Возвращённый рай (Мильтон; Чюмина)/Книга вторая/ДО
| ← Книга первая | Возвращённый Рай — Книга вторая | Книга третья → |
Ученики Іоанна Предтечи смущены исчезновеніемъ Мессіи, принявшаго крещеніе въ Іорданѣ. Ихъ волнуетъ сомнѣніе и тайная мысль, что давно ожидаемый Спаситель міра только на время сошелъ на землю чтобы послѣ крещения и Божескаго знаменія снова вернуться къ престолу Своего Отца. Собравшись въ бѣдной хижинѣ, они долго сѣтовали на свою судьбу, но потомъ эти сѣтованія смѣнились надеждой на то, что Мессія возвратится назадъ. Матерь Божія, не зная, куда скрылся ея Сынъ, и скорбя объ Его отсутствіи, вспоминаетъ день Его рожденія, прибытіе и поклоненіе пастырей, бѣгство съ Божественнымъ Младенцемъ въ Египетъ, пребываніе въ Назаретѣ, проповѣдь Отрока въ храмѣ, и потомъ, отдавшись волѣ Господа, рѣшаетъ безропотно и терпѣливо ожидать возвращенія Своего Сына. Между тѣмъ, Іисусъ Христосъ въ постѣ и молитвѣ продолжаетъ оставаться въ пустынѣ. Потерпѣвъ первую неудачу, Діаволъ опять собираетъ начальниковъ своихъ главныхъ силъ и, разсказавъ имъ, что Спасителя соблазнить гораздо труднѣе, чѣмъ Адама и Еву, проситъ ихъ помощи и совѣта. Начальники обѣщаютъ ему то и другое, и одинъ изъ нихъ, по имени Веліалъ, предлагаетъ соблазнить Христа женщиной. Сатана укоряетъ Веліала за страсть его къ женщинамъ и прибавляетъ, что Спаситель награжденъ свыше такими добродѣтелями, что въ мірѣ едва-ли найдется женщина, способная соблазнить Его. Если-же чѣмъ и можно искусить Его, то это, ввиду Его постояннаго голода въ пустынѣ, какими-нибудь изысканными яствами. Сонъ и пробужденіе Спасителя. Взойдя на высокій холмъ, Онъ видитъ оттуда великолѣпный оазисъ и тотчасъ идетъ къ нему. Здѣсь Онъ опять встрѣчается съ Діаволомъ, принявшимъ видъ знатнаго и зажиточнаго землевладѣльца. Соболѣзнуя о долгомъ постѣ Спасителя, Сатана вспоминаетъ повѣсть объ Агари, о сынахъ Израилевыхъ, странствовавшихъ въ пустынѣ, о пророкѣ, который томился тамъ голодомъ, и при этомъ говорить, что прежде на помощь ко всѣмъ страждущимъ являлись ангелы Божьи, на землю падала небесная манна, а, вотъ, теперь Іисусъ забытъ и небомъ, и людьми. Едва Діаволъ окончилъ свое повѣствованіе, какъ по его мановенію является великолѣпный столъ, уставленный самыми изысканными яствами. Діаволъ предлагаетъ Іисусу утолить голодъ, говоря, что видѣнное Имъ послано Ему самой природой. Спаситель отказывается отъ стола, который тотчасъ-же исчезаетъ, и пристыженный Діаволъ предлагаетъ Сыну Божію царство и богатство, говоря, что безъ этого нельзя за собой увлечь народы. Но Іисусъ отвергаетъ и это и говоритъ, что для этого не нужны ни блескъ, ни богатства, а необходимы только вѣра и добродѣтель.
ПРІЯВШІЕ крещеніе, межъ тѣмъ,
Осталися у Іорданскихъ водъ
Съ Крестителемъ, и слышали они
Свидѣтельство его объ Іисусѣ,
Который былъ провозглашенъ Мессіей.
Увѣровавъ въ Помазанника Божья,
Пошли за Нимъ Андрей и Симонъ-Петръ,
И многіе, которыхъ имена
Не названы въ Писаніи Священномъ.
Но вдругъ отъ нихъ Спаситель удалился,
И радость ихъ сомнѣніемъ смѣнилась;
То мнилось имъ, что временно Господь
Являлся имъ, и, словно Моисей,
Онъ къ Богу взятъ иль, словно Илія,
Вознесся Онъ на колесницѣ въ Небо,
Однако, съ тѣмъ, чтобъ возвратиться въ міръ.
