Одновременно с экспериментами Лау во Франции наступил совершенно тождественный период сумасшедших спекуляций в Англии. В 1711 году, когда война с Испанией и Францией ввела английское правительство в значительные долги, английский банк находился в очень стеснённом положении и дисконт векселей сильно поднялся, — тогдашний новый первый министр, граф Оксфорд, задумал успокоить тревогу капиталистов новою финансовою операциею, которая состояла в том, что был назначен фонд для покрытия неуплаченных процентов по государственным долгам. В то же время, чтобы найти предлог для привлечения новых капиталов, было образовано торговое общество, к которому участников стали заманивать обещаниями больших барышей. «Купцы, — говорит лорд Махон, — не замедлили накинуться на позолоченную приманку и им уже казалось, что они видят перед собой сверкающее Эльдорадо. Вспоминали успехи Дрейка и снова принялись за мечты Ралея[1]. То же настроение охватило всю нацию, и многие, едва знавшие, где находится Америка, были вполне убеждены, что она вся покрыта золотом и драгоценными каменьями». Дело в том, что ещё в царствование королевы Елизаветы английские мореплаватели, побывавшие в испанской Америке, возбудили между своими соотечественниками преувеличенные представления о тамошних богатствах и о выгоде торговли с этими странами. Богатства, добытые испанцами в Вест-Индии, давно кололи глаза англичанам. И вдруг правительство пускает в публику предложения известного рода и доводит до всеобщего сведения, что намеревается вооружёнными силами основать в Южной Америке колонии, так как там будто бы находятся несметные количества золота, серебра и драгоценных пряностей, с необыкновенною выгодою вымениваемые на присылаемые туда из Европы мануфактурные товары; вдобавок приверженцы правительства распускают слух, что испанцы готовы уступить англичанам четыре гавани в южных морях у берегов Перу и Чили для ограждения тамошней торговли. При помощи всех этих манёвров нетрудно было провести в парламенте решение, которым декретировались следующие меры: обеспечение процентов государственного долга, устройство общества для торговли в южных морях, поощрение рыболовства, беспошлинная торговля невыделанным железом с Испанией и отмена закона о вербовке матросов.
В этом же акте парламента заключался перечень текущих долгов, сделанных на ведение войны, а также смета расходов, которые понадобятся на тот же предмет в будущем году. Всё это вместе составляло сумму в 9 471 325 фунтов стерлингов; проценты с этой суммы, считая по шесть процентов, составляли 568 279 фунтов стерлингов. Как на источник для уплаты этих процентов парламентское постановление указывало на пошлины с вин, уксуса, табаку, ост-индских товаров, выделанного шёлку, китового уса и некоторых других предметов, причём было оговорено, что в случае, если пошлины эти не покроют указанной суммы, дефицит должен быть пополнен из сумм морского министерства. В случае же оказался бы излишек, он должен быть употреблён на погашение вышеозначенного капитала. Парламентское постановление уполномочивало правительство включить своих кредиторов, то есть владельцев государственных обязательств на вышеназванные суммы, в состав новообразуемого общества, «дабы торговля с южными морями, — как гласило постановление, — могла быть ведена к чести, преуспеянию и обогащению нашей страны». Обществу даровалось тем же парламентским актом 8000 фунтов ежегодно на расходы управления. Чтобы не подрывать привилегии английского банка, обществу запрещено было выдавать деньги под залог своих акций и вообще делать какие бы то ни было ссуды на сроки менее полугода; оно не должно было иметь и не имело права дисконтировать векселей. Зато общество, начиная с 1 августа 1711 года, получило исключительное право торговли со всеми государствами, странами, островами, городами, местечками, гаванями, бухтами и местностями Америки, лежащими на восточном её берегу, от реки Ориноко и вплоть до южной части Огненной Земли, а также на западном её берегу, от мыса Горна и до северной части Америки; то же право исключительной торговли присваивалось указанной компании относительно всех земель, лежащих в пределах вышеозначенных границ и считающихся принадлежащими испанской короне, а также и таких, которые имеют быть открыты в пределах этих границ в будущем и не будут отстоять далее 300 французских льё от материка Америки. Изъятыми остались лишь Суринам и Бразилия, то есть земли, принадлежавшие Португалии и Нидерландам и остававшиеся открытыми для торговли всех великобританских подданных, между тем как право торговли в выше обозначенном районе присваивалось исключительно лишь новообразуемому обществу, его агентам и факториям. Обществу в то же время в пределах, отмежёванных для его деятельности, присваивалась законодательная и судебная власть. Всякий, кто, не принадлежа к обществу или не получив разрешения от последнего, позволял себе торговать в этих странах или хотя бы только посещать их, лишался своего корабля, своих товаров и, кроме того, должен был заплатить сумму, представлявшую двойную стоимость того и другого. Из этого штрафа одна четверть поступала в пользу правительства, одна четверть в пользу доказчика и половина — в пользу общества. Компания становилась исключительной собственницей всех городов, фортов и островов, которые она впредь откроет, и должна была владеть ими на праве ленного владения, полученного милостью правительства, и с уплатою ежегодной подати в одну унцию золота, если таковая потребуется. Компания имеет право прибегать к силе оружия для ареста всех лиц, торгующих без её разрешения в её владениях, а также для конфискации кораблей и товаров, принадлежащих указанным лицам. Все призы, захваченные таким образом, поступают целиком в собственность общества.
Долговые обязательства общества должны были писаться на имя того лица, которому они выдавались, но могли быть переуступлены и другому лицу посредством передаточной надписи. Известный процент основного капитала общества должен был отчисляться на образование особого фонда, с тем чтобы фонд этот употреблялся на споспешествование рыболовному промыслу. Директора общества не могли одновременно занимать какую-нибудь должность в Английском банке или в Ост-Индской компании. Общество имело право вербовать войска для защиты своих владений. Такова была, в главных чертах, сущность знаменитого постановления.
