1) «Теорія предметовъ легка и коротка,—она доставляетъ только удовольствіе; но примѣненіе ея затруднительно и медленно, хотя приноситъ удивительную пользу», говоритъ Вивесъ. Если это такъ, то слѣдуетъ прилежно изыскать способъ, съ помощью котораго юношество могло бы легко быть приведено къ практическому примѣненію вещей, имѣющему мѣсто въ искуствахъ.
2. Искусство предполагаетъ три условія 1) образецъ или идею, заключающуюся въ внѣшней формѣ, которую созерцаетъ художникъ, и которую старается передать какъ можно болѣе точнѣе; 2) вещество, или то, чему должна быть дана новая форма, и 3) орудія, съ помощью которыхъ долженъ быть сдѣланъ предметъ.
3) Теорія же искусства требуетъ, послѣ того какъ даны орудія производства, вещество и образецъ,—1) правильнаго употребленія ихъ, 2) искуснаго руководства и 3) частаго упражненія. То-есть, чтобы ученикъ учился, гдѣ и какъ слѣдуетъ примѣнять то или другое условіе; когда онъ это усвоитъ, то разумно долженъ быть направляемъ, дабы не дѣлать ошибокъ въ работѣ; если же ошибки случатся, то—исправлять ихъ; наконецъ, чтобы, исправляя ошибки и избѣгая ихъ, ученикъ упражнялся дотолѣ, пока не научится работать безошибочно вѣрно и легко.
4. Для выполненія приведенныхъ условій, можно отмѣтить одиннадцать правилъ, а именно: шесть касательно употребленія орудій, три касательно руководства, два относительно упражненія.
5. I. То, что слѣдуетъ дѣлать, должно изучать на самомъ дѣлѣ (практически).
Механики не занимаютъ учениковъ въ изученіи ихъ искусства созерцаніями, но ставятъ ихъ тотчасъ же за работу, для того чтобы они изучали—кованіе при ковкѣ, рѣзьбу при вырѣзываніи, окрашиваніе—при крашеніи, танцы—при танцованіи и проч. Такъ точно и въ школѣ ученики должны научиться письму посредствомъ письма же, разговору—посредствомъ разговора, пѣнію—посредствомъ пѣнія, счисленію—посредствомъ счисленія и проч. Въ этомъ смыслѣ школы суть ничто иное, какъ мастерскія, оживленныя работами. Такимъ образомъ, всѣ испытаютъ на своей собственной успѣшной практикѣ истину выраженія: производя—совершенствуемъ трудъ и себя[1].
6. II. Для всякаго производства должны быть всегда на лицо опредѣленная форма и норма.
Ученикъ долженъ всматриваться въ образцы и подражать имъ, какъ будто ступая по чьимъ-нибудь слѣдамъ. Ибо тотъ, кто еще не знаетъ, что и какъ должно быть сдѣлано, не можетъ творить самъ отъ себя; слѣдовательно, сначала это должно быть ему показано. Въ противномъ случаѣ, было бы жестоко требовать отъ ученика исполненія того, чего ты желаешь, между тѣмъ какъ ученикъ не знаетъ, чего ты желаешь; напр., требовать, чтобъ ученикъ чертилъ прямыя линіи, прямые углы, правильные круги, прежде чѣмъ ты далъ ему въ руки линейку, угломѣръ, циркуль—и показалъ ихъ употребленіе. Итакъ, должно заблаговременно заботиться о томъ, чтобы для всякой работы въ школѣ были на лицо формулы, образцы, эскизы, и при томъ истинные, вѣрные, простые и легкіе—какъ для уразумѣнія, такъ и для подражанія,—будутъ ли это изображенія и модели предметовъ, или прописи и пробы работъ. Тогда не будетъ несправедливымъ требовать—отъ того, кому уже данъ свѣтъ, чтобъ онъ видѣлъ,—отъ того, кто уже стоитъ на ногахъ, чтобъ онъ ходилъ,—отъ того, кто уже владѣетъ инструментами, чтобъ онъ работалъ.
