Есть благодушные, наивные, не то—слишкомъ уже лукавые филантропы, которые не нарадуются существованію у насъ въ Петербургѣ такого, напр., высоко-гуманннаго, высоко-воспитательнаго, наиблагодѣтельнѣйшаго учрежденія, какъ исправительная колонія для малолѣтнихъ преступниковъ. Если о чемъ сожалѣютъ они, въ данномъ случаѣ, то развѣ только о томъ, что у насъ-де, къ великому огорченію филантропическихъ душъ, такихъ благотворительныхъ заведеній еще очень, очень мало… Сладкіе, сердобольные человѣколюбцы, они желали-бы въ своихъ благотворительныхъ мечтаніяхъ, чтобы подобныя учрежденія во множествѣ были насаждены по всему лицу земли русской, чтобы во всѣхъ градахъ и весяхъ, повсемѣстно, среди садовъ, цвѣтниковъ и золотистыхъ нивъ, въ живописныхъ мѣстоположеніяхъ всячески процвѣло столь благодѣтельное, исправительное тюремное заключеніе для этихъ милыхъ, но безвременно погибшихъ или испорченныхъ отроковъ! Вотъ, тогда-бы наступило полное торжество для филантропіи и на землѣ водворился-бы желанный рай!
Филантропія у насъ, въ особенности тюремная, преимущественно носитъ такой, именно, кисло-сладкій, отдающій фарисействомъ характеръ, вдохновляется столь сомнительными, съ точки зрѣнія истиннаго человѣколюбія, идеалами. Она во многомъ напоминаетъ тѣхъ, съ извращеннымъ благочестіемъ, барынь-ханжей, которыя весьма холодны и равнодушны къ человѣку, вообще, но необыкновенно чувствительны и жалостливы къ блажененнькимъ, къ уродцамъ и ко всякаго сорта «каликамъ-перехожимъ». Филантропія точно также любитъ только окончательно падшихъ, неизлечимо искалѣченныхъ физически и нравственно, и, такъ сказать, патентованныхъ убогихъ и нищихъ, совершенно равнодушно, съ вознесенными горѣ взорами, проходя, въ тоже время, мимо «невидимыхъ міру слезъ», мимо невысказанныхъ страданій, мимо всѣхъ тѣхъ, кто еще не палъ, а борется, не утративъ пока чутья и человѣческаго достоинства.
Прекрасное дѣло, безспорно, благотворить убогимъ, калѣкамъ и преступникамъ; но намъ кажется, филантропія дѣлала-бы несравненно еще лучшее, несравненно болѣе отвѣчающее задачамъ человѣколюбія дѣло, еслибы она не брезгала человѣкомъ еще не павшимъ, но готовымъ упасть, если-бы она побольше заботилась предупреждать нищету и паденіе, чѣмъ безплодно возиться съ ними, когда они уже стали совершившимся и, въ большинствѣ случаевъ, неисправимымъ фактомъ, на который, строго говоря, остается рукой махнуть.
Если взглянуть подъ этимъ угломъ и въ соображеніи съ нѣкоторыми сторонними обстоятельствами на колонію для малолѣтнихъ преступниковъ,—несомнѣнно хорошаго учрежденія, говоря безъусловно,—то не представится-ли она нѣсколько страннымъ, во всякомъ случаѣ—крайне уединеннымъ явленіемъ, чѣмъ-то, въ родѣ сентиментальнаго каприза добродѣтели, можетъ быть, и вполнѣ искренней, но очень ужъ близорукой?
Въ самомъ дѣлѣ, какъ разобраться въ такихъ противорѣчіяхъ? Въ моментъ открытія названной колоніи, представляющей собой прекрасно, щедро-обставленную школу, въ Петербургѣ не было еще и мысли объ открытіи, гораздо позднѣе явившихся, общихъ городскихъ училищъ для дѣтей—не преступниковъ, а что касается профессіональныхъ для нихъ школъ, то онѣ и по сію пору находятся въ области pium desiderium.[1] Такимъ образомъ, въ то время, какъ филантропія истощалась въ облагодѣтельствованіи малолѣтнихъ преступниковъ дарами педагогической опеки, знанія и просвѣщенія, тысячи еще неиспорченныхъ дѣтей честныхъ, но бѣдныхъ семействъ были лишены этихъ благъ наотрѣзъ и филантропіи до нихъ никакого не было дѣла.