Тотчас же по образовании общества акции его значительно поднялись в цене. Уже в следующем году оно решило отправить экспедицию с грузом стоимостью в 200 000 фунтов стерлингов. Вследствие этого решения в июле 1712 года общество выпустило облигаций на 200 000 фунтов стерлингов. В том же году были вновь организованы Африканская и Ост-Индская компании. В ноябре 1711 года курс акций привилегированных обществ был следующий:
| Акция Ост-Индской компании | 124,5 | ф. |
| Акция Английского банка | 111,25 | » |
| Акция Южно-Американской компании | 77,5 | » |
| Акция Королевской африканской компании | 4,5 | » |
На общем собрании Южно-Американского общества, происходившем 2 июня 1713 года, президент, граф Оксфорд, (он же — лорд-канцлер казначейства) возвестил, что испанское правительство даровало обществу, с изъятием своих собственных подданных, монополию торговли неграми во всех испанских владениях в Южной Америке (так называемый Ассиентский договор). В то же время обществу разрешалось, вместо ежегодной отправки одного корабля в 500 тонн, отправить в первый год один корабль в 600 тонн с товарами в северные порты испанской Вест-Индии. Для этой цели английское правительство ссудило общество двумя из своих собственных кораблей, а общество сделало новый выпуск облигаций на 200 000 фунтов стерлингов. Правительство выговорило себе четвёртую часть так называемой ассиентской торговли; впоследствии, впрочем, оно предоставило её обществу всецело, с тем условием, чтобы из части барышей, получавшихся ежегодно с вышеупомянутого корабля, 21,25 процента выплачивались обществом известным личностям, в числе которых называли лорда Болингброка, леди Массау и Артура Мура, а также 7,5 процентов испанскому агенту при английском дворе, дону Мануэлю Манассасу Гиллигану. Из этого мы можем видеть, что и в Англии дела были не лучше, чем во Франции. В 1714 году королева Анна к двум вышеназванным кораблям прибавила ещё подарок двух военных кораблей, и этот подарок был подтверждён королем Георгом I, вскоре после того вступившим на престол. В начале 1715 года все четыре корабля отплыли в Америку. Гавани, в которых общества долженствовали прежде всего открыть свою торговлю и основать свои фактории, были нижеследующие: Панама, Портобелло, Картахена, Вера-Крус, Буэнос-Айрес и Гавана. В этом же (1715) году главный капитал общества, который до этого состоял из 9 177 967 фунтов стерлингов, был увеличен на 822 033 фунтов, так что он составил 10 000 000 фунтов стерлингов. В том же году отплыл из Стэпеля[2] первый ежегодный корабль общества. В 1717 году решением парламента ежегодный фонд общества был уменьшен с 600 000 фунтов стерлингов на 500 000, с тем чтобы излишек в 100 000 фунтов, получавшийся таким образом, употреблялся на образование фонда погашения. При этом было оговорено, что общество и по совершении этого погашения будет продолжать своё существование. В марте 1712 года был отправлен из Стэпеля второй корабль Южно-Американского общества. В этом году общество понесло большие убытки вследствие возобновления войны с Испанией. В 1719 году общество умножило свой основной капитал на 1 746 844 фунтов, которые за ежегодный процент в 87 342 фунтов были уступлены правительству, чтобы дать ему возможность выплачивать лотерейные выигрыши займа 1710 года (сам заём долженствовал быть погашен годичными рентами в тридцать два года). Но операция эта почти совсем не удалась вследствие противодействия владельцев выигрышных бумаг.
Мы намеренно проследили по возможности подробно развитие Южно-Американской компании с самого её основания, чтобы тем резче выставить контраст с финансовыми событиями 1720 года. Невзирая на предшествующий опыт Франции, который в этом году уже закончился страшной финансовой катастрофой и мог бы служить устрашающим примером, и для Англии настал период сумасшедших спекуляций, который разве только в размерах сумм уступал спекуляционному опьянению, овладевшему Францией. Один старинный историк называет 1720 год эпохою, до такой степени замечательною по тем необычайным, романтическим проектам, предложениям и предприятиям, которыми увлекались и частные лица, и нация, что этот год следовало бы постоянно сохранять в памяти, и это не только потому, что подобного ему не было и, должно надеяться, не будет, но и потому, что он должен служить вечным предостережением законодателям и министрам Англии, чтобы они никогда более не предоставляли одному человеку возможности эксплуатировать таким наглым и позорным образом легковерие нации, отвлекая её от правильной, трудовой деятельности.
Уплата долгов государства компанией Лау породила в Англии подобные же стремления и вызвала предложения множества жадных до наживы прожектёров, которые искали средств к уплате долгов государства в искусстве фокусника, вместо того чтобы искать их в действительных сбережениях. Правительство около этого времени пришло к решению выкупить все ренты царствования Вильгельма и Анны. Большинство этих рент было рассчитано на девяностолетний срок погашения, некоторые на девяносто шесть и девяносто восемь лет; общая сумма, уплачиваемая по ним ежегодно, составляла около 800 000 фунтов стерлингов. Так как в 1710 году тогдашним директорам Южно-Американского общества посчастливилось выкупить бо́льшую часть рент выигрышного займа, то и теперь министерство побудило директоров общества обратиться к правительству с предложениями о выкупе остальных рент. И точно, общество, рассыпаясь в уверениях своего усердия и своей готовности уменьшить бремя государственного долга, — ибо бог был свидетелем, говорит Андерсон, что частный интерес тут был не при чём, — обратилось к парламенту с предложением уплатить на 3 500 000 фунтов стерлингов государственного долга.
