленное изъ бамбука подобіе пергамента. Болѣе простыя племена не имѣютъ письменности. Она замѣняется шнурами съ узлами, которые даются гонцамъ на Серамѣ, Формозѣ и въ другихъ мѣстахъ.
О самостоятельной малайской литературѣ не можетъ быть рѣчи. Эта литература слишкомъ незначительна и одностороння: она ограничивается легендами, разсказами и волшебными книгами. Прежде чѣмъ, благодаря толчку, данному Марсденомъ около ста лѣтъ тому назадъ, было собрано обычное право реджанговъ, пассамаховъ и другихъ, повидимому, не было вообще никакого писаннаго малайскаго права; но арабскія сочиненія о правѣ и т. под. были еще раньше переведены на малайскій, Табонги, украшенные реджангскими письменами, Суматра. (Мюнхенскій этнографическій музей.) ⅘ наст. величины.Табонги, украшенные реджангскими письменами, Суматра. (Мюнхенскій этнографическій музей.) ⅘ наст. величины. яванскій и бугисскій языки. Въ поэзіи индійскія формы перемѣшиваются съ арабскими. Болѣе крупныя поэтическія произведенія историко-миѳологическаго и описательнаго содержанія (сіары) состоятъ изъ стиховъ въ 4 строки, которые, по большей части, всѣ риѳмуютъ между собою; болѣе мелкія произведенія воспѣваютъ боговъ или людей и содержатъ размышленія о ничтожествѣ міра, о несправедливости судьбы, о любви и т. под. Восточный параллелизмъ мыслей повторяется здѣсь въ двойныхъ строфахъ, съ характеромъ речитатива. И пѣсня, по большей части, бываетъ растянутымъ речитативомъ, который произносится въ носъ. Образы любовной лирики напоминаютъ коранъ или Пѣснь Пѣсней Соломона. Яванцы любятъ вокальную риѳму въ своихъ романсахъ, въ которыхъ время за 500 лѣтъ представляется совершенно отдаленной миѳической древностью. Пепы на Формозѣ воспѣваютъ въ пѣсняхъ на малайскомъ языкѣ свѣтъ луны и солнца, лѣсъ и свободу и геройскіе подвиги различныхъ великихъ вождей. Тогда какъ индійскія пантомимы исполняются при дворахъ яванскихъ властителей, испанцы такъ-же, какъ въ Америкѣ, ввели свои драмы на Филиппинскихъ островахъ, и въ этихъ драмахъ представлена въ безконечныхъ варіаціяхъ, съ примѣсью любовныхъ эпизодовъ, борьба между христіанами и магометанами. Съ помощью плоскихъ, грубо сдѣланныхъ и размалеванныхъ кожаныхъ куколъ, ваянгскій комедіантъ иллюстрируетъ въ кукольномъ представленіи древнюю героическую сагу, пользуясь искусственными возбуждающими средствами, чтобы разыгрывать эти комедіи въ теченіе цѣлыхъ ночей. Такой комедіантъ составляетъ принадлежность каждаго яванскаго двора. Въ разсказахъ животныя играютъ видную роль. Въ животномъ эпосѣ, о какомъ Ридель сообщаетъ изъ Минагассы, миѳологическіе слѣды напоминаютъ южно-африканскую и американскую басню; мѣсто шакала или койота замѣняетъ здѣсь обезьяна. Множество басенъ на западныхъ островахъ посвящено слону.
Все это, правда, у самыхъ передовыхъ племенъ сохранило письменность почти неизмѣненною, но, по большей части, въ видѣ сокровища, настоящее употребленіе котораго уже забыто. Значеніе ея заключалось лишь въ томъ, что она не допустила совершенно исчезнуть памятники прошлаго, и, безъ сомнѣнія, она содѣйствовала тому, что такой народъ, какъ баттаки, при извѣстной связи чуждой культуры съ мѣстной, могъ удержаться на извѣстной высотѣ.
Природное остроуміе доказывается многочисленными пословицами; „освободившись изъ пасти алигатора, попасть въ зубы тигра“, „когда джонка опрокидывается, для акулы настаетъ время обѣда“, „зачѣмъ павлинъ распускаетъ хвостъ въ заросляхъ?“ „почему земля не можетъ превратиться въ хлѣбъ?“ О трусѣ говорятъ: „это — утка со шпорами“, о коварномъ человѣкѣ — „онъ сидитъ, какъ кошка, а прыгаетъ, какъ тигръ“, о болтунѣ — „черепаха кладетъ безчисленное множество яицъ, и никто этого не знаетъ; курица кладетъ только одно и разсказываетъ объ этомъ цѣлому свѣту“. Къ этому можно прибавить еще фаталистическое изреченіе: „даже рыба, которая живетъ въ седьмой глубинѣ моря, рано или поздно попадаетъ въ сѣть“.