Логиченъ-ли и сообразенъ-ли съ гуманизмомъ тотъ, напр., повседневный фактъ, что филантропія безъ всякаго вниманія проходитъ мимо десятковъ и сотенъ рыскающихъ по городу голодныхъ, нищенствующихъ дѣтей, выброшенныхъ на улицу на жертву деморализаціи и болѣзни, и при этомъ сама какъ-бы стоитъ за уголкомъ, въ сторонѣ, съ фарисейски-постной миной дожидая, когда эти несчастные малолѣтки окончательно сформируются въ воровъ и преступниковъ, чтобы тогда только взять ихъ подъ свое теплое попеченіе? Мы уже не говоримъ о томъ, что наша филантропія до сихъ поръ ничего почти не дѣлала по отношенію къ маломальскому улучшенію и урегулированію большей частью горькой и тяжкой участи десятковъ тысячъ дѣтей-рабочихъ, закабаленныхъ въ ремесленныхъ мастерскихъ и на фабрикахъ. Только на дняхъ, можно сказать, филантропы наши спохватились наконецъ и учредили «общество попеченія о бѣдныхъ и больныхъ дѣтяхъ», дѣятельность котораго пока весьма ограничена.
Колонія для малолѣтнихъ преступниковъ и разныя исправительныя для нихъ тюремныя отдѣленія, которыми столь тщеславится филантропія, имѣютъ одно несомнѣнно краснорѣчивое и убѣдительное значеніе—значеніе вопіющей улики.
Да, это—неотразимая, страшно крикливая улика противъ того преступника, который называется обществомъ! Это—самое потрясающее «вещественное доказательство» глубокой общественной порчи, подрыва семьи и бѣдственнаго положенія массы!
Безъ сомнѣнія, изъ всѣхъ нравственныхъ аномалій и человѣческихъ уродствъ, порождаемыхъ современнымъ состояніемъ общественнаго союза, малолѣтній преступникъ—самое ужасное уродство и наиболѣе злокачественное болѣзненное явленіе!
У насъ до сихъ поръ никому не пришло въ голову сколько-нибудь изслѣдовать это явленіе и хотябы просто сосчитать, въ точности, всѣхъ дѣтей, принадлежащихъ къ classe dangereuse[2] даже въ предѣлахъ одного Петербурга, въ которомъ, однокожь, множество и статистиковъ, и человѣколюбцевъ разныхъ вѣдомствъ!
Это очень жаль, потому что статистикамъ тутъ было бы что̀ считать и пощеголять любопытными, назидательными выводами. По числу питомцевъ (весьма умѣренному, сравнительно) исправительной колоніи, никакъ нельзя судить объ общемъ количествѣ обрѣтающихся въ средѣ петербургскаго населенія дѣтей-преступниковъ. Филантропія не можетъ похвалиться даже тѣмъ, чтобы она всѣхъ такихъ грѣшныхъ дѣтей, дѣйствительно, брала подъ свое попеченіе.
Между тѣмъ, при ближайшемъ знакомствѣ съ темнымъ міромъ петербургскихъ преступниковъ, какъ профессіональныхъ, сдѣлавшихъ преступленіе своимъ ремесломъ, такъ и случайныхъ, эпизодическихъ, бросается въ глаза весьма ощутительное присутствіе въ его средѣ малолѣтковъ. Даже въ такомъ ужасномъ, чрезвычайномъ преступленіи, какъ убійство, дѣти оказываются иногда виновными; нѣкоторые-же изъ этихъ маленькихъ изверговъ оказываются способными даже на отцеубійство, какъ это показалъ недавній фактъ въ Коломнѣ, гдѣ четырнадцатилѣтній сынъ убилъ топоромъ соннаго отца и потомъ оправдывалъ свое звѣрское преступленіе тѣмъ, что онъ хотѣлъ «воли», которой отецъ ему не давалъ.
