Надвигались уже сумерки, когда Василий Егорыч, послав тарантас, в котором он возвращался со станции железной дороги, вперёд, возымел непреодолимое желание поразмять кости, попросту говоря, пройтись пешком до села.
На станцию он ездил за товаром. Василий Егорыч, новгородский купец, как он сам себя величал, держал на селе лавочку, в которой можно было приобрести всё, что угодно — и чай, и сахар, и ситец, и дёготь, и карамель, и даже книги в образе леухинских, мухинских-оплеухинских и иных московских изданий. Село, в котором он торговал, было небольшое, небогатое, хотя и называлось селом, и отстояло верстах в тридцати от железной дороги. Конкурентов у Василия Егорыча почти не было. На другом конце села торговал, положим, Филат Минаич, но лавчонка его была дрянная, товару в ней почти не было, а если и был, то такой, что и даром-то его брать не стоило, не то, что деньги за него платить. К тому же Филат Минаич состоял в материальной зависимости у Василия Егорыча и вечно был должен ему то деньгами, то товаром.
Василий Егорыч держал своего «конкурента» в ежовых рукавицах, сбывал ему залежавшуюся дрянь, не шедшую с рук в его «магазине», считал за эту дрянь дорого и никак не давал возможности Филату Минаичу выбраться на свободу из его цепких рук. Словом, лавчонка Филата Минаича была ничем иным как филиальным отделением торгового дома Василия Егорыча, а клиенты этого отделения принадлежали к так называемому сельскому пролетариату.
На станции, куда ездил Василий Егорыч, было много съедено и ещё более выпито. Василий Егорыч вёл правильный и строгий образ жизни, но иногда, раз в месяц, любил дать себе развязку, любил кутнуть и выпить, чтобы окончательно не потерять в деревне образ человеческий.
![[IMG]](/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:%D0%9C%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C_%D0%A0%D0%B8%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B0_0443-03.png)