Не было бы никакой надобности посвящать этому послѣднему предмету цѣлую главу, если-бы не въ одномъ популярномъ сочиненіи, авторомъ котораго является Ганчо Ценовъ[1], усиленно высказывалась мысль, что самъ Наполеонъ является виновникомъ пожара Москвы, что онъ приказалъ войскамъ сжечь городъ. Сочиненіе это нашло въ научной критикѣ довольно благопріятный отзывъ, такъ что мы обязаны войти въ разсмотрѣніе его; какимъ же образомъ, можетъ спросить съ удивленіемъ безпристрастный и простудумный читатель, какимъ же это образомъ кто-нибудь могъ бы прійти къ мысли зажечь свою собственную квартиру надъ своею головою и особенно какъ могъ сдѣлать это такой человѣкъ, какъ Наполеонъ, въ характерѣ котораго, правда, совмѣщались всякія возможности и хорошего и дурного, но которому всетаки едва-ли можно приписать такую большую глупость (ибо уже ближайшія послѣдствія доказали, что это была глупость). И при дальнѣйшемъ размышленіи должно показаться очень удивительнымъ, почему же изъ столь многихъ очевидцевъ, писавшихъ о пожарѣ Москвы, ни одинъ рѣшительно не зналъ позже ничего о подобномъ приказаніи. Роль Наполеона была теперь быстро сыграна; его гнѣва больше никто не долженъ былъ бояться, а какъ многіе изъ тѣхъ, которые послѣ писали, по принужденію тогда послѣдовали за нимъ въ Россію. Но рѣшительно ни одинъ не пытался приписать ему эту вину сожженія Москвы.
Однако обратимся къ самой сути, словамъ и дѣйствіямъ Наполеона въ теченіе этого короткаго времени. Еще до Бородинской битвы онъ обѣщалъ[2] солдатамъ изобиліе продуктовъ и хорошія квартиры въ Москвѣ и, по словамъ Ласъ Казесъ[3], онъ прибавилъ: „Мы дадимъ міру необыкновенный спектакль того, какъ армія будетъ спокойно зимовать среди враждебныхъ народовъ, давящихъ ее со всѣхъ сторонъ.“ Изъ никакихъ другихъ мотивовъ, кромѣ сохраненія города, Милорадовичъ получилъ[4] желаемое перемиріе, благодаря которому французы потеряли много добычи; ибо этотъ русскій генералъ поклялся въ противномъ случаѣ сражаться въ городѣ до потери послѣдняго человѣка и оставить врагамъ только развалины[5]. Такъ какъ постепенно появившаяся въ войскѣ распущенность не могла ускользнуть отъ глаза Наполеона, то предъ вступленіемъ въ городъ онъ издалъ строгій приказъ войскамъ ничего не грабить[6], и это приказаніе было дано такъ настойчиво, что и московскіе граждане знали[7] о немъ; для наблюденія за исполненіемъ этого приказанія Мортье былъ назначенъ губернаторомъ города, съ указаніемъ защищать его отъ всякаго <span class="error2" title="Исправлена опечатка: покушенія1">покушенія. Вѣдь ясно, что если Наполеонъ на самомъ дѣлѣ хотѣлъ уничтожить Москву (изъ мести, какъ думаетъ Ценовъ, такъ какъ онъ нашелъ ее покинутой[8]), онъ во всякомъ случаѣ подумалъ бы о томъ, чтобы прежде всего спасти изъ нея всѣ запасы для арміи; и для ускоренія этого, разграбленіе ея было бы самымъ простымъ способомъ.