Какъ въ оны дни ученики пророка
Отыскивали всюду Илію,
Такъ и они искали Іисуса
Во всѣхъ мѣстахъ съ Виѳарою сосѣднихъ
И въ городахъ Салимѣ и Еннонѣ[1],
На берегу Геннисаретскихъ водъ.
Но тщетными ихъ поиски остались,
И рыбаки, вернувшись къ Іордану,
Гдѣ шепчутся зефиры въ тростникахъ,
Тамъ въ хижинѣ печали предались:
— Какая намъ надежда возсіяла
И какъ она нежданно исчезаетъ!
Явился намъ Мессія долгожданный,
Мы слышали ученіе Его,
Исполненное благости и правды,
И близкаго спасенья ждали мы,
Но, вотъ, себя съ тревогой вопрошаемъ:
Куда исчезъ Великій Искупитель?
Пошли, Господь, Мессію Твоего!
Ты видишь Самъ: народъ, Тобой избранный,
Властители земные притѣсняютъ,
И предъ Тобой они забыли страхъ!
Но будемъ ждать. Чрезъ своего
Пророка Господь явилъ Мессію Своего,
Представшаго во славѣ всенародно;
Мы сами здѣсь бесѣдовали съ Нимъ,
Дѣлили съ Нимъ жилище и трапезу.
Итакъ, друзья, возрадуемся въ сердцѣ,
На Господа возложимъ упованье:
Желаннаго Мессію Онъ вернетъ, —
Вернется Тотъ, въ Которомъ полагаемъ
Всѣ радости и всю надежду нашу.
Такъ, сѣтуя, надѣялись они
Вновь обрѣсти Найденнаго однажды
Безъ поисковъ. Но Дѣва-Богоматерь,
Увидѣвши вернувшихся съ крещенья
И Господа межъ ними не найдя,
Встревожилась душою непорочной
И молвила среди глубокихъ вздоховъ:
— О, для чего сподобилась Я чести
Быть Матерью Спасителя и Бога
И слышала Архангела привѣтъ:
«Благословенна въ женахъ Ты!» Не меньше
Страдала Я, чѣмъ и другія жены,
Когда на свѣтъ Я Сына родила,
И въ ясляхъ Онъ пріютъ Себѣ нашелъ.
Затѣмъ бѣжать пришлося намъ въ Египетъ,
Пока здѣсь жилъ жестокосердый Царь,
Избившій всѣхъ младенцевъ виѳлеемскихъ,
Дабы Его вѣрнѣе умертвить.
Не мало лѣтъ мы жили въ Назаретѣ;
Здѣсь, углубясь въ мечты и созерцанье,
Не могъ навлечь Онъ царскихъ подозрѣній,
Но, вотъ, теперь, достигнувъ зрѣлыхъ лѣтъ,
Я слышала, Онъ признанъ Іоанномъ,
И Самъ Господь именовалъ Его
Возлюбленнымъ Единороднымъ Сыномъ.
Не славы, нѣтъ,—скорбей Я ожидаю;
Мнѣ Симеонъ однажды предсказалъ,
Что многіе падутъ черезъ Него
И многіе возвысятся въ народѣ,
И острый мечъ вонзится въ сердце Мнѣ.
Итакъ, Меня Всевышній возвеличилъ
Для горестей и для великихъ мукъ,
Благословенна буду Я и скорбью
Удручена. Не смѣю ни роптать,
Ни сѣтовать. Гдѣ медлитъ Онъ? Къ великимъ
Дѣяніямъ готовится Мой Сынъ.
Когда Ему всего двѣнадцать лѣтъ
Исполнилось, Его Я потеряла
И вновь нашла; Я поняла тогда
Изъ словъ Его, запавшихъ въ душу Мнѣ,
Что Отчую Онъ исполняетъ волю,
И съ той поры Я терпѣливо жду.
Такъ съ кроткою покорностью ждала
Грядущаго Святая Богоматерь,
А Сынъ Ея, постясь въ пустынѣ дикой,
Божественнымъ питался размышленьемъ.
Обдумывалъ въ уединеньѣ Онъ
Великое посланіе Свое,
Которому свершиться надлежало,
Межъ тѣмъ какъ врагъ, Христа предупредивъ
О томъ, что онъ намѣренъ возвратиться,
Вновь полетѣлъ въ воздушное пространство,
Гдѣ адскіе владыки засѣдали.
Удачею предъ ними не хвалясь,
Въ уныніи повелъ онъ рѣчь такую:
— Великіе монархи и князья,
Которые звались сынами Неба
И сдѣлались владыками въ Аду,
Вѣрнѣе-же—властители стихій:
Земли, Воды и Воздуха съ Огнемъ!
Здѣсь царствовать могли мы безъ помѣхи,
Но грозный Врагъ войною безпощадной
Возсталъ на насъ, и угрожаетъ Онъ
Изгнаніемъ въ пучину преисподней.
Собраніемъ уполномоченъ вашимъ,
Его найдя, пытался искушать я,
Но побѣдить Его не такъ легко,
Какъ привести къ паденію Адама,
Который палъ, женою соблазненъ.
Тотъ человѣкъ (быть можетъ, божество,
Хотя рожденъ отъ смертной) превосходитъ
Его во всемъ, отъ Неба надѣленъ
Божественно-высокимъ совершенствомъ,
Безмѣрно благъ и духомъ всеобъемлющъ,
Готовится къ великимъ Онъ дѣламъ;
А потому увѣренность въ успѣхѣ
Питать нельзя, о чемъ предупреждаю
Заранѣй васъ; такъ будьте-жъ наготовЬ
Мнѣ помогать совѣтомъ и дѣлами,
Иль побѣжденъ я буду, полагавшій,
Что равнаго не знаю я себѣ.
Такъ древній Змѣй въ сомнѣньѣ говорилъ,
И всѣ его увѣрить поспѣшили,
Что помогать они ему готовы.
Тутъ поднялся развратнѣйшій изъ духовъ,
Тотъ Веліалъ, который Асмодею
Не уступалъ въ постыдномъ сластолюбьѣ,
И молвитъ онъ: — Пусть на пути Своемъ
Увидитъ Онъ прекраснѣйшихъ изъ женъ,
Которыя богинь напоминаютъ.
Во всѣхъ краяхъ найдется ихъ не мало;
Постигшія любовное искусство,
Плѣнивъ сердца волшебными рѣчами,
Онѣ въ сѣтяхъ влекутъ ихъ за собой.
Подобныя созданія способны
Суровый нравъ побѣдно укротить;
Согнавъ съ чела угрюмаго морщины,
Обольщены желаньемъ легковѣрнымъ,
Обмануты надеждой сладострастной,
И мужественно твердыя сердца
Довѣрчиво имъ предаются въ рабство.
Такъ твердое желѣзо привлекаетъ
Къ себѣ магнитъ. Не прелестью-ли женской
Былъ Соломонъ премудрый ослѣпленъ,
Котораго заставили рабыни
Соорудить кумирни ихъ богамъ?
И возразилъ поспѣшно Сатана:
— Ты, Веліалъ, прикладываешь мѣру
Ко всѣмъ свою и только потому,
Что въ древности безумствовалъ по женамъ,
Ты думаешь, что чарамъ красоты
Противиться никто не въ состояньѣ?
Намъ вѣдомо, какъ ты вблизи чертоговъ,
Въ поляхъ, въ лѣсахъ, у мшистыхъ береговъ
Подстерегалъ прославленныхъ красавицъ;
Каллистою, Клименой, Антіоной,
Сирингою, Семелою и Дафной
Звались онѣ, — и подвиги свои
Приписывалъ языческимъ богамъ,
Которыхъ всѣ подъ именами чтили
Юпитера, Нептуна, Аполлона,
Сатира, Фавна, Пана иль Сильвана.
Но многіе побѣды презираютъ
Подобныя! Припомни лишь вождя
Пеллейскаго, а также Сципіона,
Что отослалъ назадъ иберіанку
Прекрасную. На высотѣ богатства
И почестей для наслажденья только
Жилъ Соломонъ, а потому соблазну
Доступенъ былъ. Но Тотъ, Кого стремимся
Мы обольстить, мудрѣе Соломона,
И, если-бы нашлась жена такая,
Подобная богинѣ красоты,
Чтобъ на нее Онъ бросить удостоилъ
Мгновенный взоръ, — Божественнаго взгляда
Величіе, ее обезоруживъ,
Они идутъ къ одной и той-же цѣли —
Живое все губить и разрушать.
Повергло бы въ благоговѣйный трепетъ
Вѣдь, красота себѣ порабощаетъ
Лишь слабые, ничтожные умы,
Для сильныхъ-же—она игрушкой служитъ.
Нѣтъ, къ болѣе возвышеннымъ предметамъ
Прибѣгнуть намъ для искушенья надо,
Искусственно облекши ихъ личиной
Достоинства и чести. Разбивались
Объ эту мель великіе пловцы.
