— Да, вѣдь, вамъ законъ предоставляетъ право принимать домашнія мѣры исправленія!—сталъ урезонивать судья огорченнаго родителя.
— Принималъ!—отвѣтилъ тотъ.—Еслибъ законъ предоставилъ мнѣ убить его, такъ, кажется, я бы сейчасъ убилъ.
— Ну, этого вы не можете сдѣлать.
— То-то, вотъ, и жаль, что не могу… Ужь больно онъ мнѣ насолилъ… Мать уморилъ; житья мнѣ не даетъ.
— Такъ вы не хотите взять къ себѣ сына, когда его розыщутъ?
— Ни за что не хочу!
— Но, вѣдь, его въ тюрьму посадятъ?
— Куда хотите, а мнѣ его не надо…
Хороши, конечно, и эти отцы, и можно представить себѣ, каковы должны быть, со стороны нравственной, семьи, изъ которыхъ выходятъ подобные малолѣтки-«злодѣи», уже въ десять лѣтъ оказывающіеся неисправимыми рецидивистами!
Вообще, въ городахъ и въ Петербургѣ, въ особенности, масса дѣтей, особенно въ низшихъ полуобразованныхъ классахъ, неощутительно, съ ранняго возраста деморализуется и развращается, глядя на старшихъ, заражаясь ихъ примѣромъ, живя нерѣдко въ самой омерзительной, до мозга костей испорченной средѣ. Объ этомъ, какъ-то, откровенно повѣдалъ на судѣ одинъ четырнадцатилѣтній мальчикъ, служившій при магазинѣ и укравшій у своего хозяина слишкомъ полтораста рублей въ одинъ пріемъ. Его нашли пьянаго въ грязномъ вертепѣ терпимости по Бассейной улицѣ и привели на судъ. Судья, между прочимъ, спросилъ его, не руководилъ-ли имъ кто-нибудь постарше?
— Меня никто не училъ—признавался подсудимый.—Мнѣ самому хотѣлось попробовать быть нѣсколько дней съ деньгами. Я видѣлъ, какъ другіе щеголяютъ въ хорошей одеждѣ,—мнѣ тоже захотѣлось имѣть хорошую одежду. Я читалъ у насъ въ мастерской каждый день афиши; мнѣ очень хотѣлось видѣть представленія въ циркѣ. Я все хотѣлъ накопить на это деньги, но мнѣ все не удавалось: на чай никто не давалъ. Вотъ я и пошелъ съ хозяйскими деньгами, куда мнѣ хотѣлось. А на Бассейную меня какая-то женщина завела. Я гулялъ по пассажу, она ко мнѣ пристала и говоритъ: «пойдемъ со мной»… И привела меня въ Бассейную.
— Да, ведь, вам закон предоставляет право принимать домашние меры исправления! — стал урезонивать судья огорченного родителя.
— Принимал! — ответил тот. — Если б закон предоставил мне убить его, так, кажется, я бы сейчас убил.
— Ну, этого вы не можете сделать.
— То-то, вот, и жаль, что не могу… Уж больно он мне насолил… Мать уморил; житья мне не дает.
— Так вы не хотите взять к себе сына, когда его разыщут?
— Ни за что не хочу!
— Но, ведь, его в тюрьму посадят?
— Куда хотите, а мне его не надо…
Хороши, конечно, и эти отцы, и можно представить себе, каковы должны быть, со стороны нравственной, семьи, из которых выходят подобные малолетки-«злодеи», уже в десять лет оказывающиеся неисправимыми рецидивистами!
Вообще, в городах и в Петербурге, в особенности, масса детей, особенно в низших полуобразованных классах, неощутительно, с раннего возраста деморализуется и развращается, глядя на старших, заражаясь их примером, живя нередко в самой омерзительной, до мозга костей испорченной среде. Об этом, как-то, откровенно поведал на суде один четырнадцатилетний мальчик, служивший при магазине и укравший у своего хозяина слишком полтораста рублей в один прием. Его нашли пьяного в грязном вертепе терпимости по Бассейной улице и привели на суд. Судья, между прочим, спросил его, не руководил ли им кто-нибудь постарше?
— Меня никто не учил — признавался подсудимый. — Мне самому хотелось попробовать быть несколько дней с деньгами. Я видел, как другие щеголяют в хорошей одежде, — мне тоже захотелось иметь хорошую одежду. Я читал у нас в мастерской каждый день афиши; мне очень хотелось видеть представления в цирке. Я всё хотел накопить на это деньги, но мне всё не удавалось: на чай никто не давал. Вот я и пошел с хозяйскими деньгами, куда мне хотелось. А на Бассейную меня какая-то женщина завела. Я гулял по пассажу, она ко мне пристала и говорит: «пойдем со мной»… И привела меня в Бассейную.
