ПЕРЕДАВАЯ на Русскій языкъ нѣсколько Бретонскихъ легендъ, предпосылаю имъ замѣчанія Вилльмаркэ объ интересномъ Бретонскомъ повѣрьи, о таинственныхъ Бретонскихъ духахъ, Корриганахъ. Беру эти замѣчанія изъ книги Vicomte Hersart de la Villemarqué, Barzaz Breiz, Chants Populaires de la Bretagne, Paris, 1903.
Главныя сверхъестественныя дѣйствующія лица народной поэзіи Бретани суть феи и гномы.
Наиболѣе общее имя Бретонскихъ фей есть Korrigan, мы его находимъ, хотя въ латинскомъ видоизмѣненіи, въ имени Garrigenae, въ латинскихъ изданіяхъ Помпонія Мелы, и почти безъ измѣненія въ имени Koridgwen, въ поэмахъ древнихъ Галльскихъ бардовъ. У латинскаго писателя это имя означаетъ девять жрицъ или колдуній Армориканскихъ, у Камбрійскихъ же поэтовъ—главную изъ девяти дѣвъ, охраняющихъ водоемъ бардовъ.
Это имя, повидимому, происходитъ отъ слова korr, маленькій, уменьшительное korrik, и отъ gwen или gan, геній [армориканское—kor, валлійское corr, греческое χορος, сравни χουρχι, нимфы, и χουρητες].
Корриганы предсказываютъ будущее; онѣ вѣдаютъ искусство врачеванія неисцѣлимыхъ болѣзней съ помощью нѣкоторыхъ чаръ, которыя, говорятъ, онѣ открываютъ своимъ друзьямъ; находчивыя протеи, онѣ принимаютъ, по прихоти, форму такого-то животнаго; переносятся, во мгновеніе ока, съ одного конца свѣта на другой. Каждый годъ, при возвращеніи весны, онѣ празднуютъ великій праздникъ ночи. Скатерть, бѣлая какъ снѣгъ, разстилается на муравѣ, около водоема; она покрывается сама собою самыми изысканными блюдами; посрединѣ сіяетъ хрустальная чаша, распространяющая такой блескъ, что служитъ вмѣсто свѣтильниковъ. Въ концѣ пиршества эта чаша переходитъ изъ рукъ въ руки; она заключаетъ въ себѣ чудесный напитокъ, одна капля котораго, увѣряютъ, можетъ сдѣлать человѣка столь же мудрымъ, какъ Богъ. При малѣйшемъ шумѣ человѣческомъ все исчезаетъ.
Дѣйствительно, именно около источниковъ наиболѣе часто встрѣчаютъ корриганъ, особенно у источниковъ, находящихся по сосѣдству съ дольменами; онѣ остались ихъ патронессами, въ уединенныхъ мѣстахъ, откуда Пресвятая Дѣва, считающаяся великой ихъ врагиней, не изгнала ихъ. Бретонскія преданія приписываютъ имъ великую страсть къ музыкѣ и къ красивымъ голосамъ, но они не заставляютъ ихъ плясать, какъ Германскія преданія. Народныя пѣсни всѣхъ народовъ изображаютъ ихъ расчесывающими бѣлокурые свои волосы, къ которымъ, повидимому, онѣ относятся съ особеннымъ тщаніемъ. Ростъ ихъ—ростъ другихъ Европейскихъ фей; не болѣе двухъ футовъ вышины. Тѣло ихъ, великолѣпно сложенное, такъ же воздушно, деликатно и прозрачно, какъ тѣло осы: у нихъ нѣтъ никакого убора, кромѣ бѣлаго покрова, который онѣ какъ шарфъ овиваютъ вокругъ себя. Ночью краса ихъ въ полномъ блескѣ; днемъ же видно, что у нихъ бѣлые волосы, красные глаза и морщинистое лицо: онѣ и показываются лишь ночью и ненавидятъ свѣтъ. Все въ ихъ существѣ указываетъ на падшій разумъ. Бретонскіе крестьяне увѣряютъ, что это великія царевны, которыя не пожелали принять христіанство, когда апостолы пришли въ Арморику, и были поражены проклятіемъ Бога. Валлійцы видятъ въ нихъ души друидессъ, осужденныхъ претерпѣть покаяніе.