Иль просто мы воспользуемся нынѣ
Потребностью земной Его природы.
Онъ голодомъ томится, и для пищи
Нѣтъ ничего въ пустынѣ дикой.
И такъ къ Нему я снова приступлю.
Окончилъ онъ, и крики одобренья
Послышались. Отборный легіонъ
Беретъ съ собой коварный Сатана,
И каждому изъ духовъ онъ внушаетъ,
Какъ дѣйствовать и поступать должно.
Въ пустыню онъ безплодную спѣшитъ,
Гдѣ Іисусъ сорокадневный постъ
Перенеся, взалкалъ еще впервые
И размышлялъ съ Собою: — «Гдѣ конецъ?
Я сорокъ дней безъ пищи здѣсь скитаюсь,
Но голода не чувствовалъ досёль,
А потому заслугой не считаю
Я этотъ постъ и также не могу
Его къ Своимъ причислить испытаньямъ.
Но, вотъ, теперь впервые Я взалкалъ
И голода мученій не страшусь,
О нихъ едва Я помышляю даже;
Я думами питаюсь, отъ которыхъ
Еще сильнѣй алкаю Я исполнить
То, что Отецъ повелѣваетъ Мнѣ
Былъ часъ ночной, и Божій Сынъ возлегъ
Въ тѣни вѣтвей. Привидѣлись Ему
Заманчивыя яства и напитки,
И вороны, питавшіе Илью,
Съ которымъ Онъ дѣлилъ его трапезу.
Такъ ночь прошла, и жаворонокъ ранній,
Предвѣстникъ дня, гнѣздо свое покинулъ;
Взвивался высоко въ небесахъ,
Онъ пѣснею привѣтствовалъ зарю.
И съ легкостью такою-же возсталъ
Спаситель нашъ отъ ложа Своего;
Увидѣлъ Онъ, что всѣ Его видѣнья
Лишь были сномъ, и голода терзанья
Попрежнему Онъ чувствуетъ жестоко.
Онъ поднялся на высоту холма,
Дабы взглянуть, не видно-ли овчарни
Иль хижины какой-нибудь вдали?
Но передъ Нимъ чарующая роща
Раскинулась, и, отдыха ища
Въ тѣни ея, вступиль туда Спаситель.
Въ пути Ему попался человѣкъ,
Въ богатыя одежды облеченный,
И Господу краснорѣчиво молвилъ:
— Вернулся я, Тебѣ служить готовый.
Дивитъ меня, что тягостнымъ лишеньямъ
Подверженный, испытывая голодъ,
Сынъ Божій здѣсь такъ долго остается.
Въ былые дни — преданіе гласитъ —
Сюда Агарь опальная бѣжала
И ангеломъ утѣшена была.
Отъ голода среди пустыни этой
Погибли-бы Израиля сыны,
Когда-бъ Господь ихъ манной не питалъ.
Явившійся изъ Ѳесвы Илія
Здѣсь вящею былъ дважды подкрѣпляемъ,
И лишь Одинъ—всѣ эти сорокъ дней —
Ты болѣе, чѣмъ въ сорокъ разъ покинутъ.
Но Сатанѣ отвѣтилъ Іисусъ:
— Изъ этого что заключаешь ты?
Они нужду имѣли въ подкрѣпленьѣ,
Въ которомъ Я, какъ видишь, не нуждаюсь.
— Но отчего-жъ Ты голодъ ощущаешь? —
Промолвилъ врагъ. — И, если-бы теперь
Поставили передъ Тобою пищу,
Ужели Ты ея-бы не вкусилъ?
— Все отъ того зависитъ, — отвѣчалъ
Ему Христосъ,— кѣмъ будетъ пища эта
Предложена.
И молвилъ искуситель:
— Ужель Тебѣ не все принадлежитъ?
И не должны-ль Тебѣ повиноваться,
Тебѣ служить земныя твари всѣ?
Не говорю о жертвенныхъ животныхъ.
Отъ мяса ихъ и юный Даніилъ
Не пожелалъ отвѣдать, — и о яствахъ
Не говорю, предложенныхъ врагомъ:
Хотя въ нуждѣ кто сталъ-бы колебаться?
Но тѣмъ, что Ты претерпѣваешь голодъ,
Природа вся невольно смущена.
Смотри: Тебѣ, какъ Богу своему,
Спѣшитъ она достойно послужить.
И всѣхъ стихій отборные дары
Она къ столу Господнему приноситъ.
Благоволи, присѣвъ, отъ нихъ вкусить!