Особенно много попадается дѣтей въ средѣ профессіональныхъ воровъ, которые занимаютъ, какъ извѣстно, первенствующую, по численности, рубрику въ уголовной статистикѣ. По собраннымъ точнымъ свѣдѣніямъ о малолѣтнихъ преступникахъ, въ петербургскомъ тюремномъ замкѣ по 1875 г., оказывалось, что огромное большинство ихъ попались за воровство; другіе роды преступленія составляли чрезвычайно рѣдкія исключенія и являлись положительно единичными. Закоренѣлое воровство, по профессіи, изъ нежеланія работать, составляло не болѣе 4%. 96% же воровства объяснялись не привычкой, не наклонностью къ воровству, а часто случайными обстоятельствами, и распредѣлялись такъ: а) 70%—воровство изъ нужды, съ пониманіемъ, однако, тяжести преступленія; б) 15%—воровство по наущенію другихъ или личному минутному увлеченію, безъ пониманія тяжести преступленія; в) 9%—«причастность» въ воровствѣ или вслѣдствіе обмана другихъ, или вслѣдствіе безсознательнаго, случайнаго присутствія во время воровства; г) наконецъ, около 20% насчитывалось невинно осужденныхъ—по «оговору» другихъ. Громадный процентъ воровства «изъ нужды» объяснялся бѣдностью родителей, произволомъ нанимателей относительно рабочихъ вообще и особенно малолѣтнихъ; но самой главной причиной было крайне бѣдственное положеніе дѣтей, отдаваемыхъ въ обученіе ремесламъ.
Завсѣмъ тѣмъ, изъ тѣхъ-же достовѣрнихъ свѣдѣній видно, что на мелкія кражи—отъ 10-ти и менѣе коп. до 10-ти рублей—приходится болѣе 80%; кражи крупныя—до 100 рублей и болѣе—представляютъ исключенія. Повторительные случаи преступленій (рецедивизмъ), за исключеніемъ указанныхъ выше 4%, объясняются или крайнею нуждой, или случайностью.
Кстати, укажемъ здѣсь также на составъ малолѣтнихъ преступниковъ по состоянію и сословіямъ. Здѣсь, рядомъ съ дѣтьми бѣдняковъ, находимъ дѣтей состоятельныхъ родителей; вмѣстѣ съ крестьянскими дѣтьми—дѣтей дворянъ, духовенства, чиновниковъ, купцовъ; рядомъ съ совершенно безграмотными—лицъ, прошедшихъ первые классы среднеучебныхъ заведеній. Это показываетъ, что, при существующемъ порядкѣ вещей, ни состояніе, ни привиллегированность, ни даже извѣстная степень образованности не застраховываютъ дѣтей отъ преступленій. Словомъ, это—язва всесословная!
Одинъ изслѣдователь замѣтилъ, однако, судя по составу колоніи для малолѣтнихъ преступниковъ, что среди сихъ послѣднихъ ощутительно преобладаютъ питомцы воспитательнаго дома. Въ петербургской колоніи существуетъ для нихъ даже особый пріютъ, воздвигнутый и содержимый администраціей воспитательнаго дома,—такъ, значитъ, много у нея «порочныхъ» питомцевъ и такъ, значитъ, плохо даваемое этимъ домомъ воспитаніе!
Вотъ что, напримѣръ, говоритъ ревизіонная коммиссія колоніи, въ своемъ отчетѣ за 1883 годъ: «По наблюденію директора колоніи, раздѣляемому и ревизіонною коммисіею, питомцы воспитательнаго дома существенно и притомъ невыгодно отличаются, какъ въ физическомъ, такъ и въ нравственномъ отношеніи, отъ дѣтей, поступающихъ по судебнымъ приговорамъ» (стр. 45 отчета).
