Антверпенский народ сначала был охвачен ужасом, затем бешенством, при окончательном исходе борьбы. Богачи одержали верх, при помощи обмана и подкупа! Крестьяне противопоставили своё veto желаниям городского населения. Победители, которые не могли ни знать сомнительного качества этой победы, совершили ошибку, желая отпраздновать её… Однако, они не осмеливались показаться на балконе клуба, куда иронически призывала их толпа взволнованных, бледных или красных людей, глотавших слёзы от злобы.
Было пять часов. Становилось темно. Богачи разъезжались по домам, находившимся в новом квартале города, смущённо проскальзывая через толпу, которая продолжала оставаться на площади.
Все стояли в тревоге, не зная, на что решиться, с сжатыми кулаками, уверенные, что «так это не пройдёт!», но не знавшие, как это выйдет.
В предупреждение волнений, бургомистр вызвал городскую милицию, усилил полицейские посты. Бергман, показавшийся на площади, был узнан, раздались приветствия, и его подняли на руки.
Он отказывается, как только может, от оваций; с самого утра он призывает к тишине и благоразумию всех тех, кто его окружает. «Мы победим в следующий раз!» говорит он.
Развевающееся на балконе клуба богачей, голубое знамя точно дразнит и возбуждает его друзей.
В первую минуту, после обновлённой победы, богачи осмелились из-за растерянности побеждённых безнаказанно вывесить своё знамя.
Вдруг происходит какое-то замешательство. Паридаль и его товарищи из Jeune Garde des Gueux, работая локтями, добираются до клуба.
Лоран, поднятый на плечи к Яну Вингерхоуту, цепкий, как обезьяна, при помощи своих ног и рук, достигает балкона, схватывает древко знамени, пробует дёрнуть его, но кончает тем, что висит на нём, держась за материю: раздаётся треск, древко сломано…
Толпа тревожно вскрикивает.
Знамя захвачено, но смельчак находится в пространстве с своим трофеем. Он сломил бы себе шею, падая на мостовую, если б сильный и отважный Вингерхоут не был бы там! Он хватает своего друга на руки, точно ловит мячик, затем спокойно ставит его на землю. Юноша, очутившись на ногах, двигает знаменем над головами. Раздаются бурные восклицания. Полицейские пытаются схватить Лорана. Сотни рук, начиная с кулака Вингерхоута, ограждают его, оттаскивают полицейских, охраняют его.
Молодые люди, большой колонной, удаляются под сильное шиканье с балкона, под громкое пение гимна Гезов, сочинённого Вивелуа.
Но вдали раздаётся музыка, устроенная партией богачей. Откуда этот вызов? Электрическая дрожь пробегает по длинной процессии Бедных.
Повернув с площади, в том месте, где она суживается, гезы встречают группу юных манифестантов с голубыми значками в петлицах и с факелами в сопровождении оркестра. С диким криком, они бросаются на своих противников. В одну минуту факелы вырваны из рук носящих, а вся группа рассеяна и опрокинута.
Между тем гезы узнают, что в новом квартале города, на бульваре Леопольда, богачи, чувствуя себя в безопасности от народного неудовольствия, разукрасили дома и устроили иллюминацию.
— К Бежару! — кричат манифестанты.
Начиная с place de Meir, манифестация принимает грозный характер. Ряды рабочих, выгрузчиков и мелких буржуа редеют; их место занимает толпа тёмных личностей. Последние не поют больше гимна гезов, но рычат зажигательные припевы.
По дороге на avenue des Arts, один runner бросает камень в дверь дома Сен-Фардье, окна которого украшены плошками. Окна залиты светом. Ветер, двигая шёлковой занавеской, приближает её к огню плошки; занавеска загорается. Озлобленная толпа вздрагивает и кричит о пожаре, неожиданном соучастнике.
— Прекрасно! — Подожжём весь дом!
Взвод жандармов, полиция и городская милиция мешают им довести эту шутку до конца.
