Начавшаяся въ 1827 году и длившаяся до 1830 года исторія отразилась въ высшей степени пагубно на самой Гимназіи Высшихъ Наукъ. Лучшіе профессора были смѣщены, а Гимназію постигъ полный разгромъ. Среди разгара всяческихъ страстей, среди борьбы мелкихъ самолюбій и честолюбій въ средѣ профессоровъ, среди обвиненій послѣдними другъ друга въ вольнодумствѣ и вредномъ вліяніи на юношество, среди допросовъ, которые устраивались ученикамъ Гимназій о содержаніи лекцій профессора Бѣлоусова — среди всѣхъ этихъ печальныхъ обстоятельствъ и преподавателямъ и учащимся было не до ученія, и оно пришло въ полный упадокъ. Хотя производившій въ 1830 году ревизію и слѣдствіе по обвиненію профессора Бѣлоусова во вредномъ преподаваніи естественнаго права, дѣйствительный статскій совѣтникъ Адеркасъ и далъ одобрительный отзывъ о поведеніи и успѣхахъ учениковъ Гимназіи, но очевидно этотъ отзывъ проистекалъ не болѣе, какъ изъ желанія позолотить ту пилюлю, которую онъ преподнёсъ Гимназіи, какъ результатъ своей ревизіи. Напротивъ, цѣлый рядъ документальныхъ данныхъ, относящихся къ непосредственно слѣдующимъ затѣмъ годамъ, удостовѣряетъ, что Гимназія въ учебно-воспитательномъ отношеніи пришла въ полный упадокъ. Эти данныя будутъ приведены нами ниже. Такое состояніе Гимназіи Высшихъ Наукъ и вызвало, конечно, ея преобразованіе въ физико-математическій лицей. Но очевидно тутъ слѣдуетъ предполагать и другую причину. Исторія профессора Бѣлоусова набросила тѣнь на политическую благонадёжность Нѣжинской Гимназіи и, при господствовавшемъ въ то время въ высшихъ сферахъ недовѣрчивомъ отношеніи къ политической доброкачественности наукъ гуманныхъ и соціально-политическихъ, признано болѣе удобнымъ и безопаснымъ замѣнить ихъ безобидными физико-математическими науками. 7-го октября 1832 года утверждёнъ былъ уставъ «Лицея Князя Безбородко». Гимназическіе классы были уничтожены и оставлены только три высшіе класса, составлявшіе шесть полугодичныхъ курсовъ. Для преподаванія наукъ назначены были законоучитель и шесть профессоровъ для шести слѣдующихъ каѳедръ: 1) чистой математики, 2) прикладной математики, 3) физики, 4) химіи и технологіи, 5) естественной исторіи и 6) одной каѳедры: русской словесности и русской исторіи и статистики, и наконецъ два лектора для французской и нѣмецкой литературы. Въ замѣнъ всѣхъ прежнихъ преимуществъ. студентамъ, окончившимъ съ успѣхомъ полный курсъ ученія и удостоеннымъ похвальныхъ аттестатовъ, предоставленъ, при вступленіи въ гражданскую службу, 14-й классъ, а на полученіе офицерскаго чина одинаковое право съ студентами университетовъ, съ оговоркою: «ежели познаніемъ службы достойны будутъ производства». § 17 новаго устава давалъ право студентамъ, отличившимся своимъ поведеніемъ и особенными способностями, быть отправленными, на счётъ хозяйственныхъ суммъ заведенія, для усовершенствованія въ наукахъ въ одинъ изъ россійскихъ университетовъ. Наконецъ, по § 30, окончившіе курсъ въ Лицеѣ Князя Безбородко освобождались отъ испытанія, установленнаго указомъ 6-го августа 1809 года для производства въ чины VIII и V классовъ. Но и это преобразованіе мало помогло дѣлу и десятилѣтній періодъ (1830—1840) представляется самымъ тёмнымъ періодомъ во внутренней жизни заведенія, носящаго имя князя Безбородко. При преобразованіи Гимназіи въ Лицей сначала имѣлось въ виду сразу закрыть гимназическіе классы, предоставивши ученикамъ перейдти въ другія учебныя заведенія — и это, быть-можетъ, было бы и лучше для дальнѣйшаго состоянія Лицея. Но потомъ, въ интересахъ учащихся, предписано было постепенное закрытіе гимназическихъ классовъ, по одному ежегодно, такъ что они продолжали существовать при Лицеѣ до 1837 года. Они-то и составляли истинный тормозъ для Лицея, такъ-какъ служащіе въ нихъ очевидно относились къ нимъ, какъ къ учрежденію умирающему, которое нужно было только какъ-нибудь дотянуть до послѣдняго издыханія. Съ другой стороны, въ Лицеѣ, какъ заведеніи только ещё зарождавшемся, тоже ещё порядокъ устанавливался плохо. Старая исторія 1827—30 годовъ не совсѣмъ затихла; отголоски ея мы встрѣчаемъ ещё гораздо позднѣе — и послѣднею жертвою ея былъ ещё одинъ изъ лучшихъ профессоровъ гимназіи высшихъ наукъ, Андрущенко, удалённый въ декабрѣ 1832 года отъ службы съ прописаніемъ въ выданномъ ему свидѣтельствѣ, что онъ удалёнъ по причинѣ неспокойнаго характера и дурного образа мыслей. Благомъ для Лицея въ это тяжолое время послужило хоть то, что, съ открытіемъ въ 1832 году Кіевскаго учебнаго округа, у него явилось ближайшее начальство, руководившее его дѣйствіями и направлявшее ихъ по возможности въ хорошую сторону; а начальство это заключалось въ лицѣ перваго попечителя Кіевскаго учебнаго округа, прекраснаго администратора и благороднѣйшаго человѣка, Е. Ѳ. фонъ-Брадке. Но за-то директоръ Гимназіи и Лицея, на долю котораго выпала тяжолая задача вынести на своихъ плечахъ всю эту неурядицу, Д. Е. Ясновскій (1827—1835), видимо оказался не въ соотвѣтствіи съ положеніемъ дѣлъ. Ясновскій, не смотря на свои нравственныя качества, на прекрасное образованіе и разностороннія познанія, не смотря даже на свой чрезвычайно красивый, чёткій почеркъ, какъ начальникъ, администраторъ и даже воспитатель, едва ли обладалъ нужными для всего этаго качествами. Онъ не съумѣлъ разобраться въ той кашѣ, въ которую попалъ при самомъ вступленіи своёмъ въ должность директора, не умѣлъ и послѣ твёрдо, рѣшительно и правильно вести дѣла въ конференціи и хозяйственномъ правленіи. Отсюда — несогласія, отдѣльныя мнѣнія, отказы профессоровъ подписывать протоколы, счёты и тому подобное и всяческія пререканія, а въ заключеніе всего — масса строгихъ и строжайшихъ выговоровъ и замѣчаній, сыпавшихся на голову почтеннаго Даніила Емельяновича, за разныя упущенія по службѣ, отъ окружного начальства.
Въ апрѣлѣ мѣсяцѣ 1833 года Нѣжинскій Лицей въ первый разъ посѣтилъ попечитель фонъ-Брадке. Послѣ трёхдневнаго осмотра заведеній, лицейскихъ курсовъ и гимназическихъ классовъ, попечитель въ особой бумагѣ на имя директора, данной здѣсь же въ Нѣжинѣ, изложилъ выводы, сдѣланные имъ изъ этого осмотра. Попечитель нашолъ неудовлетворительными успѣхи учениковъ въ большей части предметовъ, особенно въ низшихъ классахъ гимназіи, неудовлетворительность которыхъ происходила отъ неумѣлости преподавателей, и ихъ небрежнаго отношенія въ своему дѣлу и обязанностямъ, такъ что попечитель вознамѣрился было немедленно нѣкоторыхъ преподавателей отрѣшить отъ должности и оставилъ ихъ только по ходатайству добраго директора. Нашолъ также попечитель недостатки и упущенія и въ дисциплинарно-воспитательной части въ заведеніи. Поэтому фонъ-Брадке предписывалъ директору всѣми мѣрами и способами склонять и побуждать своихъ подчинённыхъ къ добросовѣстному исполненію своихъ обязанностей и къ поднятію уровня заведенія во всѣхъ отношеніяхъ. Только состояніемъ гимназическихъ зданій, господствовавшею въ нихъ чистотою и опрятностью попечитель остался доволенъ и выразилъ директору свою благодарность.
Но и послѣ этого посѣщенія и замѣчаній дѣла въ Нѣжинѣ не пошли лучше. Въ ноябрѣ того же 1833 года посѣтилъ свои заведенія почётный ихъ попечитель, графъ А. Г. Кушелевъ-Безбородко. Изъ осмотра Гимназіи и Лицея онъ вынесъ ещё болѣе неблагопріятное впечатлѣніе, чѣмъ окружной попечитель. Послѣ отъѣзда графа, попечитель округа въ предложеніи своёмъ рѣзче и рѣшительнѣе выразился о состояніи Гимназіи и Лицея Князя Безбородко. Онъ говоритъ, что почётный попечитель нашолъ заведеніе и съ внѣшней, и съ внутренней стороны въ состояніи неудовлетворительномъ; поразили графа и слабые успѣхи учениковъ, особенно въ новыхъ языкахъ; вообще же заведеніе показалось графу «замѣтно склоняющимся къ упадку». Поэтому попечитель округа опять убѣждаетъ директора употребить всѣ усилія къ приведенію заведенія въ лучшее состояніе, позаботиться возстановить и поддержать его прежнее достоинство, «отклонить отъ упадка, къ которому оно съ давняго времени быстро приближается».
Наконецъ въ 1835 году, при посѣщеніи Лицея попечителемъ фонъ-Брадке, Д. Е. Ясновскій подалъ ему — волей или неволей — лично прошеніе объ отставкѣ, по причинѣ преклонныхъ лѣтъ и разстроеннаго здоровья.
