Великая дидактика (Коменский 1875)/Глава XXX/ДО

Великая дидактика
авторъ Я. А. Коменскій (1592—1670), переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: лат. Didactica magna. — См. Оглавленіе. Источникъ: Я. А. Коменскій. Великая дидактика. — СПб: Типографія А. М. Котомина, 1875. • Приложеніе къ журналу «Наша Начальная Школа» на 1875 годъ

[247]
ГЛАВА XXX.
Очеркъ латинской школы.

1. Цѣль этой школы я полагаю въ томъ, чтобы съ четырьмя языками была исчерпана вся энциклопедія искусствъ. Если ученики правильно пройдутъ эти классы, то мы сдѣлаемъ изъ нихъ:

I) Грамматиковъ, которые будутъ въ состояніи передать основанія всякой рѣчи на латинскомъ и на родномъ языкѣ вполнѣ, на еврейскомъ и на греческомъ—насколько будетъ нужно. [248]

II. Діалектиковъ, вполнѣ опытныхъ въ искусствѣ давать опредѣленія понятій, дѣлать различенія, приводить и разбирать доказательства.

III. Риториковъ или ораторовъ, обладающихъ умѣньемъ о каждомъ данномъ предметѣ говорить рѣчь по всѣмъ правиламъ искусства.

IV. Ариѳметиковъ и V. Геометровъ,—именно, частію въ видахъ многоразличныхъ требованій жизни, частію потому, что эти науки вполнѣ и своеобразно возбуждаютъ и подстрекаютъ духъ къ изученію другихъ наукъ.

VI. Музыкантовъ,—практиковъ и теоретиковъ.

VII. Астрономовъ, по крайней мѣрѣ въ начальныхъ основаніяхъ, чтобъ ученики хоть сколько-нибудь были свѣдущи въ астрономіи и ея вычисленіяхъ, такъ какъ безъ послѣдней будутъ темны—какъ физика, такъ и географія, и большая часть исторіи.

2. Это и будутъ, слѣдовательно, тѣ признанныя семь свободныхъ искусствъ, знаніе которыхъ, по воззрѣнію толпы, изготовляетъ магистра философіи. Но я желаю, чтобъ они возвысились еще болѣе, и потому требую, чтобъ ученики латинскихъ школъ были, сверхъ того,—

VIII. Физиками[1], которые понимали бы устройство міра, силу стихій, различія между животными, силы растеній и металловъ, строеніе человѣческаго тѣла и т. п., и притомъ частію вообще, какъ эти вещи существуютъ сами по себѣ и для себя,—частію въ отношеніи другихъ созданій,—для употребленія въ нашей жизни, при чемъ излагается часть медицины, сельскаго хозяйства и пр., и часть механическихъ искусствъ.

IX. Географами—носящими въ головѣ карты земли, морей, и острововъ, рѣкъ, государствъ и проч.

X. Хронологами,—которымъ бы были извѣстны перевороты вѣковъ, отъ начала міра, въ ихъ отдѣльныхъ періодахъ.

XI. Историками, которымъ въ значительной части были бы извѣстны важнѣйшія перемѣны человѣческаго рода и [249]наиболѣе выдающихся царствъ, также судьбы церкви, равно обычаи племенъ и людей, ихъ судьбы.

XII. Моралистами, которые въ состояніи были бы тщательно подмѣчать роды и различія добродѣтелей и пороковъ, и послѣднихъ избѣгать, а къ первымъ стремиться,—именно, сколько въ общей идеѣ, столько и въ частныхъ отношеніяхъ—къ домашней, государственной, церковной жизни и т. п.

XIII. Наконецъ, я желаю также, чтобъ они были богословами, которые не только обладали бы знаніемъ основныхъ началъ ихъ вѣроученія, но могли бы также доказать ихъ Свящ. Писаніемъ.

3. Я требую, чтобъ ученики, послѣ того, какъ они прошли шестилѣтній курсъ, твердо стояли во всѣхъ помянутыхъ предметахъ; а если они и не достигли въ нихъ совершенства (ибо ни юношескій возрастъ не допускаетъ совершенства, которое нуждается въ болѣе продолжительномъ упражненіи, дабы теорію укрѣпить практикою,—ни возможность, съ другой стороны, изчерпать въ шестилѣтній промежутокъ времени цѣлое море знанія), то все же—чтобы они обладали прочнымъ основаніемъ, пріобрѣтеннымъ для будущаго совершеннаго образованія.