Воровской промыселъ въ Петербургѣ въ значительной части практикуется при помощи маленькихъ воришекъ, играющихъ роль подмастерьевъ, а нѣкоторыя его отрасли—исключительно дѣтскія, спеціально примѣненныя, вотъ, какъ въ учебномъ дѣлѣ, для «младшихъ возрастовъ». Тутъ тоже есть свой курсъ, свои классы, путемъ которыхъ обучающійся воровскому искусству отрокъ исподоволь, по мѣрѣ прилежанія и способностей, доходитъ до «аттестата зрѣлости», до почетнаго признанія въ его лицѣ вполнѣ сформировавшагося, свѣдущаго и на всѣ руки искусснаго «маза» (такъ называется на воровскомъ арго заправскій воръ-руководитель). Въ воровскихъ ассоціаціяхъ дѣти-воры исполняютъ большею частью обязанности «затырщиковъ», т. е., подручныхъ, миссія которыхъ состоитъ главнымъ образомъ въ передачѣ и сокрытіи краденой вещи. Въ то время, когда «мазъ» работаетъ, маленькіе «затырщики» шныряютъ около, готовые проворно подхватить добычу, шмыгнуть въ толпу и испариться. Но во многихъ случаяхъ и отрасляхъ воровскаго промысла, какъ мы сказали, малолѣтки, преимущественно мальчики, конечно, дѣйствуютъ самостоятельно, какъ мастера, а что касается разнообразной и столь распространенной «карманной выгрузки», то они тутъ едва ли не главные герои. Въ нашемъ матеріалѣ имѣются случаи правильной организаціи самостоятельныхъ воровскихъ шаекъ исключительно изъ малолѣтковъ.
Какъ-то въ концѣ семидесятыхъ годовъ отличилась цѣлымъ рядомъ наглыхъ грабежей шайка мальчиковъ—воровъ, подъ главенствомъ старшаго изъ нихъ и найболѣе дерзкаго, семнадцатилѣтняго легковаго извощика Трошки. Трошка и другой парнишка-извощикъ возили по городу своихъ троихъ товарищей и занимались кражами съ возовъ и роспусковъ. Компанія умѣла, не навлекая на себя ни малѣйшаго подозрѣнія, высмотрѣть издали добычу, отвлечь извощика отъ воза и, пользуясь его ротозѣйствомъ, срѣзать веревку, поддерживающую тюки, быстро выхватить ближайшій тюкъ съ краю, стянуть его въ сани и удрать совершенно незамѣченными.
Извѣстны также случаи организаціи шаекъ малолѣтковъ для угона лошадей. Разъ судилась у мироваго судьи такая шайка, состоявшая изъ трехъ мальчиковъ, изъ коихъ старшему было 12 лѣтъ. Оказалось, что они дѣйствовали по наущенію какого то «дяди», который посылалъ ихъ заниматься «дѣломъ», т. е., воровствомъ. Въ другомъ случаѣ, имѣвшемъ мѣсто въ 1876 г., 15-ти лѣтній мальчикъ, вовлеченный въ компанію какого-то взрослаго конокрада «цыгана», дошелъ путемъ этого ремесла до убійства. Вмѣстѣ со своимъ руководителемъ онъ угналъ лошадь съ санями какого-то крестьянина. Дѣло было на окраинѣ города. Крестьянинъ бросился догонять ихъ верхомъ на другой и—догналъ; началась свалка, во время которой конокрадъ-мальчуганъ, по требованію своего руководителя, «нисколько не раздумывая,» досталъ изъ кармана ножъ и нанесъ нѣсколько глубокихъ ранъ въ животъ преслѣдовавшему.
Вѣроятно, каждому приходилось видѣть на петербургскихъ улицахъ цѣпкихъ малышей, которые ухищряются присѣсть сзади проѣзжающихъ пролетокъ, на рессорахъ, незамѣтно для кучеровъ и пассажировъ. Вы думаете, это—невинные, рѣзвые шалуны, соблазненные возможностью даромъ «прокатиться». Между тѣмъ, шалуны эти преслѣдуютъ далеко не невинную цѣль: они неощутительно запускаютъ руку въ карманы зазѣвавшагося пассажира и, выудивъ изъ нихъ кошелекъ, платокъ носовой или что придется, слѣзаютъ и улетучиваются. Спеціалисты этого рода карманной выгрузки носятъ названіе на воровскомъ жаргонѣ «рессорщиковъ», и одно время ихъ столько размножилось и столько кармановъ, въ особенности дамскихъ, было ими опустошено, что на это было обращено особое вниманіе полиціи.
Еще чаще приходится каждому петербуржцу встрѣчать на улицахъ прилипающихъ къ каждому прохожему съ слезливымъ клянчаньемъ о «милостинкѣ» маленькихъ оборвышей. Думаете—имъ копѣечная милостинка нужна… Можетъ быть и не болѣе того во многихъ случаяхъ; но нерѣдки и такіе случаи, что подобный жалкій малютка предпочтетъ, вмѣсто полученія отъ васъ грошика, распорядиться всѣмъ вашимъ кошелькомъ, смѣло и ловко вытащеннымъ изъ кармана, чуть только вы не поостережетесь. Этотъ воришка, маскирующійся нищенствомъ, называется у воровъ, почему-то, «плашкетикомъ».