Мы слышимъ далѣе, что когда вспыхнулъ огонь, онъ становился все мрачнѣе и печальнѣе[9]; по Сегюру, подъ впечатлѣніемъ страшнаго зрѣлища, онъ даже воскликнулъ: „Да это скиѳы!“[10] тотчасъ же, не обращая вниманія на Мортье, онъ съ своей стороны, отдалъ приказанія тушить пожаръ[11]; у насъ есть только одинъ очевидецъ, отрицающій это (Немпде), но и онъ говоритъ только о томъ мгновеніи, когда императоръ оставилъ городъ[12] и именно тогда, когда уже буря бушевала. Напротивъ, онъ дѣлалъ все возможное для того, чтобы сохранить городъ[13] и защитить его жителей, о чемъ свидѣтельствуютъ даже многочисленные русскіе источники. Изарнъ[14] разсказываетъ, что онъ покровительствовалъ чужеземцамъ и всякій, кто желалъ стражи для своего дома, получалъ ее безъ замедленія. Козловскій говоритъ, что онъ самъ получилъ такую стражу и что французы защищали его хорошо[15]. Сюррюгъ[16] сообщаетъ, что было командировано пять человѣкъ изъ молодой гвардіи защищать церковь св. Людовика, что имъ и удалось. Тутолминъ также получилъ, какъ мы уже видѣли[17], для защиты своего воспитательнаго дома такую же стражу. Распоряжаться этимъ поручено было Жану Газо, который сообщаетъ намъ въ своихъ мемуарахъ, какъ онъ боролся съ огнемъ, пока ему не удалось, наконецъ, сохранить зданіе и какъ Наполеонъ далъ ему за это почетный крестъ[18]. Самъ Тутолминъ сообщаетъ, что Наполеонъ лично выразилъ ему радость по поводу сохраненія его дома[19] и если жандармы, о которыхъ говорится въ третьей главѣ, въ виду того, что ихъ товарищи поджигали дома, увѣряли директора, что это было приказано[20], то на это можно возразить, что въ одно прекрасное утро Наполеонъ приказалъ повѣсить за поджогъ 18 человѣкъ и что 7 изъ нихъ были свои, а 11 — русскіе[21], и по поводу этого событія площадь впослѣдствіи получила названіе Place des Pendus. На основаніи какихъ соображеній эти солдаты могли утверждать что либо подобное, объ этомъ только можно догадаться. Быть можетъ, они пришли къ заключенію о существованіи такого приказа, судя по той дерзости, съ какою поступали ихъ товарищи; а, можетъ быть, имъ стало жаль старика и они сказали это, чтобы онъ не дѣлалъ больше усилій. И очень вѣроятно, что они были пьяны, вознаграждая себя водкою за трудъ ибо, конечно, имъ было тяжело спокойно оставаться на мѣстѣ въ то время, когда кругомъ все войско весело предавалось грабежу.
Если бы Москва была подожжена по приказанію, то не понятно было бы то, что нѣсколько разъ даже маршалы принуждены были оставлять квартиру[22] и даже самъ Наполеонъ вынужденъ былъ бѣжать изъ Кремля[23] въ Петровское, хотя самое бѣгство не было связано съ большою личною опасностью, какъ это изображаетъ Сегюръ[24]; тогда-то онъ, должно быть, воскликнулъ[25]: „Ceci nous présage de grand malheur[26]“.
Въ этомъ онъ былъ совершенно правъ; ибо когда извѣстіе о пожарѣ Москвы распространилось, то какъ въ войскѣ, такъ и въ народѣ высоко поднялась національная гордость. Она была еще болѣе раздуваема, какъ мы видѣли высшими властями и особенно Ростопчинымъ; началась народная война, и это означало величайшую опасность для французской арміи[27].
Мы видѣли также, что Наполеонъ долженъ былъ приказать повѣсить нѣкоторыхъ изъ своихъ солдатъ за поджогъ, и поэтому онъ зналъ, что великая армія не была невиновной въ пожарѣ.
Поэтому для него важно было какимъ-нибудь оффиціальнымъ актомъ отклонить всякіе дурные слухи и сделать это какъ можно скорѣе. Уже 20 сентября пишетъ онъ русскому Императору письмо[28], въ которомъ сообщаетъ ему, что Москва по винѣ Ростопчина сдѣлалась добычей пламени. Три четверти прекраснаго города превращены въ пепелъ. Пожаръ вызвалъ грабежъ, которому предались солдаты, чтобы овладѣть тѣмъ, чего еще не уничтожило пламя, и т. д. Это письмо должно было служить подготовкою къ переговорамъ о мирѣ. Вручить письмо поручено было дворянину Яковлеву, которому Наполеонъ за день до этого далъ аудіенцію. При томъ случаѣ онъ, между прочимъ, сказалъ: „Если Императоръ Александръ желаетъ мира, то ему стоитъ только сообщить мнѣ объ этомъ..... если же онъ желаетъ войны, то пусть будетъ такъ. Мои войска просятъ меня вести ихъ на Петербургъ. Мы отправимся и туда и въ такомъ случаѣ Петербургъ, постигнетъ такая же судьба какъ и Москву[29].“ Этого, вопреки мнѣнію Ценова, нельзя считать за признаніе въ нѣкоторомъ родѣ, что онъ виновенъ въ пожарѣ Москвы, уже потому нельзя, что въ письмѣ говорилось другое, но можно видѣть въ этомъ доказательство того, какъ великіе люди стараются употребить въ свою пользу по возможности даже неблагопріятныя обстоятельства: въ его словахъ была угроза, и этимъ онъ надѣялся произвести впечатлѣніе на мягкую душу Александра.
