Не умеръ Донъ-Жуанъ! Любви искатель вѣчный,
Пучиной адскою онъ не былъ поглощенъ,
Простившись съ юностью заманчиво безпечной, Состарѣлся въ своемъ изгнаньѣ онъ.
5 Виновной совѣсти не вѣдая укора,
Онъ прихотямъ своимъ служилъ еще года,
И на плечо его десница командора Не опускалась никогда.
Не дождался его севильскій обольститель; 10 (И мѣсто ль мертвецу на пиршествѣ ночномъ?)
Недвижной статуей остался грозный мститель Надъ гробовымъ холмомъ.
Нѣтъ, все произошло гораздо проще въ жизни;
Въ изгнанье Донъ-Жуанъ былъ сосланъ королемъ, 15 И отдавая дань обычной укоризнѣ, Живетъ онъ, день за днемъ.
Его утѣхи тутъ: старинный томъ Мольера,
Старинныхъ клавесинъ серебряная трель,
А вечеромъ—бокалъ сѣдого Редерера, 20 Который подаетъ сѣдой же Сганарель.
И въ креслѣ кожаномъ съ большимъ гербомъ фамильнымъ
Откинувшись назадъ, и устремляя взоръ
Въ раздумьѣ на огонь—отжившимъ и безсильнымъ Не кажется Жуанъ и до сихъ поръ.
25 Въ былое погруженъ, съ печалью и отрадой Припоминаетъ онъ съ зари и до зари,
Число какое жертвъ ему прибавить надо Въ завѣтный списокъ: тысяча и три.
Онъ путается въ немъ. Чредой полузабытой 30 Являются предъ нимъ побѣды прежнихъ дней,
А нынче поутру онъ “старымъ волокитой„ Обозванъ былъ служанкою своей.
И часто за огнемъ слѣдя усталымъ взоромъ,
Онъ тѣни блѣдныя порою видитъ въ немъ— 35 Тѣхъ женщинъ призраки, глядящіе съ укоромъ, Которыхъ онъ обманывалъ въ быломъ.
Тутъ всѣ онѣ предъ нимъ: красотка изъ трактира
И дама знатная на красныхъ каблучкахъ,
И обольщенная печальная Эльвира 40 И Матюрина съ шуткой на устахъ.
Инфантой этою въ окно Эскуріала
Жуану лѣстница плетеная была
Когда-то брошена,—и въ страхѣ замирала Дочь королей, томилась и ждала.
45 И продавщицею, слывущей непреклонной
Онъ принятъ былъ въ одинъ изъ майскихъ вечеровъ,
И въ хижинѣ своей надъ глиняной Мадонной Она тогда повѣсила покровъ.
А вотъ игуменья, презрѣвшая проклятья; 50 Когда-то, проводивъ въ отчаяньѣ его,
Она упала ницъ предъ мраморомъ Распятья, И умерла, моляся за него.
Всѣ эти существа, любившія глубоко,
Нашедшія въ любви свой смертный приговоръ, 55 Бросаютъ на него исполненный упрека И вмѣстѣ—нѣжный взоръ.
Но нечувствительный къ любви краснорѣчивой
Ласкающихъ очей, себѣ не измѣня,
Онъ говоритъ, встряхнувъ своей сѣдою гривой: 60 — Чего же вы хотите отъ меня?
Вы молите меня о каплѣ состраданья,
Но вы, отъ истинной печали далеки—
Лучи, угасшіе отъ моего дыханья! Измятые моей рукою лепестки!
65 Благословлять меня должны вы ежечасно,
Я далъ страданье вамъ, но что-же изъ того?
Вѣдь было такъ оно божественно прекрасно, Что жизнью заплатить возможно за него.
Для васъ на часъ, на мигъ открылись двери рая, 70 Куда стремился я напрасно много лѣтъ,
Вы были счастливы, скорбя и умирая, Для васъ блеснулъ желанный свѣтъ.
Я былъ художникомъ, поэтомъ наслажденья.
Подобно воину, который въ бой идетъ, 75 Я не считая жертвъ, не зная угрызенья, Своимъ путемъ спокойно шелъ впередъ.
Меня манилъ собой миражъ неуловимый,
И я рвался къ нему, бояся отдохнуть,
Скелетовъ длинный рядъ въ степи необозримой— 80 Собою мой обозначаетъ путь.
Пусть я чудовище злодѣйства и порока—
Пускай мой грѣхъ тяжелъ, но кара—тяжелѣй,
И жаждою любви томился я жестоко Въ теченьѣ жизни всей.
85 Когда, о женщины, пытались вы напрасно
Удерживать меня въ объятіяхъ своихъ,
Съ отчаяньемъ въ душѣ въ васъ видѣлъ слишкомъ ясно Я въ этотъ мигъ—душою мнѣ чужихъ.
И въ ваши чудныя заплаканныя очи, 90 Гдѣ слезы искрились жемчужною росой—
Я холодно глядѣлъ, и о лобзаньяхъ ночи Я вспоминалъ съ брезгливою тоской.
О, призракъ роковой тоски и пресыщенья!
Какіе ужасы несетъ съ собою день! 95 Въ благоуханьѣ розъ мы чуемъ запахъ тлѣнья. И на свѣтилахъ видимъ тѣнь.
Страдая, и другимъ лишь принося страданья,
Такимъ я жилъ, такимъ въ могилу я сойду,—
И вы, вы молите меня о состраданьѣ, 100 Когда отъ васъ я сожалѣнья жду!
Въ любви была для васъ и высшая отрада.
Все въ мірѣ внѣ ея—страданье иль обманъ.
Не испытать ее—вотъ въ чемъ мученья ада, И въ жизни ихъ извѣдалъ Донъ-Жуанъ!
См. также одноимённые страницы.