Въ томъ же году прибылъ въ Лицей новый директоръ, X. А. Экебладъ. Человѣкъ ещё молодой, прекрасно образованный, съ солидными познаніями въ предметѣ своей спеціальности, знающій службу и строгій ревнитель служебныхъ порядковъ — онъ въ лицѣ своёмъ представлялъ всѣ данныя для коренного исправленія и возрожденія пришедшаго въ такой упадокъ заведенія. И дѣйствительно Экебладъ въ довольно скоромъ времени поставилъ Лицей на лучшую ногу. Въ 1839 году по вопросу о представленіи Экеблада къ награжденію орденомъ Св. Владиміра 4-й степени, Совѣтъ Лицея въ длинномъ протоколѣ изложилъ заслуги Христіана Адольфовича и то, что сдѣлано имъ для Лицея Князя Безбородко въ теченіи управленія имъ. Экебладъ прежде всего улучшилъ внѣшнюю сторону заведенія, начиная съ самаго зданія и кончая учащимися. Аккуратность вездѣ завелась чисто нѣмецкая, на поведеніе учениковъ и студентовъ обращено было самое строгое вниманіе, выработаны были точныя правила надзора за поведеніемъ — однимъ словомъ, воспитательно-дисциплинарная часть приведена была въ лучшій порядокъ. Дѣла въ Совѣтѣ и въ хозяйственномъ правленіи стала вести твёрдая рука, нерѣдко исполнявшая секретарскія обязанности и сама писавшая длинные протоколы по важнѣйшимъ дѣламъ. Отчётность передъ высшимъ начальствомъ велась правильно и своевременно — и на Лицей перестали сыпаться выговоры и замѣчанія. Но что касается до части учебной, до успѣховъ учениковъ въ ученіи, то, естественно, здѣсь многаго нельзя было сдѣлать однѣми административными мѣрами безъ надлежащаго состава преподавателей и безъ надлежащаго отношенія наличныхъ къ своимъ обязанностямъ. Гимназическіе классы продолжали быть ахиллесовой пятой заведенія. Въ октябрѣ 1836 года директоръ подалъ въ Совѣтъ записку, въ которой обращалъ его вниманіе на неудовлетворительность успѣховъ учениковъ гимназіи, особенно въ математикѣ и новыхъ иностранныхъ языкахъ, и предлагалъ обсудить мѣры къ устраненію замѣченныхъ имъ недостатковъ.
Какъ на главнѣйшую причину неуспѣшности учениковъ въ названныхъ предметахъ, директоръ указывалъ на то обстоятельство, что, по практиковавшимся тогда правиламъ о переводныхъ испытаніяхъ, право на переходъ въ высшій классъ давалось ученику не достаточной отмѣткой по каждому отдѣльному предмету, а общею суммою балловъ вмѣстѣ по всѣмъ предметамъ, такъ что высокая отмѣтка по однимъ предметамъ могла покрывать низкія — по другимъ. Вслѣдствіе этого, по мнѣнію директора, ученики, зная заранѣе, что плохіе успѣхи по нѣкоторымъ предметамъ не будутъ служить препятствіемъ къ переходу ихъ въ высшіе классы, предпочитали усерднѣе заниматься болѣе занимательными предметами — исторіей, словесностью — и относились небрежно къ предметамъ болѣе труднымъ и менѣе интереснымъ, какова математика. Но едва ли здѣсь директоръ напалъ на настоящую причину. Есть основаніе представлять себѣ дѣло нѣсколько въ иномъ видѣ. Нѣсколько раньше попечитель округа поставилъ Совѣту Лицея на видъ, что переводные экзамены въ гимназическихъ классахъ произведены были довольно своеобразно: такъ какъ вслѣдствіе ежегоднаго закрытія по одному изъ классовъ бывшей гимназіи высшихъ наукъ, ученикамъ уже невозможно было оставаться на второй годъ въ томъ же классѣ, а тѣмъ, которые не удостоились бы перевода, приходилось увольняться, то экзаменаторы и переводили всѣхъ учениковъ безъ исключенія изъ одного класса въ другой. Понятно, что подобный способъ производства переводныхъ экзаменовъ заключалъ въ себѣ мало побужденій для учениковъ усердно учиться въ теченіи года. Въ вышеупомянутой запискѣ своей директоръ, въ числѣ мѣръ къ усиленію занятій учениковъ «незанимательными» предметами, предложилъ репетиторство учениками старшихъ классовъ учениковъ младшихъ. Совѣтъ согласился со всѣмъ, предложеннымъ директоромъ.
Что касается въ частности до физико-математическаго Лицея Князя Безбородко, то здѣсь порядка было нѣсколько больше. Преподаваніе шло правильнѣе и успѣхи студентовъ были лучше. Составъ профессоровъ Лицея былъ довольно хорошъ, хотя, къ сожалѣнію, они часто мѣнялись и выбывали именно лучшіе профессора. Хорошій профессоръ чистой математики и въ полномъ смыслѣ человѣкъ науки, К. Г. Купферъ, не пробылъ и двухъ лѣтъ въ Лицеѣ и похищенъ былъ смертью отъ болѣзни, полученной имъ при исполненіи служебныхъ обязанностей. Другой, ещё лучшій, профессоръ по каѳедрѣ прикладной математики, К. А. Будзынскій, оставившій въ своихъ слушателяхъ самое свѣтлое воспоминаніе своими превосходными лекціями и приносившій имъ громадную пользу, внезапно, въ 1838 году, по распоряженію министра, былъ уволенъ отъ службы «за безпокойное поведеніе и неуваженіе къ начальству». Это увольненіе профессора Будзынскаго было, можно сказать, громовымъ ударомъ для всего Лицея. Подъ конецъ существованія Лицея сюда перешолъ также прекрасный профессоръ по каѳедрѣ естественныхъ наукъ, адъюнктъ Кіевскаго университета А. Л. Андржеевскій. Большой симпатіей слушателей пользовались также лекціи другого профессора естественныхъ наукъ, Н. Ѳ. Соловьёва, бывшаго ещё профессоромъ въ Гимназіи Высшихъ Наукъ.
Къ сожалѣнію, не сохранилось никакихъ остатковъ лекцій этихъ профессоровъ, по которымъ можно было бы судить о характерѣ преподаванія въ физико-математическомъ Лицеѣ. Впрочемъ сохранились ежегодныя программы преподаванія всѣхъ профессоровъ. Эти программы показываютъ, что преподаваніе естественно-математическихъ наукъ въ Лицеѣ вполнѣ соотвѣтствовало тогдашнему состоянію этихъ наукъ въ Россіи и что профессора владѣли съ полною авторитетностью своими предметами. Преподаваніе отличалось достаточной обширностью и происходило по лучшимъ руководствамъ — русскимъ и частью иностраннымъ. Но программы эти поражаютъ отсутствіемъ какихъ бы то ни было перемѣнъ, какого бы то ни было движенія: изъ года въ годъ у одного и того же профессора онѣ только переписывались съ стереотинной точностью безъ всякихъ измѣненій. Было ли причиной этого отсутствіе научнаго движенія и усовершенствованія въ самихъ профессорахъ, или что нибудь иное? Покрайней-мѣрѣ въ это время, начиная съ знаменитаго Уваровскаго циркуляра о повсемѣстномъ преподаваніи въ соединённомъ духѣ православія, самодержавія и народности, ежегодно повторялись предписанія, чтобы преподаваніе паукъ происходило по руководствамъ, одобреннымъ высшимъ начальствомъ. Въ 1836 году, по мысли директора X. А. Экеблада, въ Лицеѣ заведены были литературныя бесѣды: разъ или два въ мѣсяцъ происходили собранія, на которыхъ студенты Лицея и ученики гимназіи читали свои сочиненія, написанныя ими на заданныя преподавателями темы, а изъ среды присутствовавшихъ являлись оппоненты и критики, заранѣе ознакомившіеся съ прочитанной работой. Всему происходившему на этихъ бесѣдахъ велись протоколы. Темы для разсужденій, читанныхъ на литературныхъ бесѣдахъ, равно какъ и для годичныхъ сочиненій, отличались удивительнымъ однообразіемъ, такъ-какъ въ нихъ постоянно фигурировала христіанская вѣра въ ея вліяніи на всемірную цивилизацію, на развитіе просвѣщенія въ Россіи, на развитіе въ человѣкѣ гражданскихъ доблестей и тому подобное. Быть можетъ, причиной такого однообразія темъ было и то обстоятельство, что въ это время преподавателемъ риторики въ гимназіи былъ законоучитель, протоіерей Іоаннъ Мерцаловъ.
Помимо всего этого, научная производительность профессоровъ физико-математическаго Лицея, можно сказать, равнялась нулю. Къ годичнымъ отчётамъ по Лицею всѣ профессора должны были прилагать собственноручно ими писанные отвѣты на слѣдующіе вопросы, присылавшіеся изъ управленія округомъ: съ кѣмъ вступалъ въ сношенія но дѣламъ, до науки относящимся, какія получалъ отношенія и что на нихъ отвѣчалъ? какія дѣлалъ научныя наблюденія? что написалъ, что перевёлъ и что издалъ въ свѣтъ? На эти вопросы ежегодно всѣ профессора Лицея единодушно отвѣчали, что ни съ кѣмъ въ научныхъ сношеніяхъ не находились, никакихъ научныхъ наблюденій не дѣлали, ничего не сочиняли, ничего не переводили и ничего въ свѣтъ не издавали.
Когда въ 1833 году основанъ былъ «Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія», то профессора Лицея, въ числѣ другихъ, получили приглашеніе принять участіе въ этомъ изданіи присылкою статей, научныхъ сочиненій и тому подобное; но изъ нѣжинскихъ никто на это приглашеніе не отозвался. Въ 1839 году министръ графъ С. С. Уваровъ преобразовалъ программу журнала министерства по новому плану, и профессора Лицея получили опять такое же приглашеніе, или даже, правильнѣе сказать, просьбу, какъ и въ 1833 году. На этотъ разъ директоръ затребовалъ отъ всѣхъ профессоровъ письменные отвѣты, и оказалось, что только самъ директоръ, Экебладъ, предложилъ для журнала съ дюжину своихъ статей, профессоръ русской исторіи и статистики Шульговскій предложилъ три имѣвшіяся у него въ рукописяхъ небольшія статейки, да инспекторъ, преподававшій въ то же время и словесность, Македонскій, заявилъ, что когда у него окажется досугъ, онъ не отказывается написать что-нибудь для журнала. Всѣ же остальные профессора, ссылаясь — кто на слабое здоровье, кто на многосложныя и многотрудныя служебныя обязанности — отъ всякаго участія въ журналѣ министерства отказались.
