Великая дидактика (Коменский 1875)/Глава XXII

Великая дидактика
автор Я. А. Коменский (1592—1670), переводчик неизвестен
Оригинал: лат. Didactica magna. — См. Оглавление. Источник: Я. А. Коменский. Великая дидактика. — СПб: Типография А. М. Котомина, 1875. • Приложение к журналу «Наша Начальная Школа» на 1875 год

ГЛАВА XXII
Метода языков

1. Языки изучаются — не как часть образования или мудрости, но как средство, дабы с помощью их почерпать образование и сообщать его другим. Поэтому должны изучаться не все языки, — что было бы невозможно, — даже и не многие, — что было бы бесполезно, ибо это отняло бы необходимое время от изучения полезнейших предметов, — но только необходимые. Необходимы же: родной язык, для повседневной жизни, и соседние языки, для сношений с соседними народами. Следовательно, для поляков полезно изучать немецкий язык, для жителей других местностей — венгерский, валахский, турецкий языки. Потом — латинский язык, — как это водится между образованными, — чтоб быть в состоянии читать ученые сочинения; наконец, для философов и врачей — греческий и арабский, а для богословов — греческий и еврейский.

2. Эти языки следует изучать не все вполне, до совершенства, но насколько того требует нужда. Ибо вовсе не нужно так свободно говорить по-гречески или по-еврейски, как на своем родном языке; так как нет людей, с которыми бы можно было говорить на этих языках. Довольно будет изучить их настолько, чтоб можно было читать и понимать книги.

3. Изучение языков должно идти параллельно с изучением вещей, — в особенности же в юном возрасте; именно, чтобы насколько учили вещам, учили понимать и изъясняться на языках. Ибо мы образуем людей, а не попугаев (как о том было сказано в главе XIX-й, привило 6-е).

4. Из этого следует, во-первых, что словам не следует учить отдельно от вещей — ибо вещи не существуют отдельно и не познаются таковыми, — но смотря по тому, как они соединены, встречаются тут и там, производят то или другое. Это соображение было для меня поводом написать «Дверь языков»[1], где слова, построенные в фразы, выражают в то же время и связь вещей, — и (как думается) не без успеха.

5. Далее из предыдущего следует, что никому не нужно знание какого-нибудь языка во всем его объеме, и если бы кто-нибудь этого потребовал, то было бы смешно и нелепо. Ибо даже Цицерон, бывший величайшим знатоком своего языка, не знал его во всей полноте, и сам сознается, что ему были неизвестны технические выражения ремесленников; ибо он никогда не обращался с сапожниками, так что он не видел всех работ их, не изучил названий, встречающихся в их производстве. И для какой цели должен был бы он изучать их?

6. На это не обратили внимания распространители моего вышеназванного сочинения (Janua linguarum), наполнившие его самыми неупотребительными словами, и именно словами о вещах, которые далеки от степени понимания ребенка. «Дверь» долженствовала быть ничем иным, как только дверью; всё далее лежащее должно быть отложено для позднейшего времени, в особенности же то, что либо никогда не встречается, или, если и встречается, то может быть отыскано во вспомогательных книгах (лексиконах, словарях, сборниках и проч.). Почему я совершенно оставил предположенную мной сначала «Сокровищницу латинского языка» (которую я начал было составлять из вышедших из употребления и менее употребительных слов).

7. В-третьих, отсюда вытекает, что в мальчиках следует развивать как рассудок, так и язык — преимущественно на предметах из детского мира; всё же, что касается взрослого, следует оставлять до более зрелого возраста; напрасно было бы излагать мальчику Цицерона или других великих писателей, рассуждавших о вещах, которые превосходят понимание детей. Ибо если дети не понимают самых вещей, то как они достигнут до уменья сильно выражаться о таких вещах? Гораздо полезнее будет употреблено это время на более скромные вещи, так чтобы и язык и разумение образовывались постепенно. Природа не делает скачков; не делает их и искусство, когда подражает природе. Мальчик должен сначала научиться ходить, прежде чем начнут упражнять его маршировать в колоннах; сначала ездить на тростнике[2], прежде чем ему дадут сесть на прекрасного взнузданного коня; прежде научиться лепетать, а потом говорить; прежде говорить, а потом держать речи, — как и Цицерон говорит, что тот не может научиться держать речь, кто не умеет говорить.