Предложение это возбудило соревнование Английского банка, который тотчас предложил двумя миллионами более, чем Южно-Американское общество; но тогда последнее, с своей стороны, надбавило ещё два миллиона. На это предложение 7 567 500 фунтов, к которому ещё присовокуплялось предложение предоставить в течение одного года в пользу публики покупную цену всех тех долгосрочных рент, которые не будут капитализированы, Английский банк отвечал другим, ещё более выгодным предложением — выдавать за каждые 100 фунтов долгосрочных рент — 1700 фунтов банковыми билетами. Но директора Южно-Американского общества до такой степени утратили всякое чувство меры, что они стали носиться с проектом о покупке капиталов Английского банка, Ост-Индской компании и всех государственных фондов казначейства, с целью присоединить их к своему собственному капиталу.
Невзирая на то, что проект этот не встретил сочувствия, уже один слух о нём поднял акции общества до 126%.
В конце концов последнее предложение общества было принято парламентом, который утвердил билль, имевший целью: «Доставить указанному обществу средства увеличить свой настоящий основной капитал через выкуп нижепоименованных государственных займов, доставить ему денежные суммы, которые должны быть употреблены на уменьшение бремени государственных долгов, а также доставить ему возможность изъять из обращения теперешние свидетельства казначейства, оставшиеся невыкупленными (текущий долг) и заменить их новыми бумагами, которые в самом казначействе или поблизости от него могли бы по мере требования быть вымениваемы и пускаемы в обращение». Этот билль прошёл в нижней палате. Во время прений о нём курс Южно-Американских акций подвергался сильнейшим колебаниям и доходил до 319 процентов. В верхней палате билль встретил сильное сопротивление. Против него возражали, «что он способствует обогащению немногих личностей в ущерб интересам большинства; что он поощряет опасную и обманную торговлю акциями, и что через это народ отвлекается от производительной торговли и от трудовой деятельности; что безумное повышение курсов на Южно-Американские акции в то время, когда билль ещё не принят, представляет опасную приманку для нелепых и опрометчивых людей, завлекая их обманчивой надеждой обогащения и побуждая их через это бросать свои трудовые деньги на приобретение воображаемого богатства; что национальная торговля должна быть организована более в видах обогащения публики, нежели в видах обогащения отдельных личностей; что план этот между тем клонится как раз к обратному, так как в случае, если Южно-Американские акции удержатся на 300%, прежние акционеры выиграют 30 миллионов, между тем как публика должна будет довольствоваться одною четвертью этой суммы; что, хотя ни одно из предложений обоих соперничающих учреждений не заслуживает быть принятым, но что предложение Английского банка всё же имеет некоторые преимущества, так как банк по крайней мере определённо заявляет, во что он намеревается оценить долгосрочные ренты в своём фонде; что, наконец, если, невзирая на всё это, предложения Южно-Американского общества будут приняты, то следовало бы по крайней мере ограничить повышение акций указанного общества, чтобы предотвратить наиболее опасные последствия акционерной спекуляции».
Невзирая на эти возражения, билль всё-таки прошёл и в верхней палате. В видах осуществления обширных замыслов, Южно-Американская компания была уполномочена добавочным решением парламента выпустить новые свидетельства казначейства на сумму до одного миллиона фунтов стерлингов и собрать капитал для уплаты государственных долгов посредством выпуска акций в четыре серии. Далее компания уполномочивалась требовать от акционеров добавочных взносов, открывать подписки, выдавать годичные ренты, подлежащие впоследствии выкупу и вообще употреблять для доставления себе необходимого капитала все меры, какие только будут утверждены её общими собраниями.
Общество обязалось выплатить владельцам долгосрочных рент стоимость последних по расчёту двадцатилетнего с них дохода, а владельцам краткосрочных рент — стоимость, капитализированную из пятнадцатилетнего дохода. Цена эта была выше той, которую владельцы рент могли бы получить на денежном рынке; спекуляция состояла в том, что общество в отношении бумаг, которые оно выдавало в обмен рент, не было обязано держаться никакого определённого курса. Вся сумма выкупа этих рент составляла 15 118 072 фунтов стерлингов. Пятипроцентные долги в государственном казначействе и в банке простирались до 11 779 660 фунтов, а четырёхпроцентные до 4 766 821 фунта стерлингов, так что если бы все вышеупомянутые государственные долги, доходившие до 31 664 554 фунтов стерлингов были выплачены, основной капитал общества увеличился бы на 43 441 399 фунтов стерлингов.
Директора Южно-Американской компании открыли подписку на 200 000 акций нового выпуска по курсу 300 процентов. Несмотря на то, что дело происходило в 1720 году и что плачевный конец французского общества колонизации берегов Миссисипи мог бы служить предостережением, акции уже в первый день подписки поднялись до 325%. Публика, и в том числе лица весьма высокого общественного положения, так рвались из-за этой подписки, что выпуск акций увеличили на сумму 2 250 000 фунтов стерлингов. Между тем как старые акции продавались по курсу 60, новые уже теперь стали на 34%.
Но, по-видимому, и эти несообразно высокие курсы не удовлетворяли алчности ажиотирующих членов правления. Начали устраивать дальнейшее повышение курсов другими искусственными средствами, и в следующем же общем собрании полугодовой дивиденд как для старых, так и для новых акционеров был определён в 10%. В том же общем собрании, чтобы облегчить торговлю акциями на бирже, решено было отпускать их в кредит на четыре месяца за четыре процента. Количество акций, могущих быть таким образом отпущенными в кредит, было определено в 500 000 фунтов стерлингов, но впоследствии эта сумма была возвышена до 900 000 фунтов стерлингов. В то же время на лондонскую биржу введена была спекуляция на премии, и, чтобы поднять акции ещё выше, агенты были снабжены значительными суммами. Через эти и тому подобные меры публика была возбуждена до такой степени, что она с жадным нетерпением требовала новых выпусков акций. «Умопомрачение, — говорит Андерсон, — было так велико, что одно решение правления присоединить к своему капиталу ренты, оставшиеся не подлежащими выкупу, побудило многих из владельцев этих рент тотчас же доверить их обществу и начать подписываться на акции общества, не зная даже, какие условия будут им за это предложены». 30 апреля была открыта вторая подписка по курсу в 400%. И этот выпуск был тоже увеличен на 500 000 фунтов стерлингов. 19 мая были объявлены условия уплаты по долгосрочным и краткосрочным рентам, не подлежавшим первоначально выкупу. Эти условия, сравнительно с общим безумно спекулятивным духом того времени, были бы ещё довольно выгодны, если бы подписчикам было предоставлено непосредственное участие в управлении возвращаемым им фондом. Но это не входило в намерения «клики» (the Cabale), как называли этот финансовый заговор министров и капиталистов, составленный с целью эксплуатировать публику. Подписчикам на акции был дан шестидневный срок, чтобы принять или отвергнуть предложенные им условия.