4. Для хорошо-распредѣленнаго шестилѣтняго образовательнаго курса потребны шесть правильно организованныхъ классовъ, которые, считая снизу вверхъ, могли бы носить слѣдующія названія:

Классы I. грамматическій,
II. физическій,
III. математическій,
IV. ифическій,
V. діалектическій,
VI. риторическій.

5. О томъ, что я ставлю впереди, какъ привратницу, грамматику,—думаю я—никто не подниметъ спора; но если что могло бы показаться необычнымъ для тѣхъ людей, которые слѣдуютъ привычкѣ—какъ своему закону, такъ это то, что я такъ далеко за реальными науками помѣстилъ риторику и діалектику. Однако имъ здѣсь и слѣдуетъ имѣть мѣсто. Ибо я уже доказалъ, что должно предлагать вещь прежде способа ея [250]обработки, то-есть матерію прежде формы, и что только эта единственная метода способна доставить прочные и скорые успѣхи; точно также, какъ мы научаемся познанію вещей раньше, чѣмъ вѣрному сужденію о нихъ или умѣнью о нихъ красно говорить. И еслибъ ты даже имѣлъ наготовѣ всѣ способы и пріемы къ тому, чтобъ основательно развить какой нибудь предметъ въ сложной рѣчи, но не имѣлъ бы предъ собой матеріала, который долженъ былъ бы разсмотрѣть и о которомъ долженъ былъ бы говорить; то что сталъ бы ты разслѣдывать, въ чемъ сталъ бы убѣждать? Какъ дѣвушка, не забеременѣвъ, не можетъ родить[2]; такъ точно невозможно, чтобы кто-нибудь разумно говорилъ о какой-нибудь вещи, не бывъ предварительно посвященъ въ познаніе этой вещи. Вещи существуютъ по себѣ и для себя, хотя бы никакой умъ, никакой языкъ не изъясняли ихъ; система и языкъ вращаются только около вещей и зависятъ отъ нихъ; безъ вещей они расплылись бы въ ничто, или стали бы звуками безъ смысла, безумной или смѣшной попыткой. И такъ какъ разумное разсужденіе и языкъ основываются на вещахъ, то очевидная необходимость требуетъ, чтобы основаніе предпосылалось впередъ.

6. А что естествовѣдѣніе должно быть предпосылаемо ученію о нравственности, это—хотя у многихъ совершается противное—рѣшительно доказывается доводами ученыхъ мужей. Такъ Липсіусъ[3] въ своей «Физіологіи» (I книга, глава I) пишетъ: «Мнѣ нравится мнѣніе великихъ авторитетовъ, и я охотно къ нему присоединяюсь и подаю свой голосъ за него,—именно—что естественныя науки должны стоять, въ ряду преподаваемыхъ предметовъ, на первомъ мѣстѣ. Наслажденіе отъ этого предмета (философіи) больше и способнѣе привлекать и удерживать умы; къ тому же, его достоинство выше и его блескъ болѣе возбуждаетъ къ удивленію; наконецъ, это [251]занятіе будетъ подготовленіемъ и образованіемъ ума и надежнымъ ручательствомъ успѣшнаго изученія нравственности».

7. Относительно математическаго класса можетъ возникнуть сомнѣніе долженъ-ли онъ слѣдовать за естественно-историческимъ (физическимъ), или предшествовать ему? Древніе, какъ извѣстно, начинали съ математическихъ занятій разсмотрѣніе вещей, почему они и дали имъ названіе наукъ по преимуществу[4]; И Платонъ не хотелъ, чтобъ кто-нибудь изъ ἀγεωμέτρητον (несвѣдущихъ въ геометріи) вступалъ въ его академію. Причина очевидна: ибо математическія науки обращаются съ числами и величинами, и потому представляютъ значительную легкость и вѣрность для сосредоточенія и развитія силы воображенія, а также для приготовленія и возбужденія къ пониманію другихъ предметовъ, которые удалены отъ чувственнаго созерцанія.