Въ эту пору непригляднаго внутренняго состоянія Лицея его постигло ещё и физическое бѣдствіе: ночью съ 3-го на 4-е февраля 1836 года въ правомъ крылѣ главнаго лицейскаго зданія отъ причины, слѣдствіемъ ее обнаруженной, произошолъ пожаръ, отъ котораго пострадала крыша и потолки въ третьемъ этажѣ того крыла.
Физико-математическій Лицей князя Безбородко служитъ какъ нельзя болѣе нагляднымъ доказательствомъ того, какъ скоро заведенія, возникновеніе которыхъ вызвано не общими цѣлями просвѣщенія, не какими нибудь мѣстными потребностями, а причинами случайными, посторонними, даже чуждыми просвѣтительнымъ цѣлямъ, умираютъ естественною смертью отъ истощенія силъ, отъ худосочія, съ которымъ они появляются на свѣтъ. Такая смерть постигла и Лицей — созданіе 7-го октября 1832 года. Въ 1839 году для Лицея наступилъ кризисъ: въ этомъ году не оказалось поступающихъ на первый курсъ, что и повлекло за собою закрытіе этого курса. Этотъ кризисъ заставилъ наконецъ обратить вниманіе на злополучное заведеніе и вызвалъ новое его преобразованіе. 24-го апрѣля 1840 года утверждёнъ былъ уставъ юридическаго Лицея князя Безбородко. Съ этого времени начинается новый, болѣе свѣтлый и самый продолжительный періодъ въ исторіи этого заведенія, по важности и плодотворности своего существованія смѣло могущій быть поставленнымъ рядомъ съ періодомъ Гимназіи Высшихъ Наукъ Князя Безбородко.
Но и въ этотъ повидимому безслѣдно-прошедшій для исторіи русскаго просвѣщенія періодъ (1832—1840) жизни Нѣжинскаго Высшаго Учебнаго Заведенія Князя Безбородко, надъ этимъ заведеніемъ не вполнѣ оскудѣла та благодать свыше, которая въ первомъ періодѣ (1820—1832) связала съ его именемъ столько славныхъ и даже великихъ имёнъ въ русской исторіи. Воспитанники физико-математическаго Лицея П. И. Собко, Д. И. Журавскій и Ѳ. Е. Миклуха могли бы служить украшеніемъ исторіи любого учебнаго заведенія.
Но и независимо отъ этихъ выдающихся имёнъ, Лицей выпустилъ не мало людей, съ честью и пользою подвизавшихся на поприщѣ литературы, науки и служенія государству. Въ одномъ отношеніи особенно оставилъ по себѣ слѣдъ физико-математическій Лицей. Его воспитанниками была почти исключительно мѣстная дворянская молодёжь. Обезпеченное матеріально дворянство охотно избирало для себя военную службу, которая въ то время ещё считалась наиболѣе почётной, особенно для дворянъ средней руки, не имѣвшихъ возможности избрать себѣ дипломатической или придворной карьеры. Для военной службы математическій Лицей и давалъ прекрасную подготовку. Значительная часть окончившихъ въ нёмъ курсъ служили именно въ военной службѣ. При маломъ въ то время количествѣ въ Россіи военно-учебныхъ заведеній, при низкомъ уровнѣ и спеціальнаго, и общаго образованія нашего армейскаго офицерства, лицеисты должны были вносить новую, освѣжающую струю въ армейскіе полки и служить хорошимъ примѣромъ для своихъ менѣе образованныхъ товарищей. Благодаря своему спеціально-математическому образованію, лицеисты избирали преимущественно такъ называемые учоные роды войскъ, особенно артиллерію, и математическій Лицей за короткое время своего существованія далъ русской арміи не мало прекрасныхъ артиллерійскихъ офицеровъ. И такъ въ этомъ отношеніи физико-математическій Лицей сослужилъ Россіи свою службу и долженъ быть помянутъ добрымъ словомъ; имена же двухъ воспитанниковъ — командира Прагскаго пѣхотнаго полка полковника Ферейнда и начальника 3-й гвардейской пѣхотной дивизіи генералъ-лейтенанта Каталея, павшихъ геройскою смертью — первый на Малаховомъ курганѣ, а второй на Балканахъ — должны занять мѣсто не только въ исторіи Лицея Князя Безбородко, но и на страницахъ русскихъ военныхъ лѣтописей.
Всѣхъ выпусковъ изъ физико-математическаго Лицея было 8; выпущено студентовъ съ правомъ на чинъ XIV класса — 147.
24-го апрѣля 1840 года данъ былъ именной Высочайшій указъ о преобразованіи физико-математическаго Лицея Князя Безбородко, на основаніи новаго устава, «въ видахъ улучшенія настоящаго состоянія Лицея и доставленія оному большихъ средствъ къ успѣшному образованію юношества, приготовляющагося въ гражданскую службу», какъ сказано въ этомъ указѣ. Того же числа получилъ Высочайшее утвержденіе и новый уставъ, причёмъ третій параграфъ этого устава гласилъ, что, со времени новаго преобразованія Лицея изъ математическаго въ юридическій, главная цѣль Лицея будетъ распространеніе основательныхъ свѣдѣній по части отечественнаго законодательства. Такимъ-образомъ цѣль была поставлена чисто практическая: Лицей сдѣланъ былъ спеціальной юридической школой для подготовленія опытныхъ чиновниковъ, причёмъ чисто научный элементъ игнорировался уставомъ, хотя въ выработкѣ его, о чемъ нельзя умолчать, принималъ дѣятельное участіе и лучшій русскій учоный юристъ того времени, тогдашній ректоръ Кіевскаго университета К. А. Неволинъ. Самый составъ и распредѣленіе каѳедръ, назначенныхъ въ Лицеѣ по уставу 1810 года, указываетъ на исключительно практически-спеціальный характеръ этого заведенія. Такъ за исключеніемъ энциклопедіи законовѣдѣнія, въ Лицеѣ не положено было ни одного научно-теоретическаго предмета изъ области права: ни римскаго права, ни политической экономіи, ни международнаго права. Всё дѣло сводилось къ основательному усвоенію учащимися «Свода Законовъ», почему и преподаваніе въ Лицеѣ и самыя каѳедры въ уставѣ распредѣлены были по «Своду Законовъ», именно: 1) Энциклопедія Законовѣдѣнія и Государственное Право, законы основные, учрежденія государственыя и губернскія, вмѣстѣ съ уставами о службѣ гражданской и законами о состояніяхъ («Сводъ Законовъ» томы I, II, III и IX); 2) законы казённаго управленія, уставы о повинностяхъ и уставы казённаго управленія (томы IV, V, VI, VII, и VIII); 3) законы гражданскіе, общіе, мѣстные и межевые и законы государственнаго благоустройства (томы X, XI и XII) и 4) законы полицейскіе и уголовные съ судопроизводствомъ (томы XIII, XIV и XV). Такимъ-образомъ предметы не совсѣмъ однородные, какъ гражданское право и государственное благоустройство, соединены были въ одной каѳедрѣ, чтобы охватить по возможности одинаковое число томовъ «Свода Законовъ», идущихъ при томъ послѣдовательно въ порядкѣ нумераціи ихъ. Для предметовъ обще-образовательныхъ въ Лицеѣ учреждены были двѣ каѳедры: 1) Русской Исторіи и Русской и Всеобщей Статистики и 2) Теоріи Поэзіи и Русской Словесности. Въ составъ предметовъ каѳедры богословія входила церковная исторія и каноническое право. Сверхъ того, при Лицеѣ состояло два лектора: для французской и нѣмецкой словесностей. Полный курсъ ученія въ Лицей былъ трёхлѣтній, раздѣлявшійся на 6 семестровъ, воспитанники, окончивавшіе курсъ съ хорошими успѣхами, получали право на чинъ XII класса при вступленіи въ гражданскую службу, а окончившіе съ успѣхомъ вообще удовлетворительнымъ — право на чинъ XIV класса. По правамъ на производство въ офицерскій чинъ въ военной службѣ студенты Лицея приравнивались къ студентамъ университетовъ. Студенты, окончившіе съ успѣхомъ курсъ въ Лицеѣ, принимались безъ испытанія въ 1-й курсъ университетовъ, а въ прочіе курсы — съ соотвѣтственнымъ испытаніемъ. Существенно-важной особенностью преобразованія Лицея по уставу 24-го апрѣля 1840 года было учрежденіе при нёмъ гимназіи, «какъ пріуготовительнаго къ поступленію въ Лицей заведенія». Эта гимназія, помѣщаясь въ лицейскомъ зданіи, должна была содержаться на сумму, отпускаемую изъ государственнаго казначейства, въ размѣрѣ 5828 рублей въ годъ.
Во внутреннемъ своёмъ устройствѣ Нѣжинская гимназія не представляла никакихъ отступленій отъ общаго устава гимназій, утверждённаго 8-го декабря 1828 года. Начальство — директоръ и инспекторъ, а также нѣкоторыя другія должностныя лица, были у ней общія съ Лицеемъ. Въ Лицеѣ остались прежніе двадцать четыре студента, помѣщавшіеся въ лицейскомъ пансіонѣ, въ который принимались и своекоштные пансіонеры. Право пользоваться казённымъ содержаніемъ было новымъ уставомъ распространено и на учениковъ гимназіи, которые, по выбору мѣстнаго начальства и съ утвержденія почётнаго попечителя, могли быть принимаемы на казённое содержаніе и продолжали пользоваться имъ и послѣ поступленія въ Лицей, по окончаніи гимназическаго курса.