7. III. Употребленіе орудій слѣдуетъ показывать болѣе на самомъ дѣлѣ, чѣмъ на словахъ. Примѣръ лучше правилъ.
Квинтиліанъ[2] сказалъ однажды: «Длиненъ и труденъ путь посредствомъ правилъ коротокъ и успѣшенъ—посредствомъ примѣровъ». Но увы! какъ мало помнятъ обыкновенныя наши школы это указаніе! Предписаніями и правилами, исключеніями изъ правилъ и опредѣленіями исключеній—подлинно заваливаютъ онѣ только что начинающихъ изучать грамматику, и заваливаютъ въ такой степени, что ученики обыкновенно, не понимая предлагаемаго имъ, вмѣсто разумѣнія—начинаютъ тупѣть. Но мы не видимъ, чтобъ механики, напримѣръ, поступали такимъ же образомъ,—чтобъ они своимъ новоучкамъ предлагали такое множество правилъ; напротивъ, они ведутъ ихъ въ мастерскія, заставляютъ ихъ присматриваться къ работамъ, и такъ какъ ученики тотчасъ желаютъ подражать (ибо человѣкъ есть существо охотно подражающее), то даютъ имъ инструменты въ руки и наставляютъ, какъ слѣдуетъ держать ихъ, вертѣть и управлять ими; если случатся ошибки, то мастера указываютъ и исправляютъ ихъ, но все же больше учатъ собственнымъ производствомъ работы предъ глазами учащихся, чѣмъ словами; и практика показываетъ, что подражаніе при этомъ легко и успѣшно. Поэтому, совершенно справедлива прекрасная пословица: «Хорошій образецъ находитъ хорошаго подражателя». Также умѣстно здѣсь и выраженіе Теренція: «Ступай впереди,—я послѣдую за тобой!». Такимъ же образомъ мы видимъ, какъ маленькія дѣти научаются ходить, бѣгать, говорить, играть—единственно только чрезъ подражаніе и безъ тягостныхъ наставленій. Правила дѣйствительно—какъ шипы для умовъ: они требуютъ вниманія и проницательности; съ помощью же примѣровъ—ускоряется развитіе и самыхъ слабыхъ головъ. Одними предписаніями никто и никогда не усвоилъ себѣ какого-нибудь языка или искусства, но только посредствомъ упражненія, даже безъ предписаній.
8. IV. Упражненіе должно начинаться на частяхъ, а не на цѣлыхъ произведеніяхъ.
Строитель научаетъ сначала своего ученика не строенію башень и крѣпостей, но тому, какъ надо держать топоръ, срубать деревья, отесывать бревна, просверливать дыры, вставлять и укрѣплять скобы и проч. И живописецъ не даетъ также съ самаго начала своему ученику рисовать портреты, но онъ научаетъ его сначала—какъ составлять краски, какъ вести кисть, какъ класть штрихи, и только потомъ позволяетъ онъ ему практиковаться на рисованіи, и то на простыхъ эскизахъ, и т. п. И тотъ, кто учитъ ребенка читать, даетъ ему также не все содержаніе книги, но элементы рѣчи (literarum elementa), сначала отдѣльно[3], потомъ въ составленныхъ изъ нихъ слогахъ; далѣе—слова, затѣмъ фразы, и т. д. Поэтому, и обучающемуся грамматикѣ слѣдуетъ давать сначала отдѣльныя слова, которыя онъ долженъ производить, потомъ давать по два слова, которыя онъ долженъ сочетать; далѣе предлагать простыя предложенія, затѣмъ—предложенія двучленныя, трехчленныя; послѣ чего переходить къ строенію періодовъ и наконецъ—къ цѣлой рѣчи. Такъ и въ діалектикѣ—ученики должны сначала изучать вещи и понятія о вещахъ, различая ихъ по родамъ и отличіямъ,—потомъ группировать ихъ по взаимному между собою соотношенію (которое существуетъ взаимно для всѣхъ предметовъ),—опредѣлять и логически раздѣлять понятія; потомъ—оцѣнивать вещи и мысли о нихъ: что, о чемъ, почему говорятъ, и притомъ—существенно или только случайно? Когда ученики въ томъ достаточно упражнялись, можно перейти къ составленію умозаключеній: какимъ образомъ на основаніи извѣстныхъ и принимаемыхъ посылокъ слѣдуетъ выводить неизвѣстное,—и, наконецъ, переходить къ разсужденіямъ или къ полной обработкѣ темъ. Подобнымъ же образомъ можно безъ затрудненія поступать и въ риторикѣ, упражняя сначала ученика нѣкоторое время въ пріисканіи синонимовъ; потомъ научая его придавать эпитеты къ существительнымъ, глаголамъ и нарѣчіямъ, разъясняя ихъ противоположеніями; потомъ, упражняя въ разнообразныхъ перифразахъ, замѣняя собственныя выраженія переносными, научая разлагать связанныя предложенія, для благозвучной правильности,—превращать простыя предложенія въ фигуральныя; и только тогда, когда ученикъ вполнѣ овладѣетъ всѣми этими отдѣльными упражненіями, можно будетъ приступить къ составленію цѣлыхъ рѣчей,—не раньше. Когда такъ постепенно ученики будутъ подвигаться въ какомъ нибудь искусствѣ, то будетъ обезпеченъ быстрый и прочный успѣхъ (основанія сказаннаго подробно изложены въ главѣ XVII, правило 4).