Ничто не выражаетъ яснѣе паденія съ высшихъ ступеней, какъ пластическое искусство. Чего не достигали малайскіе народы подъ индійскимъ вліяніемъ еще 600 или 700 лѣтъ тому назадъ! Отъ этого времени остались не только величественныя руины, законченныя изваянія изъ камня и бронзы, но оно проявляется и въ простыхъ орнаментахъ, которыми альфуры украшали деревянныя и каменныя гробницы, формы высшаго стиля, какихъ не даетъ искусство дикихъ народовъ; вліяніе это замѣтно обнаруживается до самой Новой Гвинеи (см. рис., стр. 217, 295, 405 и 406). Особенно богатое развитіе искусства мы находимъ у даяковъ, въ деревянныхъ щитахъ, въ ножнахъ крисовъ, кинжаловъ и копій, въ рѣзныхъ работахъ всевозможнаго рода и желѣзныхъ клинкахъ; въ немъ интересны и китайскіе слѣды: такъ, орнаментъ драконовъ у даяковъ, повидимому, китайскаго происхожденія (ср. рис., стр. 400).
Нынѣшніе храмы браманической религіи Сивы не могутъ идти въ сравненіе съ памятниками великаго времени; это, правда, обширныя, но скромныя постройки. Знаменитый храмъ Батора на Бали, цѣль многочисленныхъ паломничествъ, состоитъ изъ нѣсколькихъ обширныхъ пространствъ, отдѣленныхъ другъ отъ друга заборами, а съ наружной стороны обнесенныхъ высокими стѣнами, въ которыхъ находятся четыреугольные столбы съ нишами и углубленіями, въ видѣ пекарной печи, съ небольшой пустотою вверху. Далѣе здѣсь имѣются легкія бамбуковыя постройки, гдѣ благочестивые люди, послѣ поста въ теченіе цѣлаго дня, подкрѣпляются пищей и спятъ. Въ болѣе древнихъ постройкахъ наибольшей монументальностью отличаются ворота, съ двумя восьмиугольными, чрезвычайно толстыми боковыми столбами, окруженными колоннами, съ подъемами въ видѣ лѣстницъ, съ рельефами въ нишахъ и другими украшеніями. Самый величественный памятникъ этихъ эпохъ — храмъ Бурубудора при Джокджокартѣ на Явѣ, относящійся къ VIII-му вѣку, громадная группа изъ пяти узкихъ галлерей, карнизы которыхъ, въ видѣ ломанной линіи, снабжены 555 нишами, съ изображеніями Будды въ натуральную величину; изваянія въ этихъ галлереяхъ исполнены съ величайшимъ изяществомъ; всѣ барельефы, положенные рядомъ другъ около друга, заняли-бы площадь болѣе 5 км. протяженія. Подобно индійскимъ храмамъ, этотъ исполинскій памятникъ предназначенъ былъ къ тому, чтобы создать священныя воспоминанія о Буддѣ; пять уступовъ служили для процессій, которыя обходили ихъ и поднимались по нимъ. Даже и дворцовыя зданія лишены теперь монументальности, какъ-бы обширны они ни были. Они напоминаютъ дворцы негрскихъ властителей; вмѣсто одной хижины, служащей жилищемъ подданнаго, мы видимъ здѣсь цѣлую сотню хижинъ. Если здѣсь и существовалъ нѣкоторый подъемъ архитектуры, то въ послѣднія Волшебные жезлы баттаковъ на Суматрѣ, которые служатъ для вызыванія дождя, но берутся также и на войну. (Лейпцигскій музей народовѣдѣнія и Дрезденскій этнографическій музей.) ⅛ наст. величины.Волшебные жезлы баттаковъ на Суматрѣ, которые служатъ для вызыванія дождя, но берутся также и на войну. (Лейпцигскій музей народовѣдѣнія и Дрезденскій этнографическій музей.) ⅛ наст. величины. столѣтія нагромождались болѣе китайскіе, чѣмъ индійскіе, и плохо понятые европейскіе мотивы. Такой дворецъ — цѣлый городъ, окруженный стѣнами, на подобіе крѣпостныхъ, и казармами, перерѣзанный дворами и садами; онъ даетъ пріютъ цѣлому населенію чиновниковъ, служителей и покровительствуемыхъ лицъ и состоитъ изъ дворовъ, окруженныхъ галлереями, и отдѣльныхъ жилищъ, украшенныхъ растеніями и цвѣтами въ китайскихъ и японскихъ горшкахъ, птичьими клѣтками, жалкими кіосками и искалѣченными деревьями.