Не смотря на категорическое положеніе устава, что никто не можетъ быть профессоромъ въ Лицеѣ, не имѣя покрайней-мѣрѣ степени магистра по одному изъ предметовъ того факультета, къ которому относится преподаваемый имъ предметъ, невозможность удовлетворить этому требованію обнаружилась съ перваго же раза. На каѳедры въ Лицеѣ не нашлось людей съ требуемыми учоными степенями. И не удивительно! Въ то время и въ университетахъ нашихъ далеко не всѣ преподавательскія мѣста были заняты людьми, имѣвшими надлежащія учоныя степени; должности же адъюнктовъ, которыя во всѣхъ отношеніяхъ соотвѣтствовали профессурѣ въ Нѣжинѣ, сплошь и рядомъ занимаемы были не магистрами, а кандидатами. На первый разъ, при назначеніи профессоровъ или, лучше сказать, исправляющихъ ихъ должность, въ Лицей ограничились самымъ необходимымъ составомъ, съ тѣмъ чтобы со временемъ подыскать для другихъ каѳедръ профессоровъ съ правами, требуемыми уставомъ. Законоучителемъ остался по прежнему протоіерей отецъ Іоаннъ Мерцаловъ; остались и прежніе лекторы иностранныхъ языковъ: французскаго — баккалавръ Парижскаго университета Я. Я. Лельевръ и нѣмецкаго — И. И. Лембахь; послѣдній впрочемъ очень скоро вышелъ въ отставку и былъ замѣнёнъ кандидатомъ Дерптскаго университета И. О. Клернеромъ. Въ 1841 году назначены были исправляющими должность профессоровъ: по каѳедрѣ Энциклопедіи, Законовѣдѣнія и Государственнаго Права — кандидатъ законовѣдѣнія, въ томъ же году окончившій курсъ въ университетѣ св. Владиміра, А. К. Циммерманъ; по каѳедрѣ же гражданскаго права — кандидатъ законовѣдѣнія, вышедшій въ 1839 году, Н. И. Пилянкевичъ, а въ 1840 году исправляющимъ должность профессора русской словесности назначенъ былъ, также окончившій въ 1839 году курсъ въ университетѣ св. Владиміра, кандидатъ философіи М. А. Туловъ.
Всѣ эти люди, не смотря на свою молодость и недавній только выходъ ихъ самихъ изъ университета, смѣло можно сказать, вполнѣ стояли на высотѣ своего дѣла. Всѣ они или остались превосходными профессорами въ Лицеѣ, или пріобрѣли почётную извѣстность своими учоными заслугами внѣ Лицея. Циммерманъ преподавалъ въ Лицеѣ до 1859 года и всѣ бывшіе его слушатели съ удовольствіемъ вспоминаютъ о его лекціяхъ и съ почтеніемъ о нихъ отзываются за ихъ содержательность, удобопонятность и увлекательное изложеніе. Программа преподаваемаго имъ государственнаго права отличалась полнотою и вполнѣ удовлетворяла потребностямъ будущихъ практическихъ юристовъ, а съ преподаваніемъ Энциклопедіи Законовѣдѣнія онъ связывалъ изложеніе и исторіи философіи права. Пилянкевичъ, послѣ двухлѣтняго преподаванія въ Лицеѣ, обратилъ на себя вниманіе и, по ходатайству высшаго начальства. съ Высочайшаго соизволенія, отправленъ для усовершенствованія въ Германію, Англію и Францію и по возвращеніи изъ-за границы, послѣ трёхлѣтняго тамъ пребыванія, назначенъ былъ адъюнктомъ въ Университетѣ св. Владиміра, и только ранняя смерть, отъ усиленныхъ занятій, похитила его у науки. Преподаваніе М. А. Тулова имѣло въ высшей степени благодѣтельное вліяніе на его слушателей, оно увлекало ихъ и развивало въ нихъ эстетическій и литературный вкусъ и литературныя наклонности. При чисто практическихъ цѣляхъ и такомъ же направленіи преподаванія въ Лицеѣ юридическихъ предметовъ, словесность, да ещё русская исторія, были въ составѣ лицейскаго преподаванія главнымъ образомъ предметами съ характеромъ чисто научнымъ, изложеніе которыхъ не стѣснялось никакими практическими соображеніями. Такими и являлись эти предметы въ рукахъ лучшихъ профессоровъ. Исторію русской словесности Туловъ, правда, читалъ, покрайней-мѣрѣ въ началѣ своего профессорства, по запискамъ своего бывшаго профессора, извѣстнаго М. А. Максимовича; что же касается теоріи словесности, то здѣсь Тулову самому приходилось создавать курсъ, а каковъ былъ этотъ курсъ, то всякій можетъ знакомиться самъ по лекціямъ Михаила Андреевича по теоріи словесности, напечатаннымъ въ его книгѣ: «Руководство къ познанію родовъ, видовъ и формъ поэзіи», которая была въ своё время чуть ли не классическимъ руководствомъ въ этомъ родѣ на русскомъ языкѣ. Кромѣ этого капитальнаго труда, Туловъ и во время пребыванія своего въ Лицеѣ и послѣ выхода своего изъ послѣдняго, издалъ не мало и другихъ сочиненій. Даже и въ настоящее время, не смотря на преклонный возрастъ, Михаилъ Андреевичъ не перестаётъ трудиться для науки — и всѣ его работы отличаются солидностью содержанія, научностью наблюденія и методомъ изслѣдованія.
Преемникъ М. А. Тулова по каѳедрѣ словесности, А. И. Линниченко, также пріобрѣлъ себѣ извѣстность многолѣтнимъ преподаваніемъ въ Кіевскомъ университетѣ русской и всеобщей литературы, причёмъ онъ служилъ единственнымъ представителемъ послѣдней въ Кіевскомъ университетѣ около десяти лѣтъ. Здѣсь уже кстати будетъ сказать и о красѣ Нѣжинскаго юридическаго Лицея профессорѣ русской исторіи И. В. Лашнюковѣ. Самъ воспитанникъ Лицея, онъ ещё будучи студентомъ, благодаря своему уму, способностямъ и развитію, имѣлъ вліяніе на своихъ товарищей, дѣйствуя на развитіе въ нихъ научно-литературныхъ стремленій и помогая имъ уяснять себѣ трудныя мѣста изъ слушаемыхъ ими наукъ. Назначенный черезъ два года послѣ окончанія курса въ Университетѣ св. Владиміра профессоромъ въ Нѣжинскій Лицей, Иванъ Васильевичъ пятнадцать лѣтъ занималъ свою каѳедру и подъ конецъ своей дѣятельности въ Лицеѣ оставался, пожалуй, единственнымъ представителемъ прежняго блестящаго періода жизни Лицея. Его лекціи поражали слушателей своей живостью и необыкновеннымъ остроуміемъ, которое, къ сожалѣнію, иногда переходило даже въ жёлчь и сарказмъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ вполнѣ удовлетворяли и самымъ строгимъ требованіямъ науки. Записки Ивана Васильевича по русской исторіи изданы уже послѣ его смерти и, можно сказать, съ честью предупредили извѣстный превосходный университетскій compendium К. Н. Бестужева-Рюмина. Изложенію своего курса Лашнюковъ придавалъ историко-критическій характеръ. О всѣхъ главныхъ эпохахъ нашей исторіи, о значеніи великихъ историческихъ лицъ, о спорныхъ вопросахъ, которыхъ такъ много въ русской исторіи, онъ приводилъ всѣ существующія въ нашей исторической литературѣ сколько-нибудь выдающіяся мнѣнія и теоріи и подвергалъ ихъ вполнѣ основательной и остроумной критикѣ. Такимъ же строго-критическимъ характеромъ отличались и другія историческія работы Лашнюкова, напримѣръ о Владимірѣ Мономахѣ. Въ 1868 году Иванъ Васильевичъ приглашонъ былъ въ Кіевскій университетъ доцентомъ русской исторіи. Вступательная его лекція, несмотря на видимую сухость ея предмета («О составѣ древней русской лѣтописи») и на то, что она произносилась слабымъ и прерывающимся голосомъ человѣка, снѣдаемого злою чахоткою, произвела положительный фуроръ среди многочисленныхъ слушателей, наполнявшихъ громадную аудиторію.
Въ 1842 году явилась необходимость замѣстить въ Лицеѣ и двѣ другія юридическія каѳедры и министръ народнаго просвѣщенія увѣдомилъ попечителя Кіевскаго учебнаго округа, что, по невозможности найти лицъ, удовлетворяющихъ требованіямъ устава для занятія каѳедры въ Лицеѣ, то есть имѣющихъ магистерскую степень, онъ, министръ, временно назначилъ исправляющими должность профессоровъ кандидатовъ университета Св. Владиміра А. А. Глушановскаго и И. А. Максимовича, одного на каѳедру законовъ казённаго управленія, а другого — на каѳедру уголовныхъ законовъ. Первый изъ нихъ оказался для Лицея случайнымъ человѣкомъ и черезъ два года оставилъ Лицей для болѣе выгодной должности; второй же, посвятивъ всю свою дальнѣйшую дѣятельность Лицею, цѣлыя двадцать семь лѣтъ, до 1869 года, занималъ съ честью въ нёмъ каѳедру. Слѣдуетъ при этомъ замѣтить, что всѣ эти лица, назначенныя профессорами въ Лицей, имѣя только степень кандидатовъ, добросовѣстно выполняли своё обязательство и въ скоромъ времени пріобрѣтали магистерскія степени. Къ числу такихъ молодыхъ кандидатовъ, начавшихъ въ Лицеѣ свою учоную и служебную дѣятельность, принадлежитъ и извѣстный нашъ учоный и финансистъ, занимающій нынѣ высокій служебный постъ, Н. X. Бунге. Учоная слава Николая Христіановича и служебно-административная дѣятельность его достаточно извѣстны, чтобы распространяться о нихъ. Онъ занялъ въ Лицеѣ послѣ Глушановскаго каѳедру законовъ казённаго управленія въ 1845 году и оставался на ней до 1850 года. Послѣ Н. X. Бунге эту каѳедру въ теченіи трёхъ лѣтъ занималъ также извѣстный профессоръ университета Св. Владиміра (по каѳедрѣ международнаго права) дѣйствительный статскій совѣтникъ В. А. Незабитовскій. Въ 1843 году каѳедру гражданскаго права занялъ, послѣ Пилянкевича, также магистръ правъ, П. Н. Даневскій, нынѣ сенаторъ, авторъ сочиненія: «Объ источникахъ мѣстныхъ законовъ нѣкоторыхъ губерній и областей Россіи». П. Н. Даневскій оставался въ Лицеѣ до 1853 года.
