мѣсто занимаетъ толпа темныхъ личностей. Послѣдніе не поютъ больше гимна гезовъ, но рычатъ зажигательные припѣвы.
По дорогѣ на avenue des Arts, одинъ runner бросаетъ камень въ дверь дома Сенъ-Фардье, окна котораго украшены плошками. Окна залиты свѣтомъ. Вѣтеръ, двигая шелковой занавѣской, приближаетъ ее къ огню плошки; занавѣска загорается. Озлобленная толпа вздрагиваетъ и кричитъ о пожарѣ, неожиданномъ соучастникѣ.
— Прекрасно! — Подожжемъ весь домъ!
Взводъ жандармовъ, полиція и городская милиція мѣшаютъ имъ довести эту шутку до конца.
Одна часть манифестантовъ попадается въ руки жандармовъ, но другая пользуется этимъ и скрывается на бульварѣ Леопольдъ, какъ разъ противъ дома Бежара.
— Долой Бежара!.. Долой торговца душъ!.. Долой торговца неграми!.. Долой мучителя!..
Ужасные кровожадные крики раздаются передъ домомъ Бежара. Зналъ ли онъ, что готовилось или нѣтъ, — во всякомъ случаѣ, онъ удержался отъ иллюминаціи своего дома.
Ставни въ нижнемъ, этажѣ закрыты; кажется, будто нѣтъ огня внутри дома.
Но эта скромность не останавливаетъ манифестантовъ. Они набрасываются, какъ безумные, на ненавистный домъ. Бродяги и праздношатающіе, составляющіе теперь шествіе, прояв-
место занимает толпа темных личностей. Последние не поют больше гимна гезов, но рычат зажигательные припевы.
По дороге на avenue des Arts, один runner бросает камень в дверь дома Сен-Фардье, окна которого украшены плошками. Окна залиты светом. Ветер, двигая шелковой занавеской, приближает ее к огню плошки; занавеска загорается. Озлобленная толпа вздрагивает и кричит о пожаре, неожиданном соучастнике.
— Прекрасно! — Подожжем весь дом!
Взвод жандармов, полиция и городская милиция мешают им довести эту шутку до конца.
Одна часть манифестантов попадается в руки жандармов, но другая пользуется этим и скрывается на бульваре Леопольд, как раз против дома Бежара.
— Долой Бежара!.. Долой торговца душ!.. Долой торговца неграми!.. Долой мучителя!..
Ужасные кровожадные крики раздаются перед домом Бежара. Знал ли он, что готовилось или нет, — во всяком случае, он удержался от иллюминации своего дома.
Ставни в нижнем, этаже закрыты; кажется, будто нет огня внутри дома.
Но эта скромность не останавливает манифестантов. Они набрасываются, как безумные, на ненавистный дом. Бродяги и праздношатающие, составляющие теперь шествие, прояв-