9. V. Первыя упражненія начинающихъ должны производиться надъ знакомымъ матеріаломъ.
9-е положеніе XVII-й главы и въ той же главѣ 6-е дополненіе къ 4-му положенію уже дали намъ это правило. Смыслъ его тотъ, что не слѣдуетъ обременять учащагося вещами, которыя далеки отъ его возраста, отъ его пониманія и его состоянія въ данное время, чтобъ не принуждать его бороться съ призраками. Напр., польскому мальчику (puero polono), учащемуся читать и писать, не должно предлагать латинскихъ, греческихъ или арабскихъ книгъ, но давать написанныя на его родномъ языкѣ, дабы онъ понималъ—что читаетъ. И если мальчикъ долженъ научиться понимать употребленіе правилъ діалектики, то его слѣдуетъ упражнять не на примѣрахъ, заимствованныхъ у Виргилія или Цицерона, или же на примѣрахъ богословскихъ, политическихъ, медицинскихъ,—но на предметахъ понятныхъ ребенку, напр., говорить о книгѣ, объ одеждѣ, о деревнѣ, о домѣ, о школѣ и проч. При этомъ полезно, чтобы тѣ примѣры, которые берутся для объясненія перваго правила, хотя уже извѣстные, удерживались бы и для всѣхъ остальныхъ. Напр., въ діалектикѣ—берется дерево, показываются его родъ, качества, его различія, его характеристическія особенности; опредѣляется его понятіе и логически раздѣляется; потомъ указывается, сколь много различнымъ образомъ можно высказать что-нибудь о деревѣ; наконецъ, показывается, какъ, путемъ извѣстныхъ умозаключеній, изъ того, что до сихъ поръ было высказано о деревѣ, можетъ быть выведено и доказано что-либо другое, и проч. Когда такимъ образомъ на одномъ, другомъ или третьемъ примѣрѣ будетъ объяснено употребленіе правилъ,—ученикъ будетъ въ состояніи весьма легко произвести полное подражаніе и на всѣхъ другихъ примѣрахъ.
10. VI. Подражаніе должно строго держаться предписанной формы; позже оно можетъ быть свободнѣе.
Чѣмъ болѣе при образованіи предмета будутъ держаться его формы, тѣмъ болѣе подходящее и тщательное выраженіе найдетъ себѣ эта форма,—подобно тому, какъ монеты, отчеканенныя однимъ штемпелемъ, вполнѣ схожи одна съ другою, какъ схожи и съ штемпелемъ. Тоже самое бываетъ и съ книгами, печатаемыми буквами; тоже и съ предметами, которые выливаются въ формахъ—изъ воску, гипса, металловъ и проч. Итакъ, насколько возможно, пусть и при другихъ работахъ подражаніе (по крайней мѣрѣ сначала) придерживается непосредственно даннаго образца, пока рука, умъ, языкъ, укрѣпившись, не привыкнутъ свободнѣе двигаться и производить подобное по собственному вдохновенію. Кто, напримѣръ, учится письму, тотъ беретъ тонкую, слегка просвѣчивающую бумагу и налагаетъ на пропись, которую хочетъ списать; такимъ образомъ ему будетъ легко воспроизвести черты просвѣчивающихъ буквъ. Или отпечатываютъ прописи краскою, напр. красною или коричневою, и заставляютъ ученика проводить карандашемъ или перомъ по отпечатаннымъ чертамъ, и пріучаться воспроизводить характеристическія черты по данному образцу. Такъ точно и въ упражненіяхъ въ слогѣ—можно предлагать взятые изъ какого нибудь писателя—фразу, выраженіе, періодъ, и по нимъ производить другіе, возможно болѣе похожіе на образцы. Напр., если сказано: «богатъ средствами», то можно заставить ребенка произвести подражаніе: «богатъ деньгами», «богатъ скотомъ», «богатъ виноградниками» и т. д. Цицеронъ говоритъ: «Эвдемъ, по мнѣнію ученѣйшихъ людей, навѣрное первый въ астрономіи»; въ возможно болѣе вѣрномъ подражаніи можетъ быть сказано: «Цицеронъ, по мнѣнію знаменитѣйшихъ ораторовъ, навѣрное первый въ краснорѣчіи»,—«Павелъ, по мнѣнію всей церкви, навѣрное первый въ апостольскомъ дѣлѣ» и проч. Такъ и въ логикѣ—пусть ученикъ подражаетъ дилеммѣ: «Теперь либо день, либо ночь; но теперь ночь, слѣдовательно теперь не день». Пусть учится ученикъ противопоставлять различныя противоположенія. Напр.: «нѣкто или невѣжественъ, или образованъ; но онъ невѣжественъ,—слѣдовательно не образованъ»; «Каинъ былъ или благочестивъ, или безбоженъ; но Каинъ не былъ благочестивъ», и т. д.