И такъ въ этотъ первый, блестящій періодъ исторіи Юридическаго Лицея Князя Безбородко, который можно считать до конца пятидесятыхъ годовъ, учоная и учебная машина въ Лицеѣ дѣйствовала исправно, хорошо и вполнѣ цѣлесообразно. Съ внѣшней стороны въ нёмъ вполнѣ соблюдалась обстановка высшихъ учебныхъ заведеній, напримѣръ торжественные акты съ чтеніемъ историческихъ записокъ и рѣчей, которыя потомъ печатались и иногда представляли довольно солидныя учоныя разсужденія и изслѣдованія. Профессорами были молодые люди, съ горячимъ и искреннимъ одушевленіемъ относившіеся къ своему дѣлу, быстро совершенствовавшіеся въ этомъ дѣлѣ и благодѣтельно вліявшіе на своихъ слушателей. Они не ограничивались однимъ чтеніемъ лекцій, какъ бы хорошо оно ни шло, но независимо отъ него вели и научныя работы, дававшія право на занятіе почётныхъ мѣстъ въ учёномъ мірѣ. Поэтому многіе изъ этихъ профессоровъ скоро переходили на каѳедры въ университеты, что, конечно, было невыгодно для самого Лицея, но за-то давало ему право на почётное титло разсадника университетскихъ профессоровъ. Согласитесь, что для заведенія съ цѣлями спеціально-практическими, для технической школы, это является уже, пожалуй, заслугой сверхъ-должной, которая тѣмъ цѣннѣе.
Ту же свѣжесть молодости, ту же жизненность въ этотъ первый періодъ замѣчаемъ мы и въ мірѣ учащихся въ Лицеѣ Князя Безбородко. Уроженцы преимущественно мѣстностей, окружающихъ Нѣжинъ: губерній Полтавской, Черниговской и далѣе на югъ Россіи, окончившіе курсъ въ гимназіяхъ и, въ значительномъ меньшенствѣ, въ семинаріяхъ — они стекались въ Нѣжинъ, какъ въ свою метрополію, шли въ его высшую школу съ довѣріемъ, вслѣдствіе преданій, установившихся въ ней ещё со времени гимназіи высшихъ наукъ. Здѣсь они встрѣчали удовлетвореніе своимъ стремленіямъ къ знанію и, руководимые и одушевлённые любимыми профессорами, серьёзно и дѣльно учились. Доказательства этому легко найти, хоть бы въ слѣдующемъ. По уставу Лицея, ежегодно совѣтомъ его предлагались студентамъ темы для сочиненій на соисканіе наградъ медалями, при чёмъ за лучшее сочиненіе назначалась золотая медаль, а за слѣдующее за нимъ по достоинству — серебряная. И ежегодно представлялась студентами не одно сочиненіе, удостоиваемое совѣтомъ наградъ медалями. Это не была одна формальность, безразборчивая раздача наградъ, положенныхъ по штату. Конкурсныя работы строго разбирались рецензентами-профессорами, а иногда сочиненія, представлявшія многія хорошія стороны, бывали лишаемы награды за небольшую неточность автора въ пріёмахъ или за нѣкоторое отступленіе отъ предложенной совѣтомъ темы. Каковы бывали иногда эти премированныя сочиненія — можно судить по сочиненію студента 1847 года К. Е. Троцины, обратившему на себя въ своё время вниманіе критики: «Историческое развитіе судоустройства въ Россіи отъ времёнъ в. кн. Іоанна III до нашихъ дней. Кіевъ 1847». Во второмъ изданіи оно вышло подъ заглавіемъ: «Исторіи судебныхъ учрежденій въ Россіи. Спб. 1851».
Половина студентовъ этого времени жила въ зданіи Лицея пансіонерами, частью на иждивеніи основателей заведенія, частью на своёмъ собственномъ. Подобнаго рода общежитія, что бы противъ нихъ ни говорили, имѣютъ много хорошихъ и привлекательныхъ сторонъ. Пансіонъ служилъ объединяющимъ центромъ и для тѣхъ студентовъ, которые жили на частныхъ квартирахъ. Благодаря этому, среди молодёжи развитъ былъ корпоративный духъ, забота объ поддержаніи чести заведенія. И дѣйствительно, за всё это время въ лицейскомъ архивѣ, въ которомъ ярко отражается вся жизнь заведенія, нельзя найти и слѣдовъ какого бы то ни было не только нечестнаго или неблагороднаго поступка со стороны кого-либо изъ студентовъ, но даже чего-нибудь несогласнаго съ добрыми приличіями. Конечно, не обходилось дѣло безъ маленькихъ шалостей и дебошей; обращались иногда нѣжинскіе греки и ихъ достойные конкурренты — евреи къ лицейскому начальству съ просьбами о взысканіи со студентовъ должишек: но — «блаженъ, кто съ молоду былъ молодъ!» Близкое, внутреннее, такъ сказать, общеніе студентовъ между собою вліяло хорошо и на умственный уровень студенчества: здѣсь менѣе развитые и менѣе знающіе учились у болѣе знающихъ, здѣсь юноши, съ ещё неустановившимися понятіями, находили руководство у людей зрѣлыхъ умственно и нравственно. Въ полумракѣ вѣковыхъ липъ и вязовъ лицейскаго сада, гдѣ надъ юношествомъ витала тѣнь великаго Гоголя, сладко мечталось этому юношеству и вѣрилось во всё истинное, доброе и прекрасное, укрѣплялась любовь къ тому, противорѣчія чему имъ приходилось потомъ встрѣчать за порогомъ этого самаго сада. Всѣми этими условіями лицейской студенческой жизни вѣроятно объясняется та горячая, чтобы не сказать — страстная, любовь, какую сохраняютъ нѣжинскіе студенты описаннаго періода къ воспитавшему ихъ заведенію.
И если Нѣжинскій юридическій Лицей не имѣлъ счастья видѣть, какъ досталось Гимназіи Высшихъ Наукъ, въ стѣнахъ своихъ мірового генія; если онъ не произвёлъ никакой знаменитости въ области науки и литературы; если въ нёмъ не образовались важные и видные государственные и общественные дѣятели, хотя въ этомъ послѣднемъ отношеніи Лицей виноватъ только отчасти: вѣдь заведеніе находилось въ провинціальной глуши, да ещё въ Хохландіи — то за-то онъ далъ Россіи нѣсколько сотенъ честныхъ и просвѣщённыхъ людей, вѣрныхъ слугъ отечеству, хорошо подготовленныхъ и опытныхъ чиновниковъ, которые не торговали совѣстью и закономъ. А всё это по отношенію къ Россіи сороковыхъ и первой половины пятидесятыхъ годовъ является заслугой, доказывающей, что Лицей честно выполнялъ свой долгъ — такой заслугой, за которую слѣдуетъ помянуть добрымъ словомъ заведеніе, память котораго лягаетъ всякій, кто только имѣетъ копыто.
Съ конца пятидесятыхъ и начала шестидесятыхъ годовъ и въ оффиціальныхъ сферахъ, и въ періодической печати начинаются толки объ упадкѣ лицеевъ, причёмъ рѣчь всегда шла только о двухъ лицеяхъ: Демидовскомъ въ Ярославлѣ и Князя Безбородко въ Нѣжинѣ и о необходимости ихъ преобразованія. Въ ряду тысячи и одного вопросовъ, неизвѣстно откуда всплывавшихъ у насъ на верхъ и быстро затѣмъ погружавшихся въ Лету, возникъ и «вопросъ о преобразованіи лицеевъ». Въ газетахъ очень часто можно было встрѣтить статью, начинающуюся словами: «Вопросъ о преобразованіи лицеевъ обращаетъ на себя общее вниманіе; необходимость преобразованія вызывается упадкомъ лицеевъ» — и прочее, или что-нибудь въ такомъ родѣ. Но едва ли многіе изъ писавшихъ эти разглагольствованія знали какъ слѣдуетъ состояніе лицеевъ, понимали, отчего происходитъ ихъ упадокъ и въ чёмъ должно было состоять преобразованіе. Поэтому здѣсь будетъ умѣстно коснуться этого вопроса, на столько, конечно, на сколько онъ относился къ Нѣжинскому Лицею. Никто изъ трактовавшихъ о преобразованіи Лицея ничего не возражалъ ни противъ цѣли Лицея, ни противъ его устава, ни даже противъ его дѣйствій, на сколько они зависѣли отъ него самого. Всё дѣло въ концѣ концовъ сводилось къ недостатку матеріальныхъ средствъ Лицея; это и былъ пунктъ, на который всѣ били. Въ самомъ дѣлѣ, смѣшно сказать: высшее спеціальное учебное заведеніе содержалось всего на 12½ тысячъ рублей въ годъ! По штатамъ 1840 года профессора лицея получали жалованья 750 рублей въ годъ, директоръ — 571 рубль, да столько же отъ гимназіи. О низшихъ чинахъ ужъ и говорить нечего: секретарь и кассиръ, напримѣръ, получали по 250 рублей, а канцелярскій чиновникъ — 100 рублей «съ пайкомъ и одеждою». На первыхъ порахъ существованія Лицея, въ сороковыхъ годахъ, когда адъюнктъ въ университетѣ получалъ, кажется, 800 рублей, ординарный профессоръ 1200 рублей, старшій учитель гимназіи 391 рубль, а директоръ гимназіи 800 рублей, да ещё при необыкновенной дешевизнѣ и простотѣ жизни въ Нѣжинѣ въ то время, жалованье въ 750 рублей было, конечно, привлекательнымъ не только для молодыхъ людей, только-что окончившихъ университетъ, но и для людей, уже послужившихъ и семейныхъ, и помимо другихъ условій, привлекало на лицейскія каѳедры людей способныхъ и достойныхъ, которые и оставались на мѣстѣ на болѣе или менѣе продолжительное время и посвящали всѣ свои силы и способности Лицею. Но съ теченіемъ времени условія измѣнились: деньги наши стали падать въ цѣнѣ, а предметы потребленія, напротивъ, дорожать. Сообразно съ этимъ вездѣ, покрайней-мѣрѣ въ учоно-учебномъ вѣдомствѣ, стали измѣняться и служебныя условія. Съ изданіемъ новыхъ штатовъ для университетовъ и гимназій, въ 1863 и 1864 годахъ, служба въ лицеяхъ потеряла всякую привлекательность. Дѣйствительно, не говоря уже о службѣ въ университетѣ, которая привлекала и матеріальными условіями и почётомъ, даже матеріальное положеніе учителей гимназій могло назваться блестящимъ сравнительно съ положеніемъ профессоровъ Лицея. Молодой кандидатъ университета прямо со скамьи могъ поступить въ гимназію учителемъ съ жалованьемъ въ полторы и даже двѣ тысячи рублей. Эта перемѣна условій и отразилась прежде всего на количественномъ и, можетъ-быть, даже и на качественномъ составѣ профессоровъ Лицея. Профессора стали чаще мѣняться: на каѳедры являлись кандидаты на короткое время, желая напримѣръ воспользоваться сравнительнымъ необремененіемъ служебными обязанностями и происходящимъ отсюда досугомъ для подготовки себя къ высшимъ учонымъ степенямъ или для другихъ цѣлей. Достигнувъ своей цѣли, профессоръ уходилъ изъ Лицея и замѣнялся другимъ, который также не долго оставался. Такъ напримѣръ каѳедру законовъ казённаго управленія, послѣ перемѣщенія въ Кіевъ профессора В. А. Незабитовскаго, занимали слѣдующія лица: А. Ф. Янишевскій (1853—1861), Л. И. Ждановичъ (1861—1862), И. Ю. Патлаевскій (1863—1866), опять Ждановичъ (1866—1873), Н. П. Яснопольскій (1873—1876). Каѳедру гражданскаго права послѣ П. Н. Даневскаго занимали: К. А. Царевскій (1853—1866), А. М. Череповъ (1866—1867) и И. П. Зобугинъ (1867—1875). Только каѳедры уголовнаго права испытали мало перемѣнъ въ профессорахъ: первая оставалась до 1869 года занятою И. А. Максимовичемъ, а вторую послѣ Цимермана занялъ М. Д Затыркевичъ (1859—1875). На каѳедрѣ словесности послѣ А. И. Линниченка мы видимъ Е. М. Бѣлоброва (1855—1863), Ѳ. Я. Воронаго (1864—1872) и П. С. Иващенка (1873—1874). Вслѣдствіе уменьшенія числа желающихъ поступать профессорами въ Лицей, нѣкоторыя каѳедры оставались иногда довольно продолжительное время вакантными: такъ послѣ перехода И. В. Лашнюкова въ Кіевъ каѳедра русской исторіи оставалась незанятою пять лѣтъ (1868—1873) и русская исторія читалась профессорами другихъ каѳедръ. Но не смотря на эти частыя перемѣны профессоровъ, не смотря на большую или меньшую случайность пребыванія послѣднихъ въ Лицеѣ, никогда бездарность и недобросовѣстность не сидѣла на лицейской каѳедрѣ. Конечно, матеріальная необезпеченность и необходимость заботиться о насущномъ содержаніи заставляла профессоровъ иногда искать средствъ на сторонѣ, быть можетъ, и не безъ нѣкотораго ущерба для своихъ прямыхъ обязанностей. Одинъ, напримѣръ, брался за частные уроки, другой посвящалъ немного болѣе чѣмъ слѣдовало времени своему подгородному имѣнію, третій держалъ пансіонеровъ. И, къ сожалѣнію, этотъ послѣдній способъ увеличенія своихъ средствъ, хотя и практиковавшійся въ малыхъ размѣрахъ, подавалъ, кажется, болѣе всего поводовъ злонамѣреннымъ людямъ къ разнымъ толкованіямъ. Дѣло въ томъ, что пріискъ молодыхъ людей въ студенты Лицея производился двоякимъ способомъ: имѣвшіе аттестатъ объ окончаніи курса въ гимназіи принимались въ Лицей безъ экзамена; тѣ же, которые такого аттестата не имѣли, подвергались при Лицеѣ полному гимназическому экзамену. Эти-то послѣдніе и бывали чаще всего профессорскими пансіонерами. Экзамены производились учителями состоявшей при Лицеѣ гимназіи, подъ наблюденіемъ профессоровъ… не совсѣмъ чистыми выходили тутъ и нѣкоторые учители гимназіи. Впрочемъ при всѣхъ этихъ неблагопріятныхъ условіяхъ Лицей продолжалъ держать себя съ достоинствомъ и всѣ его функціи отправлялись исправно: профессора читали полные и вполнѣ удовлетворительные курсы и въ то же время научная ихъ дѣятельность не прекращалась. Въ 1863 году, когда вопросъ о преобразованіи Лицея былъ уже въ ходу, тогдашнимъ министромъ народнаго просвѣщенія, Головнинымъ, были затребованы отъ всѣхъ служащихъ по его министерству свѣдѣнія объ изданныхъ ими и предназначаемыхъ къ изданію учёныхъ и литературныхъ трудахъ, объ участіи ихъ въ учёныхъ экспедиціяхъ и такъ далѣе. Въ отвѣтъ на этотъ вопросъ всѣми профессорами Лицея представлены были списки ихъ изслѣдованій и статей, показывающіе, что они не бездѣйствовали въ научно-литературномъ отношеніи. При этомъ нѣкоторые профессора заявляли, что ими приготовлены къ печати цѣлыя руководства и курсы преподаваемыхъ ими предметовъ, но напечатаны не могутъ быть по недостатку ни своихъ собственныхъ у профессоровъ, ни лицейскихъ денежныхъ средствъ.
Итакъ всѣ слабыя стороны Лицея происходили единственно отъ скудости его матеріальныхъ денежныхъ средствъ. Можно ли это поставить въ вину лично, такъ сказать, заведенію? Можно ли было изъ этого дѣлать выводъ, что самое существованіе заведенія безцѣльно и безполезно? Не думаемъ. Прежде всего слѣдуетъ обратить вниманіе на то, что заведеніе это не стоило государству ни копѣйки, содержалось на свои собственныя спеціальныя средства и, вдобавокъ, ещё давало у себя помѣщеніе для правительственной гимназіи, которой уступило также и нѣкоторыя изъ своихъ учебно-вспомогательныхъ учрежденій, напримѣръ богатый физическій кабинетъ. Между-тѣмъ это заведеніе съ доступною для него исправностью выполняло всѣ свои обязанности. Такъ, напримѣръ, при своихъ скудныхъ средствахъ оно ежегодно пополняло библіотеку, пріобрѣтая лучшія сочиненія на русскомъ и иностранныхъ языкахъ по наукамъ юридическимъ и политическимъ, такъ-что наконецъ образовалась хорошая и довольно полная библіотека въ этомъ родѣ. Наконецъ Лицей ежегодно выпускалъ нѣсколько десятковъ болѣе или менѣе образованныхъ юристовъ, хотя бы то для должностей не выше столоначальниковъ и секретарей. Заслуживало ли подобное заведеніе полнаго уничтоженія? Смѣемъ думать — нѣтъ? Единственная вещь, въ которой оно нуждалось — это денежныя средства, которыя и помогли бы ему развивать ещё съ большимъ успѣхомъ его учёную и учебную дѣятельность.
Въ 1856 году посѣтилъ Лицей министръ народнаго просвѣщенія Е. П. Ковалевскій. Онъ внимательно знакомился со всѣми сторонами Лицея, посѣщалъ неоднократно лекціи всѣхъ профессоровъ, самъ провѣрялъ успѣхи студентовъ и, за исключеніемъ нѣкоторыхъ отдѣльныхъ частностей, вообще состояніемъ Лицея остался вполнѣ доволенъ. Но уже вскорѣ послѣ этого одобрительнаго отзыва о состояніи Лицея со стороны лица, завѣдывавшаго народнымъ просвѣщеніемъ въ Россіи, въ самомъ Лицеѣ возникаетъ вопросъ о необходимости его преобразованія. Въ 1859 г. совѣтомъ Лицея составленъ былъ проэктъ преобразованія этого заведенія. Преобразованіе это впрочемъ далеко не предполагалось кореннымъ. Имѣлось въ виду только нѣсколько расширить преподаваніе въ Лицеѣ введеніемъ нѣкоторыхъ предметовъ юридическаго факультета, не входившихъ въ составъ лицейскаго курса; затѣмъ дѣло касалось измѣненія нѣкоторыхъ частностей устава 1840 года. Однимъ словомъ, этотъ проэктъ вполнѣ походилъ на то преобразованіе, какому подвергся, десять лѣтъ позже, Ярославскій Лицей. Главнымъ же образомъ проэктъ требовалъ усиленія денежныхъ средствъ Лицея, лучшаго обезпеченія преподавателей въ матеріальномъ отношеніи. Быть-можетъ, поэтому самому проэктъ этотъ дальнѣйшаго хода и не получилъ.
На сколько въ это время толковъ о преобразованіи Лицея отсутствовала какая бы то ни было идея объ этомъ преобразованіи, какое бы то ни было понятіе о томъ, что̀ можно и что̀ должно сдѣлать съ Лицеемъ, даже въ самомъ министерствѣ народнаго просвѣщенія — можно видѣть изъ проэкта преобразованія, составленнаго въ 1866 году въ министерство Головина. Министерство, даже совмѣстно съ лицами, своимъ рожденіемъ поставленными, такъ сказать, на стражѣ неприкосновенности Лицея, не могли придумать ничего лучшаго, какъ полное уничтоженіе Лицея. Министерство, выступая со своимъ проектомъ, мотивировало его слѣдующимъ образомъ: «Уставъ Нѣжинскаго Лицея, въ теченіи сорокашестилѣтняго существованія этого заведенія, «три раза подвергался измѣненіямъ, съ цѣлью болѣе спеціализировать и приблизить курсъ онаго къ потребностямъ края; но опытъ убѣдилъ, что заведеніе это, не смотря на всѣ усилія правительства, не достигаетъ цѣли, и потому постоянно имѣетъ крайне ограниченное число учащихся[1] и весьма неполный комплектъ преподавателей[2], и что въ настоящее время, при введеніи новыхъ штатовъ въ университетѣ и гимназіи, Лицею будетъ ещё труднѣе имѣть преподавателей, которые бы согласились принять меньшій окладъ въ Лицеѣ, когда въ университетахъ и гимназіяхъ находятся многія вакансіи преподавательскихъ должностей съ большимъ содержаніемъ». Поэтому министерство обратилось къ попечителямъ округовъ и совѣтамъ университетовъ, спрашивая ихъ мнѣнія о мѣрахъ къ преобразованію Лицея. «По соображеніи полученныхъ вслѣдствіе сего предположеній о преобразованіи Нѣжинскаго Лицея, оказалось необходимымъ остановиться на томъ изъ нихъ, которое представляетъ уклоненіе отъ воли учредителей Лицея, и на осуществленіе котораго не потребуется увеличенія денежныхъ средствъ, такъ-какъ на подобное увеличеніе нельзя разсчитывать ни со стороны потомства учредителя, ни изъ государственнаго казначейства». Поэтому министерство остановилось на проэктѣ, предложенномъ, какъ говорится въ министерской запискѣ, самимъ почётнымъ попечителемъ Лицея, графомъ Г. А. Кушелевымъ-Безбородко, и состоявшемъ въ слѣдующемъ:
1) Курсы Лицея закрыть, а изъ получаемыхъ на ихъ содержаніе 12.541 р. 64 к. въ годъ отдѣлять по 10.500 р. въ годъ университету Св. Владиміра на учрежденіе 42 стипендій князя Безбородко, въ 250 р. каждая, для уроженцевъ Черниговской и Полтавской губерній, преимущественно изъ окончившихъ курсъ въ Нѣжинской гимназіи.