Секретное опорожниваніе недостаточно оберегаемыхъ кармановъ—еще такъ-сякъ, доступное для слабаго отроческаго возраста дѣйствіе; но открытый грабежъ, напримѣръ, кажется, дѣло совсѣмъ ужъ не дѣтское, а между тѣмъ, мальчики-грабители въ Петербургѣ вовсе не составляютъ рѣдкости. Грабятъ они больше всего нѣжныхъ представительницъ прекраснаго пола, барынь, самый модный костюмъ которыхъ такъ хитро устроенъ, что не даетъ женщинѣ сдѣлать свободнаго шага и превращаетъ ее въ столь-же беззащитное и безсильное существо, какъ спеленатый ребенокъ. Маленькіе грабители вырываютъ у дамъ изъ рукъ сакъ-вояжи и узелки открыто на улицахъ, а всего предпочтительнѣе въ толпѣ, во время давки. Совершивъ грабежъ, они, конечно, задаютъ стрекача и стараются скрыться. Если-же за ними погонятся съ крикомъ: «держи! держи!», то они, нерѣдко, сами очень искусно, на бѣгу, принимаютъ роль преслѣдователей, отчаянно тычутъ руками впередъ себя, въ пространство, и громче всѣхъ кричатъ: «держи! держи!»
Не очень давно была открыта цѣлая шайка маленькихъ Картушей, спеціализировавшихъ такой видъ деннаго и очень наглаго грабежа.
Шайка эта, человѣкъ въ десять, разбившись на партіи, отправлялась въ ломбарды, гдѣ, внимательно слѣдя за операціями по выкупу изъ залога вещей, подстерегала неосторожныхъ посѣтителей и, опять-таки, посѣтительницъ по преимуществу, выхватывала изъ ихъ рукъ и кармановъ ордеры на полученіе выкупленныхъ вещей, а затѣмъ разбѣгалась. При этомъ соблюдалась такая тактика. Сидитъ, напримѣръ, съ ордеромъ въ рукахъ, дожидая очереди, одна почтенная, пожилая купчиха. Къ ней съ обѣихъ сторонъ присаживаются двое, лѣтъ десяти, одиннадцати, мальчугановъ съ самыми дѣтски-невинными физіономіями, не возбуждающими въ доброй купчихѣ ни малѣйшаго недовѣрія и опасенія… Вдругъ, одинъ изъ мальчугановъ срывается съ мѣста и поспѣшно уходитъ; одновременно, купчиха замѣчаетъ, что ордеръ выскользнулъ изъ ея рукъ. Бросается она за грабителемъ-крошкой, но гдѣ-жь его догнать? Впрочемъ, какой то видѣвшій эту сцену полковникъ сообщилъ купчихѣ, что секретъ весь не въ убѣжавшемъ, а въ оставшемся на мѣстѣ мальчикѣ. Схватили бѣдняжку, обыскали и, точно, похищенный ордеръ у него въ голенищѣ нашелся. Онъ затѣмъ тутъ и сидѣлъ, чтобы незамѣтно прятать или, по-воровски, «перетыривать» все то, что выудитъ его коллега.
Весьма распространена наклонность къ воровству среди мальчиковъ, находящихся въ торгово-промышленныхъ заведеніяхъ въ «ученіи» и въ услуженіи. Здѣсь они, въ одиночку и компаніей, крадутъ хозяйскіе товары, матеріалы, деньги. Разъ судилось десять мальчиковъ-учениковъ извѣстнаго въ Петербургѣ обойно-мебельнаго магазина Лизере за то, что они систематически обворовывали хозяйскую кладовую съ матеріалами и опустошили ее на сумму въ 1000 р. Много разъ судились мальчики, служащіе при лавкахъ и изобличенные въ похищеніи товаровъ. Факты такіе сдѣлались заурядными.