Но так как 25 мая акции уже успели подняться выше 500%, то все владельцы акций соблазнились и приняли условия. Безумие начинало овладевать всеми сословиями. Поддаваясь безмерной жажде, люди, как это было и во Франции, сами бросались навстречу своей погибели. На лондонской бирже торговля Южно-Американскими акциями тоже превратилась в игру, и так как всякий в надежде выиграть торопился купить, то курсы вскоре поднялись до баснословной высоты. Подобно тому как во Франции Лау успел сделаться самым влиятельным и наиболее чтимым лицом после главы государства, так и директора и члены правления Южно-Американского общества были окружены сверху и снизу величайшим почётом и многие из первых были даже пожалованы титулом баронетов.
Чэндж-Элли, где помещалась лондонская биржа, вскоре приняла тот же вид, как и парижская улица Кенкампуа. Происходившая в ней давка людей всевозможных званий, без различия возраста и пола, производила почти отвратительное впечатление. Возбуждённое настроение, овладевшее публикой было так велико, что курсы акций подвергались громадным колебаниям. Поднявшись 2 июня 1720 года до 890, они, благодаря тому что этот высокий курс привлёк на следующий день на биржу много продавцов, к вечеру же упали до 640, а к 6 июня снова поднялись до 820.
Хотя Арчибальд Гёчсон и старался раскрыть публике глаза своими вычислениями, и хотя курс акций и пал вследствие того, что многие принуждены были продавать свои бумаги, чтобы иметь средства уплатить второй взнос, тем не менее правление с своей стороны энергично противодействовало понижению курса и с этою целью в значительных размерах ссужало акции в кредит по курсу 400.
Этим манёвром, который в новейшее время находил в Германии так часто подражателей, не только количество акций было уменьшено, но и лица, получавшие эту ссуду, приобретали через неё средства к покупке новых акций, и таким образом курс снова поднялся почти до 800. Тогда клика рискнула сделать новый выпуск акций на 5 000 000 фунтов стерлингов по курсу в 1000%; уплата по всем акциям долженствовала быть произведена в десять сроков, взносами по 100 фунтов стерлингов. Из 5 000 000 этого выпуска общество в один день раздало акций в кредит на сумму трёх миллионов, чтобы снабдить торговлю акциями наличными деньгами. Вследствие этой биржевой игры акции Южно-Американской компании поднялись до 1050. «В доброй старой Англии, — говорит один старый финансист, — едва ли оставался хотя один мозг, способный ещё высчитывать и соображать вероятные результаты всего этого дела». Безумные спекуляции Южно-Американской компании увлекли за собою и другие главнейшие общества, так что бумаги Ост-Индской компании поднялись до 445, а акции Английского банка до 260. Рассчитывают, что вследствие этого повышения цен общая ценность этих акций, а также бумаг множества других крупных и мелких предприятий, порождённых этою эпохою спекуляций, дошла к концу июня 1720 года до 500 миллионов фунтов стерлингов, то есть в пять раз превысила всё количество наличных денег, находившихся в то время в обращении в Европе.
Одновременно с этим производительные отрасли деятельности были вовсе оставлены или же находились в пренебрежении; торговля бумагами поглощала все силы страны. Пока директора Южно-Американской компании посредством щедрой выдачи своих акций в кредит и других средств поощряли обманную спекуляцию и поддерживали курс акций на его искусственной высоте, возникло множество других эфемерных предприятий, получивших название bubbles (мыльных пузырей) и поддерживавших публику в постоянном возбуждении. Подобно улице Кэнкампуа в Париже, лондонская Чейндж-Элли и прилегавшие к ней кофейни с утра до ночи были набиты людьми, спекулировавшими на эти «мыльные пузыри». Многие из этих личностей пускали в ход старые, утратившие свою действительность концессии, и собирали с помощью их подписки на предприятия, осуществлять которые они не имели права. Другие под ширмою своих старых концессий проводили совсем иные проекты, не имевшие ничего общего с теми предприятиями, на которые концессии были выданы. Наконец третьи обходились вовсе без концессий и эксплуатировали публику посредством самовольно созданных проектов. Худшее в этом было то, что подобные промышленные авантюристы обращались к наиболее многочисленной и наименее достаточной части публики, для которой акции Южно-Американской компании были недоступны по своей дороговизне и которой между тем всё-таки хотелось принять участие в азартной игре счастья. То появлялся проект страхования кораблей и товаров, дававший по подписке миллион фунтов стерлингов, то возникал проект Общества рыболовства в больших размерах, и семь пэров королевства, не считая многих купцов, оказывали ему поддержку своими именами; то вдруг те же имена фигурировали в качестве учредителей под проектом эксплуатации железных копей и подписки давали от 500 000 до 1 миллиона и более фунтов стерлингов. В то же время парламент осаждали ходатайствами о концессиях. Так, например, 8 января 1720 года три пэра Англии, один ирландский пэр и два епископа вместе со многими именитыми лицами дворянского и купеческого сословий просили концессию для покупки и улучшения земель в Англии, для выдачи пожизненных рент и для страхования жизни. Проект этот в скором времени дал подписку в 1 200 000 фунтов стерлингов. Так как предприятие встретило сильное сопротивление, то основатели его купили за 7000 фунтов стерлингов старую концессию, выданную ещё при Карле II, «на повышение уровня вод Темзы в зданиях Уоркгауза», и под этою фирмою старались провести свой проект. Два страховые общества, каждое с капиталом в 1,5 миллиона, были разрешены за обещание доставить по 300 000 фунтов стерлингов на покрытие расходов личного бюджета короля.