Взглянулъ Христосъ. Теперь не сновидѣньемъ,
Не грезою все это было. Онъ,
Въ тѣни вѣтвей, украшенный по-царски
Увидѣлъ столъ. Изысканныя яства
На томъ столѣ горою возвышались:
Съ печеніемъ дичина, масса рыбъ,-
Которыя благоухали амброй,
Различныя породы вкусныхъ птицъ
И лакомыхъ моллюсковъ, привезенныхъ
Отъ озера Лукринскаго. Въ сравненіи
Съ трапезою подобной какъ ничтожно
Казалося то яблоко простое,
Которое ввело жену въ соблазнъ!
По близости еще виднѣлся столъ,
Гдѣ рѣдкія благоухали вина,
И отроки въ богатыхъ одѣяньяхъ,
Превосходя Гиласа съ Ганимедомъ
Красой своей, стояли у стола,
Готовые служить, а въ отдаленьѣ
Виднѣлися съ цвѣтами и плодами
Роскошными изъ рога Амалтеи
Прекраснѣйшія нимфы и наяды,
Съ которыми сравниться не могли
Позднѣйшія красавицы, чья прелесть
Волшебная плѣнила Пеленара,
Великаго Логреса, Ланселота
И рыцарей, имъ равныхъ по отвагѣ.
Чарующая музыка звучала:
Спустилися на облакѣ изъ яшмы,
И на холмѣ они расположились.
Свирѣли пѣснь и сладкострунныхъ арфъ;
Аравіи далекой ароматы
И раннія благоуханья Флоры
Сюда неслись на крыльяхъ вѣтерка.
Для пиршества съ такимъ великолѣпьемъ
Украшено все было, и къ Христу
Вновь приступилъ коварный Искуситель:
— Въ сомнѣніи, Сынъ Божій, отчего
Такъ медлишь Ты вкусить отъ этихъ яствъ?
Отвѣдать ихъ законъ не возбраняетъ.
Они — не плодъ запретный, приносящій
Познанье зла, но, жизнь оберегая,
Врага ея уничтожаютъ—голодъ.
Взамѣнъ его, собою наслажденье
Даютъ они и подкрѣпляютъ силы.
Живущіе среди лѣсовъ и водъ,
И воздуха, къ Тебѣ стеклися духи,
Служители покорные Твои,
Готовые признать тебя Владыкой
И почести, какъ Господу, воздать.
Зачѣмъ-же Ты, Сынъ Божій, пребываешь
Въ сомнѣніи? Вкуси отъ этихъ яствъ!
Но Іисусъ спокойно возражаетъ:
— Ты самъ сказалъ, что Мнѣ принадлежитъ
По праву все. Зачѣмъ-же Я приму
Его, какъ даръ? Не сомнѣвайся въ томъ,
Что Я могу со скоростью такой-же
Воздвигнуть столъ среди пустыни дикой,
И ангелы, которыхъ призову,
Сюда явясь на крыльяхъ быстролетныхъ,
Облечены сіяньемъ горней славы,
За чашею прислуживать Мнѣ будутъ.
Зачѣмъ-же ты навязываешь тщетно
Услуги Мнѣ? И нечего тебѣ
О голодѣ заботиться Моемъ;
Я пышную трапезу презираю,
Въ дарахъ твоихъ одно коварство видя.
Съ досадою отвѣтилъ Сатана:
— Ты видишь Самъ, и я давать могу.
И если-же я, въ силу этой власти,
Даю Тебѣ по доброй волѣ все,
Что могъ-бы я другому предложить,—
Въ нуждѣ Твоей Тебѣ являя помощь,—
То почему-бъ Тебѣ не согласиться
Принять ее? Но каждый мой поступокъ
Въ Тебя одни вселяетъ подозрѣнья.
Пускай-же все идетъ на пользу людямъ,
Которые, благодаря лишеньямъ,
Обильное оцѣнятъ угощенье
И лакомства—дары далекихъ странъ.
Онъ повелѣлъ, — и гарпіи крылами
Зловѣщими незримо прошумѣли;
Волшебный столъ и яства — все исчезло;
Одинъ лишь неотступный Искуситель,
Оставшись съ Нимъ, такъ говоритъ Христу:
— Предъ голодомъ, которымъ все живое
Укрощено, Ты былъ непобѣдимъ.
Что вкусъ людей способно соблазнить —
Желанія въ Тебѣ не пробуждаетъ.
Великому намѣренью, великимъ
Дѣяніямъ Твой духъ всецѣло преданъ.
