1. Языки изучаются—не какъ часть образованія или мудрости, но какъ средство, дабы съ помощью ихъ почерпать образованіе и сообщать его другимъ. Поэтому должны изучаться не всѣ языки,—что было бы невозможно,—даже и не многіе,—что было бы безполезно, ибо это отняло бы необходимое время отъ изученія полезнѣйшихъ предметовъ,—но только необходимые. Необходимы же: родной языкъ, для повседневной жизни, и сосѣдніе языки, для сношеній съ сосѣдними народами. Слѣдовательно, для поляковъ полезно изучать нѣмецкій языкъ, для жителей другихъ мѣстностей—венгерскій, валахскій, турецкій языки. Потомъ—латинскій языкъ,—какъ это водится между образованными,—чтобъ быть въ состояніи читать ученыя сочиненія; наконецъ, для философовъ и врачей—греческій и арабскій, а для богослововъ греческій и еврейскій.
2. Эти языки слѣдуетъ изучать не всѣ вполнѣ, до совершенства, но насколько того требуетъ нужда. Ибо вовсе не нужно такъ свободно говорить по гречески или по еврейски, какъ на своемъ родномъ языкѣ; такъ какъ нѣтъ людей, съ которыми бы можно было говорить на этихъ языкахъ. Довольно будетъ изучить ихъ настолько, чтобъ можно было читать и понимать книги.
3. Изученіе языковъ должно идти паралельно съ изученіемъ вещей,—въ особенности же въ юномъ возрастѣ; именно, чтобы насколько учили вещамъ, учили понимать и изъясняться на языкахъ. Ибо мы образуемъ людей, а не попугаевъ (какъ о томъ было сказано въ главѣ XIX-й, привило 6-е).
4. Изъ этого слѣдуетъ, въ первыхъ, что словамъ не слѣдуетъ учить отдѣльно отъ вещей—ибо вещи не существуютъ отдѣльно и не познаются таковыми,—но смотря по тому, какъ они соединены, встрѣчаются тутъ и тамъ, производятъ то или другое. Это соображеніе было для меня поводомъ написать «Дверь языковъ»[1], гдѣ слова, построенныя въ фразы, выражаютъ въ то же время и связь вещей,—и (какъ думается) не безъ успѣха.
5. Далѣе изъ предъидущаго слѣдуетъ, что никому не нужно знаніе какого-нибудь языка во всемъ его объемѣ, и если бы кто нибудь этого потребовалъ, то было бы смѣшно и нелѣпо. Ибо даже Цицеронъ, бывшій величайшимъ знатокомъ своего языка, не зналъ его во всей полнотѣ, и самъ сознается, что ему были неизвѣстны техническія выраженія ремесленниковъ; ибо онъ никогда не обращался съ сапожниками, такъ что онъ не видѣлъ всѣхъ работъ ихъ, не изучилъ названій, встрѣчающихся въ ихъ производствѣ. И для какой цѣли долженъ былъ бы онъ изучать ихъ?
6. На это не обратили вниманія распространители моего вышеназваннаго сочиненія (Janua linguarum), наполнившіе его самыми неупотребительными словами, и именно словами о вещахъ, которыя далеки отъ степени пониманія ребенка. «Дверь» долженствовала быть не чѣмъ инымъ, какъ только дверью; все далѣе лежащее должно быть отложено для позднѣйшаго времени, въ особенности же то, что либо никогда не встрѣчается, или, если и встрѣчается, то можетъ быть отыскано во вспомогательныхъ книгахъ (лексиконахъ, словаряхъ, сборникахъ и проч.). Почему я совершенно оставилъ предположенную мною сначала «Сокровищницу латинскаго языка» (которую я началъ было составлять изъ вышедшихъ изъ употребленія и менѣе употребительныхъ словъ).