Когда опасность от этого потопа эфемерных предприятий обратила на себя внимание влиятельных патриотов, состоялось наконец постановление парламента, так называемое «Постановление о мыльных пузырях», имевшее целью ограничить размеры спекуляционных плутней и объявлявшее недействительными все предприятия, которые возникли после Иванова дня 1718 года под ложными фирмами и на основании устаревших концессий. В постановлении этом сказано: «Так как с 24 июня 1718 года в Лондоне и других местностях королевства, а также и в Ирландии, появились разнообразные проекты, очевидно клонящиеся к ущербу граждан, так как составители этих проектов под ложным предлогом содействовать общему благу позволили себе открывать публичные подписки и привлекать неосторожных людей к подписанию значительных сумм на таковые предприятия, причём хотя чистыми деньгами вносятся и незначительные суммы, но в общей сложности получается весьма крупный итог; во внимание к тому, что многие действуют в качестве привилегированных обществ, выпуская акции и тому подобное; во внимание к тому, что многие действуют, прикрывая себя концессиями, выданными совсем с другими целями или же старыми концессиями, утратившими за непользованием или за злоупотреблением ими свою действительность; во внимание к тому, что все эти проекты наносят ущерб ремёслам, промышленности и благосостоянию населения, для пресечения и предупреждения всех таковых опасных посягательств постановляется: все подобные предприятия и попытки, а также все состоявшиеся в интересе их подписки, квитанции, уплаты и передаточные записи объявляются отныне и навсегда недействительными, и те, которые будут торговать указанными бумагами для себя или в качестве маклеров, подвергаются штрафу в 500 фунтов стерлингов».
Невзирая на то, что запрещение это было несколько раз энергично подтверждено, оно приостановило бумажные спекуляции всего лишь на несколько дней. Назло всевозможным запрещениям, ажиотаж вскоре снова стал процветать более, чем когда-либо. Крушение Общества колонизации берегов Миссисипи, происшедшее около этого времени в Париже, ни для кого не послужило предостерегающим примером. Так же, как и в улице Кенкампуа, курсы поднимались всё выше и выше, и так как от этого некоторое время все выигрывали, наплыв желающих поживиться акциями возрастал с страшной быстротою. Трудовая и промышленная деятельность с каждым днём приходила всё в больший и больший застой, и в то же время роскошь и расточительность ежедневно усиливались. С утра до вечера Чэндж-Элли кишела людьми, теснившимися и толкавшимися в отчаянном беспорядке, и среди непрерывного крика и перебранок акции Южно-Американской компаний и бумаги «мыльных пузырей» брались нарасхват. Ни одного дня не проходило без того, чтобы в газетах не появлялось новых проектов, превозносимых в напыщенных рекламах и служивших приманкою на новые подписки. В одних требовался первоначальный взнос всего только в шесть пенсов чистыми деньгами, в других — только один шиллинг со ста, в третьих — только один шиллинг с тысячи. Некоторые из безымянных бухгалтеров, состоявших при этих подписках, исчезали, по рассказу летописца, тотчас же по получении первого взноса, а с ними вместе исчезали и книги, в которые заносилась подписка; оказывалось, что место, где они производили свои операции, было нанято ими всего на один день. Те проекты, по которым взносился процент в десять шиллингов, уже пользовались покровительством личностей, занимавших видное общественное положение. Знатные особы обоего пола были сильно замешаны в эти спекуляции на мыльные пузыри, так как ненасытная жажда наживы успела охватить все общественные слои. Мужчины, рассказывает один современник, являлись в винные погреба и в кофейни на свиданье с своими маклерами, а дамы с тою же целью сходились у модисток и в ювелирных магазинах. Когда ослепление достигло своей высшей ступени, случалось зачастую, что какой-нибудь наглый обманщик нанимал всего лишь на несколько часов комнату в каком-нибудь кафе или другом помещении близ Чэндж-Элли и открывал подписку на какое-нибудь предприятие, имевшее касательство к торговле, промышленности или какому-нибудь мнимому изобретению; проект предприятия обыкновенно был состряпан на скорую руку в собственном мозгу авантюриста или же украден им у какого-нибудь другого специалиста этого дела; если предприятие за день перед тем было надлежащим образом рекламировано в газетах, то можно было рассчитывать, что в несколько часов подписка дойдёт до нескольких миллионов фиктивного фонда. Между этими мыльными пузырями во многих обман был до такой степени очевиден, что они не представляли ни малейшего вероятия осуществимости. Но ослепление публики было так велико, что нашлись аферисты, которые не стеснились публиковать в газетах о своём проекте в следующих выражениях: «Подписка на капитал в два миллиона на одно предприятие, обещающее большие выгоды и цель которого будет объяснена впоследствии». Один современник вспоминает о так называемых «свидетельствах Земного шара», которые продавались на бирже по шестьдесят гиней и более, и которые между тем состояли просто-напросто из квадрата, вырезанного из игральной карты; на этом квадрате был накапан сургуч с печатью одного соседнего погребка, торговавшего под