11. VII. Для всякаго подражанія образцы должны быть, сколь возможно, совершенные, дабы тотъ, кто передалъ бы ихъ вполнѣ точно, могъ считаться совершеннымъ въ своемъ искусствѣ.
Ибо—какъ съ помощью кривой линейки никто не можетъ проводить прямыхъ линій, такъ точно, имѣя невѣрный образецъ, нельзя сдѣлать хорошаго подражанія. Итакъ, слѣдуетъ стремиться къ тому, чтобы для всего производимаго, какъ въ школѣ, такъ и во всей жизни, были предлагаемы образцы истинные, вѣрные, простые и легко воспроизводимые,—все равно, будутъ ли это изображенія вещей, картины, рисунки, или предписанія и правила, которыя должны быть возможно болѣе кратки и ясны, сами по себѣ понятны и безъ исключенія вѣрны.
12. VIII. Первый опытъ подражанія долженъ быть въ высшей степени тщателенъ, такъ чтобы ни малѣйшая черта не укланялась отъ образца.
Насколько возможно, это крайне необходимо. Все первоначальное есть какъ бы основаніе для послѣдующаго; если первое прочно, то и все остальное можетъ быть прочно построено на немъ; если первое шатко,—шатается и послѣдующее. И какъ, согласно наблюденію, сдѣланному врачами, болѣзни (vitia) пищеваренія первой ступени не могутъ уже быть исправлены на второй и на третьей, то тоже самое относится и ко всякому отправленію; первыя уклоненія отражаются на всемъ послѣдующемъ. Поэтому, музыкантъ Тимоѳей[4] требовалъ двойнаго вознагражденія отъ тѣхъ учениковъ, которые изучали начальныя основанія искусства у кого-либо другого: онъ утверждалъ, что долженъ употребить на такихъ учениковъ двойной трудъ, заставляя ихъ прежде отвыкнуть отъ того, что они прежде дурно изучили, а потомъ научая ихъ правильно. Итакъ нужно приложить стараніе, чтобъ ученики, посредствомъ тщательнаго подражанія, вполнѣ овладѣвали основаніями своего искуства; ибо какъ только эта трудность будетъ побѣждена, то остальныя устранятся сами собою, подобно тому, какъ городъ, ворота котораго уже попали въ руки нападающаго, не замедлитъ сдѣлаться достояніемъ побѣдителя. Слѣдовательно, должно остерегаться торопливости, чтобы никогда не переходить къ послѣдующему, пока не достаточно прочно усвоено предыдущее. Тотъ, можно сказать, уже спѣшитъ, кто никогда не сворачиваетъ съ пути. И промедленіе, происходящее отъ правильнаго установленія основаній, еще не есть остановка,[5] но прекрасное обезпеченіе легкаго, скораго и вѣрнаго успѣха въ дальнѣйшемъ.
13. IX. Ошибка должна быть исправлена тотчасъ же присутствующимъ учителемъ, присоединяющимъ къ сему наблюденія, которыя мы называемъ правилами или исключеніями изъ правилъ.