Музыкальные инструменты первобытныхъ малайскихъ племенъ не поднимаются надъ уровнемъ меланезійскихъ. Илонготы играютъ на кускѣ бамбука, къ которому они въ нарѣзки на наружномъ краѣ прикрѣпляютъ струны; они дѣлаютъ и флейты изъ бамбука. У горныхъ племенъ южнаго Люсона встрѣчается ииструментъ, напоминающій готтентотскую го̀ра, — сухой стебель Scitaminea, согнутый въ видѣ лука, съ прикрѣпленной къ нему половиной кокосоваго орѣха, въ качествѣ резонатора; на этомъ инструментѣ, представляющемъ лиру и плектронъ въ самомъ первоначальномъ видѣ, играютъ палочкой. Носовыя флейты и цѣвницы, а также малозвучную гитару, съ двумя струнами изъ ротанга, можно найти на Борнео, Селебесѣ и на Явѣ. У даяковъ цѣвница снабжена резонаторомъ изъ тыквы, а отдѣльныя дудки — отверстіями. У баттаковъ есть два струнныхъ инструмента — двухструнная скрипка и двухструнная гитара. Ударный инструментъ (барабанъ) носитъ названіе „табу“. Благодаря индійскому и китайскому вліянію, распространились тамтамъ и гонгъ. Высшее развитіе музыки по индійскимъ образцамъ можно найти при дворѣ богатыхъ властителей. Гамеланъ, или гамаллангъ, оркестръ правителя Суракарты, состоитъ изъ мѣдныхъ чашекъ различной формы и величины, изъ ряда мѣдныхъ тарелокъ, отъ 5 см. до 1 метра длиною, на бронзовыхъ подставкахъ, изъ пластинокъ звонкаго дерева, напоминающихъ своимъ расположеніемъ африканскую маримбу, изъ большихъ и малыхъ гонговъ, отъ 10 см. до 2 метровъ въ поперечникѣ, и, наконецъ, изъ двухструнныхъ скрипокъ. Въ гамеланъ входятъ и большіе барабаны. По данному знаку, оркестръ приходитъ въ движеніе; раздается смѣшеніе самыхъ странныхъ тоновъ, громкихъ, нѣжныхъ, серебристыхъ, жалобныхъ, и между ними завываніе гонга; изъ этого шума только изрѣдка выдѣляется мелодія. Отъ времени до времени эту жалобную музыку сопровождаютъ крикливые голоса женщинъ. Вмѣсто этого яванскаго оркестра, на Борнео и Селебесѣ можно встрѣтить только гонгъ и нѣчто вродѣ деревянной гармоники; на Филиппинскихъ островахъ введена уже китайская музыка.
Въ танцахъ у настоящихъ малайцевъ принимаютъ участіе одни мужчины, у яванцевъ и на востокѣ мужчины и женщины. На придворныхъ празднествахъ въ Кутеи, рядомъ съ яванской „первой танцовщицей султана“, выступаютъ даяки въ пляскахъ съ оружіемъ. Танцы и пантомимы переходятъ другъ въ друга: танцоры въ то же время и актеры; танцы почти всегда сопровождаются пѣніемъ. Вообще, эти танцы, съ нашей точки зрѣнія, исполняются слишкомъ медленно; то же можно сказать и о военныхъ танцахъ съ копьями или крисами. Въ нихъ больше размѣренности, чѣмъ увлеченія. Пристрастіе къ мимическимъ танцамъ, въ которыхъ участвуютъ болѣе отдѣльныя мышцы, чѣмъ все тѣло, здѣсь доведено до крайности: это — утонченности высшей восточной культурй. Народъ, впрочемъ, помнитъ еще бурныя круговыя пляски, даже и на Формозѣ. Малайцы любятъ празднества и игры, но непринужденная веселость — не въ ихъ характерѣ. Вялость и равнодушіе замѣчаются и въ церковныхъ празднествахъ филиппинскихъ малайцевъ; впрочемъ, и здѣсь существуютъ извѣстныя различія. Настоящіе малайцы серьезнѣе болѣе необузданныхъ даяковъ; вообще, на востокѣ жизнь веселѣе и шумнѣе, а на западѣ молчаливѣе и недовѣрчивѣе. Въ народныхъ празднествахъ, при истеченіи постовъ и при восшествіи на престолъ правителей, каждый принимаетъ участіе насчетъ этихъ послѣднихъ; на другихъ праздникахъ мужчины и женщины живутъ въ полѣ въ палаткахъ и хижинахъ, причемъ пользуются большой свободой. Къ нимъ приходятъ въ гости, поютъ подъ скрипку и подъ тамбуринъ, и танцы, пантомимы и пѣсни продолжаются днемъ и ночью (см. стр. 469). Току, танецъ, выполняемый на Гальмагерѣ при погребальныхъ пиршествахъ, состоитъ изъ хоровода отъ вечера до поздняго утра. Танецъ въ честь мертвыхъ у альфуровъ исполняется замкнутымъ кругомъ, который, при громкихъ восклицаніяхъ, постоянно вертится справа налѣво, между тѣмъ, какъ оркестръ изъ старыхъ женщинъ играетъ, сидя внѣ круга. Въ военной пляскѣ со щитомъ и мечомъ, на Селебесѣ, исполняемомъ, впрочемъ, на всемъ архипелагѣ, нѣтъ уже ничего, напоминающаго печаль и отчаяніе: все тѣло находится въ движеніи, производятся всевозможные прыжки, поклоны и раскачиванья, и лица имѣютъ дикое выраженіе. Тамъ, гдѣ еще держится охота за головами, уже мальчики воспроизводятъ, въ видѣ пляски, эту охоту, причемъ кокосовый орѣхъ представляетъ высокоцѣнимый предметъ. Когда удается добыть черепъ, во время танцевъ ему съ насмѣшливымъ видомъ протягиваютъ бетель и табакъ.