Одна часть манифестантов попадается в руки жандармов, но другая пользуется этим и скрывается на бульваре Леопольд, как раз против дома Бежара.
— Долой Бежара!.. Долой торговца душ!.. Долой торговца неграми!.. Долой мучителя!..
Ужасные кровожадные крики раздаются перед домом Бежара. Знал ли он, что готовилось или нет, — во всяком случае, он удержался от иллюминации своего дома.
Ставни в нижнем, этаже закрыты; кажется, будто нет огня внутри дома.
Но эта скромность не останавливает манифестантов. Они набрасываются, как безумные, на ненавистный дом. Бродяги и праздношатающие, составляющие теперь шествие, проявляют себя, уничтожая всё на пути. Ставни с окон сорваны, зеркальные окна разбиты вдребезги.
— Смерть! Смерть Бежару! — кричат бунтовщики.
Отдав знамя своему верному другу, Вингерхоуту, Паридаль неожиданно показывается, желая воспрепятствовать толпе проникнуть в дом, так как неожиданно все его мысли обращены к жене непопулярного судохозяина, к его кузине, Гине. Пусть поймают, повесят Бежара, ему всё равно, пусть не останется камня на камне в доме, он ничего не будет иметь против его разрушения, но он готов отдать последнюю каплю крови, чтобы предупредить волнение и испуг г-жи Бежар!
Ах! несчастный, как он не предусмотрел раньше этой опасности!
Он призывает Вингерхоута на помощь. Но они оба бессильны. Невозможно остановить безумцев. Надо скорее следить за ними, или, лучше, опередить их в доме, чтобы оказать помощь молодой женщине. Лоран вскакивает в окно. Манифестанты уже проникли в дом, разбивают безделушки и мебель, разрывают портьеры, снимают картины, прокалывают подушки, срывают обои, превращают их в корпию, бросают обрывки на улицу, грабят и уничтожают всё, что попадается им под руку.
Лоран опереждает их, бросается в ближайшую комнату; она темна и пуста. Он проникает в третью комнату: никого; попадает в столовую: опять никого, он ищет в оранжерей, теплице, но не встречает ни живой души.
Между тем другие следуют за ним. Утомившись всё ломать, они хотели бы покончить с Бежаром! Лоран бросается в переднюю, замечает лестницу, взбирается быстро по ней.
Он проникает в первый этаж, в спальню, ванную, осматривает все уголки. Никого. Он кричит: «Гина! Гина!». Но Гины нет. Он продолжает свои розыски, открывает шкафы, смотрит под кровать. Опять никого. Её нет нигде… Спускаясь с лестницы, в полном отчаянии, он наталкивается на толпу, которая спрашивает у него о Бежаре. Все упрекают Паридаля, что он дал уйти их врагу. К счастью, Вингерхоут является во время и вырывает его из их рук.
Между тем, на улице, шум усиливается. Лоран спускается в сад, осматривает конюшни, но без успеха.
Наконец, он решает покинуть этот пустынный дом. На улице сотни бездельников, смешавшись с бунтовщиками, с любопытством смотрят на расхищение этого роскошного жилища. Лоран узнаёт у одного из слуг Бежара, что его господа на обеде у г-жи Сен-Фардье. Успокоившись, он удаляется оттуда, как вдруг раздаётся громкий стук копыт.
— Милиция! Милиция! Спасайся, кто может!
Грабители прекращают своё дело. Часть эскадрона приближается вскачь. На расстоянии сотни метров от толпы, капитан, г. Ван-Франц, банкир, друг семьи Добузье, командует остановиться.
Все богатые молодые люди, превосходные кавалеры, гарцуют на породистых лошадях, гордясь своею красивою тёмно-зелёною формою… Взволнованные, разгневанные, они останавливаются перед толпой. Бродяги, набравшись храбрости, кричат им: «Картонные солдаты! Полишинели! Кавалеры парадов!» Лоран узнаёт сыновей Сен-Фрадье, и слышит, как один из них, поддаваясь вперёд, говорит Ван-Францу: «Когда же мы атакуем этих каналий, командир?» Проезжая по avenue des Arts, оба брата видели опустошение собственного дома и сгорали нетерпением отомстить за нанесённую обиду.