8. Это совершенно вѣрно; но я долженъ былъ принять въ соображеніе и нѣчто другое. Именно, во первыхъ, я убѣждалъ, что уже въ народной школѣ чувства должны быть упражняемы, а умы возбуждаемы,—именно посредствомъ чувственнаго наблюденія, а также посредствомъ тщательнаго обученія числамъ. Слѣдовательно, нашихъ учениковъ вообще нельзя уже назвать несвѣдущими въ геометріи (ἀγεωμέτρητοι). Во-вторыхъ, наша метода идетъ впередъ всегда послѣдовательно: итакъ, прежде чѣмъ приступить къ высшему разсмотрѣнію величинъ, цѣлесообразно будетъ внести въ школу ученіе о конкретныхъ предметахъ—о тѣлахъ, что послужило бы подготовкой къ абстракту, который требуетъ болѣе тонкаго разсмотрѣнія. Въ третьихъ, я соединяю съ учебною задачею математическаго класса многое изъ ремесленнаго дѣла, легкое и вѣрное пониманіе котораго не совсѣмъ возможно безъ знакомства съ ученіемъ о природѣ; а потому—это послѣднее должно быть предпослано первому. Но еслибы доводы другихъ [252]или ихъ практика доказали нѣчто противное, то не въ моихъ намѣреніяхъ противодѣйствовать тому. Я организую дѣло соотвѣтственно моимъ основаніямъ.

9. Послѣ того, какъ учащіеся (съ помощью «Преддверія» и «Входной двери»[5], которыя я предназначаю для перваго класса) достигли посредственнаго употребленія латинскаго языка, я рекомендую излагать ученикамъ всеобщую науку, которую называютъ первою мудростію (sapientia prima), а въ обыденномъ языкѣ—метафизикою (что, какъ я полагаю, вѣрнѣе было бы назвать профизикою или гипофизикою,—что предшествуетъ изученію природы, или что стоитъ выше ея[6]. Какъ извѣстно, она раскрываетъ первыя и послѣднія основанія природы, т. е. необходимыя принадлежности всѣхъ вещей, ихъ свойства и различія, какъ со всеобщими нормами для всѣхъ вещей, такъ со стороны опредѣленія понятій, аксіомъ, идей и порядковъ. По пріобрѣтеніи этого общаго знанія (что при моей методѣ возможно очень легко), пусть будетъ разсмотрѣно все спеціальное, и такимъ именно образомъ, чтобъ оно въ большей своей части являлось уже извѣстнымъ и ничто не представлялось бы совершенно новымъ, исключая примѣненія общаго къ извѣстнымъ спеціальностямъ. Независимо отъ этого общаго, на [253]изученіе котораго пришлось бы, можетъ быть, отдѣлить четверть года (ибо дѣло должно пойти легко, потому что оно заключается въ чистыхъ принципахъ, которые каждый человѣческій разсудокъ, посредствомъ прирожденнаго ему свѣта, свободно признаетъ и воспринимаетъ), можно было бы перейти къ разсмотрѣнію видимаго міра, дабы указанныя въ профизикѣ чудныя творенія природы болѣе и болѣе становились наглядными на частныхъ примѣрахъ изъ природы. Этимъ учебнымъ предметомъ займется физическій классъ.

10. Отъ сущности вещей (essentia rerum) мы переходимъ къ тщательному разсмотрѣнію случайныхъ проявленій (формы) ихъ (accidentia rerum),—что я называю математическимъ классомъ.

11. Затѣмъ явится предметомъ разсмотрѣнія для учащихся самъ человѣкъ, съ дѣяніями его свободной воли, и въ то же время—какъ владыка вещей; пусть ученики научатся наблюдать, что подчинено нашей власти и господству и что нѣтъ, и какимъ образомъ, по міровымъ законамъ, должна управляться вселенная[7] и т. п. Это будетъ преподаваться на четвертомъ году, въ классѣ ифики. Но все это не должно теперь проходиться только исторически, служа отвѣтомъ на вопросъ—что?—какъ это бываетъ при начальныхъ основаніяхъ въ народной школѣ,—но посредствомъ вопроса—почему?—дабы ученики уже пріучались направлять свое вниманіе на причины и дѣйствія вещей. Однако, слѣдуетъ беречься, чтобы въ эти первые четыре класса не проникло уже нѣчто спорное; ибо это мы хотимъ сохранить неприкосновенно для пятаго класса, который слѣдуетъ дальше.

