В эту зиму m-lle Добузье вступала в свет. Дни проходили в разъездах и покупках. Гина заказывала себе дорогие и красивые туалеты. Мать, принуждённая всюду сопровождать её, почувствовала какой-то прилив кокетства. Она стремилась одеться, как молоденькая, носить яркие цвета, делать себе платья и причёски, сходные с платьями и причёсками дочери. Доводя до чего-то чрезмерного любовь к искусственным цветам и кричащим лентам, она перерывала магазин своей модистки, разворачивала все ленты, раскрывала все картоны с птицами, точно погружалась в ванну из перьев петуха, морабу и страуса. Если бы Регины не было там, чтобы в минуту ухода отвести в сторону продавщицу, тихонько отменить половину украшений, выбранных матерью, она водружала бы на своих шляпах столько предметов, что их могло хватить на убранство ваз в соборе, или на обогащение целого музея ботаники или орнитологии. Не без борьбы и не без огорчений удавалось Гине, очень чувствительной ко всему смешному, сокращать целые кустарники и сады, которые г-жа Добузье готовя была купить к удовольствию большинства торговцев.
Гина выказывала женское нетерпение, проявляла стремление к эмансипации. Для той среды, в которой она вращалась, её девичьи туалеты были лишены некоторой скромности, — как выражается провинциальное ханжество — нов них было много скрытой прелести, и Гина носила их с таким смелым и величественным видом! Лоран чувствовал себя всё более и более очарованным блестящей наследницей, и он не мог ещё решить, испытывал ли он по отношению к ней зависть или любовь.
Иногда случалось, из-за перспективы развлечений и новых успехов, захватывавших Гину, что она становилась более любезной и общительной с окружающими. Пользуясь этим мирным и весёлым настроением, Лоран сам иногда оставался около неё. Когда он прятался в угол, она подзывала его к себе, рассказывала ему о своих планах, о числе приглашений, которыми её забрасывали для первого бала, показывала ему покупки, удостаивала его совета по поводу оттенка или складок какой-нибудь материи, по поводу выбора какого-нибудь кольца: «Послушай, подожди, мужичок! Покажи, что у тебя есть вкус». Она награждала его этим эпитетом мужичка с такою грацией, что он не мог обижаться на неё. Могла ли продолжительна эта близость? Лоран пользовался ею, как бродяга обогревается в углу гостеприимного очага, забывая, что через час ему придётся снова выйти на снег и мороз!
Когда Лоран присутствовал в передней или на подъезде, в минуту отъезда дам, Гина допускала с его стороны всякое внимание, соглашалась брать из его рук сорти-де-баль, веер, зонтик. Он видел, как она быстро садилась в карету, очаровательно подобрав свои юбки и говорила: «Ты идёшь мама?.. Прощай, мужичок!» Кузина Лидия, задыхаясь, влезала в карету; подножка скрипела под её тяжестью и весь экипаж наклонялся в её сторону.
Наконец, со вздохом она усаживалась. Нервным движением, ручка Гины в перчатке опускала окно; швейцар с фуражкой в руке затворял дверцы кареты и кланялся дамам… Она уезжала!..
Пришлось также подумать и об одежде молодого Парндаля, которого отсылали далеко от родины в один интернациональный коллаж, откуда он должен был вернуться только после окончания своих занятий.
Кузина Лидия и неизбежная Фелисите занялись поисками в гардеробе г. Добузье. С какою-то мелочностью они рассматривали одну вещь за другой, старые одежды, которые тот больше не носил, передавая их из рук в руки, взвешивая, советуясь. Захваченная атмосферою будущих празднеств, г-жа Добузье заявила готовность пожертвовать, чтобы их переделал для мальчика мелкий портной из предместья, почти новым сюртуком и вышедшими из моды, но вполне крепкими брюками своего мужа.
Но Фелисите находила все одежды слишком хорошими для такого небрежного к своим вещам мальчика. «Право, сударыня, ему гораздо больше пойдут деревянные башмаки, блуза, фуражка и грубые панталоны, как у наших рабочих!»
Кузина Лидия заставляла почти клясться счастливого Паридаля, что он будет беречь свою одежду. Это было так тягостно для мальчика, что он предпочёл бы, действительно, одеться в некрасивый, но удобный костюм рабочих, его друзей.
В это время Гина, искавшая свою мать, показалась на ступеньках лестницы, ведущей на чердак.
— Ах, мама, какой ужас! — сказала она. — Я надеюсь, что ты не наденешь этого тряпья на Лорана. Он, действительно, тогда выглядит «мужичком».