вывескою «Земного шара». Никакого имени на этих свидетельствах выставлено не было; на них просто стояла надпись: «Парусинные свидетельства», что означало, что обладателям их дозволено будет впоследствии подписаться на акции парусинной фабрики, затеянной человеком, о котором знали, что он нажил большие деньги, хотя впоследствии он умер опозоренным и нищим. «Одна компания для эксплуатации горного промысла, — рассказывает Д. Фрэнсис, — отличалась необычайным благородством своих стремлений. В уставе её было оговорено, что ни один из директоров не имеет права оставлять за собою более двухсот акций, что все остальные акции должны быть предоставлены в распоряжение публики и что вообще во всём ведении дела должна соблюдаться величайшая добросовестность. Но, к сожалению, добрыми намерениями вымощена дорога в ад. Тысячи акций были распределены между членами правления. Директора и агенты компании уволили себя от обязанности делать по ним взносы. Они просто поручили маклерам купить одну тысячу акций, которые оплачивались деньгами общества. Курсы поднялись; акции были перепроданы с барышом, между тем исследование о стоимости копей, которые были приобретены компанией за одиннадцать тысяч фунтов стерлингов, показало, что копи эти не стоили и четырёхсот фунтов. За другие копи было заплачено свыше ста тысяч фунтов стерлингов, но они впоследствии оказались не имеющими ровно никакой цены». Подобные проделки повторялись на каждом шагу. Так, одно общество приглашало публику к участию в предприятии, обещавшем громадные выгоды, хотя никому не говорилось, в чём должно было состоять это предприятие. Каждый подписчик, внёсший два фунта на акцию, получал право на ежегодный доход в одну тысячу фунтов. Таким образом, в какие-нибудь пять часов в руках предпринимателей очутилось до двух тысяч фунтов стерлингов. Другое общество приглашало к подписке на осуществление perpetuum mobile. Находились и шутники, потешавшиеся над сумасбродством публики. Так, в Чэндж-Элли было открыто мнимое бюро для принятия подписки на один миллион фунтов стерлингов. Цель подписки не была объявлена. Тем не менее, нашлось множество охотников, которые, в полном убеждении, что составят себе этим путём состояние, повалили в бюро взносить по пять шиллингов на каждую тысячу шиллингов, на которую они подписывались. Когда таким образом была собрана порядочная сумма, появилось объявление, приглашавшее подписчиков немедленно взять свои деньги назад, так как авторы проекта хотели только посмотреть, скольких дураков можно поймать в один день. Другой шутник посмеялся над публикой в следующем газетном объявлении:
«В некоем (вымышленном) месте в следующий четверг откроется подписка на предприятие, имеющее целью растапливать древесные опилки и отливать из них доски без щелей и без трещин».
Эти шутки очень метко характеризовали тогдашнее безумие, так как многие из затеянных в то время спекуляций отличались такою очевидною нелепостью, что, по-видимому, ребёнок не мог бы им поверить. А между тем и эти предприятия встречали доверие и на них наживалось и проживалось много денег. Многие из подписчиков сами отлично понимали неосуществимость этих проектов. Весь их расчёт состоял в том, чтобы добиться повышения курса на приобретаемые ими временные свидетельства и затем перепродать их более легковерным людям, чем они сами. Первые покупщики легко находили вторых покупщиков, дававших ещё более высокую цену, так как со всех концов страны прибывали всё новые и новые простодушные охотники до наживы. Наплыв публики в Чэндж-Элли был так велик, что одна и та же бумага продавалась на одном конце улицы на десять процентов дороже, чем на другом.
Этих немногих примеров, взятых из сотни им подобных, достаточно, чтобы показать степень безумия, овладевшего английской публикой в этот период.
Один из современников в назидание потомству составил список главнейших эфемерных предприятий того времени. В списке этом мы находим двести два «мыльных пузырей», фигурировавших под различными наименованиями и выставлявших в своём заголовке различные промышленные и даже филантропические цели. (Так в списке мы встречаем «Общество для пособия трудолюбивым людям», «Общество для снабжения бедных ремесленников работою», «Общество для покупки и возвращения кому следует незаконно отнятых имуществ» и так далее.) Страсть к спекуляциям так овладела всеми, что даже наследный принц дал позволение выставить его имя во главе одного из этих предприятий и, хотя Уолпол стыдил его тем, что «мыльный пузырь принца Уэльского» будет продаваться в Чэндж-Элли по сбавленной цене, принц тем не менее не устранился от предприятия, пока не нажил на нём сорок тысяч фунтов стерлингов. Всеобщий крик, выражаясь словами поэта, был следующий:
Get money, money still
And then let virtue follow, if she will.
This, this the saving doctrine preached to all,
From low St. James’s to high St. Paul;
From him whose quill stands quivered at his ear,
To him who notches sticks at Wesminster.
Пока дело шло на повышение, директора самым усердным образом участвовали в торговле бумагами и великодушно делились своими барышами с своими приверженцами. Герцоги и герцогини получали свои сотни тысяч, и статс-секретари — свои десятки тысяч фунтов. Все спекулировали и все ликовали.