Страсть къ игрѣ составляетъ выдающуюся черту характера малайцевъ. Недаромъ они сочли нужнымъ путемъ закона положить предѣлъ этимъ крайностямъ: въ обычномъ правѣ реджанговъ запрещены всѣ игры, подъ страхомъ тяжелыхъ наказаній, кромѣ пѣтушиныхъ боевъ. Но и пѣтушиные бои у нихъ больше, чѣмъ обыкновенная игра: на нихъ часто присутствуетъ правитель со всѣми знатными лицами. При дворѣ султана Кутеи пѣтушиные бои устраиваются ежедневно; 60 большихъ боевыхъ пѣтуховъ ежедневно купаютъ и тщательно кормятъ. По вечерамъ тамъ собираются и играютъ въ игру, въ родѣ орлянки, или въ китайскія карты, съ извѣстной ставкой, — принцы рядомъ съ пролетаріями, дѣти вмѣстѣ со старшими. Пѣтушиные бои иногда занимаютъ цѣлые дни; еще болѣе времени, труда и денегъ, чѣмъ самые бои, требуетъ разбирательство споровъ и закладовъ по самымъ мелочнымъ законамъ: мы видимъ здѣсь въ одно и то же время игорный домъ и биржу. Всякое событіе, какъ значительное, такъ и незначительное, даетъ поводъ къ игрѣ. Владѣльцы надѣваютъ своимъ пѣтухамъ острыя стальныя шпоры, которыя, ради нанесенія болѣе тяжелыхъ ранъ, обмазываются лимоннымъ сокомъ. Въ землѣ баттаковъ для игры устраиваются особыя хижины на торныхъ дорогахъ, на одинаковомъ разстояніи отъ двухъ кампонговъ. У малайцевъ можно найти игры въ шашки и шахматы. У нихъ распространенъ и волчокъ. У тоба-баттаковъ находятся въ употребленіи игры ножнымъ мячомъ.
При дворахъ правителей существуютъ представленія съ животными, на подобіе индійскихъ, въ которыхъ появляются на аренѣ даже тигры и носороги; чаще всего это бываетъ на Явѣ, а на Мадурѣ происходятъ и бои быковъ. У загородки тигра (рампокъ) люди, вооруженные длинными копьями, составляютъ четыреугольникъ, въ 50—60 метровъ боковой длины, въ четыре ряда, изъ которыхъ два первыхъ стоятъ на колѣняхъ, припавъ къ землѣ, а третій и четвертый стоятъ за ними; въ серединѣ, въ бамбуковой клѣткѣ, покрытой соломой, дверь которой держится лишь на тонкой веревкѣ сидитъ тигръ. По данному знаку придворный оркестръ (гамеланъ) начинаетъ наигрывать протяжную воинственную мелодію, и двое изъ людей зажигаютъ солому. Снопы пламени приводятъ тигра въ ярость; онъ подпрыгиваетъ и мечется въ своей клѣткѣ, пока огонь не дойдетъ до веревки и открывшаяся дверь не позволитъ ему выскочить и броситься на обоихъ людей, удаляющихся подъ тактъ музыки. Они убѣгаютъ за ряды копейщиковъ, которые тотчасъ же смыкаются; при попыткѣ перепрыгнуть за живую стѣну, тигра пронзаютъ острія 20 копій.
Примѣчанія править
- ↑ Имя малайцы означало первоначально небольшое племя Суматры. Во времена Валентина оно прилагалось по преимуществу къ племени въ Золотой области Сунге-Пагу, но уже вмѣстѣ съ выходцами изъ Менангкабау и Малакки перешло на берега Борнео, Сулу, Тернате и Тидора. Наиболѣе образованный народъ далъ свое имя на языкѣ европейцевъ всему населенію архипелага. Этимологія имени малайцевъ довольно темна.