Въ то время, когда я былъ у великаго князя московскаго посломъ отъ свѣтлѣйшаго государя моего, находился тутъ же Григорій Истома (Isthoma), толмачь этого князя, человѣкъ дѣльный, выучившійся латинскому языку при дворѣ Іоанна, короля датскаго. Въ 1496 году былъ онъ посланъ своимъ княземъ къ королю датскому вмѣстѣ съ тогдашнимъ посломъ датскаго короля, шотландцемъ Давидомъ, съ которымъ я также тамъ познакомился въ первое мое посольство; онъ-то изложилъ намъ вкратцѣ свое путешествіе. Этотъ путь кажется намъ крайне труднымъ по суровости тѣхъ странъ, и потому я хотѣлъ описать его въ короткихъ словахъ, какъ отъ него слышалъ. Сперва, но его словамъ, онъ и вышеупомянутый посолъ Давидъ, отпущенные его государемъ, прибыли въ Великій Новгородъ. Но такъ какъ въ это время королевство шведское отпало отъ датскаго короля, къ тому же и московскій князь имѣлъ несогласія съ шведами, и такъ какъ они не могли держаться обыкновеннаго пути по причинѣ военныхъ смутъ, то и отправились они по другому пути, который былъ длиннѣе, но за то безопаснѣе, и сперва прибыли изъ Новгорода къ устьямъ Двины и къ Потивло (Potivulo?) очень трудною дорогою. Истома говорилъ, что этотъ путь, который онъ никогда не перестанетъ клясть за перенесенныя во время его непріятности и труды, тянется триста миль. Наконецъ въ устьяхъ Двины они сѣли на четыре судна; плыли, держась праваго берега океана, и видѣли тамъ высокія и суровыя горы. Сдѣлавъ 16 миль и переѣхавъ черезъ какой-то заливъ, они приплыли къ лѣвому берегу и, оставивъ вправѣ обширное море, которое получило свое имя отъ рѣки Печоры, также какъ и сосѣднія горы, прибыли къ народамъ Финлаппіи, которые хотя живутъ разсѣянно по морскому берегу въ низкихъ хижинахъ и ведутъ почти звѣриную жизнь, однако все таки смирнѣе (mansuetiores) дикихъ лопарей (Lappi). По словамъ Истомы, эти народы платятъ дань московскому князю. Потомъ, оставивъ землю лопарей и сдѣлавъ 80 миль моремъ, они достигли страны Нортподенъ, подвластной королю шведскому. Русскіе называютъ ее Каянской Землей (Caienska Semla), а народъ — каянами (Cayeni). Онъ говорилъ, что подвигаясь оттуда вдоль извилистаго берега, который тянулся вправо, они достигли мыса, называемаго Святымъ Носомъ (Sanctus Nasus). Святой Носъ есть огромная скала, выдающаяся въ море на подобіе носа; подъ нею видна пещера съ нѣсколькими водоворотами, которая каждые шесть часовъ поглощаетъ морскую воду (mare) и съ большимъ шумомъ обратно изрыгаетъ назадъ эту пучину. Одни говорили, что это середина моря, другіе — что это Харибда. Сказывалъ онъ, что сила этой пучины такъ велика, что она притягиваетъ корабли и другіе предметы, находящіеся по близости, крутитъ ихъ и поглощаетъ, — и что они никогда не бывали въ бо̀льшей опасности. Ибо когда пучина внезапно и сильно стала притягивать корабль, на которомъ они ѣхали, то они едва съ великимъ трудомъ спаслись налегши всѣми силами на весла. Миновавъ Святой Носъ, они прибыли къ какой-то скалистой горѣ, которую имъ надлежало обойти. Когда они были тамъ задержаны на нѣсколько дней противными вѣтрами, шкиперъ сказалъ: «Скала, которую вы видите, называется Семь (Semes); если мы не умилостивимъ ее какимъ либо даромъ, то нелегко намъ будетъ миновать ее». Истома, по его словамъ, упрекнулъ его за пустое суевѣріе, на что шкиперъ ничего не отвѣтилъ, и они, задержанные тамъ сильною непогодой въ продолженіи цѣлыхъ четырехъ дней, поплыли дальше только послѣ того, какъ вѣтры стихли. Когда они уже ѣхали съ попутнымъ вѣтромъ, шкиперъ сказалъ: «Вы смѣялись надъ моимъ предложеніемъ умилостивить скалу Семь, какъ надъ пустымъ суевѣріемъ; но если бы я не умилостивилъ ее, тайно взлѣзши на камень ночью, то намъ никоимъ образомъ нельзя было бы пройти». На вопросъ, что̀ онъ принесъ Семи въ даръ? — онъ сказалъ, что лилъ на камень, выступъ котораго мы видѣли, — масло, смѣшанное съ овсяною мукою. Потомъ, плывя такимъ образомъ, они встрѣтили другой огромный мысъ, Мотку (Motka), подобный полуострову; на его оконечности находился замокъ Бартусъ (Barthus), значитъ сторожевой домъ. Ибо норвежскій король держитъ тамъ военный гарнизонъ, для охраненія границъ. Истома говорилъ, что этотъ мысъ такъ далеко вдается въ море, что едва въ 8 дней можно обогнуть его; чтобы не замедлять своего пути, они съ великимъ трудомъ на плечахъ перетащили и свои суда и грузъ черезъ перешеекъ, шириною въ полмили. Потомъ они приплыли въ страну дикилопповъ (Dikiloppi), — это и есть дикіе лопари, — къ мѣсту, называемому Дронтъ, которое отстоитъ отъ Двины къ сѣверу на 200 миль; даже и тамъ, по ихъ разсказамъ, московскій князь пользуется правомъ (solere) собирать дань. Оставивъ тамъ лодки, они совершили остальной путь землею, на саняхъ. Кромѣ того онъ разсказывалъ, что тамъ стада оленей, которые на норвежскомъ языкѣ называются Rhen, употребляются также, какъ у насъ стада быковъ: они немного побольше нашихъ оленей. Лопари употребляютъ ихъ вмѣсто вьючнаго скота слѣдующимъ образомъ. Впрягаютъ оленей въ повозку, сдѣланную на подобіе рыбачьей лодки; человѣкъ привязывается въ ней за ноги для того, чтобы не выкинуться отъ быстраго бѣга оленей. Онъ держитъ въ лѣвой рукѣ вожжи, которыми умѣряетъ бѣгъ оленей, а въ правой палку, которою предотвращаетъ паденіе повозки, когда она наклонится на одну сторону болѣе, чѣмъ слѣдуетъ. Этимъ способомъ ѣзды они сдѣлали 20 миль въ одинъ день и наконецъ отпустили оленя; Истома говорилъ, что олень самъ воротился къ своему господину въ обычное становище. Совершивъ этотъ путь, они прибыли къ норвежскому городу Бергенъ (Berges), лежащему прямо на сѣверъ между горами, а оттуда на лошадяхъ въ Данію. Между прочимъ сказываютъ, что въ Дронтѣ и Бергенѣ, во время лѣтняго солнцестоянія, день имѣетъ 22 часа. Власій (Blasius), другой княжескій толмачь, который немного лѣтъ тому назадъ былъ посланъ своимъ государемъ къ цесарю въ Испанію, разсказывалъ намъ о своемъ пути иначе и гораздо сокращеннѣе. Онъ говорилъ, что, будучи посланъ изъ Московіи къ Іоанну, королю датскому, онъ шелъ сухопутьемъ (pedes) до Ростова; сѣвъ на корабли въ Переяславлѣ, пріѣхалъ Волгою въ Кострому; оттуда 7 верстъ шелъ сухимъ путемъ до какой-то рѣчки, которою вошелъ въ Вологду, потомъ въ Сухону и Двину, и плылъ до норвежскаго города Бергена и перенесъ всѣ труды