2) Остальные изъ доходовъ Лицея, по 2041 руб. 64 коп. въ годъ, передать Нѣжинской гимназіи на содержаніе лицейскаго зданія, церкви и настоятеля съ причтомъ; гимназіи же передать библіотеку, учебные кабинеты и коллекціи Лицея, съ тѣмъ, чтобы она была переименована въ Лицей князя Безбородко, но содержалась, какъ и нынѣ, сполна на суммы государственнаго казначейства.
Такое преобразованіе нынѣшняго Лицея не считать окончательнымъ, предоставивъ почётному попечителю право, при перемѣнѣ обстоятельствъ, возстановить въ Нѣжинѣ высшее учебное заведеніе и возвратить ему, въ этомъ случаѣ, все настоящее его имущество».
Совѣтъ министра народнаго просвѣщенія, принимая этотъ проэктъ для внесенія его въ государственный совѣтъ, не могъ не выразить «искренняго сожалѣнія», что недостатокъ денежныхъ средствъ не даётъ никакой возможности сохранить Лицей, какъ отдѣльное высшее учебное заведеніе, сдѣлавъ въ немъ необходимыя для сего улучшенія.
Хотя этотъ проэктъ остался безъ послѣдствій, тѣмъ не менѣе въ это самое время, т.-е. въ срединѣ шестидесятыхъ годовъ, когда Лицей билъ уже приговорёнъ къ смерти, отъ которой только на время спасся, онъ вдругъ началъ обнаруживать всѣ признаки возрожденія. Возрожденіе выразилось прежде всего быстрымъ увеличеніемъ числа студентовъ. Различныя причины вліяли на это увеличеніе. Во-первыхъ, въ это время начала вводиться судебная реформа 1864 г., вызвавшая большую потребность въ образованныхъ юристахъ, какъ для коронной службы, такъ и для адвокатуры; и Лицей не мало послужилъ для удовлетворенія этой потребности. Масса лицъ, искавшихъ образовательнаго ценза для юридической службы, устремилась въ Лицей, чтобы здѣсь съ меньшимъ трудомъ, чѣмъ въ университетѣ, благодаря большей спеціализаціи курса, и въ менѣе продолжительное время получить этотъ цензъ. Черезъ три года они выходили изъ Лицея съ тѣми же правами на службѣ, какъ дѣйствительные студенты университетовъ. И не однихъ олуховъ и невѣждъ выпускалъ Лицей въ министерство юстиціи: многіе изъ его воспитанниковъ довольно быстро подымались по ступенямъ храма русской Ѳемиды.
Охватившее въ это время чуть не всю Россію «юридическое» одушевленіе отразилось и на студентахъ Лицея: они ревностно занимались изученіемъ гражданскаго и уголовнаго права. Въ 1863 году напримѣръ въ Лицеѣ явилась мысль устроить, какъ выразился въ своёмъ представленіи директоръ, «юридическую клинику» — именно: студенты, подъ руководствомъ профессоровъ гражданскаго и уголовнаго права, должны были помогать, преимущественно бѣднымъ людямъ, въ веденіи ихъ судебныхъ дѣлъ, составленіемъ бумагъ и всякими указаніями. Но на открытіе этой «клиники» не послѣдовало разрѣшенія отъ высшаго начальства на томъ основаніи, что даже въ Училищѣ Правовѣдѣнія, гдѣ учащимся доставляются всѣ средства къ практическому изученію судопроизводства, подобная практика не дозволяется, потому-что такое вмѣшательство въ частныя дѣла могло бы подать поводъ къ разнымъ столкновеніямъ.
Далѣе, въ эту же пору уничтожены были пріёмныя испытанія въ университетахъ, и въ студенты университетовъ стали приниматься только лица съ гимназическими аттестатами, а пріобрѣтеніе этихъ аттестатовъ всё становилось дѣломъ болѣе и болѣе труднымъ, вслѣдствіе начавшагося царства классицизма. Между-тѣмъ Лицей продолжалъ сохранять право, или, скорѣе, usus, какъ любили выражаться нѣжинскіе юристы, собственныхъ пріёмныхъ испытаній. И вотъ опять масса искателей благъ земныхъ являлась въ Нѣжинъ и здѣсь, конечно, съ бо̀льшимъ удобствомъ выдерживала экзаменъ, чѣмъ гдѣ-либо въ гимназіи. Этотъ экзаменъ имѣлъ для нихъ и другое значеніе: будучи приняты въ Лицей, они, въ качествѣ его студентовъ, имѣли право перехода въ университетъ и пользовались этимъ правомъ въ широкихъ размѣрахъ. Начиная съ 1869—70 года, число лицъ, являвшихся на экзамены для поступленія въ Лицей, доходило иногда человѣкъ до 200, и, покрайней-мѣрѣ, добрая половина ихъ оказывалась принятою. Нѣкоторые изъ желавшихъ поступить въ Лицей, сознавая сами малые размѣры своихъ познаній, или же не выдержавъ въ первый разъ экзамена, посылись на годъ, а иногда и болѣе, въ Нѣжинѣ и подготовлялись къ вступительному испытанію. Такіе получали названіе futurus’овъ. Они по большей части жили пансіонерами у кого-либо изъ профессоровъ или, ещё чаще, учителей гимназіи. Такимъ-образомъ оказывался первый курсъ Лицея человѣкъ во сто. Но вслѣдъ затѣмъ начинался отливъ: записавшись въ студенты Лицея и уплативъ деньги за слушаніе лекцій, значительная часть этихъ первокурсниковъ подавали прошеніе о переводѣ въ какой-либо университетъ, главнымъ образомъ въ ближайшіе — Кіевскій и особенно Новороссійскій, гдѣ легче всего принимали такихъ пришлецовъ. Такимъ путёмъ проникло въ университеты множество гимназистовъ, которымъ безъ этого не видать бы аттестата, какъ своихъ ушей, множество семинаристовъ далеко не перваго сорта. Сначала студентовъ изъ Лицея принимали въ университеты безъ всякой задержки, но наконецъ штука эта обратила на себя вниманіе, и поступающихъ изъ Нѣжина стали подвергать, покрайней-мѣрѣ въ Кіевскомъ университетѣ, повѣрочному испытанію. При этомъ и начали обнаруживаться вещи довольно странныя. Въ 1871 году въ университетѣ Св. Владиміра коммиссія изъ профессоровъ, производившая повѣрочныя испытанія поступающимъ въ университетъ, въ отчётѣ своёмъ говоритъ, что поступающіе изъ Нѣжина обнаруживаютъ наименьшія познанія въ нѣкоторыхъ предметахъ; такъ студенты Лицея князя Безбородко Александръ Г., Абрамъ П. и Петръ К. на повѣрочномъ испытаніи по русскому языку обнаружили малограмотность.
Наконецъ, въ средѣ лицейскихъ студентовъ появляется ещё одинъ и довольно многочисленный, контингентъ. Это — студенты, переходившіе въ Лицей изъ университетовъ. Они слагались изъ самыхъ разнообразныхъ элементовъ: малоспособные, убоявшіеся бездны университетской науки и отчаявшіеся въ возможности справиться съ нею; невыдержавшіе полукурсоваго или окончательнаго экзамена въ университетѣ; женатые студенты, иногда обременённые семействомъ и потому торопившіеся скорѣе окончить науку и поступить на службу или заняться частной дѣятельностью; наконецъ, ещё особый отдѣлъ — люди, иногда и съ большими способностями, но ещё съ большими денежными средствами, перебывавшіе во многихъ университетахъ, иногда отъ Петербурга до Казани и Одессы, вездѣ прожигавшіе жизнь, прокучивавшіе родительскія денежки, мало учившіеся, но за-то бойкіе, развитые, иногда блестящіе, съ нахватанными верхушками всего и съ значительнымъ запасомъ уже жизненнаго опыта. Въ Нѣжинъ являлись они, какъ въ послѣднее прибѣжище, когда наступала пора покончить разсчёты съ періодомъ кутежей и прожиганія жизни и занять опредѣлённое общественное положеніе. Въ Нѣжинѣ иногда окончивали курсъ господа, начавшіе его въ Московскомъ университетѣ и продолжавшіе гдѣ-нибудь въ Гейдельбергѣ. Не въ диковину были среди нѣжинскихъ студентовъ и титулованныя имена. Студенты всѣхъ перечисленныхъ категорій этого послѣдняго отдѣла поступали въ Лицей прямо на второй и даже чаще всего на третій курсъ, и потому третій курсъ и бывалъ самый многолюдный и выпуски лицейскіе достигали такой большой численности, какъ въ 1872, 73 и 74 годахъ.