Мы показали, что искусства преподаются больше примѣрами, чѣмъ правилами; теперь прибавлю еще: слѣдуетъ присоединять предписанія и правила, которыя давали бы руководящую нить для производства и предупреждали бы каждую ошибку; что совершится, когда будетъ указано, что въ образцѣ заключается сокровеннаго, откуда должно истекать дѣйствіе, куда направляться, какъ подвигаться, и почему что-нибудь должно совершаться такимъ именно образомъ. Только тогда дано будетъ твердое познаніе искусства и обезпечится надежность и вѣрность при подражаніи.
Но эти правила должны быть, сколь возможно, кратки и ясны, дабы какимъ нибудь образомъ они не потеряли значенія; что однажды уже принято, то должно имѣть постоянное значеніе, хотя бы оно впослѣдствіи и было отложено въ сторону; подобно тому какъ для ребенка, который учится ходить, употребляютъ помочи, между тѣмъ какъ позже онѣ уже больше не употребляются.
14. X) Совершенная теорія искусства состоитъ изъ синтеза и анализа.
Что синтезу слѣдуетъ здѣсь отвести больше мѣста, я уже показалъ выше (гл. XVIII, полож. 5), на примѣрахъ природы и механиковъ. Изъ этихъ примѣровъ видно также, что въ большой части случаевъ синтетическія упражненія должны предшествовать. Потому что 1) вездѣ слѣдуетъ начинать съ легчайшаго; но мы легче понимаемъ собственное, чѣмъ чужое. 2) Сочинители съ намѣреніемъ скрываютъ искусство, такъ что ученики, при первомъ взглядѣ, едва въ состояніи и даже вовсе не въ состояніи проникнуть въ него; но они преодолѣютъ это затрудненіе, когда предварительно будутъ упражняться на безъискуственныхъ, но ими самими придуманныхъ вещахъ. 3) Что предполагается постановить на первое мѣсто, то и должно исполнить раньше. Но мы стремимся пробудить въ обучающихся искусству охоту къ новымъ изобрѣтеніямъ, а не только научить пользоваться тѣмъ, что уже готово. (Сравни, что объ этомъ было сказано въ XVIII главѣ, положеніе 5)[6].
15. Однако къ сему должно присоединять тщательные анализы чужихъ изобрѣтеній и твореній. Только тотъ достаточно будетъ знакомъ съ какой нибудь дорогой, кто чаще изъѣздилъ по ней взадъ и впередъ, кто изучилъ всѣ попадающіяся ему здѣсь и тамъ перекрестныя и поперечныя дороги, распутія. Кромѣ того, формы предметовъ такъ различны и безконечно разнообразны, что становится невозможнымъ включить все въ правила и вложить всѣ правила кому-нибудь въ голову. Многимъ даютъ многое; но все только тогда становится нашимъ, когда мы сами все изслѣдуемъ, познаемъ—и, путемъ соревнованія и подражанія, научимся воспроизводить подобное.
16. Итакъ, я желаю, чтобы въ каждомъ искусствѣ для всего, что въ немъ должно быть совершаемо, можетъ совершаться и совершается, были установлены первообразы или образцы, полные и совершенные, и чтобы къ нимъ были присоединяемы указанія и правила, которыя излагали бы методы для всего, что дѣлается, или что должно быть сдѣлано, какъ должно подражать,—давали бы руководство, какъ избѣгать ошибокъ и исправлять сдѣланныя. Потомъ слѣдуетъ давать ученику одни и другіе примѣры, которые онъ въ отдѣльности долженъ принаровлять къ идеямъ искусства—и путемъ подражанія производить подобное. Потомъ можно приступить къ разсмотрѣнію чужихъ произведеній (но только произведеній образцовыхъ художниковъ) и примѣнять ихъ къ только что сообщеннымъ идеямъ и правиламъ,—отчасти для того, чтобы употребленіе послѣднихъ сдѣлать болѣе понятнымъ, отчасти для того, чтобы дать ученику возможность усвоить себѣ искусство скрывать технику[7]. При такомъ продолженіи упражненій, ученикъ будетъ въ состояніи отдавать отчетъ о всякомъ изобрѣтеніи, какъ своемъ, такъ и чужомъ, и имѣть о нихъ правильное сужденіе.
17. XI. Эти упражненія слѣдуетъ продолжать до тѣхъ поръ, пока не постигнется искусство. Ибо только тотъ художникъ, кто вполнѣ мастерски проявляетъ свое искусство.