и опасности, о которыхъ выше разсказано со словъ Истомы; наконецъ пріѣхалъ въ Гафнію, столицу Даніи, называемую у германцевъ Копенгагеномъ. И тотъ и другой говорили, что въ Московію воротились черезъ Ливонію и совершили этотъ путь въ продолженіи года. Хотя одинъ изъ нихъ, Григорій Истома, говорилъ, что половину этого времени онъ былъ задержанъ бурями въ разныхъ мѣстахъ, однако и тотъ и другой единогласно утверждали, что въ это путешествіе они сдѣлали 1.700 верстъ т. е. 340 миль. Также Димитрій, тотъ самый, который весьма недавно былъ посломъ у папы въ Римѣ, и по разсказамъ котораго Павелъ Іовій написалъ свою Московію, — по этой самой дорогѣ три раза ѣздилъ въ Норвегію и Данію; онъ подтвердилъ справедливость всего вышесказаннаго. Впрочемъ всѣ они, когда я ихъ спрашивалъ о Замерзшемъ или Ледовитомъ морѣ, отвѣчали только одно, а именно, что видѣли въ приморскихъ мѣстахъ множество величайшихъ рѣкъ, которыя массой своихъ водъ и силой теченія гонятъ море на далекое пространство отъ береговъ, и которыя замерзаютъ вмѣстѣ съ моремъ на извѣстное пространство отъ самаго берега, какъ это бываетъ въ Ливоніи и въ иныхъ частяхъ Швеціи. Ибо, хотя отъ сильныхъ вѣтровъ ледъ въ морѣ ломается, однако въ рѣкахъ это бываетъ рѣдко или никогда, — если только не случится наводненія: тогда ледъ поднимается или ломается. Обломки же льду, выносимые рѣками въ море, почти цѣлый годъ плаваютъ по нему и отъ сильнаго холода снова смерзаются такъ, что иногда тамъ можно видѣть льды многихъ годовъ, смерзшіеся въ одну массу, что̀ легко узнать изъ обломковъ, которые вѣтеръ выбрасываетъ на берегъ. Я слышалъ отъ достойныхъ вѣры людей, что и Балтійское море во многихъ мѣстахъ и весьма часто замерзаетъ. Говорили, что также и въ той странѣ, гдѣ обитаютъ дикіе лопари, солнце не заходитъ 40 дней во время лѣтняго солнцестоянія; однако, въ продолженіи трехъ часовъ ночи его дискъ покрывается какимъ-то мракомъ, такъ что не видно его лучей, но тѣмъ не менѣе оно даетъ столько свѣта, что сумерки никого не заставляютъ оставлять работу. Московиты похваляются тѣмъ, что берутъ подать съ этихъ дикихъ лопарей: хотя это и невѣроподобно, однако не удивительно, такъ какъ послѣдніе не имѣютъ другихъ сосѣдей, требующихъ съ нихъ подати. Они платятъ дань рыбой и кожами, такъ какъ другаго не имѣютъ. Заплативъ годовую дань, они хвалятся, что уже больше ничего никому не должны и независимы во всемъ остальномъ. Хотя у лопарей нѣтъ хлѣба, также соли и другихъ пряностей (gulae irritamenta), и они питаются только одной рыбой и дичью, однако, какъ утверждаютъ, они очень склонны къ сладострастію. Всѣ они очень искусные стрѣлки, такъ что если на охотѣ попадутся имъ какіе либо дорогіе звѣри, то они убиваютъ ихъ стрѣлою въ мордочку, для того, чтобы имъ досталась шкура цѣлая и безъ дыръ. Отправляясь на охоту, они оставляютъ дома съ женой купцовъ и другихъ иностранныхъ гостей. Если, возвратясь, они находятъ жену довольною обращеніемъ гостя и веселѣе обыкновеннаго, то даютъ ему какой нибудь подарокъ; если же напротивъ, то со стыдомъ выгоняютъ его. Они уже начинаютъ покидать врожденную дикость и дѣлаться