Но какъ и чѣмъ осуществишь Ты ихъ?
Громадныя необходимы средства,
Когда достичь великихъ цѣлей жаждешь.
Безвѣстенъ Ты и въ бѣдности живешь,
Лишенъ друзей и знатнаго рожденья,
И, голода мученья вынося,
Ты, одинокъ, блуждаешь здѣсь, въ пустынѣ.
Какимъ путемъ величія достигнуть
Стремишься Ты и въ чемъ Твоя надежда?
Гдѣ можешь Ты вліянье пріобрѣсть,
Сторонниковъ и слугъ? Чѣмъ привлечешь
Безпечную народную толпу,
Которая послѣдуетъ за тѣмъ,
Кто угощать ее на славу можетъ?
Друзей, почетъ, побѣды и престолъ —
Возможно все деньгами пріобрѣсть.
Чѣмъ Антипатръ и сынъ его достигли
Великаго престола Твоего
И сдѣлались царями Іудеи?
Лишь золотомъ! Добудь Себѣ сначала
Сокровища и накопи богатства:
Тебѣ легко, при помощи моей,
Ихъ пріобрѣсть. И счастье, и богатство —
Въ моихъ рукахъ. Къ кому благоволю—
Сокровищамъ своимъ не знаютъ мѣры,
А Добродѣтель съ Доблестью и Мудрость —
Въ забвеніи и бѣдствуютъ жестоко.
Но Іисусъ отвѣтилъ терпѣливо:
.— Однако-же, безъ этихъ трехъ достоинствъ
Является безсильнымъ и богатство,
Которое доставить неспособно
Могущество, а если и доставитъ,
То удержать его не въ состояньѣ.
Объ этомъ всѣ свидѣтельствуютъ царства,
Что рушились, достигнувъ процвѣтанья
Великаго, — межъ тѣмъ какъ бѣдняки,
Которые святую добродѣтель
Въ душѣ своей сумѣли воспитать,
Славнѣйшія дѣянья совершали.
Примѣрами намъ служатъ Іевѳай
И Гедеонъ, а также юный пастырь,
Котораго потомки воцарились
Въ Израилѣ. Они вернутъ себѣ
Престолъ его, и царству ихъ не будетъ
Конца во вѣкъ. Язычество само
Фабриціевъ и Курціевъ своихъ,
И Регуловъ имѣло въ дни былые.
И высоко Я ставлю тѣхъ мужей,
Которые, богатство презирая,
Хотя-бъ оно царями предлагалось,
И въ бѣдности могучими дѣлами
Прославились. И почему-же Я,
Въ нуждѣ Моей исполнить не могу
Того, что было ими свершено,
А, можетъ быть, и большаго еще?
Не пробуй-же превозносить богатство,
Кумиръ глупцовъ и бремя мудреца,
Иль западню опасную. Оно ,
Способно лишь ослабить добродѣтель
И притупить къ дѣламъ великимъ рвенье.
Ты говоришь о царствѣ? Но его,
Какъ золото, равно Я презираю.
Блестящая по внѣшности корона
Является изъ тернія вѣнцомъ.
Опасностей немало и тревогъ
Несетъ съ собой монархамъ діадема,
Которые на плечахъ выносить
Построилъ онъ корабль большихъ размѣровъ
И, осмоливъ, придѣлалъ сбоку дверь.
Обязаны всю тяжесть государства:
Въ томъ состоитъ обязанность царя,
Достоинство его и добродѣтель
Со славою. Но кто и надъ собою
Самимъ царитъ, страстями управляя,
Желаньями и страхами своими —
Лишь только тотъ — воистину монархъ!
И этого достигнуть можетъ каждый
Достойный мужъ, а если не достигнетъ,
Напрасно онъ пытаться будетъ править
Народами, толпою своевольной,
Когда въ душѣ владыки самого
Царятъ борьба страстей и безначалье.
И къ истинѣ, ученія путемъ,
Вести народъ изъ тьмы духовной къ свѣту,
Къ познанію и почитанью Бога —
Не выше-ли подобная задача,
Чѣмъ царское достоинство и власть?
Кому ее исполнить суждено,
Тотъ на землѣ лишь души побѣждаетъ —
То высшее, что въ человѣкѣ есть.
Не нужно Мнѣ предложенныхъ богатствъ,
Въ сокровищахъ самихъ Я не нуждаюсь,
И не нужны сокровища твои,
Какъ средство Мнѣ: съ ихъ помощью не стану
Я къ скипетру монаршему стремиться.