24 сентября приступили затѣмъ къ военному суду надъ доставленными 26 поджигателями, сущность котораго была примѣненіемъ пустѣйшихъ формальностей для политическихъ цѣлей. Согласно письму Императора отъ 20-го числа, онъ долженъ былъ прежде всего только констатировать то, что на Ростопчинѣ лежала главная вина во всемъ. Этому главному преступнику, поэтому, посвящена и главная часть приговора, тогда какъ о 26 обвиняемыхъ сказано очень кратко. Констатируютъ, обвиняя его, очевидно, при помощи французовъ, жившихъ въ Москвѣ, всѣ дурныя вещи, о которыхъ уже упомянуто. Такъ онъ будто бы уже три мѣсяца работалъ надъ извѣстнымъ уже дьявольскимъ планомъ устроить при помощи Смита военный воздушный шаръ, но дѣлалъ это только для вида; на самомъ дѣлѣ работалъ надъ зажигательными снарядами. Затѣмъ упоминается о его афишахъ, и для большей полноты въ одну изъ нихъ вставлено мѣсто, котораго она первоначально вовсе не заключала (à défault de les vaincre, nous les brûlerons dans Moscou, s’ils ont audace d’y entrer). Точно также произвольно насчитываютъ 800 выпущенныхъ преступниковъ и высказывается утвержденіе, что они находились подъ тайною командою полиціи и военныхъ; онъ вывезъ изъ Москвы пожарныя трубы и роздалъ зажигательныя вещества. Изъ нихъ были описаны многія, предъявленныя комиссіи, хотя и это вовсе не соотвѣтствовало дѣйствительности, ибо Шамбрей пишетъ объ этомъ[30]: „Вслѣдствіе безпорядка, неизбѣжнаго при пожарѣ, нѣкоторые изъ остальныхъ (преступниковъ) убѣжали; именно поэтому и не могли быть предъявлены комиссіи фитили и другіе предметы для зажиганія, которые были обнаружены; но свидетели говорили о нихъ. Комиссіи представили однако нѣчто въ родѣ гнѣздъ, сдѣланныхъ изъ соломы и льна, въ срединѣ которыхъ находились сѣра и трутъ.“
Это сообщили ему позже многіе изъ членовъ комиссіи[31].
Затѣмъ послѣ того какъ 26 обвиняемымъ былъ заданъ вопросъ, не могутъ ли они еще чего-нибудь добавить, и они не добавили ничего, приступили къ приговору: 10 человѣкъ были найдены виновными въ поджогѣ и преданы наказанію, 16 остальныхъ были отпущены на свободу вслѣдствіе недостатка уликъ.
Но военный судъ[32] такъ же мало достигъ своей цѣли, какъ и письмо къ Александру, и его жертвы послужили къ еще большему усиленію ненависти къ чужеземцу, вторгнувшемуся въ Россію.
Если Ценовъ въ заключеніи своего описанія между прочимъ утверждаетъ, что Наполеонъ не имѣлъ никакого особеннаго основанія щадить Москву, такъ какъ въ ней не было никакихъ жизненныхъ припасовъ, то это утвержденіе является по меньшей мѣрѣ очень смѣлымъ. Онъ находится при этомъ, какъ кажется, подъ сильнымъ вліяніемъ сочиненія Ростопчина, въ которомъ сказано[33], что въ Москвѣ не могло быть много съѣстныхъ припасовъ, такъ какъ этотъ городъ съ весны до осени снабжался ими при помощи подвоза на баркахъ, шедшихъ чрезъ Смоленскъ, послѣ осады котораго французами вслѣдствіе этого ничто болѣе не могло прибывать въ Москву; кромѣ того, вся армія Кутузова въ теченіе 13 дней получала провіантъ изъ Москвы[34]. Въ этомъ нечего и сомнѣваться, а все-таки можно допустить, что жители Москвы сами собирали въ своихъ домахъ большіе запасы съѣстныхъ продуктовъ, какъ это и теперь можно встрѣтить въ Россіи. Ихъ было 300000, и при своемъ быстромъ бѣгствѣ они не могли ничего взять съ собою. Кромѣ того, французскіе писатели передаютъ намъ, что, несмотря на пожаръ и на безпорядочный грабежъ, при которомъ солдаты неразумно набрасывались только