кротче отъ обращенія съ иностранцами, которые ради прибытка посѣщаютъ ихъ. Они охотно допускаютъ къ себѣ купцовъ, которые привозятъ имъ одежды изъ толстаго сукна, также топоры, иглы, ложки, ножи, чаши, муку, горшки и т. п., — такъ что они питаются уже вареною пищею и принимаютъ болѣе мягкіе нравы. Они употребляютъ платье, сшитое собственными руками изъ различныхъ звѣриныхъ шкуръ, и въ этомъ одѣяніи иногда приходятъ въ Московію; однако весьма немногіе употребляютъ сапоги или шапки, сдѣланныя изъ оленьей кожи. Золотая и серебряная монета у нихъ вовсе не употребляется; они довольствуются однимъ обмѣномъ товаровъ. Такъ какъ они не понимаютъ другихъ языковъ, то иностранцамъ кажутся почти нѣмыми. Свои шалаши они покрываютъ древесною корою, и нигдѣ у нихъ нѣтъ постоянныхъ жилищъ: истребивъ на одномъ мѣстѣ дикихъ звѣрей и рыбу, они перекочевываютъ на другое. Вышеупомянутые послы московскаго государя разсказывали также, что они видѣли въ этихъ странахъ высочайшія горы, подобно Этнѣ постоянно извергающія пламя, и что въ самой Норвегіи многія горы разрушились отъ постояннаго горѣнія. Нѣкоторые, увлекшись этимъ, ложно утверждаютъ, что тамъ находится чистилищный огнь. Когда я отправлялъ посольство у датскаго короля Христіерна, то слышалъ объ этихъ горахъ почти тоже самое отъ правителей Норвегіи, которые въ то время случайно тамъ находились. Говорятъ, что около устьевъ рѣки Печоры, находящихся вправо отъ устьевъ Двины, обитаютъ въ океанѣ различныя большія животныя, между прочимъ одно животное величиною съ быка, которое прибрежные жители называютъ моржемъ (Mors). Ноги у него короткія, какъ у бобра; грудь въ сравненіи съ остальнымъ его тѣломъ нѣсколько выше и шире; два верхнихъ зуба длинны и выдаются впередъ. Эти животныя для распложенія и отдыха оставляютъ океанъ и уходятъ стадомъ на горы; прежде чѣмъ предаться сну, который у нихъ обыкновенно очень крѣпокъ, они подобно, журавлямъ, ставятъ одного на стражу: если тотъ заснетъ или будетъ убитъ охотникомъ, тогда легко поймать и остальныхъ; если же онъ подастъ сигналъ своимъ обыкновеннымъ мычаньемъ, то остальное стадо, пробужденное этимъ, подвернувши заднія ноги къ зубамъ, съ величайшею скоростью скатывается съ горы, какъ въ повозкѣ, и стремительно бросается въ океанъ: тамъ они иногда отдыхаютъ также на обломкахъ плавающихъ льдинъ. Охотники бьютъ этихъ животныхъ ради однихъ зубовъ, изъ которыхъ московиты, татары и преимущественно турки искусно дѣлаютъ рукояти мечей и кинжаловъ; они употребляютъ ихъ болѣе для украшенія, нежели для того, чтобы наносить тяжелѣе удары, какъ воображалъ кто-то. У турокъ, московитовъ и татаръ эти зубы продаются на вѣсъ и называются рыбьими зубами.
Ледовитое море на широкомъ пространствѣ тянется вдаль за Двиною до самыхъ устьевъ Печоры и Оби, за которыми, говорятъ, находится страна Енгронеландтъ. Судя по слухамъ, я думаю, что она отчуждена отъ сношеній и торговли съ нами какъ по причинѣ высокихъ горъ, которыя покрыты постоянными снѣгами, такъ и вслѣдствіе постоянно плавающаго по морю льда, который препятствуетъ навигаціи и дѣлаетъ ее опасною, а потому эта страна и неизвѣстна.