12. Въ діалектическомъ классѣ требую я, чтобы, послѣ того, какъ сокращенно будутъ предпосланы и изложены правила умозаключеній, были вновь просмотрѣны естественно-историческіе, математическіе и моральные учебные предметы, и если при этомъ встрѣтится тутъ что-нибудь имѣющее значеніе—что между учеными составляло спорный вопросъ, то пусть оно здѣсь подвергнется окончательному обсужденію. [254]Итакъ, пусть здѣсь излагается: что служитъ поводомъ къ спору? въ какомъ оно находится состояніи? въ чемъ состоитъ положеніе (тезисъ) и противоположеніе (антитезисъ)? какими истинными, наивѣроятными основаніями защищается то или другое? Потомъ раскрой ошибочность утвержденія другихъ, поводъ къ ошибкѣ, обманчивость ихъ основаній; а для правильнаго рѣшенія, укажи на силу доказательствъ и т. п.; или, если оба утвержденія заключаютъ въ себѣ что-либо истинное, то представь сравненіе ихъ между собою. Такимъ образомъ одною и тою же работою достигается весьма пріятное повтореніе прежде пройденнаго и столько же полезное разъясненіе непонятаго прежде, и такимъ образомъ, посредствомъ общедоступныхъ примѣровъ,—слѣдовательно, короткимъ, но дѣйствительнымъ путемъ,—будетъ преподаваться въ обстоятельномъ видѣ самое искусство дѣлать умозаключенія, отыскивать неизвѣстное, разъяснять темное, разрѣшать сомнительное, ограничивать общее, истинное защищать оружіемъ самой истины, уничтожать ложное, и наконецъ, приводить въ порядокъ спутанное.

13. Послѣдній классъ будетъ риторическій; отъ этого класса я требую, чтобы въ немъ упражнялись въ правильномъ, легкомъ и пріятномъ практическомъ примѣненіи всего до тѣхъ поръ сообщеннаго; при этомъ обнаружится, что наши ученики чему-нибудь научились, и что трудъ съ ними былъ не напрасенъ. Сообразно извѣстному изрѣченію Сократа: «Говори такъ, чтобы я тебя увидѣлъ!»—мы сперва образовывали духъ учениковъ преимущественно въ отношеніи разумности,—а теперь хотимъ, чтобъ и языкъ ихъ выработался до изящнаго краснорѣчія.

14. Послѣ того, какъ будутъ даны краткія и возможно ясныя правила для краснорѣчія, переходятъ къ упражненіямъ въ нихъ,—именно, къ подраженію лучшимъ мастерамъ въ краснорѣчіи. Однако, при этомъ не остаются на однихъ и тѣхъ же матеріалахъ, но опять дѣлаютъ набѣги во всѣ области предметовъ истины и разнообразія, въ долины добрыхъ нравовъ и въ райскіе сады божественной мудрости, дабы то, что ученики знаютъ за полезное, пріятное или благоприличное, они умѣли бы также прекрасно излагать и, еслибъ было нужно, то не менѣе настойчиво и защищать. Для достиженія этой цѣли, [255]они обладаютъ уже почтеннымъ средствомъ,—именно, прекраснымъ знаніемъ всякаго рода вещей, достаточнымъ запасомъ словъ, выраженій, пословицъ, изрѣченій, исторій и т. п.

15. Но объ этомъ, если будетъ нужно, я поговорю подробнѣе въ другомъ мѣстѣ; ибо практика сама собою научаетъ остальному. Но только одно замѣтимъ еще: Такъ какъ не подлежитъ сомнѣнію, что знаніе прекраснѣйшихъ исторій составляетъ часть образованія, взоръ на всю жизнь; то, по моему мнѣнію, такія исторіи должны быть сообщаемы во всѣхъ классахъ шестилѣтняго періода ученія, дабы ученикамъ не оставалось неизвѣстнымъ то, что во всемъ древнемъ мірѣ было совершено и высказано особенно достопамятнаго. Но остается желать, чтобъ это изученіе уравновѣшивалось съ другими занятіями,—чтобы ученикамъ не увеличить работы, а напротивъ облегчить ее, и приготовить имъ приправу для болѣе серьезныхъ занятій.

16. Я думаю объ этомъ такъ: для каждаго класса могла бы быть составлена особая книга, наполненная опредѣленнаго рода исторіями, для того именно, чтобы преподать:

Въ классѣ
I-мъ—сокращеніе библейскихъ исторій;
II-мъ—исторію естественныхъ вещей;
III-мъ—исторію искусственныхъ вещей и изобрѣтеній;
IV-мъ—исторію нравственныхъ явленій, славнѣйшіе образцы добродѣтелей и проч.;
V-мъ—бытовую исторію, съ изложеніемъ различныхъ обычаевъ народовъ и т. п .;
VI-мъ—всеобщую исторію,—исторію всего міра;
наиболѣе значительныхъ народовъ,—въ особенности же исторію своего отечества,—все въ краткомъ изложеніи, но не опуская необходимаго.