7. Въ третьихъ, отсюда вытекаетъ, что въ мальчикахъ слѣдуетъ развивать какъ разсудокъ, такъ и языкъ—преимущественно на предметахъ изъ дѣтскаго міра; все же, что касается взрослаго, слѣдуетъ оставлять до болѣе зрѣлаго возраста; напрасно было бы излагать мальчику Цицерона или другихъ великихъ писателей, разсуждавшихъ о вещахъ, которыя превосходятъ пониманіе дѣтей. Ибо если дѣти не понимаютъ самыхъ вещей, то какъ они достигнутъ до умѣнья сильно выражаться о такихъ вещахъ? Гораздо полезнѣе будетъ употреблено это время на болѣе скромныя вещи, такъ чтобы и языкъ и разумѣніе образовывались постепенно. Природа не дѣлаетъ скачковъ; не дѣлаетъ ихъ и искусство, когда подражаетъ природѣ. Мальчикъ долженъ сначала научиться ходить, прежде чѣмъ начнутъ упражнять его маршировать въ колоннахъ; сначала ѣздить на тростникѣ[2], прежде чѣмъ ему дадутъ сѣсть на прекраснаго взнузданнаго коня; прежде научиться лепетать, а потомъ говорить; прежде говорить, а потомъ держать рѣчи,—какъ и Цицеронъ говоритъ, что тотъ не можетъ научиться держать рѣчь, кто не умѣетъ говорить.
8. Насколько этотъ методъ дѣлаетъ краткимъ и легкимъ изученіе языковъ, упрощаетъ ихъ усвоеніе, это заключается въ слѣдующихъ восьми правилахъ.
9. I. Каждый языкъ долженъ быть изучаемъ отдѣльно.
Именно, сначала языкъ своей родины; потомъ тотъ языкъ, который можетъ служить къ замѣнѣ перваго, напр. языкъ сосѣдняго народа (ибо, по моему мнѣнію, изученіе живыхъ языковъ слѣдуетъ предпосылать изученію языковъ ученыхъ); потомъ латинскій языкъ, за нимъ греческій, еврейскій и проч.,—всегда одинъ за другимъ, и никогда два въ одно время: иначе—одинъ будетъ спутывать другой. Впрочемъ, подъ конецъ, когда путемъ употребленія знаніе языковъ уже утвердится, съ пользою, при помощи соотвѣтствующихъ грамматикъ и словарей, можетъ быть производимо и сравненіе языковъ.
10. II. Каждый языкъ долженъ имѣть опредѣленное количество времени.
То-есть, дабы мы не дѣлали изъ побочнаго дѣла главное и не теряли бы на слова времени, необходимаго для изученія предметовъ. Такъ какъ родной языкъ примыкаетъ къ предметамъ, которые постепенно становятся извѣстными разсудку, то изученіе его необходимо требуетъ многихъ лѣтъ,—именно (6 или 9 лѣтъ) времени всего дѣтства и части отроческаго возраста. Затѣмъ можно перейти къ какому нибудь другому изъ живыхъ языковъ, изъ которыхъ каждый можетъ быть удобно и достаточно изученъ въ теченіе одного года, между тѣмъ какъ изученіе латинскаго языка могло бы продолжаться два года, изученіе греческаго—одинъ годъ, еврейскаго—полгода.
11. III. Каждый языкъ лучше усвояется посредствомъ практики, чѣмъ посредствомъ правилъ.
То-есть изучается лучше посредствомъ слушанія, чтенія, перечитыванія, списыванія и посредствомъ письменныхъ и изустныхъ опытовъ подражанія, возможно чаще (Сравни правила 1-е и 12-е въ предшествующей главѣ).
12, IV. Однако правила должны содѣйствовать практикѣ и упрочивать ее.
(Сравни правило II предшествующей главы). Это въ особенности относится къ ученымъ языкамъ, знаніе которыхъ мы должны почерпать изъ книгъ; но оно относится также и къ языкамъ новѣйшимъ. Ибо и итальянскій, и французскій, и нѣмецкій, и чешскій, и венгерскій языки могутъ быть облечены въ правила, да и преподаются уже такимъ образомъ.