И, в порыве какого-то доброго братского расположения, Гни а принялась рассматривать кучу старья, предназначенного для её кузена, и заявила, что из этого всего можно было ещё выкроить несколько простых вещей, на каждый день, но не из чего было ему устроить порядочного костюма: «Возьмём его с собою, мама, мне надо поехать в город; мимоходом мы побываем у поставщиков кузенов Сен-Фардье. Там сумеют украсить этого человечка; пойдём скорей с нами!»
Не было возможности противиться Гине! Фелисите осталась одна, скрывая своё неудовольствие…
В первый раз Лоран сопровождал своих кузин в экипаже! Сидя рядом с кучером, он время от времени оборачивался в сторону Гины, чтобы показать своё хмурое лицо, которое он чувствовал менее хмурым, чем обыкновенно и поблагодарить её. Наконец, он считался за кого-нибудь в семье Добузье! Эта неожиданная милость могла сделать его тщеславным. Он чувствовал, как его сердце понемногу наполняется гордостью, и он смотрела, на прохожих с высоты своего величия. Под впечатлением минуты он забыла, пережитые до сих пор презрение и обиды, жестокость Гины и её родителей по отношению ка, Тильбаку, он вспоминал не без угрызений совести свои богохульства, которые он произносил против нимфы канала в тот печальный вечер богослужения, во время холеры.
Ах! холерные больные, израненные парии были далеко! Он не отрекался от них, но больше не интересовался ими!.. Он готов был перечислить благодеяния своего опекуна, находить очень ласковой кузину Лидию, он не сердился больше на злую Фелисите.
Чудное утро примирения! Погода была прекрасная, улицы, казалось, приняли праздничный вид, проезжавшие мимо их экипажа дамы точно кланялись и маленькому Паридалю в своих приветствиях!
Они останавливались по очереди у портного, у магазина белья, у башмачника и шляпочника, у которых покупали кузены Сен-Фардье, представители высшего изящества. Портной снял мерку с Паридаля для полного костюма, материал к которому, самый дорогой и красивый, выбрала Гина, несмотря на протесты матери, начинавшей находит заботливость дочери о бедном родственнике слишком разорительной. Чего ещё не придумает капризная девочка, прежде, чем они вернутся домой? Каждую минуту кузина Лидия смотрела на часы: «Тина, пора завтракать… твой отец нас ждёт!» Но Типе пришло в голову заняться туалетом кузена, и она вкладывала в осуществление своего желания свою обычную настойчивость. Когда она решала что-нибудь, ома не допускала ни отсрочки, ни размышления. Сейчас или никогда! вот каков мог бы быть её девиз.
В магазине белья, кроме шести рубах из тонкого полотна, заказанных по мерке кузена, она купила ещё несколько красивых галстуков. У шляпочника он переменил свою старую фетровую шляпу на более элегантную, а у башмачника купил ботинки по ноге; он надела, сейчас же новые башмаки и новую шляпу. Это было начало метаморфозы. В перчаточном магазине Гина впервые заметила, что он отличался тонким вкусом, имел маленькие руки и ноги. Она радовалась всё увеличивавшейся метаморфозе в мальчике.
— Посмотри, мама, у него больше не такой деревенский вид, он почти выглядит хорошо?
Это почти немного портило счастливое настроение Лорана; но он мог надеяться, что, когда он оденется во всё новое, с головы до ног, Гина найдёт его безупречным.
Иллюзия, обольщение, мираж… по всё же этот день был одним из самых приятных в жизни Лорана. Так как Гина давала тон всем жившим на фабрике, то даже кузен Гильом, даже непримиримая Фелисите были ласковее с мальчиком и не так часто останавливали его.
— Барышня точно ещё играет в куклы! — Не могла не заметить злая Фелисите, когда Гина заставляла Лорана повёртываться взад и вперёд перед кузеном Гильомом.
Надо думать, что эта игра занимала молодую девушку, так как портной, но её приказанию, доставил новый костюм Лорану накануне одной экскурсии по воле в Эмиксем, где Добузье имели дачу, и она потребовала, чтобы мальчик ехал с ними. К тому же, он должен был уехать на другой день за границу и родители Гины уступили этой новой её фантазии, при условии, что он будет хорошо себя вести.
Решительно, Лоран чувствовал, как его последние предубеждения рассеиваются. Счастливый возраст прощения всех обидь, когда малейшее внимание уничтожает из памяти ребёнка годы ненависти и равнодушия!