17. Относительно спеціальной методы, которую слѣдуетъ примѣнять въ этихъ школахъ, я ничего теперь не скажу,—развѣ замѣчу слѣдующее: мы желали бы обыкновенные четыре публичныхъ школьныхъ часа распредѣлить такимъ образомъ, чтобы два утреннихъ часа (послѣ утренней молитвы) приходились на науку или искусство, отъ которыхъ классъ имѣетъ свое [256]наименованіе,—затѣмъ первый послеобѣденный часъ былъ бы занятъ исторіею, второй—упражненіями слога, голоса, руки, смотря по тому, какъ того требуетъ учебный матеріалъ каждаго класса.

Примѣчанія править

  1. По смыслу, который соединяетъ съ этимъ словомъ Коменскій, было бы правильнѣе сказать: натуралистами, потому что подъ словомъ «физика» Коменскій разумѣетъ ученіе о природѣ вообще, что нынѣ называется естествовѣдѣніемъ.
  2. Это мѣсто въ переводѣ выходитъ грубовато, но въ подлинникѣ буквально написано: «Ut virginem non impraegnatam parere impossibile est» etc.
  3. Юстусъ Липсіусъ, род. въ 1547 г., въ Брюсселѣ,—дѣйствовалъ въ особенности въ Левенѣ, гдѣ онъ написалъ свои лучшія сочиненія, отличающіяся ученостію и умомъ. Ср. К. Шмидть, Ист. педаг. III, 161. Маргофъ (Polihistor. II, 1, 4, 2) въ высокой степени хвалитъ его философскія сочиненія, а слогъ Липсіуса признаетъ неподражаемымъ.
  4. Названіе наукъ (disciplinarum, μαθημάτων),—τὸ μάθημα значитъ въ греческомъ языкѣ выученное, предметъ ученія, науку; множественное число τὰ μαθηματα означаетъ вообще науки, а въ особенности математическія. Но въ общее употребленіе, для означенія математики, вошло прилагательное ἡ μαθηματική, что первоначально обозначало только принадлежащее къ наукамъ искусство (τεκνη).
  5. Ср. главу XXII, отдѣлъ 19.
  6. Метафизика есть наука объ основныхъ законахъ бытія—и заключаетъ въ себѣ: 1) ученіе о началѣ и условіяхъ научнаго изслѣдованія, 2) ученіе о бытіи, или о дѣйствительно-сущемъ, при чемъ разсматриваетъ 3) вопросъ о возможности явленія вещей и нашего знанія о нихъ и 4) излагаетъ ученіе о предполагаемой связи (причинности) бытія, о пространствѣ и времени и о происхожденіи пространственной и временной формъ матеріи. Коменскому не нравится, что такой отвлеченной, теоретической наукѣ придано названіе метафизики. Поэтому, онъ предлагаетъ употреблять лучше названіе профизики (προφυσικά) или гипофизики (ὐποφυσικά). Первое значило бы, можетъ быть, ученіе о прежде сотворенныхъ вещахъ, а послѣдніе—ученіе о вещахъ, возникшихъ послѣ бытія матеріальнаго; выраженія, которыя во всякомъ случаѣ не ближе подошли бы къ содержанію понятія метафизики. Къ этому присоединяется и то, что эти термины столько же мало соотвѣтствовали бы духу греческаго языка, какъ и самое слово метафизика. Вообще, это выраженіе можетъ быть объяснено не этимологически, но только исторически. Оно, какъ извѣстно, произошло оттого, что часть сочиненій Аристотеля, послѣ ихъ открытія, заключавшая въ себѣ изслѣдованія о высшихъ теоретическихъ понятіяхъ, была названа μετὰ τά φνσικὰ, т. е. «частью, слѣдующею за физическими книгами».
  7. Въ словахъ «quomodo ad leges universi administrari conveniat universa» лежитъ тонкость, которую трудно передать порусски, и которая имѣетъ свое основаніе въ томъ, что universum означаетъ собственно цѣлое, совокупное, а въ переносномъ смыслѣ—міръ.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.