8. Насколько этот метод делает кратким и легким изучение языков, упрощает их усвоение, это заключается в следующих восьми правилах.

9. I. Каждый язык должен быть изучаем отдельно.

Именно, сначала язык своей родины; потом тот язык, который может служить к замене первого, напр. язык соседнего народа (ибо, по моему мнению, изучение живых языков следует предпосылать изучению языков ученых); потом — латинский язык, за ним — греческий, еврейский и проч., — всегда один за другим, и никогда два в одно время: иначе — один будет спутывать другой. Впрочем, под конец, когда путем употребления знание языков уже утвердится, с пользой, при помощи соответствующих грамматик и словарей, может быть производимо и сравнение языков.

10. II. Каждый язык должен иметь определенное количество времени.

То есть, дабы мы не делали из побочного дела главное и не теряли бы на слова времени, необходимого для изучения предметов. Так как родной язык примыкает к предметам, которые постепенно становятся известными рассудку, то изучение его необходимо требует многих лет, — именно (6 или 9 лет) времени всего детства и части отроческого возраста. Затем можно перейти к какому-нибудь другому из живых языков, из которых каждый может быть удобно и достаточно изучен в течение одного года, между тем как изучение латинского языка могло бы продолжаться два года, изучение греческого — один год, еврейского — полгода.

11. III. Каждый язык лучше усвояется посредством практики, чем посредством правил.

То есть изучается лучше посредством слушания, чтения, перечитывания, списывания и посредством письменных и изустных опытов подражания, возможно чаще (Сравни правила 1-е и 12-е в предшествующей главе).

12, IV. Однако правила должны содействовать практике и упрочивать ее.

(Сравни правило II предшествующей главы). Это в особенности относится к ученым языкам, знание которых мы должны почерпать из книг; но оно относится также и к языкам новейшим. Ибо и итальянский, и французский, и немецкий, и чешский, и венгерский языки могут быть облечены в правила, да и преподаются уже таким образом.

13. V. Правила языков должны быть грамматические, а не философские.

То есть, не до́лжно до тонкостей доискиваться философского основания и происхождения слов, фраз и выражений, почему они должны быть так, а не иначе построены; но элементарно и просто изъяснить, что и как в языке происходит. Более тонкое исследование происхождения и соединения слов, подобий и различий, аналогий и аномалий, существующих в предметах и словах, принадлежит философам; изучающего же язык это задержит только в его занятиях.

14. VI, Нормой, которой следует держаться при установлении правил нового языка, должен служить знакомый уже язык, так чтобы оставалось только показать различие между тем и другим.

Ибо повторять общее обоим языкам не только бесполезно, но и вредно; ибо оно устрашает ум кажущимся видом обширности и уклонений — бо́льших, чем есть то на самом деле. В греческой грамматике, напр., нет надобности вновь определять понятия имен существительных или глаголов, формы наклонений или времен и проч., или повторять синтаксические правила, не заключающие ничего нового; ибо предполагается наперед, что они известны. И потому сообщай только то, в чем греческий язык уклоняется от латинского, как уже известного. И тогда вся греческая грамматика сведется на несколько листов, и всё будет усваиваться отчетливее, легче и прочнее.