на драгоцѣнности, не смотря на то, что при этомъ большая часть съѣстныхъ припасовъ должна была погибнуть[35], всетаки еще были найдены большіе запасы[36]. Первою заботою Дюма было произвести разысканія[37]. „Я приказалъ открыть въ моемъ присутствіи склады вдоль набережной, между Кремлемъ и воспитательнымъ домомъ; количество муки и крупы, которое содержали эти склады въ бочкахъ и мѣшкахъ, достигало по приблизительной оцѣнкѣ, до 40000 центнеровъ“. То же самое пишетъ и авторъ Книги о 1812 годѣ. „Вице-король приказалъ еще ночью 14/15 систематически осмотрѣть для фуражировки предмѣстье за Тверскою заставой вмѣстѣ съ Петровскимъ, гдѣ онъ хотѣлъ расположить свою главную квартиру; такимъ способомъ онъ тотчасъ же устроилъ складъ съѣстныхъ припасовъ и снабжалъ свои войска регулярно всѣмъ необходимымъ до начала октября, когда онъ долженъ былъ оставить свою стоянку; это является доказательствомъ того, что въ жизненныхъ припасахъ и матеріалахъ для одежды недостатка не было, если только умѣли находить ихъ и пользоваться ими“[38]. Боссе[39] сообщаетъ „Императоръ однажды составилъ проэктъ провести зиму въ Москвѣ; мы собрали тамъ значительные запасы всякаго рода, увеличивавшіеся ежедневно, благодаря открытіямъ, которые дѣлали солдаты въ погребахъ сгорѣвшихъ домовъ“. „Изобиліе продуктовъ“, такъ пишетъ Форъ[40], „котораго такъ долго желали, одно могло насъ примирить (distraire) съ событіемъ столь тяжелымъ и фатальнымъ“. „Всѣ магазины сьѣстныхъ припасовъ и другіе магазины“, пишетъ Рёдеръ[41], „…были разрушены, тѣмъ не менѣе многое находили въ погребахъ“. Точно также Лосбергъ[42] говоритъ, что они добывали всевозможные запасы, и у нихъ ни въ чемъ не было недостатка. Напротивъ, саксонцы, которыхъ Тильманъ посылалъ въ Москву для реквизиціи (очевидно, только 18-го) находили, правда, тамъ въ большихъ количествахъ кофе, чай и сахаръ, но вовсе не находили хлѣба и муки[43] (которые, очевидно, гвардія уже конфисковала). Такой же недостатокъ въ хлѣбѣ испытывали виртембергцы[44] и гессенцы[45], которые впрочемъ, имѣли все и могли оставаться здѣсь на всю зиму. Но и нѣкоторые французскіе офицера говорятъ о недостаткѣ хлѣба[46] и фуража[47].
Мишо[48], напротивъ, говоритъ, что Наполеонъ при выходѣ изъ Москвы имѣлъ надежду, что навстрѣчу ему идетъ транспортъ провіанта, и потому онъ взялъ съ собою много ненужныхъ вещей, но не взялъ муки, которая была бы ему необходима. И далѣе[49]: „Когда Наполеонъ выступилъ изъ Москвы, у него было съѣстныхъ припасовъ еще дней на 15—20“; дѣло обстоитъ такъ, какъ пишутъ о томъ многіе писатели, что въ началѣ отступленія некоторые части войскъ уже были близки къ голоду, а въ другихъ еще чувствовался излишекъ. Если же, несмотря на пожаръ, было еще такъ много съѣстныхъ припасовъ, что армія могла провести въ Москвѣ пять недѣль и послѣ этого всетаки имѣла еще съѣстные припасы, то я полагаю, еслибы не было пожара, она могла бы спокойно провести въ Москвѣ всю зиму, и это, безъ сомнѣнія, совершенно измѣнило бы ходъ военныхъ дѣйствій. Мы можемъ поэтому въ заключеніе сказать слова, которыми закончилъ генералъ Бойенъ[50]: „Трудно рѣшить, еслибы французская армія совершенно отдохнула въ Москвѣ въ теченіе нѣкотораго времени, не дало ли бы это ходу войны совершенно другое направленіе. При такихъ обстоятельствахъ пожаръ Москвы является однимъ изъ важнѣйшихъ произшествій въ ходѣ міровыхъ событій“.
Примѣчанія
править- ↑ „Кто сжегъ Москву въ 1812 г.?“ Берлинъ 1900.