13. V. Правила языковъ должны быть грамматическія, а не философскія.
То-есть, не должно до тонкостей доискиваться философскаго основанія и происхожденія словъ, фразъ и выраженій, почему они должны быть такъ, а не иначе построены; но элементарно и просто изъяснить, что и какъ въ языкѣ происходитъ. Болѣе тонкое изслѣдованіе происхожденія и соединенія словъ, подобій и различій, аналогій и аномалій, существующихъ въ предметахъ и словахъ, принадлежитъ философамъ; изучающаго же языкъ это задержитъ только въ его занятіяхъ.
14. VI, Нормою, которой слѣдуетъ держаться при установленіи правилъ новаго языка, долженъ служить знакомый уже языкъ, такъ чтобы оставалось только показать различіе между тѣмъ и другимъ.
Ибо повторять общее обоимъ языкамъ не только безполезно, но и вредно; ибо оно устрашаетъ умъ кажущимся видомъ обширности и уклоненій—большихъ, чѣмъ есть то на самомъ дѣлѣ. Въ греческой грамматикѣ, напр., нѣтъ надобности вновь опредѣлять понятія именъ существительныхъ или глаголовъ, формы наклоненій или временъ и проч., или повторять синтаксическія правила, не заключающія ничего новаго; ибо предполагается напередъ, что они извѣстны. И потому сообщай только то, въ чемъ греческій языкъ уклоняется отъ латинскаго, какъ уже извѣстнаго. И тогда вся греческая грамматика сведется на нѣсколько листовъ, и все будетъ усвоиваться отчетливѣе, легче и прочнѣе.
15. VII. Первыя упражненія на чужомъ языкѣ должны производиться на извѣстномъ уже матеріалѣ.
То-есть не слѣдуетъ принуждать умъ направлять свое вниманіе въ одно время и на предметъ, и на слово, и тѣмъ раздроблять и ослаблять его, но сосредоточиваться на словахъ, чтобъ овладѣть ими легче и скорѣе. Подобнымъ матеріаломъ будутъ, напр., главы изъ ученія о вѣрѣ, или библейскія исторіи, или что-нибудь другое—достаточно знакомое. (Можетъ быть, найдется возможнымъ воспользоваться и моими трудами: Vestibulum и Janua, хотя послѣднія, по ихъ краткости, пригодны болѣе для упражненія памяти; прежде же упомянутыя полезны для чтенія и перечитыванія,—именно вслѣдствіе того, что здѣсь чаще встрѣчаются повторенія однихъ и тѣхъ же словъ, которыя чрезъ то усвоиваются и разсудкомъ, и памятью).
16. VIII. Итакъ, всѣ языки можно изучать по одной и той же методѣ.
Именно, посредствомъ употребленія, присоединяя возможно легкія правила, указывающія только на уклоненія отъ извѣстнаго уже языка; посредствомъ упражненій на знакомыхъ предметахъ и проч.
17. Что не всѣ языки, которые изучаются, должны быть изучаемы въ одинаковой полнотѣ, о томъ было уже упомянуто въ началѣ этой главы. Но на родной и на латинскій языки слѣдуетъ обращать совершенно особенное вниманіе, дабы ученики вполнѣ овладѣли ими. Подобнаго рода изученіе языковъ слѣдуетъ раздѣлить на четыре степени, соотвѣтствующія возрастамъ.
Первый | Возрастъ бываетъ | Раннее дѣтство | Когда учатся говорить: | Кое какъ |
Второй | Отроческій, цвѣтущій | правильно | ||
Третій | Юношескій, мужающій | изящно | ||
Четвертый | Возмужалый, сильный | выразительно |
18. Правильное развитіе не можетъ иначе совершаться, какъ постепенно; иначе все будетъ спутано, раздроблено, разорвано, какъ это мы большею частью и замѣчаемъ на самихъ себѣ. Но черезъ указанныя четыре степени упражняющіеся въ языкахъ легко пройдутъ, если будутъ хорошо выбраны вспомогательныя средства для преподаванія языковъ, и именно: учебники, которые даются ученикамъ въ руки,—руководства, по которымъ учителя должны преподавать,—тѣ и другія будутъ кратки и методичны.[3]
19. Соотвѣтственно степенямъ возраста, учебники должны быть четырехъ родовъ:
I. Преддверіе | языка (напр., латинскаго) съ вспомогательными книгами. | |
II. Входная дверь | ||
III. Жилище | ||
IV. Сокровищница |
20. Преддверіе должно заключать матеріалъ для разговора, именно нѣсколько сотъ словъ, соединенныхъ въ краткія реченія, съ присоединеніемъ таблицъ склоненій и спряженій.