Вездѣ ихъ считаютъ исполненными страстной ненависти къ духовенству и къ религіи, смѣшавшей ихъ съ духами тьмы, что̀, повидимому, ихъ весьма раздражаетъ. Видъ рясы, звукъ колокола—обращаетъ ихъ въ бѣгство. Народныя сказки всей Европы, впрочемъ, должны, какъ кажется, подтвердить священническое вѣрованіе, сдѣлавшее изъ нихъ духовъ злокозненныхъ. Въ Бретани, ихъ дыханіе смертельно; въ Валлисѣ, въ Ирландіи, въ Шотландіи и въ Пруссіи, онѣ причиняютъ сглазъ; каждый, кто возмутилъ воду ихъ источника, или засталъ ихъ въ то время, какъ онѣ расчесываютъ свои волосы, либо считаютъ свои сокровища близь своихъ дольменовъ (ибо онѣ тамъ, говорятъ, скрываютъ золотыя копи и алмазныя), почти достовѣрно обреченъ на гибель, особливо если это въ субботу, день посвященный Пречистой Дѣвѣ, имъ ненавистный.
Почти всѣ Европейскія преданія приписываютъ имъ также опредѣленную наклонность воровать человѣческихъ дѣтей. Это вѣрованіе, какъ всѣ вѣрованія, касающіяся фей, должно основываться на какомъ-нибудь дѣйствительномъ событіи; быть можетъ на хорошо извѣстныхъ обыкновеніяхъ колдуній и цыганокъ: феи составляютъ ужасъ для крестьянки долинъ Одера, какъ и для крестьянки Арморики. Эта послѣдняя препоручаетъ своего младенца попеченію Пресвятой Дѣвы, вѣшая вокругъ его шеи четки, предохранительное средство противъ всякаго рода злокозненныхъ существъ. Не однѣ, впрочемъ, корриганы воруютъ дѣтей; въ этомъ обвиняются также и морганы, или водные духи, также женскаго пола: онѣ, говорятъ, увлекаютъ на дно морей или прудовъ, въ свои золотые и хрустальные дворцы, тѣхъ, кто неосторожно приходитъ играть близь ихъ водъ.
Цѣль ихъ, воруя дѣтей, возродить проклятый свой родъ. Такъ говорятъ крестьяне. Именно поэтому также онѣ любятъ соединяться съ мужчинами: чтобы достичь этого, онѣ нарушаютъ всѣ законы стыдливости, какъ Галльскія жрицы.
Существа, которыя онѣ подмѣниваютъ иногда вмѣсто дѣтей человѣческихъ, также суть отпрыски расы карликовой и считаются ихъ порожденіемъ; какъ онѣ, существа эти называются корръ, коррикъ, и корриганъ, или корригана. Ихъ называютъ также корнандонъ, гвазиганъ, и дузъ. Этотъ послѣдній, шаловливый домовой, былъ отцомъ Мерлина, онъ былъ древнимъ божествомъ, обожавшимся въ графствѣ Йоркскомъ Бретонцами, весьма его опасавшимися, ибо они считали, что дузъ можетъ захватывать женщинъ врасплохъ во время ихъ сна.
Могущество карликовъ то же, что и фей, но ихъ ликъ совершенно отличный. Отнюдь не будучи ни бѣлыми, ни воздушными, они обыкновенно черны, волосаты, противны, и приземисты; руки ихъ вооружены кошачьими когтями, а ноги козлиными копытами; лицо у нихъ морщинистое, волосы въ завиткахъ, глаза впалые и маленькіе, но блестящіе, какъ карбункулъ; голосъ глухой и сломанный возрастомъ. Они всегда носятъ на себѣ большую кожаную мошну, говорятъ, полную золота, но тѣ, которые ее уворовываютъ, ничего въ ней не находятъ, кромѣ грязнаго конскаго волоса, шерсти, и пары ножницъ. Это хозяева дольменовъ; считается, что это они ихъ выстроили; ночью они пляшутъ кругомъ, при свѣтѣ звѣздъ, припѣвъ круговой ихъ пляски былъ «Понедѣльникъ, вторникъ, среда», позднѣе они прибавили «четвергъ и пятница»; но конечно остереглись доходить до субботы, и особенно до воскресенья,—дни зловѣщіе для нихъ, какъ и для фей. Горе запоздавшему путнику, который пройдетъ мимо! Онъ будетъ увлеченъ въ кругъ и долженъ будетъ плясать, иногда до тѣхъ поръ, пока не настанетъ смерть. Среда ихъ праздничный день; первая среда въ мѣсяцѣ Маѣ—годовой ихъ праздникъ; они празднуютъ этотъ день съ великими ликованіями, пѣснями, плясками, и музыкой.
Бретонцы, такъ же какъ Валлійцы, Ирландцы, и горцы Шотландіи, считаютъ карликовъ фальшивыми монетчиками и чрезвычайно ловкими кузнецами. Невидимыя свои мастерскія они прячутъ въ глубинѣ своихъ каменныхъ гротовъ. Это они начертали кабалистическіе знаки, что находятъ выгравированными на многихъ Кельтійскихъ памятникахъ въ Морбиганѣ, и особенно на Гавр-инисѣ, или на островѣ Гиганта: кто сумѣетъ разобрать ихъ надписанія, тотъ узнаетъ всѣ мѣста края, гдѣ скрываются клады.
