Въ этотъ вечеръ всѣ ужинали вмѣстѣ и Маріи, по обыкновенію, разливала супъ передъ тѣмъ, чѣмъ сѣсть за столъ. Она приготовила для себя мѣсто подлѣ дяди, Урмандъ сидѣлъ по лѣвую сторону мадамъ Фоссъ, около него пасторъ, а немного поодаль счастливый Соперникъ. Марія позаботилась устроить все въ такомъ порядкѣ. Урмандъ, казалось, перенесъ уже худшее и превозмогъ даже себя до такой степени, что ласково поклонился Маріи. Она, отвѣтивъ на его поклонъ, молча продолжала ѣсть свой супъ. Михаилъ Фоссъ немного измѣнилъ своей роли, не совсѣмъ обыкновенною въ немъ разговорчивостью, но его супруга съумѣла умно привести все въ обычную колею. Георгъ разсказывалъ, какъ значительна въ Кольмарѣ Французская партія и какъ мало подвинулись нѣмцы въ общественномъ мнѣніи. Еще ужинъ не кончился, какъ Урмандъ уже безъ малѣйшаго стѣсненія принималъ участіе въ бесѣдѣ и все позволялъ думать, что всѣ несчастныя происшествіи въ «Золотомъ Львѣ», дѣйствительно кончатся самымъ миролюбивымъ образомъ. Послѣ стола отецъ, сынъ и оскорбленный любовникъ — весьма дружно курили свои трубки въ билліардной, и никто изъ нихъ, ни однимъ словомъ, не упоминалъ уже болѣе о Маріи.
На слѣдующее утро ярко блестѣло солнце и была такая пріятная погода, какую только возможно ожидать отъ октября мѣсяца, такъ что даже мадамъ Фоссъ должна была сознаться, что день былъ весьма сносный для прогулки. Марія съ вечера уже упаковала провизію въ большія корзины. Рѣшено было провести итогъ день по возможности весело и пріятно и каждый старался употребить свободное до прогулки время на то, чтобы придать себѣ довольный и праздничный видъ. Въ двѣнадцать часовъ назначено было пуститься въ путь: къ сожалѣнію, на эту поѣздку нужно было употребить только полчаса. Пріѣхавши на мѣсто предполагалось каждому предоставить право до двухъ часовъ проводить время по собственному благоусмотрѣнію; въ два часа назначено было отобѣдать, а потомъ, когда ничего уже болѣе, не оставалось дѣлать, то, закутавшись въ шинели и шали и закуривъ сигары, пуститься обратно. Маріи строго было наказано не заводить разговоровъ съ Георгомъ и быть какъ можно привѣтливѣе съ Урмандомъ. Обѣ старыя дамы и пасторъ также должны были участвовать въ прогулкѣ. Хотя программа этого дня и не была особенно привлекательна, но Михаилъ полагалъ, что устроивъ все такимъ образомъ, облегчитъ бѣдному Урманду его отъѣздъ.
Все удалось выше всякаго ожиданія. Время пролетѣло незамѣтно въ созерцаніи огромныхъ водяныхъ массъ, стремящихся но утесамъ и въ назначенный часъ всѣ весело усѣлись вокругъ явствъ, разставленныхъ около одного изъ утесовъ.
— Теперь перейдемте къ порядку дѣлъ, началъ Михаилъ, погружая ножикъ и вилку въ стоящій передъ нимъ паштетъ. Марія не приготовила намъ супу, такъ примемся же немедленно за болѣе существенное. Вскорѣ щелкнула пробка, за ней другая, и кто былъ бы свидѣтелемъ этаго маленькаго праздника, то никакъ не могъ бы представить себѣ, что между членами его господствовали, нѣсколько времени тому назадъ, раздоръ и несогласіе. Самъ Михаилъ Фоссъ былъ чрезвычайно оживленъ. Ужъ онъ не зналъ какъ загладить дурной поступокъ въ отношеніи бѣднаго молодаго человѣка.