21. Входная дверь должна заключать въ себѣ всѣ употребительныя слова языка—тысячъ около восьми[4], соединенныя въ короткія предложенія, которыми самымъ простымъ образомъ выражались бы самыя вещи. Сюда слѣдуетъ присоединить краткія и ясныя грамматическія правила, которыя дѣйствительно заключали бы въ себѣ правильные и естественные способы письма, произношенія, образованія и составленія словъ.
22. III. Жилище должно заключать различные разговоры разнообразнѣйшаго содержанія, въ разныхъ выраженіяхъ и изрѣченіяхъ классической формы, равно замѣтки (въ выноскахъ или на поляхъ) о писателяхъ, изъ которыхъ тѣ выраженія заимствованы. Въ заключеніе же могутъ быть присовокуплены правила о способахъ разнообразно видоизмѣнять и украшать фразы и сентенціи.
23. IV. Наконецъ, въ Сокровищницу должны войдти сами классическіе писатели, которые глубоко и убѣдительно писали о различныхъ предметахъ; но при этомъ слѣдуетъ предпослать правила о сохраненіи и уразумѣніи силы рѣчи и особенно объ употребленіи въ рѣчи идіотизмовъ (объ этомъ слѣдуетъ прежде всего). Изъ числа этихъ писателей нѣкоторыхъ слѣдуетъ исключать при чтеніи въ школѣ; изъ другихъ можно составить обозрѣніе, дабы впослѣдствіи, когда возникнетъ въ комъ нибудь желаніе или явится нужда справиться о томъ или другомъ предметѣ въ полномъ собраніи сочиненій тѣхъ писателей, читатель не оставался бы въ неизвѣстности насчетъ того, кто они.
24. Вспомогательными книгами (subsidiarii libri) называются тѣ, которыя служатъ къ легчайшему и полезнѣйшему употребленію руководствъ. Это суть:
I. присоединенный къ Преддверію словарикъ, заключающій слова роднаго языка съ переводомъ на латинскій, а латинскаго языка съ переводомъ на родной;
II. для Двери служитъ пособіемъ этимологическій словарь, заключающій въ себѣ коренныя слова, съ ихъ производными и соотвѣтственными словами,—именно латинскій съ переводомъ на родной языкъ, объясняющій смыслъ и значеніе словъ;
III. для Жилища служитъ помощію фразеологическій словарь, и притомъ для роднаго языка на родномъ, для латинскаго на латинскомъ, для греческаго, если бы понадобилось, на греческомъ языкахъ; этотъ словарь заключаетъ въ себѣ различныя выраженія, тонкіе синонимы и перифразы, которыя встрѣчаются по мѣстамъ въ самомъ Жилищѣ, съ указаніемъ мѣстъ, гдѣ онѣ попадаются.
IV, Наконецъ, Сокровищницѣ служитъ всеобщій промптуарій, какъ резервъ и дополненіе, гдѣ собраны полные запасы обоихъ языковъ (роднаго) латинскаго, а позже латино-греческаго), такъ чтобы не оставалось ничего, чего нельзя было бы найти здѣсь; при чемъ все должно быть составлено въ строгой соотвѣтственности,—чтобы собственное значеніе выражалось собственнымъ, переносное переноснымъ, шутливое шутливымъ, пословица пословецей и проч. Ибо невѣроятно, чтобы языкъ какого нибудь народа былъ бѣденъ—до отсутствія въ немъ достаточнаго запаса словъ, выраженій, изрѣченій и пословицъ, которыя могли бы съ разборомъ быть расположены въ порядкѣ и приспособлены къ латинскому языку, или не могли бы, по крайней мѣрѣ, имѣть таковой запасъ,—было бы только умѣнье подражать и изъ родственнаго производить слова и выраженія подобныя.
25. Такого всеобщаго «промптуарія» мы до сихъ поръ не имѣли. Правда, польскій писатель Григорій Кнапій издалъ назначенное для своей націи превосходное твореніе, появившееся подъ заглавіемъ: «Польско-латинско-греческое Сокровище»; но и въ этомъ заслуженномъ трудѣ я не нашелъ трехъ вещей: во-первыхъ, далеко не всѣ слова и выраженія польскаго языка включены въ него; во-вторыхъ, распредѣлены слова не въ томъ порядкѣ, какой мною только что указанъ, такъ чтобы единичное было принаровлено къ единичному, собственное къ собственному, фигуральное къ фигуральному, устарѣвшее къ устарѣвшему (насколько это выполнимо); чрезъ что въ равной мѣрѣ обнаружились бы—какъ особенность и блескъ обоихъ языковъ, такъ не менѣе того и ихъ богатство. Помянутое сочиненіе придаетъ къ каждому слову и къ каждому выраженію польскаго языка таковыя же латинскія въ большомъ числѣ; а я желаю, чтобъ каждое отдѣльное слово соотвѣтствовало отдѣльному же, для того, чтобы всѣ тонкости латинскихъ выраженій перенести на нашъ языкъ: чрезъ это,—а также если бы перевели нѣкоторыя сочиненія съ латинскаго языка на родной и наоборотъ,—можно было бы вполнѣ пользоваться этимъ запасомъ словъ, какъ «сокровищницею». Втретьихъ, я не нахожу въ «Сокровищѣ» Кнапія большой тщательности въ установленіи порядка въ выраженіяхъ; я хочу именно, чтобъ они не были набросаны въ кучу, какъ попало, но располагались по предварительно данной формулѣ, при чемъ сначала слѣдовало бы излагать простыя и повѣствовательныя вещи, потомъ болѣе возвышенныя, ораторскія, затѣмъ еще болѣе выспреннія, или сильныя и необыкновенно поэтическія, и, наконецъ, устарѣвшія формы.
26. Подробныя соображенія о выработкѣ этого «Всеобщаго промптуарія» я откладываю до другого времени, равно какъ разсужденія о спеціальномъ способѣ составленія Преддверія, Двери, Жилища и Сокровищницы, для вѣрнаго достиженія главной цѣли совершенства въ языкѣ. Спеціальное разсмотрѣніе этого предмета принадлежитъ уже къ спеціальному устройству классовъ.
Примѣчанія
править- ↑ Картинныя названія книгъ Коменскаго—Преддверіе (Vestibulum), Дверь (Janua), Жилище (Palatium), Сокровищница (Thesaurus)—не только соотвѣтствуютъ весьма распространенному въ XVII и XVIII стол. обычаю, но стоятъ также въ тѣснѣйшей связи со всѣми воззрѣніями Коменскаго. Далѣе еще будетъ рѣчь объ этихъ учебникахъ. [Место этой сноски в книге не указано. — Примечание редактора Викитеки.]
- ↑ Equitare in arundine longa, ѣздить на длинномъ тростникѣ,—эти слова заимствованы изъ Горація. Sat. lib. II, 3, 247.
- ↑ Въ переводѣ Лейтбехера есть еще двѣ фразы, которыхъ нѣтъ въ амстердамскомъ изданіи, почему мы и приводимъ ихъ здѣсь: «Этотъ путь есть путь постепенности. Посредствомъ его, если хороши учителя и вспомогательныя средства, обучающіеся языкамъ достигаютъ высшей цѣли, какая только можетъ быть достигнута».
- ↑ Изъ указанія чиселъ—нѣсколько сотъ словъ для «Преддверія» и 8000 для «Входной двери» Бэгеръ заключаетъ, что Коменскій, хотя говоритъ объ учебникахъ для преподаванія языковъ вообще, но имѣетъ въ виду при этомъ преимущественно латинскій языкъ; не мало есть языковъ, которые далеко не заключаютъ въ себѣ 8000 словъ: стоитъ только вспомнить о еврейскомъ.