Дѣти-преступники, по ремеслу, не уступая взрослымъ ворамъ въ смѣлости и искусствѣ, оказываются вполнѣ на высотѣ своего призванія и по части сокрытія слѣдовъ преступленія, запирательства, крючкотворства и изворотливости, при поимкѣ и на судѣ во время защиты. Ловятъ одного изъ нихъ на улицѣ съ сейчасъ только вытащеннымъ имъ изъ кармана прохожаго кошелькомъ.
— Ты стащилъ?
— И не думалъ… Мимо меня какой-то мальчикъ бѣжалъ и кинулъ… Я поднялъ, потому, вижу—находка!
Когда уже въ участкѣ сосчитали деньги въ кошелькѣ и ихъ оказалось тамъ немного, воришка спокойно, съ серьезнымъ видомъ, замѣтилъ:
— Жаль, что мало денегъ въ кошелькѣ: на мою долю за находку, по закону, самый пустякъ въ награду достанется!
Какую нужно было школу пройти этому четырнадцатилѣтнему карманнику, чтобы выучиться такъ лгать и изворачиваться, да еще со ссылками на законы!
Другаго такого же артиста ловятъ съ украденными часами, которые онъ выдаетъ за купленные имъ на рынкѣ, съ рукъ, у неизвѣстнаго человѣка.
— Что же вы за нихъ заплатили? полюбопытствовалъ судья.
— Двадцать рублей!
— Да, вѣдь, эти часы несравненно дороже стоятъ?
— Чтоже-съ?.. Я думаю, всякій желаетъ купить подешевле… Въ этомъ никакого проступка нѣтъ! развязно отвѣчалъ малолѣтній воръ, представлявшій собой ловкача и щеголя, съ претензіями уличнаго фата.
— А за что вы прежде судились? спрашиваетъ судья еще одного воришку-рецидивиста.
— Совсѣмъ безвинно, господинъ судья! слезливо отвѣчалъ онъ.
— За кражу?
— Безвинно, какъ есть, хоть передъ Богомъ поклясться.
— И вы сидѣли въ тюрьмѣ?
— Сидѣлъ… страдалъ понапрасну…
— Сколько же?
— Полтора мѣсяца.
— Ну, а если я васъ теперь опять посажу на полтора мѣсяца, вы тоже скажете, что понапрасну?
— Что-жъ, страдать, такъ страдать… Богъ взыщетъ!—со вздохомъ отозвался этотъ несовершеннолѣтній Тартюфъ.
Рецидивизмъ среди дѣтей-преступниковъ такое-же заурядное явленіе, какъ и среди взрослыхъ закоренѣлыхъ сыновъ порока и преступленія. Объ этомъ лучше всего знаютъ руководители исправительной колоніи, исправительное дѣйствіе которой на ея питомцевъ въ очень многихъ случаяхъ оказывается весьма проблематическимъ и, частію, явно призрачнымъ. Даже въ самыхъ стѣнахъ колоніи, на глазахъ ея педагоговъ-филантроповъ, «исправляемые» дѣти-преступники нерѣдко изобличаются въ рецидивизмѣ, да, къ тому-же, случается—въ очень тяжкомъ, совершаемомъ вдобавокъ компаніями.
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, трое питомцевъ колоніи купно совершили въ мѣстной церкви взломъ храмовой кружки и бѣжали «во лѣса дремучіе», гдѣ и были пойманы съ кружечными деньгами, спустя нѣсколько дней. И тутъ эти малыши оказались травлеными ворами: когда они увидѣли себя въ западнѣ, то бросили деньги въ канаву, чтобы при нихъ не нашли поличнаго, и на вопросъ о кражѣ отозвались заученнымъ острожнымъ терминомъ: «знать не знаемъ, вѣдать не вѣдаемъ!»
