Повергло бы въ благоговѣйный трепетъ
Вѣдь, красота себѣ порабощаетъ
Лишь слабые, ничтожные умы,
Для сильныхъ-же—она игрушкой служитъ.
Нѣтъ, къ болѣе возвышеннымъ предметамъ
Прибѣгнуть намъ для искушенья надо,
Искусственно облекши ихъ личиной
Достоинства и чести. Разбивались
Объ эту мель великіе пловцы.
Иль просто мы воспользуемся нынѣ
Потребностью земной Его природы.
Онъ голодомъ томится, и для пищи
Нѣтъ ничего въ пустынѣ дикой.
И такъ къ Нему я снова приступлю.
Окончилъ онъ, и крики одобренья
Послышались. Отборный легіонъ
Беретъ съ собой коварный Сатана,
И каждому изъ духовъ онъ внушаетъ,
Какъ дѣйствовать и поступать должно.
Въ пустыню онъ безплодную спѣшитъ,
Гдѣ Іисусъ сорокадневный постъ
Перенеся, взалкалъ еще впервые
И размышлялъ съ Собою: — «Гдѣ конецъ?
Я сорокъ дней безъ пищи здѣсь скитаюсь,
Но голода не чувствовалъ досёль,
А потому заслугой не считаю
Я этотъ постъ и также не могу
Его къ Своимъ причислить испытаньямъ.
Но, вотъ, теперь впервые Я взалкалъ
И голода мученій не страшусь,
О нихъ едва Я помышляю даже;
Я думами питаюсь, отъ которыхъ
Еще сильнѣй алкаю Я исполнить
То, что Отецъ повелѣваетъ Мнѣ
Былъ часъ ночной, и Божій Сынъ возлегъ
Въ тѣни вѣтвей. Привидѣлись Ему
Заманчивыя яства и напитки,
И вороны, питавшіе Илью,
Съ которымъ Онъ дѣлилъ его трапезу.
Такъ ночь прошла, и жаворонокъ ранній,
Предвѣстникъ дня, гнѣздо свое покинулъ;
Взвивался высоко въ небесахъ,
Онъ пѣснею привѣтствовалъ зарю.
И съ легкостью такою-же возсталъ
Спаситель нашъ отъ ложа Своего;
Увидѣлъ Онъ, что всѣ Его видѣнья
Лишь были сномъ, и голода терзанья
Попрежнему Онъ чувствуетъ жестоко.
Онъ поднялся на высоту холма,
Дабы взглянуть, не видно-ли овчарни
Иль хижины какой-нибудь вдали?
Но передъ Нимъ чарующая роща
Раскинулась, и, отдыха ища
Въ тѣни ея, вступиль туда Спаситель.
Въ пути Ему попался человѣкъ,
Въ богатыя одежды облеченный,
И Господу краснорѣчиво молвилъ:
— Вернулся я, Тебѣ служить готовый.
Дивитъ меня, что тягостнымъ лишеньямъ
Подверженный, испытывая голодъ,
Сынъ Божій здѣсь такъ долго остается.
Въ былые дни — преданіе гласитъ —
Сюда Агарь опальная бѣжала
И ангеломъ утѣшена была.
Отъ голода среди пустыни этой
Погибли-бы Израиля сыны,
Когда-бъ Господь ихъ манной не питалъ.
Явившійся изъ Ѳесвы Илія
Здѣсь вящею былъ дважды подкрѣпляемъ,
И лишь Одинъ—всѣ эти сорокъ дней —
Ты болѣе, чѣмъ въ сорокъ разъ покинутъ.
Но Сатанѣ отвѣтилъ Іисусъ:
— Изъ этого что заключаешь ты?
Они нужду имѣли въ подкрѣпленьѣ,
Въ которомъ Я, какъ видишь, не нуждаюсь.
— Но отчего-жъ Ты голодъ ощущаешь? —
Промолвилъ врагъ. — И, если-бы теперь
Поставили передъ Тобою пищу,
Ужели Ты ея-бы не вкусилъ?
— Все отъ того зависитъ, — отвѣчалъ
Ему Христосъ,— кѣмъ будетъ пища эта
Предложена.
И молвилъ искуситель:
— Ужель Тебѣ не все принадлежитъ?
И не должны-ль Тебѣ повиноваться,
Тебѣ служить земныя твари всѣ?
Не говорю о жертвенныхъ животныхъ.
Отъ мяса ихъ и юный Даніилъ
Не пожелалъ отвѣдать, — и о яствахъ
Не говорю, предложенныхъ врагомъ:
Хотя въ нуждѣ кто сталъ-бы колебаться?
Но тѣмъ, что Ты претерпѣваешь голодъ,
Природа вся невольно смущена.
Смотри: Тебѣ, какъ Богу своему,
Спѣшитъ она достойно послужить.
И всѣхъ стихій отборные дары
Она къ столу Господнему приноситъ.
Благоволи, присѣвъ, отъ нихъ вкусить!
Взглянулъ Христосъ. Теперь не сновидѣньемъ,
Не грезою все это было. Онъ,
Въ тѣни вѣтвей, украшенный по-царски
Увидѣлъ столъ. Изысканныя яства
На томъ столѣ горою возвышались:
Съ печеніемъ дичина, масса рыбъ,-
Которыя благоухали амброй,
Различныя породы вкусныхъ птицъ
И лакомыхъ моллюсковъ, привезенныхъ
Отъ озера Лукринскаго. Въ сравненіи
Съ трапезою подобной какъ ничтожно
Казалося то яблоко простое,
Которое ввело жену въ соблазнъ!