Стоимость всех предметов потребления возросла до баснословных цен[3]. В то же время многими умами стали овладевать самые эксцентричные идеи. Две личности — дама и господин — объявили, что ни за что не согласятся нажить менее трёх миллионов фунтов стерлингов. Господин замышлял на эти деньги купить польскую корону; мечта дамы была не менее царственного свойства. Над ними обоими подсмеялся в стихах один поэт. Когда «мыльный пузырь» лопнул, не осуществив их грандиозных желаний, оба обратились к астурийским копям за тем, в чём отказали им Южно-Американские акции. Маркиз Чендос затратил на покупку акций 300 000 фунтов стерлингов, и когда он реализовал скромный барыш в 100%, герцог Нью-Кэстль[4] советовал ему продать; но маркиз был слишком алчен; он надеялся нажить ещё больше, а потому не послушался доброго совета; между тем пришла паника, и все его деньги пропали. Сэмьюэл Чэндлер, всеми уважаемый диссидентский проповедник, рискнул всем своим состоянием на спекуляции, потерял всё и принуждён был два или три года служить конторщиком в одном книжном магазине, причём не переставал исполнять обязанности и духовного своего сана. Старший Скрэгс подарил писателю Гею[5] акций Южно-Американской компании на тысячу фунтов стерлингов; последний стал очень ловко спекулировать на эту сумму, и барыш его в одно прекрасное утро возрос до 20 000 фунтов стерлингов. Он попросил совета у доктора Арбоутнота, и тот настаивал, чтобы он реализовал свои бумаги. Поэт не решился сразу последовать этому совету, промедлил и потерял всё. Сам доктор, умевший так хорошо советовать, был слишком нерешителен, чтобы поступать согласно с теми указаниями, которые он давал другим, и таким образом потерял 2000 фунтов; он, впрочем, утешился, заметив с философским равнодушием, что это только означает, что ему теперь нужно подняться на две тысячи лишних ступеней. Некий Томас Гудсон потерял всё своё состояние, сошёл с ума и окончил свою жизнь, бродя по улицам Лондона, где он был известен под прозвищем «десятитысячного Тома», и существовал тем, что уделяло ему сострадание добрых людей. Один купец, поместивший всё своё состояние в акциях Южно-Американской компании, отправился в Лондон продать их в то время, когда они стояли на 1000 фунтов стерлингов. Но в момент его приезда курс их упал до 900; он решился повременить с продажей; между тем, курс продолжал падать всё ниже и ниже, купец продолжал удерживать их за собою и очутился в конце концов разорённым человеком.
Другие были счастливее. Великолепный дом сэра Грегори Пэджа в Блэкгите был выстроен на деньги, нажитые посредством акций Южно-Американской компании. Две сестры, которые продали свои акции по курсу 970, поместили вырученные таким образом деньги в бумагах Мореходной компании в то время, когда эти бумаги стояли на 25% ниже пари; сёстры нажили через эту операцию большие барыши, так как бумаги вскоре поднялись до номинальной своей цены. Однажды поздно вечером перед дверью банкирского дома Гэнки и Ко, остановился какой-то неизвестный человек и передал одному из представителей фирмы тщательно завёрнутый и запечатанный пакет на хранение. Проходили дни, недели, месяцы и годы, а между тем незнакомец больше не показывался. По истечении третьего года пакет был вскрыт в присутствии всех членов фирмы и, к общему удивлению присутствующих, в нём оказались 30 000 фунтов стерлингов при письме, в котором говорилось, что деньги эти были выиграны на акциях Южно-Американской компании и должны быть розданы бедным.
Так как всему под луною настаёт конец, то и для спекулятивной горячки, вызванной Южно-Американскими акциями, пробил последний час. По странному совпадению обстоятельств случилось так, что сами директора компании подали сигнал к крушению, в котором лопнули мыльные пузыри и всё воздушное здание рушилось. Когда акции общества достигли наивысшего своего курса — без малого 1100 — и все манёвры ажиотажа оказались бессильными поднять их ещё выше, правление, которым овладела сумасбродная мысль, что причина этой остановки заключается во множестве других эфемерных частных предприятий, выхлопотало правительственное распоряжение, которым, наконец, существованию мыльных пузырей не на шутку полагался предел. Это распоряжение, так называемое scire facias[6] настаивало на исполнении вышеупомянутых постановлений парламента, направленных против мыльных пузырей. Опубликование его по королевскому повелению в «Лондонской Газете» повергло всех прожектёров и руководителей этих плутовских предприятий в такую панику, что мыльные пузыри стали лопаться с такою же быстротою, с какою перед этим раздувались до своих чудовищных размеров. Курсы падали с неимоверною скоростью, — ещё скорее, чем они повышались в былые времена, и по прошествии нескольких дней нельзя было найти покупщиков ни для одной из этих бумаг. Наглые спекуляции возвратились в первоначальное ничто, из которого они возникли. Изобретатели их попрятались, и Чэндж-Элли вскоре сделалась так же тиха и пустынна, как она всего несколько дней тому назад была шумна и многолюдна. Одни были вконец разорены, другие стыдились признаться в своей наживе и притаились. Но это был лишь пролог. Теперь настала очередь Южно-Американских акций. После опубликования scire facias и во время общего собрания, на котором определён был дивиденд, акции стояли в июне 1720 года, со включением дивиденда, на 850. С того времени они начали падать; лишь с помощью различных ухищрений, к которым прибегала клика заинтересованных спекулянтов, удалось удержать их до 22 августа на 820. Около этого времени посчастливилось осуществить по ним ещё один взнос денег, но затем уже падение акций возобновилось с неудержимою силою. Директора теперь сожалели об опубликовании Scire facias и, чтобы предотвратить гибельные последствия этой меры по крайней мере для собственных своих акций, определили дивиденд следующего полугодия в 30% и дошли даже до того, что обещали в течение следующих затем двенадцати лет уплачивать не менее 50% дивиденда. Но все эти проделки не могли уже более удержать падение акций. Второго сентября 1720 года акции пали до 680, а 20 сентября — до 410. Тут общее собрание повторило ту же ошибку, в которую впал и Лау, и само понизило цену акций последнего выпуска с 1000 на 400. Невзирая на то, что при этом не переставали морочить публику разными благоприятными толкованиями, что банк изъявил готовность взять на себя за 4 000 000 фунтов стерлингов все подлежащие погашению долги Общества, (так называемый банковый компромисс) — дело было всё-таки безвозвратно проиграно. Правда, удалось на одну минуту поднять ещё раз курс акций до 670, но на следующий же день они снова пали до 550. Двадцать девятого сентября понижение их дошло до того, что они стояли на 175.