Попадаются примѣры многократнаго рецидивизма въ самомъ нѣжномъ, раннемъ возрастѣ. Въ одномъ пріютѣ для малолѣтнихъ дѣвочекъ, была обокрадена его начальница. Воровство, по справкѣ, совершила одна изъ питомицъ, 11-ти лѣтняя дѣвочка, которая, при этомъ, бѣжала изъ пріюта. Ее поймали и поставили предъ ясныя очи мироваго судьи, который, къ удивленію всей публики, констатировалъ, что маленькая преступница судится уже третій разъ за кражи и уже отбыла разъ заключеніе въ тюрьмѣ. На частые примѣры рецидивизма среди дѣтей-преступниковъ указываетъ, между прочимъ, воспитатель малолѣтнихъ преступниковъ въ петербургскомъ тюремномъ замкѣ г. Гасабовъ. Былъ подъ его вѣдѣніемъ однажды питомецъ В., который безразлично относился къ своему положенію, хвалился ловкостью въ воровствѣ, отличался особеннымъ нахальствомъ и удальствомъ. Онъ былъ вполнѣ ученымъ воромъ. Занимаясь этимъ ремесломъ съ малыхъ лѣтъ, высидѣвъ шесть разъ въ исправительномъ заведеніи, онъ успѣлъ пройти такую школу, которая выработала изъ него человѣка практичнаго, смѣтливаго и ловкаго. Въ послѣднее время онъ воровалъ «на себя» и состоялъ артельщикомъ «форточниковъ». Наблюденія за В. показали, что онъ, сидя въ тюрьмѣ, вредно вліялъ на прочихъ дѣтей разсказами о своихъ подвигахъ въ воровствѣ. В. ничѣмъ особенно не интересовался; книги и бесѣды воспитателя никакого значенія для него не имѣли. О подвигахъ своихъ въ воровствѣ и мошенничествѣ В. не стѣснялся разсказывать. Такія личности, какъ В.—нерѣдкость между питомцами въ замкѣ, и ихъ вредное вліяніе на другихъ мальчиковъ чрезвычайно сильно, заключаетъ г. Гасабовъ. Оно въ такой степени сильно, что, по мнѣнію извѣстнаго тюрьмовѣда, г. Никитина, «какія бы ни были благія стремленія тюремныхъ дѣятелей, перевоспитаніе дѣтей собственно въ тюрьмахъ положительно немыслимо при нынѣшнемъ уставѣ». Это тѣмъ болѣе, что часто отбывшія срокъ заключенія дѣти выпускаются изъ тюрьмы на всѣ четыре стороны безъ всякаго попеченія объ ихъ дальнѣйшей судьбѣ. Имъ ничего не остается, какъ снискивать пропитаніе воровствомъ. Вотъ какъ это дѣлается. Беремъ рельефный фактъ—одинъ изъ многихъ.
10-ти лѣтній мальчикъ сирота И., учившійся у жестяника, замѣтилъ какъ-то разъ плохо положенный рубль, утаилъ его и тутъ же попался. Случай этотъ привелъ И. на три мѣсяца въ бывшее исправительное заведеніе, при больницѣ св. Николая. По окончаніи срока пребыванія въ исправительномъ заведеніи, И. былъ выпущенъ оттуда на улицу въ одномъ сюртучкѣ, съ паспортомъ въ карманѣ, и безъ гроша денегъ. Въ день выпуска И. вмѣстѣ съ нимъ былъ выпущенъ оттуда же другой мальчикъ, лѣтъ 17-ти, К. У К. было 25 коп. денегъ.—«Куда ты пойдешь?» спросилъ К.—«Не знаю», отвѣтилъ И.—«Дуракъ; пойдемъ со мною, я тебя научу воровать, у насъ и деньги будутъ. А теперь пойдемъ въ кабакъ—я тебя попотчую!..» И. послушался; оба они вошли въ кабакъ и выпили по два стаканчика водки. И. опьянѣлъ, а К., воспользовавшись тѣмъ, что прикащикъ отвернулся зачѣмъ-то въ сторону, стащилъ съ И. сюртукъ и паспортъ, и скрылся. И., очнувшись, расплакался и вышелъ на улицу. Какая-то проходившая мимо женщина спросила его, о чемъ онъ плачетъ?—«Да я паспортъ потерялъ», отвѣчалъ со слезами И. Женщина пожалѣла мальчика и подала ему милостыню. И., находясь еще близь питейнаго дома, вновь зашелъ туда и пропилъ подаяніе. Послѣ этого И. окончательно охмѣлѣлъ и, едва держась на ногахъ, вышелъ на улицу, гдѣ былъ взятъ городовымъ и доставленъ въ участокъ. И. оказался безпаспортнымъ и, какъ бродяга, былъ препровожденъ въ исправительное заведеніе, а оттуда въ тюрьму. При этомъ не слѣдуетъ забывать, что отъ времени выпуска изъ исправительнаго заведенія до отведенія въ участокъ прошло только нѣсколько часовъ.
Есть дѣти-преступники совершенно, повидимому, неисправимые, отъ которыхъ даже родители отступаются.
Г. Гасабовъ разсказываетъ, что разъ подъ его вѣдѣніемъ былъ одинъ питомецъ, который семь разъ сидѣлъ въ тюрьмѣ и не ожидалъ когда-нибудь выйти изъ своего положенія. Мальчикъ этотъ, сынъ офицера, служащаго при полиціи, совершилъ когда-то какое-то воровство; отецъ нашелъ полезнымъ засадить ребенка въ тюрьму и отказаться отъ него навсегда. Каждый разъ, по выходѣ изъ тюрьмы, мальчикъ отправляется къ отцу, который его не принимаетъ. Что оставалось дѣлать мальчику неразвитому и ни къ чему не подготовленному? Онъ воровалъ и, къ удовольствію своему, попадался снова въ тюрьму.
Другаго двѣнадцатилѣтняго рецидивиста, трижды судившагося, сдали на поруки отцу, но послѣдній, спустя нѣсколько дней, является къ мировому судьѣ и разсказываетъ ему такую исторію.
— Вы, г-нъ судья, сдали мнѣ сынишку моего на поруки; я не хотѣлъ его брать, потому что мнѣ съ нимъ не совладать. Приведя его домой, я раздѣлъ донага, чтобы онъ не сбѣжалъ, а онъ все таки убѣжалъ.
— Какъ, нагой? удивился судья.
— Да, въ чемъ мать родила… Вы ужъ ослобоните меня отъ этого сорванца.
— Да, вѣдь, вамъ законъ предоставляетъ право принимать домашнія мѣры исправленія!—сталъ урезонивать судья огорченнаго родителя.
— Принималъ!—отвѣтилъ тотъ.—Еслибъ законъ предоставилъ мнѣ убить его, такъ, кажется, я бы сейчасъ убилъ.
— Ну, этого вы не можете сдѣлать.
— То-то, вотъ, и жаль, что не могу… Ужь больно онъ мнѣ насолилъ… Мать уморилъ; житья мнѣ не даетъ.
— Такъ вы не хотите взять къ себѣ сына, когда его розыщутъ?
— Ни за что не хочу!
— Но, вѣдь, его въ тюрьму посадятъ?
— Куда хотите, а мнѣ его не надо…
Хороши, конечно, и эти отцы, и можно представить себѣ, каковы должны быть, со стороны нравственной, семьи, изъ которыхъ выходятъ подобные малолѣтки-«злодѣи», уже въ десять лѣтъ оказывающіеся неисправимыми рецидивистами!
Вообще, въ городахъ и въ Петербургѣ, въ особенности, масса дѣтей, особенно въ низшихъ полуобразованныхъ классахъ, неощутительно, съ ранняго возраста деморализуется и развращается, глядя на старшихъ, заражаясь ихъ примѣромъ, живя нерѣдко въ самой омерзительной, до мозга костей испорченной средѣ. Объ этомъ, какъ-то, откровенно повѣдалъ на судѣ одинъ четырнадцатилѣтній мальчикъ, служившій при магазинѣ и укравшій у своего хозяина слишкомъ полтораста рублей въ одинъ пріемъ. Его нашли пьянаго въ грязномъ вертепѣ терпимости по Бассейной улицѣ и привели на судъ. Судья, между прочимъ, спросилъ его, не руководилъ-ли имъ кто-нибудь постарше?
— Меня никто не училъ—признавался подсудимый.—Мнѣ самому хотѣлось попробовать быть нѣсколько дней съ деньгами. Я видѣлъ, какъ другіе щеголяютъ въ хорошей одеждѣ,—мнѣ тоже захотѣлось имѣть хорошую одежду. Я читалъ у насъ въ мастерской каждый день афиши; мнѣ очень хотѣлось видѣть представленія въ циркѣ. Я все хотѣлъ накопить на это деньги, но мнѣ все не удавалось: на чай никто не давалъ. Вотъ я и пошелъ съ хозяйскими деньгами, куда мнѣ хотѣлось. А на Бассейную меня какая-то женщина завела. Я гулялъ по пассажу, она ко мнѣ пристала и говоритъ: «пойдемъ со мной»… И привела меня въ Бассейную.