По близости еще виднѣлся столъ,
Гдѣ рѣдкія благоухали вина,
И отроки въ богатыхъ одѣяньяхъ,
Превосходя Гиласа съ Ганимедомъ
Красой своей, стояли у стола,
Готовые служить, а въ отдаленьѣ
Виднѣлися съ цвѣтами и плодами
Роскошными изъ рога Амалтеи
Прекраснѣйшія нимфы и наяды,
Съ которыми сравниться не могли
Позднѣйшія красавицы, чья прелесть
Волшебная плѣнила Пеленара,
Великаго Логреса, Ланселота
И рыцарей, имъ равныхъ по отвагѣ.
Чарующая музыка звучала:
Повергло бы в благоговейный трепет
Ведь, красота себе порабощает
Лишь слабые, ничтожные умы,
Для сильных же—она игрушкой служит.
Нет, к более возвышенным предметам
Прибегнуть нам для искушенья надо,
Искусственно облекши их личиной
Достоинства и чести. Разбивались
Об эту мель великие пловцы.
Иль просто мы воспользуемся ныне
Потребностью земной Его природы.
Он голодом томится, и для пищи
Нет ничего в пустыне дикой.
И так к Нему я снова приступлю.
Окончил он, и крики одобренья
Послышались. Отборный легион
Берет с собой коварный Сатана,
И каждому из духов он внушает,
Как действовать и поступать должно.
В пустыню он бесплодную спешит,
Где Иисус сорокадневный пост
Перенеся, взалкал еще впервые
И размышлял с Собою: — «Где конец?
Я сорок дней без пищи здесь скитаюсь,
Но голода не чувствовал досель,
А потому заслугой не считаю
Я этот пост и также не могу
Его к Своим причислить испытаньям.
Но, вот, теперь впервые Я взалкал
И голода мучений не страшусь,
О них едва Я помышляю даже;
Я думами питаюсь, от которых
Еще сильней алкаю Я исполнить
То, что Отец повелевает Мне
Был час ночной, и Божий Сын возлег
В тени ветвей. Привиделись Ему
Заманчивые яства и напитки,
И вороны, питавшие Илью,
С которым Он делил его трапезу.
Так ночь прошла, и жаворонок ранний,
Предвестник дня, гнездо свое покинул;
Взвивался высоко в небесах,
Он песнею приветствовал зарю.
И с легкостью такою же восстал
Спаситель наш от ложа Своего;
Увидел Он, что все Его виденья
Лишь были сном, и голода терзанья
По-прежнему Он чувствует жестоко.
Он поднялся на высоту холма,
Дабы взглянуть, не видно ли овчарни
Иль хижины какой-нибудь вдали?
Но перед Ним чарующая роща
Раскинулась, и, отдыха ища
В тени её, вступил туда Спаситель.
В пути Ему попался человек,
В богатые одежды облеченный,
И Господу красноречиво молвил:
— Вернулся я, Тебе служить готовый.
Дивит меня, что тягостным лишеньям
Подверженный, испытывая голод,
Сын Божий здесь так долго остается.
В былые дни — предание гласит —
Сюда Агарь опальная бежала
И ангелом утешена была.
От голода среди пустыни этой
Погибли бы Израиля сыны,
Когда б Господь их манной не питал.
Явившийся из Фесвы Илия
Здесь вящею был дважды подкрепляем,
И лишь Один—все эти сорок дней —
Ты более, чем в сорок раз покинут.
Но Сатане ответил Иисус:
— Из этого что заключаешь ты?
Они нужду имели в подкрепленье,
В котором Я, как видишь, не нуждаюсь.
— Но отчего ж Ты голод ощущаешь? —
Промолвил враг. — И, если бы теперь
Поставили перед Тобою пищу,
Ужели Ты её бы не вкусил?
— Все от того зависит, — отвечал
Ему Христос,— кем будет пища эта
Предложена.
И молвил искуситель:
— Ужель Тебе не все принадлежит?
И не должны ль Тебе повиноваться,
Тебе служить земные твари все?
Не говорю о жертвенных животных.
От мяса их и юный Даниил
Не пожелал отведать, — и о яствах
Не говорю, предложенных врагом:
Хотя в нужде кто стал бы колебаться?
Но тем, что Ты претерпеваешь голод,
Природа вся невольно смущена.
Смотри: Тебе, как Богу своему,
Спешит она достойно послужить.
И всех стихий отборные дары
Она к столу Господнему приносит.
Благоволи, присев, от них вкусить!
Взглянул Христос. Теперь не сновиденьем,
Не грезою все это было. Он,
В тени ветвей, украшенный по-царски
Увидел стол. Изысканные яства
На том столе горою возвышались:
С печением дичина, масса рыб,-
Которые благоухали амброй,
Различные породы вкусных птиц
И лакомых моллюсков, привезенных
От озера Лукринского. В сравнении
С трапезою подобной как ничтожно
Казалося то яблоко простое,
Которое ввело жену в соблазн!
Поблизости еще виднелся стол,
Где редкие благоухали вина,
И отроки в богатых одеяньях,
Превосходя Гиласа с Ганимедом
Красой своей, стояли у стола,
Готовые служить, а в отдаленье
Виднелися с цветами и плодами
Роскошными из рога Амалтеи
Прекраснейшие нимфы и наяды,
С которыми сравниться не могли
Позднейшие красавицы, чья прелесть
Волшебная пленила Пеленара,
Великого Логреса, Ланселота
И рыцарей, им равных по отваге.
Чарующая музыка звучала:
