55 — Брюнеткамъ онъ предпочиталъ блондинокъ.—
— И только-то?!.. Красивыхъ, монсеньоръ,
Тѣхъ и другихъ достаточно въ Парижѣ.—
— Ты правъ,—сказалъ съ усмѣшкою бреттёръ,—
— Тѣмъ больше, что теперь я увлекаюсь рыжей…
1894 г.
55 — Брюнеткам он предпочитал блондинок. —
— И только-то?!.. Красивых, монсеньор,
Тех и других достаточно в Париже. —
— Ты прав, — сказал с усмешкою бреттёр, —
— Тем больше, что теперь я увлекаюсь рыжей…
1894 г.
Когда спѣшили вы по улицѣ пустой,
Гдѣ въ лужахъ, грязью липкой и густой
Наполненныхъ, огней мерцаетъ отраженье,—
Вамъ на пути встрѣчалась, безъ сомнѣнья,
5 Одна изъ брошенныхъ хозяиномъ собакъ—
Худая, жалкая, которую бѣднякъ
Прогналъ пинкомъ со вздохомъ сожалѣнья?
Она идетъ за вами по пятамъ,
Съ настойчивостью робкой и упорной,
10 И каждый разъ, когда случится вамъ
Взглянуть назадъ—вы встрѣтите упорный
И долгій взоръ ея печальныхъ глазъ.
И что за взоръ—тоскующій, молящій,—
Какимъ глядятъ украдкою подчасъ,
15 Лишь очи женщины, за счастіе дрожащей,
Иль бѣдняка, кому грозитъ отказъ…
Вы остановитесь въ раздумьѣ,—и собака,
Какъ будто чувствуя, что происходитъ въ васъ,
Тревожно ждетъ движенія иль знака,
20 И словно говоритъ движеніемъ хвоста
Лохматаго:—Возьми меня съ собою!—
Вы тронуты въ душѣ ея судьбою,
Но сами вы бѣдны: лишенья, тѣснота…
И вдругъ съ невольною, прорвавшеюся злостью,
25 Вы, на нее замахиваясь тростью,
Кричите ей сердито:—Прочь пошла!
И хвостъ поджавъ, смущенно—торопливо—
Она къ другимъ плетется сиротливо—
Искать пріюта и тепла.
1894 г.
Когда спешили вы по улице пустой,
Где в лужах, грязью липкой и густой
Наполненных, огней мерцает отраженье, —
Вам на пути встречалась, без сомненья,
5 Одна из брошенных хозяином собак —
Худая, жалкая, которую бедняк
Прогнал пинком со вздохом сожаленья?
Она идёт за вами по пятам,
С настойчивостью робкой и упорной,
10 И каждый раз, когда случится вам
Взглянуть назад — вы встретите упорный
И долгий взор её печальных глаз.
И что за взор — тоскующий, молящий, —
Каким глядят украдкою подчас,
15 Лишь очи женщины, за счастие дрожащей,
Иль бедняка, кому грозит отказ…
Вы остановитесь в раздумье, — и собака,
Как будто чувствуя, что происходит в вас,
Тревожно ждёт движения иль знака,
20 И словно говорит движением хвоста
Лохматого: — Возьми меня с собою! —
Вы тронуты в душе её судьбою,
Но сами вы бедны: лишенья, теснота…
И вдруг с невольною, прорвавшеюся злостью,
25 Вы, на неё замахиваясь тростью,
Кричите ей сердито: — Прочь пошла!
И хвост поджав, смущённо — торопливо —
Она к другим плетётся сиротливо —
Искать приюта и тепла.
1894 г.
Не умеръ Донъ-Жуанъ! Любви искатель вѣчный,
Пучиной адскою онъ не былъ поглощенъ,
Простившись съ юностью заманчиво безпечной,
Состарѣлся въ своемъ изгнаньѣ онъ.
5 Виновной совѣсти не вѣдая укора,
Онъ прихотямъ своимъ служилъ еще года,
И на плечо его десница командора
Не опускалась никогда.
Не дождался его севильскій обольститель;
10 (И мѣсто ль мертвецу на пиршествѣ ночномъ?)
Недвижной статуей остался грозный мститель
Надъ гробовымъ холмомъ.
Нѣтъ, все произошло гораздо проще въ жизни;
Въ изгнанье Донъ-Жуанъ былъ сосланъ королемъ,
15 И отдавая дань обычной укоризнѣ,
Живетъ онъ, день за днемъ.
Его утѣхи тутъ: старинный томъ Мольера,
Старинныхъ клавесинъ серебряная трель,
А вечеромъ—бокалъ сѣдого Редерера,
20 Который подаетъ сѣдой же Сганарель.
Не умер Дон-Жуан! Любви искатель вечный,
Пучиной адскою он не был поглощён,
Простившись с юностью заманчиво беспечной,
Состарился в своём изгнанье он.
5 Виновной совести не ведая укора,
Он прихотям своим служил ещё года,
И на плечо его десница командора
Не опускалась никогда.
Не дождался его севильский обольститель;
10 (И место ль мертвецу на пиршестве ночном?)
Недвижной статуей остался грозный мститель
Над гробовым холмом.
Нет, всё произошло гораздо проще в жизни;
В изгнанье Дон-Жуан был сослан королём,
15 И отдавая дань обычной укоризне,
Живёт он, день за днём.
Его утехи тут: старинный том Мольера,
Старинных клавесин серебряная трель,
А вечером — бокал седого Редерера,
20 Который подаёт седой же Сганарель.