Вмѣстѣ съ измѣненіемъ состава Нѣжинскаго студенчества измѣнился и его характеръ сравнительно съ характеромъ его въ сороковыхъ и пятидесятыхъ годахъ. Это уже не были, какъ прежде, мѣстные «панычи», черниговскіе и полтавскіе, учившіеся подъ надзоромъ своихъ папенекъ иногда затѣмъ только, чтобы по окончаніи курса засѣсть въ своёмъ имѣніи или служить по выборамъ. Теперь, какъ видно изъ всего сказаннаго выше, составъ студенчества сталъ самый разношорстный, отчего, конечно, уничтожилась прежняя солидарность и корпоративность студентовъ. Первый ударъ ей нанесёнъ былъ закрытіемъ въ 1868 году лицейскаго пансіона, послѣ чего студенты разбрелись по всему городу. Затѣмъ послѣдовало уничтоженіе форменной одежды и подчиненіе студентовъ внѣ стѣнъ заведенія общей полиціи. Всё это разобщило студентовъ между собою. Въ то время какъ бѣдняки-студенты ютились по предмѣстьямъ города на квартирахъ у мѣщанъ или же, какъ это дѣлалось и въ университетахъ, числясь студентами, уѣзжали на цѣлый годъ куда-нибудь въ деревню «на кондиціи» — студенты состоятельные, особенно изъ пріѣзжихъ «знатныхъ иностранцевъ», наполняли центръ города и бросались здѣсь въ глаза на каждомъ шагу. Впрочемъ эта часть студенчества для нѣжинцевъ была наиболѣе желательною и пріятною. Эти студенты вносили оживленіе и интересъ въ нѣжинскую общественную жизнь: нерѣдко изящные и остроумные молодые люди, они блистали въ качествѣ кавалеровъ на всѣхъ балахъ, устраивали любительскіе спектакли и концерты; своими кутежами и разными затѣями они поощряли нѣжинскую промышленность и ещё болѣе нѣжинскихъ ростовщиковъ. За-то и въ образѣ жизни и въ поведеніи студентовъ исчезаетъ прежняя простота и дисциплина. То студенты судятся у мироваго судьи за буйство, произведённое ими въ кондитерской, съ разбитіемъ оконъ, посуды и тому подобное, то въ Лицеѣ заводится объёмистое дѣло объ оскорбленіи студентомъ А—скимъ жены полковника, В. Ю. Р—а, или о буйствѣ, учинённомъ студентомъ Л—мъ на Нѣжинской почтовой станціи, причёмъ хромой Л. своимъ костылёмъ порядкомъ нагрѣлъ бока и писарю, и старостѣ, и сбѣжавшимся ямщикамъ.
При всёмъ этомъ, ученіе въ Лицеѣ шло, вообще говоря, удовлетворительно: всѣ профессорскія каѳедры были заняты и студенты, за исключеніемъ развѣ полныхъ природныхъ бездарностей или невозможныхъ лѣнтяевъ, хорошо усвоивали себѣ суть юридической мудрости, и въ качествѣ «софистовъ XIX вѣка» оказывались не хуже другихъ. Были даже случаи, что студентъ, окончивши курсъ въ Лицеѣ, непосредственно вслѣдъ затѣмъ отправлялся въ университетъ и выдерживалъ экзаменъ на степень кандидата.
Въ 1872 году къ Лицею совершенно незамѣтно и безъ всякаго участія его Совѣта, вслѣдствіе одной административной переписки, подкралась реформа, бывшая для Лицея чуть ли не смертельнымъ ударомъ. Распоряженіемъ министра народнаго просвѣщенія, 11-го марта 1872 года, у Совѣта Лицея отнято было право производить пріёмныя испытанія для поступленія въ Лицей, и въ студенты стали допускаться только лица, имѣющія гимназическій аттестатъ. Эта мѣра вызвана была представленіемъ тогдашняго директора Лицея, М. К. Чалаго, который при этомъ не имѣлъ совсѣмъ въ виду Лицея — почему вѣроятно и не провёлъ своего представленія чрезъ лицейскій Совѣтъ — а заботился объ интересахъ гимназіи и даже бралъ подъ свою защиту интересы университетовъ. Въ то время въ гимназіяхъ, вмѣсто восьмого класса, существовалъ двухъ-годичный седьмой классъ, изъ котораго только отличнѣйшіе ученики, съ разрѣшенія окружного начальства, допускались къ окончательному испытанію по истеченіи перваго года пребыванія ихъ въ седьмомъ классѣ. «Затѣмъ», говоритъ въ своёмъ представленіи господинъ Чалый, «для не желающихъ остаться на второй годъ въ седьмомъ классѣ предвидится два выхода: или они явятся къ экзамену въ гимназіи, въ качествѣ такъ называемыхъ постороннихъ лицъ домашняго приготовленія, или прибудутъ въ Нѣжинъ держать вступительный экзаменъ въ Лицей князя Безбородко, чтобы потомъ перейти въ университетъ, какъ это показали предшествовавшіе годы». Совѣтъ узналъ объ этой мѣрѣ только тогда, когда она явилась уже въ видѣ министерскаго предписанія. Тогда профессора составили протестъ, который въ видѣ особаго мнѣнія одного изъ нихъ — и мнѣнія вполнѣ основательнаго — былъ представленъ по начальству, но, какъ и слѣдовало ожидать, остался безъ всякихъ результатовъ.
Эта мѣра дѣйствительно произвела переворотъ въ Лицеѣ: число студентовъ въ нёмъ сразу стало уменьшаться. Правда, второй и третій курсъ продолжали пополняться переходившими изъ университетовъ, и потому лицейскіе выпуски оставались довольно многочисленны. Но за-то поступающихъ на первый курсъ являлось немного. Изъ окончившихъ гимназіи въ Лицей поступали почти исключительно только нѣжинскіе гимназисты, привлекаемые стипендіями, большей дешевизной жизни, чѣмъ напримѣръ въ Кіевѣ, и трёхлѣтнимъ курсомъ. Это былъ народъ, за немногими исключеніями, не особенно бойкій. Кромѣ того, въ Лицей стали поступать семинаристы, не надѣявшіеся выдержать повѣрочнаго экзамена въ университетѣ. Такимъ образомъ юридическому Лицею стала грозить та же участь, которая нѣкогда постигла физико-математическій, то-есть опасность въ одно прекрасное утро очутиться безъ перваго курса.
Въ 1871 году явился наконецъ тотъ философскій камень, та панацея, которую такъ долго и тщетно искали для Лицея — явились денежныя средства, при которыхъ можно было бы исправить его, улучшить и поддержать къ его собственной и общей пользѣ. Это было пожертвованіе княгиней Е. И. Суворовой-Рымникской, бывшей во второй разъ замужемъ за графомъ Н. А. Кушелевымъ-Безбородкой, роднымъ братомъ старшаго почётнаго попечителя Лицея, въ пользу Лицея капитала въ 105,000 рублей. Проценты съ этого капитала, болѣе 5,000 рублей въ годъ, могли бы помочь поставить Лицей на лучшую ногу; но министерство сейчасъ же распорядилось, чтобы проценты эти оставались неприкосновенными до предполагаемаго преобразованія Лицея. Преобразованіе это въ принципѣ было рѣшено уже давно, но характеръ и существо этого преобразованія, видно, никакъ ещё не могли опредѣлить.
Въ 1870 году исполнилось пятидесятилѣтіе существованія Лицея и Совѣтъ его обратился въ министерство съ просьбою о разрѣшеніи отпраздновать торжественно день 4-го сентября 1870 года. На это ходатайство послѣдовалъ отвѣтъ министра черезъ попечителя: «принимая во вниманіе, что означенный Лицей, при совершенной недостаточности нынѣ своихъ денежныхъ способовъ содержанія, не соотвѣтствуетъ уже болѣе ни въ учебномъ, ни въ матеріальномъ отношеніяхъ первоначальному своему назначенію и въ настоящемъ его положеніи лишонъ всѣхъ средствъ къ развитію своей учоной и учебной дѣятельности, господинъ министръ народнаго просвѣщенія затрудняется при такомъ прискорбномъ положеніи Лицея, указывающемъ на настоятельную необходимость преобразованія сего заведенія, на что обращено уже и Всемилостивѣйшее Его Императорскаго Величества вниманіе, ходатайствовать о Высочайшемъ разрѣшеніи праздновать 50-лѣтній юбилей лицея».
Въ 1873 году прибылъ въ Нѣжинъ бывшій министръ народнаго просвѣщенія, графъ Д. А. Толстой. Наканунѣ самаго его прибытія профессора Лицея, съ почётнымъ попечителемъ, графомъ А. И. Мусинымъ-Пушкинымъ, во главѣ, разсуждали о томъ, какъ бы испросить у министра разрѣшенія пользоваться процентами съ Суворовскаго капитала для нуждъ Лицея. Графъ Александръ Ивановичъ много разсчитывалъ на личное свиданіе съ министромъ; но всѣ разсчёты и надежды оказались тщетными. Никто не зналъ, что судьба Лицея уже рѣшена. 7-го октября прибылъ графъ Толстой. При ревизіи своей онъ почти всё своё вниманіе посвящалъ гимназіи, а на Лицей едва взглянулъ, какъ на заведеніе уже обречённое на смерть. При прощаньѣ со служащими министръ, послѣ пространной рѣчи къ гимназіи, обратился къ профессорамъ только съ слѣдующими словами; «о Лицеѣ ничего не могу сказать опредѣлённаго; заведеніе это десятки лѣтъ находится въ переходномъ состояніи; всё будетъ зависѣть отъ тѣхъ средствъ, какія будетъ угодно Государю Императору дать на него». Вслѣдъ затѣмъ, въ ноябрѣ, пришла бумага о томъ, что министръ повергалъ на Высочайшее Государя Императора воззрѣніе преобразованіе Лицея князя Безбородко въ Историко-Филологическій Институтъ, на что и послѣдовало Высочайшее соизволеніе. Поэтому съ 1874 года прекращёнъ былъ пріёмъ на первый курсъ Лицея, а въ 1875—76 академическомъ году рядомъ съ послѣднимъ курсомъ Лицея уже появился первый курсъ Историко-Филологическаго Института князя Безбородко.
Всѣхъ выпусковъ изъ юридическаго Лицея, съ 1842 по 1876 годъ, было 84; выпущено студентовъ съ правомъ на чинъ XII класса 436 и XIV класса — 402.
Такъ умеръ Лицей князя Безбородко — заведеніе, безспорно имѣвшее свою исторію и принесшее свою долю пользы Россіи, давъ ей не мало полезныхъ и образованныхъ дѣятелей. Конечно, всякій воленъ судить о Лицеѣ, какъ кому угодно; но если для большинства русской публики отъ существованія или уничтоженія Лицея, по меньшей мѣрѣ, ни тепло, ни холодно, то тѣмъ не менѣе, можно смѣло сказать, что не мало найдётся въ Россіи и такихъ, особенно въ средѣ многочисленныхъ воспитанниковъ Лицея, разсѣянныхъ по всѣмъ концамъ Русской Земли,
Отъ финскихъ хладныхъ скалъ до пламенной Колхиды |
и отъ Варшавы до Ташкента, которые съ любовью вспоминаютъ о старомъ Лицеѣ и искренно сожалѣютъ о его смерти.