15. VII. Первые упражнения на чужом языке должны производиться на известном уже материале.

То есть не следует принуждать ум направлять свое внимание в одно время и на предмет, и на слово, и тем раздроблять и ослаблять его, но сосредоточиваться на словах, чтоб овладеть ими легче и скорее. Подобным материалом будут, напр., главы из учения о вере, или библейские истории, или что-нибудь другое — достаточно знакомое. (Может быть, найдется возможным воспользоваться и моими трудами: Vestibulum и Janua, хотя последние, по их краткости, пригодны более для упражнения памяти; прежде же упомянутые полезны для чтения и перечитывания, — именно вследствие того, что здесь чаще встречаются повторения одних и тех же слов, которые чрез то усваиваются и рассудком, и памятью).

16. VIII. Итак, все языки можно изучать по одной и той же методе.

Именно, посредством употребления, присоединяя возможно легкие правила, указывающие только на уклонения от известного уже языка; посредством упражнений на знакомых предметах и проч.

О языках, которые должны быть изучены вполне.

17. Что не все языки, которые изучаются, должны быть изучаемы в одинаковой полноте, о том было уже упомянуто в начале этой главы. Но на родной и на латинский языки следует обращать совершенно особенное внимание, дабы ученики вполне овладели ими. Подобного рода изучение языков следует разделить на четыре степени, соответствующие возрастам.

Первый Возраст бывает Раннее детство Когда учатся говорить: Кое как
Второй Отроческий, цветущий правильно
Третий Юношеский, мужающий изящно
Четвертый Возмужалый, сильный выразительно

18. Правильное развитие не может иначе совершаться, как постепенно; иначе всё будет спутано, раздроблено, разорвано, как это мы большей частью и замечаем на самих себе. Но через указанные четыре степени упражняющиеся в языках легко пройдут, если будут хорошо выбраны вспомогательные средства для преподавания языков, и именно: учебники, которые даются ученикам в руки, — руководства, по которым учителя должны преподавать, — те и другие будут кратки и методичны.[3]

19. Соответственно степеням возраста, учебники должны быть четырех родов:

I. Преддверие языка (напр., латинского) с вспомогательными книгами.
II. Входная дверь
III. Жилище
IV. Сокровищница

20. Преддверие должно заключать материал для разговора, именно несколько сот слов, соединенных в краткие речения, с присоединением таблиц склонений и спряжений.

21. Входная дверь должна заключать в себе все употребительные слова языка — тысяч около восьми[4], соединенные в короткие предложения, которыми самым простым образом выражались бы самые вещи. Сюда следует присоединить краткие и ясные грамматические правила, которые действительно заключали бы в себе правильные и естественные способы письма, произношения, образования и составления слов.

22. III. Жилище должно заключать различные разговоры разнообразнейшего содержания, в разных выражениях и изречениях классической формы, равно заметки (в выносках или на полях) о писателях, из которых те выражения заимствованы. В заключение же могут быть присовокуплены правила о способах разнообразно видоизменять и украшать фразы и сентенции.

23. IV. Наконец, в Сокровищницу должны войти сами классические писатели, которые глубоко и убедительно писали о различных предметах; но при этом следует предпослать правила о сохранении и уразумении силы речи и особенно об употреблении в речи идиотизмов (об этом следует прежде всего). Из числа этих писателей некоторых следует исключать при чтении в школе; из других можно составить обозрение, дабы впоследствии, когда возникнет в ком-нибудь желание или явится нужда справиться о том или другом предмете в полном собрании сочинений тех писателей, читатель не оставался бы в неизвестности насчет того, кто они.

24. Вспомогательными книгами (subsidiarii libri) называются те, которые служат к легчайшему и полезнейшему употреблению руководств. Это суть:

I. присоединенный к Преддверию словарик, заключающий слова родного языка с переводом на латинский, а латинского языка с переводом на родной;

II. для Двери служит пособием этимологический словарь, заключающий в себе коренные слова, с их производными и соответственными словами, — именно латинский с переводом на родной язык, объясняющий смысл и значение слов;

III. для Жилища служит помощью фразеологический словарь, и притом для родного языка — на родном, для латинского — на латинском, для греческого, если бы понадобилось, — на греческом языках; этот словарь заключает в себе различные выражения, тонкие синонимы и перифразы, которые встречаются по местам в самом Жилище, с указанием мест, где они попадаются.