— Урмандъ, любезный другъ, еще стаканчикъ Георгъ, дополни же стаканъ нашего друга! Только тише, Георгъ, тише, не то онъ получитъ одну только пѣну. Адріянъ Урмандъ, нью за наше дорогое здоровье и желаю вамъ счастья и всякаго благополучія. Съ этими словами Михаилъ залпомъ опорожнилъ спой стаканъ.
Урманда усадили въ нишу, образовавшуюся въ утесѣ, и для большаго его удобства, принесена еще была изъ кареты подушка. Право, все кажется было употреблено, чтобы заставить его забыть утрату своей невѣсты. Уже въ третій разъ пили за его здоровье, что чрезвычайно льстило его самолюбію и каждый разъ онъ осушалъ свой стаканъ до послѣдней капли. Другому это можетъ быть бросилось бы въ голову, но въ немъ вино увеличивало только увѣренность. Онъ, граціозно поднявъ надъ головою свой стаканъ, всталъ съ своего мѣста.
— Намъ доставляетъ большую радость видѣть васъ посреди насъ, любезнѣйшій другъ, заговорилъ также поднимаясь Михаилъ, смѣлость котораго все болѣе росла. Сидѣвшая подлѣ него мадамъ Фоссъ потянула мужа за рукавъ; тогда онъ снова сѣлъ, а Адріянъ, между тѣмъ все еще стоявшій, заговорилъ въ свою очередь:
— Вамъ, любезный другъ и въ особенности вамъ, добрѣйшая мадамъ Фоссъ, приношу я свою безконечную благодарность за это прелестное торжество.
Михаилъ произнесъ тостъ за здоровье своего дорогаго гостя а мадамъ Фоссъ еще крѣпче ухватила мужа за рукавъ.
— Везъ сомнѣнія, продолжалъ Урмандъ, всего лучше то, что лежитъ у меня на душѣ, высказать прямо, безъ обиняковъ. Вамъ всѣмъ здѣсь извѣстно, съ какою цѣлію я пріѣхалъ сюда — точно также знаете вы всѣ, съ чѣмъ я возвращаюсь. При этомъ голосъ его дрогнулъ и чуть было не отказался ему служить. Обѣ старыя дамы не замедлили приложить нос ные платки къ глазамъ, а Марія, покраснѣвъ, спрятала свое лицо на плечѣ Михаила. Мадамъ Фоссъ сидѣла неподвижная; она питала чрезмѣрный страхъ ко всѣмъ симптомамъ того отважнаго духа, который слѣдуетъ за щелканьемъ пробокъ; однако тутъ ей нечего было бояться.
— Само собою разумѣется, что я къ этому обстоятельству не могу относиться совсѣмъ равнодушно, продолжалъ немного успокоившись Урмандъ; такъ какъ это съ моей стороны было-бы заблужденіе — и заблужденіе весьма тяжелое. Но, не смотря на то, я готовъ простить и забыть! Болѣе мнѣ нечего сказать!
Рѣчь эта вызвала всеобщее удивленіе и за нею послѣдовало, въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ самое глубокое молчаніе. У мадамъ Фоссъ не нашолся подъ рукою быстрый отвѣтъ, а Георгу, какъ предпочтенному, не прилично было бы отвѣчать. Наконецъ Михаилъ, послѣ того, какъ жена неоднократно подталкивала его локтемъ, собрался съ духомъ и всталъ.
— Во всю мою жизнь, ничто не тронуло меня такъ, началъ онъ, и по совѣсти мнѣ кажется, что нашъ превосходный другъ въ этомъ затруднительномъ обстоятельствѣ такъ отлично велъ себя, какъ… какъ… какъ ни одинъ человѣкъ въ мірѣ. Больше мнѣ нечего прибавить, потому что мы всѣ знаемъ, причемъ находимся — также извѣстно намъ, что молодыя дѣвушки всегда останутся молодыми дѣвушками, съ которыми трудно ладить.
— Да перестань же, дядя Михаилъ, шепнула Марія. Но Михаила никакой шепотъ и никакое подталкиванье не могли угомонить, когда онъ былъ въ разгарѣ. «Вышло маленькое недоразумѣніе, продолжалъ онъ, но теперь все опять устроилось какъ нельзя лучше. Пью за здоровье нашего друга, Адріяна Урманда и вѣрно все общество раздѣлитъ мои надежды и желанія, чтобы онъ въ скоромъ времени добылъ себѣ молодую женушку, съ самымъ прекраснымъ приданымъ». Послѣ этой рѣчи Михаилъ сѣлъ и всѣ поочередно стали чокаться съ Урмандомъ и пить за его здоровье.
