Страница:Чюмина Стихотворения 1892-1897 2 издание.pdf/133

Эта страница была вычитана



И въ креслѣ кожаномъ съ большимъ гербомъ фамильнымъ
Откинувшись назадъ, и устремляя взоръ
Въ раздумьѣ на огонь—отжившимъ и безсильнымъ
Не кажется Жуанъ и до сихъ поръ.

25 Въ былое погруженъ, съ печалью и отрадой
Припоминаетъ онъ съ зари и до зари,
Число какое жертвъ ему прибавить надо
Въ завѣтный списокъ: тысяча и три.

Онъ путается въ немъ. Чредой полузабытой
30 Являются предъ нимъ побѣды прежнихъ дней,
А нынче поутру онъ “старымъ волокитой„
Обозванъ былъ служанкою своей.

И часто за огнемъ слѣдя усталымъ взоромъ,
Онъ тѣни блѣдныя порою видитъ въ немъ—
35 Тѣхъ женщинъ призраки, глядящіе съ укоромъ,
Которыхъ онъ обманывалъ въ быломъ.

Тутъ всѣ онѣ предъ нимъ: красотка изъ трактира
И дама знатная на красныхъ каблучкахъ,
И обольщенная печальная Эльвира
40 И Матюрина съ шуткой на устахъ.

Инфантой этою въ окно Эскуріала
Жуану лѣстница плетеная была
Когда-то брошена,—и въ страхѣ замирала
Дочь королей, томилась и ждала.

45 И продавщицею, слывущей непреклонной
Онъ принятъ былъ въ одинъ изъ майскихъ вечеровъ,
И въ хижинѣ своей надъ глиняной Мадонной
Она тогда повѣсила покровъ.

А вотъ игуменья, презрѣвшая проклятья;
50 Когда-то, проводивъ въ отчаяньѣ его,
Она упала ницъ предъ мраморомъ Распятья,
И умерла, моляся за него.

Всѣ эти существа, любившія глубоко,
Нашедшія въ любви свой смертный приговоръ,
55 Бросаютъ на него исполненный упрека
И вмѣстѣ—нѣжный взоръ.

Но нечувствительный къ любви краснорѣчивой
Ласкающихъ очей, себѣ не измѣня,
Онъ говоритъ, встряхнувъ своей сѣдою гривой:
60 — Чего же вы хотите отъ меня?

Вы молите меня о каплѣ состраданья,
Но вы, отъ истинной печали далеки—
Лучи, угасшіе отъ моего дыханья!
Измятые моей рукою лепестки!

65 Благословлять меня должны вы ежечасно,
Я далъ страданье вамъ, но что-же изъ того?
Вѣдь было такъ оно божественно прекрасно,
Что жизнью заплатить возможно за него.

Для васъ на часъ, на мигъ открылись двери рая,
70 Куда стремился я напрасно много лѣтъ,
Вы были счастливы, скорбя и умирая,
Для васъ блеснулъ желанный свѣтъ.

Я былъ художникомъ, поэтомъ наслажденья.
Подобно воину, который въ бой идетъ,
75 Я не считая жертвъ, не зная угрызенья,
Своимъ путемъ спокойно шелъ впередъ.

Меня манилъ собой миражъ неуловимый,
И я рвался къ нему, бояся отдохнуть,
Скелетовъ длинный рядъ въ степи необозримой—
80 Собою мой обозначаетъ путь.

Пусть я чудовище злодѣйства и порока—
Пускай мой грѣхъ тяжелъ, но кара—тяжелѣй,
И жаждою любви томился я жестоко
Въ теченьѣ жизни всей.

Тот же текст в современной орфографии


И в кресле кожаном с большим гербом фамильным
Откинувшись назад, и устремляя взор
В раздумье на огонь — отжившим и бессильным
Не кажется Жуан и до сих пор.

25 В былое погружён, с печалью и отрадой
Припоминает он с зари и до зари,
Число какое жертв ему прибавить надо
В заветный список: тысяча и три.

Он путается в нём. Чредой полузабытой
30 Являются пред ним победы прежних дней,
А нынче поутру он «старым волокитой»
Обозван был служанкою своей.

И часто за огнём следя усталым взором,
Он тени бледные порою видит в нём —
35 Тех женщин призраки, глядящие с укором,
Которых он обманывал в былом.

Тут все они пред ним: красотка из трактира
И дама знатная на красных каблучках,
И обольщённая печальная Эльвира
40 И Матюрина с шуткой на устах.

Инфантой этою в окно Эскуриала
Жуану лестница плетёная была
Когда-то брошена, — и в страхе замирала
Дочь королей, томилась и ждала.

45 И продавщицею, слывущей непреклонной
Он принят был в один из майских вечеров,
И в хижине своей над глиняной Мадонной
Она тогда повесила покров.

А вот игуменья, презревшая проклятья;
50 Когда-то, проводив в отчаянье его,
Она упала ниц пред мрамором Распятья,
И умерла, моляся за него.

Все эти существа, любившие глубоко,
Нашедшие в любви свой смертный приговор,
55 Бросают на него исполненный упрёка
И вместе — нежный взор.

Но нечувствительный к любви красноречивой
Ласкающих очей, себе не изменя,
Он говорит, встряхнув своей седою гривой:
60 — Чего же вы хотите от меня?

Вы молите меня о капле состраданья,
Но вы, от истинной печали далеки —
Лучи, угасшие от моего дыханья!
Измятые моей рукою лепестки!

65 Благословлять меня должны вы ежечасно,
Я дал страданье вам, но что же из того?
Ведь было так оно божественно прекрасно,
Что жизнью заплатить возможно за него.

Для вас на час, на миг открылись двери рая,
70 Куда стремился я напрасно много лет,
Вы были счастливы, скорбя и умирая,
Для вас блеснул желанный свет.

Я был художником, поэтом наслажденья.
Подобно воину, который в бой идёт,
75 Я не считая жертв, не зная угрызенья,
Своим путём спокойно шёл вперёд.

Меня манил собой мираж неуловимый,
И я рвался к нему, бояся отдохнуть,
Скелетов длинный ряд в степи необозримой —
80 Собою мой обозначает путь.

Пусть я чудовище злодейства и порока —
Пускай мой грех тяжёл, но кара — тяжелей,
И жаждою любви томился я жестоко
В теченье жизни всей.