Карлики суть колдуны, вѣщуны, пророки, и маги. Они могутъ говорить какъ ихъ братъ Альвисъ, въ «Эддѣ»: «Я былъ вездѣ и знаю все». Юныя дѣвушки весьма ихъ боятся, хотя ихъ рѣзвость уже не такъ теперь опасна, какъ во времена Мерлина. Крестьянинъ вообще боится ихъ меньше, чѣмъ фей: онъ охотно надъ ними издѣвается и смѣется, если день на дворѣ, и если онъ благоразумно окропилъ себя святой водой; онъ приписываетъ имъ ту же ненависть къ религіи, что и феямъ; но это недоброжелательство принимаетъ скорѣе характеръ лукавый и комическій, нежели злой. Говорятъ по этому поводу, что съ наступленіемъ ночи видали, какъ въ круговой пляскѣ, съ многократными взрывами дьявольскаго смѣха, они свершали, наполовину серьезные, наполовину шутовскіе, но всегда очень кощунственные и циническіе, обряды, у подножья крестовъ, что стоятъ на распутіяхъ.
Таковъ, по современнымъ преданіямъ, ликъ Бретонскихъ карликовъ; многія изъ ихъ чертъ—общія у нихъ съ геніями другихъ народовъ, особенно съ Куретами и Карикинами, культъ которыхъ, завезенный безъ сомнѣнія Финикійскими мореплавателями, существовалъ еще въ Галліи и на островѣ Британіи, въ третьемъ вѣкѣ христіанской эры.
Итакъ миѳологія Финикійская приводитъ насъ къ миѳологіи Кельтійской; каринины и куреты Азійскіе—къ корриганамъ и корредамъ Бретонскимъ.
Древніе барды, знакомя насъ съ богиней Коридгвенъ, соединяютъ ее съ таинственнымъ существомъ, имѣющимъ много сходства съ Бретонскими карликами. Они называютъ его Гвіонъ, духъ, и прозываютъ пигмеемъ. Онъ блюлъ однажды мистическій сосудъ, содержавшій влагу угаданья и вѣдѣнія, сосудъ напоминающій разительнымъ образомъ чашу Куретовъ (смотри Страбонъ, 10, и Діодоръ Сицилійскій, 4). Три кипящія капли упали ему на руку, онъ поднесъ ее ко рту, и внезапно будущее и всѣ тайны міра разоблачились передъ нимъ. Разгнѣванная богиня хотѣла предать его смерти, онъ убѣжалъ, и, чтобъ ускользнуть окончательно, превращался поочереди въ зайца, въ рыбу, въ птицу, она же превращалась въ левретку, въ выдру, и въ коршуна; но геній имѣлъ роковое вдохновеніе превратиться въ пшеничное зерно, богиня внезапно превратилась въ черную курицу, проницающимъ окомъ своимъ нашла его въ кучѣ зерна, куда онъ пріютился, схватила клювомъ, проглотила, и тотчасъ зачавши, черезъ девять мѣсяцевъ родила очаровательнаго ребенка, который сталъ зваться Таліэзинъ, имя общее главарямъ бардовъ и Бретонскихъ колдуновъ.
Чудесная влага магическаго сосуда называется у бардовъ вода Гвіона. Островъ Альвіонъ, или Гвіонъ, и Альбіонъ, отсюда беретъ свое названіе. Цезарь говоритъ, что островные Бретонцы весьма почитали Гвіона, онъ имѣлъ отображеніе въ многочисленныхъ идолахъ, они почитали въ немъ изобрѣтателя словесности, поэзіи, музыки, всѣхъ искусствъ. Отплывая въ торговое, или иное, путешествіе, они призывали его благословеніе на предстоящее странствіе.
Заканчиваю это повѣствованіе о призракахъ народной поэзіи Бретани своимъ пѣснопѣньемъ «Корриганы», которое, опираясь на народное Бретонское повѣрье, не есть лишь его пересказъ.
Закурилися туманы |
Ходятъ вдоль межи, и тоже— |
Долина Березъ
Идемъ, идемъ, идемъ, идемъ, идемъ, идемъ, на бой! |
Насѣдку соколъ задушилъ, |
|
|
— Скажите юная супруга, |
|
1.
Рано вѣнчалися Наннъ и она, |
|
— Матушка, сдѣлай постель мнѣ мою. |