Такимъ образомъ, импровизированный праздникъ кончился самымъ веселымъ порядкомъ и все общество вернулось въ гостинницу, довольное другъ другомъ и въ наипріятнѣйшемь настроеніи.
На слѣдующее утро, господинъ Урмандъ собрался въ Базель, воспользовавшись дилижансомъ, идущимъ въ Ремиромонъ. Всѣ домочадцы были на ногахъ, чтобы проводить его и Марія собственноручно, передъ его отъѣздомъ, поднесла ему чашку кофе. Эта сцена разыгралась съ самою прелестною смѣсью граціи и милаго смущенія. Молодая дѣвушка сказала ему едва нѣсколько словъ, и что она сказала, того никто не слышалъ; при этомъ она сложила руки на своей груди, вдохновенная улыбка пробѣжала по ея лицу и глаза въ смущеніи были устремлены въ землю — и если кто либо безъ словъ могъ краснорѣчиво испросить себѣ прощеніе, то это случилось съ Маріею Бромаръ.
— О, да, произнесъ Урмандъ, къ замѣшательствѣ, теперь все хорошо — совсѣмъ хорошіе Тогда она на прощанье подала ему руку и быстро побѣжала къ себѣ на верхъ.
Хотя одному жениху и было отказано, но все таки дядя до сихъ поръ еще не проронилъ одного слова о своемъ согласіи на то, чтобы она избрала себѣ другаго, равно какъ и съ Георгомъ не происходило никакихъ объясненій, кромѣ тѣхъ, о которыхъ уже слышали.
— А теперь? спросилъ Георгъ, какъ скоро экипажъ выѣхалъ со двора,
— Ну, что-жъ теперь? спросилъ въ свою очередь отецъ.
— Мнѣ надо вернуться въ Кольмаръ!
— Только не сегодня, Георгъ.
— Во всякомъ случаѣ сегодня — хоть къ вечеру. Но объ одномъ обстоятельствѣ я бы желалъ сперва получить нѣкоторыя разъясненія. Что ты на это скажешь, батюшка?
Михаилъ стоялъ отвернувъ голову и заложивъ руки въ карманы.
— Ты знаешь о чемъ я говорю! продолжалъ Георгъ.
— Безъ сомнѣнія знаю, о чемъ ты говоришь!
— Я думаю теперь ты ничего уже болѣе не будешь имѣть противъ моего намѣренія?
— Еслибъ даже это и было, то вѣроятно, ни къ чему не повело бы, отвѣтилъ Михаилъ, проходя черезъ дворъ.
Онъ ни чѣмъ болѣе не выразилъ своего согласія, но сыну и этого казалось достаточно.
Георгъ, дѣйствительно, въ этотъ вечеръ вернулся въ Кольмаръ, потому что въ дѣлахъ онъ любилъ точность и аккуратность. Но передъ его отъѣздомъ Марія еще порядкомъ пожурила его.
— Съ самаго начала до самаго конца, ты во всемъ одинъ былъ виноватъ, говорила она.
— Если ты непремѣнно желаешь этаго, то пусть будетъ по твоему; по, признаюсь, что не раздѣляю твоего мнѣнія.
— Вотъ какъ! ну а если одна извѣстная особа, не показываетъ признака жизни въ продолженіи круглаго года, то, по твоему, что же другая, извѣстная особа, должна думать о томъ, Георгъ?
Тогда Георгу ничего болѣе не оставалось дѣлать, какъ торжественно поклясться, оставлять ее одну много что на одинъ мѣсяцъ.
Какъ отпразновалась свадьба, какихъ затрудненій стоило мадамъ Фарагонъ перебраться въ Гронперъ и какъ заготовленное для приданаго бѣлье, было перемѣчено изъ буквы У, въ букву Ф., обо всемъ этомъ вѣрно догадается читатель и безъ подробнаго описанія.