Рука об руку с этим страшным падением курсов шло банкротство торгового люда и публики. Купцы и капиталисты так осаждали своими требованиями Английский банк и частные банкирские конторы, что даже Английский банк очутился в опасности и ограничил свои операции, а многие купцы и банкиры нашлись вынужденными приостановить свои платежи. Потери частных лиц были громадны, бедствие — беспредельно, и многие годы прошли, прежде чем публика оправилась от удара, который для многих поколений должен был служить предостерегающим примером. Многие иностранцы, поместившие свои деньги в английских бумагах, также понесли через крушение южно-американской спекуляции значительные убытки. Один только бернский кантон, как утверждают, остался в больших барышах.
Парламент назначил тайную комиссию для расследования дел компании, и комиссия эта, как говорят, открыла самые поражающие факты. В книгах в рубрику прихода вписывались фальшивые или вымышленные суммы. Там, где должны бы были стоять имена, оказывалась белая бумага. Помарки и поправки попадались в изобилии. Из некоторых гроссбухов были вырваны целые листы. Некоторые документы были уничтожены, другие — скрыты. Секретарь показал, что «если бы он смел раскрыть всё, что ему было известно, вышла бы такая картина, что целый мир изумился бы». Двенадцать миллионов чистыми деньгами были выданы взаймы под залог трёх миллионов акциями. Из важнейших документов были вырваны имена.
Самому исследованию старались воздвигать на каждом шагу всевозможные препятствия. Одного писца осыпали проклятиями за то, что он случайно присутствовал при заседании комиссии; вышло наружу, что один из директоров компании вцепился этому писцу в лицо, изо всех сил щипал ему щёки и грозил ему, что «если он только осмелится проболтаться о слышанном в заседании — тут ему и смерть». Хотя, по всей вероятности, все члены Палаты депутатов были замешаны в проделки компании, тем не менее они как корпорация сочли нужным предать порицанию то, что каждый из них делал в отдельности, и объявили всю эту процедуру продажной, постыдной и опасной.
Прения в обеих палатах были очень бурные; некоторых членов прогнали, другие убежали сами. На помощь государству в денежном его затруднении был призван Английский банк. Так кончилась эта замечательная драма.
Состоялось соглашение, вследствие которого удалось спасти существование Южно-Американской компании, но большая часть капитала акционеров была промотана, расхищена и пропала безвозвратно. Само общество продержалось ещё до половины XVIII столетия. Оно старалось исправить причинённое зло посредством промышленных предприятий, преимущественно устраивая китоловные экспедиции; но большинство этих предприятий, за немногими лишь исключениями, тоже оказывались неудачными, и наконец общество окончило своё существование, всеми позабытое и никем не оплакиваемое.
Андерсон приводит очень меткое сравнение, сделанное Арчибальдом Гётчсоном относительно операций Южно-Американской компании; по его словам, многие были в то время того мнения, что если бы сравнение это сделалось известно публике во время приглашений к подписке на акции, то последующая беда была бы предотвращена. В этом мы позволим себе сомневаться, так как публика обыкновенно образумливается лишь тогда, когда понесёт убытки. Тем не менее мы считаем не лишним привести нижеследующую схему расчёта.
Некто А, имеющий в торговом предприятии 100 фунтов стерлингов капитала, уверяет, что эти 100 фунтов, вследствие многих льгот и преимуществ, которыми он пользуется, стоят 300 фунтов. В, полагаясь на великую мудрость и честность А, просит его, чтобы он при этих условиях принял его в компаньоны и вносит на свой пай 300 фунтов. Так как вслед за тем распространяется уверенность в чрезвычайной прибыльности торговли, то С вступает в предприятие с 500 фунтами стерлингов, а за ним следует Д, который вносит 1100 фунтов. Таким образом весь капитал составляет ровно 2000 ф. Если бы товарищество ограничилось одними А и В, то первый выиграл бы 100 фунтов, а второй потерял бы ту же сумму. Но, так как к ним присоединяется Д, то А выигрывает 400 фунтов, В — 200 фунтов, С не теряет и не выигрывает ничего; а Д теряет 600 фунтов. Конечно, если бы А мог доказать, что вышеупомянутый капитал имеет действительную стоимость в 4400 фунтов, то Д не потерпел бы никакой несправедливости, а В и С должны бы были считать, что им оказано одолжение. Но, так как первоначальный капитал стоит только 100 фунтов, то надо сознаться, что В и С обмануты, а несчастный, неосмотрительный Д расплачивается за всех и про всё.
Сравнение это так понятно, что не требует пояснений. А представляет первоначальный капитал Южно-Американской компании; В и С изображают акции первого и второго выпуска, а Д — третью и четвёртую подписку.
Во время самой сильной горячки акции Южно-Американской компании достигали 1050 процентов премии; Ост-Индские акции — 345; акции Английского банка — 164, акции Африканской компании — 177, акции Миллионного банка — 340, акции Компании для фабрикации лощёной тафты — 150, акции Английской компании для фабрикации медных изделий — 100, акции Компании темпльского медного завода — 240, ещё прежде, чем взносы по акциям были уплачены. Бумаги компании сэра Рйчарда Стиля для доставки живой рыбы в Лондон стояли на 160% премии, бумаги Оркнейского рыболовства — на 225, а свидетельства Земного шара, о которых было говорено выше, достигали премии в 700 фунтов стерлингов. Остальные бумаги стояли на соответствующей высоте, и всё это вместе взятое являло пример ослепления, которому ничего подобного нельзя найти ни в каком другом периоде истории.
Примечания править
- ↑ См. Уолтер Рэли в Википедии. — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Ошибка перевода. Немецкое выражение vom Stapel gelassen переводится как спускать со стапеля (на воду). — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Так, за заднюю часть ветчины платилось от трёх до пяти гиней.
- ↑ См. Герцог Ньюкасл в Википедии. — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ См. Джон Гей в Википедии. — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Обыкновенно этим названием обозначают письменное приглашение суда данному лицу объяснить причину, по которой судебный приговор не был приведён в исполнение.