До сих пор их служба была только отдыхом, простым спортом, предлогом для прогулок, экскурсий за город. Эти красивые дилетанты военной службы не будут виноваты, если эта чернь заставит их совершить что-нибудь трагическое.
— Шашки наголо! — скомандовал Ван-Франц немного взволнованным голосом. Новенькие сабли блестят в обтянутой перчаткой руке каждого всадника.
Паника охватывает банду громил. Масса устремляется вперёд, бросается направо, налево по окружающим улицам. Самые смелые бегут по тротуару и прячутся за деревьями.
— Вперёд! вперёд! — командует Ван-Франц.
Часть эскадрона скачет галопом, сборище рассеивается, мостовая пустеет.
Милиция отправляется назад, полиция доканчивает своё дело, арестуя попавшихся.
Прогнанные в этой стороне, самые наглые из бродяг решают продолжать манифестацию в другом месте.
Повернув за угол одной улицы, Лоран очутился лицом к лицу с Региной. Известие о разграблении их дома застало Бежара за обедом, и в то время, как муж поехал в ратушу, чтобы сговориться с друзьями, Гина, несмотря на общие уговоры, вышла одна, желая удостовериться в непопулярности, избранника.
Лоран подал ей руку: — Пойдёмте, Регина. Вы не можете вернуться к себе, ваш дом разрушен, даже улица не безопасна для вас. Скорее отправляйтесь к вашему отцу…
Она заметила у него на фуражке значок приверженцев Бергмана.
— Вы с ними за одно… вы были у меня в доме. Только этого, Лоран, и не доставало. Это очень честно!
— Теперь не время упрекать меня и делать мне неприятности! — сказал Паридаль с выражением, которого у него раньше никогда не было… — Вы идёте?
Поражённая его решительным видом, утомлённая, она позволила увести себя и даже взяла его под руку… Он усадил её в первую попавшуюся карету и, сказав кучеру адрес Добузье, сел против неё, прежде чем она могла что-нибудь возразить.
— Простите! — сказал он. — Я не покину вас, пока я не буду знать, что вы в безопасности. Она ничего не ответила. Они больше не проронили ни слова.
Когда в тесной карете колени Лорана касались её, она мгновенно откидывалась в глубину экипажа или смотрела в окно. Лоран удерживал дыхание, чтобы лучше слышать, как она дышит; ему хотелось, чтобы это путешествие длилось вечно. Оба они вспоминали то время, когда виделись в последний раз. Она ощущала страх: ему казалось, что он снова очарован ею, как раньше.
Они миновали банды пьяных, размахивавших палками, к концу которых были привязаны лоскутки материй и обоев из разрушенных домов. При каждом уличном фонаре, Лоран взглядывал на молодую женщину. Тревога, которую он внушал своей кузине, глубоко огорчала его. Он навсегда останется для неё предметом отвращения и ужаса! Когда они достигли фабрики, он соскочил первый и подал Регине руку. Она сошла без его помощи и спросила его из вежливости:
— Вы не войдёте?
— Вы знаете, что ваш отец поклялся меня больше не принимать…
— Правда. Я не подумала об этом… Действительно, я очень благодарна вам. Г. Бежар ценит героев-врагов…
— Пожалуйста, не смейтесь, кузина… Если б вы знали, как ваши насмешки несправедливы… Поверьте скорей моей неизменной преданности и моему глубокому… уважению.
— Вы точно приводите заключительные строки какого-нибудь письма! — сказала она, желая вернуть свой прежний насмешливый тон, но ей не доставало хорошего настроения и искренности. — «Всё равно… ещё раз, благодарю»! И она вошла в дом.