Вместе с Бландиной граф де Кельмарк привёз в Эскаль-Вигор своего единственного слугу, того самого, который сопровождал его во время происшествия с экипажем.
Тибо Ландрильон, сын арденнского лесничего, был малорослым, коренастым, хорошо сложенным молодцом. Он провёл несколько лет в казармах, и сохранил с тех пор тип и приёмы «любителя пирушек», «спорщика и сердцееда», как он выражался на своём солдатском жаргоне. У него было круглое лицо, карие весёлые глаза с влажным похотливым выражением, небольшой приплюснутый и подвижной нос, большие губы с красным оттенком, признаком одновременно жестокости и чувственности; тонкие, точно запятая, усы; щёки с пробивавшимися угрями; небольшие в рубцах и волосах уши сатира, густые и запутанные волосы, грубый и насмешливый разговор, закруглённые бёдра, красивые ноги. Мелкий вивер, он скрывал под внешним добродушием наглое нахальство, хитрую и лукавую душу.
Его непристойное обращение, его народные и острые выходки, отличались даром забавлять и развлекать задумчивого и всегда занятого и озабоченного владельца замка Эскаль-Вигор, подобного тому, как придворные клоуны и шуты обольщали и рассеивали некогда ипохондрию или скрытые укоры совести какого-нибудь тирана. Порочный развратник, изведавший все ямы разврата, конюх с головы до ног, усвоивший мораль из навоза, подобно своему балахону и сапогам, этот молодец был весь пропитан духом цветка черни. Его фуражка, сдвинутая на ухо, продолжала представлять из себя солдатскую фуражку. Спрятав всегда руки в карманы панталон, с трубкою в углу рта или разжёвывая табак с одной щеки на другую, он окружал себя большими кругами слюны или удушливым дымом, которыми, казалось, наполнялся и окрашивался его разговор.
Ни одно благодеяние не могло захватить или растрогать его. По отношению к своему хозяину, который подобрал его в грязи, несмотря на неблагоприятные отзывы, он проявлял зависть, дурное отношение, ненависть бедного к богатому и никуда не пригодного человека против аристократа, произносил жестокую брань, скрытую под молодцеватым хвастовством. Его бескорыстные приёмы отмечали тонкое стремление к тривиальным наслаждениям, так как подобные темпераменты ценят в роскоши и богатстве исключительно физические приятные ощущения, которые могут себе доставлять богачи. Что касается умственных удовольствий, которыми наслаждался Кельмарк, Ландрильон презирал их.
Граф относился с большой терпимостью к этому человеку. Он улыбался, слушая разговоры этого посетителя кабачков и мансард. Где Ландрильон выказывал себя, в частности, неотразимым, это в области ненавистничества женщин, в парадоксальных и унизительных тирадах против того пола, который, если ему верить, выражал ему всё же свои симпатии.
Пока они все жили на вилле, Ландрильон не помещался у графини, но жил возле их конюшен, на некотором расстоянии от виллы; г-жа де Кельмарк никогда не могла привыкнуть к гримасам этой обезьяны.
Теперь молодец был на своём месте, и если, как говорят солдаты, скрывал свою игру, то, по крайней мере, наметил её план. Он не мог удовлетвориться в течение всей только жизни этими наживами и скрытою неверностью слуг. Планы грума носили иной серьёзный характер! Если грубая Клодина льстила себя надеждой стать графиней де Кельмарк, то Ландрильон поклялся жениться на управительнице замка. Само собой понятно, что он угадывал сразу связь между Анри и Бландиной; но пренебрегая всем, он мог удовлетвориться вполне остатками хозяина. Управительница Эскаль-Вигора представляла из себя довольно заманчивую женщину в глазах этого любителя, но он готов был жениться на ней из любви к состоянию, которое удалось ей выманить у старухи. С своей стороны, нашему сердцееду удалось вытащить недурной номер в лотерее природных наслаждений; к тому же он сберёг кое-что.
Впрочем, скромная Бландина продолжала интересовать хоть немного этого замарашку. Подозрительная особа напоминала настоящую даму! Наверно, она могла бы оказать честь ему, если б восседала позади кружек какого-нибудь важного спортивного ресторана, где встречались бы какие-нибудь дельцы и глупые аристократы!
Но необходимо было молодчику приступить к делу, чтобы добиться внимания этой особы. До сих пор разделяя отвращение умершей графини, она не выказывала ему никакой симпатии, но Тибо-сердцеед не был человеком, который мог бы унывать. К тому же, не к чему было спешить, у него было время.
Может быть, она обольщала себя какой-нибудь иллюзией брака по отношению к Кельмарку? Тибо был неимоверно удивлён, когда узнал, что она, получив деньги, готова сопровождать Кельмарка на остров Смарагдис. Это обстоятельство даже побудило и его последовать за ними.
Какое несчастье, думал он, если она остаётся возле этого буржуа, если она льстит себя надеждою заманить его! Однако, это напрасный расчёт. Он уже насладился игрою с ней! «Надейся, что он женится на тебе!» — «Но я здесь, ворчал он, потирая себе нос, что было у него признаком удовлетворения, дворняжка надеется закруглить свою наживу, принимая на себя ведение хозяйства! Хорошего аппетита! Мы ещё лучше поймём друг-друга!»
Чудак мерил всякого на свой аршин. Эти хитрецы действительно лишены чутья, когда должны открыть благородные мотивы.
В замке Эскаль-Вигор он решил начать действовать без всякого колебания. Г-жа управительница, покинутая Дейкграфом, от скуки, может быть, могла бы отнестись с большею склонностью к словам галантного кучера. Если жеманница будет продолжать прятаться от него под маской важности или добродетели, молодец решил добиться своего при помощи других аргументов. Если он потеряет терпение и ничего не добьётся, он поклялся взять её неожиданностью и силою. Кто был бы виноват в этом. Чёрт возьми, она могла бы встретить более холодного молодца. В деле любовных похождений кучер считал себя, по крайней мере, равным своему господину. Красавица ничего не потеряет от перемены.
Кельмарк продолжал привыкать к тону и приёмам этого весёлого шута, о характере и душе которого он имел превратное понятие. Граф пытался даже поверить, что эти вольности и этот намеренный цинизм являются выражением откровенности, широкого, почти философского взгляда, близкого к его собственным понятиям.
Анри был также тронут готовностью слуги покинуть столицу, чтобы последовать за ним на Смарагдис.
— Ты тоже желаешь удалиться со мною в это гнездо чаек, мой бедный Тибо! Это хорошо!
Он был далёк от того, чтобы сознаться в побуждениях развратника, и он был ослеплён даже до такой степени, что сливал его верность и преданность с чувствами благородной Бландины. Откровенно говоря, он, может быть, с большим трудом лишил бы себя присутствия этого буйного и шумного паяца, чем ласки и любви, которую выказывала ему молодая женщина.
Впоследствии можно будет лучше понять, почему насмешка, постоянный сарказм и богохульства этого парня нравились опечаленной душе Дейкграфа. Можно будет объяснить себе, почему эта любящая, тонкая и страстная душа терпела так долго соседство этого простого борова, неспособного понять какую-либо любовь и испытавшего обыкновенную близость с женщиною только в атмосфере публичных домов или среди продажи кишок.