кроить нѣсколько простыхъ вещей, на каждый день, но не изъ чего было ему устроить порядочнаго костюма: «Возьмемъ его съ собою, мама, мнѣ надо поѣхать въ городъ; мимоходомъ мы побываемъ у поставщиковъ кузеновъ Сенъ-Фардье. Тамъ сумѣютъ украсить этого человѣчка; пойдемъ скорѣй съ нами!»
Не было возможности противиться Гинѣ! Фелиситэ осталась одна, скрывая свое неудовольствіе…
Въ первый разъ Лоранъ сопровождалъ своихъ кузинъ въ экипажѣ! Сидя рядомъ съ кучеромъ, онъ время отъ времени оборачивался въ сторону Гины, чтобы показать свое хмурое лицо, которое онъ чувствовалъ менѣе хмурымъ, чѣмъ обыкновенно и поблагодарить ее. Наконецъ, онъ считался за кого-нибудь въ семьѣ Добузье! Эта неожиданная милость могла сдѣлать его тщеславнымъ. Онъ чувствовалъ, какъ его сердце понемногу наполняется гордостью, и онъ смотрѣла, на прохожихъ съ высоты своего величія. Подъ впечатлѣніемъ минуты онъ забыла, пережитыя до сихъ поръ презрѣніе и обиды, жестокость Гины и ея родителей по отношенію ка, Тильбаку, онъ вспоминалъ не безъ угрызеній совѣсти свои богохульства, которыя онъ произносилъ противъ нимѳы канала въ тотъ печальный вечеръ богослуженія, во время холеры.
Ахъ! холерные больные, израненные паріи были далеко! Онъ не отрекался отъ нихъ, но
кроить несколько простых вещей, на каждый день, но не из чего было ему устроить порядочного костюма: «Возьмем его с собою, мама, мне надо поехать в город; мимоходом мы побываем у поставщиков кузенов Сен-Фардье. Там сумеют украсить этого человечка; пойдем скорей с нами!»
Не было возможности противиться Гине! Фелисите осталась одна, скрывая свое неудовольствие…
В первый раз Лоран сопровождал своих кузин в экипаже! Сидя рядом с кучером, он время от времени оборачивался в сторону Гины, чтобы показать свое хмурое лицо, которое он чувствовал менее хмурым, чем обыкновенно и поблагодарить ее. Наконец, он считался за кого-нибудь в семье Добузье! Эта неожиданная милость могла сделать его тщеславным. Он чувствовал, как его сердце понемногу наполняется гордостью, и он смотрела, на прохожих с высоты своего величия. Под впечатлением минуты он забыла, пережитые до сих пор презрение и обиды, жестокость Гины и её родителей по отношению ка, Тильбаку, он вспоминал не без угрызений совести свои богохульства, которые он произносил против нимфы канала в тот печальный вечер богослужения, во время холеры.
Ах! холерные больные, израненные парии были далеко! Он не отрекался от них, но