- ↑ Богдановичъ, стр. 160.
- ↑ Fain, стр. 85, II т.
- ↑ Clausewitz, стр. 149, слышалъ самъ, какъ генералъ Себастіани нѣсколько разъ говорилъ: „Императоръ поставитъ во главѣ арміи гвардію, чтобы сдѣлать совершенно невозможнымъ всякаго рода безпорядокъ…“ См. также Blesson (Champbray), стр. 204. Vaudoncourt, стр. 198.
- ↑ Богдановичъ, стр. 257 (277).
- ↑ Lossberg, стр. 190; Roy, стр. 45 и 52; Röder, стр. 161; Davoust. Письмо отъ 21-го сентября.
- ↑ Klee, стр. 318.
- ↑ Ségur. Histoire de Napoléon.
- ↑ Denié, стр. 94.
- ↑ Ségur, стр. 455.
- ↑ Ségur, стр. 450; Dumas, III т., стр. 448; Щукинъ, II т., стр. 19.
- ↑ Nempde, стр. 12.
- ↑ Fain, стр. 53.
- ↑ Русскій Архивъ 1869 г, стр. 1412.
- ↑ Русская Старина 1890 г.
- ↑ Surrugues, стр. 15.
- ↑ См. третью главу.
- ↑ Beauchamp, II, стр. 113.
- ↑ Чтенія въ Импер. обществѣ истор. 1860, II, стр. 168.
- ↑ Тамъ-же.
- ↑ Русскій Архивъ 1881, I. (Письмо Ростопчина къ Вязьмитинову).
- ↑ Horn. Versuch einer Darstellung…
- ↑ Ségur, стр. 455 ff.
- ↑ Gourgaud. Examen critique sur l’ouvrage de Ségur.
- ↑ Ségur, стр. 455 ff.
- ↑ Nippold (Boyen) II, 220. Löwenstern. Denkwürdigkeiten eines Livländers; Wolzogen. Memoiren des Generals von Wolzogen. (Fournier, III, 78): Fezensac, стр. 78)
- ↑ И за границей враги Наполеона стали теперь думать о живучести Россіи. 10-го октября пишетъ Гнейзенау Гарденбергу изъ Букстона между прочимъ слѣд.: „Теперь русскіе, разрушивъ свою столицу, дали доказательство, что они намѣрены вести упорную и настойчивую войну. Если у нихъ нѣтъ недостатка средствъ для этого, то французамъ придется оставить русскую территорію и, если послѣ этого всѣ заинтересованныя стороны начнутъ дѣйствовать рѣшительно и съ силою, то мы еще доживемъ до того, что чары этого тиранническаго могущества падутъ“. Hist. Zeitschr. № F, 26, pag. 489.
- ↑ Correspondance de Napoleon I. XXIV. 130.
- ↑ Богдановичъ, стр. 298, (322).
- ↑ Blesson (Champray). T. 1-er, стр. 371.
- ↑ Tzenoff, стр. 63.
- ↑ Буквально передано въ приложеніи.
- ↑ La véreté… I.
- ↑ Русская старина, 1889, 64 т., стр. 702.
- ↑ Beauchamp (Beauvollier), стр. 36. Щукинъ, I т., стр. 61. Письмо Сергѣя Мизина; Митаревскій, стр. 89; Labaume, стр. 201; Липранди, стр. 37; Puibusque, стр. 108; Fezensac, стр. 56.
- ↑ Blesson (Chambray), стр. 226; Липранди. (Разсказы Las Cases, Montholon, O. Meara).
- ↑ Dumas. III. стр. 446,
- ↑ Das Buch vom Jahre 1812, стр. 327.
- ↑ Bausset, II. т., стр. 70.
- ↑ Faure, стр. 55.
- ↑ Röder, стр. 169.
- ↑ Lossberg, стр. 190.
- ↑ Exner, стр. 106. См. также Castellane, стр. 156; Labaume, стр. 213.
- ↑ Pfister (по сообщ. генер. фонъ. Шелера), стр. 110.
- ↑ Röder, стр. 170.
- ↑ Beachamp (Beauvollier). стр. 38; Vaudoncourt, стр. 237; Labaume, стр. 213; Fezensac, стр. 59.
- ↑ Vaudoncourt, стр. 237; Labaume, стр, 213; Dumas III, стр. 453; Surrugues, стр. 34; Laveau, стр. 119.
- ↑ Liprandi, стр. 38.
- ↑ Тамъ же, стр. 50.
- ↑ Nippold, II, стр. 293.