Примѣчанія править
- ↑ Fabricando fabricamur—это выраженіе едвали можетъ быть передано удобно въ столь же короткихъ словахъ. Fabricari значитъ вообще приготовлять, выковывать, производить что-нибудь изъ дерева, камня и проч.; итакъ эти два слова буквально означаютъ только: куя—куемъ, плотничая—плотничаемъ, строя—строимъ и проч. Подобная мысль, безъ сомнѣнія, едвали стоила бы произнесенія; но эти слова получаютъ другое значеніе, если depoueus fabricamur возьмемъ въ страдательной формѣ и при fabricari будемъ разумѣть образованіе, устроеніе, что совершается двоякимъ образомъ: въ 1-хъ, на матеріалѣ, который обработывается мастеромъ, во 2-хъ на самомъ мастерѣ, при чемъ онъ развиваетъ свои силы, прежде же всего пріобрѣтаетъ умѣнье и искусство. Мы сочли соотвѣтственнымъ тексту выразить эту мысль опредѣленно.
- ↑ Квинтиліанъ,—по рожденію испанецъ, но по воспитанію и жизни римлянинъ,—жилъ во второй половинѣ перваго и въ началѣ втораго столѣтія по Р. Хр., и какъ риторъ, а также какъ учитель краснорѣчія, пріобрелъ себѣ громкую извѣстность.
- ↑ Коменскій здѣсь указываетъ на методъ обученія грамотѣ синтетическій; изъ другихъ сочиненій его извѣстно, что Коменскій держался способа звуковаго. Здѣсь онъ говоритъ лишь о необходимости начинать съ элементовъ рѣчи. Современная методика отдаетъ преимущество аналитическому способу предъ синтетическимъ. Элементы дѣтскаго наблюденія относительно внѣшняго міра заключаются не въ атомахъ и клѣточкахъ,—о которыхъ дѣти и не знаютъ,—ибо не видятъ ихъ, но въ цѣлыхъ отдѣльныхъ предметахъ. Такъ, дитя раньше узнаетъ розу, чѣмъ чашечку, вѣнчикъ и тычинки; кошку—раньше, чѣмъ волоса, глаза, мускулы ея и т. п .; стулъ раньше, чѣмъ спинку, сидѣнье, ножки стула и проч. Точно также онъ узнаетъ раньше фразы и слова, чѣмъ слоги и звуки. Поэтому, лучше начинать съ извѣстнаго ребенку, то-есть съ цѣлой рѣчи, и путемъ разложенія (анализа) переходить къ сложнымъ элементамъ рѣчи—словамъ; далѣе къ слогу и, наконецъ, къ звуку. Коменскій, впрочемъ, и анализу придавалъ важное значеніе, о чемъ онъ говоритъ далѣе.
- ↑ О Тимоѳеѣ, музыкантѣ и поэтѣ изъ Милета, часто упоминается въ классическихъ сочиненіяхъ древности; такъ: у Плутарха, Діодора, Цицерона (Legg. 2, 15, 39), Квинтиліана (2, 3, 3) и у другихъ.
- ↑ Mora и remora—промедленіе и мѣшканіе: и то и другое выражаетъ остановку; послѣднее же остановку, соединенную съ потерею времени.
- ↑ Въ началѣ этого отдѣла Лехтбехеръ приводитъ нѣсколько фразъ, которыя не находятся въ полномъ собраніи сочиненій Коменскаго, и потому, для полноты, приводимъ ихъ здѣсь. Вотъ онѣ: «Синтезъ есть главное дѣло. Каждая вещь и произведеніе искусства представляются намъ въ своемъ синтезѣ. Мы анализируемъ его, стараемся познать его организмъ, и затѣмъ снова его собираемъ, насколько это въ нашей власти, или по крайней мѣрѣ постигаемъ его». Можно предположить, что Коменскій, понявъ сомнительную вѣрность этихъ фразъ, съ намѣреніемъ выпустилъ ихъ изъ полнаго собранія своихъ сочиненій, которое онъ лично редактировалъ.
- ↑ А Ars occultadi artificia: это искусство не давать замѣтить труда и усилій вообще техника въ какомъ-нибудь произведеніи. Чѣмъ выше художникъ и чѣмъ болѣе онъ усвоилъ пріемы своего искусства, тѣмъ съ большею легкостію онъ все производитъ. При игрѣ знаменитыхъ музыкантовъ нельзя замѣтить тѣхъ трудностей, какія они побѣждаютъ,—все кажется легкимъ, непринужденнымъ и естественнымъ.