IV, Наконец, Сокровищнице служит всеобщий промптуарий, как резерв и дополнение, где собраны полные запасы обоих языков (родного) латинского, а позже латино-греческого), так чтобы не оставалось ничего, чего нельзя было бы найти здесь; причем всё должно быть составлено в строгой соответственности, — чтобы собственное значение выражалось собственным, переносное — переносным, шутливое — шутливым, пословица — пословицей и проч. Ибо невероятно, чтобы язык какого-нибудь народа был беден — до отсутствия в нем достаточного запаса слов, выражений, изречений и пословиц, которые могли бы с разбором быть расположены в порядке и приспособлены к латинскому языку, или не могли бы, по крайней мере, иметь таковой запас, — было бы только уменье подражать и из родственного производить слова и выражения подобные.

25. Такого всеобщего «промптуария» мы до сих пор не имели. Правда, польский писатель Григорий Кнапий издал назначенное для своей нации превосходное творение, появившееся под заглавием: «Польско-латинско-греческое Сокровище»; но и в этом заслуженном труде я не нашел трех вещей: во-первых, далеко не все слова и выражения польского языка включены в него; во-вторых, распределены слова не в том порядке, какой мною только что указан, так чтобы единичное было приноровлено к единичному, собственное — к собственному, фигуральное — к фигуральному, устаревшее — к устаревшему (насколько это выполнимо); чрез что в равной мере обнаружились бы — как особенность и блеск обоих языков, так не менее того — и их богатство. Помянутое сочинение придает к каждому слову и к каждому выражению польского языка таковые же латинские в большом числе; а я желаю, чтоб каждое отдельное слово соответствовало отдельному же, для того, чтобы все тонкости латинских выражений перенести на наш язык: чрез это, — а также если бы перевели некоторые сочинения с латинского языка на родной и наоборот, — можно было бы вполне пользоваться этим запасом слов, как «сокровищницей». В-третьих, я не нахожу в «Сокровище» Кнапия большой тщательности в установлении порядка в выражениях; я хочу именно, чтоб они не были набросаны в кучу, как попало, но располагались по предварительно данной формуле, причем сначала следовало бы излагать простые и повествовательные вещи, потом — более возвышенные, ораторские, затем — еще более выспренние, или сильные и необыкновенно поэтические, и, наконец, — устаревшие формы.

26. Подробные соображения о выработке этого «Всеобщего промптуария» я откладываю до другого времени, равно как рассуждения о специальном способе составления Преддверия, Двери, Жилища и Сокровищницы, для верного достижения главной цели совершенства в языке. Специальное рассмотрение этого предмета принадлежит уже к специальному устройству классов.

Примечания

править
  1. Картинные названия книг Коменского — Преддверие (Vestibulum), Дверь (Janua), Жилище (Palatium), Сокровищница (Thesaurus) — не только соответствуют весьма распространенному в XVII и XVIII стол. обычаю, но стоят также в теснейшей связи со всеми воззрениями Коменского. Далее еще будет речь об этих учебниках. [Место этой сноски в книге не указано. — Примечание редактора Викитеки.]
  2. Equitare in arundine longa, ездить на длинном тростнике, — эти слова заимствованы из Горация. Sat. lib. II, 3, 247.
  3. В переводе Лейтбехера есть еще две фразы, которых нет в амстердамском издании, почему мы и приводим их здесь: «Этот путь есть путь постепенности. Посредством его, если хороши учителя и вспомогательные средства, обучающиеся языкам достигают высшей цели, какая только может быть достигнута».
  4. Из указания чисел — несколько сот слов для «Преддверия» и 8000 для «Входной двери» Бэгер заключает, что Коменский, хотя говорит об учебниках для преподавания языков вообще, но имеет в виду при этом преимущественно латинский язык; немало есть языков, которые далеко не заключают в себе 8000 слов: стоит только вспомнить о еврейском.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.